Текст книги "На Севере дальнем"

Автор книги: Николай Шундик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

ПОДВИГ МАЛЬЧИКОВ

В поселок Кэймид пришел индеец Шеррид. Остановился он у своего старого друга Гоомо.

Сидя у костра, Шеррид смотрел воспаленными от бессонницы глазами на огонь. В зубах у него была длинная дымящаяся трубка.

Много горя было за спиной у Шеррида. Уже с детства ему пришлось быть изгнанником. Американцы угоняли его племя из родных мест все дальше и дальше на север, на бесплодные, суровые земли. Индейцы гибли. У Шеррида никого не осталось из родных. Отец Шеррида, вождь племени, покончил с собой, когда его насильно угнали американцы в какой-то город, пытаясь сделать из него балаганного актера. Предприимчивые янки хотели заработать на нем большие деньги. Шутка сказать – вождь индейского племени в своем индейском наряде показывает на подмостках балагана сцены из былой вольной жизни!

Шеррид попал на Аляску, будучи юношей. Но не было покоя ему и здесь, на этой суровой земле. Много миль прошел пешком Шеррид по Аляске. Он бывал в городах Джуно и Ном, на берегах рек Тананы и Юкона, в мрачных горах Святого Ильи. Однажды судьба его забросила на остров Кодьяк. А теперь Шеррид жил в одном из соседних поселков, недалеко от Кэймида, занимался охотой и рыболовством. Недавно у него умерла жена. Единственным его утешением была восьмилетняя дочь Лойя.

Уходя на охоту, Шеррид оставлял свою дочку одну дома, и она была отличной хозяйкой. Но недавно Шеррид, вернувшись домой, нашел свою хижину пустой. Весь поселок и его окрестности обшарил Шеррид, но Лойи не нашел. Обезумев от горя, он бросился в соседние поселки. Поиски были безрезультатны. Но вот вчера Шерриду сказали, что в его отсутствие, в день исчезновения Лойи, в поселок приходил из Кэймида американец Кэмби и никто не видел, когда американец ушел.

– Кэмби! Кэмби! – воскликнул Шеррид. – Возможно, это он похитил мою дочь?!

Не раздумывая, Шеррид отправился в Кэймид. Ночью он долго ходил вокруг дома Кэмби. Откормленные собаки рвались с цепи, лаяли до хрипоты. И как раз тогда, когда Шеррид хотел проникнуть во двор, на крыльцо вышел сам Кэмби и крикнул в темноту:

– Эй, кто там лезет? Убирайся прочь, или я продырявлю твою безмозглую голову!

Шеррид прижался к забору. Собаки по-прежнему рвались с цепи. Кэмби вскинул винчестер и разрядил в воздух все девять патронов.

«Надо подождать до утра», – решил Шеррид и бесшумно, как это может сделать только индеец, ушел прочь от усадьбы Кэмби.

И вот сейчас, сидя у костра в яранге Гоомо, Шеррид мучительно думал о том, как ему проверить, нет ли его дочери в доме Кэмби. Но измученное бессонницей лицо его было непроницаемым.

На индейце не было того живописного наряда, разукрашенного пестрыми птичьими перьями и цветными ракушками, какой носили когда-то его предки. Он был одет в сильно поношенную меховую куртку и брезентовые штаны. На ногах у него были эскимосские торбаза из нерпичьей шкуры.

В ярангу вошел с арканом в руке Гоомо. Шеррид осмотрел его могучую фигуру и, грустно улыбнувшись, сказал:

– Не было бы у Кэмби оружия, сейчас пошли бы мы с тобой к нему вдвоем и дознались бы, кто похитил Лойю.

Чочой насторожился.

В это время в ярангу вошел Том. Чочой кинулся к нему навстречу, схватил его за рукав и вывел на улицу:

– Послушай, Том, не показалось ли тебе вчера, когда мы были там, в складе, что в углу, около кровати Дэвида, был закрыт одеялом человек?

– Да-да, мне показалось...

Чочой минуту помолчал, потом отвел Тома еще дальше от яранги и таинственно зашептал:

– Сейчас мы с тобой должны проверить, человек ли это был и что за человек. У индейца Шеррида дочь исчезла. Возможно, это она там была.

Возбуждение Чочоя передалось Тому. Во что бы то ни стало помочь индейцу Шерриду найти его дочку – вот что сейчас занимало мальчиков.

– Надо сказать ему о том, что мы видели вчера... – предложил Том.

– Но меня дядя будет ругать за то, что мы лазили в склад шамана, – возразил Чочой.

Том нахмурился:

– Да. Дядя будет тебя ругать, это верно.

– Но Шерриду все же надо рассказать о том, что мы вчера видели, – твердо решил Чочой. – Надо предупредить его, чтобы он не уходил из поселка. Возможно, его дочь удастся спасти, а без отца как же она убежит отсюда?

– Спасти? – переспросил Том. – Да-да, надо ее спасти, – решительно добавил он, еще не представляя себе, как это сделать.

Мальчики вошли в ярангу. Глянув в окаменевшее лицо индейца, Чочой подсел к нему, положил на его колено руку и вдруг сбивчиво, быстро начал рассказывать о том, что они видели в складе шамана Мэнгылю.

Лицо индейца оживилось. Он вытащил изо рта трубку, мгновенно встал на ноги и весь превратился в слух и внимание. Гоомо изумленно смотрел на мальчиков. К удивлению Чочоя, он не спросил, зачем они очутились в складе.

– Придется тебе, Чочой, еще раз полезть в склад Мэнгылю. Если девочка действительно у сыновей Кэмби, тогда мы с Шерридом подумаем, как ее освободить, – сказал Гоомо.

Индеец опустился на корточки возле Чочоя:

–  Шеррид долго помнит сделанное ему зло, но Шеррид еще дольше помнит сделанное ему добро. Шеррид не останется в долгу!

–  Пошли, Том! – позвал Чочой.

Индеец положил свои руки на головы мальчиков, посмотрел им в глаза и, чуть кивнув головой, тихо промолвил:

–  Пусть будет вам удача!

В склад шамана Мэнгылю мальчики попали точно так же, как и в первый раз. Теперь он не казался им таким таинственным и страшным, как прежде.

Еще не подойдя к перегородке, они услыхали голоса Адольфа и Дэвида. Жесть, которую вчера оторвал Дэвид, осталась неприбитой.

Подкравшись к щели, Чочой и Том сразу увидели сидящую в углу худенькую девочку-индианку с огромными неподвижными глазами. Лицо девочки выражало презрение и даже отвращение к братьям Кэмби, которые в эту минуту занимались странной игрой.

На кровати Дэвида лежал Адольф, а Дэвид, склонившись над ним, прикладывал свой нос к носу старшего брата и с шумом втягивал в себя воздух.

–  Ничего не получается! – рассердился он и взял в руки журнал «Лайф». – Тут же ясно описано, что нужно одному играющему вложить папиросную бумагу в ноздрю, а второму играющему попытаться путем энергичного вдыхания через нос втянуть ее в свою ноздрю.

–  Мы же так и делаем, – отозвался Адольф, дотрагиваясь пальцами до своего мясистого носа.

–  Дай-ка я лягу на кровать, а ты будешь, как тут говорится, энергично вдыхать через нос, – предложил Дэвид.

Братья поменялись местами.

Долго возились они, чертыхаясь, и, видимо, не удовлетворенные результатами игры, уселись на кровати красные, потные, с выражением апатии и пресыщения на лицах.

–  Все это очень и очень противно, – сказал Адольф. – И какой только идиот поместил описание этой игры в журнале «Лайф»!

–  Не так противно, как скучно. – Дэвид поморщился и, посмотрев пристально на девочку-индианку, почти вплотную подошел к ней. – Ну, чего так смотришь, а? Видно, смешно тебе показалось, как мы забавлялись новой игрой?

–  Не столько смешно, сколько противно, – ответил за девочку Адольф. – Если бы было смешно, она смеялась бы.

–         Ну, ты сейчас начнешь свое благородство показывать. – Дэвид повернулся к брату. – И какой же ты, Адольф, нудный человек! Всегда все ругаешь, возмущаешься, плюешься – и, однако, делаешь то же самое, что и другие. Одним словом, ханжа!

–   Не понимаю, зачем отец эту девочку взаперти держит? – желая перевести разговор на другую тему, сказал Адольф.

–   Да говорит, что этот бродяга Шеррид изрядно задолжал ему и теперь сюда не показывается. Так вот, почтенный родитель придумал способ затянуть индейца к нам в поселок.

–   И он, кажется, добился своего. Сегодня я видел Шеррида здесь.

В это время дверь открылась, и на пороге показался Кэмби с каким-то свертком в руках.

Чочой поежился от страха, а Том прикрыл рот рукой, словно боясь, что Кэмби услышит его дыхание.

Мистер Кэмби не видел еще сыновей со вчерашнего дня. Он минуту с недоумением смотрел то на младшего, то на старшего сына, удивленный нелепыми их прическами, а потом строго спросил:

–   Это еще что такое?

Дэвид сел на кровать, с независимым видом заложил ногу за ногу и сказал, улыбаясь:

–   Это новые прически, отец! Прически по последней моде, признанной золотой молодежью Америки. Вот, можешь убедиться: об этом пишут в журнале «Лайф». Даже фотографии помещены.

–   Да это мы пошутили. Сегодня совсем сострижем волосы. – Адольф конфузливо потер рукой голое темя.

Рассмотрев фотографии в журнале и прочитав текст под ними, Кэмби еще раз окинул взглядом своих сыновей.

–   Ну что ж, к новым вашим прическам очень пойдет новый наряд! – наконец воскликнул он.

С этими словами Кэмби заговорщически подмигнул сыновьям и развернул два белых балахона с капюшонами.

–   Нате, меряйте, привыкайте! Готовьтесь к посвящению в ку-клукс-клан!

–   Что? Ты хочешь, чтобы мы стали куклуксклановцами? – изумился Адольф, почти со страхом глядя на белый балахон.

–   А разве ты против этого? – после некоторого молчания спросил мистер Кэмби. Голос его прозвучал угрожающе.

–   Нет! Что угодно, только не это! – с решительностью, которая озадачила даже Дэвида, заявил Адольф.

– Ты что? – Мистер Кэмби тяжело ступил вперед. – Быть может, там, в своем колледже...

Он не докончил. Ему было страшно подумать, что его сын мог заразиться в колледже опасными идеями.

– Напрасно, отец, так волнуешься, – флегматично заметил Дэвид. – Ты плохо знаешь Адольфа. Он выполнит обряд посвящения. Это так же верно, как и то, что сегодня после вечера наступит ночь.

Адольф зло посмотрел на брата, хотел сказать что-то, но мистер Кэмби миролюбиво перебил его:

– Ну ничего, ничего... Не будем зря терять время. Мне очень некогда. Я хочу предупредить вас, чтобы вы не выпустили вот эту птичку. – Мистер Кэмби указал на девочку-индианку, которая с его приходом, забившись как можно плотнее в угол, закрылась одеялом. – Я хочу, чтобы этот бродяга Шеррид как следует поволновался, тогда он станет сговорчивей и припомнит все свои долги.

Хлопнув Адольфа по длинной спине, мистер Кэмби снова добродушно подмигнул ему и направился к выходу.

– Поручи кому-нибудь как следует заделать вот эту стену, – угрюмо обратился Адольф к отцу, – а то запах оттуда идет такой, что тошно.

– Хорошо, хорошо, сделаю, – пообещал мистер Кэмби и скрылся за дверью.

Адольф закурил сигарету, бросил спичку под ноги Дэвиду:

– Если ты, Дэвид, еще будешь в подобном тоне говорить обо мне, то...

– Ах, оставь, пожалуйста, все это! – перебил брата Дэвид. – Лучше померяем эти дурацкие балахоны. Не думаю, чтобы в них было удобно, но зато в этом наряде у нас будет дьявольски страшный вид. Не ты ли еще совсем недавно сказал: «Что касается негров, то тут я беспощаден»? А ты же знаешь, как боятся негры этих белых балахонов!..

– Можешь надевать, а я ни за что не надену! – упрямо повторил Адольф и отвернулся от брата.

– Наденешь, – спокойно возразил ему Дэвид.

Нарядившись в балахон, он посмотрел в зеркало, сделал несколько воинственных поз и, повернувшись к девочке, сказал:

– А ну-ка, встань, посмотри на меня!

Девочка еще плотнее прижалась к стене. Дэвид, грубо дернув ее за руку, поставил на ноги.

Приникший к щели в перегородке Чочой крепко вцепился рукой в плечо Тома:

– Что-то делать надо, а?

Том встал и осмотрелся вокруг, словно надеясь найти кого-нибудь для помощи.

А девочка гордо подняла голову и посмотрела на Дэвида ненавидящим взглядом. Тонкие ноздри ее сухощавого носа вздрагивали.

– А ты обрати внимание, как она, черт побери, смотрит! – возмутился Адольф. – Меня бесит, если такой взгляд они бросают на нас только вскользь, незаметно, а это...

Адольф не договорил, не находя подходящего выражения. Схватив стул, он сел на него верхом и, облокотившись на спинку, уставился на девочку злыми глазами.

– Так ты что, не боишься, а?

– Ну что ж нам делать? – Чочой снова вцепился рукой в плечо друга.

– Давай стучать кулаками об жесть! —Том замахнулся кулаком.

– Не надо! Так мы все дело испортим.

Быстро осмотрев складское помещение, Чочой остановил свой взгляд на ящике с шаманскими масками и вдруг прошептал радостно:

– Маски!..

Мальчики бесшумно подбежали к ящику, открыли его, быстро выбрали маски пострашнее. Чочой надел на себя маску с одним глазом на лбу, с рогами и длинной черной бородой, закрывавшей почти все его туловище, Том – огромную маску диковинной птицы, отчего стал намного выше собственного роста.

Не сговариваясь, они что было силы толкнули полуоторванный еще вчера Дэвидом железный лист и в то же мгновение очутились перед глазами братьев Кэмби.

От неожиданности Дэвид так испугался, что, сорвав с лица капюшон, неуклюже попятился назад. Споткнувшись, он бросился сломя голову из склада. Адольф в одно мгновение скрылся вслед за братом.

Девочка с недоумением и страхом смотрела на своих спасителей. Мальчики подняли маски.

– Бежим с нами! – схватил ее за руку Чочой.

Девочка последовала за ними в шаманский склад. С лихорадочной поспешностью водворив маски на старое место, мальчики устремились к окну.

– Лезь туда, вверх!– Том подсадил девочку.

...Опомнившись от страха, Адольф и Дэвид не очень решительно заглянули в свой «боевой штаб». Там уже было пусто.

– Ничего не понимаю!—сказал Дэвид. – Кто-то зло подшутил над нами.

– Ты думаешь, что это... были люди?

– А что ж, по-твоему, – перебил брата Дэвид, – это были настоящие черти, что ли? Вот я им задам! Они сейчас где-нибудь в этом вонючем складе.

Дэвид отогнул жесть и с трудом пролез в склад Мэнгылю. Адольф, потоптавшись в нерешительности, последовал за ним.

Сыновья Кэмби осмотрели весь склад, но никого не обнаружили.

– Ничего не понимаю! – разводил руками Дэвид. – Дверь на замке, разве только в окошко выбрались?

– Но оно же маленькое, – возразил Адольф. – Там только дети могут пролезть.

– Это верно, – согласился Дэвид.

О том, что их перепугали Чочой и Том, сыновьям Кэмби не приходило и в голову.

В это время в яранге Гоомо девочка-индианка, обхватив отца за шею худенькими ручонками и уткнувшись лицом в его грудь, горько плакала. Шеррид гладил ее по голове и приговаривал:

– Не плачь, моя Лойя, не плачь. Теперь ты уже со мной... да-да, со мной... Запомни этих двух мальчиков – Чочоя и Тома. Это настоящие мужчины!

Индеец Шеррид ушел с дочерью из поселка Кэймид. На прощанье он сказал, что на другой же день уйдет из своего селения, чтобы уже никогда не нашел его американец Кэмби.

...Шаман, вернувшись домой, с изумлением узнал, что произошло в его складе. Он немедленно отправился в склад и вместе с мистером Кэмби тщательно осмотрел его. Недоумению Мэнгылю не было границ. В складе все было на месте, все лежало и висело так же, как и много лет подряд.

– Может, у тебя, в конце концов, где-нибудь потайная дверь появилась? – выходил из себя Кэмби.

– Да нет, у меня всего одна дверь, вы же знаете, – растерянно оправдывался Мэнгылю.

Мистер Кэмби плюнул и ушел прочь.

«Какие-то коварные духи завелись в моем складе», – сделал вывод шаман и, схватив бубен, принялся колотить в него, выгоняя из склада непрошеных гостей.

А мистер Кэмби ходил в это время по ярангам и по хижинам эскимосов, пытаясь дознаться, кто перепугал его сыновей и увел девочку-индианку. Эскимосы и чукчи смотрели на него с искренним недоумением и отвечали, что они поражены этой новостью.

СТРАННЫЙ АМЕРИКАНЕЦ

Еще долго ходили разговоры о происшествии, случившемся в складах шамана Мэнгылю и мистера Кэмби. Чочой и Том прислушивались к этим разговорам, заговорщически перемигивались и незаметно посмеивались над сыновьями Кэмби.

– А у Дэвида глаза выпучились, волосы, которые еще на затылке остались, дыбом встали! А бежал-то он как!..

Стараясь изобразить страшно перепуганного человека, Том смешно таращил глаза, широко расставлял руки и бросался бежать сломя голову. Чочой покатывался со смеху и, в свою очередь, начинал показывать, как испугался Адольф.

–Пойдем послушаем, что эскимосы говорят о страшных чудовищах, которые перепугали Адольфа и Дэвида, – сверкая белозубой улыбкой, как-то предложил товарищу Том.

– Пойдем послушаем! – согласился Чочой.

Но в этот день никто из эскимосов и чукчей о страшных чудовищах не говорил. Всюду речь велась об одном: нерпа ушла от берегов, очень мало рыбы в реках, в хижинах нет еды, голод отнимает у людей силы, голод отнимает жизнь.

Чочой и Том угрюмо слушали эти разговоры и чувствовали, как их самих гложет голод.

– Отец мой тоже ничего за последние дни заработать не может, – тоскливо промолвил Том, – а есть сильно хочется.

Мальчики вяло поднялись на ноги и зашли еще в одну хижину.

– Здесь дочь старика Таичи живет. У нее недавно муж умер, – сказал Чочой.

Внутри хижины на нерпичьей шкуре сидела очень худая женщина в изорванной ватной куртке и в таких же изорванных ватных штанах. Рядом с ней сидел ребенок лет четырех. Крупная голова его, казалось, чудом держалась на тоненькой шейке. На худом и прозрачном лице, не по-детски серьезном, особенно заметны были широко открытые, немигающие глаза.

Когда в хижину вошли мальчики, ребенок с трудом повернул в их сторону голову. По лицу его пробежала едва уловимая тень оживления. Том подсел к малышу и сказал, не в силах оторвать взгляда от его тоненькой шеи:

– Темно здесь. На солнце пойди. Сегодня день теплый, солнечный.

Женщина печально улыбнулась гостям и, прервав на время выделку нерпичьей шкуры, сказала:

– Разве вы не знаете, что ножки у моего Тотыка не ходят? Вот взяли бы его с собой, отнесли бы на зеленую травку, где ягода есть, поиграли бы с ним.

– Поиграешь с нами? – Чочой наклонился к Тотыку.

Ребенок кивнул головой, доверчиво протянул ручонки.

Бережно несли Тотыка по очереди Чочой и Том. Усадив мальчика на лужайке, они попытались занять его какой-нибудь игрой. Тотык изумленно смотрел вокруг широко раскрытыми глазами, личико его постепенно оживлялось. А когда совсем близко возле него уселась пестрая бабочка, он засмеялся, потянулся к ней ручонками.

– А какой он веселый стал, – тихо сказал Том, глядя на Тотыка. – Вот бы ножки ему здоровые, чтобы побежать как следует...

Положив вокруг Тотыка зеленую траву и цветы, мальчики пошли искать ягоды.

– Давай в счастливую жизнь играть! – вдруг предложил Том.

– А как? – спросил Чочой.

– Да вот пойдем ягод нарвем, только есть сначала не будем. Много-много нарвем морошки, клюквы. Потом к Тотыку все это принесем, станем есть и все время будем думать, что мы едим лепешки. И Тотыка хорошо накормим...

– Да, вот бы нам сейчас лепешек таких, какие однажды мы с тобой пекли! – сказал Чочой. – Я бы ничего другого всю жизнь не хотел, только бы такие лепешки всё ел и ел...

– Ну вот, давай будем думать, что не ягоды едим, а лепешки. Скорее идем, а то Тотык без нас скучать станет, – заторопился Том.

Уговор мальчики соблюдали строго: они не съели ни одной ягодки, пока не вернулись к Тотыку.

Заметив ягоды, Тотык потянулся к ним ручонками, потерял равновесие и упал на бок. Чочой поднял его, поставил перед ним свой летний малахай, наполненный морошкой и клюквой. Набирая дрожащими ручонками ягоды, Тотык жадно подносил их ко рту. И мальчики, наблюдая за ребенком, совсем забыли, что собирались играть в счастливую жизнь.

– Как бы у него не разболелся живот! – забеспокоился Том.

– Да, от ягод может заболеть живот.

Но никто из них не решался отнять у Тотыка малахай с ягодами.

Неожиданно сзади себя ребята услыхали чьи-то тяжелые шаги. Оба мигом повернулись и увидели незнакомого человека.

– Американец! – испуганно шепнул Тому Чочой.

Не будь с ними Тотыка, мальчики не замедлили бы подняться с места, чтобы избежать встречи с неизвестным белолицым человеком.

Американец был высокий, сутулый, с худым, болезненным лицом. Изорванный синий комбинезон его был измазан глиной, стоптанные башмаки перевязаны проволокой. Подойдя к мальчикам, он слабо улыбнулся, снял с плеч котомку и устало опустился на землю.

–  Ну что, дорогие мои, пасетесь? – спросил он надтреснутым голосом.

Пристальным взглядом посмотрел американец на Тотыка и прошептал потрескавшимися губами:

–  Бог ты мой, неужели и мои дети сейчас вот так же выглядят, как этот измученный ребенок?

Долго тянулось молчание. Чочой и Том с затаенным страхом не очень дружелюбно разглядывали непрошеного гостя. Американец заметил это.

–  Эх, милые дети, – печально промолвил он и вдруг улыбнулся широкой, мягкой улыбкой, – у меня там, в Чикаго, такие же, как вы, сынишки остались. Такие же, как вы, худенькие, оборванные, такие же, как вы, голодные...

И от этой улыбки, от слов этих у мальчиков как-то сразу пропала враждебность к незнакомому человеку. Им стало жаль его.

–  Ешьге, ешьте эти ягоды, вы, наверное, очень голодны! – с готовностью предложил Том, поднимаясь на колени.

–  Спасибо, дорогой мой. – Американец дотронулся до головы Тома огромной шершавой рукой. – Но сможете ли вы еще насобирать себе столько ягод?

–  Мы сможем, сможем! – поспешил заверить гостя Чочой.

Американец запрокинул голову, чтобы высыпать ягоды из горсти в рот. Кадык на его сморщенной шее стал еще больше, еще острее.

Медленно пережевывая кислые ягоды, американец все смотрел и смотрел на Тотыка.

–  Ножки у него не ходят, есть ему нечего, – угрюмо объяснил Чочой, вытирая рукавом своей изорванной кухлянки вымазанное ягодным соком личико Тотыка.

–  Ножки не ходят, – повторял американец, горестно качая головой, – ножки не ходят...

–  У него отец недавно умер, мама тоже больная, – рассказывал Том, подвигая гостю малахай с ягодами.

–  Жарко тебе, мальчик, в твоей кухлянке, солнце печет.– Американец положил руку на спину Чочоя.

–  От рубашки только один воротник, – откровенно сознался Чочой, показывая на шее через головной вырез кухлянки засаленную тряпицу, которая когда-то была воротником рубашки. – А в кухлянке ничего,– как можно бодрее добавил он, – в ней дыр много...

– Бог ты мой, бог ты мой, – качал головой американец, – воротник один от рубашки...

Снова настало долгое, тягостное молчание. Чочой глянул в малахай и заметил, что ягод уже почти не осталось. «Вот и поиграли в счастливую жизнь, – подумал он. – Ну ничего, потом еще насобираем».

– А откуда и куда вы идете? – сам не зная, как он на это решился, спросил Том, обращаясь к американцу.

– Иду далеко, очень далеко иду, мой мальчик. Иду, чтобы брать мертвой хваткой за горло тех, кто сидит на шее у простого народа. Нет, с меня довольно. Я больше терпеть не могу. Я не брошусь с горя, как бедный Мартин Несс, вниз головой с моста в реку, я буду драться!.. – с ожесточением говорил американец, немного пугая мальчиков своей непонятной речью.– А до этого я был не так уж далеко от вашего поселка. Может, слыхали, в долине реки Эйпын строится большой аэродром? Да, совсем недалеко от вас строится аэродром, с которого должны будут подняться самолеты, чтобы там, за проливом, убивать людей...

– Убивать людей за проливом? – Чочой поднялся на колени.

– За что убивать? – Том подвинулсй ближе к американцу; на лице мальчика было напряженное внимание.

– А за то убивать, что там, за проливом, нет вот таких несчастных детей, как ваш Тотык, у которого не ходят ножки... Убивать только за то, что там все люди стоят прочно на ногах и знают, куда им идти.

Том и Чочой переглянулись, не всё понимая в речи американца.

– Но там же, за проливом, у меня двоюродный братишка живет! – сказал Чочой. – Правда, шаман Мэнгылю говорит, что он умер, но дядя Гоомо не зря называет шамана лгущим человеком. Врет Мэнгылю!..

– У тебя за проливом братишка живет? – Американец мягко взял Чочоя за худые плечи.

– Да-да, там мой брат живет, – подтвердил Чочой и принялся путано, сбивчиво объяснять, как это получилось, что он живет здесь, а братишка – за проливом.

Американец слушал Чочоя внимательно, изредка покачивая головой.

– А вы что, глину копали? – спросил Том, пытаясь соскрести ногтем комок грязи с комбинезона американца.

– Да-да, копал, мальчик, глину, только не могу я больше эту глину копать. Не могу выполнять работу, которая похожа на то, что я могилу копаю тысячам невинных людей! Ушел! Бросил, хотя, может быть, это была единственная возможность иметь более или менее постоянную работу. Но я не могу быть могильщиком! Пусть лучше сам подохну с голоду! Да-да, мы копаем другим народам могилы, но, даст бог, в них лягут те, которые хотят видеть горы человеческих трупов. Эх вы, несмышленыши маленькие. Непонятно еще вам, о чем я говорю. Растите быстрее. Вы поймете, вы всё хорошо поймете! – Американец сдвинул измятую шляпу на глаза, почесал затылок и задумчиво добавил: – Не может быть, чтобы наши дети всего этого как следует не поняли...

Сняв с головы шляпу, американец стряхнул с нее пыль, поднялся на ноги. И снова, не отрываясь, он смотрел в личико Тотыка, доверчиво поглядывавшего на него своими глазенками.

– Ах, бог ты мой, не ходят ножки!.. – горестно выдохнул американец и вдруг принялся рыться в своей котомке. – На, мой дорогой, – поспешно опустился он на колени, протягивая Тотыку небольшую шоколадку. – Съешь это – ты, наверное, никогда-никогда не пробовал конфет! А я, быть может, еще заработаю, быть вдожет, куплю своим детям...

Тотык вертел в руках шоколадку и не подозревал, что ее можно есть. Тогда американец, быстро развернув бумажку, помог Тотыку откусить кусочек. И тут случилось невероятное: голодный ребенок выплюнул шоколадку и заплакал.

Лицо американца болезненно искривилось, губы дрогнули.

– Научите его съесть это, —упавшим голосом попросил американец Чочоя и Тома. – Мальчик поймет, что это вкусно... пусть съест...

Тяжело поднявшись на ноги, он снова сдвинул на глаза шляпу и зашагал прочь, бормоча себе под нос:

– Ах, бог ты мой, не ходят, совсем не ходят ножки...

Чочой и Том долго смотрели на его сутулую спину, испытывая искреннюю жалость к непонятному им человеку.

– Странный какой-то американец, – наконец нарушил молчание Чочой.

– Видно, человек очень хороший...

– Да, он человек добрый, потому что худой и голодный, – объяснил Чочой.

Том молча кивнул головой. Такое объяснение его вполне удовлетворило.

Американец скрылся. Мальчики принялись убеждать Тотыка съесть шоколадку. Облизав вымазанные в шоколаде губы, он съел ее очень быстро и потребовал еще. С трудом удалось Тому с Чочоем уговорить его съесть вместо шоколадки хотя бы немного ягод.

Наплакавшись вдоволь, Тотык уснул. Мальчики бережно поправили ему изголовье из свежей травы и снова пошли собирать ягоды. Но в счастливую жизнь они уже не играли.

– Знаешь, теперь мы будем сразу есть ягоды, ладно? – сказал Чочой. – Не будем играть.

– Да, будем есть сразу, – согласился Том и потуже затянул поясок на своих засаленных до блеска брезентовых штанишках.

А высокое солнце, как назло, палило нещадно. Мальчики вяло ползали по траве, собирали ягоды и никак не могли унять свой голод, как не может утолить жажду человек, пьющий воду во сне.