Текст книги "Свет уходящих эпох (СИ)"

Автор книги: Николай Бурланков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

   – Эй, запрягайте! – окликнул он конюхов. – Мой тебе совет – реже выезжай из ворот замка без охраны.

   – Я последую твоему совету, – сказал Когаш. – Ответь мне только – кто такие изгои?

   Вогуром сверкнул на него глазами и поспешил к конюшне. На двор спустился Рустемас Теор.

   – Мне бы не хотелось ночевать здесь, – произнес он. – Тут все пропитано кровью недавней битвы.

   – Тогда мы можем поехать к нашему старому лагерю, чуть западнее в горах, – предложил Когаш. – Утром нас догонит наше войско.

   Он предложил магу поехать на его колеснице. Рустемас согласился.

   Дорога петляла меж крутых вершин, уводя на северную равнину. Это была самая суровая земля, где светило солнце. Холодные ветра гуляли по равнине, врываясь с севера и с востока. Малочисленны были ее обитатели, и редко попадались дома. Тут гулы пасли коз и овец, иногда мчался мимо табун низкорослых лошадей, привычных добывать корм из-под снега. Но в горах скрывались драгоценные рудные жилы, и потому все правители тянулись к этим горам, устраивая из-за них подчас кровавые войны.

   Кони в колеснице шли неспешным шагом.

   – Где-то тут, – произнес хротар, – Дивы воздвигли изваяние Первой женщины, прародительницы рода человеческого. Наши куны до сих пор совершают обряды возле ее изображения. Но я ни разу не видел ее, лишь знаю, что лицо ее обращено к Востоку, там, где кончаются горы.

   – Это священное место? – спросил Рустемас.

   – Для нас – да. Как и для многих народов, живущих здесь. Но если ты опасаешься, что тебе туда не будет прохода, то успокойся. Считается, что возле этого изображения не может быть зла, и все злые мысли покидают человека, едва лишь он приблизится к нему.

   – А с другой стороны гор – изображение первого мужчины, верно?

   Когаш молча кивнул.

   – Наши куны более почитали женское изображение, – продолжал он после недолгого молчания. – Почему-то они полагают, что женское начало выше мужского, и маги чаще встречаются среди женщин, чем среди мужчин.

   Закрыв на миг глаза, Рустемас вспомнил удивительный взгляд своей сестры.

   – Среди женщин больше магов, потому что они изначально ближе к Творцам, – ответил он. – Они сопричастны величайшему чуду нашего мира – появлению нового человека. Все маги, сколько бы ни тщились, не смогли создать ничего более удивительного и сложного. Как появляется на свет беззащитная крошечка, и как эта кроха растет, начинает что-то понимать, а потом начинает бегать, становится взрослой... Это великая тайна творцов, и слава им, что они дали нам возможность прикоснуться к такому чуду.

   – Вон там, – указал Когаш на далекую скалу, на которой различалось человеческое лицо, вытесанное из камня.

   Он остановил колесницу и сошел на землю, за ним вышел Теор. Оставив коней пастись, они шагом направились к священному месту.

   В нескольких десятках шагов от изваяния стоял белый камень с высыпанным в углубление зерном. Рустемас остановился поклониться древнему святилищу, а Когаш, идущий вперед как завороженный, внезапно окликнул его.

   Рустемас подошел ближе. Когаш замер на месте, стискивая руки в кулаки.

   С огромной скалы, вздымающейся к небу отвесной гранью, на них смотрели глаза Виены.

   Часть2. Проклятие изгоя

   Глава 1. Железный кряж

   Зима в Иск-Хайте – одно название, что зима. Снега тут не видели уже несколько столетий, и разве что затяжные дожди, холоднее, чем обычно, да долгие утренние туманы напоминают о смене времени года.

   Изначально Сиврэ рассчитывал только договориться о сборе войск, найти предводителя из числа восставших канхартов, и быстро вернуться к отряду. Однако, получив неожиданную помощь в виде четырехсот всадников, он решил, что войско – это лучше, чем только обещание, и повел отряд сам. Большой отряд не может двигаться так же быстро, как один всадник, к тому же путь их шел по горам. Две недели, обещанные Сиврэ своим людям, за которые он обещал им вернуться, давно истекли, и рыцарь изо всех сил подгонял внезапно появившееся у него войско, не зная, что сейчас происходит с оставленным им отрядом. Обоз оставили позади, и четыреста всадников скакали по узким горным тропам, то и дело рискуя сорваться в пропасть, торопясь на помощь отряду в Иск-Хайте.

   Он мог надеяться на благоразумие оставленного им вместо себя предводителя отряда, старого ратника Виллара, ходившего с ним во многие походы. Но после перевала, проходящего по водоразделу между долинами Энлии и Данлии, надежды улетучились вместе с дымом, поднимающимся на юге.

   Густые клубы черного дыма заволокли полуденное солнце. Горел город. Огнем были охвачены улицы, дома, портовые склады и причалы. Корабли, не успевшие отойти от берега, тоже занимались кострами. С высоты гор было видно, как мечутся люди вокруг домов, сгорающих в пожаре, тщетно пытаясь спасти хоть что-то.

   Вода была рядом, но ее не успевали подавать на пылающие постройки. Жалкие потуги погасить пламя тут же сменялись новыми вспышками пожара, и наконец, бросив безнадежное занятие, жители города и воины, помогавшие им, бросились прочь из горящего города. Город превратился в один огромный костер, и в воздух плотным облаком ударил черный столб дыма.

   Всадники замерли на склоне, пораженные увиденным. Опомнившись, Сиврэ отправил пятерых всадников на разведку, вниз по склону. Еще пятерых он отправил на Восток вдоль хребта. Где-то там, на расстоянии дня пути располагался замок одного из канхартов этой земли, который – в случае неудачи – можно было попытаться превратить в опорный пункт. Остальным велел спешиться и ждать их возвращения, разбив лагерь.

   Четыреста всадников требовали для размещения гораздо больше места, чем пеший отряд, и Сиврэ перенес стоянку выше по склону, в просторную долину меж двух горных отрогов, откуда можно было, выставив дозорных, наблюдать и за южным, и за западным, и за северным направлениями.

   К полудню появились разведчики, отправленные в город. Вернулись они не одни. С ними шли несколько человек из старого отряда Сиврэ, во главе с Вилларом, седовласым воином, оставленным Сиврэ своим заместителем.

   – Что здесь произошло? – спросил Сиврэ, грозно сдвинув брови.

   Ратник присел на камень, закрыв глаза и тяжело отдуваясь.

   – А мы уж и не чаяли тебя увидеть. Решили, случилось с тобой что-то, и надо нам действовать самим.

   – Зачем же вы полезли в город?

   – Как прошли две недели, начался ропот среди людей. Надоело им быть разбойниками, грабящими корабли. Тогда понял я, что, чтобы не потерять отряд, нужно им настоящее дело. А тут как раз вышли из города войска, там стоявшие, и решил я на свой страх и риск попытаться его захватить.

   – Я же приказал тебе в бой не вступать!

   – Да мы все предусмотрели! Какой бой? Мы же думали, и разведка так же донесла, что нет там никого – ну, может десятка три из гарнизона... Все шло хорошо поначалу. Взяли мы и причалы, и укрепления; но тут и подошло войско Агласа! И поняли мы, что надо уходить, если хотим живыми остаться.

   – Значит, пожар – это ваших рук дело? – произнес Сиврэ.

   Виллар совсем смутился.

   – Трудно сказать. В битве загорелись причалы, а уж откуда там огонь взялся – сейчас, думаю, и не узнать. Оттуда пожар перекинулся в город. А уж потом так все загорелось, что нам осталось только бежать.

   – Так... И скольких вы потеряли?

   – Не могу тебе сказать. Нас теснили со всех сторон, мы уходили небольшими отрядами. Надеюсь, что ушли все, но сколько их сможет сюда добраться – не знаю.

   Сиврэ встал, прошелся по поляне взад-вперед.

   – Много ли прибыло войск Дир-Амира?

   – Не знаем, – покачал головой старик, оперевшись ладонями о колени и переводя дух.

   Оставив ратника, Сиврэ поднялся на гору, возвышающуюся над их лагерем. Отсюда можно было рассмотреть и город, вернее, скрывающее его облако дыма, и дальний берег реки. Вражеские войска шевелились и на той, и на этой стороне. Сиврэ насчитал восемь больших знамен, значит, канхартов в войске было не менее восьмидесяти, а то и все сто. Значит, им противостояли силы до тысячи, если не больше, воинов Дир-Амира. А главное, над дальним берегом реки развевалось знамя самого Агласа, давно забытое в этих краях.

   Если бы собрался весь отряд, участвовавший в нападении на Иск-Хайт, то Сиврэ мог бы противопоставить этому почти восемь сотен бойцов. Учитывая расположение в горах и внезапность, можно было рассчитывать на победу. А отказаться от сражения из страха проигрыша Сиврэ не мог. Вряд ли ему представится более удобная возможность разбить главные силы врага во главе с самим Агласом.

   – Поднять мое знамя возле нашего старого лагеря! – приказал он. – Пусть и враги его видят, и друзья. Будем готовиться к битве.

   Сквозь дым с большого расстояния цвет вдруг возникшего над горами знамени был неразличим. Аглас подъехал к самой воде, всматриваясь, но видел лишь далекое темное пятно, поднятое над деревьями.

   – Отойди, государь, – предупредил телохранитель, подъезжая следом. – С той стороны реки их луки могут достать нас.

   Решив не искушать судьбу, Аглас направил коня в сторону от реки.

   Город догорал тлеющими головешками. Прекрасный порт, дома, сады, корабли, что не успели уплыть – все исчезло в мешанине пепла и дыма. Аглас стиснул кулаки.

   – Переправляемся! Всем переправляться на тот берег. Этот негодяй, кем бы он ни был, жестоко поплатится за содеянное.

   Под прикрытием отрядов, уже переправившихся на сторону, где располагался город, войско отошло чуть ниже по реке, туда, где эстуарий – длинное расширенное устье реки – немного сужался, образуя горловину, и стало налаживать переправу.

   До поздней ночи с берега на берег курсировали небольшие лодки и суда покрупнее, перевозя людей и коней. В горы, в сторону поднятого знамени была выслана разведка, но обратно не вернулась, видимо, попав в засаду. Число врагов оставалось неясным, но это не поколебало решимости Агласа.

   – Послушай, брат, – подъехал к нему Дорлас. – Нас ведь легко могут прижать к реке и попросту уничтожить!

   – Если боишься, ты можешь остаться на этом берегу, – снисходительно разрешил Аглас. Дорлас гневно тряхнул уздечкой и поскакал к переправе.

   Разрушенный город преставлял собой мрачное зрелище, пробирающее до слез. Обгорелые балки валялись среди остовов домов. Тут и там попадались тела погибших. Черные кости рухнувших башен торчали по границе города. И везде копошились уцелевшие жители, в тщетной надежде найти хоть что-то из своего прежнего имущества.

   Аглас отвел на ночлег войско в сторону от погибшего города, чтобы предотвратить мародерство и не смущать дух воинов печальным видом. Лагерь разбили в нескольких перелетах стрелы, на большой поляне возле начинающейся на востоке стены зеленого леса.

   Сиврэ мучительно думал, как же ему быть дальше. Пожар, случившийся в городе, лишил его возможности сделать Иск-Хайт своим союзником. Жители его будут теперь шарахаться от знамени Марастана, как от вида убийцы.

   К вечеру стали подтягиваться отставшие на перевале обозы, и Сиврэ – более из чувства вины и жалости, чем из тонкого расчета – отправил несколько телег с едой в город, тем из погорельцев, кто остался на пепелище, а не разбежался по окрестным селам и не погиб в пожаре. Это была, конечно, капля в море для многотысячного города, но с телегами Сиврэ послал разведчиков с наказом приглашать всех нуждающихся жителей в лагерь. Одновременно все обозники были отправлены разводить костры и готовить ужин для возможных гостей.

   И когда стемнело, в горы, к месту стоянки лагеря стали подтягиваться жители. Кто-то шел один, кто-то – вместе с семьей. Те из воинов, кто не знал, в чем причина пожара, смотрел на приходящих с жалостью; воины теснились и пускали вынужденных гостей к кострам.

   Обходя разожженные костры, Сиврэ вдруг заметил знакомую фигуру человека, закутанную в серый плащ. Лицо его скрывал капюшон плаща, но крючковатый нос и поблескивающие в свете костра глаза Сиврэ забыть не мог.

   – Дан Герим! – воскликнул он, радостно подходя к гостю. Тот поднял глаза, не показываясь из капюшона.

   – Дан Сиврэ? – спросил он в некотором удивлении. Скривившись в усмешке, он глубже закутался в плащ. – Впрочем, это можно было ожидать.

   – Что с тобой случилось? Мы же не виделись три года, с того славного похода, когда Южные острова были приведены под власть Дир-Амира! Ты тогда, помнится, руководил всем флотом!

   – Всего лишь несколько кораблей принадлежали мне, а прочие мореходы согласились подчиняться мне только из уважения к моим заслугам. Однако не все ценят прошлые заслуги! По возвращении я был обвинен в морском разбое и минувшие три года провел в тюрьме. К счастью, тюрьма сгорела в пожаре, – дан Герим кивнул в сторону дымящихся развалин.

   – Выходит, не всем пожар был во зло, – произнес Сиврэ. Дан Герим пожал плечами:

   – Трудно назвать это благом. В тюрьме меня хоть кормили. А здесь – я лишился друзей, кораблей, дома, всех средств к существованию.

   – Напрасно ты так говоришь о людях! – горячо произнес Сиврэ. – Оставайся, сражайся вместе с нами! Ты ведь тоже пострадал от правления Агласа – значит, тебе есть, что с него спросить. Мы дадим тебе оружие и коня, и ты будешь биться за утраченное место под солнцем!

   – Наездник из меня неважный, – покачал головой дан Герим. – Я ведь, как ты знаешь, больше по морскому делу. А кораблей у вас нет.

   Сиврэ задумался. Потом кликнул писца, сгреб кружки, стоявшие на бревне возле костра, в сторону, и разложил на бревне чистый холст.

   – Вот что мы сделаем. В Брастуземе сейчас находится мой друг, дан Тэй. Думаю, если ты с ним поговоришь, он сможет дать тебе корабль. А остальное – в твоих руках.

   Запечатав письмо, Сиврэ протянул его дану Гериму и, кликнув конюхов, велел выдать воину коня из числа запасных. Дан Герим поклонился с достоинством.

   – Если теперь тебе понадобится помощь, вспомни дана Палигера Герима, – произнес он, садясь в седло.

   – Ну, вот, – заметил Сиврэ, когда дан Саве и ратник Виллар подошли к нему с вопросами, – думаю, у нас теперь появились и морские силы.

   Любой день промедления играл на руку Агласу – к нему стягивались войска из верных земель, восставшие же утрачивали дух, решимость, а главное – веру в справедливость своего дела. А потому, хотя ночь выдалась бессонной, Сиврэ отдал приказ с утра готовиться к битве.

   За ночь его войско выросло, пополнившись не только спасшимися воинами из его отряда, но и некоторыми добровольцами из числа жителей города, лишившихся своего дома в пожаре. Непонятно каким образом, среди них пронесся слух, что виновные в пожаре – воины Агласа, решившие лучше спалить город, чем отдать его восставшим. Эта мысль утешала и самого Сиврэ, и он с готовностью ухватился за этот слух, хотя был ли он правдой, вряд ли кто-то мог бы уже сказать.

   Новобранцев Сиврэ поставил в резерв, решив воспользоваться им только в крайнем случае.

   Правое крыло было отдано дану Саве, левое – Виллару. В центре Сиврэ встал сам, собрав отряд из пеших и конных воинов. Левое крыло, укрепившись в холмах, с краю прикрывалось непроходимым лесом, где были поставлены редкие часовые. Правое упиралось в обрыв, сходящий к реке. Основные конные силы Сиврэ поставил здесь, отсюда был выход сначала на дорогу, ведущую в город, а оттуда – в бок армии Агласа. В центре и на левом фланге Сиврэ планировал сдержать натиск Агласа, на правом же нанести решительный удар противнику конницей дана Саве.

   В утреннем свете на шлемах и наконечниках копий, поднявшихся над редеющим у подножия гор лесом, заиграли розовые отблески. Дорлас, вышедший с утренним обходом дозоров, замер на миг и присвистнул.

   – К бою! К бою готовсь! – он кинулся к трубачам, велев трубить сбор.

   – Что случилось? – на площади в середине лагеря появился Аглас, потягивающийся после ночного сна.

   – Восставшие зажали нас в ловушку! Мы окружены! – в ответ крикнул Дорлас.

   – Успокойся, – старший брат сгреб младшего за воротник и встряхнул. – Пусть стоят. Скоро подойдут наши силы из столицы, подтянется Иль Росс – тогда они сами окажутся в ловушке!

   – До той поры нас перебьют!

   – Ну, всем нам когда-нибудь умирать, – заметил Аглас равнодушно.

   – Я не хочу умереть, как зверь, загнанный в ловушку!

   – И что ты предлагаешь?

   – Выйдем из лагеря, опрокинем их, вырвемся к реке!

   – Тогда нас прижмут к реке и уничтожат. Самое разумное – сидеть в лагере и отбиваться от их попыток взять его штурмом. Не думаю, чтобы у них были для этого силы.

   – Они сожгли город, точно так же они выкурят нас из лагеря огнем! Несколько десятков зажигательных стрел – и мы будем задыхаться в дыму и молить о пощаде.

   Аглас задумался. Восставшие пока стояли на холмах, в далеке от лагеря, и стрелы их не могли достичь палаток воинов. Аглас учел это, когда выбирал место для лагеря. А выйдя на равнину, враги точно так же окажутся под ударами их стрел.

   Но оборонять лагерь долго возможностей было немного. Дорлас был прав, от пожара они ничем не защищены. И вряд ли врагов больше, чем воинов Дир-Амира. В таком случае, принять предлагаемый бой казалось разумнее, чем отсиживаться в тесноте от смехотворной опасности, вселяя недоверие в собственных ратников.

   Тогда следовало вывести войско для битвы, чтобы не оказаться под неожиданным ударом в тесной ограде лагеря. До самых гор возвышались лишь отдельные холмы, покрытые невысоким кустарником и редколесьем. Но лес, встающий по правую руку, на Востоке, темный и непроходимый, был хорошим местом для засады.

   Наконец, Аглас решился. Отправив на разведку нескольких лучших воинов в сторону леса, остальным он отдал приказ строиться для битвы на поле возле лагеря.

   Дорлас был назначен в командиры Левого крыла, ближнего к разрушенному городу. Аглас взял на себя Правый край, упирающийся в лес. Посланные на разведку воины донесли, что там, куда можно добраться, врагов нет, а далее начинаются непроходимые заросли, иссеченные оврагами и ложбинами, так что опасаться нападения с этой стороны не стоит.

   Бодро запела труба, призывая воинов в строй. По лагерю побежали пешие ратники, гремя щитами и копьями. Огненно-солнечный стяг взвился в центре поля, указывая, где находится сам Аглас. Полотнища поменьше запестрели тут и там в свете поднимающегося светила.

   Пока войско Дир-Амира строилось, отряды Сиврэ начали двигаться на сближение. Из-за холмов появились пешие воины. Они несли огромные плетеные щиты, прикрывающие сразу нескольких человек от стрел врага. За ними показалась медленно едущая конница. Между тем, движение воинов все ускорялось, и прежде чем последние ратники Дир-Амира заняли свои места, пехотинцы выскочили на расстояние выстрела.

   В первые ряды войска Агласа полетели стрелы. Тяжелый свист пронзил тишину, и звонкий ливень забарабанил по шлемам и щитам. Стрелки Агласа тоже начали стрелять, но их залп захлебнулся, накрытый смертоносным шквалом. Лучники отбежали под защиту тяжелой пехоты.

   – Вперед! – Аглас, с ног до головы облитый золотом, в позолоченной кольчуге и ярко светящемся полукруглом шлеме, выдернул меч из ножен и взмахнул им над головой.

   Ряды его войска, сдвинувшись с громким лязгом, пошли навстречу врагу.

   Тогда наступающие побросали плетеные щиты и, выхватив мечи и взяв копья наперевес, с громким победным криком устремились бегом на ряды противника. Стена щитов все приближалась, и вот первые смельчаки уже ударили в нее копьями, и сами упали, пронзенные оружием противника.

   Первые ряды заколебались в яростной схватке. Копья, ставшие ненужными в такой тесноте, были брошены, в ход пошли топоры и мечи. Тяжелые удары пробивали огромные бреши, и сквозь них изливались воины задних рядов, стремящиеся вступить в битву.

   Напирая и отступая, колеблясь, точно волны прилива, воины Сиврэ прорывались к знамени Агласа. В бой вступила личная гвардия правителя, и вот уже сам Аглас врубился мечом в строй пехоты противника. Навстречу ему устремился Сиврэ, потрясая копьем.

   Выстроившиеся на левом крыле воины Дорласа в смятении наблюдали за избиением своего правого края. Дорлас колебался, но, наконец, решился. По его знаку конница покинула свои позиции и нанесла удар в правое крыло нападающим, усиливая их смятение.

   Восставшие готовы были дрогнуть и побежать, только прорубившийся к самому знамени Дир-Амира Сиврэ удерживал соратников громкими криками. С каждым ударом, наносимым по врагу, он выкрикивал призывы к борьбе и победе.

   – Друзья! – и еще один воин катился под копыта коней. – Вперед! Пробьемся! За мной! Все за мной!

   Их оставалось все меньше, крайние ряды смешались и отступили, преследуемые всадниками Дорласа.

   И тут в бой вступил дан Саве, до того прятавшийся за холмами. Его конный отряд, набирая скорость, наметом пошел на таранный удар, догоняя подставившийся тылом отряд Дорласа.

   Войско Дир-Амира оказалось в окружении, зажатое меж лесом, лагерем и врагом.

   – Давай! – кричали новобранцы резерва войска Сиврэ, наблюдая битву с недосягаемого расстояния. – Поднажми! Знай наших!

   – Стойте, что это? – вдруг одернул своих товарищей один из воинов.

   Через реку, спокойно и неторопливо, шли и шли ряды людей. Они добирались до города и здесь останавливались, и город оглашался криками ярости и боли. А на том берегу толпа переправляющихся словно и не уменьшалась.

   На них не блестели доспехи, и из оружия, кажется, имели только рогатины и небольшие щиты. Но двигались они очень четко, словно всю жизнь учились ходить в строю.

   Битва подходила к концу. Вырвавшись с немногими охранниками, Аглас вынес из боя знамя и галопом поскакал к городу. За ним устремились уцелевшие, в том числе и Дорлас, вдруг осознавший, что сам привел свое войско к разгрому. И вот уже Сиврэ поднял окровавленный меч, заблестевший на солнце красным, и собравшееся вокруг него войско ответило ему радостным ревом.

   – Лагерь наш! – провозгласил Сиврэ. Окрыленные ратники бросились захватывать добычу. И только сам полководец остался стоять в стороне, с тревогой глядя на несущегося к нему на небольшой тонконогой лошадке посланника от дозорных.

   Послание чуть опоздало. Раньше, чем гонец спешился рядом с Сиврэ, на холмах стали появляться ряды нового войска.

   – К бою! – крикнул Сиврэ, но его призыв никто не услышал. – К бою! Прекратить грабеж!

   Несколько канхартов отправились в лагерь возвращать ратников в строй.

   А новые враги перевалили холмы и бесконечным потоком стали изливаться на равнину. Они шли и шли, и воины, только что радовавшиеся победе, вдруг стихали и молча замирали, глядя вдаль.

   – Кто это? – спросил дан Саве, подъезжая к предводителю.

   – Это изгои, – ответил за предводителя Виллар. – От них спасения нет.

   Сиврэ толкнул пятками своего коня и молча поскакал навстречу новому противнику.

   Позади переправившегося войска, молча идущего через сгоревший город, собрались его предводители: вышедшие из битвы Аглас и Дорлас и приведший подкрепления Иль Росс.

   – Я рассчитывал на более опытных воинов, – Аглас с сомнением оглядывал ряды плохо вооруженных ратников, идущих в битву.

   – Побеждает не тот, у кого лучше меч, а тот, у кого крепче дух, – возразил Иль Росс, но в его голосе Агласу послышалось некоторое ехидство.

   – Где ты их набрал?

   – Все, кого я видел, высказывали непоколебимое желание сражаться с врагами Дир-Амира и, если надо, отдать жизнь за его правителя, – ответил Иль Росс.

   – А ты не уточнил, кем я буду управлять, если все они отдадут за меня жизнь? – спросил Аглас, пытаясь не уступить магу в ехидстве. – Это же селяне и горожане, они же меча никогда не видели! Их же просто сметут первым же залпом!

   Иль Росс внушительно посмотрел на Агласа, точно взрослый, разговаривающий с ребенком.

   – Они были селянами и горожанами, пока долг не призвал их стать воинами. Теперь они готовы умереть во славу Дир-Амира. Больше от них ничего не требуется. Обратно к мирной жизни они уже не вернутся. Так что либо ты принимаешь этих воинов – либо ты получаешь шайки разбойников, грабящих твои села и города.

   Аглас умолк. Они поднялись на холм, с которого виден был в отдалении разрушенный лагерь войска Агласа и выстраивающиеся стеной для новой битвы войска восставших.

   На расстоянии полета стрелы перед первыми рядами изгоев носился Сиврэ, рассматривая врагов.

   – Из лука-то хоть стрелять они умеют? – недовольно спросил Аглас.

   – Без моего приказа они ничего не сделают. Но если ты пожелаешь... – Иль Росс издал странный звук, похожий на пение турьего рога. И тут же вперед выдвинулись лучники, натягивая луки.

   Сиврэ первым заметил это движение и поскакал назад. Лучники, не останавливаясь, пошли за ним, все дальше отделяясь от основных сил. Время от времени кто-то пускал стрелу, та, не долетев, падала, и тогда лучники шли дальше.

   – Останови их! – потребовал Аглас. – Их же сейчас перебьют!

   – Лучше тогда двинем вперед всех остальных, – предложил Иль Росс. – На поддержку.

   – Это же самоубийство!

   – Ты знаешь, как сражаются обычные воины. Моих воинов я знаю лучше.

   Звук, вылетающий из губ Иль Росса, изменился. Теперь он напоминал рокот прибоя, рушащего скалы. Аглас замер, сам завороженный этим звуком.

   А потом его заглушил слитный топот сотен ног, разом поднявшихся и опустившихся на каменистый склон. Войско Иль Росса двинулось в атаку.

   Вырвавшихся вперед лучников смело залпом пехотинцев Виллара. Они упали, но ни один не побежал назад. А сзади уже подкатывалась лавина основных сил.

   – Будем уходить вверх по склону, – приказал Сиврэ. – Поднимемся, и потом закрепимся в замке в горах. Виллар! Отстреливайся до последнего. Дан Саве, организуй отступление нашего резерва.

   Оставшиеся в горах ратники и сами сообразили, что надо уходить, однако у многих в горном лагере остались семьи, а остальным было жаль бросать обоз, и потому они отступили на место ночевки. Там их нашел конный отряд дана Саве и стал лихорадочно готовить отступление.

   Заметив движение врага, изгои стали поворачивать в горы. Колчаны стрелков Сиврэ опустели, они отступали, не решаясь вступить в схватку.

   Когда дошли до леса, покрывающего горы, строй и тех, и других смешался, и отступление превратилось в бегство. Но и продвижение преследователей тут замедлилось, не видя соратников, они утратили свою решимость и часто кружили на месте. Только небольшая часть наступающих, не зная сомнений, рвалась вперед. Догнав кого-нибудь из беглецов, они убивали их на месте, жестоко, не слушая криков о пощаде.

   День начал клониться к вечеру, когда отряды изгоев затопили площадку, некогда служившую местом для лагеря Сиврэ. Здесь никого не было. Только еще не остывшие угли да конский навоз указывали на то, что люди ушли отсюда недавно.

   – Твои воины, конечно, хороши, – с легкой издевкой произнес Аглас, вслед за Иль Россом выехавший на горную площадку. – Они умеют убивать. Вот только захватить что-нибудь с их помощью невозможно.

   – К чему тебе это? – пожал плечами Иль Росс. – Если у тебя есть такие воины, тебе сами сдадутся, и, в страхе перед ними, будут служить верой и правдой. Я же обещал тебе показать наши истинные возможности! Это – одна из них. В любом месте, в любой миг ты можешь стать обладателем огромного войска, не ведающего жалости и готового уничтожить любого, кто встанет на его пути. Поверь, с магами лучше дружить, особенно с нашими, владеющими тысячелетними знаниями.

   – Но я бы не хотел находиться среди твоих воинов ночью, – поежился Аглас.

   – Мы расположимся внизу, с остатками твоего войска, – милостиво позволил Иль Росс. Он знаком подозвал к себе одного из своих воинов и что-то ему сказал. Кажется, в толпе изгоев тоже были начальники и подчиненные.

   Судя по следам, беглецы ушли в двух направлениях. Одни двинулись к перевалу, ведущему в Брастузем. Другие отошли на Восток.

   С утра войско Иль Росса разлилось по теплым землям Иск-Хайта, давя любые попытки сопротивления. Брастузем Иль Росс оставил на потом.

   Глава 2. Зима.

   До самого горизонта расстилалась заснеженная равнина, на которой лишь изредка яркими пятнами виднелись дома севинов. Где не было недостатка в снеге зимой, так это в Далиадире. Сани – вот любимое средство передвижения жителей этой земли. Оно же служит и любимым развлечением: на горах и горках возле столицы всегда зимой полно детворы, катающейся на санях.

   Над городом кружила метель. Снег начал идти еще с ночи, к утру превратившись в снежную бурю. Рустемас Теор с трудом добрался до крыльца, где от ветра скрывал небольшой навес, и принялся отряхаться от снега, громко топоча ногами и обхлопывая себя ладонями. Потом, превратившись из снеговика в обычного человека, прошел внутрь.

   Во дворце было тепло. Рустемас сбросил меховую накидку на руки слуге, вылез из сапог, сделанных из валяной шерсти, и одел остроносые туфли.

   Первые хозяева Дивианы, пригласившие для строительства дворца хротаров, отчаянно мерзли все зимы в своих каменных палатах, тратя на обогрев уйму дров, пока один севинский мастер не предложил обить спальни и прочие жилые помещения деревянными досками. Обивка была, конечно, не столь долговечной, как мрамор, и раз в пятнадцать – двадцать лет ее приходилось менять, но эти расходы было не сравнить с расходами на постоянный обогрев, и жить во дворце стало намного теплее.

   В одном из таких обитых деревом залов собрались хранители книг с ежемесячным докладом правителю. В углу трещал каменный очаг, дым из него выводился в длинную глиняную трубу, проходившую по верхнему ярусу дворца и обогревавший комнаты, расположенные на нем. Надмир Вегар уютно расположился в кресле у очага, а рядом с ним полукругом стояли хранители книг, в основном, седовласые старцы в длинных накидках. Среди них затесалось двое или трое их учеников – тоже уже лысеющих книгочеев с наморщенными лбами.

   – ... Мы нашли предание о начале войн, рассказываемое у токомуров-кочевников. Судя по тому, что оно было найдено в списке среди других, сделанных в Восьмой эпохе в правление Драгомира, когда переписывались самые древние, ветхие рукописи, предание на самом деле очень старинное. В нем говорится, что изначально токомуры были повелителями зверей, как ильвы – повелителями растений, а хротары – повелителями камня. Собаки охраняли их, коровы, овцы и козы давали сыр, молоко и шерсть, птицы приносили ягоды, а лесные звери – грибы и орехи. Кони же помогали токомурам мчаться на огромные расстояния быстрее ветра.

   Но однажды в суровую зиму токомуры, страдая от голода и холода, убили своих помощников и съели их мясо. И после этого пошло в них пристрастие к кровавой пище, и они стали устраивать охоты сначала на зверей, а потом и на людей...