Текст книги "Свет уходящих эпох (СИ)"

Автор книги: Николай Бурланков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

   – Какая свобода, дан Тэй? Разве можно быть свободным в наши дни? Если ты не служишь одному хозяину – значит, тебя использует другой, причем использует втемную. Я выбрал повиновение одному, и променять его на тайную власть агентов Бросс Клагана или Агнала я не согласен.

   – А как же быть хозяином самому себе? Принимать решения самому? Ни от кого не зависеть?

   – Не рассказывай сказки, дан Тэй! Ни от кого не зависят только звери лесные, да и те предпочитают жить в стае. Сейчас под моим началом два десятка человек, и многие сотни крестьян и ремесленников находятся под их и моей защитой. Я охраняю их от разбойников, от грабителей, от нашествия диких зверей и магических чудищ. Я сражаюсь по приказу моего повелителя против врагов, идущих грабить мою землю. Если я отделюсь от своего повелителя – сам я не устою против сильного врага. Значит, те, кто сейчас мне доверяет, окажутся в рабстве у другого хозяина. Сейчас я могу попросить помощи – и буду знать, что мне помогут. Если я буду один, помощи мне никто не окажет.

   – Разве всегда надо ждать помощи? Разве нельзя самому быть достаточно сильным? Ты говоришь о Дир-Амире, о Бросс Клагане – разве они с самого начала были большими и сильными? Бросс Клаган был создан даном Руматом несколько столетий назад. До того про него никто не слышал. Дир-Амир возник всего чуть больше двухсот лет назад. Возник лишь потому, что никому не ведомые канхарты из Дара осмелились взять власть. И теперь ты считаешь, что твой удел – лишь служить потомкам этих правителей? Я был о тебе лучшего мнения.

   – Не знаю, что ты считаешь хорошим, а что плохим. Жить в государстве, где у всех все есть, так, что каждый, кажется, может сам решить все свои проблемы – но где никто никому не верит, ибо любой готов нарушить данное слово, если ему это выгодно. Или там, где приходится просить помощи – но тебе ее всегда окажут. Где крестьяне верят воинам, что те не бросят их, а защитят. Где правитель верит канхартам, что они не предадут его в битве. Где торговец верит, что его не ограбят в дороге, а покупатель – что торговец его не обманет.

   Дан Тэй рассмеялся.

   – Ну, насчет последнего я не думаю, что такое бывает. Да и что такое обман в торговле? Разве ты знаешь истинную цену товара? А как оценить все те невзгоды, что вытерпел купец, пока довез его? Как оценить его страх, пока он ехал через дикие земли? Любая цена, которую он попросит, будет справедлива, и только тебе решать, готов ты купить это за такую цену или нет.

   – Обман не в этом, – возразил Сиврэ. – Если мне честно назвали цену, я плачу ее или ухожу. Хуже, если мне обещают одну цену – а потом оказывается, что еще я должен заплатить сотни других мелких поборов за право этим товаром владеть. Это все равно как если я покупаю лук со стрелами, и мне называют цену в четверть серебра. Я плачу, мне отдают лук, а за стрелами, говорят, приходи завтра. Я прихожу – и тут оказывается, что за стрелы надо платить заново. Вот такое я и называю обманом! Разве не продают лошадь с телегою, только лошадь оказывается на поверку клячею или издыхает на следующий день? Разве не кладут на дно кадушки с медом булыжники для веса? Разве не уверяет заморский купец, что сам вырастил овощи и сам разводил кур, из которых приготовлены его соленья и печенья – хотя все это он купил у соседнего землепашца за бесценок? И если я встречаю такое в своих землях – я гоню таких торговцев в шею. Но, скажем, в Бросс Клагане такое в порядке вещей, особенно когда продают товар иноземцам. А когда иноземцы начинают возмущаться и говорить об обещаниях, торговцы говорят, что ничего подобного и не обещали. И во многих землях правители встают на сторону торговцев – потому что они получают с них плату за разрешение торговать, а потому не хотят лишиться их благосклонности.

   – Вот видишь, – кивнул дан Тэй. – Все построено на взаимной выгоде. Правители поддерживают торговцев, потому что торговцы поддерживают правителей. Если ты не поддерживаешь торговцев, ты лишен доступа к тем средствам, которые они могут тебе предоставить.

   – Я поддерживаю честных торговцев! – возмутился Сиврэ.

   – Таких не бывает. Они честные, пока это выгодно, но если можно обмануть, и им за это ничего не будет – они обманут, не сомневайся.

   – Видимо, я более счастливый человек, чем ты, – заметил Сиврэ. – Я лучше думаю о людях.

   – Мы уклонились от нашего разговора, – произнес дан Тэй. – Ты говорил, что здесь ты охраняешь людей, живущих на твоих землях, и служишь своему правителю, который, если случится у тебя нужда, поможет тебе. Но как быть, если правитель, которому ты должен служить и который должен помогать тебе, сам решил разорить людей, которых ты должен охранять? Что ты выберешь в этом случае?

   – К чему ты это спрашиваешь? – насторожился Сиврэ. – Просто из любопытства?

   – Нет, не просто. Вот, смотри, – дан Тэй вынул из-за пазухи свиток и протянул хозяину.

   Это был приказ, обращенный ко всем канхартам Марастана. По нему все население, живущее вдоль реки, должно быть выселено из домов, деревни сожжены, а замки канхартов превращены в крепости для отражения нападения со стороны пустыни.

   – Откуда это у тебя? – с тревогой спросил Сиврэ, сжимая кулаки.

   – Я ехал к тебе вместе с гонцом, везшим приказ. Он оставил его и помчался дальше, а я взялся передать тебе его лично в руки. Что скажешь теперь?

   – Но если нам угрожает враг, мне действительно надо позаботиться о спасении своих людей, и отселить их как можно быстрее!

   – Вам не угрожает никакой враг. Да, татаги Бросс Клагана опять подкупили владельцев Золотогорья, чтобы они потревожили ваши границы, но смысл приказа не в этом. Напротив, Дир-Амир сам готовится к нападению, и убирает жителей, чтобы никто не помешал продвижению его войск!

   – Странно. Войска же кормить надо, тут население может только помочь, – сказал Сиврэ, размышляя над приказом. Его взгляд упал на подпись.

   – А почему приказ подписан не Агласом, а Альнарасом, его братом?

   – Ах, да, я тебе не сказал об этом. Дело в том, что, устав от дел правления, Аглас удалился в леса, искать утешения в мудрости старца Иль Росса, известного мага древности. Престол перешел его брату Альнарасу.

   Из глубины поднималась предательская мысль, что Сиврэ присягал совсем другому человеку, а, значит, выполнять приказы нового правителя не обязан. Хотя здравая часть его души отчаянно кричала, что это – игра словами, и дело не в одном человеке, а во всех тех, с кем он связан, с кем вместе ходил в походы, бился в схватках и на турнирах...

   – Но для чего надо уводить людей, если нам ничего не угрожает?

   – Угрожает, – произнес дан Тэй мрачно. – Только это не люди.

   – Что ты имеешь в виду?

   – Бросс Клаган редко использовал силу против силы. Его правители предпочитали идти окольными путями, но вернее приближаться к цели. Вот и сейчас... Альнарас боится повторения судьбы Тармата. Моего поражения тоже не предвидел ни один мудрец. Но откуда-то взялась сила, которая сломила мои войска. И Альнарас хочет, чтобы, когда его войска двинутся на врага, в его тылу не могло возникнуть такой силы.

   – Откуда же она возьмется?

   – Из пустыни, друг мой. Из пустыни. Когда-нибудь, когда я сам все пойму, я расскажу тебе о ней. Пока же правитель Дир-Амира всего лишь хочет обезопасить себя от удара в тыл.

   – Что? Он боится, что землепашцы, испокон веку возделывающие свои поля по берегу реки, соберутся и ударят ему в тыл?

   – Кто знает, кто знает... Все может быть. Например, ты оказался честным, а другие канхарты будут не столь верными и перейдут на сторону врага, пока войско будет идти через пустыню.

   – Я думал, они все, как и я, тоже должны прибыть в войско.

   Дан Тэй помолчал, разглядывая молодого собеседника.

   – Н-ну хорошо. Я расскажу тебе еще, как пал Тармат.

   Вогуром выступил из Ольгарта, что в Приморье, только с теми рыцарями, что успел собрать, и с теми силами, что они привели с собой. Эту его армию мы остановили бы играючи, отрезав от снабжения и вынудив на битву в удобной для нас местности.

   Но оказавшись на нашей земле, его армия начала расти. Она набирала силу, как снежный ком, летящий с горы, превращается в лавину. В его войско вливались новые и новые люди. Они почти не умели сражаться, но они рвались в бой, причем на его стороне! Они гибли десятками и сотнями, но на их место приходили новые. Мои люди бились против меня! Я не знаю, что это было. Все мои уцелевшие соратники сходятся в мысли, что без колдовства здесь не обошлось. Но что это за колдовство, кто им владеет, нам понять не удалось. Альнарас тоже не знает, как это получилось. И потому не хочет рисковать.

   – Чтобы не рисковать, ему надо опустошить все земли до самой столицы, – усмехнулся Сиврэ.

   – Нет, достаточно создать преграду в виде ненаселенной земли, и через нее уже не пройдут вражеские маги, и не найдут почвы для своего колдовства.

   – А что мешает Бросс Клагану, если у него есть такое оружие, применить его первым?

   Дан Тэй покачал головой.

   – Они не любят воевать. А это – война. Да и потом, они же думают прежде всего, кому продать и у кого купить. А если бросить все население земли в бессмысленную мясорубку, кто будет на них работать, кто будет покупать то, что они продают? Если не найдется другого выхода, если опасность станет угрожать их собственным владениям, они на такое пойдут. Но начинать первыми – вряд ли.

   За дверью послышался шум. В зал вошел несколько озадаченный слуга, только что приносивший им вино.

   – Дан Сиврэ... К тебе идут канхарты соседних земель, их человек двадцать! Я не смог их задержать.

   – Ни к чему, – кивнул Сиврэ. – Пусть заходят.

   Из распахнутой двери появились канхарты, без доспехов, но с мечами, привешенными к богатым поясам, все как один облаченные в темные накидки, наподобие дана Тэя.

   Сиврэ внимательно оглядел вошедших и затем глянул на гостя.

   – Уж не будешь ли ты отрицать, что это ты их позвал?

   – Буду, – ответил дан Тэй. – Они давно ждали твоего приезда. Ты, как потомок самого знатного в Марастане рода, по праву являешься главой всего Марастана.

   – Входите, господа, – дан Сиврэ поднялся навстречу гостям. – Чем обязан вашему приходу?

   – Дан Сиврэ, получил ли ты приказ? – вперед выступил невысокий старичок, старший канхарт из присутствующих, дан Валдем Гор. Сиврэ коротко кивнул.

   – Собираешься ли ты его исполнить?

   – Не нам обсуждать приказы правителя, – произнес Сиврэ. По рядам вошедших пронесся разочарованный вздох.

   – Значит, нам обрекать наших подданных на голод и изгнание?

   – Вас больше устроит, чтобы они погибли в огне войны, сражаясь не пойми на чьей стороне? – вопросом на вопрос ответил Сиврэ.

   – Дан Сиврэ, – торжественно произнес Гор. – Наш долг перед Творцами – защищать наших людей. Неважно, от какого врага. Сейчас им грозит только алчность правителей Дир-Амира. Фаревогр и Золотогорье давно живут сами по себе, но Дир-Амир хочет поставить их себе на службу, и для этого земли Марастана должны превратиться в пустыню. Посмотри из окна, пустыня давно подбирается к твоему замку. После выполнения этого приказа она займет здесь все. И, чтобы не погубить наших людей, мы должны собрать всех, кто может и хочет сражаться, и встать заслоном – но не с Востока, а с Запада, от войск Дир-Амира, а не от надуманной угрозы из Бросс Клагана! Они, и никто другой, угрожают нам разорением.

   Дан Тэй выступил вперед.

   – Я, со своей стороны, обещаю вам всяческую поддержку моего правительства. Дан Хорнас обещает, что, если вы восстанете против власти Дир-Амира, войскам Альнараса придется сражаться не только против вас, ибо Агнал тоже не останется в стороне!

   Сиврэ бросил на него удивленный взгляд.

   – Вот, – дан Тэй вдруг распахнул накидку и вынул из-под нее увесистый позвякивающий мешок. – Здесь золото, необходимое для сбора армии. Если вы дадите мне провожатых, через пять дней я пересеку пустыню и буду в Золотогорье, откуда вернусь с теми, кто готов сражаться за свою и вашу свободу.

   Не в силах более стоять на ногах, Сиврэ упал в кресло.

   К нему подошел Гор и ободряюще похлопал по плечу.

   – Ты вовремя прибыл. Теперь у нас есть, кому возглавить восстание!

   – А вы думали, что будете делать после победы? Пусть мы добьемся независимости, пусть над нами не будут более властны правители Дир-Амира – что мы будем делать дальше? Воевать с Мефльхолом за право покупать побрякушки из Бросс Клагана?

   – Вот когда освободимся, тогда и будем думать. Сейчас у нас есть наша большая общая цель, и мы к ней стремимся всеми силами. Цель – вот что отличает человека от животного.

   – Верно. Только что такое – цель? Разве это просто стремление избавиться от того, что тебе мешает? Нет. Цель – это взгляд в будущее! Да, цель отличает человека от животного. Потому что только человек способен представить себе образ будущего, которого еще нет, заглянуть туда, и затем стремиться, чтобы этот образ воплотился в действительности. К чему хотите стремиться вы?

   – Прежде всего, – важно заговорил Гор, – мы выберем собственного правителя. И, я думаю, все согласятся, если это будешь ты, заслуги которого – в случае победы восстания – будут неоспоримы.

   Сиврэ покачал головой.

   – Я воин, а не правитель. Не мое это дело – думать, с кем надо заключать союз, с кем надо вести торговлю. Я могу сказать, где построить крепость, чтобы защитить селение, как становиться для битвы, я могу повести людей на бой – но все эти дворцовые хитрости не для меня.

   – От тебя не требуется хитрость, – заметил Гор. – Хитрости предоставь нам. Ты просто должен быть нашим лицом, нашим знаменем, чтобы наши люди видели тебя и верили тебе. А потом – потом и Мефльхол, и Фаревогр сами признают тебя старшим над ними, и мы создадим такое устроение государства, которого еще не было в нашем мире!

   – Вы, видимо, не понимаете – грядет война! И поднять восстание в тылу у собственного повелителя, пока он воюет с внешним врагом – это предательство, не более – не менее!

   – Он предал нас первым, – возразил Гор. – Аглас, обязавшийся вести нас за собой – ушел в одиночестве искать личного просветления. А его братьям мы ничем не обязаны.

   – Это не повод предавать свою землю.

   – А землю ты не предаешь, – спокойно сказал дан Тей. – Напротив. Люди не верят нынешним правителям – и вслед за этой верой умирает и вера друг другу. Посмотри, как твои соседи радостно пришли, увидев вождя, способного их объединить, способного вернуть им веру в себя и в людей! Если ты возглавишь их – вы создадите новое государство, взамен отжившего старого, где лишь столица будет иной, но которая возродит старый дух Йострема. Если ты откажешься – они разбегутся по своим углам и все равно не будут поддерживать тех, кто считается их правителями – но которые правят только своей столицей, забыв о дальних своих землях и вспоминая о них только в годы несчастий, когда нужно призывать войска или создавать заслон от вторжения. Подумай об этом! Столько людей готовы тебя поддержать – не лишай их веры в тебя или в самих себя.

   На миг в голове Сиврэ пронесся этот самый образ будушего, о котором он говорил. И он увидел себя во главе строя конных рыцарей, замерших на холме. За ним развевалось его алое знамя. Рыцари замерли на миг, а потом, по мановению его меча, опустили копья и железной лавиной устремились на врага.

   Сердце его вздрогнуло и бешено заколотилось.

   – Что же, готовьте свои дружины. Я знаю, с чего нам надо начать.

   Глава 5. Огни Вселенной.

   Возвращаться Когаш решил не спеша. Теперь, когда он был уверен в миролюбивости Дивианы, он мог позволить себе не торопиться. Сев на корабль в Трегорье, он двинулся в путь вверх по реке, рассчитывая добраться до ее истока и далее пройти дорогой, которой шел Адо на встречу с ними.

   Узкий корабль сьорлингов быстро бежал против течения, подгоняемый попутным ветром и редкими взмахами весел. Не прошло и двух недель, как он покинул пределы Далиадира и под радостные возгласы сьорлингов вплыл меж двух обрывов гор в Пустынную долину.

   Речка в истоках своих сильно обмелела и стала каменистой и непроходимой. Далее этого места корабль плыть не мог, и Когашу пришлось перебраться на коня. Однако он выбрал дорогу не по южному краю пустыни, а по северному, там, где редко ходили караваны и где загадочная тропа Дивов ныряла под горы.

   Он ехал медленно, и мысли его витали далеко. Огромные горные склоны высились вокруг, и песок пустыни сиял золотистым светом в последних лучах заходящего солнца. Мир был прекрасен, и хотелось ехать так без конца, наслаждаясь покоем.

   Сгущалась темнота. Конь его стал спотыкаться, и в конце концов Когашу пришлось остановиться. Он огляделся, с некоторым удивлением возвращаясь из своих мыслей.

   Слева от него тянулась пустыня, ставшая зеленоватой во мраке, но по-прежнему источающая еле различимое сияние. Вдалеке песчаные барханы закрывали южные пики гор.

   Справа громоздились скалы, но среди трещин и камней Когаш разглядел линии, явно созданные человеческой рукой. Он всмотрелся пристальнее – и вздрогнул. Заточенный в камень, на него смотрел он сам.

   Когаш спрыгнул с коня и подошел к изображению. Оно было гладким и четким, словно сотворенное вчера. Растерянный, Когаш осмотрелся, словно искал кого-то, кто мог бы ему ответить на разом примчавшиеся вопросы, но рядом никого не было.

   И тогда в глубине души его шевельнулась потаенная от самого себя часть, та, что тянулась к Творцам. Маги связаны с Творцами, и даже с тем, кто выше Творцов. Они могут видеть недоступное прочим. И если есть в нем частица той силы – быть может, ему дадут ответ те, кто знает всё?

   Он растянулся на плоском камне рядом с каменным лицом. Над ним раскинулось необъятное черное небо. Разноцветные звезды, точно далекие виноградины, мерцали в вышине. Небо быстро придвинулось и объяло его со всех сторон. Он прошел Вратами Миров и утратил ощущение тела. Взгляд его мчался сквозь пространства, от звезды к звезде. Он видел огромные и дивные миры, сотворенные творцами, выходцами из других вселенных. Те, кто поднимался выше, кто достигал мудрости и сам уподоблялся творцу – становился творцом собственного мира. Миры были не похожи один на другой. Каждый отражал, словно в зеркале, своего создателя. Были миры враждебные, где каждый боролся за жизнь – и миры светлые и спокойные, где отдыхала душа; были миры бушующие и тихие. И были миры, созданные самими творцами для встречи друг с другом. Лучшее, что сумели открыть творцы в своих мирах, было собрано здесь. И мало было наших пяти чувств, чтобы в полной мере охватить созданное здесь.

   А он летел все дальше и дальше, и не было предела этому полету, и напрасны были страхи, будто новым творцам не хватит миров. Только одного не видел он в своем полете: того Вечного источника, откуда исходит всякая сила любого творца. Но чтобы постичь этот источник, надо самому стать творцом.

   Когаш с удивлением осмотрел горы, лежащие вокруг. С небес они казались маленькими, словно песочные холмики. Но здесь, на земле, не было ничего более великого. Он закрыл лицо руками. «Что, если это был только сон? Что, если вновь меня одолевают видения из несбыточного?»

   После такого сна пробуждение вызывает досаду. Когаш поднялся. Над пустыней высился силуэт человека.

   – Я ждал тебя, – Сирагунд соскочил с валуна. – И я готов ответить тебе.

   Когаш никогда прежде не видел Сирагунда, но узнал его. Словно те, с кем он только что встречался, шепнули ему подсказку. Он почтительно поклонился тому, кто считался древнейшим магом, хотя никогда не использовал магию.

   – Скажи, – обратился к нему Когаш, – как случилось то, что я встретил собственное изображение? Что оно означает? Кто его сделал и зачем?

   – Сколько вопросов сразу, – остановил его Сирагунд. – Наверное, ты прав, и это не спроста. Быть может, ты увидел здесь то, что определяет твой путь?

   – Разве не сам человек выбирает свою судьбу? – удивился Когаш.

   – Кто-то выбирает сам, за кого-то выбирают другие. Но и тот, кто выбирает сам, в начале должен увидеть свой выбор, понять, из каких возможностей он выбирает одну. Для этого надо заглянуть в свое будущее, и от одного отказаться, другое же взять путеводной звездой.

   – Заглянуть в свое будущее?

   – Нет, не в то, которое будет. В то, которое может быть. Творцы оставили нам все пути. И даже когда кажется, что нас несет в пропасть и лавину не остановить, всегда можно сделать что-то, чтобы изменить ее путь. Но в какую сторону ты будешь ее направлять – это тебе предстоит решить самому. Вопрос не в том, куда ты пришел, а в том, куда ты пытался идти.

   – Ты играешь словами, – нахмурился Когаш.

   – Нет. Просто мы говорим о таких вещах, которым нет названия в человеческих языках. Это из мира Творцов, к которым ты когда-то стремился.

   Сирагунд подошел к каменному лику.

   – Это предок всех людей. Так его представляли Дивы. Он дал начало всем нам. Если ты проникнешь сквозь горы, то увидишь лик женщины, его спутницы, с другой стороны. И если ты не случайно носишь облик этого предка – значит, и тебе предназначено совершить нечто столь же великое.

   – Кем предназначено? – воскликнул Когаш. – Неужели опять кто-то совершил выбор за меня?

   – Нет, – покачал головой Сирагунд. – Я неверно сказал. Не предназначено – ты имеешь такую возможность. Но можешь ее упустить. И тогда – только этот каменный лик останется для живущих, но не будет никого, кто бы знал, кого он изображает.

   Когаш скривился в грустной улыбке.

   – Что – слава? Что – признание людей? Это все тлен, преходящий вместе с живущими. Кто помнит героев ушедших времен? Даже ты, знающий все, не помнишь всех, кто жил, творил, верил – и ушел в небытие!

   – Слава живет в веках, но не всегда слава о тех, кто ее достоин, – грустно заметил Сирагунд. – Это дело людей – помнить или забыть своих героев. Но если ты прожил свою жизнь достойно по меркам Творцов, ты станешь на одну ступень с ними, даже если ни одна живая душа не вспомнит о тебе здесь. Хотя, поверь, так не бывает. Если ты жил достойно, найдутся те, кто будет помнить. Но не стоит жить ради того, чтобы помнили. Забвение охватывает имена, но отголоски деяний людских долго живут в этом мире.

   – Это сами Творцы тебе рассказали?

   Сирагунд замолчал.

   – Ты готов поверить мне на слово? – спросил он наконец.

   – Да. Скажи мне, что я должен делать, и я сделаю это.

   – Хорошо, – Сирагунд вновь умолк, точно погрузился в мысленный разговор с Творцами.

   – Слушай же. Творцы, создав законы этого мира, наделили людей возможностью распоряжаться в нем, и с тех пор на людях лежит ответственность за его судьбу. Но законы были прочны и хороши, и люди, пожив в мире и спокойствии, привыкли, что, что бы они ни сделали – Творцы предусмотрели за них любой исход. И люди стали относиться ко всему как к игрушкам, данным им в этой жизни для их удовольствия. В самом деле, что бы ты ни сделал – ты вроде бы ничего не меняешь, и следующие поколения живут так же, как и ты.

   Но исподволь накапливались мелкие, ничтожные изменения, сдвигающие ткань мира. И в ней уже накопилась огромная щель, которую не залатать усилиями одного человека. Нужно начинать направлять усилия многих людей, и ты можешь это сделать. Ты должен полностью посвятить себя этому. Для этого ты должен полностью отдать свою жизнь занятиям магии. Ты должен отказаться от воинских занятий. Ты должен отказаться от воинских забав и от славы Воина. Став истинным магом, ты отправишься на юг, где вокруг тебя соберется община людей из самых разных народов. В начале она будет небольшой, ты будешь направлять ее, следуя своему видению Высшего мира. В моих летописях вряд ли останется твое имя. Но со временем эта небольшая община, направляемая тобой, станет новым народом, чьи деяния и величие затмят славу Дивианы или Камангара, и этой общине предназначено возродить погибающий мир.

   Когаш недоверчиво усмехнулся.

   – Ты же сказал, что поверишь мне на слово! – напомнил Сирагунд.

   – Почему я должен оставить воинские занятия?

   – Потому что два твоих пути ведут тебя в разные стороны. Магия тянет вверх, воинское искусство пригибает к земле. Тебе надо выбрать, чтобы добиться успеха. Вечную жизнь творца – или вечную привязку к этому миру.

   Вроде бы, Сирагунд говорил все правильно. Но сидела в сердце червоточина, напоминающая, что почти те же слова говорил когда-то Адо, а признавать правоту мальчишки не хотелось. И потом, разве не считается он лучшим рыцарем Саарема? Разве не доверяет ему правитель? И бросить все это ради смутного намека, ради видения далекого будущего?

   – Откуда ты знаешь, что это сбудется? Откуда вообще мы знаем о Высшем мире? О том, что кто-то из нас хоть когда-то его достигнет? Что, если все это – сказки, чтобы заставить нас делать то, что нужно им, нынешним повелителям этого мира, магам и правителям? Если маги видят высший мир, видят, куда мы должны идти – откуда в нашем мире так много магов, предающихся земным наслаждениям? Не потому ли, что они прекрасно знают, что нет никакого ТОГО пути, который им якобы обещал Сохранивший? Кто из них говорил с творцами? Кто из них на самом деле стал творцом? То, что существует магия, никак не доказывает того, что существуют творцы и особое наше предназначение.

   Когаш выплеснул все это разом – и замолк, тяжело дыша. В тот миг ему показалось, что видение, только что промелькнувшее перед ним, подернулось туманом и стало исчезать, точно он сам, своим решением уничтожал его. В груди проснулась боль, но разум говорил, что, если столь неверным оказалось это видение – значит, это всего лишь сон.

   Сирагунд молчал, глядя вдаль, поверх необъятной пустыни. Наконец, он тяжело повернулся к Когашу.

   – Почему ты веришь своим глазам? Своим ушам?

   – Потому что они говорят мне одно и то же!

   – Но уши могут говорить одно, глаза другое – что ты выберешь? Они говорят одно, когда ты понимаешь, что они тебе говорят; но твое понимание основано на привычке. Ты знаешь, что голос, который ты слышишь, принадлежит человеку, которого ты видишь; что, если ты ошибаешься?

   – Так можно утратить доверие ко всему, если не верить своим глазам и ушам!

   – Однако ты утрачиваешь это доверие. Ты видел Творцов, ты видел Высший мир – но считаешь это сном. Что ты должен увидеть или услышать, чтобы поверить, что это – не сон? Твои глаза и уши – лишь путь к сердцу и разуму. Такие пути дали тебе Творцы, и твое сомнение – это сомнение в них.

   – Так что же, если они тоже – лишь сон? Кто из живущих видел их?

   – Ты слышал предания о временах, когда Творцы говорили с людьми.

   – Но это – не более чем сказки!

   – Ты сам видел их – и теперь считаешь, что глаза тебя обманывают. Взгляни на эту стену. Почему ты решил, что на ней – твое изображение, а не случайное скопление камней и трещин? Ты имеешь свой цельный образ мира, и пропускаешь к своему разуму лишь то, что соответствует ему, и отвергаешь то, что заставляет этот образ поколебаться. Но почему ты выбрал этот образ, а не другой?

   – Вся моя жизнь убеждала меня в нем. Мои наставники и учителя учили меня ему.

   – Нет. Мир, который ты видишь – это только твой собственный выбор. Только твое решение заставляет тебя мучаться от страшной проблемы там, где для другого ее просто не существует.

   – К несчастью, те же, кто меня учил, потом сами поступали не так – и потому в моем образе мира слишком много сомнений, – произнес Когаш с болью. – Я верил людям; теперь я могу верить только своим глазам и ушам. Ты хочешь отнять у меня и эту веру?

   – Ты сам отказываешься от нее. Почему ты скорее поверишь слухам о предательстве, чем слухам о доблести? Почему ты веришь плохому, но не веришь хорошему? Что тебя заставляет так поступать?

   – Мой опыт. Я вижу, что доблесть проявляют редко, подлость же встречается сплошь и рядом.

   – Но ты хоть иногда, но все-таки видел доблесть. Почему же ты, только на основании того, что она встречается редко, выбираешь другое объяснение?

   – Потому, что на доблесть нельзя рассчитывать. На нее можно надеяться, как на чудо, и если человек ее проявит – честь ему и хвала; но если не ждать подлости – окажешься перед ней беззащитным.

   – А кто тебе сказал, что так же не поступают маги, даже те, кого ты почитаешь за своих учителей? Они видят самого Воплотившего, и Сохранившего, и Оспорившего – но не доверяют им! Они тоже, как и ты, ждут подлости от творцов! Это, знаешь ли, зависит от человека. Одни верят, не видя, другие видят – но не верят. Да, маги слышали обещание от самого Сохранившего – но они хотят подтверждения этому здесь и сейчас, а не когда-то в будущем. И если ты думаешь только о том, что можешь получить здесь и сейчас, а о том, что будет когда-то, не думаешь – для тебя не имеет значения, какие чудеса тебе открыты.

   – Конечно, – невесело улыбнулся Когаш. – Ведь когда-то я могу этого и не получить. И не кажется ли тебе, что, если думать о будущем, твоя нынешняя жизнь пройдет сквозь пальцы и уйдет в песок, как капли дождя в пустыне?

   – Ты едешь на коне и наслаждаешься видом вокруг. Разве это плохо? Чудесно! Но разве ты не направляешь коня в ту сторону, куда тебе надо? Не помнишь все время о цели своего путешествия? И в зависимости от того, куда ты идешь, ты выберешь ту или другую дорогу. И даже проедешь там, где слякотно и грязно, если только этот путь ведет к цели. Но если ты будешь основываться в выборе дороги только на ее внешнюю привлекательность – ты вряд ли доберешься до цели. Вопрос, что для тебя важнее, то, что есть сейчас, или то, что будет?

   – Ну, а если ничего не будет? Если мы – лишь игрушки в руках творцов, которые они выкинут потом на свалку, когда мы станем слишком надоедливыми? Не выдумали ли мы сами себе эти красивые сказки о нашей возможности стать им равными – только чтобы спастись от этой убивающей мысли о своей бренности в этом мире?

   – Может быть, так, а может быть, и нет. Ты не узнаешь этого, пока не пройдешь весь путь до конца. Нельзя живому узнать, что его ждет после смерти. Смотря что ты ждешь от конца своей жизни, у тебя будет разная жизнь. Как разные будут дороги, если ты едешь домой – или просто выехал на прогулку подышать свежим воздухом. Но ты не можешь знать сейчас, что будет Там. Как не можешь знать, что тебя ждет в конце дороги, раньше, чем приедешь туда. Ты можешь воображать себе все, что угодно – но узнаешь ты, лишь когда доберешься до места. Другие люди будут говорить тебе – одни одно, другие другое – и это твой личный выбор, кому из них верить. И пусть ты чаще встречал подлость – но доблесть тоже встречается. И потому решай сам, нужна ли тебе жизнь красивая – но ведущая в никуда, или жизнь тернистая – но, быть может, ведущая к вершинам, высоту которых мы отсюда даже не можем представить. А, может быть, обе дороги ведут в никуда. Но когда дорога закончится, если за нею ничего нет – вспоминать и горевать об ушедших напрасно днях тоже будет некому. Если же за нею что-то есть, то, чему ты научился на тернистой дороге, пригодится тебе больше.