Текст книги "Свет уходящих эпох (СИ)"

Автор книги: Николай Бурланков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

   – Как же ты мог предложить купцам право торговли в чужой стране?

   Дан Тэй похлопал себя по карману.

   – У меня лежит грамота от самого Агласа. По ней я могу обещать почти все.

   – Значит, это Аглас тебя посадил на престол Бросс Клагана?

   – Ну, нет, Аглас не столь могуч, чтобы сделать это, – поспешно ответил дан Тэй, понимая, что уже сболтнул лишнего. – Но есть силы повыше Агласа. Магия везде одна, и маги в Бросс Клагане, хотя и не находятся при дворе, но имеют не меньшее влияние, чем в Дир-Амире – правда, не такое заметное.

   – То есть, ты договорился с магами, а они договорились с татагами? Разумно.

   Дан Палигер поднялся, слегка пошатываясь.

   – Наверное, мне пора. Позови служанку, пусть покажет мою комнату.

   С утра, несмотря на выпитое накануне, дан Палигер был свеж и бодр, в отличие от дана Тэя. Тот, мрачно держась за голову, сидел все в том же кресле, где дан Палигер оставил его накануне, и рассматривал грамоту, которую держал в руке.

   – Плохие вести? – полюбопытствовал дан Палигер.

   – Да, видимо, нам срочно придется плыть в Ольдандир, – кивнул дан Тэй. – А у тебя, я вижу, ночь прошла приятнее, чем у меня?

   Дан Палигер промолчал, и только ухмыльнулся.

   – Распорядись приготовить корабль, – велел дан Тэй. – Мы должны выплыть после обеда.

   Уже на корабле дан Тэй рассказал, в чем дело.

   Ольдандир – или, на языке севинов, Восточное Взгорье, – было единственным местом в Бросс Клагане, где добывали золото и серебро, служившие в нем мерой всех вещей. И, разумеется, за право владеть доходами с рудников в этих горах постоянно шла борьба. По договоренности татагов, контроль над золотом и серебром, добываемыми там, должен был осуществлять правитель, но сами татаги осуществляли не менее бдительный контроль за самим правителем – куда он девает добываемое там золото и серебро.

   Так вот, один из татагов подговорил местных хротаров, работавших на руднике, и те объявили, что рудник – это их древняя собственность, находящаяся на их земле, и отдавать его – и уж тем более работать на нем ради чьей-то выгоды – они не собираются. Местный управляющий, присланный с Островов, попытался им пригрозить силой, но за хротаров вступился некий дан Гор, изгнанник из Дир-Амира, оказавшийся там якобы совершенно случайно.

   Ситуация требовала личного вмешательства правителя, это был один из тех редких случаев, ради которых его и держали. Только с ним будут договариваться куны хротаров, только его может послушать дан Гор. А потом надо будет выяснить и имя того татага, который, видимо, хотел быть слишком умным и переиграть всех, единолично заключив договор с хротарами на все добываемое ими.

   – Подозреваю, это все – последствия устроения Бросс Клагана, – размышлял дан Тэй вслух. – Как им управляли мои предки – не представляю! Каждый все время тянет одеяло на себя, а прикрикнешь на кого-то – и поднимется вой, что я не уважаю людей, считаю себя выше других, не исполняю законы... Вот допустим – допустим! – мы решили поддерживать Дир-Амир и объявить блокаду его врагам, и вдруг появляется татаг, который решит, что ему выгоднее поддержать его противников, и вся блокада идет на смарку. И если в другой стране я бы просто казнил такого торговца как предателя, то тут он, оказывается, просто блюдет свои интересы! И, что любопытно, те же татаги, что соглашались со мной и подталкивали меня к объявлению войны – теперь встают на его сторону и доказывают, что это его личное дело!

   – Тяжело тебе с ними, – сочувственно вздохнул дан Палигер.

   Внутреннее море Бросс Клагана – между Северными островами и материковыми землями – было изучено мореходами вдоль и поперек. Они знали все скалы и мели, все течения и ветра, и добираться с островов на побережье и обратно научились так быстро, что это тоже казалось магией.

   Оказавшись в Ольдандире, дан Тэй повел себя как настоящий мудрый правитель. Он не стал являться к взбунтовавшимся хротарам, а сначала остановился в городе, откуда разослал верных людей по другим рудникам, выясняя настроения. Кроме того, подкупив нескольких хротаров, он узнал, за какую цену предложил неизвестный пока татаг покупать золото у отделившегося рудника.

   Вечером, сидя в комнате со своим охранником, дан Тэй вновь рассуждал.

   – Это хорошо, что у них есть что-то, чему все верят. Опираясь на золото, тут можно сделать все. Тот, кто устоит перед блеском золота – не устоит перед блеском мечей, купленных за золото.

   – Что ты теперь собираешься сделать?

   – Все просто. Я предложу хротарам цену, больше той, что им предложил этот татаг, и они вернутся, забыв о своих криках о «родной земле» и о «праве самим решать, с кем иметь дела».

   – А если не вернутся?

   – Придется их разогнать силой и отдать эту землю другому хронгу хротаров. Но уверен, что до этого не дойдет. Только ильвы в своих лесах еще думают, что хранят истинные ценности, а тут, на побережье, все продается и покупается, нужно только знать цену.

   С утра дана Тэя ждал новый неприятный сюрприз.

   – К тебе пришли посланцы от татагов, – объявил дан Палигер. – Они говорят, что очень недовольны твоим решением поднять цены на золото.

   – Странно, – произнес дан Тэй. – Если все меряется в золоте – как оно может подорожать? Позови их сюда.

   В комнату вошло трое татагов, богато одетых купцов среднего возраста, все – с окладистыми бородами и с большими кошелями на поясе.

   – Я не понимаю, чем вы обеспокоены, – обратился к ним дан Тэй. – Ваша казна, на которой вы сидите, дорожает, и вам не надо для этого даже пальцем пошевелить!

   – Дан Тэй, ты нас извини, но в торговле ты мало понимаешь, – заговорил средний татаг. – Мы на казне не сидим, она на нас работает. Мы на нее закупаем товар и в Дивиане, и в Дир-Амире, и у ильвов. А в других землях не знают о наших заморочках с хротарами, и продавать нам будут по старой цене, то есть, чтобы купить то же самое, нам придется платить больше!

   Дан Тэй задумался.

   – Но я же собираюсь только с одним рудником договориться – разве это так опасно?

   – А ты думаешь, остальные об этом не узнают и будут по-старому торговать? Нет, тут, стоит одному послабление сделать, и все на шею сядут.

   – Да, это они с ильвами договорились, не иначе, – произнес левый. – Кому от таких дел прямая выгода? Только им.

   – Что же вы предлагаете? – удивился дан Тэй.

   – Да разогнать этих лодырей, и все дела! – воскликнул правый татаг.

   – То есть, вы предпочитаете действовать силой? А если они запрутся на руднике и будут защищаться? Хротары в горах – это страшная сила!

   – А мы тебя для чего держим? Тут вопрос к военным, как хротаров с гор выбить. Нас не спрашивай.

   – И это только ваше мнение, или весь совет татагов думает так же?

   – Совет татагов далеко. И люди там разные. А здесь должно быть так, как мы решим, – произнес средний татаг, и, откланявшись, все трое вышли.

   – Я бы на твоем месте взял этих троих да подержал бы дня три в трюме корабля – они бы тут же поменяли свое мнение, – предложил дан Палигер. Дан Тэй замахал руками:

   – Ты что! Мне тогда лучше и не появляться обратно на островах – заклюют... Но ничего, осел, груженый золотом... Правда, осла у меня нет, – дан Тэй внимательно посмотрел на своего начальника охраны, – а вот золото найдем. Зови этих троих обратно!

   И по возвращении тех дан Тэй предложил удивленным татагам взять рудники Ольдандира в свое пользование. Они обязуются поставлять хротарам, работающим там, все потребное для жизни, а сами будут поставлять золото в казну в определенном размере. Все, добываемое сверх того, они могут оставлять себе и использовать для своих нужд.

   Не чувствуя подвоха, татаги радостно согласились.

   – И в чем же тут хитрость? – не понял дан Палигер, когда за татагами закрылась дверь.

   – Дан Палигер, как ты думаешь, что будут делать эти татаги, получив доступ к золотым рудникам?

   – Выгребут из них все, что можно, и на том все кончится.

   – Нет, первым делом они, обрадованные, что имеют такие запасы, начнут их безудержно спускать. Разумеется, в обход казны. Но об этом скоро все проведают, и, если они не хотели, чтобы золото дорожало – они получат, что золото дешевеет. Тогда и татаг, захвативший первый рудник, не станет платить хротарам столько, сколько они хотят, и те сами прибегут проситься обратно!

   – Ну, а потом?

   – А потом все вернем, как было. Разумеется, после долгих судебных разбирательств, которые выявят ужасные факты укрытия золота татагами, поставленными следить за его справедливой добычей.

   Дан Тэй погрозил в дверь кулаком.

   – Они думали, что переиграли меня. Но забыли, что всякое оружие может быть обращено против его владельца!

   Игра, предложенная даном Тэем, увлекла его самого. Конечно, все могло кончиться и не так, как он предполагал, но тем она была азартнее. Он долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок, и наконец спустился из спальни в гостинную.

   Там стоял дан Палигер, изучая выложенные с вечера к приходу татагов пирожки со сладкой начинкой. К угощению никто не притронулся.

   – Бери, не стесняйся, – разрешил дан Тэй. – Ты почему не спишь?

   – Ты просил меня узнать, кто этот татаг, что затеял заварушку...

   – Ну, и ты узнал?

   Дан Палигер взял пирожок и кивнул.

   – Кто же он?

   – Он здесь, – дан Палигер открыл дверь, ведущую в прихожую.

   По этому знаку человек пять – хотя дану Тэю показалось, что их намного больше, те вдруг разом заполнили всю гостинную, – вооруженных людей ворвались в комнату и усадили правителя в шелковое кресло.

   – Что происходит? – вскричал тот.

   – Татаги были очень недовольны твоим решением, – произнес дан Палигер. – А новый хозяин рудника решил сам придти к тебе.

   – Кто же он?

   – Это Иль Росс. Ты, кажется, его хорошо знаешь?

   Дан Тэй посмотрел вокруг. Стоящие по бокам от него воины застыли, как изваяния. Никого из них он не знал.

   – Подлый предатель! – вскричал дан Тэй, потянувшись к своему начальнику охраны – но тяжелая рука одного из воинов усадила его обратно. – Ты продал меня, своего хозяина? Сколько тебе заплатили?

   Дан Палигер промолчал, сосредоточенно жуя пирожок, взятый со стола.

   Следом за воинами в комнату вошел сам Иль Росс. Правая рука его, одетая в черную кожаную перчатку, висела на груди и казалась безжизненной, левая рука сжимала посох.

   – Удивительное дело! – произнес маг задумчиво, отложив посох и теребя пальцами левой руки шелк на обивке кресла. – Вчера этот человек, владеющий огромным состоянием и повелевающий жизнями тысяч людей, с гордостью от понимания основ бытия говорил своему собеседнику: «Все продается и покупается, и любого человека можно продать или купить». Но когда купили его начальника охраны, а его самого продали – за приличную, должен сказать, плату! – он вдруг начинает возмущаться: «Предатель! Как можно продать своего хозяина?» Выходит, то, что продается и покупается действительно ВСЕ – это не так уж приятно?

   – Ну, я пойду? – уточнил дан Палигер, доедая пирожок.

   – Ступай, – разрешил Иль Росс. – Встретишь Сиврэ – передавай ему от меня привет и наилучшие пожелания. А с тобой, дан Тэй, у меня будет долгий разговор. К тебе накопилось много вопросов, и не только у меня.

   Глава 6. Крах.

   На высоком уступе, выдающемся к северу от основного горного хребта, ватага хротаров сноровисто таскала камни на постройку нового замка, торопясь успеть до зимы. В Сиярени зима хоть и малоснежная – что облегчает поиск корма коням и овцам, пасущимся здесь, – но долгая, ветренная и суровая, и работать на ледяном ветру никому не хотелось.

   Повелитель этой земли, пока строился его замок, жил в доме хротарского старейшины – куна. Поселок хротаров, расположенный высоко в горах, был закрыт от ветров сходящимися хребтами, а через единственный выход из долины, укрывающей поселок, открывался вид на каменное изображение, которое Когаш когда-то показывал Рустемасу.

   Когаш все чаще рассматривал его, но почему-то боялся подойти близко. После его внезапного возвышения он еще дальше отошел от того пути, к которому призывал его Сирагунд. Словно назло самому себе, он совершенно забросил занятия магией и все дальше углублялся в ежедневную суету забот канхарта.

   Он сам следил за постройкой замка, сам объезжал свои владения, собирая дань с гулов и хротаров, выслеживая стаи волков и диких собак, ловя шайки разбойников и изгоев, расплодившиеся в последнее время. Только ночь вызывала у него тревогу. Звездное небо, раскрывшееся однажды перед ним, появляясь после захода солнца перед его глазами, напоминало о чем-то несбыточном – или навсегда утраченном.

   Вогуром после размолвки по поводу раздела Сияреня почти не вспоминал о своем дерзком канхарте, предоставив ему жить своей жизнью. С юга доходили вести о большой войне, начатой Сааремом против Агнала, но из столицы не пришли ни сборщики налогов с требованием денег на войну, ни приказания о наборе воинов. Казалось, Саарем забыл о своей самой северной земле, равно как и о ее главе.

   Сначала Когаша это радовало. Он каждый день думал, что, раз от него больше не требуют ратных подвигов, он может серьезно заняться магией. Но день проходил за днем, а занятия так и не начались.

   Наконец, устав от бесконечного ожидания неизвестно чего, Когаш сам запряг коней в колесницу и, сказав, что уедет на несколько дней, отправился в Дивиану.

   ********************************************************************

   – Альд! Альд, иди сюда!

   Маленький карапуз на неуверенных ножках стоял возле помоста, сооруженного для выступления бродячих актеров, посетивших дворец в Далиадире, и завороженно смотрел, как крутится обруч на руках у одного из выступающих.

   Виена подхватила малыша на руки.

   – Куда же ты убежал, малыш?

   Альд еще только начал ходить, переваливаясь с боку на бок, но уже порывался бегать. Хотя часто ему надоедало хождение на двух ногах, тогда он опускался на руки и с не меньшей скоростью – а подчас и быстрее -передвигался на четвереньках.

   Оказавшись на руках у матери, Альд сначала попытался обрести свободу, немного повырывавшись, но потом успокоился и прильнул к ее плечу, сразу засопев.

   Вокруг помоста стояли зрители – канхарты, их жены, слуги и служанки. Когда актеры проделывали особенно удивительный номер, зрители разражались криками восторга.

   – Здравствуй, Виена, – Когаш с почтением поклонился молодой маме. Он только что вышел от Надмира после долгого разговора.

   – Привет и ты, – кивнула Виена, поправляя малыша на руках. – Подожди здесь, я уложу малыша и вернусь.

   Когаш остался смотреть представление и не заметил, как Виена появилась рядом вновь.

   – Что ты думаешь об артистах? – спросила она. Когаш пожал плечами.

   – Я раньше никогда не увлекался их выступлениями. Мне кажется, лицедейство – не самое достойное занятие. Человек, примеряющий на себя чужие маски – знает ли, кто он сам на самом деле?

   – Знаем ли это мы сами? – возразила Виена. – Актерство – это великое мастерство. Оно дает человеку возможность за одну жизнь прожить множество жизней. Истинный актер может ощутить себя камнем на мостовой, грозой в небе, летящей птицей, злодеем-убийцей или доблестным рыцарем – а потом вновь стать собой. Это удивительная возможность посмотреть на жизнь с самых разных сторон. Можно сказать, это – одна из целей жизни человека, узнать ее всю, во всех проявлениях. Любой мастер своего дела, чем бы он не занимался, становится артистом, перевоплощаясь в предмет своего мастерства. Каменщик чувствует камень, чувствует, как будет стоять возводимый им дом. Гончар чувствует себя глиной, ощущает всем телом, как будет создаваться его сосуд. Плотник – хороший плотник – чувствует то же, что и дерево, которое он обрабатывает, он ощущает его слабые и сильные места, он сам может вдруг ощутить боль, если его топор ударит против волокон или зароется в сучке. Истинные мастера ощущают все это, куда ярче и отчетливее, чем мудрецы, плетущие хитрые словеса и с помощью них пытающиеся объяснить все на свете. И в этом мудрость актерского искусства – суметь почувствовать другого и через это понять. А мы низвели лицедейство до уровня обычного развлечения и ремесла, где люди, далекие от таких высот, указывают истинным мастерам, что и как они должны делать.

   – Ты осуждаешь тех, кто устраивает представления? – удивился Когаш.

   – Нет, – покачала головой Виена. – Я стараюсь никого не осуждать. Я всего лишь выношу суждение о том, каким бы я хотела видеть наш мир. А перед актерами я преклоняюсь, ибо они помогают нам увидеть наши мечты. Но, как и все люди, актеры бывают разные.

   Она посмотрела на гостя.

   – Можешь ничего не рассказывать. Я вижу, почему ты приехал. В твоей душе раздвоенность, и ты не знаешь, что выбрать?

   – Да, – кивнул Когаш. – И теперь, после твоих слов, я понимаю что-либо еще меньше. Ты говоришь, что цель человеческой жизни – посмотреть на нее с разных сторон. Но почему тогда Сирагунд говорил, что надо выбрать какой-то один путь и следовать только ему?

   – Потому что в тот миг, когда актер входит в роль, он умирает. Нет, не тело его умирает – тот человек, которым он был до сих пор, он исчезает. И актер становится совершенно другим человеком. Или даже не человеком, а столом, драконом, камнем, кем угодно. Он не раздвоен – он целостен. Он превращается из одного в другого, забывая про себя – предыдущего; но при этом он, если захочет, может окинуть мысленным взором все, кем он был – и потому он, не зная, знает.

   – Значит, я могу побыть немного магом, потом немного воином, потом стать еще кем-нибудь...

   – Да, вот только магом нельзя побыть немного. Как и воином. Ты не актер, и, будучи воином, будешь убивать по-настоящему. И умирать, если придется, тоже. Вот потому мне и нравятся актеры.

   – Но как же они, не будучи, скажем, магами, могут играть магов?

   – Они тоже причастны магическому искусству, только другому, – возразила Виена. – Главное в искусстве мага – это изменять мир. Актеры же умеют изменять себя.

   – Играя столько разных людей, разве он не забывает, кто же он на самом деле? – возвратился Когаш к волнующему его вопросу.

   – А ты сам можешь себе ответить на этот вопрос? – спросила Виена. – Мы меняемся каждый миг. Каждый миг мы умираем – и рождаемся заново, чуть иными. Так же и весь мир обновляется каждое мгновение, и только маги знают, каким он появится вновь. И мы, истинное наше "я" – это и есть то, что соединяет три наших мига рождения, чуть в прошлом, в настоящем – и чуть в будущем. То, что связывает мир в единое целое. То, на чем держится преемственность мира и выполнение законов Творцов. Я – это не мое имя, не мое тело и даже не душа, это и есть вот эта самая непрерывность, та, что связывает краткие миги рождения и смерти. И то, что мы называем смертью, есть просто разрыв связи истинного "я" с телом. Ты, даже живой, можешь забыть, что было с тобой год назад, и даже встретившись с другим человеком, с которым вместе переживал какое-то событие, вы будете рассказывать его по-разному. Значит, ты – это не память о прошлом. Ты – это именно то невысказываемое и неназываемое, ускользаемое от мудрствования – ибо нельзя увидеть то, что смотрит. Я не знаю, с чем ты соединишь свою эту жизнь после смерти в этом мире. Может быть, ты свяжешь себя с новой жизнью, вернувшись в мир под другим именем и в другом обличье. Может быть, ты возродишься в облике светила, дарящего жизнь другим мирам. Может быть, ты станешь холодным камнем, или войдешь в мир творцов – этого не знает никто, даже ты сам, но ты продолжишься, ибо ты и есть это продолжение, ибо после рождения следует смерть, а после смерти – рождение.

   – Почему ты заговорила о смерти? – спросил Когаш. Виена посмотрела на него своими огромными глазами, точно пробуждаясь ото сна.

   – Прости. Что-то нашло на меня. Ты знаешь, именно так и видят мир маги. Мир умирает каждый миг – и рождается вновь, чуть иным. Нельзя остановить умирание, ибо тогда не будет рождения, а, значит, не будет и жизни, ибо все замрет. Нельзя остановить рождение, ибо тогда мир просто умрет, растворившись в небытие. И связь между смертью и немедленным рождением мира осуществляет Время – и мы, его зрители и актеры. Те, кто знает, каким родится мир в следующий миг или спустя столетия, называются прорицателями. Те, кто может на это повлиять, называются маги. Те же, кто просто смотрит на это, постигая законы нашего мира – законы, те самые, по которым он умирает и рождается вновь – это и есть все мы.

   – Ты на редкость умна для своего возраста, – заметил Когаш. Виена улыбнулась.

   – Женщина, ставшая матерью, обретает мудрость всех предыдущих поколений. Я знаю и второй твой вопрос. Ты спрашиваешь, что за изображения ты видел в горах?

   – Да. Ты знаешь о них? – Когаш уже перестал удивляться. – Ты их видела?

   – Я знаю о них только из рассказов, – ответила Виена. – Но я знаю их смысл. Женщина, смотрящая на восток, где солнце появляется – это знак Рождения. Мужчина, смотрящий на Запад, где солнце умирает – это знак Смерти.

   Когаш вздрогнул.

   – Я тоже не хочу идти в неизвестность, – ответила на его немой вопрос Виена. – Но если маг может направлять мир в ту сторону, в которую считает нужным, он сможет и для себя выбрать то продолжение, которое ему более по сердцу. Если, конечно, его воля не столкнется с волей другого мага.

   – Я думал, эти изображения означают связь наших судеб, – прошептал Когаш. Виена покачала головой.

   – Наши судьбы связаны, но не так, как ты подумал, – произнесла она. – В мире каждый миг происходит мириады рождений и смертей, и только мы выбираем, какие из них будут нашими продолжениями.

   – Разве можем мы выбирать смерть?

   – Только потому, что мы не выбираем, она и кажется нам страшной, – отозвалась Виена. – Представь, что ты принес присягу своему господину и, выполнив все, что в ней говорилось, теперь уходишь от него, потому что нашел новое призвание – что в этом страшного? Но если ты еще строишь планы на свое служение ему, и вдруг он сам тебя изгоняет – это ранит твое сердце и заставляет терзаться муками от неудач. Так же и наша жизнь. Если мы пришли в этот мир, выполнили все, что могли, и уходим отсюда в мир лучший, где сможем применить все то, чему научились в этом мире – разве есть тут что-то страшное? А вот когда нас изгоняют отсюда не по нашей воле – только это и заставляет нас мучаться и давит тяжким грузом на наших родных и близких.

   – А как быть воину? – спросил Когаш. – Он может погибнуть в любой момент – разве может он выбрать свою смерть?

   – Воином быть нелегко, – согласилась Виена, и лицо ее вдруг омрачилось. – Я слышала, истинные воины живут так, что готовы любой миг своей жизни считать последним, и всегда готовы встретить смерть. Но это, должно быть, надо воспитывать в себе с детства. Мне трудно это понять и принять. Я могу говорить лишь об обычных людях, тем, которые не живут в ожидании смерти – а живут ради жизни, и ради возможности потом, в лучшем мире, открыть в себе что-то еще более прекрасное...

   – Я ни разу не встречал описание лучшего мира, куда можно было бы уйти из этого, – заметил Когаш.

   – Это потому, что те, кто знают о нем, мало рассказывают, – ответила Виена. – Нужно долго совершенствоваться в этом мире, чтобы достигнуть высшего. Все, что я знаю о нем – это то, что в нем ты можешь сам творить мир. Сначала ученик мастера учится повторять его творения. Он набирается терпения и учится мастерству. Точно так же и мы – живя в этом мире, мы постигаем его, постигаем мудрость Творцов и пытаемся понять, как можно устроить его, учимся быть спокойными и мудрыми. И потом, покинув этот мир, мы можем применить эти знания. Беда лишь в том, что часто мы покидаем этот мир раньше, чем научимся хоть чему-то... Прости, кажется, Альд меня зовет, – и Виена исчезла, словно растворившись в наступающих сумерках.

   **********************************************************************

   Холодная зима в северных лесах, жаркое лето в степях Трегорья приучили Адо к выносливости телесной, но так и не научили терпеливости. Окружающие его канхарты – дан Делас, в первую очередь, который, после заключения мира на Западе был переброшен в поддержку молодому агиолину, – с трудом пытались удержать его от необдуманных решений, что не всегда получалось и за что очень часто они выслушивали от него довольно грубые речи.

   – Тебе, дан Адо, уже много раз говорили, что правителю не пристало вываливать на своих подданных все, что скопилось у него на душе, – заметил дан Делас после очередного всплеска чувств молодого правителя.

   – Но и копить в душе свой гнев тоже не пристало правителю, – парировал Адо. – Иначе он может обрушиться на того, кто его не заслужил. А если я вижу, что человек – идиот, я так прямо ему и говорю.

   – Может быть, это не он идиот, а ты чего-то не понимаешь? – заметил дан Делас.

   – Чего тут можно не понимать? – опять начал заводиться Адо. – Вы могли взять крепость с налета – для чего начались эти танцы с выманиваниями, с засадами?

   – Для того, чтобы наш лагерь не был подставлен под удар с тыла, – объяснил дан Делас. – Одержать победу нетрудно. Надо думать еще и о том, что будет после победы!

   – Нетрудно? Много ли ты их одержал за прошедший год?

   И Адо, не дожидаясь ответа, гордо удалился в шатер. Дан Делас нервно дернул краем губ, глядя ему вслед.

   Их войско стояло лагерем в Трегорье, так, чтобы отсюда успеть и на выручку хротарам Долгого кряжа, и севинам Лоди, и, если придется, вторгнуться в леса Ильв-рана. Распоряжение Рустемаса Теора застало Адо врасплох, но еще большее удивление у него вызвал сегодняшний приказ отца, призывающий его оставить войско на дана Деласа и ехать во дворец в Далиадир.

   Дороги в древних землях Дивианы были налажены во все концы – разумеется, прежде всего в сторону столицы. Верхом Адо преодолел этот путь за десять дней, к вечеру десятого дня входя в покои правителя Дивианы.

   – Почему ты вызвал меня? – обратился он к отцу вместо приветствия.

   – Прежде всего, здравствуй, сын, – подошел к нему Надмир. – И тебе советую спокойно поздороваться, как я всегда тебя учил.

   Адо отстранился.

   – Мне помнится, еще ты с детства учил меня не лицемерить и хранить свою честь превыше жизни или мирских благ. Но то, что происходит в последнее время, я отказываюсь понимать.

   – Не путай честь и гордыню, – заметил отец, отступая. – Защитить свой край – это честь любому рыцарю.

   – Даже если эта защита состоит в том, что ты отдаешь половину того, что защищаешь? Это не честь – это торговля!

   – Ты жертвуешь малым, чтобы сберечь все. Это просто – разумное поведение человека, которому приходится принимать решения за других.

   – А эти другие, за которых ты принимаешь решение, согласны с тобой? – возмутился Адо. – Когда я веду войско в бой, я знаю – сюда пришли те, кто готов погибнуть вместе со мной. Но если ты одним росчерком пера отдаешь землю с живущими на ней людьми другому правителю – спрашивал ли ты их согласия?

   – Адо, я не для того тебя позвал, чтобы ты меня учил, как принимать решения, – повысил голос Надмир. – И потом, договор от нашего имени заключал Рустемас Теор.

   – То есть, ты был не согласен, но одобрил?

   – Пойми, другого выхода не было!

   – Его нет и сейчас, – произнес Адо. – Пока ты дал передышку Вогурому, он не будет сидеть сложа руки. Он усилится и окрепнет, и от второго его удара мы уже не оправимся.

   – Я понимаю все это не хуже тебя, – оборвал сына правитель. – И потому мы тоже не должны терять времени даром. Мы должны быть сильны к тому моменту, когда придется возобновить войну с Сааремом.

   – Тогда я не понимаю тебя! – воскликнул Адо. – Мои войска уже стояли возле самых ворот городов Бросс Клагана, достаточно было одного усилия – и мы бы взяли их, и вдруг ты присылаешь приказ отступить.

   – Мы не можем совсем громить Бросс Клаган. У нас не хватит сил удержать весь этот край в повиновении. Нам придется распылить силы снова между Западом и Востоком.

   – Допустим. Но затем ты посылаешь меня на помощь Дир-Амиру. Я думал, там на самом деле что-то ужасное, страшные враги вторглись в эту страну – и вдруг оказывается, что я должен воевать против Сиврэ, того самого Сиврэ, о котором ты говорил, что это – лучший мой друг, на которого я только и могу рассчитывать!

   – Но тебе же не пришлось воевать, – заметил Надмир несколько нетерпеливо.

   – Нет, потому что я остановил свои войска, едва узнал, с кем придется иметь дело. Но когда мы перешли Долгий Кряж, как я получаю приказ от Рустемаса – оказывается, теперь наш новый враг – Агнал, тот, самый верный наш союзник, о котором ты столько говорил.

   – Все меняется. Об этом я и хотел с тобой поговорить, если бы ты не был так нетерпелив.

   Адо непонимающе воззрился на отца.

   – Вогуром, если не будет воевать с нами, устремится всеми силами на Агнал. И мы, если хотим ему помешать усилиться за счет южного соседа, должны сделать это сами – взять все то, на что мог бы рассчитывать Саарем. И, с помощью Саарема, мы сделаем это проще и быстрее, если бы попытались воевать сами. Тогда как, обрати мы свои силы против Бросс Клагана, и мы завязли бы в его необъятных лесах, как случалось уже много раз. Так что теперь мы – друзья с Вогуромом, и вместе с ним будем громить южную державу. И Дир-Амир, надеюсь, к нам присоединится. Ты же, я полагаю, возглавишь наши войска.

   – Ни за что! Лучше я вернусь и буду сторожить Долгий кряж, как простой ратник, от Бросс Клагана, чем поведу войска вместе с Вогуромом. Разве не его ты называл самым опасным человеком нашего времени? Разве не он вторгся в наши исконные земли, отнял Сиярень, грозил столице? Разве не он вызвал этих, как их, которые, как говорил Рустемас, ничего не могут, кроме как убивать?

   – Изгоев, – напомнил Надмир.

   – Да плевать, как они называются! Я ничего не понимаю, если ты готов забыть старую вражду ради непонятной мне выгоды.

   – Да, государственные соображения часто противоречат человеческой любви или ненависти, – попытался Надмир говорить спокойно. Он положил руку на плечо сыну, но тот сбросил ее в раздражении. Надмир убрал руки за спину.

   – Недавно ко мне приезжал Когаш. Мы с ним переговорили, и я считаю, что он -весьма достойный сосед. Я хочу, чтобы вы с Когашем вместе собрали отряд хротаров в Сиярени. Когаш теперь владеет половиной Сияреня, вторая осталась у нас. Вот вместе вам будет проще договориться о сборе войск и кому они будут подчиняться...