Текст книги "Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн"

Автор книги: Николай Бахрошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Пестрый, конечно, не полез в эту узкую горловину. Он мужик тертый, жженый, стреляный и резаный, знает, почем фунт лиха в базарный день, когда за одного битого дают двух небитых с довеском…

Или я так себя успокаивал, наблюдая за ними издалека в ожидании неизбежного нападения? Я просто чувствовал, ощущал всеми нервными клетками, что здесь что–то не так, слишком тихо кругом, слишком идиллическая картина перед глазами…

Слишком красиво…

Послав двух бойцов вперед, прощупать ситуацию у самого подножия скал, Пестрый с остальными фланировал взад и вперед, как по бульвару в белых штиблетах с оранжевыми носками.

Наконец, у кого–то из засады не выдержали нервы. Ударил первый ракетный залп, ракеты легкие, это я сразу засек, из мобильно–полевых установок. Очарование пейзажа для меня мгновенно закончилось. Все снова встало на свои места – война, отступление батальона, прорыв, точка возврата…

Пейзаж тут же превратился в рельеф, холмы – в преграды естественного типа, а сказочные скалистые замки – в преобладающие высоты. Каменная симфония оборвалась незаконченным аккордом, и в ушах загремели обычные барабаны боя.

Так привычнее, честное слово…

Да, поторопились казачки рассекретиться, им бы еще подождать, потянуть паузу, подпустить поближе, глядишь, и убедили бы нас сунуться в эти горные проходы – мелькнуло в голове почти с облегчением.

Залп еще только вспыхнул, замелькал на вершинах гор колючими, огненными искрами, еще пищали в наушниках сработавшие системы обнаружения и мелькали на дисплеях красные огоньки предупреждения, а Пестрый со своим отрядом уже рассеялся среди массивных каменных «зубов», предваряющих подножие гор.

Хорошая позиция для укрытия и маневра, очень хорошая…

Понятно, что залп не оказался для нас неожиданным, слишком уж удобное место для встречи. Наши системы обнаружения–предупреждения, хоть и рады обмануться любой, мало–мальски электронной защитой типа «стена» или «гранит», но при близком соприкосновении все–таки срабатывают…

Залп грохнул, встряхнул землю, вздыбил многотонные камни и стену песка и пыли, но получилось в точности, как «из пушки по воробьям». Образно говоря, пушка еще только рявкнула, а воробьи уже с чириканьем разлетелись в стороны на полном форсаже брони…

Молодец Пестренький! И ребята его молодцы, не зря мы отобрали в группу авангарда опытных солдат!

После неудачного залпа казачки моментально сообразили, что внезапного нападения не получилось. Начали молотить уже не «ковровыми» ударами, а работать по конкретным целям. Кого то из ребят подшибли сразу, я видел, как чей–то броник мотался в разрывах, словно кукла, непрерывно подбрасываемая в воздух, только без одной руки. Без руки – это я увидел ясно, с отчетливостью внезапно высветившегося силуэта в дверном проеме…

Приблизив картинку телескопическим зрением, я попытался было понять – кого, но даже с телескопическими «глазами» было уже не пробиться через дымно–пылевую завесу, все плотнее встававшую над местом схватки.

Зато я видел, что со стороны казаков пуляли уже не только ракетами, в ход пошли автоматические винтовки и пулеметы. Плазменно–разрывные очереди так и чиркали по макушкам камней ленточками огненных всплесков. А это значит, что нам противостоит такое же пехотное подразделение. Уже легче!

Наши тоже отвечали короткими, экономными очередями «эмок», ударами из «рэксов» и гранатометов, постоянно меняя позиции и прячась между каменными зубами.

Словом, завязалась обычная дуэль между пехотными подразделениями на дистанции в полтора–два километра, когда противники гасят друг друга словно точки на мониторе компьютерной игры, ориентируясь больше по приборам. «Лауры» (легкие ракетные установки) казаков тоже работали непрерывно. Часть ракет ребятам удавалось сбивать, часть – перенаправлять в белый свет, как в одну копеечку, выстреливая «обманки» (маяки ложного наведения), хотя огонь был все–таки достаточно плотным. Сквозь грязно–бурую завесу я видел, как кто–то из наших разлетелся после прямого попадания на отдельные руки–ноги–голова, еще одну броню я засек на плоской вершине коренасто–коричневого монолита, где она, похоже, просто вплавилась в камень… Кто на этот раз?..

Высокие, столбообразные разрывы боеголовок, искрометное мелькание автоматно–пулеметных очередей, совиное уханье «телепузиков», волнами расплескивающих осколки земли и камней. Со стороны – полная неразбериха, но даже со стороны было видно, что ребятам приходится не просто жарко…

Разведка боем? Да нет, какая там разведка, обычный маневр отвлечения…

* * *

Расположившись на вершине холма, в безопасном удалении от места боя, я вместе со Щукой и Рваным засекал действующие огневые точки противника, пытаясь по плотности и качеству огня определить, какие силы нам противостоят. Наблюдения не утешали, у противника явно было две–три роты бронепехоты плюс ракетные установки. Дальнобойных лазеров, к счастью, не наблюдалось, тяжелой артиллерии – тоже. А то бы они нам устроили детский крик на лужайке в сырую погоду!

– Взводный, взводный! Почему не посылаете бойцов в обход?!

Я мельком оглянулся. Занятый наблюдением, я не заметил, как рядом появился Гнус, выполз к нам на вершину и теперь вжимался в землю за нашими спинами, словно уже находился под прицельным огнем.

«Да распрямись ты, милый, не позорься перед бойцами, рано пока еще кланяться, пока и блоха по спине не скачет…»

– Куда? – удивился я.

– В обход! Слышите, взводный, в обход! Вот сейчас бы их обойти и ударить в тыл! – настаивал Гнус из положения лежа.

– Зачем? – все еще не понимал я. Гнус даже задохнулся от возмущения.

Щука и Рваный, рассевшиеся неподалеку с максимальным комфортом, возможном при фиксации брони в положении кресла, тоже обернулись к нам. Щука, прислушиваясь к нашему разговору, мне кажется, подхихикивала.

Я понял, наконец. Нет, идиот – это точно величина постоянная, к тому же непрерывно это подтверждающая! Как же, как же – в обход, в обхват и одновременно в клещи! Пронесем знамя демократии на победоносных штыках! И, разумеется, радостно об этом отрапортуем!

Тоже нашелся – Наполеон Суворович Македонский! И как он себе это представляет – обходить по горам превосходящего по численности и укрепившегося на высотах противника? В горах даже грави–движки брони не дают такой мобильности, как на равнине. Не развернуться там с нашим вертикальным и горизонтальным планированием, маневрировать в бронике среди скал и ущелий – тоже надо уметь, иначе так и будешь биться о камни, пока не расколошматишь буйну голову, как бык о бетонную стену. У горных стрелков даже бронекостюмы другого, специального типа…

Нет, умный в гору не пойдет, умный вообще имеет в виду эти ваши горы, как сказал бы господин штрафник Рваный…

– В обход, взводный, в обход! – настаивал Гнус. – Согласно руководству по тактике…

– Да иди ты… в обход! – не выдержал я.

И какой дурак раздает «осам» руководства по тактике? Не иначе тот самый, что снабжает диких обезьян разрывными гранатами вместо мячиков!

Гнус, конечно, обиделся на всю жизнь вперед, но мне, честное слово, было не до него.

– Леопард–1, Леопард–1, прием! – вызвал я Пестрого.

– Слышу тебя, Тигр! – откликнулся он после некоторой задержки. – У нас здесь горячо!

Этого мог бы не говорить, даже с его передачи через шлемофон я слышал, как вокруг него все кипит и взрывается.

– По визуальному наблюдению силы противника – приблизительно до двух–трех пехотных рот, усиленных «лаурами», – доложил он. – Наши потери – три человека, пока – три… Кухня варит на всю катушку, прием! Здесь стряпать – не советую! Как понял, прием?!

Что и требовалось доказать! «Стряпать», то есть прорываться, здесь бессмысленно, это я и сам видел…

– Двадцать минут продержишься? – спросил я.

– Можно, – неопределенно ответил он.

– Тогда отвожу «зверинец» в направлении «красный свет». Через двадцать минут отрывайся и догоняй! Как понял, прием?!

– Понял тебя, Тигр–1! Двадцать минут! Сделаю, – пообещал Пестрый.

– Работай, Леопард! Удачи!

– И тебя туда же, командир! – с чувством ответил Пестрый…

Пестрый, он же – Ивица Радич, бывший второй лейтенант космического десанта, бывший менеджер по продажам в объединении сетевых супермаркетов «Izobilie», черногорец по национальности и отличный парень, получивший свою кличку за вызывающе–бледные лоскуты искусственной кожи, испятнавшие смуглое, чернобровое лицо.

После полного приживления биокожи ее должны были искусственно осмуглить, но до этого дело так не дошло, как–то рассказал нам Пестрый. Судьба–индейка неожиданно по–вороньи каркнула и подсунула ему в послужной список одну некрасивую историю, драку между новобранцами в его взводе, во время которой трое арабов зарезали двух латиносов. В дело тут же вмешалось всеведающее УОС, и ему, как командиру, пришили попустительство национальной розни с соответствующими выводами в виде приговора трибунала. А в штрафбате о косметических медицинских услугах, предусмотренных военной страховкой, можно даже не вспоминать…

* * *

Мы отходили быстро, как можно быстрее, а сзади все еще гремел бой. Наши бойцы авангарда пока держались, оттягивая внимание противника на себя.

В сущности, нечто подобное мы с Пестрым и предполагали. Рассчитали заранее по одному из возможных вариантов развития событий. Не самому худшему, но – одному из плохих, в нашем положении, в сущности, оставалось выбирать только из двух и более зол. После верноподданнического доклада Гнуса мало кто сомневался, что нас встретят на подходе к горам. Может, и без него бы встретили, но с ним – точно. И не прорываться через Скалистые горы мы не могли, обход этой горной гряды, протянувшейся цепью через половину материка, занял бы слишком много времени.

Так что оставался вопрос – какими силами встретят? Поэтому мы с Пестрым решили заранее – пусть он с десятком человек втянется в бой, тогда как я с остальными буду отходить вдоль гряды на запад, пробуя преодолеть ее в каких–нибудь неожиданных местах.

Пожалуй, это единственный приемлемый план, согласились мы оба. Какой–никакой, а все–таки шанс добраться до точки возврата…

После нескольких часов пребывания на планете уже стало понятно – большого количества войск противника на Казачке нет, оборона планеты построена по принципу автоматизированных укрепрайонов, более опасных для тех, кто валится с орбиты, как снег на голову, из одной могучей, свинцовой тучи. Если бы я, например, командовал десантом, то я бы не стал устраивать всю это образцово–показательную шумиху с волнами высадки, а десантировал бы людей мелкими группами по всей поверхности планеты, как раз в обход базовых узлов обороны. А потом, с подготовленных плацдармов, можно было бы и начинать атаки на укрепрайоны, как делалось это на планете Тайга.

Нет, я не хочу сказать, что я один такой умный, а в нашем верховном командовании – все дураки. Тоже, но не все. Просто на то и армия, чтоб крупные звезды одного идиота перевешивали любое количество умных голов с менее выдающимися нашивками. Ну, привыкли наши адмирал–генералы мыслить стратегией массированных ударов кулаком по столу! Что с ними поделаешь, если думать по–другому они просто не умеют? Непоколебимая вера в превосходство собственной техники и в вопиющую, декларируемую вездесущими СМИ дикость окраинных миров сыграла с нами в этой войне дурную шутку…

* * *

Сознаюсь, раньше, довольно долго, я как–то не особенно задумывался о целях и перспективах этой войны. Может быть, не было случая, а скорее, не было желания думать о войне в свое редкое свободное время, которое с большим удовольствием можно посвятить бабам и алкоголю. Я бы даже уточнил – продажным бабам и плохо очищенному алкоголю, этим исконным мужественным развлечениям ветеранов космодесанта, обветренных взрывчатыми газами…

Войны и так слишком много вокруг, и что о ней еще думать? Я просто принял ее как данность, как научился еще на Усть–Ордынке, когда понял, что в войне смысла нет, в любой войне… Смысла – нет, а интересы – да, есть! Чьи–нибудь меркантильные интересы обязательно присутствуют на заднем плане стратегических карт – это тоже данность. И в конкретной ситуации тем более все просто – есть империя, которая стремится контролировать каждый чих своих подданных, и есть окраинные миры, возмечтавшие чихать и кашлять самостоятельно. Болеть собственными болезнями, а не трястись в централизованной бюрократической лихорадке. Вполне объяснимое желание. Как и стремление империи удержать их в узде – тоже вполне объяснимо…

Так было всегда в истории, и так будет впредь, и что тут думать? По сути, для меня, как для профессионала, война свелась к серии отдельных высадок на далекие планеты, после которых – или грудь в крестах, или голова в кустах… А случалось и то, и другое, случалось и входить победителями в столицы планетарных колоний, и уносить ноги через точки возврата, всякое бывало…

Все просто! И вот теперь, двигаясь с остатками батальона ускоренным маршем вдоль чужих и красивых гор, я вдруг задумался, а зачем мы вообще высаживаемся на дальние планеты? Не с точки зрения сиюминутной тактики и стратегии, даже не с точки зрения Верховного главнокомандования, азартно передвигающего красные и синие фишки на трехмерных картах, а вообще, по большому счету? Какой в них смысл, в наших лихих высадках?

Для начала отбросим всю идеологическую мишуру о демократии на наших знаменах, которую мы якобы распространяем все дальше и дальше в космос. Даже смешно, честное слово… Если следовать элементарной логике, то высшее проявление демократии – когда народы сами решают, как им жить дальше, но мы такую логику на дух не принимаем…

И чем же мы занимаемся? Превращаем «их» колонии в свои? Нет, конечно! Подданные СДШ не слишком–то рвутся эмигрировать на окраины, земли хватает и на близких планетах, человечество пока не настолько многочисленно, чтобы заселить хотя бы их.

Ресурсы? Да, получаем, но это тоже весьма сомнительная выгода. За редкими и особо ценными исключениями таскать через гиперскачки километровые рудовозы очень и очень недешево, подобная транспортировка в большинстве случаев не окупается. Гиперскачковая астронавтика пока все–таки слишком дорогое удовольствие, да и к тому же человечество на исходе XXII века уже убедилось, что энергия – это штука куда более ценная, чем сырье. Есть энергия – можно производить все, что угодно, а энергии хватает в каждой планетарной системе, где звезда еще не погасла…

Тогда зачем?

Высаживаемся, воюем, рушим, стреляем, обваливаем десятилетиями налаживаемые уклады, перечеркиваем долгосрочные планы терраформирования и контролируемых мутаций местной флоры и фауны, а в результате – снова уходим, в лучшем случае, оставив небольшой гарнизон на полуосадном положении и перехватив права на разработку пары–тройки наиболее ценных месторождений, которые потом перепродаются с молотка на земных биржевых аукционах…

Да, уходим, потому что налаживать постоянные, рейсовые сообщения через гиперскачки – безумно дорого, как я уже говорил. А гиперскачковая война – тем более дорогая штука, если бы не контрибуции и налоги с дальних планет, правительство СДШ давно бы уже находилось в глубоком финансовом кризисе на букву «ж»…

В том–то и дело! Что же нам остается в качестве материальных плодов побед? Только деньги и ничего больше! Причем – во многих смыслах этого сладкого слова… Война потребляет деньги, и война их приносит, своего рода самодостаточная система с положительным бухгалтерским сальдо… Да, планеты продолжают оставаться в руках колонистов даже после завоевания, связь с новым «центром» налаживается весьма условно, но одно условие соблюдается неукоснительно – экономика завоеванных переходит на общемировой доллар. Которым они теперь платят пресловутый военный налог в казну СДШ, немалый налог, проливающийся потом золотым дождем кредитов и инвестиций на Землю и несколько центральных планет…

В общем, наскочили, захватили, оторвали кусок пожирнее и гордо понесли его в клюве, чтобы верноподданные из центральных секторов Галактики могли ни черта не делать, получая в виде всевозможных социальных пособий «на развитие большого пальца левой ноги» больше, чем зарплата квалифицированного инженера на окраинах… Вот и весь смысл!

И чем вся эта наша война отличается от банального рыночного рэкета? Или от того же использования рабского труда? А главное, никаких завоевательных перспектив тут в упор не видно, дальние планеты все равно никогда не смирятся с мыслью, что их элементарно грабят, даже если в центре империи начнут напрочь забывать, за чей счет живут…

Получается – все бессмысленно! Глупо, бессмысленно и безнадежно, как камне–транспортировочная компания мифологического царя Сизифа! – вывел я для себя, наблюдая за передвижением батальона.

Не ко времени, конечно, задумался, совсем не ко времени, что противник мне очень скоро и наглядно продемонстрировал…

Из воспитательно–патриотической брошюры УОС «Как я был в плену у диких казаков и что я там видел!».

Подготовлено редакцией отдела патриотического воспитания.

Ответственный за составление – бригадный генерал Севидж.

Распространение – бесплатное.

Рассказ военнопленного командира N–ского подразделения NN–ской бригады космодесанта:

«…И вот, братцы, приводят они нас в свой лагерь. А лагерь–то разбит прямо под открытым небом! Никаких тебе защитных куполов, даже санитарно–гигиенических кабин нигде не видно. Сидят возле обычных костров, разожженных из ценных пород реликтовых деревьев, грубые, неотесанные люди с явными признаками вырождения и гипертрофированными конечностями и хлещут стаканами жуткий напиток «samogon», закусывая луком и чесноком. Пьют, сквернословят и орут друг на друга!

«Ага, значит, это и есть казаки, – понимаю я, – вот, значит, какие они…»

Удивляюсь, братцы! Да и как тут не удивляться? На рукавах у них – повязки с фашистской свастикой, на шапках–папахах из вонючих, мохнатых шкур – красные коммунистические звезды. А лица–то – страшные, а зубы–то – оскалены! Хоть и не чищены, наверное, со дня рождения, но они этого совсем не стесняются, а, наоборот, так и щелкают ими друг на друга, как голодные звери…

Нет, сознаюсь, я никогда не забуду этого дикого зрелища, что открылось мне среди вырубленной реликтовой рощи! Поистине, права была госпожа Президент, когда подчеркивала в своей речи перед избирателями: «Это не нам нужна повсеместная демократия, у нас ее вполне достаточно! Это им она нужна…»

И тут, братцы, мой конвоир, изо рта которого несет, как из нечищеного мусоропровода, начинает смрадно дышать мне в затылок и подталкивать в спину. Подчиняясь, я подхожу поближе к одному из костров… И что же я вижу, к своему ужасу?! На костре, братцы, кипит огромный закопченный котел с каким–то варевом! А прямо на меня – о, ужас! – смотрят из котла жалобным взглядом голубые человеческие глаза! И такую боль, такое страдание вижу я в этом пронзительном взгляде сваренной головы военнопленного, что сердце мое невольно начало содрогаться, несмотря на всю мою воинскую доблесть и заслуженные правительственные награды!

И тут один из этих исчадий ада вдруг говорит грубым, хриплым голосом:

– Ага, вот еще один демократ попался! Сейчас мы и этого сварим! Этот у нас будет на ужин!

И я вижу, как многочисленные огненные глаза, в которых не осталось ничего человеческого, кроме жажды пищи, устремляются на меня, как протягиваются ко мне скрюченные пальцы с хищными ногтями и как слюна уже капает из этих клыкастых ртов…

Но я выдержал, братцы! Хотя, признаюсь, для этого мне понадобилось немало мужества, но я не издал ни звука, когда эти звери тащили меня в кипящий котел. В этот последний, трагический момент моей жизни я вспоминал накрепко затверженные на школьной скамье уроки демократии и политкорректности, вспоминал мудрое, доброе, чуть усталое лицо нашей госпожи Президента, вспоминал…»

– А что дальше? – помнится, спросил я у Цезаря, повертев брошюру в руках и обнаружив, что последний листок отсутствует.

– Интересно?

Цезарь сидел рядом, покуривал сигарету и наблюдал, как я читаю. Этот новый шедевр идеологической мысли он только что притащил мне собственноручно.

– Очень захватывающе. А главное – крайне правдоподобно. Так что дальше–то было? Сожрали его или нет? – спросил я.

– Не знаю, – сознался он. – Сам гадаю. Если исходить из логики развития сюжета, то должны были сварить и сожрать, пока он проникновенно вспоминал госпожу Президента и школьный урок демократии…

– Вряд ли, – задумался я. – Слишком непатриотичный конец. Когда тебя жрут – это как–то не очень вдохновляет на дальнейшие подвиги. С другой стороны, с точки зрения реализма…

– Патриотизм и реализм никогда не имели между собой ничего общего, – заметил Цезарь. – Хотя, я тоже думаю, что это – слишком… Как–нибудь выкрутился, конечно. Может, в слегка переваренном виде…

Я еще повертел в руках брошюру. Казаки на обложке были нарисованы еще более красочными уродами, чем в описании автора. Наш многострадальный военнопленный радовал глаз могучими челюстями, благородством черт и преданностью долгу вместо выражения лица.

– И где ты взял этот бред переваренного? – спросил я.

– А, в сортире на подоконнике валялась… Слушай, ты же казаков видел?

– И даже воевал с ними бок о бок. Еще на Усть–Ордынке, – уточнил я.

– А это где?

Я неопределенно махнул рукой. Все правильно, это там, тогда казалось, что к нашей схватке с желто–зелеными приковано внимание всей межпланетной общественности. А вышеупомянутая общественность до сих пор ведать не ведает, где эта самая Усть–Ордынка, даже Цезарь, бывший политический обозреватель крупных сетевых изданий, знать этого не знает…

– Далеко, – сказал я. – И с каждым годом все дальше и дальше… Так о чем ты хотел спросить?

Цезарь, мне показалось, неловко замялся:

– Слушай, я понимаю, конечно, что все это пропаганда… Но хоть доля правды в ней есть? Хотя бы в смысле костров для приготовления пищи?

Я еще раз глянул на жуткие рожи на обложке. Да, старые комиксы–страшилки отдыхают… Монстры–пришельцы на мирной Земле – это уже неактуально, у нас теперь пострашней пугалки, мы теперь сами себя боимся…

– Нет, конечно. Такие же люди, такая же техника. Ты не поверишь, но на окраинах даже гипертрофированных конечностей встречается ничуть не больше, чем на центральных планетах. А санитарно–гигиенических кабин, кстати, ничуть не меньше, – ответил я.

Прицелившись, я через всю курилку послал этот красочный шедевр в урну.

Познавательная брошюра вспорхнула красочными страницами, как птица крыльями, и спланировала точно в мусор. Вот там ей самое место!

– Ну, я так и думал, – подытожил Цезарь. – Похоже, наша идеологическая машина окончательно сорвалась с резьбы…

– Если бы только она… – согласился я.

Планета Казачок. 21 июня 2189 года.

17 часов 44 минуты по местному времени.

(Через сорок минут после первой попытки

прорыва сквозь Скалистые горы)

Граната разорвалась так близко, что осколки простучали по броне, как частый, внезапный ливень стучит по крыше среди летнего дня. Ударная волна ощутимо качнула меня, толкнула в сторону, но компенсаторы равновесия справились, выровняли полет.

Я приземлился благополучно, жестко спружинил на амортизирующих подошвах и тут же откатился в сторону, под прикрытие нависающих скал. Вдогонку ударила крупнокалиберная пулеметная очередь, ровной строчкой высекла из камней прах и огонь, но я уже был вне простреливаемой зоны.

Датчики повреждений молчали. Значит – проскочил! Чем хороши эти старые «крабы» – так это своей безусловной прочностью. Современные «латники», например, или сверхсовременные «гоплиты» – и удобнее, и маневреннее, и лучше оснащены, не говоря уже о большем запасе энергии. Но вот выдержит ли «латник» разрыв гранаты почти под ногами – за это я не поручусь, это еще бабка надвое… Чем проще техника, тем больше у нее запас прочности, эту аксиому военные конструкторы периодически забывают, а потом она снова озаряет их, будто откровение свыше.

Оказавшись в безопасном месте, я остановился, переводя дыхание и осматриваясь. По сути, нас взяли в классические клещи и теперь прижимали к горам по всем правилам. Слева, на расстоянии километр–полтора, маячила пехота противника в защитной желто–зеленой броне, хорошо подходившей к местным высушенным пейзажам. Они двигались в точности как осы, что разлетаются в стороны, а потом снова сбиваются в клубок над открытой банкой варенья…

Но броня у их пехоты похуже нашей, отметил я. Это было видно даже издали. Даже хуже наших «крабов». Не зря говорят, что в легком и стрелковом вооружении метрополия все–таки преобладает, наши, например, защитную окраску на броню не наносят, она сама мимикрирует…

Справа двигались пять МП–танков. Вполне современных танков на этот раз! В воздух танки не поднимались, шли наземным ходом и лупили по нам практически вне зоны поражения нашего оружия. Два других танка уже попробовали было вырваться вперед, проутюжить наш отступающий батальон «огнем и маневром», и теперь горели на холме, коптили жирным и черным дымом, высоко поднимающимся в безоблачное небо. Один танк подорвала Горячка, но и сама подорвалась вместе с ним. Второй… Нет, я не видел, как ребята оприходовали второй, слышал только, как он хорошо и смачно бабахнул. Похоже, ему под самые гусеницы подкатили связку противотанковых мин–магниток. Тот, кто это сделал, тоже вряд ли уцелел, это понятно…

Остатки нашего батальона послушно карабкались на скалы и камни, потому что деваться все равно было некуда.

Уйти нам не дали. Все–таки не дали…

Я не знал, сколько нас оставалось, некогда было считать и перегруппировываться, но не больше двух–трех десятков – это уж точно.

Пока оставалось…

Похоже здесь, западнее, у подножия гор, батальон «Мститель» и закончит свое доблестное существование, понимал я. Это не паника, просто констатация факта…

Я отступал почти последним, за мной – только Князь с верным Кукушкой. Засели ниже, в естественном укреплении среди камней, и довольно бодро лупили очередями в сторону противника. Нет, я не приказывал уголовным прикрывать отход, Князь сам вызвался быть в арьергарде, ну а Кукушка, понятно, без него – никуда. Что наводит на мысли о непредсказуемости человеческих характеров, одинаково способных на подвиги и на паскудство… Если бы еще было время и место об этом тщательно поразмыслить…

Тяжелый снаряд оглушительно грохнул где–то выше, и я совершенно машинально пригнулся. Осколки снова брызнули по броне, на этот раз – каменные, неопасные. Хорошо все–таки стреляют, метко…

Я понимал, видел, что еще немного, и нас окончательно прижмут к крутым скалам, и наступит амба, кердык, абздец – все вместе. На каменных стенах, уступами поднимающихся высоко в небо, мы будем видны, как мухи на белых обоях. При такой крутизне подъема никакой форсаж не спасет, нас просто расстреляют, пока мы будем подниматься к вершинам…

Казачки вообще воевали толково. Во избежание ненужных потерь в открытый бой на прямой наводке не рвались. Действительно, зачем? Они просто долбили и долбили нас на средних и длинных дистанциях, что при их превосходстве в огневой мощи было вполне достаточно. И волки сыты, и от овец – только клочки по закоулочкам! Я бы и сам так поступил на их месте, долбил и долбил спокойно, издалека. Это только в комиксах и сериалах бравые десантники сплошь и рядом сходятся врукопашную, лязгая кулаками по чужим панцирям. На деле – пуля, ракета или граната куда надежнее кулака, даже оснащенного пневмоусилителями мускулатуры. Спору нет, рукопашные в броне тоже встречаются, я их сам видел и даже участвовал. Но за семь лет войны – всего несколько раз…

Если противник пошел врукопашную, что делать? Правильно – стрелять в упор! Дураку понятно, но не сценаристам, конечно…

Между тем, я наблюдал.

Прижмут, уже прижимают! И что тут поделаешь?

– Начальник, начальник! Тигр–1, я пошел на отход, прикрой! – раздался в наушниках заполошный голос Кукушки.

– Давай, прикрываю! – коротко ответил я.

– А на суровой, ледяной планете–э–э! А в тюрьме мальчонка пропада–а–ал! – услышал я в наушниках то ли стон, то ли вой, то ли залихватскую блатную песню.

Полетел, родимый!

Высунувшись из–за камней, я, не целясь, дал несколько длинных веерных очередей в сторону наступающей бронепехоты. Потом мгновенно сменил позицию, длинным прыжком перебравшись еще выше по скалам. И снова стрелял и стрелял, отвлекая их огонь на себя.

Сверху мне было хорошо видно, как летел Кукушка. Ему бы, дурачку, взять ниже, расстелиться над землей, как блин над тарелкой… Может, и проскочил бы!

А он выперся на вышину, завис готовой мишенью…

МП–танк влепил снаряд точно в него. Прямое попадание, ювелирная работа наводчиков, не так–то это и просто, попасть в планирующую броню…

Я успел отчетливо увидеть, что Кукушка словно взорвался изнутри, мгновенно набух красным огненным тюльпаном, распался на клубы дыма и тут же исчез, испарился, как вода при мгновенном нагреве плазменного котла… Вакуумный снаряд, конечно же!

Значит, еще один искупил кровью, и тут же на месте ею выкипел – мимолетно мелькнула мысль.

Долго раздумывать было некогда, в каменной нише еще оставался Князь, его тоже надо было оттуда вытаскивать, пока не накрыли навесным огнем.

– Князь, Князь! – вызвал я открытым текстом. – Давай теперь ты, пока не нащупали! Только ниже бери, стелись над камнями, в высоту не лезь!

– Ага, щас! – мгновенно откликнулся он.

– Не понял?

– Щас все брошу и начну давать каждому встречному–поперечному! – пообещал он.

Теперь его голос звучал с откровенной насмешкой. Но без страха… С насмешкой, но без страха? Кажется, понял…

– А что тут непонятного, командир? – произнес он, словно подтверждая мою невысказанную мысль. – Сдаюсь я! Я жить хочу! Буду сдаваться, иначе – пропадем здесь, как фраера на малине! Буду сдаваться и тебе советую…

Ах ты…! Вот за этим он и остался всех прикрывать! Я–то тоже хорош, слюни распустил, уши развесил, задумался о сложносоставляющих человеческой натуры… А все, как обычно, объясняется куда проще!

– Командир? – позвал меня Князь.

– Чего тебе?

– В спину стрелять не будешь? Я помолчал немного. Подумал.

В сущности, я уже держал его на прицеле.

Сверху–то… Совершенно машинально поймал в прицел «эмки» и теперь – держал… На таком расстоянии с него хватит и обычной пулевой очереди!

– Ладно… Не буду, – пообещал я.

– Ты пойми, больше все равно делать нечего, – продолжал увещевать он. – Так я выхожу?

– Выходи, – я снял палец со спусковой кнопки «эмки». – Только смысла нет, пристрелят тебя, вот и вся любовь.

– А это мы еще посмотрим… Точно не будешь стрелять?

– Выходи…

– Лады, командир! Я тебе верю! И это… не поминай, словом…