Текст книги "Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн"

Автор книги: Николай Бахрошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Чего же он от меня хочет? А ведь хочет чего–то, это определенно…

– И что это значит? – спросил я.

– Хороший вопрос, – одобрил Чернов, блеснув ровными вставными зубами. – Просто замечательный вопрос! Я бы сказал – заданный вовремя и по существу!

Издевается? Не без этого. Имеет право с высоты своего служебного положения. Зато я со своего невысокого бугорка имею право тупо молчать, не реагируя на начальственный юмор. Не дорос, мол, ни погонами, ни умом, вы уж извиняйте покорно, ваше превосходительство! Нам бы понятнее – про баб, про пьянку или про что–нибудь такое, поближе к телу…

– Ну так вот, Сережа, – посерьезнел господин генерал. – Если про телепортацию перестали трепаться на каждом углу – это значит, что какие–то результаты действительно появились. Неожиданные результаты, не буду от тебя скрывать. Ты думаешь, почему сейчас, когда война почти закончилась, когда в результате – понятная и предсказуемая ничья, которую уже не изменят никакие локальные операции, развернулась такая драка за Казачок? Именно сейчас и именно за Казачок, обычную планету третьей категории?

– Я не думаю, – пробурчал я. – Мне думать некогда. Это пусть в генштабе думают, у них оклады жалованья соответственные. А мое дело – вперед, пехота! Обосремся на марше, зато – ни пяди врагу!

Мне показалось, что генерал глянул на меня с видимым сожалением. Впрочем, он тут же сообразил, что я его потихоньку подкалываю.

Ничего, проглотил и не поморщился…

– Объясняю, – сказал он спокойно. – Дело в том, что на Казачке еще многие годы назад обнаружены следы технологий непонятной и, судя по всему, нечеловеческой цивилизации. Следы странные, путаные, и что с ними делать – никто до недавнего времени сообразить просто не мог. От греха подальше предпочитали просто не обращать внимания. Есть и есть, никому от этого ни жарко, ни холодно, самих–то пришельцев нет в наличии, даже намека нет на присутствие чужого разума.

– А что изменилось? Кто–то заметил пробегающего зеленого человечка с аккуратной антенной на голове? – съехидничал я.

– Если бы! Тут, милый мой, еще заковыристее. Тут, на Казачке, судя по всему, вполне функционирующие порталы, через которые чужие шлялись по вселенной, как баба по собственному огороду. Только как это они делали – вот Вопрос? На который многие пытаются теперь ответить… А еще большее число людей – хочет знать ответы!

Батя снова пошевелил пальцем, подчеркивая свои слова. Взял со стола стаканчик, одним движением влил в рот, поморщился и пожевал собственные губы.

– То есть непрекращающиеся высадки на Казачок… – начал я.

– Вот именно! – подтвердил Чернов, как отрезал. – Атаки на Казачок – война за знания. Борьба за технологии чужих. Точнее, за то место, где их можно исследовать, запротоколировать и понять, в конце концов: что же это такое? И кто первый овладеет хотя бы зачатками этих знаний – мы или конфедераты, тот и получит контроль над обитаемой Галактикой.

Телепортация – это будущее человечества, совсем другое будущее… Впрочем, что я тебе рассказываю, ты сам не дурак, прекрасно все понимаешь… Я же говорю – загвоздка только в одном: каким образом эти самые порталы функционируют? Вот это кто бы понял… Ты ведь и сам в прошлую высадку выбрался с Казачка именно через портал пришельцев. Или не так?

– Я думал – это исследования конфедератов. Их база.

– Исследования, – подтвердил Батя. – И база их. Но исследовали они именно портал чужих. С тем же, впрочем, успехом, что и наши яйце головые. Надо сказать, ни до тебя, ни после никто так и не сумел этот портал активировать. Вот так, Сережа, вот такая интересная история…

– Я же вроде не делал ничего особенного, обычные операции, как на наших испытаниях, – пробормотал я. – Просто повторил…

– Значит – не просто! Значит – было что–то!

Честное слово, теперь Батя смотрел на меня так, словно подозревал не меньше чем в сношениях с таинственными «чужими». Взглядом зам. начальника Службы Стратегической разведки империи.

А ведь он боится! – только тут сообразил я.

И, похоже, крепко боится. Скрывает, чугунеет скулами, бычит лоб, грозно стучит кулаком по ладони – а внутри страх. Не может он не бояться. Именно так, как должен бояться всего нового и опасного руководитель имперской разведки. Технологии «чужих» – это уже серьезно!

Никто, кстати, не утверждал, что и самих «чужих» нет поблизости. Или просто – что их нет! – подумал я не без мстительного чувства.

Я бы тоже боялся на его месте… А на своем? Должен вроде. Война миров, крушение цивилизаций, кровожадные монстры из космоса… Но не боюсь. Что–то я совсем перестал бояться, размышлял я неторопливо, словно сидел на посту в одиночку и коротал время. Столько раз за последние годы переступал через смерть, что свыкся с ней, как с застарелой мозолью. Наверное, так! Плохое чувство, согласен, человек обязан бояться. Солдат – тем более обязан, именно страх помогает выжить, в первую очередь, здоровый человеческий страх… Но я устал. Даже бояться устал.

Чернов не прерывал моих размышлений.

– Тебя потом искали, между прочим. Я точно знаю, что их шпионы искали тебя долго и упорно, – словно бы между делом сообщил генерал. – Ну, то есть не тебя лично, имя они, похоже, так и не установили. Просто человека, который ушел с планеты через портал. Только, видишь ли, никто не додумался искать тебя в обычном пехотном штрафбате.

– Я, кстати, был не один, – заметил я.

– Знаю. Вас было двое. Осталось двое, когда вы прорвались к порталу. Мужчина и женщина. Кличка Щука, командир отделения из твоего взвода и, по отзывам, чрезвычайно сексуальная дама, – Батя хитренько усмехнулся (или просто сощурился – не поймешь) и откровенно причмокнул. – Только она из портала не вышла, а ты – вышел. Это я знаю. Но, скажу правду, это все, что я знаю. Думаю, остальное ты мне расскажешь.

– Да рассказывать–то особенно нечего.

– Не скромничай.

– Я не скромничаю. Пытаюсь сообразить, что тебе может быть интересно… – задумался я.

«Одни любят поговорить по душам, а вторые – от души послушать!» – как сказал осведомитель спецслужб, отправляясь на конспиративную сходку революционеров.

Нет, «чужие» – это серьезно. Понятно, почему один из высших чинов имперской разведки появился на Казачке сразу после прекращения боевых действий. Понятно, что они хотят здесь найти. Мне непонятна только моя роль в этой истории…

– Видишь ли, Сергей, мои ученые пришли к выводу, что никакими техническими средствами воздействовать на артефакты «чужих» мы не сможем, – продолжил Батя, как будто отвечая на мой невысказанный вопрос. – Их техника, если вообще можно сказать – техника, строилась на каких–то других принципах. Совсем на других! И управляется вроде бы не кнопками–рычагами, а непосредственно психоэнергией. Есть одна любопытная теория, согласно которой существуют так называемые люди–проводники, чья психика, или генетический код, или уж не знаю что, позволяют им входить в контакт с артефактами. В нашей подведомственной лаборатории был один такой человек. Но погиб. При невыясненных, но понятных обстоятельствах… – генерал со значением посмотрел на меня.

– И я?.. – спросил я.

Почему меня не удивляет собственная догадливость?

– Именно! – подтвердил Батя. – Ты – как раз такой человек–проводник. Все данные на это указывают. Ты даже представить себе не можешь, как подробно мои аналитики изучали твой рапорт о прошлой высадке на Казачок. Помнишь ситуацию в пещерах под скалистыми горами, где вы обнаружили странные рисунки на стене и ты почувствовал присутствие чего–то постороннего?

Я помнил. Присутствие постороннего – это генерал мягко сказал.

Помню, как смотрел на стену, и вдруг меня повело. Именно повело, по–другому не скажешь. Так бывает, если шарахнуть разом стакан спирта или большую дозу чистого «квака». Тебя словно подхватывает, словно проваливаешься внезапно в некое другое, непонятное измерение, где никак не можешь сориентироваться…

Помню, как я увидел… Увидел, почувствовал, ощутил – не знаю… Словом, была пещера, похожая на нашу, очень похожая. И рисунки, все те же круги, треугольники и квадраты с лучами. Только теперь они светились яркими сине–сиреневыми оттенками, набухали на стене, как вены от напряжения. Они звали, эти рисунки, куда–то звали, ясно почувствовал я. Далеко звали, заманивали, нашептывали, предлагали… И я двинулся к ним, сделал шаг, другой, третий… Вошел в стену, словно передо мной не камень, а легкая туманная взвесь. А рисунки все так же светились, только стали теперь большими, даже огромными. И никакой пещеры, никаких коридоров, наоборот, простор вокруг, необъятный простор. Бесконечность, которой нет названия, потому что определить можно только то, что конечно, что разум способен охватить целиком…

Приятное, непривычное ощущение вседоступности…

Но я, помню, так и не решился двинуться по той бесконечности…

– Вот–вот! – подтвердил генерал. – Вижу, что не забыл. И, следовательно, нам предстоит снова навестить твои памятные места. Благо теперь есть такая возможность без широкомасштабной наступательной операции… По оценкам моих ученых, именно там, в пещерах, узел управления системами чужих. Если эту хрень вообще можно назвать системами… Вот для этого ты мне и нужен, Сережа! – генерал потер шею и снова помассировал веки.

Теперь понятно! Беги, кролик, беги… Остается главный кроличий вопрос – а где морковка?

– Да знаю, знаю… – генерал небрежно замахал рукой. – Догадываюсь, о чем ты хочешь спросить. – Он извлек из кармана яркий прямоугольный кусочек пластика и положил на стол, припечатав ладонью. – Вот твоя офицерская карточка. Приговор в отношении тебя отменен, обвинение снято, награды, выслуги и все прочее – возвращены. И, кстати, поздравляю, тебе присвоено очередное звание майора… Тут же, на карточке, приказ об откомандировании тебя в распоряжение ССР для дальнейшего прохождения службы. Так что ты теперь мой непосредственный подчиненный, майор Серж Кирив.

Так просто! Надо же, как все оказывается просто…

– Ну что, умею я вербовать сотрудников? – хохотнул Батя с ноткой самодовольства.

– Умеешь, – согласился я. – Слов нет!

– А ты думал!

* * *

– Ладно, теперь все точки расставлены, давай выпьем, наконец! – сказал Батя.

Смелое заявление! А чем мы занимались до этого? Мочили губы?

– Выпьем, конечно, – подтвердил я. – Когда я отказывался?

На этот раз Батя безжалостно разлил дорогой коньяк для гурманов. Наполнил до краев оба наших стакана. Под обрез, как он это называл. Уважающий себя гурман повесился бы от такой картины на нижнем белье.

То–то я уже удивлялся, чего ради он выеживается со своими грамм–дриньками? Как на светском приеме, где важно тусовочное участие, а не итог в потребленных градусах. Решил даже – стал генерал окончательным штатовцем, забыл, почему шумит камыш и гнутся деревья. Помнится, командарм Чернов всегда считал отправной точкой любой выпивки граненый стакан, налитый именно под обрез. И – залпом, никаких этих смакований–причмокиваний! Чтоб глаза сразу выкатились и остекленели.

– Кстати, отправляемся послезавтра, майор. «Майор – неплохо звучит…»

– Куда? – спросил я довольно глупо.

– Туда! Туда – не знаю куда, искать то – не знаю что, неведомо – за каким хреном, – усмехнулся генерал. – Но точно – на свою голову… Технику и снаряжение подготовят, я распорядился. Со мной кроме тебя будут два моих человека. Ну, может, стоит еще захватить трех–четырех рейнджеров из «барсов»… На всякий случай, – добавил он, как будто советуясь со мной. – Много не нужно, дела наши, как ты понимаешь, совсем секретные… Да и не такие они, чтоб решать их большой пальбой. Чем меньше народа знает, тем крепче остальным спится. В моей конторе, скажу откровенно, тоже «течет» изо всех щелей, как из рассохшейся бочки…

– Не надо рейнджеров, я могу своих ребят взять, из моего взвода, – предложил я.

«Небольшой пробный камешек…»

– Можно твоих, – покладисто согласился Батя. – Надежные люди?

– Воевали вместе, – подтвердил я. – Четверо, говоришь, нужны? Значит, Кривой, Игла, Компи и Пастырь. Они – лучшие.

Могу поклясться, эти имена были ему знакомы. Генерал подтверждаюше покивал. У меня даже мелькнуло подозрение, что он ждал подобного предложения. Если в его конторе «течет»…

– Предупреди их – секретность по первому уровню, – распорядился Батя. – Сам понимаешь, не маленький.

– Они тоже не маленькие.

– Добро, – снова покивал генерал.

– Только им тоже – пересмотр дел и полное восстановление в званиях и правах, – окончательно обнаглел я.

«Вот и посмотрим, насколько я нужен…»

– Всем четверым? – Батя задумчиво помассировал лицо. – Ладно, теперь это не проблема, сделаю… Откомандирую в распоряжение моей службы, а потом восстановлю в приказном порядке по своим каналам, – согласился он совсем уж покладисто.

«Просто бери и на хлеб намазывай! А когда генералы начинают мягко стелить…»

– Кстати, тебе подарок лично от меня – майорские нашивки, – он выложил на стол прямоугольный конвертик. – Там еще микрокристалл с документами, пролистай на досуге, тебе пригодится… Ну что ж, Сережа, давай! – Батя бережно, двумя пальцами приподнял полный стакан.

– За что? – я взялся за свой.

– За прошлое, Сережа! За нашу Повстанческую! И за будущее. Каким бы оно ни было, черт побери!

И мы выпили. Наконец.

* * *

– И все–таки, Батя, ответь мне на один вопрос… Не для служебного пользования, так, ради интереса… – попросил я чуть позднее.

– Какой? – подозрительно покосился генерал.

– Почему штаты? Почему ты выбрал службу СДШ? Почему не Конфедерация?

– Предложили.

– Это не ответ! – отверг я.

– Лично госпожа Президент, между прочим. Предложила возглавить так называемый «русский отдел» ССР. С самыми широкими полномочиями. Президент, наша любимая Хромая Бетси, – совсем не такая дура, как говорят. А сказать по правде, совсем не дура… – В глазах у него промелькнуло всезнающее, снисходительное лукавство большого начальника, умудренного и причастного. – Ты же помнишь, какой тогда был бардак. Кому тогда был нужен бывший русский генерал, командарм разгромленной армии?

Я задумчиво потер щеку, горячую от коньяка.

– Это тоже не ответ.

– Экий ты привередливый, братец. Чего ни скажи – все тебе не ответ… Хорошо, отвечу! Выбора нет, Сережа. Выбор ведь очень простой: или – или! Своего рода двоичная система – или ноль, или единица, другие цифры не принимаются… Это сейчас, во время войны с нами, конфедераты едины, а представляешь, какая склока у них скоро начнется? В сущности, уже начинается… Вот и подумай, что выбрать – Конфедерацию Свободных Миров с ее анархией, склоками, узколобым противоречием интересов и политическими дрязгами из–за каких–нибудь наполовину выработанных месторождений? Или Соединенные Штаты с их, признаю, глупой и неповоротливой имперской машиной, но при этом с весьма здравой идеей объединения человечества в одно целое? Ты сам должен представлять, во что превратится Конфедерация через несколько лет. Уж мы–то с тобой нахлебались, знаем, что такое анархия и безвластие при куче амбициозных местечковых князьков. И куда это все ведет – тоже знаем… А у Штатов – доля здравого смысла хотя бы на уровне идеи! Как ты думаешь – много в этом случае выбора?

– Кто–то из великих сказал – выбор есть в любой ситуации, – заметил я. Довольно претенциозно, сам понимаю.

– Да неужели?! – Батя оскалился широко, но совсем не весело. – И много ты выбирал в своей жизни? Если пересчитать по пальцам?

– Не слишком много, – признался я. – Но выбор все равно был. Только я его не замечал. Наверное.

– Вот–вот… Не заметил, не знал, не хотел… А про то, что выбор есть в любой ситуации, – это, Сережа, сказал не самый великий, я тебя уверяю. Не знаю кто, но какой–нибудь второй эшелон, никак не первый… Самые – как раз изначально уверены во всем, а в первую очередь – в собственном предназначении. Непрошибаемо, как МП–танки двойного бронирования. Это и делает их великими.

«Интересно, на кого он намекает? Автобиографическая справка?»

– Сомнительный постулат.

– А ты сомневайся поменьше, – посоветовал Батя. – Крепче будешь спать… Кстати, а что это за история с вашим погибшим комбатом? Я тут слышал краем уха…

– Какая история? – я честно выкатил глаза.

– Напомнить? – усмехнулся Батя.

– Да нет, чего тут напоминать… Мы же с Кривым все написали в рапортах.

– С Кривым? – генерал ухмылялся уже откровенно ехидно. – Ну, если с Кривым… Я как–то пропустил мимо, что он был с тобой. Если бы обратил внимание – не сомневался бы… Ладно, отставить! Проехали. Слышал я про вашего Дица, тот еще гусь. Был. Помнишь, как говорили на Усть–Ордынке – помер Максим, да и черт с ним! Я, сознаюсь, недолюбливаю всех этих ваших офицеров–воспитателей из штрафбатов, их и подбирали–то… По определенным качествам.

– А уж я–то как недолюбливаю, – сказал я…

Планета Казачок. 19 ноября 2189 г.

Временный лагерь войск СДШ.

18 часов 47 минут.

Сидя на койке в своем ППК, я неторопливо перелистывал в наручном коммуникаторе полученные от Бати файлы. Справки, рапорты, докладные записки, протоколы допросов. Казенные фразы, сухой канцелярский язык, коряво–деревянные выражения. За этим праздником официальной штамповки даже не сразу замечаешь абсурдный смысл всего выше–ниже изложенного.

Мне вдруг вспомнился «Музей академической живописи» на планете Урал, куда я как–то забрел, коротая время. Долго бродил по пустым, гулким залам, где тишину так и хотелось назвать пыльной, хотя вокруг ни пылинки.

Всмотрелся неожиданно для себя и с любопытством разглядывал краски, тона, лица, пейзажи и всевозможные фрукты–овощи–цветочки–лютики. Пока не наткнулся на один странный уголок, составленный, показалось, из лохмотьев обоев. После академизма строгих интерьеров долго не мог сообразить – а это что такое? Маляры забыли оберточную бумагу или просто недоделанный кусок ремонта?

Спросил у смотрительницы, когда закончат ремонт, и опозорился. Оказалось – тоже произведения искусства, ведущие мастера авангардного абсурдизма, ныне модного течения в живописи…

Почему вспомнилось? В связи с тем же выше–ниже изложенным. Я читал файлы и чувствовал, как из–под строгой канцелярщины явно пробивается нечто нелепо–необъяснимое.

Войсковой старшина Березин – бесследное исчезновение из закрытого помещения… Рядовые Савченко и Коровец – тоже исчезновение… Так… Есаул Загребец, урядник Зимин – смертельное поражение неизвестным видом энергии… Подхорунжий Колпачка – смертельное поражение неизвестным видом энергии… Так… А это уже наши пошли – первый лейтенант Бови, рядовой Дженнингс, старший сержант Грин… Все – или исчезли, или погибли «по неустановленным причинам»… Ага, опять казаки… И опять наши…

Большой список из ваших и наших, больше сотни фамилий. У всех – или смерть, или исчезновение, читал я. Простенько так… Ого! Бригадный генерал Косински! И тоже исчез, несмотря на звания и регалии… А это два раза «Ого»! Пошел список исчезнувших кораблей космофлота… Транспортники, малые истребители, штурмовики огневой поддержки, крейсер «Орегона»…

Господи, да что же это делается на белом свете?! Чтобы вот так, бесследно, исчез крейсер, словно стертый из мироздания… Это крейсер–то!

Теперь мне стало окончательно ясно, чего Батя так испугался. Это же не просто справки–рапорты–цифры, это партизанская война какая–то… Пока мы с конфедератами мочили друг друга почем зря, кто–то или что–то лупило под шумок всех подряд. И ваших, и наших, не делая никаких различий… Нет, только под шумок большой войны такое возможно… Всех впускать, никого не выпускать…

Я читал, вчитывался, и мне тоже становилось не по себе.

* * *

– Интересно, а чем это занят наш командир? Почему скучает, почему в одиночестве и тоске?

Они ввалились в купол одновременно и очень шумно. Игла и Компи. За ними следовали Кривой и Пастырь. Кривой тащил на плече новый пластиковый бурдюк. При каждом его движении бурдюк степенно побулькивал, словно похвалялся объемом и весом.

Конечно! Распитие ракетной жидкости вчерашним вечером не закончилось, понял я. Кто б сомневался!

Вопрос – сколько ракетной жидкости может употребить внутрь отдельная боеединица бронепехоты? Ответ – в любом случае больше, чем ракета!

Похоже, ракетчикам грозила нешуточная опасность остаться без своей горючки. Или что они там перегоняют в алкогольный напиток путем хитрых химических манипуляций с неизвестными ингредиентами? По слухам, для своей таинственной химии «боги огня» используют какое–то вещество, добываемое из нитровзрывчатки, но что это за процесс – главная военная тайна ракетных войск. И основа основ прифронтового алкогольного бизнеса.

Не только конфедераты мастера на все руки! «Если война не добила наши бравые ракетные части, то мирное время точно оставит их на сухом топливе!» – усмехнулся я. И то при условии, что его не приспособятся грызть…

Кривой и Пастырь все еще косились друг на друга.

– А я бы на месте твоего Господа…

– Нашего Господа, овца ты заблудшая!

– Нашего, твоего – не будь формалистом…

– А я тебе говорю – нашего Господа! Пока не признаешь это, и говорить с тобой не хочу! И не буду!

– Ладно! Признаю! Нехай так, пусть нашего, – согласился Кривой. – Только я бы на его месте регулярно выстраивал всех людей в колонну по три. Или, скажем, по четыре, если места мало на райском плацу… Хотя бы раз в неделю выстраивал на первый случай. И каждую неделю всем – судный день! Скажем, по четвергам… Каждый четверг – судный день, поди плохо? Все это знают, все готовятся, никто не задает лишних вопросов… Вот и все, и никаких войн, никаких тебе междоусобных разборок, тишь и благолепие во всей Галактике. Потому что следующий судный день – через неделю…

– Думаешь? – неожиданно спокойно спросил Пастырь.

Я даже удивился. Это Пастырь–то, в котором мягкости, как в кувалде, падающей на голову.

– Просто уверен! – подтвердил Вадик.

– А как же тогда отделить агнцев от козлищ, грешников от праведников…

– По четвергам! Все – по четвергам! В остальные дни – все как обычно, живем, здравствуем, ловчим, обманываем, карабкаемся, а каждый четверг будь добр определяйся, в какой тебе строй – к агнцам или к козлищам рогатым… Ну что, хорошо я придумал?

– Ты, Кривой, нехристь, конечно… – Ну и?

– И у Господа нашего – свои пути! Божественное провидение идет по таким дорогам, о которых мы, смертные, даже догадаться не можем…

– И что?

– Но, пожалуй, резон есть… – вдруг согласился Пастырь.

Первый раз на моей памяти согласился с кем–нибудь, кроме почившего пророка Зельфера–непримиримого!

Да что же это творится в нашем бравом подразделении? И война закончилась, и лев мостится на ночь рядом с ягненком, предварительно почистив зубы. Куда катимся?

А! Понятно. Допились ребята… Ключ на старт, ракета пошла!

Впрочем, Пастырь прав, мысль действительно интересная, отметил я. Свежая мысль. Судные дни человечество устраивает само себе с завидной регулярностью, надо отдать ему должное. Но все как–то хаотично, бессистемно, без должного воспитательного эффекта. А тут, волевым решением сверху, каждый четверг – судный день. Есть определенный смысл. Я бы добавил – категорический смысл…

А самое смешное, что здесь, похоже, не только умозрительные рассуждения. Мелькает у меня подозрение, что все это гораздо ближе, чем кажется даже Пастырю. После Батиных документов – почти уверенность…

«По–моему, господа хорошие, мы приплыли! А куда – это уже не столь важно», – как сказал капитан заблудившейся шхуны, когда его потащила с палубы толпа аборигенов–людоедов…

– Нет, ну почему наш боевой товарищ совсем прокис? Почему никто не развеселит ветерана штрафбата? – все еще приставала Игла.

И первой же смолкла. Не иначе, увидела мои свежеиспеченные майорские нашивки. За нею вытаращились все остальные.

– Однако…

– А…

– Черт меня подери, если эти ракетчики не выгоняют свою спиртовую мочу из полного дерьма! – высказался, наконец, Кривой. – Я в чудеса с детства верю, и Деда Мороза жду под каждое Рождество, но чтоб на второй день запоя такая полноценная белая горячка…

Я сдержанно–солидно поднял голову и посмотрел на гоп–компанию проникновенным взглядом старшего офицера. И так посмотрел, и этак, и даже голову слегка склонил набок, прищуриваясь.

А как прикажете офицеру реагировать на подобную разнузданность рядовых?

Хороши! Голуби!

– Вот что, голуби шизокрылые, есть разговор! И разговор серьезный! В общем, имеется предложение к вам… Даю две минуты – стучаться лбами под струей воды, а дальше каждый слушает меня внимательно и максимально трезво вникает в смысл… Все, время пошло!

Эпилог

Планета Казачок. 21 ноября 2189 г.

Где–то у подножья Скалистых гор.

09 часов 35 минут.

Земля проносится совсем близко под днищем бронетранспортера. Поглядывая в иллюминатор, я наблюдаю, как скорость сплетает темные выжженные разводы в причудливые узоры. В узкие, как бойницы, иллюминаторы, наглухо закупоренные мутноватым суперстеклом, много не увидишь, но и этого достаточно.

Надо же, как нам удалось насрать на этой планете! Даже по прошлой высадке я помню степь Казачка совсем другой…

Батя ведет неуклюжий транспортер почти на пределе скорости. Он, конечно же, сам сидит за штурвалом, он всегда любил лихую езду.

Бронемобиль, последняя усовершенствованная модель, предназначен для транспортировки подразделений спецназа со всем прилагающимся универсальным вооружением. По сути, эта телега, навороченная для спецопераций, вполне может выдержать бой с МП–танками. Под защитой такой брони чувствуешь себя уверенно. Особенно если не вспоминать, что даже линкоры дальнего космоса на этой планете имеют свойство исчезать бесследно и безнадежно…

В салоне просторно и удобно, здесь вообще все продумано до мелочей. По–армейски удобно, штатский бы не понял такого комфорта. Хорошие кресла–катапульты для бронедесанта, держаки для оружия, широкие люки складских отсеков, продуманный подход ко встроенному вооружению и все прочее. Я так понимаю, агрегат предназначен для перевозки куда большего числа солдат, поэтому лишнее из бронемобиля просто выкинули. Отсюда простор, обычно несвойственный военной технике.

Нас – всего восемь. Пять бывших штрафбатовцев (уже со своими возвращенными званиями и регалиями), сам генерал, его доброжелательный адъютант Бронcки и еще один человек. Точнее – одна. Человечка.

Когда она подняла забрало брони в загерметизированном салоне, даже Пастырь, слуга Господа, осекся в своих размышлениях о божественном. А Игла присвистнула и выразилась с армейской прямотой: «Ну почему я не лесбиянка?!»

Чем, по–моему, заставила ее слегка вздрогнуть. Чуть–чуть. Значит, к тому же хорошо воспитана, отметил я. Очень хорошо, с учетом воздействия Иглы на свежего человека.

Игла ведь тоже подняла забрало. А это – зрелище. Для непривычных…

Нет, красивая женщина! Просто красивая, без всяких «но» и «как будто». Породистые, точеные черты лица, голубые глаза–глазищи и нежный румянец натуральной блондинки.

Красивая… Снежная королева… Игла, сдается мне, уже ревнует. И зря! Девушка Стелла скользит по мне взглядом достаточно равнодушно. Отстраняюще–равнодушно. Ну, как красивые женщины привыкают смотреть на всех остальных, назначение коих – издали поклоняться их красоте, но руками не трогать…

– Стелла, – представил ее Батя. – Капитан Стелла Корф, научный отдел ССР. Так сказать, ученый консультант нашей экспедиции…

И от нее – безразличное, безликое «Хеллоу». Надо же – снежная королева с ученой степенью!

– Капитан до войны работала на Казачке, долго работала. Знает здешние реалии не понаслышке.

Капитан подтвердила это отчетливым взмахом длинных ресниц.

«Стелла… Имя тоже красивое», – подумал я. Девушка–звезда…

Отвлекаясь периодически от ее лица (не дело все–таки таращиться, как прыщавый парубок на голографию из «Плейбоя», хотя и солдатня, хотя и понятно…), я снова смотрю в иллюминатор и размышляю.

Во что же я ввязался на этот раз? Сам ввязался и ребят втравил.

Итак, во что мы ввязались? Отправились туда – не знаю куда, искать то – не знаю что, неведомо за каким хреном, как выразился Батя.

Не совсем так. В том–то и дело, что ведомо! И это знание не обнадеживает… Тут даже не предчувствие – уверенность! Что–то будет, что–то меняется в этом мире… И что же это будет?

Я, как человек–проводник (тьфу, пропасть, словечко–то какое!), точнее, как майор–проводник (лучше звучит!), должен со всей ответственностью заявить…

Только я не знаю, что заявить ради красоты слога.

Чего я должен и кому должен – я тоже не знаю. Просто не знаю, и все!

«Ладно, поживем – увидим», – заключаю я, снова натыкаясь взглядом на красавицу Стеллу. Если поживем – будет интересно глянуть. Привычное рассуждение старого солдата…

«Нет, ваши преподобия, я тоже уважаю точку зрения, что Земля плоская. Просто счел своим долгом отметить определенные выпуклости», – как оправдывался перед судом инквизиции владелец фабрики «Географические карты и глобусы».