Текст книги "Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн"

Автор книги: Николай Бахрошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

– Слушаюсь! – неохотно отозвался Зимин, всем видом показывая, что слушать – слушается, а лекарство все равно с утра принимал, хоть на куски его режь. Ну, да пес с ним…

Есаул взял у водителя один из тюбиков, с хрустом свернул головку, приложил к запястью. «ФАПС», захлюпав, моментально всосался под кожу. Знакомое онемение, всплеск крови в жилах, мелкое, щекотное покалывание по всему телу, словно кожа начинает чесаться прямо изнутри.

Сильная штука, универсальное средство от радиации и почти всех видов химических отравлений, уверяют врачи. Вот только какой будет побочный эффект от самой профилактики, армейская медицина деликатно умалчивает.

Впрочем, ладно, до эффектов еще дожить надо, что пока под вопросом…

– Кайфанул?

– Да чтоб мне век такого кайфа не пробовать, да чтоб скрючило того…

– Тогда полезли в броню, – распорядился Загребец.

– Есть! – отозвался Зимин, все еще хлопая глазами и кривляясь лицом от химического удара «ФАПСа».

Штучка забористая, конечно. Почти как самогон старшины. Только по действию – прямая противоположность. Уже давно выяснилось, что эта мед. зараза еще и отрезвляет на раз. И любое, самое запойное похмелье снимает, как рукой стряхивает. Важно только знать – на сколько выпитого какая доза лекарства, но с этим добровольцы–экспериментаторы быстро разобрались. То–то в войсках «ФАПС» всегда тает, как снег на весеннем солнце.

Вот еще один парадокс, который тянет на исторический, усмехнулся про себя есаул. Лекарство от похмелья! Застарелая, словно кариес, мечта человечества – чтоб с вечера было все, а с утра – ну ничего не было. Сколько веков люди мечтали заполучить полноценное средство от похмелья, а изобрели его именно военные, моделируя очередную «анти»…

В снаряжение обычного армейского гравимобиля всегда входит четыре «витязя», бронекостюма облегченно–планетарного типа с полным вооружением. Располагается все это богатство сразу за кабиной в багажном отсеке. Тесновато, конечно, облачаться сразу вдвоем, но терпимо, не вчетвером все–таки. Есаулу не потребовалось много времени, чтобы проверить заряды двух «калашей» и нырнуть в броню. Зимин завозился надолго.

«Понятно, артиллерист–дальнобой, крыса из бункера! Отвык уже в броню прыгать. Ну, ничего, ничего, вернемся в часть – я вам устрою тренаж с полной выкладкой… Вы у меня, черти, спляшете ваньку–встаньку в ритме гопака с коленцами…»

Вывалившись из бокового люка багажника, есаул прошелся вдоль ломаной стрелы мобиля с горбатой нашлепкой фонаря кабины на самом носу. Под его шагами земля тоже чуть–чуть пылила, словно дымилась. Нет, не черная земля, скорее, темно–коричневая с какими–то седыми разводами.

Автомат снят с предохранителя, палец – на спусковой кнопке. Сам понимал, глупо выглядит, когда вокруг ни души на многие версты. Впрочем, перебдеть – всегда спокойнее для души командира.

Только теперь Семен понял, что имел в виду водитель, когда говорил про громыхание в ушах. Это не гром, конечно, больше похоже на гул, какую–то низкочастотную вибрацию, проникающую даже сквозь защитные фильтры шлема. И источник ее, к бабке не ходи, то самое огненное кольцо над сдвинувшимися скалами.

Что ж это еще за зараза?..

Наконец из люка показались бронированные ноги водителя, повисели, подергались, потом вниз соскользнуло все целиком. Сочленения брони разболтанно дергались. Автомат выпал из люка отдельно и очень независимо, словно бы сам по себе весь такой.

«Да, господа артиллеристы, однако–с… Двенадцать часов тренажа в броне с полной выкладкой – никак не меньше!»

– Ну, наконец–то!

– Виноват, ваш бродь, замешкался! – голос по внутренней связи брони звучал сдавленно и неузнаваемо.

– А ты не мешкай! – посоветовал Семен. – Автомат подбери, воин.

– Да я…

– И сопли – тоже! Готов, что ли? Пошли.

– Так точно, готов!

– И никак иначе! – подтвердил есаул. – Если что – стрелой к мобилю, не дожидаясь команды. Огонь открывать только по моему приказу. Остановит кто – останавливайся, не напирай буром, – напутствовал он на всякий случай. – Вроде все…

Шагая первым (гравидвижители они почти не трогали, не то расстояние), есаул вдруг почувствовал себя легко и свободно, как когда–то курсантом, пробегавшим с увольнительной через проходную с утра пораньше. День еще даже не начался, только начинается, но уже понятно, что это будет веселый день, свободный от рутины казармы. А вокруг, на улицах, – легко, нарядно, стреляют глазками красивые девушки, и серая лента тротуара словно бы плывет навстречу, упруго пружиня под сапогами. И ярко, радостно светит солнце, даря окружающему миру привкус праздника…

Когда он ходил в увольнительные, солнце вроде бы все время ярко светило, вспоминалось ему теперь.

Да, видимо, хитрые медицинские датчики брони считали его встревоженное состояние и подкинули под кожу оптимистично–бодрящую химию, понял есаул эту неожиданную легкость. Подумал и тут же забыл, разглядывая непонятную «закозюлину».

«Обычное кольцо, явно что–то энергетическое, ничего страшного… Какое–никакое, а приключение, будет что рассказать на КП…»

Броня давала ощущение уверенности и надежности, автомат, удобно лежащий на локте, – как дополнительная страховка. Два бронепехотинца – это уже почти десант, усмехнулся он про себя.

– Чего говорите, ваш бродь?

– Ничего… Гляди в оба глаза, говорю. Вблизи стало окончательно видно, что кольцо скорее огненное, чем красное, причем не сплошное, а словно бы состоящее из мелких искр–огоньков, сквозь которые свободно просматриваются и небо, и камни.

Честно говоря, на кольцо есаул смотрел постольку поскольку, все больше выглядывал какие–нибудь скрытые посты охраны вокруг испытательного полигона. Ждал, когда вынырнут из–под земли насупленные от важности ряхи в броне и с оружием и пошлют их куда подальше рассыпчатым матерком.

«Пошлют – значит, пойдем… Мы службу знаем и дисциплину уважаем, как мать родную…»

Пожалуй, сейчас он бы даже обрадовался этим ряхам, появление которых сразу расставило бы все по местам. Хотя, как любой фронтовик, не любил солдат режимных подразделений, считая их если не прямыми трусами и приспособленцами, то чем–то вроде.

Но режимники не появлялись, как не было вокруг никаких предупреждающих вешек. Все ближе и ближе, а их до сих пор не сподобились остановить.

Только кольцо…

Совсем непонятная субстанция… «А в нашей субстанции – никакой консистенции», – вдруг вспомнился бородатый анекдот.

– Что–то мне, ваш бродь, все это… – начал говорить Зимин.

В этот момент огненное кольцо словно взорвалось. Масса ярких лучей вспыхнула сразу всюду, и между ними, и даже внутри брони. Они были везде – эти лучи–иглы, острые, яркие и невыносимо горячие. Такие же острые и горячие, как сама боль…

Это было последнее, что они оба увидели и почувствовали.

Из рапорта старшего следователя

по особо важным делам

при Главной военной прокуратуре

войск Казачьего Круга,

старшего советника юстиции,

войскового старшины Подыхайченко В. К.

От 19 октября 2189 г.

Настоящим довожу до Вашего сведения, что согласно выводам экспертной комиссии смерть командира 5–й лазерной батареи 4–го укрепрайона планеты есаула Загребца С. И. и военнослужащего той же части, младшего урядника Зимина П.Е. последовала от поражения энергетическим импульсом, повлекшим за собой мгновенную остановку всех жизненно важных органов обоих военнослужащих. Сам импульс определен экспертами как энергия неизвестного происхождения и неустановленной мощности, о чем свидетельствуют акты медэкспертизы по вскрытию тел.

В связи с вышеизложенным материалы по данному делу, включая вещественные доказательства, направляются мною в отдел контрразведки при Главном штабе обороны планеты для проверки на предмет использования противником новых засекреченных типов вооружения.

Примечание : Согласно директиве Управления контрразведки Казачьего Круга за № 13/6/44 все материалы и вещдоки по данному делу снабжены грифом «Совершенно секретно» и подлежат учету и транспортировке по особому статусу данной категории дел.

Из рапорта старшего смены

наблюдателей–корректировщиков линкора

«Джефферсон» 5–го Ударного космофлота

Соединенных Демократических Штатов

первого лейтенанта Сары Мун.

Орбита планеты Казачок. От 20 октября 2189 г.

Согласно запросу Службы Стратегической Разведки при Генеральном штабе войск СДШ все материалы наблюдения за энергетическим выбросом неустановленного происхождения, произошедшим на поверхности планеты Казачок 15 октября 2189 г. и, предположительно, связанным с испытанием противником новых секретных типов вооружения, направляются в ГУ ССР, заместителю начальника ССР, бригадному генералу Борису Чернофф.

Примечание: Согласно директиве ССР за № 18/ 675 все материалы по данному делу снабжены грифом «Особо секретно» и подлежат спецучету и транспортировке спецпочтой с соблюдением степеней защиты по уровню «В».

Орбита планеты Казачок. 6 ноября 2189 г.

Транспортный звездолет «Бравый»

5–го Ударного космофлота СДШ.

01 час 11 минут.

Не оборачиваясь, я услышал, как за спиной поехала крышка «гроба». Пневматика сосредоточенно засопела, злорадно клацнули герметизирующие защелки, но я успел все–таки, заскочил внутрь.

Чрезвычайно живенько заскочил и, надо сказать, абсолютно вовремя. Еще секунда, и получил бы полуторатонным люком, как под зад коленом. Летел бы сейчас, расплющив парусом пятую точку к удовольствию и развлечению летунов. Они, наблюдая отсеки на мониторах, всегда радуются подобным казусам, как добавочной норме спиртного. Знаю точно, из самых верных источников, вплотную приближенных к штурманской рубке.

Плавали–знаем, летали–падали… Ничего страшного, бронекостюм выдержал бы, он, бедолага, и не такое выдерживает. Но, согласитесь, не самая авторитетная позиция для командира взвода десанта – полоскать конечностями в неконтролируемом полете над уровнем пола. К тому же плохая примета – нырять носом на пороге «гроба». Совсем никакая примета, ввиду предстоящей боевой высадки, это любой подтвердит.

Все Пентюх виноват! Рядовой Пантюхов из третьего отделения. Тот еще солдатик – горе луковое, чудо–юдо по стойке смирно… Сам маленький, тощенький, как диетическая лапша, из тех, в ком душа держится, лишь цепляясь за кости, но обычной субтильной шустрости в нем ни на грош. Пентюх не ходит, не бегает, а именно передвигается, в самом величавом смысле этого слова. Поворачивается, словно в нем добрый десяток пудов живого мяса плюс пивной живот, плюс одышка и артриты с остеохондрозами. У какого–нибудь бюргера, окостеневшего в своем сидячем образе жизни и упорно экономящего нолики банковского счета на профилактическом обновлении организма, пока здоровье само не разложит эконома по больничной койке, это смотрелось бы органично. Для солдата десанта подобная величественность задумчивого слона совсем некстати. Это, если говорить без эмоций…

Сейчас наш слон–рахит, как обычно, замешкался прямо передо мной, запнулся двумя ногами одновременно, зацепился за что–то невидимое стволом «эмки» и в результате растопырился в проеме, как взволнованная каракатица. Пришлось (как обычно!) поддать ему прыти пинком под зад, попутно комментируя ситуацию воспитательными словами.

Растерялся боец? Или струсил в последний момент? – я так и не понял. Мог и растеряться и струсить, или то и другое вместе. Он, насколько я помню, еще не был на боевых, угодил в наш штрафбат прямо из части обеспечения второго эшелона базирования. Там понятно, какая служба – подай, принеси, а лучше вынеси не задаром…

Интенданты!

Словом, пока на скорую руку воспитывал будущего героя, приводя поучительные аналогии из жизни беременных бегемотов, сам чуть не попался под задвигающуюся крышку, как муха под мухобойку. Пилоты на низкой орбите долго не ждут, перегнали десант в «гробы» (гравитационно–базисные катера–матки), откинули крепления с контуров и сразу назад, к звездам, расправив крылья и пуча телескопические глаза, пока самонаводящиеся боеголовки не приладились поцеловать под брюхо. Уж вы, мол, граждане десантники, дальше сами, куда бог пошлет… Атмосферно–наземные операции – это, мол, слишком низко для космофлота… «Гусь» (гравитационный инерционно–транспортный звездолет) требует простора парсеков, а не всех этих приземленных перигеев–апогеев–апофигеев…

А уж с нами, штрафниками, звездуны церемонились и того меньше. Брезгливо стряхивали с креплений еще в развороте, как праведники стряхивают с подошв пепел былых грехов.

Герои–летчики, мать их троекратным приветствием!

Качнувшись на компенсаторах равновесия брони, я утвердился на пороге «гроба» и мельком оглядел наш ротный ковчег. Посадочный коридор базиса был длинным, узким и неудобным. «Гроб», извиняюсь за каламбур, он и есть гроб – помещение, как известно, не для жизненного простора, а порядка ради.

Все было как обычно. Тревожное освещение мигало красным до ряби в глазах, и гнусно пиликала сигнализация, старательно изображая из себя «сигнал повышенной боеготовности». И какой идиот придумал все эти спецсигналы, словно при погрузке без того суеты не хватает? В который раз спрашиваю себя и до сих пор не могу ответить. От этого свето–звукового нагнетания у меня, например, всегда появляется чувство, весьма похожее на изжогу. И ничего больше.

В «утюгах», распахнутых жерлами вдоль коридора, я видел ребят из остальных взводов, уже спрессованных в тесноте посадочных кресел. В стандартной броне, с опущенными забралами, все казались усредненно–одинаковыми, словно недоделанные роботы на конвейере. Все остальные взводы уже погрузились, только командир роты Градник стоял в конце коридора, картинно уперев руку в бок, а второй опершись на автоматическую винтовку М–316. Наверное, ротному представлялось, что вид у него бравый до чрезвычайности. Вопреки инструкциям, забрало его шлема приподнято, и перманентно–гневная рожа усатого помидора выставлена на всеобщее обозрение.

Не самое лучшее зрелище в качестве напутствия на десант.

«А на «эмку», между прочим, не опираются, как на лопату, господин второй лейтенант! Это оружие, способное разнести в пух и прах небольшой городок вместе с фундаментами и подземными коммуникациями, отличается не только ударной силой боекомплекта, но и капризным характером. От фривольного обращения начинает нервничать каждой частицей боезаряда…»

Это я подумал, конечно, а не сказал. В конце концов, это не мои яйца в сомнительной близости от подствольного гранатомета. Небольшой толчок, вибрация предохранителя, чуть заметное смещение затвора, и ротный подпрыгивает на ударной волне, как ковбой на ополоумевшей лошади. То–то будет ему удивительно… Сюрприз! Хапи бездэй ту ю! Если секонд бездэй все–таки состоится героическими усилиями военных хирургов…

Опять–таки летунам на обратную дорогу – море радостных воспоминаний. Ха–ха!

Я настолько живо представил себе эту увлекательную картину, что, глянув еще раз, даже удивился, почему Градник до сих пор цел–невредим.

По утвержденному распорядку мой 2–й взвод грузился последним. Изображая под взглядом ротного монолитность строя, бойцы слаженно и нарочито громко топали по рифленому полу. Прямиком к нашим «утюгам», управляемым транспортным модулям № 4, 5, 6. Места в креслах–катапультах – согласно нумерации позывных, где за зоологическим определением следует порядковый номер в строю…

Ах да, сегодня мы уже не тигры–львы–леопарды, припомнил я, теперь мы, повзводно, ромашки–фиалки–маки–тюльпаны. Вчера вечером, еще при подлете к звездной системе, Градник зачитал приказ, что в целях обеспечения повышенной секретности операции, ввиду активизации вражеской агентуры, коварства противника и прочее.

Сдается мне, нужны мы коварной вражеской агентуре, как зайцу клещи. Но мне–то что? В целях обеспечения – пусть будет ботаника вместо зоологии.

Дрожи земля – грядет последний бой! Штрафной батальон «Мститель», этот роскошный цветник, геройски выкатывается на исходные. Предварительно слегка обдриставшись, но, разумеется, от переизбытка боевого духа.

Однако нужно командовать…

– Взво–од! Стой! Слева по одному, с первого ряда – по–ошел по капсулам! – гавкнул я по внутренней связи брони.

– Быстро! Быстро! Быстро! – тут же добавил ротный. – Эй там, в середине, чего корчимся, как растопырчатый шестопырь?! Шевелись, говорю, плевок большеклювого ядовита!

Я, догоняя строй, сделал три–четыре широких подскока и почти воткнулся в спину нашему чуду–юдику Пентюху.

Ну, если он и в «утюг» поползет, как фарш через мясорубку, Градник точно изойдет гневной слюной до колен, мелькнула мысль. Меня ротный, правда, побаивается, есть у него причины сугубо шкурного характера, да и должность взводного – какой–никакой, а чин.

Кто первый помощник командира? Правильно – командир, младший по должности… Впрочем, я – штрафник без знаков различия, а он – офицер–воспитатель штрафбата, этим все сказано. У него – права, у меня – обязанности. Все в духе любимой конституции Соединенных Демократических Штатов и воинских уставов, которые бодро толкуют ее на свой несгибаемый, прямолинейный лад. Мол, если уж написано в конституции, что служба в армии – почетное право всякого гражданина, а защита демократии – его обязанность, то ты, гражданин хороший, будешь землю есть до отрыжки, но защитишь так, чтоб мало никому не показалось…

Но орать Градник вряд ли начнет. Перед боевой высадкой наши «оводы» (офицер–воспитатели) на опытных солдат не орут, побаиваются на перспективу. Пуля, конечно, дура, но и дурацкую пулю мало радости получить в спину. Административное зло «оводы» срывают на таких, как Пентюх, всерьез начал рассуждать я, словно это было действительно важно…

Просто не терплю, когда на меня орет всякая сволочь. Хотя, согласен, за пять месяцев в штрафном батальоне мог бы и привыкнуть, что орет именно всякая сволочь. Она, сволочь, вообще любит орать, у нее такое жизненное кредо – криком штурмовать бастионы успеха…

Наш командир Градник, если в двух словах, гад и подхалим. Гад мелкий, а подхалим с размахом. Он и офицерские нашивки–то заработал языком, подлизывал задницу комбату Дицу, пока тот окончательно не разомлел и не добился для него производства. Теперь гордился званием, как выпускник сети академических училищ Вест–Пойнт, никак не меньше. Вот ругаться ротный умеет, этого не отнять, это вам не вялотекущая беременность неповоротливых бегемотов, это уже хай класс экзобиологии с заездом в палеоботанику.

Для меня, например, подобная звериная эрудиция ротного, интеллектуального, как полено с глазами, долгое время оставалась загадкой. Только недавно я узнал, что разгадка – в широкомасштабной викторине одного из телеканалов. Дело было еще до войны, Градник правильно ответил на какие–то вопросы и набрал кое–какие баллы. Хотел термокружку с саморегулятором температуры, но до кружки баллов все–таки не хватило, и ему прислали низший поощрительный приз – два тома «Расширенного справочника экзотической флоры и фауны на планетах кислородного типа». Представляю, с какими выпученными глазами он их получил. Но пришлось читать – халява же! – хотя термокружки ему, по–моему, до сих пор жалко.

Тем не менее инопланетная флора и фауна упала на девственную почву и проросла буйным экзотическим цветом. До войны Градник работал учителем пения в пансионе для мальчиков (!) и наверняка имел какое–нибудь насмешливое прозвище типа «Гундос», «Комар» или что–то в этом духе. Я представляю, как он наповал сразил сослуживцев, появившись в учительской с умной книгой под мышкой…

А чего это я вдруг все о нем да о нем?! – одернул я сам себя. Мысли забить? Рефлексия? Поплыли мыслишки, похоже…

Разумеется! Бронекостюм, считывая датчиками предстартовый трепет втиснутого в него организма, уже подкидывает внутривенно первые порции эйфориков–транквилизаторов–психоделиков…

* * *

Для пехотинца бронекостюм – это мать родная, заботливая. И отец, и брат, и сват, и шурин, и вся семья разом, никак не меньше. Потому что только в нем можно продержаться или даже выжить (чем черт не шутит!) в условиях современного боя, где супероружие выдает на–гора такие же экстремальные свет, звук, ударные волны, радиацию или какие–нибудь особо каверзные искажения полей. Все это изобилие, тоже с приставкой «супер», без защиты за секунду размажет хрупкую человеческую плоть в жидкую кашу. Только броня, индивидуальная скорлупа из пластиков и металлосплавов, превращает цыпленка в бойцовского петуха. Если пользоваться военной терминологией – в отдельную боеединицу подразделения бронепехоты. Пневмо–мускулатура умножает силу, грави–движители обеспечивают вертикальный и горизонтальный полет, фильтры отсекают излишки светозвуковых эффектов, сканеры советуют и предупреждают – словом, все для блага человека и для скорейшего уничтожения себе подобных. А чтобы он, человек, с его неспешными нервными реакциями, подсознательными психозами и преобладающим инстинктом выживания мог соответствовать новому, механическому могуществу, его тоже, как бройлера на птицефабрике, накачивают всякой ускоряющей, вдохновляющей и подбадривающей химией. АКЖБ (автономный комплекс жизнеобеспечения бронекостюма), или, проще говоря, «жаба», считывает информацию непосредственно с тела и сам решает, что и когда тебе впрыснуть.

Гораздо дешевле, между прочим, чем производить боевых роботов от и до. Дураков, как известно, не жнут, не сеют, и вообще для производства этих биологических особей не нужно никаких видимых усилий, кроме нескольких минут приятности. Дальше – они сами по себе рождаются, развиваются как бог на душу положит, а потом их просто призывают на военную службу. Если тех же роботов противник запросто может перепрограммировать, технологии дальнего волнового воздействия на компьютерные мозги известны еще с прошлого, XXI века, то человек в этом смысле гораздо упрямее. Если ему, homo militaris, втемяшется в башку обосраться за победу, то именно это он и сделает под бравурные звуки военных маршей. Вот и получается, что развитие техники идет семимильными шагами, можно сказать, поспешает поперед батьки в пекло, а воевать людям все–таки приходится самим. Потому что она, умная техника, не такая дура, чтоб гробиться ради мифической победы над железяками с другим клеймом…

Что меня всегда удивляло – насколько эти боекоктейли меняют восприятие времени. Искажают, так точнее. Секунды и минуты дробят и растягивают, а часы при этом пролетают почти незаметно. Странное ощущение. Самого времени ты словно бы не замечаешь, можешь воевать сутки–двое как один–два часа, а каждый миг тянется, как резиновый, вмещая в себя феерическое количество событий и мыслей…

До люка «утюга» мне оставалось несколько шагов, всего – несколько, но за это время я действительно успел передумать многое. Все–таки – жизнь наша… Или, если конкретнее, житие на букву «е»!

Прошло полгода с тех пор как я, Сергей Киреев, Серж Кирив на международной мове, командир роты разведки, капитан космодесанта, кавалер орденов и вообще весь заслуженный, как гермошлем третьего срока, был разжалован в рядовые и загремел в штрафбат вместе со всеми своими заслугами. По глупости загремел, попав под горячую руку ястребов из УОС (Управления Общественного Согласия при Минобороны СДШ), как под гусеницы МП–танка. Коротко говоря, сунул в рыло не тому, кому можно, психанув не там, где положено.

Обычная, в общем, история, скорее даже – глуповато–типичная… Но кто возьмется утверждать, что наша жизнь не складывается из трафаретных горестей на фоне общестандартного существования?

Дальше, понятно, был образцово–показательный трибунал, как плевок в лицо от уважаемой демократии. Я, помню, сгоряча решил, что жизнь моя на этом закончена. А верховное командование (тоже сгоряча?) решило штурмовать Казачок силами штрафников.

Что из этого получилось – можно себе представить. Все шиворот–навыворот. Как говорится – пусть рожа вдрызг, зато башка набекрень! Хотя лично я (к собственному удивлению) остался жив–здоров–годен и продолжаю отбывать срок в штрафном подразделении. Один из немногих солдат батальона, кому удалось уцелеть после того штурма, проще говоря, унести ноги с планеты. Щука – моя любимая, Цезарь, Рваный, Паук – мои боевые товарищи, они все погибли, а мне просто повезло…

Мир все–таки устроен неправильно, хотя бы потому, что всякая сволочь, вроде ротного Градника или комбата Дица, живет и здравствует, и продвигается в званиях, а хорошие парни уже смешались с экосферой чужих планет в виде горсти молекул. Война это демонстрирует особенно выпукло – мир неправилен до непостижимости. До такой степени нелогичности, что остается только склонить голову перед тайной высшей несправедливости бытия. Старая поговорка «Чудны дела твои, Господи!» – все–таки отражает действительность слишком мягко…

Но это к слову.

Потом была высадка на планету Тайга, где армейское командование, как водится, затыкало штрафниками самые тяжелые участки, а потом изумлялось, глядя на дело рук своих с искренним недоумением забулдыги–сантехника, ликвидировавшего протечку в состоянии похмельной прострации. Три четверти батальона так и остались на этой гористо–лесистой планете, но мне опять повезло. Что уже не только удивительно, а просто настораживающе–удачно…

Дальше – очередное переформирование, пополнение, и вот мы, прошу прощения за выражение, «мстители», следующий состав, снова идем на штурм Казачка. Весело, организованно и под присмотром, как контингент сумасшедшего дома выходит солнечным утром на очередной юбилей заведения.

Вот такая история пополам с географией…

А не хочется, между прочим, совсем не хочется воевать! Война, между прочим, почти закончилась, мирные переговоры между Демократическими Штатами и Конфедерацией Свободных Миров идут полным ходом. А после подписания перемирия, говорят, всем штрафникам обещано не только помилование и полноправное гражданство, но и восстановление в статусе для сержантов и офицеров. С возвращением выслуги, страховки и, может быть, всех регалий.

Конечно, подобным сахарным обещаниям не очень верится, но, с другой стороны, на месте президента СДШ Хромой Бетси это был бы разумный шаг. Даже хитрый. Или, корректнее говоря, политически дальновидный. По тем же непроверенным слухам, которым нет оснований не верить, ударные армии СДШ сейчас на четверть, а то и на треть сформированы из штрафников. Превращать людей в скот, а потом беспрепятственно гнать на убой – что может быть проще и выигрышнее? Только что делать со всем этим немалым контингентом в мирное время – это уже другой вопрос.

Оставить на положении заключенных? Тогда нужно строить тюрьмы, кормить, обеспечивать охрану, потом выпускать, адаптировать – а это немалые средства. Да еще всевозможные правозащитные организации, воспрянув от цензуры военного времени, поднимут шум – откуда, мол, столько преступников в нашем сбалансированно правовом социуме? Начнут копать, ковырять и с удовольствием выплескивать всякую подноготную пакость на политическую мельницу предстоящих выборов.

Так что не лучше ли вернуть штрафникам гражданство, и пусть дальше сами карабкаются? С одной стороны – гуманизм, с другой – экономия бюджета, и без того оскудевшего от военных заказов, с третьей – тишь и благодать в предвыборном штабе. Все вроде бы пристойно и чинно получается – ветераны просто возвратились с войны. Дерьма хлебнувши? Так ведь на то они и ветераны, чтобы ворочать фекальные массы большой лопатой. Такая уж их ветеранская доля – грести по полной, сохраняя подобающе мужественное выражение лица…

Я, например, был бы не против демобилизоваться хотя бы таким способом. Надоело!

К сожалению, в проеденных молью мозгах ранг–адмирала Раскина и прочих штабных стратегов до сих пор брезжит идея, что если захватить Казачок, опорную планету данного космосектора, можно будет добиться от конфедератов каких–то мифических уступок. «Иначе зачем мы вообще сражались?» – грозно вопрошают друг друга многозвездные генерал–адмиралы. Довольно резонно спрашивают, не понимая, правда, что этот вопрос как раз из области риторических. Ответить на него невозможно по определению, как невозможно растолковать свинье духовные прелести аскетизма.

Все–таки человеческая глупость отличается тем, что повторяется в бесконечном множестве типовых вариантов. Без малейшего стеснения к плагиату…

* * *

Однако мне пришлось отвлечься от рассуждений о сути высокой политики.

Как я и ожидал, вдохновленный моим недавним напутствием Пентюх рвался в «утюг» напористо, но безнадежно, как гвоздь в кирпич. Даже согнулся пополам абсолютно похоже. И все равно застревал при этом по меньшей мере в трех точках, отметил я наметанным взглядом.

Эти люки в «утюгах», конечно, не для слабых духом. Я понимаю – конструкторы над ними не особенно убивались. При десантировании на поверхность планеты они не нужны, бронепехота выстреливается прямо в креслах, что называется – с места в карьер с ускорением турбо–форсажа. В этом инженерная мысль себя оправдала, в бою на высадку не тратится и лишней доли секунды. Но при загрузке, когда на тебе броня, оружие и боезапас, приходится корчиться, как червяк в шарикоподшипнике. Только опытные десантники могут проскользнуть в «утюг» без посторонней помощи, остальным рекомендуется делать это попарно. Хотя и для парной посадки нужен хотя бы минимальный тренаж, которым командование штрафбата ни в коей мере не озаботилось.

Для начала я слегка поднажал в спину Пентюху. Почувствовал, что он начал окончательно стопориться. Даже с моей немалой силой, кратно умноженной пневмоусилителями брони, вбить его внутрь будет непросто. Поломать можно. Что–нибудь или кого–нибудь.

«Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей!» – мелькнули в голове древние строчки. Или – были бы? Тогда остальных в порядке повальной утилизации – на колючую проволоку. Тоже вещь хозяйственно необходимая для любого варианта светлого будущего…

Я все–таки историк по образованию. По прежнему далекому образованию из прошлой жизни. Могу себе позволить бесполезную роскошь знания древних поэтов…

Пришлось мне браться за воина основательно и обдуманно. Разогнуть, переставить, сгруппировать парой оплеух и вбить в защитное кресло аккордной затрещиной. Проволоку я ему не обещал, пригрозил пустить сразу на колбасу, но он, надо думать, меня не понял.

Понабирали десантничков господа из трибуналов УОС… А все–таки я был прав, когда поставил его предпоследним, а себя последним. И толчеи не создали, взвод погрузился согласно положенным нормативам, и в «утюг» он у меня занырнул как миленький. Молодец я, что и говорить!

«А хорошо все–таки вставляет боехимия! Крепко вставляет! Пока комплект полон, пока не началась гормональная карусель десантирования, мигом сжигающая излишки, – особенно крепко! И в теле этакая облачно–приятная легкость, и в голове мелодичный звон пустого ведра… Поплыла головушка по морям, по волнам… Уже и стихи в ход пошли, того и гляди песню двинешь… Вот что значит расширенный комплект психокорректирующих! Только Пентюх пятном позора на знамени чести… Так, кажется, выражается ранг–адмирал Раскин, главнокомандующий войск СДШ?»