Текст книги "Огненный лис"

Автор книги: Никита Воронов

Соавторы: Дмитрий Петров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

ЭПИЛОГ

Ноздри Виктора вдыхали тяжелый, полузабытый запах лагерной котельной. Он поневоле щурился от гудящего пламени в топке, с трудом привыкая опять к завывающим трубам и угрожающему гудению паровых котлов.

Старик отошел от испорченного манометра:

– Если сомневаешься – убей.

Рогов кивнул. Он понимал, о чем идет речь: если сомневаешься в мысли убей саму мысль, если сомневаешься в желании – убей желание! В общем, если не уверен, что лед достаточно крепок, даже не пытайся перейти реку.

Старик был сухонький, невысокого росточка, в просаленной телогрейке. Лицо его казалось состоящим из тысяч и тысяч морщин, но глаза смотрели по-юношески открыто и живо. Вот только руки еще, узловатые, с потрескавшимися от труда и времени черными ногтями, выдают возраст…

– Пойдем!

Виктор вслед за хозяином прошел в закуток, где с трудом помещались продавленная кушетка и стол:

– Садись. Сейчас чифирнем…

На гвозде висела пахнущая неистребимой сыростью рванина.

– За что ты сидишь, дед?

– За то, что не убил.

Рогов пожал плечами:

– Не хочешь, не рассказывай.

Старик снял телогрейку и уселся на край стола:

– Я раньше жил в Советском. Есть такой поселок в Хабаровском крае, на берегу Маймакана. Глухомань, если судить по-вашему. Десяток домиков, контора леспромзага, а вокруг – тайга и болота. Вот, при конторе-то я и числился: смолу собирал, на охоту ходил… Километров за сто в сезон забирался, один. Траву сушил, ягоды, капканы ставил.

– Охотился?

– Да. Там зимовье было, добротное. Геологи ещё до войны из елей вековых срубили, в нем я и жил месяцами.

Старик поднялся, прошел к топке и кинул в огнедышащее чрево несколько лопат угля:

– Ты знаешь, почему медведь весной человеку опасен?

– Нет, – честно признался Виктор, и голова его в нынешней, купейной реальности даже чуть качнулась по подушке.

– Медведь ревет страшно, очнувшись от зимней спячки, потому что мучают его жестокие запоры. Ох, и маются бедолаги! Тужатся изо всех сил, рвут с корнями деревья, камни с обрыва швыряют… К тому же, весной в тайге голодно, растительность слабая, вот и выходит медведь на охоту – кровь ищет. Опасен в это время медведь для человека. Упаси Бог на пути ему попасться!

– А если с ружьем?

– Ни ружье, ни карабин… Заломает! Сидит в засаде тихо, не рыкнет, а выскочит – не убежишь.

Старик отер полотенцем запаренную шею:

– Я раз даже с рысью встречался, но та кошка – тварь хитрая, сама стороной обошла. А с волками зимой худо… Трутся поблизости, напасть не нападут, но напакостят. Собаки у меня тогда были две – Алдан и Ойра. Невесть что, помесь какая-то, но злые. А проку в них? От зимовья, конечно, волков отпугивали, не любит волк собачьего лая. Понимает, что хозяин близко. Но в тайге… Творили, что хотели! Даже капканы чистили.

Старик порылся под ветошью и вынул откуда-то пачку чая:

– Как-то примечаю – ушли волки, нет их. А чуть позже и собаки мои пропали. Поскулили, потерлись у порога – да сиганули в тайгу посреди белого дня: нос в одну сторону, сами в другую. Что за чертовщина? Потом выяснилось… Примерно через неделю вышел я с утра на лыжах. Да припозднился, решил путь сократить.

Голос старика утих, но потом зазвучал с новой силой:

– Там такое место есть, Тигровая падь называется. На картах не обозначено, однако таежники знают. А посредине – скала, Ерофеев Зуб.

– Какая? – Удивился Рогов.

– Ерофеев Зуб… Но не в этом дело. Я уже почти скалу обогнул, и вдруг смотрю – глазам не верю: он! Совсем рядом, руку протяни.

– Кто – он?

Старик молчал, замерев и словно не слыша.

– Кто? – Переспросил осторожно Виктор.

– Тигр.

– Да ты что! Тигр?

– Веришь, нет – я даже не испугался. Лишь стою вот так, и думаю: значит, это ты моих собачек сожрал… Гляжу на него, а он на меня. В упор, глаза в глаза! А они у него холодные, мудрые… царские глаза, понимаешь?

– Ну, и что? – Заторопил Виктор. – Убил ты его?

– Нет. Зачем? Да у меня и ружья в тот раз с собой не было… Одна палка еловая.

Рогов хмыкнул:

– И как же?

– Никак, – покачал головой старик. – Не тронул меня тигр. Он вообще сделал вид, что меня не заметил! Отвернулся и замер, пока я не ушел подальше…

Виктор принял из рук собеседника кружку с чифирем:

– Значит, разошлись, как в море корабли?

– Но не насовсем. Время от времени я чувствовал, что он рядом: следы видел, остатки добычи… Тигр никогда не убивал просто так! Он охотился, только когда был голоден. Охотился, чтобы выжить.

– А ты, старик?

– Не всегда. Но я старался… Вообще, однажды мне показалось, что этот зверь живет и думает так же, как я. Что мы с ним одной крови, братья по духу – понимаешь? Возвращаясь из редких отлучек в поселок, я знал, чувствовал – мой тигр не покинул меня, он здесь, ждет.

Старый зэк прервался и в свою очередь сделал глоток:

– На вторую зиму нашего знакомства я увидел, что зверь стоит у порога.

– Ну, теперь-то ты с ружьем был?

– Какая разница? Я впустил его в дом… Так и зажили – странно и нелепо существуя вместе.

– Тигр с человеком? Вдвоем? – В общем-то, Рогов не верил ни единому слову старика.

– Вместе, но в то же время врозь, каждый сам по себе, – продолжил рассказчик. – Я больше никогда не запирал дверь, а он приходил и уходил, когда вздумается. Как и я… А однажды стало ясно: не было его до меня, а меня до него! Но мы вдвоем были всегда, понимаешь?

Виктор вздохнул и честно признался:

– Нет. Не очень.

– Значит, пока не время.

– А когда?

– Не знаю. Никто не знает…

Старик продолжил:

– Ко мне беда пришла внезапно – на берегах Маймакана обьявились корейцы. Ну, ты представляешь – из тех, которые раньше лес по контракту валили, а потом убежали в тайгу, чтобы на родину не возвращаться. Корейцы стали мыть золото.

– Золото?

– Сначала их нашел я. Потом мой зверь… Для тигра кореец, как и собака – самый лакомый кусочек.

– Ну, ты скажешь! – Хохотнул Рогов.

Однако, старик не шутил:

– Правда. Корейцы едят собачатину, чтобы не было туберкулеза легких. Поэтому и воняют псиной… – глаза старика полыхнули отблесками холодного пламени. – Тигры от этого запаха с ума сходят, как мы от жареной с чесночком отбивной. Пусть хоть сто человек по тайге пройдет – зверь выберет и утащит именно корейца, как бы тот ни прятался.

Виктор слушал рассказчика в полной уверенности, что тот несет какую-то чушь. Но все равно получалось очень интересно:

– Ну? И что дальше?

– Мой тигр нашел корейцев. Но они перехитрили тигра… Они убили его, а я убил их. Подстерег во время работы. Двоих на реке подстрелил, а третьего засыпал живьем в шурфе, выбранной породой.

Чувствовалось, что старик подошел к главному:

– Мне золото было не нужно. Оно стало моим, но я сомневался, раздумывал… Не стало тигра, и жизнь в тайге для меня потеряла смысл.

Опять прозвучало:

– Я сомневался… и не убил. Но все же взял часть золотого песка немного, унций десять. И пошел к людям, в проклятый городской муравейник.

Старик отвлекся:

– Знаешь, а ведь золотой песок совсем не блестит.

Он немного помолчал и махнул рукой:

– Короче, в Благовещенске меня сдал ментам один дантист-«чернушник».

– Туго пришлось? – Понимающе кивнул Рогов.

– Досталось… Менты все хотели дознаться, где остальное золото.

– Не сказал?

– Нет. Чего уж они только не перепробовали! До сих пор не успокоились, и здесь постоянно своих людей подсылают. Все ждут, что проговорюсь…

Старик поставил опустевшую кружку на стол:

– Нет, я знаю – мне отсюда живым не выйти, на зоне и помру. Но это вовсе не страшно, Виктор. Потому что там…

Он махнул рукой куда-то на восток:

– Там у меня есть мое золото, а тут… – рассказчик торжествующе постучал себя пальцем в лоб, – тут мой тигр! Он ночь за ночью приходит ко мне. Ждет.

– Надо же, – поднял глаза Рогов. – А мне все время лис является! Огненный такой…

– И пламенем дышит? Словно топка котла?

– Да. – Виктору стало не по себе, будто вывернули наизнанку, выставили напоказ душу.

И чтобы отогнать это ощущение он фыркнул зло:

– А ты не боишься, старик?

– Чего мне бояться?

– Не боишься, что донесу? Может, я тоже… из этих? Много, много интересного ты сегодня мне здесь нажурчал.

– Нет. Не боюсь.

– Почему?

– Незачем тебе. – Старик поднялся и будто враз утратил интерес к собеседнику:

– У тебя свое золото есть.

… Рогов очнулся, закашлявшись тяжело и надрывно. Поправил сползшее на пол застиранное одеяло, и чтобы прогнать ночной кошмар выглянул в окно вагона.

Назад, вдаль убегали искрящиеся ранней росой равнины, и за рощей у горизонта рождался первый солнечный луч.

А Виктор долго ещё не мог сообразить спросоня, возвращается ли он домой из далекого, тяжкого заключения – или поезд стремительно уносит его на юг, к могилам предков и новым смертельным опасностям…

КНИГА ВТОРАЯ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Далеко не ранним июньским утром, в Санкт-Петербурге, на канале Грибоедова, возле сверкающего зеркалами парадного входа в ресторан «Ройял» сидел замызганный, изъеденный язвами нищий и промышлял подаянием.

На груди у него висела табличка. Кривые, нанесенные толстым фломастером строки на ней взывали к милосердию, молили прохожих не забывать о душе и о принципах гуманизма – а в конце можно было прочитать вполне конкретное указание о том, как именно это следует сделать: «Подайте рабу Божьему на пропитание два-три доллара, либо эквивалент иностранной валюты в рублях».

Возле ресторана нищий появился не так уж давно – и сразу вписался в окружающую реальность, притерся, присиделся и даже стал чем-то вроде обязательного элемента шикарного фасада. Даже администрация «Ройяла» ни разу не попыталась вышвырнуть его взашей, чтобы не портил вид и не мозолил глаза респектабельной публике и, особенно, завсегдатаям, посещающим ресторан так же часто и регулярно, как собственный офис.

В общем, никто нищего не замечал, и что самое удивительное впоследствии не мог припомнить. Уж на что швейцары и так называемые «секьюрити» отличаются бдительной зоркостью, но и те разводили руками: дескать, пес его знает, был или не был, откуда взялся, куда пропал неизвестно! Не припоминаем, простите великодушно. С памятью, мол, дребедень какая-то происходит последнее время…

Однако, лукавили швейцары с охранниками. Уж кто-кто, а они побирушку этого приметили сразу. И на «пучеглазый» автомобиль «мерседес» со спецсвязью и непростыми для понимающего человека номерами, который время от времени забирал нищего по окончании рабочего дня прямо от ресторана, тоже внимание обратили. А потому посчитали за лучшее память свою профессиональную посторонним не демонстрировать, и особого рвения перед начальством не проявлять.

Тем более, что и вышестоящее руководство, и даже хозяева «Ройяла» этого безобразия перед входом тоже почему-то в упор не видели. Раз только, ещё в самом начале, генеральный директор оплошал – бросил, проходя к себе, какую-то мелочь в позорную шапку. И тут же был, вместо естественной благодарности, послан далеко и надолго.

Именно после этого инцидента ресторанная прислуга, посовещавшись, постановила: мы люди маленькие, ничего не видим, ничего не слышим. А то ведь кто его знает, убогого? Ну, как по-настоящему рассердится, да направит куда-нибудь? Пойди, вернись потом…

Итак, в это, как уже было сказано, далеко не раннее июньское утро, нищий вновь притащился ко входу и комфортабельно расположился на привычном рабочем месте. Бормоча под нос то ли молитвы, то ли проклятия, он искоса наблюдал за немногочисленными посетителями ресторана сквозь небольшое, украшенное мозаикой окно.

В центре обеденного зала расположилась пара – тучный мужчина средних лет угощал юную спутницу деликатесами. Девушка много курила, время от времени застенчиво поднимала бокал с довольно дорогим вином и внимательно наблюдала за тем, как мужчина поглощает жареного с черносливом гуся.

Еще двое господ за угловым столиком баловались арманьяком и на правах завсегдатаев разыгрывали очередную партию в шахматы. Один из них, сидевший спиной к входным дверям, переставил резную фигурку и как бы невзначай полюбопытствовал:

– Кстати, Валерий Николаевич, ты когда в последний раз Курьева видел?

– Не припоминаю.

– Вот и я о том же. На глаза не появляется, по телефону не отвечает…

– И «волчат» его не видать, – кивнул Валерий Николаевич.

– Ну, здесь-то все понятно. Нет Курьева – нет и его бригады.

– Конспирация… мать её в душу! Стареем мы с тобой, что ли, Булыжник? Люди из-под контроля выходить начали.

– Плевать, – скривился Булыжник, делая ход. – Не люди-то и были! Так, пакость одна.

– Да как сказать, – Валерий Николаевич забрал у противника пешку. Ребята у Курьева бойкие. Боевые. Опять же, авторитет воровской уважали… Моя школа!

– Циркач, вроде, тоже из твоей школы? – Хмыкнул Булыжник, подставляя под удар слона. – Помнишь, как ещё в зоне с ним носился? Кудахтал над парнем, как курица над яйцом, все отеческую заботу проявлял… Ну, и где он сейчас?

– Где положено, – Валерий Николаевич отказался от размена и прикрыл ладью. – Делом Циркач занят. Делом.

– Ага, как же, – Булыжник забрал пешку. – Курьева в вагоне по башке треснул, денежки прихватил – и поминай, как звали! Упустили мы его… скажешь, нет?

– Не упустили. Циркач не продаст. Откликнется.

– Дожидайся!

– Справочки я наводил. Звонил людям. На месте он. Делом занимается, как и велено было. И от нас ему отходить не резон. Сам понимает – хвостик за ним из Питера тянется.

– А насчет Курьева что скажешь?

Валерий Николаевич пожал плечами:

– Так кто же теперь разберет, что там между ними в поезде произошло? Сам знаешь, не ладили они, друг на друга волчьими глазами глядели.

– Друг на друга… – покачал головой Булыжник и забрал у противника ферзя. – Значит, не надо было их вдвоем в Светловодск посылать!

– Твоя правда, – согласился Валерий Николаевич.

Он в последний раз окинул взглядом фигуры на доске, оценил ситуацию и признал себя побежденным:

– Сдаюсь! Ты на высоте, как всегда… Но теперь-то чего ногти грызть? Проехали.

– Смотри, как бы и с Курьевым не проехать. То, что его сейчас нет – знак недобрый.

Булыжник подозвал официанта и заказал кофе. Себе двойной, маленький, а для поверженного соперника – с коньяком:

– И телефон принеси!

В это время к парадному входу плавно подкатил уже знакомый работникам «Ройяла» автомобиль. Задняя дверь «мерседеса» слегка приоткрылась, и наружу вылез низкорослый мужчина, не по погоде укутанный в дорогой, но изрядно помятый серый плащ.

Широкими, уверенными шагами мужчина направился в ресторан, но перед самым входом замешкался на мгновение, чтобы естественным жестом стряхнуть с брюк невидимые пылинки.

– Угловой столик. Двое, – произнес нищий, не глядя в сторону человека в плаще и почти не размыкая губ. Затем, кряхтя и потягиваясь, он поднялся с насиженного места, с видимым облегчением отшвырнул табличку с трогательными призывами, и пошел к припаркованному напротив автомобилю.

Он ещё не успел исчезнуть за тонированными стеклами «мерседеса», когда человек в плаще уже пересек фойе ресторана. Оказавшись в зале, он профессиональным взглядом оценил окружающую обстановку: дорогие, под старину, бра на стенах, известное по репродукциям полотно «Приплыли» кисти прославленного живописца, бутылки, бокалы и бармен за стойкой… Судя по всему, ни этот парень в белой рубашке, ни официантка с подносом, ни музыканты, лениво пиликающие на сцене что-то из Моцарта, опасности не представляли.

Дальше все произошло очень быстро и просто. Мужчина приблизился к шахматистам, вытянул из-под полы широкого плаща автомат, и разрядил его по неподвижно сидящим мишеням.

Бывший полковник медицинской службы, военный пенсионер Валерий Николаевич Болотов и вор в законе по прозвищу Булыжник отлетели к стене, смертельно раненые выпущенными почти в упор девятимиллиметровыми пулями. Вслед за ними рассыпались по доске задетые кем-то случайно фигурки, выплеснулся на блюдце так и не тронутый кофе…

Человек в плаще действовал на редкость экономно – ни одного лишнего выстрела, ни одного не оправданного движения. Вышел на огневой рубеж, отработал, ушел…

Впоследствии никто так и не смог вспомнить его лица: все внимание случайных свидетелей сосредоточилось на огнедышащем, смертоносном орудии смерти, брошенном за ненадобностью посреди ресторана после ухода убийцы. Автомат иностранного производства лежал на полу – неподвижный, лишенный своего горячего дыхания, и, казалось, теперь, совершив злое дело, он совсем успокоился. Но покой этот был – сама ложь: непременно настанет момент, и оружие в чьих-то руках снова начнет служить своему единственному предназначению.

… Казалось, эхо выстрелов ещё не затихло под сводами ресторанного зала, а человек в плаще уже прикрывал за собой дверцу шикарной машины:

– Поехали!

Через некоторое время «мерседес» на большой скорости ушел с набережной канала Грибоедова и, немного нарушив правила дорожного движения, затерялся в потоке несущихся по Невскому проспекту автомобилей. За тонированными стеклами промелькнуло здание Гостиного двора, какие-то вывески, рекламные щиты, продавщица мороженого… Вслед машине печально качнул столетними ветвями Катькин садик – надменный взгляд бронзовой императрицы испепелил бы, наверное пассажиров шикарной иномарки, притормози они здесь хоть на мгновение.

Аничков мост изрядно потревожил переднюю и заднюю подвески «мерседеса», однако немецкие амортизаторы оказались на высоте – тряска в салоне почти не ощущалась, машина крепко вцепилась колесами в дорожное покрытие и прекрасно слушалась руля. Водитель швырял её из ряда в ряд, иногда огибая попутные, еле-еле ползущие троллейбусы, а чаще – просто так, без особой необходимости. Перед очередным светофором «мерседес» чуть не влип в чей-то задний бампер, но на этот раз реакция не подвела человека за рулем, и перескочив сплошную осевую линию разметки, он на скорости резко вписался в узкую щель двора.

Потом «мерседес» долго ползал какими-то закоулками, натыкался на мусорные бачки, разворачивался, сдавал задним ходом, а водитель, естественно, нервничал, сквернословил и поливал почем зря администрацию города и нерадивых дворников.

Впрочем, недавнему попрошайке это, кажется, совсем не мешало. Выбросив прямо через окно машины в одном из первых же проходных дворов свою убогую нищенскую рванину, он успел переодеться в приличный костюм и теперь, вольготно развалясь на заднем сидении, вел с кем-то переговоры по «мобильнику»:

– Алло?

– М-да. Слушаю вас.

– Привет теще! Пусть пирожки жарит. С капустой. Минут через десять нагрянем в гости.

– Хорошо. Понял вас.

Полковник Федеральной службы безопасности Антон Эдуардович Бойко находился «у себя» – в кабинете известного большинству россиян Большого дома на Литейном проспекте. Кабинет был недавно отремонтирован и все ещё пах свежей краской и мебельным лаком, под стать хозяину, только что получившему новую должность и третью звездочку на погоны.

Антон Эдуардович положил телефонную трубку, откинулся в кожаном кресле и принялся испытующе сверлить взглядом расположившегося напротив Тимура Курьева. При этом он непроизвольно выстукивал пальцами по столешнице из мореного дуба какой-то не очень мудреный мотивчик.

– Ну? Что скажешь?

– А что? – ответил вопросом на вопрос Тимур.

Обычно, взгляды разнообразных начальников он выдерживал без особых проблем. И с хозяином кабинета общался не то, чтобы на равных, но, скорее, как младший со старшим партнером по бизнесу – ведь повязаны они были не службой, не дружбой, а неразрывной, невидимой нитью преступного сговора. Но сегодня Тимур ясно понял: нет у него больше даже иллюзии независимости.

Слишком уж далеко все зашло. Слишком далеко…

– О чем задумался?

– Да вот, странно… сколько я под Булыжником ходил, а имени-отчества его не помню.

В том, что рано или поздно обоим питерским преступным «авторитетам» предстоит переместиться из мира живых в мир иной, который считается лучшим, у Курьева никаких сомнений не было – пожалуй, он ждал этого с тех самых пор, когда впервые прикоснулся к тайне сокровищ князя Святослава. Сначала по указанию Бойко устранили конкурентов, Заболотного и Спиригайло, теперь вот пришла очередь и недавних союзников…

– Все, – голос Антона Эдуардовича звучал сухо, по-деловому. – Теперь кто кого! Или мы твоего Циркача достанем, или он нас…

Тимур стиснул зубы. Страшный шрам на лице, полученный им некогда в яростной драке от Виктора Рогова, носившего тогда фамилию Левшов и тюремное прозвище Циркач, сразу вздулся, набух, покраснел – казалось, он вот-вот начнет кровоточить. Мало кого Тимур ненавидел так сильно и так искренне, как этого бывшего бывшего лейтенанта железнодорожных войск, отсидевшего срок за умышленное убийство… Но слишком много сильных мира сего было заинтересовано в Циркаче, и для окончательного расчета между давними врагами время ещё не наступило.

– В общем-то, пока все идет по плану, – продолжил хозяин кабинета. Циркач уже в Светлогорске. А те, кто его туда отправил, уже никому ничего не расскажут… прости, Господи!

– А дружки Циркача? Ройтман и этот, как его… стукач ваш?

– Ерунда! – Отмахнулся полковник. – Ройтман вторую неделю в психушке, зеленых чертиков по стенкам ловит. А Ян Карлович… Он же ведь ни черта не знает. И до сих пор уверен, что смерть старика Пиккельмана на нем повисла.

– Это хорошо.

– На днях был у меня. За бугор просился. На совсем.

– Отпустили?

– А почему нет? Пусть катится. Какие-то у него там, за океаном, дяди-тети нашлись.

– Чуть ли не в Аргентине… врет, наверное. Просто, шкуру свою спасает, – полковник Бойко пожал плечами и переменил тему:

– Переживаешь, что в поезде Циркача упустил?

– Промашка вышла, – оскалился Тимур. – Ну, никак не думал я, что он меня бутылкой по башке саданет!

– А, может, все и к лучшему… Никуда твой Витек от нас не денется. В Светлогорске он прочно осесть решил. Булыжник, царствие небесное покойничку, толковую «маляву» для тамошней братвы накалякал. И деньжат Циркачу на обустройство подкинул… Кстати, твоими он ведь тоже не побрезговал?

Тимур Курьев, кажется, не заметил издевки в голосе Антона Эдуардовича:

– Падла позорная! Выгреб все, пока я в отключке валялся.

– Ну, так не все же тебе по его карманам шарить… Помнишь, как вы его всей шоблой прихватить пытались? А он вас – сабелькой своей ржавой… и от ментов ушел красиво. Помнишь, не забыл?

– Давайте по делу, Антон Эдуардович! – Тимур полыхнул глазами и непроизвольно потер раскрасневшийся шрам на лице.

И в то же мгновение перед внутренним взором его промелькнула картина: ночь, костры, печенеги с болгарами, налетевшие на дружину Святослава. Режут, колют, секут… а среди разоренных шатров корчится от боли печенежский предводитель Куря, которого достал своим длинным мечом княжеский воевода Левшов. Достал – и умчался на коне в ночную степь.

Тимур Курьев стряхнул наваждение и взял себя в руки:

– Давайте по делу…

– Вижу, не забыл, – Антон Эдуардович удовлетворенно откинулся в ресле:

– Ладно. Давай по делу. Да ты обижульки-то не строй! – Полковник не понял, но почувствовал перемену в настроении собеседника. – Лучше выводы сделай. Виктор – паренек не простой, у него за плечами прошлое офицерское, да ещё «зона». Тоже, знаешь ли, неплохая школа жизни.

– А мне-то что?

– А то, что в Светловодск все равно тебе ехать придется.

– Зачем?

– Разберешься на месте. Поглядишь, что к чему. Как дружок твой Витя устроился, как с деньгами у него, как со здоровьем…

– Когда выезжать?

– Погоди. Надо будет ещё кое-что здесь уладить, – Антон Эдуардович встал и подошел к окну. – Завтра с утра займешься похоронами прежних своих «отцов-командиров». Деньги я дам, если сложности будут со всякими там ритуальными службами или с кладбищем – звони. Решим вопрос. Пусть все будет по высшему разряду, пристойно и благородно. Люди должны понимать, что мы здесь не при чем. И даже наоборот…

– Хорошо, – кивнул Курьев.

– Тогда на сегодня все. Давай пропуск, я отмечу…

Очутившись на Литейном проспекте, Тимур торопливо направился в сторону клуба «Олимпия», перед которым была припаркована его машина. Шел он быстро, размашисто, но, свернув за угол, неожиданно остановился – что-то странное, необычное привлекло внимание Курьева в поведении маячившего на противоположном тротуаре инспектора ГИБДД.

Вот, строго взмахнув полосатым жезлом, милиционер зачем-то остановил проезжавшую мимо шикарную машину «мерседес» с тонированными стеклами и непростыми номерами. Но как только она с ленивой покорностью сбросила скорость и замерла в паре метров от автоинспектора, тот почему-то направился не к водителю, а в противоположную сторону.

В следующее мгновение он нырнул в парадную ближайшего дома, а из-за неработающего газетного киоска выскочил ещё один человек в милицейской форме, который сноровисто вскинул на плечо гранатомет.

Оставляя за собой длинный, растрепанный след пороховых газов, сорокамиллиметровая граната перелетела через проспект и ударилась в бок «мерседеса». Не дожидаясь случайных осколков, Курьев бросился на асфальт и прикрыл голову сумкой-«барсеткой»..