Текст книги "Огненный лис"

Автор книги: Никита Воронов

Соавторы: Дмитрий Петров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 1

«Вагонные споры – последнее дело, когда больше нечего пить. Тудуду-тубиду-туди…»

Истинные меломаны меня поймут. Последняя часть цитаты – это задушевный инструментальный проигрыш, извлеченный некогда из отечественной электрогитары «Аэлита» Андреем Макаревичем, легендой российского рока.

Ни текст, ни музыка с тех пор нисколько не устарели.

И ныне, и присно и во веки веков любой российский мужичок, командированный куда-то по службе или отправившийся в заслуженный отпуск, едва ступив ногой на шаткую площадку вагонного тамбура, сразу же задумывается: а не хлопнуть ли по такому случаю рюмашку-другую?

Дальше – больше. Выпили, закусили… но вот уже внимание переключается на случайных попутчиц и единственное, что не позволяет обычно дорожным романам стремительно достигать кульминации – так это теснота и многолюдность, характерные для наших поездов.

Отечественные плацкартные вагоны, как, впрочем, и пригородные электрички вообще плохо приспособлены для интима. В связи с чем, скучающим пассажирам приходится ограничивать себя задушевными разговорами под водочку, под коньячок или даже под темный от соды, плохо пахнущий чай.

Трое временных обитателей хвостового вагона поезда дальнего следования, на борту которого красовалась эмалированная табличка «Санкт-Петербург-Кременчуг», от среднестатистических российских мужичков ничем не отличались и поначалу вели себя соответственно: глотали водку, спорили, горланили и громко хохотали по поводу и без повода.

Однако, на вторые сутки пути народ несколько притомился, и теплая южную ночь застала большинство пассажиров мирно дремлющими на занятых согласно железнодорожным билетам местах. Вместе с остальными затихли на полках бандит средней руки Тимур Курьев, товарищ Сергей Иванович Круг и Александр Губченко, известный также под кличкой Шурэн.

Окруженная со всех сторон звездами-малявками полная, медная луна бесцеремонно заглядывала через окно вагона. Сквозь прорехи в придорожных кустах мелькали подслеповатыми окнами крытые соломой украинские хаты, а на полузабытых Богом разъездах состав прощупывали острыми лучами фонарей какие-то люди в комбинезонах.

Уже далеко заполночь поезд сбавил ход, качнулся из стороны в сторону и проскочил очередную стрелку. Заскулили протяжно тормоза, после чего вагон, преодолев по инерции несколько десятков метров, замер напротив небольшого, но симпатичного здания вокзала. С улицы послышались голоса, ласкающие слух немногих проснувшихся россиян свежей мягкостью певучего украинского языка.

Курьев оторвал голову от влажной подушки:

– Какая станция?

– Вроде, Ромодан, – отозвался Сергей Иванович. – Еще часа три – и все. Приехали.

– А сейчас сколько?

– Начало третьего. Пятнадцать минут.

– Ох, твою мать! – Заворочался Курьев. – Тянемся по этой чертовой железке, как последнее дерьмо. Вонища вокруг, теснота…

Тимур приподнялся на локтях и вдруг обнаружил какого-то гражданина, примостившегося на краю его постели.

– А ну, пошел вон, петлюровец!

Гражданин от пинка рухнул на пол вагона, но тут же вскочил, как ужаленный, и заголосил:

– Чего ты пхаешь-то? Чего пхаешь?

– Мое место! – Рявкнул Курьев в ответ. – Какого хрена расселся?

– А чего такого-то? Где мне ещё сидеть-то? Все у вас тута занято, а мне домой, до Семеновки, пилить и пилить…

– Ты без билета, что ли?

– Проводник пустил… все так делают.

– Ладно, – смилостивился Тимур. – Садись уж. Только мог бы и разрешения спросить!

– Так я будить не хотел, – виновато признался попутчик. – Вы же спали.

– Это что, называется сном? – Курьев сел на постели и пальцем махнул вдоль вагона:

– Вон тот мудак наверху бздит всю дорогу! Черт его знает, чего налопался? Бабуля рядом рейтузы свои развесила, мне под самый нос. Ни выпить, ни пожрать – тошнить тянет!

– Потерпи маленько, – отозвался со своего места Круг. – В Кременчуге оттянешься.

– Номер приличный, с отдельным душем. Ветчинка, салатики… курорт! Передохнешь недельку. Или, может, поболее.

– А как же Циркач?

– Не гони. Успеется. Мы его пока сами пощупаем. – Сергей Иванович усмехнулся:

– Циркач твой, наверное, сейчас тоже не спит. Закатился с дружками в какой-нибудь кабачок, вроде «Ночной гавани» или «Молодежного», гуляет, касатик, по полной программе… Сдачу у официанток не берет никогда – фасон держит.

– Ладно. Недолго ему осталось, – скрипнул зубами Тимур.

– Надеюсь. Но пока придется подождать.

– Вы начальство. Вам виднее, – Курьев прикрыл веки и опять попытался заснуть.

«Украина, Ромодан какой-то, – думалось ему сквозь тяжелую, липкую полудрему. – А дальше что? Кременчуг? Светловодск этот засраный? И Витек с тесаком наготове? В прошлый раз меня не дорезал, так теперь… несет же нелегкая!»

Тимуру припомнилось все, что говорил про городок на берегу Днепра господин Губченко по прозвищу Шурэн. Панельные многоэтажки только в центре построены, а на окраине, у подножья холмов – несколько улочек частного сектора. Правда, есть ещё пляж общественный, и довольно известная зона отдыха возле реки: несколько туристических баз, рестораны, пристань. Вверх по течению плотина со шлюзом, а остальное все – глухомань деревенская.

– Слышь, Шурэн? – Окликнул спутника Курьев. – Спишь, нет?

– Сплю, – ответил Губченко.

– А как там у вас с экологией? Чернобыль не слишком надымил?

– Тебе-то что?

– Да не очень-то хочется изотопы ловить.

– Насчет изотопов не знаю. А так, вроде, чисто все.

– Нет у нас радиации, – подал голос Сергей Иванович. – Но поганого, может, нюхнешь.

– Чего это? – Удивился Тимур.

– В середине июля море наше зацветает. Рыба задыхается, всплывает кверху брюхом, а волны её на берег выбрасывают. Вонища в городе тогда стоит жуть!

– Это точно, – подтвердил Шурэн. – Но местные привыкли. Не замечают.

– И что же теперь? – Возмутился Тимур. – Респиратор покупать? Нет, мы так не договаривались…

– Можешь не покупать, – пожал в темноте плечами Шурэн, – но до середины августа дерьмом этим дышать придется. А в двадцатых числах ураган долбанет, денька три побушует, побесится, посверкает… Смоет ливнем всю нечисть – и снова благодать!

– Ну, брат, ты прямо, как прогноз погоды…

– В каком смысле?

– Врешь так же красиво!

– Он правду говорит, – вмешался со своей полки Сергей Иванович. – В наших краях ураганы в конце лета – практически, по расписанию. Да какие ураганы! Градом лупят так, что стекла в домах вылетают напрочь. Зато, после этого жара спадает, и зелени вонючей в море, как не бывало. Дышать приятно…

– Посмотрим, – оставил за собой последнее слово Тимур и перевернувшись на другой бок, опять попробовал заснуть…

Багровое солнце неуклюже сползало за море, а за ним текла по небу откуда-то с востока иссиня-черная туча. Изредка и пока ещё не опасно в глубине её посверкивали молнии. Ветер стих, и малахитовая поверхность моря была неподвижна: ни белого пенного пятнышка, ни намека на рябь…

Вдоль песчаного берега, возле самой кромки воды, шла величественной походкой златовласая обнаженная девушка. Время от времени, она протягивала ладони в сторону моря, приподнималась на носки, запрокидывала лицо – и казалось, девушка разговаривает со стихией на неслышном и непонятном постороннему языке.

Однако море молчало, и девушка двигалась дальше и дальше, вновь останавливаясь, и вновь умоляя его о чем-то. Неожиданно, она обернулась и поманила Курьева за собой.

Тимур поднялся и пошел следом. Он не отдавал себе отчета, почему и зачем это делает, но отказать девушке не было ни сил, ни желания – даже тогда, когда девушка вдруг шагнула в воду и направилась на глубину. Курьев шел следом, и остановился только после того, как это сделала таинственная красавица.

– Узнаешь это место? – Голос девушки ласкал слух. – Бывал раньше здесь?

– Не помню, – вода поднялась Тимуру почти до груди.

– А ты приглядись. На себя посмотри… Может, вспомнишь?

Курьев медленно опустил голову и увидел свое отражение в мутной, зеленоватой воде: шрам уродливый на щеке, обвислые, лоснящиеся после жирной трапезы усы, хмельной взгляд…

– Что ещё за рожа? Откуда этот меч в руке, откуда пламя костров за спиной?

Совсем рядом послышалось конское ржание.

Куря обернулся и увидел, что небольшой отряд всадников спешивается возле его шатра. Он подошел чуть поближе, и заметившие повелителя воины в кожаных шлемах пали ниц.

– Прости, великий хан! Мы не догнали болгар, – не отрывая лица от земли доложил старший. – Они успели уйти, воевода Левшов увел всех из Табурища.

Тимур отпрянул. От увиденного душу его обдало жутким холодом, а по телу противной, мелкой дрожью прокатился животный страх. Курьеву захотелось стать маленьким и незаметным, как полевая мышь, чтобы нырнуть к себе в норку, спрятаться, затаиться….

– Что происходит? Где поезд? Где эти чертовы спутники?

Тимур вновь посмотрел на воду, надеясь увидеть себя прежнего. Однако, на этот раз отражения не оказалось вовсе. Вместо лица темнел только размытый, темный силуэт, который внезапно стал расти, увеличиваться – и в конце концов слился с огненным шаром, в который превратилась девушка. Небо над головой Тимура вспыхнуло молниями, ударил раскатистый гром, отражение на воде заискрилось, задергалось, и узнал в нем Курьев уже не себя самого, а Виктора.

Циркач смотрел Тимура в упор, шевелил губами, тыкал пальцем куда-то, и глаза у него были не человеческие, а лисьи – расчетливые, холодные глаза оборотня.

Страшный, невесть откуда взявшийся шрам алел на щеке у Виктора.

– Чего тебе надо? Что ты от меня хочешь?

– Ничего.

Отвечал не Циркач. Его лицо и тело растворились в воде, и лишь глаза…

– Убирайся! – Продолжал орать Курьев. – Убирайся в свою преисподнюю! Оставь мою душу в покое!

– Глупец, – Огненный лис расплескал вокруг себя искры и вновь превратился в златовласую девушку. – Глупец… У вас с Виктором душа одна была. На двоих. И принадлежит она теперь – мне…

– Врешь! Врешь, сука…

Не помня себя от ужаса, Тимур начал бить по воде кулаками. Бил долго, исступленно, пока вконец не обессилел – но даже после этого продолжал бить. Внезапно, море вокруг него ожило и, предательски оголив свое дно, отступило, отхлынуло к самому горизонту.

Живописное зрелище увидел перед собой Тимур Курьев.

Повсюду зеленовато-коричневым влажным ковром простирались водоросли. Кое-где возвышались покрытые илом, полусгнившие остовы затонувших некогда кораблей и судов. Беспомощно и жалко раздувала жабры морская живность, не успевшая отступить вместе с волнами.

Внушительных размеров пятнистый, с выпученными глазами, рак, быстро перебирая конечностями, завертелся на месте, ударом хвоста сгреб под себя несколько раковин – и угрожающе поднял вверх массивные клешни.

– Испугался? – Презрительно сплюнул под ноги Тимур. – Что, страшно стало?

Не выпуская из виду противника, он присел и нащупал рукой под ногами увесистый, гладкий камень:

– Правильно испугался, тварь…

…Вонючий плацкартный вагон переполошился не на шутку.

Курьева успокаивали все по очереди. Сначала это пробовали сделать Сергей Иванович с Шурэном, потом к ним подключилась дородная, многоопытная тетка-проводница, потом – ещё несколько добровольцев из числа разбуженных посреди ночи пассажиров.

– Где она? – Бился в истерике Тимур. – Где эта гадина? Где?

– Успокойся ты! Успокойся…

– Что это с ним? Что случилось?

– Да перебрал немного… бывает! Лежи, тихо… вот так. Молодец!

– Ой, да что же это? Он же пакет мой сейчас кинет!

– Пакетик отдайте, гражданин… Заберите у него чужие вещи, слышите?

– Сейчас, одну минуточку…

Обошлось без транспортной милиции и составления протокола, хотя кое-кто поначалу высказывался именно за такой вариант. Но потом, постепенно, народ успокоился – и обошлось. В конце концов, ну, действительно, что возьмешь с мужика, перепившего по дороге? Наши люди вообще на удивление терпимы и отходчивы по отношению к пьяницам.

А вскоре, все той же теплой южной ночью, поезд прибыл на железнодорожную станцию Кременчуг, где навсегда распрощался и с Тимуром Курьевым и его спутниками.

… Сергей Иванович не ошибался. Приблизительно в те же минуты, когда пассажиры из Санкт-Петербурга покидали вагон, в светловодском баре «Ночная гавань» Виктор Рогов-Левшов воплощал в реальность свои немудреные представления о красивой жизни.

Несколько автомобилей, принадлежащих финансовым воротилам районного масштаба и соответствующей «братве», были припаркованы прямо перед входом в бар. В этом выражался своеобразный местный шик – неписаные правила светловодского этикета предписывали «серьезным людям» ставить машины как можно ближе к выходу, чтобы мимо них с трудом мог протиснуться посетитель.

«БМВ» Циркача занимала вполне подобающее место среди остального автотранспорта, а сам Виктор был уже давно, изрядно пьян, и вел себя соответственно: то вскакивал вдруг со своего места, выписывая под музыку замысловатые коленца, то посреди очередного танца возвращался за столик, чтобы рассказать очередной «бородатый» анекдот.

Рядом с ним, уткнувшись в тарелку, сидел Андрей Мальченко по прозвищу Палец. Не обращая внимания на окружающую суматоху, он сосредоточенно жевал, жевал, жевал… в то время, как третий член компании, Данила Московский, вместо закуски предпочитал вдыхать едкий дым ростовской «Примы».

При этом, он то и дело с презрением поглядывал на обкурившуюся травки молодежь из «команды» Шурэна, которая расположилась в противоположном углу бара, за спиной у Виктора. По соседству с ними, под тусклыми лучами дешевого бра, полулежал в мягком кресле местный преступный «авторитет» по кличке Чук.

Славился этот Чук истеричностью, злобным характером, да количеством отбытых сроков за кражи, наркотики и хулиганство. Две юные девицы легчайшего поведения поочередно висли на его шее, без причин хохотали и пили коктейль из ликера, разбавленного пепси-колой. Стоит отметить, что одна из этих малолеток была дочерью заместителя начальника городской милиции.

В прокуренном до синевы воздухе «Ночной гавани» звучали обрывки разговоров:

– Беру я этого козла, и… а-джа! Об стену башкой, понял?

– А сколько он Еврачке задолжал?

– Не он ей, а она ему.

– Так почему его-то – башкой?

– Чтоб назад не просил! Мы ведь это, типа, её «крыша».

– Тогда конечно… братва, может, ещё «дунем»?

– А есть у кого? Осталось?

– У Гарпуши всегда есть. Эй, братан, подогреешь по-кентовски?

Гарпуша, низкорослый, рыжеватый живчик из шурэновских, самодовольно усмехнувшись, выбросил на грязный стол пакет, свернутый из газеты и перетянутый желтой резинкой:

– Пользуйтесь, я сегодня добрый.

– Пижон! – Подначил его кто-то. – Довыпендриваешься когда-нибудь со своими приметными резинками. Хапнут тебя менты за задницу – и привет!

– Между прочим, могу и обратно забрать…

Но чужие руки уже тянутся к пакету, разворачивают бумагу – и вот по залу поплыл душистый дымок, глаза приятелей засветились, и все вокруг стало чище, прозрачнее и веселее. Дочка милицейского начальника с непривычки закашлялась, хлебнула ещё пепси-колы, закашлялась вновь, затянулась, придерживая в легких дым, шумно выдохнула…

– Давай «запаровозим»? – предложила ей подруга постарше.

– Давай…

– Слышишь, Чук, – окликнул Данила. – Ты, говорят, охотился сегодня?

– Сейчас принесут, – кивнул тот в ответ и повернулся к официантке:

– Ну, что у тебя там, Лорка?

– Уже подаю! Все готово.

Музыка стихла, как по команде. Двери, ведущие в кухню, раскрылись, и под восхищенный гомон посетителей официантка Лора вынесла в зал огромное блюдо жареной гусятины.

– Откуда? – удивился Палец, срочно отодвигая в сторону свою тарелку с недоеденным гарниром.

– Чук с утра добыл, – пояснил Данила и подмигнул Виктору. Он уже успел рассказать приятелю, что его знакомый, криминальный «авторитет», вовсе не бродит с ружьем по лесам и полям, добывая пернатую дичь, а предпочитает домашнюю птицу, оставленную без присмотра жителями близлежащих сел. При этом, в качестве подручных средств для своей «тихой охоты», он обычно использует палку потяжелее и пару холщовых мешков.

– Угощайтесь, господа! – Сделал широкий жест уголовник по прозвищу Чук.

– Лорочка, водки всем! – Не остался в долгу Виктор. – Я плачу… так сказать, от нашего стола – вашему столу!

– Вот дает Циркач!

– Молодец, – одобрила публика. – Конкретный мужчина!

… После того, как тарелки опустели и собравшиеся утерли жир и без того не слишком свежими скатертями, в баре вновь загрохотала музыка.

Народ потрезвее повскакивал из-за столиков и с новыми силами пустился в пляс. Кто-то сразу же спьяну не устоял на ногах и завалился под стойку, кто-то кого-то нечаянно задел, кому-то в ответ по ошибке заехали в ухо…

– Сейчас драться начнут, – шепнула на ухо бармену молоденькая, только что принятая на работу официантка. – Может, ментов надо вызвать?

– Не стоит. Сами разберутся. Здесь все свои.

– А этот? – Кивнула официантка в сторону Виктора. – Вроде, не наш, не светловодский.

– Наш, – устало прищурился бармен. – Люди говорят, он здесь раньше жил. Потом болтался где-то, а теперь обратно приехал…

– Ага… Вон, ему уже как звезданули!

Действительно, Виктор схватился за щеку и повалился на стол. Бармен осторожно тронул за плече Пальца, скачущего под музыку возле стойки, и показал – смотри, мол, непорядок с дружком.

– Витек, чего это? – Подскочил Палец к Виктору. – Кто тебя?

– Нет, все нормально… Зуб, наверное. Сейчас пройдет.

Потерев ладонью щеку, Левшов обернулся к приятелю:

– Зуб, кажется, прихватило…

– Ни фига себе – зуб! – Усомнился приятель. – Ага, как же – зуб! Да это тебе, факт, кто-то по роже съездил!

– Дай зеркало, – повернулся Виктор к сидящей неподалеку малознакомой девице.

Та протянула ему свою пудреницу.

– Может, я на улицу выходил… и зацепился? За ветку какую-нибудь? Виктор Левшов удивленно пожал плечами, разглядывая широкую алую полосу поперек щеки. – Смешно.

– Чего смешного-то? – Не понял Палец.

– Ирония судьбы. Я точно такой же шрам одному деловому на память оставил.

– Давно это было?

– Не важно. Ерунда. Скорее всего, просто аллергия на водку. Случалось уже…

– От водки запросто может быть! – Согласился Палец. – Водка дрянь у нас. Ты бы пил её меньше? А если кайфа не добираешь, то лучше «травку» кури.

– Нет уж, – отмахнулся Виктор. – Курите сами! Я и на зоне-то не баловался, а здесь и подавно не буду.

– Не пойму я тебя, Циркач, – вздохнул приятель. – Сам говоришь, что «траву» надо выращивать и собирать. А зачем? Чтобы потом продать, накупить много водки – и в конце концов от аллергии сдохнуть? Не понимаю.

– Чего же непонятного… – вяло ответил Левшов. – За деньги не только водку можно купить. И славу можно купить. И уважение… Хочешь, Палец, чтобы тебя все зауважали?

– Хочу.

– То-то и оно… Вон, хотя бы этот Чук блатной. Знает ведь, что с этой девочкой ментовской по лезвию бритвы ходит, что через неё все его шалости «мусорам» известны – а остановиться не может. Ну, не может! Тщеславие… Кто ещё в городе похвастать может, что дочку чуть ли не самого главного мента трахает? Никто. Или вот, Гарпуша. Ублюдок ведь! Но собой доволен, сумел отличиться – подогрел братву… Ведь ни у кого сейчас «травки» нет! А у него есть. И все об этом знают. И все к нему: тю-тю-тю, сю-сю-сю… ах, как мы тебя уважаем все! Ах, как мы тебя любим! Ему это – бальзам на душу. Даже фирменные резинки завел: знайте, дескать – моя отрава! Я благодетель.

– Он, кстати, тоже под Шурэном, – напомнил Палец. – И не только «травкой» своей промышляет. Говорят, Шурэн решил антиквариатом заняться. Взял под себя фирму «Мирина», которая у нас в районе старинное барахло скупает, и Гарпуша постоянно ошивается, вроде как, от него.

– Присматривает, чтобы не крысятничали барыги?

– Не только. Допустим, находит эта фирма какого-нибудь клиента с дорогой вещицей.

– Цену ему, конечно, предлагают смешную. Клиент отказывается продавать. Вот тогда и подкатывает к нему Гарпуша со своими отморозками. И они уже всякими способами обламывают человека, чтобы посговорчивее стал. Говорят, в это дело и милицейская «крыша» подвязана.

– Интерсная тема… Надо будет с Шурэном потом покалякать. Может даже, вместе чего – нибудь замутим. А пока надо с «травкой» начинать. Деньги зарабатывать.

– Деньги? Это хорошо, это я согласен, – вмешался в разговор подошедший за столик Данила. – Кстати, Шурэн просил, если мы за реку соберемся, остров Змеиный заодно проверить. У него там большой плантарь конопли, и человечек какой-то за хозяйством присматривает.

– Что за человечек?

– Не знаю. Вроде, местного дикаря. Один живет круглый год, огородик возделывает, рыбку ловит… Лодка у него есть. На веслах.

– Раньше даже лошадь была, – добавил Палец. – Недавно подохла от старости, мне Папич рассказывал.

– А живет он где? В шалаше каком-нибудь?

– В казарме.

– Где? – Поднял брови Левшов.

– До того, как плотину построили, там воинская часть стояла. Ну, кое-что осталось.

– А на чем туда добираются?

– На катере. У Чука есть… – Данила обернулся и крикнул, перекрывая музыку:

– Слышь, братан! Катер дашь?

– Не-а, – отозвался тот, но спросил:

– А на кой он вам?

– Порыбачить хотим.

– Все равно не дам.

– Чего жмешься-то, как не родной?

– Мотор барахлит. Помпу надо менять.

– Вот, чтоб его… – выругался вполголоса Палец и вспомнил:

– Эй, Гарпуша, постой-ка! Твой-то «прогресс» на ходу?

– На ходу, – кивнул очутившийся рядом со столиком Гарпуша. Был он уже изрядно пьян и на удивление дружелюбен.

– Дашь порыбачить?

– Без вопросов!

– Отлично, кореш! Вот это, я понимаю…

– Так, все. Решили. Послезавтра прокатимся.