Текст книги "Огненный лис"

Автор книги: Никита Воронов

Соавторы: Дмитрий Петров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ

Глава 1

– Тимурчик, ты уезжаешь куда-то?

– Да, мама…

В просторной, обставленной новой финской мебелью комнате сына царил беспорядок. Несколько костюмов были за ненадобностью разбросаны по креслам и дивану, на полу громоздилась какая-то обувь.

Вперемешку с видеокассетами лежало белье – свежее, заботлитво отутюженное материнской рукой, и грязное, требующее стирки.

Экран японского телевизора мерцая выплевывал из себя очередную порцию идиотской рекламы.

– «Орбит» с крылышками в одном флаконе!

– Что, сынок? Что?

– Нет, это я про себя, мама.

Пожилая, седая женщина замерла в дверях комнаты:

– Ты надолго, сынок?

– Не знаю! Нет… Дня на два, наверное.

Курьев в сердцах отшвырнул на кровать полураскрытую дорожную сумку и заметался:

– Ну, где же он? Ч-черт!

– Кто? – Засуетилась мать.

– Да радиотелефон этот чертов!

– Сынок, я его в секретер убрала… А то ведь, вещь дорогая, а валяется где попало.

– Мама! – Раздраженно произнес Курьев. – Сколько раз я тебя просил: не трогай… Не трогай ничего из моих вещей!

– Не буду, сынок, не буду…

Но Тимур уже не слышал её. Пробежавшись пальцами по кнопкам, он нетерпеливо дожидался длинных гудков.

– Мн-да? – Отозвался телефон голосом уверенного в себе мужчины.

– Валерий Николаевич? Это я.

– Слушаю.

– Вы меня узнали? Можете отвечать?

– Разумеется. Говори.

– Я хочу уточнить… – Курьев прошел мимо матери в коридор и даже прикрыл ладонью трубку:

– Налегке поедем? Или как?

– Никаких «или как»! – Отчеканил Болотов. – Понял?

Оба понимали, что имеется в виду: последнее время Курьев почти не расставался с пистолетом, привык к нему, и теперь без оружия чувствовал себя полуголым. Но на этот раз, видимо, придется оставить «ствол» дома тон шефа служил лишним тому подтверждением.

– Понял, Валерий Николаевич! Извините.

– Запомни, мы – друзья, свои в доску. Никакого рыка, никаких предьяв и наездов, все чтобы чинно-благородно, с улыбочкой…

– Постараюсь.

– Надеюсь, собрался уже?

– Сейчас выхожу. Минут через пять.

– И ещё одно… – сделал паузу Болотов. – Без глупостей!

– Хорошо. Конечно.

– Не опаздывай. Ладно, увидимся.

– Да, до встречи… козел старый!

Последние слова Тимур Курьев добавил, разумеется, уже отключив радиотелефон. Он повертел трубку в руках, потом отложил в сторону:

– Мама?

– Что, сынок?

– Если кто по этой штуке звонить будет – ты не отвечай. И двери никому открывать не надо, ладно? Сейчас время такое пошло, неспокойное. Да и вообще…

– Хорошо, сынок. Хорошо.

Женщина с боязливым уважением дотронулась до «нокии»:

– Может, выключишь его пока?

– Нет, нельзя. Не стоит. У меня тут определитель номеров с памятью, вернусь – узнаю, кто звонил.

Только сейчас он заметил, что мать потихоньку всхлипывает:

– Ну зачем ты? Зачем? Я же не надолго, не на край света… Так, по работе! В командировку.

– Будь поосторожнее, сынок.

– Ой, о чем ты! – Спрятал глаза Курьев. – Я туда и обратно, только бумажки всякие в Москву отвезу – и все…

– Тимурчик, ты только из поезда на станциях не выходи, а то отстанешь еще! И воду в вагоне не пей, в ней одни микробы.

– Мам-ма! – Застонал Курьев.

– Деньги припрячь хорошенько. Если спать ляжешь, сунь их под подушку, так надежнее. Из-под подушки не упрут!

– Не беспокойся, мама. Я уже давно не маленький.

– Для матери ты всегда маленький… На, вот!

– Что это? – Курьев взвесил на руке плотно упакованный в целлофан сверток.

– Тут тебе покушать, в дорогу.

– Ну, зачем… – смутился сын.

– Денежек-то хватит, Тимурчик?

– Хватит! Я командировочные получил, да ещё кое-что директор выписал. Под отчет, на непредвиденные расходы.

– Видать, хороший человек? Заботливый.

– Нормальный, – поморщился сын. – Обыкновенный мужик… Просто так положено.

Курьев сделал вид, что целиком занят дорожной сумкой.

Мать была единственным по-настоящему близким и дорогим Тимуру человеком. Необходимость лгать ей сильно угнетала, но что поделаешь? Больное сердце, неврозы… Да и вообще!

Ну как обьяснишь матери, что сын её вовсе не работник отдела сбыта фабрики, к примеру, «Красный лапоть» – а совсем наоборот? Что Тимур, вобще-то, людей убивает? Грабит их, калечит?

Что он – обыкновенный бандит средней руки, а уродливый шрам заработал не в стенах инструментального цеха, в вечернюю смену, а на улице, в темной подворотне. И что в «производственной травме» повинна вовсе не вылетевшая из патрона токарного станка заготовка, а стальной клинок ограбленной жертвы…

– Осторожнее, сынок, ладно?

– Хорошо, мама. Постараюсь!

Тимур торопливо, на ходу чмокнул мать в подставленную щеку и выбежал из квартиры…

* * *

Если, скажем, себя не жалеть, и обвеситься с ног до головы тяжеленными, набитыми до отказа хозяйственными сумками – а затем хорошенько оттолкнуться задницей от захлопнувшихся дверей трамвая номер двадцать пять, следующего не туда, а обратно… Если проделать над собой такое, то сразу же, как на крыльях, перелетаешь Лиговку и вливаешься в пеструю вереницу бредущих вдоль набережной Обводного канала граждан.

Некоторые из прохожих курят сигареты и папиросы. Но окурков в воду не бросают. Впрочем, даже если и захотелось бы им проделать подобное безобразие – никак! Отгорожен канал от людей широкой, выщербленной полосой асфальта, по которой нескончаемым и неустанным потоком течет в одном направлении с пешеходами городской транспорт.

Омерзительное зрелище…

Часть путников непременно сходит с дистанции у автобусного вокзала. Они торопливым ручейком вливаются в серое и невыразительное здание, а оставшимся приходится одолевать Новокаменный мост.

Впрочем, большинство пешеходов этого моста просто не замечает, с ходу ныряя под путепровод и поднимаясь чуть вправо, наискосок – в своеобразный, регламентированный, замкнутый мир вагонной части, обслуживающей Московское направление железной дороги.

Огромная территория, расчерченная паутиной стальных путей, вереницы пассажирских составов, административные здания в два ряда и скамеечки между ними…

Cкамеечки белые, пластиковые, удобные – демонтированные со старых электричек. Но примечательны они вовсе не внешним видом, а тем, что в хорошую погоду на них и возле них собирается служивый железнодорожный люд.

В основном, это проводники пассажирских вагонов. Изредка мелькнет бригадир поезда, ещё реже – начальник рангом повыше. Неподалеку покуривают обычно грузчики, кладовщики, уборщики, слесаря, электрики. Отдельной стайкой жмется персонал бухгалтерии…

А вокруг, на почтительном расстоянии обитают бомжи. Клянчат что-то, копошаться в мусорных баках, метр за метром, как минное поле, обследуют железнодорожное полотно. Надеются: авось, на глаза попадется что-нибудь ценное – монетка там, к примеру, или сережка золотая. Чаще, конечно, ни того, ни другого, одно дерьмо…

Вагонная часть депо.

В отделе кадров, ровными строчками на казенных бланках – тысяча человек, во всех подробностях.

Система. Государство в государстве, ячейка общества. Почти семья… Тысяча человек: кто-то уживается в ней и остается до конца, кто-то вылетает, не успев прочувствовать, понять дух и букву её писаных и неписаных законов.

Тысяча человек, столько же судеб. И в то же время – одна судьба, общая. Как общий вагон – кому-то досталось место получше, кому-то похуже, но глядишь, по дороге разговорились между собой, обустроились, пообтерлись…

– Рая, Раечка!

– Чего?

– Ты «девятку» мою не видела?

– Кажется, на мойку потащили, в РЭД.

– Ах, мать её, перемать ее! Замоталась со сменой белья. Теперь вот ждать придется.

– А ты не жди, Валюш! Пошли ко мне на вагон, чайку попьем. Я тебе чего расскажу-то… Кузмич наш вчера, слышала?

– Нет. А ты теперь на каком?

– На «тридцать пятом» сегодня поеду. Видишь? Вон, на третьем пути стоит.

– Ох, и сраный же поезд, – сочувствует Валя. – Вагоны дрянь, развалюхи…

– А что поделаешь? Послали.

– Ну, и ты бы послала! Тех, которые тебя на него послали.

– Ага, скажешь тоже! Я их, а потом они меня – насовсем?

– Ох, давно я тебя не видела, Раечка! – Валентина обняла подругу за плечи. – Все такая же…

И обе немолодые уже, но бойкие и веселые толстушки в синих форменных юбках и рубахах побрели, спотыкаясь о шпалы, «на вагон». А чуть погодя задымится в служебном купе невесть какого сорта чаек, зашушукаются они, захохочут, обсуждая, что же там такое опять отчебучил вчера «их» Кузмич.

… Дарья остановилась возле выкрашенного в фирменный красный цвет вагона и подняв с земли камешек постучала условным кодом в металлическую дверь.

– Твой? – Поинтересовался Виктор.

– Нет. Мой – следующий.

Рогов вопросительно вскинул брови:

– А чего мы сюда?

– Мой же заперт изнутри, – без раздражения, как несмышленому ребенку пояснила девушка. – Как же мы в него с улицы попадем? Придется через этот идти, если, конечно, пустят.

Она прислушалась, но беспокойство было напрасным. Внутри вагона раздались приближающиеся шаги, затем щелкнул замок:

– Привет, Даша! – В проеме стоял заспанный и помятый парняга лет двадцати семи:

– Умаялся за день. Сплю… Так что, давайте быстрее.

В полутьме переходной площадки Дарья трехгранным ключом отворила дверь и пропустила Рогова вперед:

– Милости прошу!

– Да-а, – присвистнул Виктор, ощупывая глазами внутреннюю отделку вагона «СВ». – Ни фига себе! Прямо, «Астория» на колесах.

– А ты в «Астории»-то был хоть раз? – Снисходительно улыбнулась проводница.

– Нет, – признался честно Рогов. – Только в кино видел.

Взгляд его заскользил вдоль сверкающего никелем и полировкой, устланного коврами коридора, цепляясь за все неожиданное и необычное. На стенах, покрытых бежевым пластиком, развешаны в горшочках декоративные цветы, специальные полочки заполнены свежей прессой. В купе «на двоих» вместо привычных полок – мягкие диваны, заранее застеленные новым, накрахмаленным бельем. По-домашнему сбиты подушки, на столиках – чистые кофейные чашки и минералка.

Откуда-то сверху послышался легкий щелчок автоматики, а затем ровное, ненавязчивое гудение.

– Вентиляция? – Понимающе кивнул Виктор.

– Нет, – ответила Даша все с той же снисходительной улыбкой. – Это холодильник.

– Да ты что! – Удивился Рогов. – Вот так сервис…

– А как же иначе? У нас же пассажиры – все сплошь иностранцы, знаменитости, депутаты.

– Ясно, – вздохнул Виктор. – Простому смертному сюда не попасть. Если он, конечно, не уборщик.

– Ну, почему же…

– Ага. Станут у нас для обычных токарей и доярок холодильники в купе пихать!

– Глупости. Ехать в «СВ» может кто угодно, билеты в кассе продаются без проблем. Если, конечно, они по карману.

Виктор хмыкнул:

– И сколько же вся эта красота стоит?

– В одном направлении? Ну, наверное… – прищурилась Даша. – Наверное, на Украину туда и обратно простым вагоном сьездить дешевле обойдется.

– Круто, – вынужден был признать Рогов. И внезапно призадумался, усевшись на край одного из застеленных диванов.

Даша опустилась на корточки, прямо напротив. Посмотрела в глаза:

– Ну, что? О чем печалишься?

– Ты же знаешь.

– Не надо, Витя. Не думай пока про это! С бригадиром договорюсь, он разрешит – сьездим в Москву, вернемся… У меня как раз получка будет, я тебе одолжу на билет до Кременчуга, и вообще… Как бы ты без денег на Украину покатил?

– Не знаю, – пожал плечами Виктор.

– Вот видишь, – Даша прильнула грудью к его коленям.

– Все правильно. Хотя… Спасибо тебе за заботу, но понимаешь – как-то неловко. Неудобно мне!

– Перестань. Я же тебе не милостыню подаю! Приедешь, устроишься тогда и отдашь долг. Вышлешь по почте, ладно? А может, я и сама приеду, у меня отпуск скоро.

– Ну, если приедешь… Тогда я согласен: давай!

Виктор прикоснулся к коленям девушки и тут же полез выше.

– Ты чего? Сдурел, что ли? – Отшатнулась Даша.

– А что такое?

– Да в любой момент зайдет кто угодно! – Она поднялась и окатила Рогова нарочито суровым взглядом:

– Ты мне это брось… В дороге – чтоб ни-ни! У нас такое не практикуется, понял?

– Понял, – с сожалением убрал руки Виктор. – Печально… Такие диваны шикарные и – не практикуется?

– Делом лучше займись, – подбоченилась девушка. – Дармоедов я возить не намерена, так что впрягайся-ка в работу!

– А чего делать-то? – Немного растерялся Рогов. – Я завсегда пожалуйста, но, извиняюсь, кроме как по селектору выступить с руководящими указаниями ничего в вашем хозяйстве не понимаю.

– Тоже мне, диспетчер нашелся! – Фыркнула Даша. – Пылесос видишь? Вон, за щитом… Пропылесось ковры в купе и в коридоре, потом титан затопишь.

– А ты?

– А мне, извини за откровенность, себя надо в порядок привести. В уборную сходить, подкраситься… Проводники – они ведь тоже люди!

… В двадцать три часа с минутами фирменный поезд «Красная стрела» подкатился к перрону Московского вокзала. Репродукторы наполнили воздух звуками душещипательной мелодии, и состав замер.

Как по команде, одновременно распахнулись двери, из которых в вечерние сумерки высыпали проводники. Отерли поручни и застыли в ожидании пассажиров – вышколенные, чистенькие, с приветливыми плакатными улыбками на лицах.

А народ уже повалил к вагонам.

Привычная публика – в основном, дородные, холеные мужчины и женщины, не обремененные поклажей. Некоторые немного навеселе: оживленно прощаются, шумят, целуют друг друга и жмут руки остающимся.

Иные, наоборот – суровые, деловитые, преисполненные чувства собственной значимости. Такие широкой, уверенной походкой минуют перрон и тут же исчезают от людских глаз за распахнутой дверью.

Редкой экзотикой тут и там мелькают эстрадные знаменитости и звезды киноэкрана. Странно, они вовсе не смотрятся чужаками среди респектабельных деловых господ, придавая образу «Красной стрелы» некий шарм и дополнительную престижность.

– А это кто? В черном?

– Костя Кинчев, – подтвердила догадку Даша.

– Ни фига себе…

Виктор смиренно стоял за её спиной и таращил ошалелые глаза на шествующих мимо знаменитостей.

Знаменитости вели себя, как простые смертные, и даже время от времени кучковались на посадке, образуя перед вагонами целые созвездия. Виктор и раньше видел их, почти всех – но это происходило либо дома, у телевизора, либо в зрительном зале. А чтобы вот так, запросто…

– Добрый вечер!

– Здравствуйте.

Из-за спины здоровенного темно-лилового негритоса вынырнул Шевчук. Протер платком линзы массивных очков, достал билет и протянул Дарье. Та кивнула, мельком взглянув на пропечатанные компьютером строчки:

– Проходите пожалуйста. Пятое место…

Еле заметно поддернув джинсы, Шевчук занес ногу, чтобы исчезнуть в тамбуре – но замешкался, встретившись взглядом с Виктором. Впрочем, спустя мгновение знаменитый рок-музыкант уже был внутри.

– Что это он? – Даша обернулась к Рогову.

– Не знаю, – покачал головой Виктор.

– А вы похожи. Очень… Нет, правда!

Но Рогов предпочел отшутиться:

– Ага. Мне бы ещё очки, как у него.

Следующим к вагону приближается некто – помощник депутата. Он так и представляется, слащаво улыбаясь: помощник депутата Государственной Думы такой-то…

И зачем-то сует сначала Дарье, а потом Виктору свои визитные карточки:

– Прошу!

Виктор как-то так сразу решает набить ему морду, но подходящего случая по пути не представляется. И в конце концов, уже утром, в столице, слуга народа вместе с нею, заспанной и нетронутой, выскакивает из вагона, на ходу одергивая пиджачек…

В целом, ночное путешествие из Петербурга в Москву прошло спокойно если не считать пары разбитых по неосторожности чашек, да украденной кем-то из пассажиров льняной простыни.

А вот в соседнем вагоне, у того рослого проводника, который перед поездкой пропустил Дарью с Виктором, без приключений не обошлось, даже милицейский наряд вызывали.

Некто, перевозил в столицу деньги. И не то, чтобы сумма оказалась так уж велика, но меры предосторожности были им приняты все, что называется, «как в книжке пишут». Имелся добротный металлический кейс с кодовым замком, огромный газовый «ствол», наручники. Но вот горе – бедняга так испереживался в дороге, таких страстей напредставлял, что под утро, нажравшись для храбрости водочки до невменяемого состояния не чемоданчик пристегнул к себе, а себя самого надежно присобачил наручниками к столу.

А ключ, естественно, куда-то делся… В общем, пришлось обыкновенной ножовкой по металлу выпиливать из купе здоровенную стойку-железяку, с которой господин и удалился – впрочем, возместив ущерб и сполна оплатив причиненные хлопоты.

… По прибытии в парк отстоя, поездная бригада дружно отхохотала над инцидентом на утренней «пятиминутке» и разбрелась по своим вагонам заниматься уборкой.

Полетел в баки всяческий хлам и мусор: забытые кем-то носки, бумажки, пустая и не подлежащая сдаче стеклотара… Надсадно загудели пылесосы, загремели ведра.

– Под диваном покачественнее, – распоряжалась Дарья. – Если проверяющие припрутся, обязательно туда морду сунут.

– Понял, шеф! – Отозвался Виктор, отжимая старую половую тряпку.

Впервые за последние дни он чувствовал себя в полной безопасности. Настроение поднималось, как на дрожжах. Все вокруг радовало, доставляло удовольствие: и вид раскрасневшейся, румяной Даши с закатанными по локоть рукавами, и не похожий ни на что силует высотного здания за окном, и даже плещущаяся в ведре теплая вода.

– Слушай, может, прошвырнемся по Москве? – Спросил Рогов, когда уборка закончилась и вагон принял подобающий вид. – Любопытно, все-таки! Кремль посмотреть, Красную площадь, Мавзолей…

– А ты не был ни разу?

– Только проездом.

Даша наморщила лоб:

– В Мавзолей ты сегодня не попадешь. Суббота, народу пропасть.

– Неужели? До сих пор?

– Еще больше, чем раньше, – отмахнулась девушка. – Писали ведь, что скоро Ильича закопают, вот все и торопятся поглазеть.

– Ладно, – решил не настаивать Рогов. – К вождю мирового пролетариата ломиться не будем.

Однако, переспектива провести целый день на железнодорожных путях не прельщала:

– А как насчет того, чтобы просто прогуляться? Какую-нибудь сокровищницу культуры посетить…

– Витюша, милый! – Взмолилась Дарья. – Сходил бы ты сам, а? Я целую ночь не спала, веришь – глаза слипаются.

– Ну, во-от, – шутливо протянул Рогов. – Начинается.

– Что такое? – В голосе девушки послышалась тревога.

– Полы мыть – сам, в Мавзолей – сам, на выставку – сам… «В вагоне не практикуется» – тоже, так сказать, сам?

– Виктор! Ты меня пугаешь.

– Шучу, шучу, – Виктор выставил вперед ладони:

– Видишь? Волосы не растут.

– Ну и что?

– А то, что у тех, кто «сам», у них ладони шерстью покрываются!

– Да ну тебя! – Покраснела Дарья. – Несешь всякую чушь… Не понять, когда серьезно, а когда треплешься. Вали, давай! К Ленину. Я спать ложусь.

– Ну, Да-аша… – состроил жалкую физиономию Рогов. – Ну прогуляй меня по Москве, а? А то вдруг заблужусь?

– Не заплутаешь, – отрезала девушка.

– А вдруг?

– В крайнем случае, к любому дяденьке-милиционеру подойдешь, он обьяснит. Все, хватит! Я ложусь, а ты чеши, покоряй столицу.

И Дарья, опережая все возражения, задвинула перед самым носом Виктора дверь служебного купе.

Глава 2

– Арбат… Арбат! – Зло бубнил под нос Рогов, петляя по бесконечным московским закоулкам и бульварам. Надписи на табличках Виктор, конечно, читал, но всуе – в памяти они не оставались и вылетали из головы за ближайшим углом.

– Где же, блин, Арбат этот?

Неизвестно почему бытует в провинции мнение, что все московские дороги ведут либо на Красную площадь, либо на Арбат – но ни того, ни другого Виктор пока на своем пути так и не встретил.

Пару часов назад, когда Дарья наотрез отказалась сопровождать его по столице, Рогов решил проявить характер:

– Ну и пожалуйста… Счастливо оставаться.

Девушка демонстративно засопела, отвернувшись к стенке.

– Спи спокойно, дорогой товарищ!

Заперев вагон Дашиным трехгранным ключом-«специалкой», Виктор кряхтя перелез через невысокий заборчик, отделявший парк отстоя от всего остального, не имеющего отношения к железной дороге, человечества. И сразу же очутился лицом к лицу с шумным, бестолковым и суетливым городом.

Куда ни глянь – везде была Москва.

Красивая… Многоязыкая, высокомерная и недоверчивая, ветхая и юная, грязная по-азиатски – и в то же время вычищенная до показного, парадного блеска.

Мос-ква. И все тут! Центр вселенной, свет клином…

Кружок на карте мира.

И кружок этот где-то мягким, тончайшим волоском прорезает улица по имени Арбат.

– Да где же, в конце концов? – Рассердился Виктор. – Где он?

От посещения всевозможных оружейных палат, кладовых, картинных галерей, выставочных залов и тому подобного Рогов отказался сразу.

Во-первых, потому что любой музей теперь намертво ассоциировался у него с Пашкой Ройтманом и славными пограничными войсками.

Во-вторых, входной билет куда бы то ни было стоил денег. Не слишком много, но и такая сумма превышала скромные финансовые возможности Виктора.

А в-третьих… Впрочем, хватало и указанных выше причин.

Для выполнения культурной программы-минимум Рогов посчитал достаточным посещение Арбата. Захотелось окунуться, пусть и не с головой, но хотя бы по пояс, в мир художников, поэтов, театральной богемы и воров-карманников.

Вот только даже до этой цели добраться все никак не удавалось. Зато, как незыблимый ориентир, постоянно маячила перед глазами далекая Останкинская телебашня. То справа, то слева, то вообще где-то впереди…

Отчаявшись, Виктор метнулся навстречу какому-то прохожему:

– Вы не подскажете… Извините!

Мужчина, видимо, не расслышал.

– Эй, пузатенький! – Уже раздраженнее окликнул Рогов.

– Да-да? – Встрепенулся тот и забуксовал на полушаге.

– Простите, как бы мне на Арбат? Пол дня плутаю, а…

Незнакомец выслушал, кивнул и оживленно размахивая ручками затараторил:

– О це, слухай сюды! Пидышь видыль, в утой закуточек…

Виктор мало что понял из сочного украинского говора, но все равно обрадовался: хорошо хоть, что прохожий оказался не каким-нибудь японцем или немцем.

– Спасибо, батя. Пока!

Свернув в указанном направлении, он попал в неприметную, извилистую улочку, каких никогда не встретишь на Неве. Приземистые домики дореволюционной постройки, скудная городская зелень, дворы, скверы и детские площадки с качелями.

«Проход закрыт!» «Не курить!». Внезапно Рогов уперся прямо в неказистый дощатый забор, увешанный множеством предупредительных табличек и знаков:

– «Земляные работы»… Ну, мать его так!

Возвращаться не хотелось.

Виктор выругался, сплюнул под ноги и приступил к поискам прохода. Не обнаружив ничего похожего на калитку или ворота, он решительно дернул криво прибитую доску и полез в образовавшуюся щель.

За забором никаких признаков ведения земляных работ заметно не было. Напротив, посреди небольшого уютного тупичка красовалась укутанная в строительные леса церквушка.

Вся она, от невысокой оградки до куполов, была настолько неожиданна и в то же время уместна здесь, среди зеленеющих тополей, что Рогов даже присвистнул:

– Красота…

Не сразу, чуть погодя, он заметил сидящего на деревянном порожке церкви мужчину в выцветшей, но все ещё похожей на воронье крыло рясе. Человек благодарно щурился на ласковое полуденное солнышко и при этом вздыхал то и дело – молясь, очевидно, святым небожителям.

Однако, судя по всему, святые не откликались.

Что-то их смущало. Может быть, длинные, спадающие до плеч сальные волосы? Или грязные кеды, торчащие из-под краев черной материи? Вообще, вид у мужчины был неопрятный и неприятный, духовному пастырю явно не подобающий.

Заметив в свою очередь Рогова, он недовольно крякнул. Потом приосанился и посмотрел на незваного гостя с каким-то торжественным и, даже, пожалуй, злобным выражением:

– Изыди!

– Да я, батюшка…

– Изыди, говорю. Храм здеся! Строительство.

– Какой храм-то? – Попытался проявить интерес Виктор.

– Спаса-на-Крови! – Рявкнул Собеседник.

– А Арбат где? – Не нашел вопроса лучше растерявшийся Рогов.

– Арбат… Арба-ат? – Нахмурился человек в рясе. – Ристалище сатанинское? Предано анафеме, понял? И все, кто тама, и все, кто встречи с ним ищет… Анафема!

Пахнуло водочным перегаром, и Виктор даже отшатнулся – но в этот момент откуда-то сверху позвали:

– Митька? Ты где?

Рогов поднял глаза.

Над перилами колоколенки нависала чья-то голова, покрытая сложенной из газеты треуголкой:

– Митька! Куда пропал-то? Кончай обедать!

Собеседник Рогова покосился наверх, но не ответил.

– Тащи давай белила, кисти… Работать будем, нет?

– Изыди, понял?

– О-о, – укоризненно произнесла голова. – Да ты, вижу, набодался уже? Рясу хоть сними! Не ровен час, отец Игорь явится… Вот, уж он тебе задаст!

Упоминание неизвестного Виктору батюшки возымело эффект. Самозванец нехотя, бормочя под нос что-то злое, стянул с себя священническое облачение и оказался одетым в измазанный краской малярный комбинезон:

– Поду-ум-маешь…

Не обращая больше внимания на Рогова, он качнулся разок и полез по стеночке внутрь.

– Тьфу ты! – Сплюнул под ноги Виктор. Потом сообразил, что делает что-то не то и виновато перекрестился:

– Прости, Господи…

– А вам чего надо-то? – Поинтересовались сверху.

– Арбат ищу, – без особой уверенности ответил Рогов.

Он выслушал обьяснения человека в газетной треуголке, взглянул на часы и со странным облегчением понял, что времени на дорогу туда и обратно уже не остается:

– Спасибо. Я, наверное, в другой раз…

Протиснувшись через щель между досками, Виктор поплелся в парк отстоя вагонов.

Настроение опустилось в нейтраль и грозило упасть ещё ниже:

– Храм – на крови? Нелепо. Не может такого быть.

А тут ещё этот липовый «батюшка» с пьяной рожей… Рогов туманно припоминал сбивчивые, случайные рассказы отца о прадеде-священнослужителе. Вот это, говорят, действительно был подвижник!

Где-то дома, в старых альбомах, завалялась давно пожелтевшая фотография: Крестный ход, ещё задолго до революции. Во главе – сам прадед в праздничном облачении. Икона…

Кажется Матерь Божия? Разглядеть толком трудно – фотографическое изображение выцвело, бумага покрыта паутинкой мелких трещин и кое-где даже облупилась.

… Прежде чем пересечь бульвар и оказаться на территории резерва, Виктор купил пучек редиски и пачку сигарет. Денег хватило в обрез – больше они ни карман его, ни душу не обременяли.

«Стрелу» за время отсутствия Рогова отогнали на другой путь, так что состав пришлось подождать минут сорок.

Солнце уже сползало к горизонту, подкрашивая розовыми тонами металлические крыши соседних со станцией домов. Одинокая, молоденькая березка, вцепившаяся корнями в шлак железнодорожной насыпи, покачивала ветками на ветру – словно прощалась с Роговым.

Вокруг суетились и громко чирикали столичные воробьи.

Сидя на теплой бетонной плите, Виктор услышал справа от себя характерный скрежет:

– Ну, вот и все.

Подавали «Красную стрелу». Рогов поднялся:

– Встреча была коротка… Счастливо тебе оставаться, Москва!

… Поезд мчался в сторону северной столицы, с бешеной скоростью нагоняя время. Пенять на железнодорожников не стоило – из расписания «Стрела» выбились по вине одного-единственного забывчивого пассажира.

Конечно, со всяким может случиться.

Ну, оставил человек на рабочем столе какие-то жизненно важные документы! И теряет без этих бумажек всякий смысл его командировка – так что? Извинись. Сдай билет и кати себе следующим ночным поездом, пусть не таким престижным и скорым.

Так, собственно, и поступио бы подавляющее большинство граждан.

На беду, однако, забывчивый пассажир оказался какой-то кремлевской шишкой – а потому, пришлось просто-напросто задерживать состав.

Правда, не надолго, всего на четверть часа – пока не вернулся потный от усердия министерский холуй с драгоценной папкой под мышкой. И только тогда высокопоставленная особа, запивая валокордин боржомом, соизволила одобрить отправление…

За окном мелькали ночные огни полустанков, поселков и городов. Можно было подумать: поезд просто несется в черном тоннеле метро, оставляя за собой лампочки дежурного освещения.

Лишь изредка, у-у-кнув, проносились мимо встречные локомотивы.

Хвостовые вагоны «Стрелы» швыряло из стороны в сторону так, что, казалось, они оторвутся вот-вот и вылетят под откос кучей искореженного, дымящегося металла.

Слава Богу, Рогов оказался примерно в середине состава. Ему лишь разок пришлось сбегать в хвост, передать от Дарьи записку проводнице – и Виктор тут же сиганул обратно, мотаясь от стенки к стенке с неимоверной руганью. Сдерживаться нужды не было – грохот во время движения стоял такой, что Рогов не слышал даже самого себя.

Стараясь по возможности никого не задеть, Виктор протиснулся между бодрствующими в коридоре его вагона пассажирами и вошел в служебное купе:

– А вот и я. Не ждали?

– Передал? – Оторвалась Даша от приготовления кофе.

– Так точно!

– Спасибо, Витюша… Понимаешь, ерунда какая – не могу по внутренней связи дозвониться. Наверное, опять переговорник полетел.

– Ну, так вызови электрика.

– Учи ещё меня! – Хмыкнула Дарья. – Два дня на вагоне, а туда же… грамотный. Помоги лучше кофе разнести, а то я забегалась совсем.

– Будет исполнено-с… – Виктор принял подобострастную позу:

– В лучшем виде-с! Еще что прикажете, Дарья… э-э-э… извините, не осведомился, как по отчеству?

– А не мешало бы, молодой человек, – шутливо сдвинула брови девушка. Отчество, как у тебя – Дмитриевна.

– Какое совпадение… Что ж, Митревна, приказывай. Распоряжайся!

– Надо кофе разнести. С пятого купе – и до конца. Справишься?

– Лег-ко!

– Вот сахар, вот печенье, если кто захочет. Кофе растворимый в чашках. – Дарья показала пальцем через плечо:

– Титан – сам знаешь, где…

– Не извольте-с беспокоиться, мадам!

Облачившись в белую курточку, он подхватил разнос и направился вдоль вагона:

– Кофий, господа… Кофий!

«Вот же болван, – усмехнулась, глядя ему вслед Дарья. – Шут гороховый! Цирк уехал – клоуны остались… Точно, мне кто-нибудь из пассажиров накатает жалобу».

А Виктор тем временем уже дернул на себя ручку пятого купе:

– Разрешите?

Дверь откатилась в сторону, и он бочком, стараясь ничего не опрокинуть, протиснулся внутрь:

– Кофе бразильский, свежезаваренный! Пьешь чашку – платишь за две!

Обитавшие в купе не слишком трезвые мужчины дружно захохотали в ответ и потянулись за чашками.

– Коньячку примешь? – Предложил один из них.

Виктор не отказался, после чего к тому же закусил протянутым бутербродом с красной икрой.

– Будьте здоровы! – Он подумал, что так вот, на холуйской вагонной должности вполне мог бы и прокормиться.

Правда, в шестом купе оптимизма у Рогова поубавилось. Реплики он повторил, но коньяка не налили, а бутерброд оказался всего лишь с колбаской.

– Тоже сойдет, – не стал привередничать Виктор.

Но в седьмом купе от кофе отказались совсем. К тому же, смерили его таким презрительно-хмурым взглядом, что Рогов предпочел побыстрее смыться:

– Извините… Пардон.

Он подошел к следующей двери:

– Прошу, кофе! Ароматный, бодрящий…