Текст книги "Огненный лис"
Автор книги: Никита Воронов
Соавторы: Дмитрий Петров
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
– Тоже верно, – согласился Рогов.
Единственным источником света для них был сейчас огарок церковной парафиновой свечи, шатко укрепленный на дне алюминиевой кружки. Росляков прижал эту конструкцию плечом к стене и поднес к огоньку скрюченные, онемевшие пальцы.
– Да-а… Так и в ящик сыграть можно, – грустно произнес он.
– Водица студеная, – не стал спорить Виктор. – Я уже ног не чувствую, окоченели совсем.
– Вот увидишь, Витек, – ещё обреченнее продолжил Росляков, – подхватим мы здесь хворобу какую-нибудь в тяжелой форме. Подхватим – и привет в район…
Он убрал пальцы от огня и раздраженно хлюпнул ботинком:
– Вот ведь, гадость какая! Прямо можно сказать, не подземный ход роем, а Беломоро-Балтийский канал. Воды-то сколько…
– Ну и что?
– Кажись, прибывает? А?
– Хватит тебе ныть, – рявкнул Рогов и отставив в сторону лопату произвел контрольный замер прорытого участка:
– Два тридцать с гаком! Сегодня надо бы поднапрячься, догнать хотя бы до трех с половиной.
– Мне уже все равно, – отрешенно вздохнул Росляков. – Но обидно все-таки! Этот плаксивый хрыч, Дядя, сейчас где-нибудь в заводской раздевалке, в тепле дрыхнет, а мы тут… поднапрягаемся. И главное – ради чего? Для того, чтобы Монте-Кристо этот херов на волю драпанул, да за все обиды бабу свою бывшую шнурком удавил от ботинка?
Васька помолчал в полумраке, потом добавил:
– Но самое страшное, что после этого он как обычно пустит сопли и сдастся первому встречному менту! А потом чистосердечно признается не только в убиении гражданки Шиповой, но и в побеге из зоны. И главное расскажет насчет тех, кто побег этот задумал, организовал, выстрадал…
Росляков зло как-то, отчаянно харкнул:
– Да пошел он! Ты, Витек, как хочешь, а я имел это все.
– В каком смысле? – Рогов даже отставил лопату.
– Я тоже сматываюсь!
– Совсем сдурел, что ли?
– А чего? Дяде, значит, можно, а мне нельзя?
– У Дяди причина уважительная. У него мозги набекрень в связи со сложным семейным положением. А у тебя они набекрень просто так, без всякой причины. Поэтому ты сиди, а он пусть валит на хер. Ведь если Дядя в побег не уйдет, так в петлю залезет и удавится. Тебе его не жалко, что ли?
– Жалко, конечно… – Васька переступил с ноги на ногу. – Но нам-то как? Окочуриться здесь прикажешь, да ещё без всякого романтизма? Так, за здорово живешь?
– А кореша выручить – это что тебе, не романтизм? То-то же! – Виктор понял, что разговор исчерпан, и с силой вогнав штык лопаты в землю отковырнул ещё один массивный пласт.
Отбрасывать грунт в сторону необходимости не было – он плавно оседал в воду и расползался под ногами. Это облегчало труд, но через некоторое время внизу образовывалась вязкая хлябь и сапоги начинало понемногу засасывать.
– Симпатичное у нас тут болодце организовывается, – произнес окончательно успокоившийся Васька. Нащупав в стене торчащую арматурину, он повесил на неё кружку со свечой и подхватил кирку:
– Ты меня знаешь, Витек. Я другу подсобить всегда готов. Но и беды, и радости Господь велел делить. Поэтому как хочешь, а я свалю вместе с Дядей. Вот только дороем…
– Дело твое, – пожал плечами Виктор. – Заманчиво, чего уж тут! Выкопать ход, хапнуть вольного воздуха – и вновь вернуться в зону? Такого, наверное, даже в кино не было. Но я лично остаюсь… Не хочу потом всю жизнь от каждого свистка милицейского прятаться. Не хочу, понятно?
– Ну и дурак, – Васька изловчился и вогнал кирку по самую рукоять в землю.
Под ноги Рогову выкатился огромный камень.
– Ой, бля-а! – Взвыл тот и корчась от боли стал тереть ушибленное колено. – Острожнее, черт лысый…
– Что ты, Витек? Что ты? – Засуетился виновато Росляков. – Здорово попало, да?
– В самый раз, чтобы бюллютень дали, – огрызнулся Рогов и прихрамывая побрел в сторону.
– Витек! А, Витек?
Рогов не отвечал.
– Ну я же нечаянно, чего ты злишься-то?
Васька с трудом разглядел при слабом отблеске свечного пламени силует приятеля, застывшего в нелепой позе:
– Чего там? – Росляков двинулся к Виктору, но на половине пути замер А дымок-то откуда?
– Это, брат, не дымок… Пар это, – отозвался наконец Рогов.
– Какой пар? Погоди!
– Бес его знает. Сам не пойму… Кажется, вода теплее стала. Точно, намного теплее!
– С чего бы это ей теплеть? – Не поверил Росляков. Но подняв свечу выше, тревожно завертел головой:
– Да, пар. Чертовщина какая-то!
– Водоснабжение цеха, – догадался Виктор. – Здание завалить завалили, а больше ни хрена! Трубы никто не демонтировал, только вентили, наверное, перекрыты.
– И что это значит?
– Какой-то вентиль, наверное, прорвало – там же сплошь ржавчина и старье. А горячая вода пошла внутрь.
– Так не годится, Витек! Совсем не годится, – взволнованно зашептал Росляков. – Надо бы сваливать нам отсюда, неровен час затопит к этой матери…
– Глупости, – отмахнулся Рогов. – Прикинь: чтобы такое пространство заполнить, сюда половину воды из Альдоя перекачать надо.
– Наверное, – не стал спорить Васька. – Я не мелиоратор, блин… Но что-то в этом бассейне крытом мне сидеть расхотелось. Плевать на Дядю! Побег не состоялся, пусть лезет в петлю, если приспичило.
Виктор молча кивнул, и друзья не сговариваясь, как по команде, похватали инструменты и побрели к выходу.
– Давай, поднажми!
– Да я и так…
Позади была уже почти половина запутанного, парного лабиринта.
Двигаться приходилось почти наощупь, так как дрожащий огонек свечи, который Васька продолжал бережно нести над головой, освещал путь еле-еле.
– Еще немного. Рукой подать…
Вдруг откуда-то сверху донесся резкий, раскатистый гул и грохот, а потом что-то ухнуло, сотрясая землю.
С перепугу друзья метнулись к ближайшей стене и даже присели на корточки, погрузившись в воду почти по пояс.
– Чего это, как думаешь? – Дрожащим голосов спросил Росляков и настороженно уставился в потолок.
– Не знаю, – отозвался из полного мрака Виктор. Он был испуган не меньше. – Наверное, херня какая-нибудь завалилась, или ещё чего…
– Как это завалилась? До сих пор никакого движения, лежало все спокойно, а тут на тебе – завалилось? – Росляков ткнул пальцем вверх:
– Да там же бульдозером ничего сдвинуть нельзя было!
– Что ты приколупался? – Огрызнулся Виктор. – Я почем знаю, что произошло? Просто предположение высказал.
– Ну уж нет, – замотал головой Васька. – Точно завалилось… Но по какой причине? И почему сейчас?
Рогов пожал плечами:
– Могло землетрясение где-нибудь в Якутии произойти, а сюда аукнулось, толкнуло… Или вот! – Виктора осенила догадка. – Вода горячая, пар… Грунт подмыло, наверху развалины чуть местами оттаяли – и все, баланс нарушен.
– Пошли, – Васька решительно взял друга за рукав робы. – Пошли выбираться, пока не поздно!
Но тяжелая дверь на выходе оказалась плотно стиснутой с боков. Листы железа на ней покорежились и местами даже прогнулись внутрь.
Друзья поднажали плечами, толкнули задницами, даже врезали пару раз киркой… Бесполезно. Лишь глухой гул от ударов разнесся вокруг и затих где-то в глубине подземелья.
Дверь не поддалась ни на сантиметр.
– Все, пи-сец! – Плюхнулся в воду Росляков. – Теперь точно вижу оттаяло…
… А наверху закипали страсти.
– Ну, и что я по-вашему должен докладывать начальству? – Орал на контролеров капитан Быченко. – Что на вечерней проверке обнаружилось… то есть, не обнаружилось двух придурков? Может, вы считаете, что они сбежали?
– Федорыч, не кипятись. Сбежать-то, может, и не сбежали, но только нету их нигде.
– Да бросьте вы мне эти сказки рассказывать! – Не успокаивался капитан. – Искать просто не хотите, лазать по всему заводу. А они наверняка водки обожрались или обкурились до одури и спят беспрпобудным сном где-нибудь… Кого нету?
– Рогова и Рослякова из шестого отряда.
– Все облазали, Федорыч, – исступленно округлил глаза Еремеев. – Даже на крышах цехов… Нигде нет!
– А у зэков спрашивали? У «кумовских»? Может, видел кто? Или знает что-нибудь.
– Спрашивали, конечно. Ничего!
– Тогда и я знать ничего не хочу, – отмахнулся Быченко. – Ищите… Где угодно ищите, но чтоб нашли! Начальнику я ничего докладывать не стану. Надоело мне вместо вас зад свой подставлять.
Контролеры повздыхали для порядка, но отправились на дальнейшие поиски осужденных.
Короткий зимний день как-то внезапно, не обременяясь сумерками, перешел в безветренную звездную ночь. Мороз, как обычно, окреп и ближе к полуночи укутал все вокруг синеватым туманом. В отрядах гасили электричество, и хотя кое-кто ещё шаркал по коридорам в домашних шлепанцах, большинство зэков, зевая, успокоилось до утра по кроватям. Из воспитательных комнат потянуло специфическим запахом «травки»…
– Черти бы их разодрали, – ворчал себе под нос пожилой контролер Иваныч, перелезая через заснеженный, заиндевелый штабель досок. – Куда могли запропасть эти ублюдки?
Дверь строительного модуля-вагончика приоткрылась, выпустив на улицу густые, подсвеченные фонарем клубы тепла. Затем появилась заспанная физиономия рабочего ночной смены:
– Кто тута? Кто?
– Хрен в драповом пальто! – Сьязвил Иваныч. – Закройся там и дрыхни… Хотя нет, погоди! Погоди-ка. Ты Рогова и Рослякова из шестого отряда не видел?
– Не-а, – зевнул во всю рожу зэк. Поежился с морозца, притопнул валенком и добавил:
– Плющева я видал.
– Да на хрена мне твой Плющев-то?
– Не знаю, – рабочий пожал плечами.
– А зачем ты мне про него талдычишь?
– Так. Может, на что сгодится.
– Пьяный, небось?
– Кто, я? – Встрепенулся зэк. – Ни в одном глазе, ты чего!
– Я о Плющеве спрашиваю, – вздохнул Иваныч. Потом протянул собеседнику пачку сигарет:
– Закуривай!
– Кажись, трезвый… Спасибо.
– А чего он тут делал?
– Крутился, – зэк выпустил в небо струйку дыма.
– Понятно, что не сидел! Куда пошел, спрашиваю?
– Так это… прямиком к литейке и пошел! Точно, прямиком. Я ему: здрас-сте, гражданин начальник! А он – ни гу-гу… Прямиком к литейке.
Иваныч отер ладонями намерзший на ресницах иней и нехотя выволокся на бетонную, сплошь покрытую льдом дорожку.
– Чего он туда поперся? – Размышлял контролер, бредя в направлении развалин. – Время позднее, мороз… Сидел бы себе на печи, кашу гречневую уплетал за обе щеки. С молоком… Или с подливой? С печенкой жареной, говяжьей? Красота… Нет. Все-таки, с молоком лучше. А он шныряет тут, как дурень, шатается туда-сюда, как псина бродячая. Все высматривает, вынюхивает, выслужиться хочет! Можно подумать, если он показательно бдит, то повышение получит, с последующим переводом куда-нибудь в более цивильное место…
Иваныч на удивление бодренько прыгнул и замер в позе начинающего каратиста. Он шумно, резко выдохнул, выбрасывая перед собой, в темноту увесистый кукиш:
– Н-на тебе! Не дождешься… Где, милок, родился – там и пригодился. Здесь тебе век коротать, здесь на пенсию – и окочуришься тоже здесь. А мы, соратники и коллеги, тебя в сыру землю с почестями прикопаем.
Так, порой громко вскрикивая, а порой бормоча под нос себе всякую ерунду, контролер добрался до развалин литейного цеха.
– Во, дела! – Выразил он удивление струями пара, исходящими из-под земли к небу. – Как на Камчатке, ей-Богу… Кругом снега, а посередине гейзер.
Иваныч даже чуть-чуть прищурил глаз и отшатнулся в ожидании взрыва и устремленного ввысь фонтана кипятка.
Но – нет, обошлось…
Совершенно случайно, блуждая рассеянным взглядом по сторонам, контролер вдруг заметил ползущего на карачках среди развалин Плющева.
– Эй, паря! Вчерашний день потерял? Или нализался?
– Здесь они, – приглушенно ответил оперативник. – Точно здесь!
– Да ты что? – Удивился иваныч. – Где ж им тут быть?
– Под плитами, – почему-то ещё тише пояснил Плющев. – Я ж говорил, что усек, как они сюда шастали. Думал, ссать бегают, но нет – мочи нигде не видно. Что-то удумали стервецы, затеяли, но… Похоже, завалило их.
– Да иди ты! – Всплеснул руками Иваныч.
– Грунт, видать, оттаял. И осел.
– А как теперь этих придурков доставать?
– Автокран надо, плиту поднять. Там, вроде, вход был раньше.
– Какой же сейчас автокран? На дворе ночь глухая.
– Кто сказал, что сейчас? – Плющев встал и отряхнулся с недоброй ухмылкой. – Завтра! Рассветет, и начнем. Если живы – потерпят, а нет, то тем более нечего торопиться…
… Огарок церковной свечи давно кончился, оставив после себя лишь лужицу теплого, расплавленного парафина.
Васька безразлично, за ненадобностью, отбросил кружку в сторону. Плюхнувшись в воду, она моментально утонула.
Несколько часов назад друзья наощупь, по памяти нашли в стене, под самым потолком нишу – выступ бетонного блока. И теперь они сидели в ней смирно, в ожидании то ли своей участи, то ли просто так.
В общем, ничего не поделаешь… Оставалось только прижиматься покрепче друг к другу в тщетной надежде сберечь тепло. Холод в подвале был жуткий очевидно, подачу воды по трубопроводу прекратили.
К тому же и воздух оказался с какими-то примесями, отчего у Виктора начались галолюцинации. Он вдруг почувствовал себя уютно расположившимся в кресле сверхзвукового пассажирского самолета, а далеко внизу, озаренные солнечными лучами, проплывали хребты Урала, узкие ленточки рек, озера…
Рогов, тряхнув головой, очнулся:
– Эй, Васька! Ты живой?
– Живой, – без особой уверенности отозвался Росляков.
– Как думаешь, откопают нас?
– Не-а. Не откопают.
– Отчего такая меланхолия?
– А никто не в курсе, что мы здесь. Надо было все-таки Дяде рассказать. Глядишь, он бы ещё кому-нибудь трепанул…
– Чего ж делать-то? Замерзнем ведь.
– Не знаю, – признался Васька. – Может, грязью обмажемся?
– Зачем? Думаешь, теплее станет?
– Теплее, может, и не станет. Но хоть к земле начнем привыкать. Могила-то у нас здесь капитальная…
– Не паникуй, – отреагировал Виктор на черный юмор Рослякова.
И вновь утонул в забытьи…
В его глазах вспыхнул огненный круг, медленно сузился, превратился в крошечную точку – и вновь, словно взорвавшись, расплылся, растекаясь багряным закатом. Затем запульсировал, проблеснул маячком милицейсколй машины, и сразу исчез, растворенный во тьме, задернулся тяжелым, черного бархата театральным занавесом.
Но вот край материи отодвинулся, и из-за него украдкой заглянули прямо в обнаженную душу Рогова ледяные сполохи лисьих глаз. Потихоньку наползали они, увеличивались, приближаясь, пока не заполнили все пространство вокруг, всю сцену, весь мир… Угадывалось в этих глазах безразличие ко всему, безразличие к судьбе Рогова – но все же стало почему-то просторнее, дыхание облегчилось, возникли звуки.
Откуда-то сверху пробилась полоска солнечного, не страшного света, посыпалась пыль и слышны стали шорох, гул, скрежет и рокот двигателей.
Рогов приоткрыл глаза и увидел прямо над собой зияющую в потолке дыру с клочком голубого неба. Кто-то заглянул сверху вниз, отвернулся и крикнул:
– Здесь! Здесь они!
Виктор окончательно разлепил веки, старясь разглядеть спасителя, но тут же зажмурился – глаза слезились, не выдерживая перехода от кромешной темноты.
«Ну надо же, – мысленно усмехнулся Рогов. – Привидения. Зачем теперь-то? Я, вроде, помер уже… И чтоб именно Быченкина морда привиделась! Или не привиделась? Может, все взаправду? Нашли нас на самом деле… И ход подземный нашли! Тогда все. Полный гитлер капут… Тогда уж на фиг! Лучше глаза и не открывать вовсе – как говорится: померла, так померла. Пусть что хотят делают, а я буду лежать тут молодой-красивый, будто не при чем. Так спокойнее… Видеть ничего не вижу, и спроса никакого с меня нет».
Сознание вновь уплывало. Что-то из происходящего ещё воспринималось урывками, но…
Пришел в себя Рогов уже в санчасти. Вокруг суетились, сновали взад-вперед какие-то люди, а на соседней койке лежал друг Васька.
«Вроде, не дышит? Умер. А, нет – мизинцем пошевелил!»
Над Виктором склонился старший лейтенант медицинской службы Ламакин.
«Вроде, укол делает? В вену… Иглу-то протер спиртом, нет?»
Рядом с начальником санчасти, за внушительным, заставленным какими-то склянками столом возвышался сам Болотов и диктовал что-то, нацепив на нос очки:
– Двустронняя пневмония… Записал? Теперь срочно откачивай гной из легких, не то задохнется.
«Это он о ком? Обо мне?» – Успел удивиться Рогов, и сразу заснул, отвернувшись к стене.
Глава 2– Витя! Что с тобой, милый? Очнись… Очнись, прошу тебя!
Рогов открыл глаза – будто и не спал вовсе.
Чужой потолок, незнакомые шторы, край одной из них закинут на подоконник. Старомодная двуспальная кровать, каких больше не выпускают, а жаль…
Хорошая вещь. Удобная. Но все же не своя, чужая, и от этого как-то неуютно, как-то не по себе.
– Что с тобой, Витя? – Совсем рядом, подперев голову ладошкой, лежала на боку полуобнаженная Даша, и взгляд у неё был испуганный.
– Со мной? – Виктор настороженно огляделся и не слишком внятно пробурчал:
– Надеюсь, я хоть в постель не обмочился?
– Нет, – хихикнула сразу повеселевшая хозяйка. – Но ты так жутко кричал во сне, так метался…
– Странно. Ничего такого вроде раньше за мной не замечалось. Хотя, если честно, просто замечать было некому… А что я кричал, не помнишь?
– Ругался. Как последний гопник! Какого-то Болотова вспоминал, а ещё требовал, чтобы Васька не кусался…
– Вот ведь чушь, – Рогов присел на край кровати и неуклюже начал натягивать трусы.
– А ещё ты обещания не сдержал. И приставал!
– И что? Было, да? – Сконфузился Виктор. – Ты извини, я не нарочно. Я бы не… м-м-да.
– Да ладно, чего уж оправдываться! – Хмыкнула Даша, встала и, накинув на плечи цветастый халатик, подошла к зеркалу:
– Если бы сама не захотела – ничего бы не было. Думаешь, я такое бревно бесчувственное, что меня можно так… во сне?
– Нет-нет! Почему же? Ты очень чувственная!
– Прекрати, – оборвала его девушка. – Несешь пошлятину какую-то.
Виктор как-то сразу весь обмяк и поплелся в ванную. Плеснул в лицо холодной водой, пофыркал и наскоро, небрежно одевшись застыл в прихожей, словно статуя.
– Может, позавтракаешь, прежде чем уйти? – Даша приблизилась к Рогову и с улыбкой обняла за шею.
Только теперь Виктор заметил, что хозяйка почти на голову выше его. Он смутился, попробовал отстраниться, но она уже навалилась на мужские плечи.
Рогов чуть потрепыхался – и кивнул:
– Конечно… я бы, конечно, сьел… Только чай!
– Что с тобой? – Откинулась Даша. – Вчера ты был смелее.
Вместо ответа гость приподнялся на цыпочки и сочно поцеловал её в мягкие, влажные губы. Тело девушки отозвалось дрожью, веки прикрылись в истоме… Даша застонала.
Рогов обхватил её за талию, крепко прижал к себе, приподнял и поволок обратно в спальню.
– Ага… ага! – Хозяйка то шептала, то покусывала его ухо. – Узнаю… Узнаю бандюгу вчерашнего…
Ноги их путались, переплетались неуклюже – а Виктор все пыхтел и тащил на себе сладкую ношу. Добравшись, наконец, до кровати, он повалил Дашу и начал стаскивать с неё халатик.
– Ну зачем? Зачем он тебе?
– Ладно, ладно, подожди… Я сама!
Вслед за халатиком слетели на пол его джинсы, свитер… Остались лишь рубашка и носки.
«Плевать. Не мешают… Хорошо хоть, куртку не успел надеть,» – подумал мимолетно Рогов и забыв обо всем жадно приник к жаркому, покрывшемуся испариной женскому телу.
… Когда все было кончено, Виктор сполз в сторону и затих.
– Опять в меня, – сладко поморщилась Даша. – Ну, уж теперь я тебе точно рожу…
– Пожрать бы чего, – отозвался не сразу Рогов и бесцеремонно отер себя пододеяльником. – Я уже сутки с пустым брюхом.
– Сейчас, милый, – хозяйка нежно чмокнула его в небритый подбородок и заторопилась на кухню. Оттуда сразу донесся треск расколотой яичной скорлупы, зашипела, захлюпала сковорода, хлопнула дверца холодильника.
– Ну, идешь? – Послышалось вскоре.
– Да. Не иду, крошка – лечу! – Отозвался Виктор, продолжая лежать на кровати с раскинутыми в стороны руками.
Подумалось, что ведь по сути – славная девушка, добрая… Жить бы с ней вместе, взять, и не уходить отсюда никогда! Так вот… Пусть бы и родила. Это даже хорошо, если бы родила…
Но почему-то вновь стало тревожно, под сердцем зашевелился и начал расти холодок.
– Кто они? – Уже за завтраком поинтересовалась Даша.
– То о ком?
– Ну, эти все… кого ты во сне вспоминал.
– Да так, – вздохнул Виктор, ломая вилкой глазунью. – Просто вспомнилось давно минувшее. Нечаянно… Понимаешь? В общем, не обращай внимания, не надо это тебе.
– Ты хочешь прямо сейчас уйти?
– Да, – ответил гость, но тут же смутился и начал оправдываться:
– Я быстренько, только проведаю, как там дома…
– Вернешься?
Соврать Рогов не посмел:
– Не знаю. Поверь… Я очень хочу прийти снова, но ты ведь вчера сама видела… Неизвестно, что поджидает меня там, на улице.
– А ты не ходи никуда. Совсем.
Девушка вышла из-за стола и снова прильнула к Виктору, прижалась всем телом:
– Живи здесь. У меня. Я тебя кормить буду…
Рогов почувствовал себя неловко. Зачем нужно что-то такое изображать, выпячивать грудь, корчить одинокого супермена? Уж Даша-то видела вчера его до безумия перепуганные глаза, его пальцы, вцепившиеся в грязный борт мусоровоза…
Виктор поцеловал девушку в лоб, потом в шею, в губы… Нет! Не был он для неё героем, а казался просто мужчиной, которого хочется по-женски пожалеть.
– Знаешь, я честное слово приду к тебе, – неожиданно твердо пообещал Рогов. – Сбегаю быстренько, и приду!
… «Сбегаю и приду, – шептал про себя Виктор, выбираясь из подьезда и быстро топая вдоль улочки, к ближайшей остановке трамвая. – Сбегаю и приду…»
Однако, преодолев всего метров десять, он уловил за спиной ещё чьи-то торопливые шаги, а затем послышался смутно знакомый голос:
– Эй, Рогов!
От неожиданности Виктор сьежился. Втянув голову в плечи, он по-шпионски дернул вверх воротник куртки.
– Эй, ты Рогов? Или нет?
Виктор с удивлением понял, что хорошо знает говорящего – и все-таки обернулся:
– Коваленко?
– Ну точно, Рогов! – Перевел дыхание запыхавшийся прапорщик. – А то я кричу, кричу…
– Откуда ты здесь? Какими судьбами?
С последней их встречи прошло немало лет. За это время контролер учреждения УВ 14/5 несколько потучнел, обзавелся сединой и морщинами, но не узнать его было трудно.
– Вот, приезжал на Питер поглазеть, да прикупить гостинцев домашним, Прапорщик качнул пару раз из стороны в сторону обшарпанным фибровым чемоданом, верной приметой провинциала:
– Ты-то как? Женился, нет? Работаешь?
– Я? Работаю. Живу, в общем. Пока не женился, но думаю… думаю!
– Ясно-ясно, – подмигнул Коваленко. – Скромничаешь? Небось, давно уже в бизнесмены выбился?
– Да что ты, – отмахнулся Рогов. – Какое там… Расскажи лучше, что там у вас-то новенького?
– Соскучился?
– Если честно, то иногда… – без улыбки ответил Виктор. – Понимаешь, там по крайней мере все ясно было.
– А ты давай опять к нам? Отрядником? – Коваленко почти не шутил. Насколько помню, звания офицерского тебя не лишили?
– Не лишили, – усмехнулся давней промашке правосудия Рогов. Зачислили в запас…
– Ну, так в чем дело? Валяй! Новый «хозяин» примет.
– Новый?
– Много воды утекло, Виктор. Много… – Прапорщик перехватил поудобнее чемодан:
– Даже не знаю, с чего начать. «Хозяин» теперь, конечно, другой – из управления прислали. Провинившегося.
– А где же… небось, на повышение пошел?
– Да уж, возвысился! Дальше некуда.
– Неужто в Благовещенск?
– Бери выше, – Коваленко уткнул прокуренный палец в небо:
– Прошлой зимой замерз вместе с Быченко. Помнишь ведь капитана Быченко? На охоту они под Сковородино ездили… Любка про то как узнала враз сединой покрылась! Вот так… Одним дуновением Господь распорядился: ни того ей, ни другого.
– Жаль бабу, – посочувствовал Рогов.
– А чего жалеть? – Прапорщик ожал плечами. – У неё сейчас Корзюк прижился. Свою клячу бросил – и к ней, под крылышко. Любка-то помоложе будет, да позажиточнее.
– А не знаешь, как там Васька?
– Какой Васька? – Наморщил лоб Коваленко.
– Ну, с которым меня в подвале откопали. Росляков!
– Ах, этот! Шибздик неугомонный… Так его на поселение выпустили, лес пилить. Вместе с ещё одним, который Шипов.
– Дядя? Ну, и что они?
– Росляков, вроде, пилит. А Шипов… Шипов, так тот драпанул, до сих пор ищут.
– Вот ведь молодец! – Не удержался Виктор.
– Ничего и не молодец, – рассудительно возразил Коваленко. – Дурак! Ему сидеть оставалось всего-ничего. А так рано или поздно все равно отыщут и треху лишнюю за побег припаяют.
– Тоже верно, – вынужден был согласиться Рогов. – А ты куда сейчас? Может, заскочим куда-нибудь? Бахнем по соточке за встречу?
– Да я бы с удовольствием, – смутился прапорщик. – Ты не думай… Но, понимаешь, спешу уже – на вокзал. Поезд у меня, домашние заждались.
– Ну, что же. Тогда – счастливо! Бог даст, свидимся.
Тот, кто «отбывал» и страж его крепко, по-дружески обменялись рукопожатиями. И не оглядываясь разошлись каждый своей дорогой, сразу потерявшись в многоликой толпе горожан и приезжих.
«Эх, жаль, про Болотова не узнал. И про Булыжника,» – подумал Виктор, залезая в переполненный трамвай под номером двадцать пять. Мелькнула мысль: выскочить, догнать, спросить… Недалеко ведь ушел, и главное – ясно куда, к вокзалу.
Впрочем, Рогов вряд ли отыскал бы старого знакомца.
Потому, что прапорщик направился в совершенно противоположную сторону: поезд его, «Красная стрела», уходил на Москву только завтра.
А сегодня… Сегодня у Коваленко были ещё кое-какие дела в славном городе на Неве.
Во-первых, по назначению требовалось передать фибровый чемодан.
Во-вторых, нужно повидать начальство, доложиться и получить деньги за проделанную работу.
Ну, а потом уже личное: вещевые рынки, магазинчики, ресторан… Да и просто хотелось побородить по Питеру, полюбоваться!
Коваленко очень любил приезжать сюда, любовь эта была искренней и почти бескорыстной. Все вокруг – и Зимний дворец, и Русский музей, и тенистые аллеи Павловска, и сказочную геометрию Петергофа – он с тайной робостью провинциала считал созданным для него одного. Именно он, прапорщик из захолустья, был уверен, что как никто другой понимает и чувствовует замыслы зодчих, художественные изыски, стиль и промышленный размах этого неповторимого города.
Москва ему нравилась куда меньше. Слишком уж велика, шумна, громоздка. Все – слишком! Разумеется, если сначала пожить здесь, в северной столице… За последние годы Коваленко все чаще задумывался о переселении в Питер. А что? Почему бы и нет?
Работает он честно, как говорилось в мультике «отличается умом и сообразительностью». Глядишь, найдется теплое местечко! Надо только поделикатнее, не спешить. Доказать сначала свою полезность здесь и потом испросить ненавязчиво разрешения. Надо бы…
Коваленко подмигнул сам себе, клацнул языком и через Банковский мостик перебежал на противоположный берег канала Грибоедова.
Здесь он сбавил шаг и степенно миновал ажурные кованые ворота ставшего недавно университетом Фмнансово-экономического института. Поднялся по мраморному крыльцу, кивнул, как старой знакомой, бабушке на входе и через пару минут был уже на четвертом этаже.
Мужской туалет… В соседней кабинке кто-то невидимый кряхтя справлял нужду. Закончив, пошуршал бумагой, застегнулся, и прежде чем слить воду поставил на пол, под перегородку, точно такой же, как у Коваленко обшарпанный чемодан. Прапорщик привычно поменял его на свой и дав незнакомцу время уйти тоже занялся приведением себя в порядок.
Половина дела сделана, можно сматываться вниз.
Бессменная институтская вахтерша улыбнулась ему на прощание, как старому знакомому: вот ведь какой мужчина положительный, скрупулезный. Раз в полгода приезжает, всегда в одно и то же время… Заочник, наверное, с производства.
Или, может, лекторат контролирует.
На набережной, у тротуара, уже поджидало прапорщика такси. Водители менялись, но машина всегда была одна и та же: в первый раз, в пятый… Ничего против Коваленко не имел: конспирация!
Такси оторвалось от поребрика и по асфальту зашуршали шины. Проплыл слева Казанский собор, стайка туристов метнулась из-под капота при выезде на Невский, потом замелькали окна, пестрые вывески магазинов, рекламные щиты, троллейбусы, автомобили…
Коваленко везли к начальству. Он представил, как отчитается, получит новую порцию указаний и много денег – а потом вынужден будет, как всегда, возвращаться из всей этой красоты и строгого великолепия в забытую людьми и Богом глухую свою Тахтамыгду.
Кошмар. Не хочется даже думать об этом!
Водитель припарковал такси у гостиницы.
Швейцар, расшитый золотом, будто он и не швейцар вовсе, а гоф-маршал, учтиво распахнул дверь, вытянулся – но разглядев костюмчик и багаж прибывшего, сделал лицо попроще. И оказался прав: чаевых не предвиделось. Каваленко давно решил, что всем раздавать – никаких денег не напасешься…
Выйдя их лифта, он оказался посреди бесконечного коридора.
Мимо прошмыгнула смазливая горничная с подносом в руках.
«А размалевана-то как… шлюха!» – Осуждающе покачал головой прапорщик, но внизу живота его что-то отозвалось.
– Вам в какой номер? К кому? – Невесть откуда появился высокий скуластый охранник.
– Мне бы… это самое…
– Пропусти! Это ко мне.
В конце коридора, среди широких, мясистых листьев декоративного фикуса возникла хитрая, прищуренная физиономия.
Годы нещадно берут свое, но и Виктор Рогов сейчас без труда узнал бы этого человека: это был отставной полковник медицинской службы, авторитетный зэк со стажем Болотов.
Очень дорогой костюм скрадывал все недостатки его обрюзгшей фигуры, а мягкие туфли были из тех, что не набивают мозолей и даже не скрипнут, как их не изламывай старческая нога. Словом, респектабельная ухоженность «папы» Болотова сразу бросалась в глаза.
Коваленко поприветствовал начальство взмахом руки и, получив приглашение, шагнул в номер. Рассевшись в кресле, мягком и облегающем тело, словно руки искусной любовницы, он мельком глянул на инкрустированный столик.
Полный джентльменский набор, мечта советского пижона: импортная выпивка в красивых бутылках, закуска, деликатесы, шкатулка из черного дерева – с сигарами. Настоящими, гаванскими…
– Ну-с? Как доехали? Спалось ли в дороге, кушалось ли? – Ласково, по-докторски, начал расспросы Болотов.
– Все в порядке, Валерий Николаевич, – доложил Коваленко, понимая, что речь идет вовсе не о его самочувствии. – Доставил в целости и сохранности. До последнего грамма.
– Отлично, – потер ладони собеседник. – Грандиозную работу вы там провели. Молодцы, одним словом… И выдержки хватило.
– Как вы указывали.
– Да, вовремя… Лето на носу. У наших клиентов голодуха начинается, так что «трава» теперь на вес золота. Вдридорога купят!
– У меня, в основном, «пластилин», и…
– Знаю, – Перебил Болотов. – Вот, получи.
Он потряс перед собой туго стянутой пачкой стодолларовых купюр:
– Это вам, голубчики мои.
Коваленко взял деньги, взвесил их на ладони, прикинул и разочарованно шмыгнул носом.
– Что, милок? Что не так? – Заморгал Болотов. – Что беспокоит?