Текст книги "Империя превыше всего. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Ник Перумов

ИМПЕРСКИЕ НОВОСТИ

Продолжается успешное выявление изменников и предателей, пробравшихся на руководящие посты в нашей непобедимой имперской армии. Арестованы и преданы суду Особого Трибунала:

– генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лист, бывший первый заместитель начальника Генерального штаба;

– генерал-фельдмаршал Хуберт Ланц, бывший начальник оперативного отдела Генерального штаба;

– генерал-полковник Ханц-Юрген фон Арним, бывший начальник Академии Генерального штаба;

– генерал-полковник Ханс Обстфеллер, командующий Резервной Армии;

– генерал-майор Вальтер Вейсс, начальник штаба Резервной Армии.

Все они признали себя виновными в составлении заговора против Его Светлости эцргерцога Адальберта, регента Империи и назвали сообщников, которые должны были взбунтовать отдельные воинские части на фронте. Их преступная деятельность была своевременно вскрыта сотрудниками Имперской Слубжы Безопасности, и предатели арестованы с поличным.

Операция «Очищение» продолжается. Главная Вещательная Корпорация будет оперативно информировать граждан Империи о происходящих событиях…

…Верные долгу войска Империи продолжают успешно сдерживать натиск войск цивилизации Дбигу на ряде планет пограничного сектора. На участках соприкосновения наших войск с Народно-Демократической Федерацией Тридцати Планет ничего существенного не произошло.

НОВОСТИ НАРОДНО-ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ТРИДЦАТИ ПЛАНЕТ

Успешное наступление продолжается. Планеты Каппа-один и Каппа-два перешли под полный контроль наших сил. Последние остатки имперско-фашистских орд покинули космопорты. Наше чудо-оружие в очередной раз принесло нам победу. Теперь наши части занимаются сбором трофеев, подсчётом пленных, приводят в порядок пострадавшие во время боёв объекты инфраструктуры. На планете Каппа-4 в течение последних суток имели место бои местного значения…

…Налаживается мирная жизнь на планете Новый Крым, куда продолжают прибывать переселенцы с малопригодных для жизни рудничных планет Борг, Целеста, Вольный Дон, Славутич и ряда других. Добровольные дружины день и ночь восстанавливают сильно пострадавшие Владисибириск, Приволье и мелкие населённые пункты острова Сибирь, где развернулись главные сражения со вторгнувшимися имперско-фашистскими захватчиками.

Сегодня товарищ Дариана Дарк побывала во Владисибирске, лично проверяя, как ведутся работы. Все строительные бригады в честь этого достопримечательного визита приняли на себя повышенные обязательства и успешно их выполнили…

Сегодня в органы правопорядка явились с повинной ещё семеро участников незаконных вооружённых формирований из так называемой «Армии освобождения Нового Крыма». Следствию предстоит выяснить, не были ли они замешаны в серьёзных преступлениях, и если нет, сдавшиеся боевики будут отпущены по домам, тем более что по возрасту им следует учиться в школе, а не бегать с оружием по немногочисленным лесным массивам Нового Крыма…

СВОДКА ПОСЛЕДНИХ СОБЫТИЙ

Повстанческая сеть «Голос свободного Крыма»

Все, кто может нас слышать. Запишите нашу передачу, распространите через ваши локальные сети. Это голос правды. Это наша последняя надежда.

Из Нового Севастополя выселены последние местные жители. По нашим данным – мы не раскрываем источников, но, поверьте, они надёжны – сегодня город покинул последний конвой с направляемыми на принудработы уроженцами Нового Крыма. Выселенные – всего около пятисот человек – были посаженны на паром и переправлены на архипелаг Святого Петра, где расположены новые рыбофермы, построенные по приказу оккупационных властей.

В Приволье найдено ещё одно массовое захоронение мирных граждан, уничтоженных тварями, которые Федерация называет «своим чудо-оружием». Наткнувшиеся на могильник бульдозерист Дарко Войкович и экскаваторщик Иван Загорудько были в тот же день арестованы охранкой и увезены в неизвестном направлении. Судьба пропавших неизвестна.

На шоссе номер два, невдалеке от Глубокого, бойцами сопротивления подорван бронетранспортёр оккупантов, уничтожено как минимум десять солдат из числа переселенцев с Борга. Наши бойцы отошли без потерь.

На бывшем рыбокомбинате «Аляска», входившим в компанию Юрия Фатеева, а ныне – госрыбозаводе номер четырнадцать, вновь вспыхнула забастовка, после того как администрация в очередной раз повысила нормы выработки на 25% и одновременно снизила расценки на такую же величину. Бастующие заняли территорию комбината, уничтожили запасы приготовленной к отправке продукции, подожгли здание заводоуправления, однако не стали оказывать сопротивления прибывшим вооружённым до зубов поселенцам и оставили территорию до их появления. Забастовщикам предъявлено стандартное требование о выдаче зачинщиков.

В результате диверсии подорвался и затонул в порту БМТ «Зоркий» с командой из штрейкбрехеров. По меньшей мере пятнадцать предателей сгорели заживо. Как говорится, собакам собачья смерть.

В Глубоком брошена бутылка с горючей смесью в окно назначенного оккупантами градоуправителя Павла Морозова. Изменник, к сожалению, не пострадал, о чём с помпой объявили в Новом Севастополе. Морозов представлен оккупантами к награде. Мы торжественно обещаем, что доберёмся до тебя, гад!..

* * *

Пробуждение моё оказалось традиционным. Белая плитка стен – такой выкладывают операционные.

 
Или камеры пыток.
Я был связан, вернее, запястья и лодыжки охватывали широкие ременные петли, а сам я полулежал в кресле, напоминающем зубоврачебное.
Отчаяние. Это когда сами собой закрываются глаза, не желая смотреть на окружающее, словно опущенные веки могут от чего-то защитить.
 

– Пришёл в себя, – холодно констатировали рядом.

 
Я даже смотреть не стал. Какая разница, кто там. Хотя… голос знакомый.
 

– Мы встречались, герр бывший обер-лейтенант, – отвечая на мой невысказанный вопрос, продолжал голос. – Ещё на Зете-пять и потом, уже на Новом Крыму.

Ну конечно, устало подумал я. Все пути ведут в Рим. Вселенная для меня и этого секуриста слишком мала. Жаль, не хватило на тебя Тучи.

– Мы находимся в центральном изоляторе временного содержания имперской Службы Безопасности, в Берлине, на Земле, господин Фатеев. Как вы это любите называть – застъенкьи гъестапо, – последние два слова он произнёс по-русски, с утрированно-издевательским акцентом.

 
Я молчал и не открывал глаз.
 

– Продолжим нашу небольшую лекцию, Руслан, – секуриста прямо-таки распирало самодовольство. – Весьма рад, что сия операция, порученная вашему покорному слуге, подошла к успешному завершению.

– Поздравляю, герр риттмейстер, – сказал я, по-прежнему лёжа с закрытыми глазами. Гилви… что с ней стало?

– Благодарю вас, – с изысканной вежливостью ответил гестаповец. Я готов был поклясться, что он при этом отвесил ещё и самый настоящий поклон. Ему можно сейчас глумиться и издеваться. Он победил.

Впрочем, покончить с собой я всегда успею. Когда пойму, что пыток мне не выдержать. Как, впрочем, и никому. Рассказы о «несгибаемых героях, прошедших через всё» очень любят сочинять те, кто не знает и даже представить не может, что такое пытки, что такое хотя бы банальные иголки под ногтями.

Пройдите через это сами, дамы и господа. А потом уже и вещайте о «стойкости» и «несгибаемости».

Второй раз они меня не выпустят, подумал я. Остаётся надеяться лишь на то, что Всеотец простит мне великий грех самоубийства. Но что делать, если это единственный способ заставить замолчать свой собственный язык?

Ну, давай, подумал я. Говори, скотина. Радуйся. Тожествуй. Скоро тут окажется Туча. Потому что вы не сумеете её остановить, даже думая, что всё по-прежнему остаётся в рамках «регулируемого вторжения».

– У нас к вам, Руслан, накопилось множество вопросов. К вам, к вашему бывшему командиру, бывшему полковнику Валленштейну.

 
Я постарался как можно выразительнее пожать плечами.
 

– Не знаю, о чём вы говорите, риттмейстер.

– Ну, если бы вы удосужились открыть глаза, то убедились бы, что я давно не хожу в столь незначительных чинах, – послышался преисполненный важности ответ.

– Поздравляю, герр оберфюрер, – сказал я, по-прежнему не поднимая век. Догадаться несложно. Прыгнул через два чина. Видно, за особые заслуги.

– Поэтому потрудитесь относиться ко мне с соответствующим пиететом, как к старшему по званию!

– С радостью, герр оберфюрер. Задавайте ваши вопросы.

– Не верю ушам своим, – притворно изумился он. – Или на вас так подействовала обстановка, герр Фатеев?

– Обстановка? О чём вы, господин оберфюрер? Мне, честному боевому офицеру, скрывать нечего.

– Нечего скрывать? Замечательно. Тогда расскажите мне, пожалуйста, во всех подробностях, где и как прошла ваша так называемая «командировка», подписанная бывшим полковником Валленштейном?

– Позволю себе встречный вопрос, герр оберфюрер – а вас совсем не интересует, почему бригада «Танненберг», единственная из всех частей 2-го десантного корпуса, оказалась в состоянии вести наступательные действия против Тучи?

– Интересует, Фатеев, очень интересует. И я очень рад, видя, что здравый смысл в вас возобладал. Мы уже располагаем полной картиной изменнической деятельности Валленштейна…

– Фон Валленштейна, – поправил я гестаповца.

– Валленштейна, – с нажимом повторил он. – Специальным указом его светлости регента все мятежники лишены дворянского достоинства. Процедура гражданской казни будет совершена особо, по завершении следствия об их преступлениях.

– Спасибо, что сочли возможным проинформировать меня, герр оберфюрер.

– Да-да, в вашем досье отмечено, что и в первый раз, оказавшись под подозрением, вы отличались подозрительной разговорчивостью на отвлечённые темы, – пробурчал секурист. – Но я бы всё ж предложил вернуться к интересующей меня теме. О вашей командировке.

– Моя командировка? А что с ней не так?

– Хватит! – потерял терпение допрашивающий. – Не прикидывайся идиотом! Мы всё про тебя знаем! Ты был на Новом Крыму, ведя изменнические переговоры о сдаче всей бригады в плен!

– Раз вы всё знаете, зачем мне отвечать? – и я вновь зажмурился. Не вдавил веки друг в друга, словно наваливаясь на дверь, а плавно смежил.

Сейчас придёт боль, очень большая боль, подумал я. Отстранённо, почти равнодушно. Страх уже не имеет смысла, он не поможет выжить.

Раскрылась невидимая дверь, в комнату вошли трое – аккуратные белые комбинезоны, зеркальные очки, врачебные маски, тонкие перчатки. На тележке позвякивали блестящие никелированные инструменты.

– Мы сочетаем новейшие методики с опорой на проверенные веками традиции, – усмехнулся гестаповец.

– Сыворотка правды, герр оберфюрер?

– Ну что вы, Фатеев, за кого ж вы нас принимаете? Мы не садисты. Мы лишь скромные извлекатели информации. В наши намерения не входит сознательное причинение… э-э-э… физических неудобств допрашиваемому ради самих этих неудобств. А всевозможные психотропные препараты, или, как вы их называете, «сыворотки правды», себя не оправдали. Мы давно отказались от них.

– И заменили полиграфом, герр оберфюрер?

– Совершенно верно, Фатеев. На полиграфе-то ты и прокололся.

– Герр оберфюрер! Я был полностью оправдан по результатам тех испытаний!

 
Секурист вновь усмехнулся – со всей возможной гнусностью.
 

– Ты думаешь, что за два века наука полиграфия не продвинулась вперёд? Мы фиксировали больше двух сотен твоих параметров. Мы точно знаем, где и когда ты напрягался, именно для того, чтобы сбить с толку классический полиграф. Но тогда было сочтено целесообразным оставить тебя на свободе.

 
Я, в свою очередь, постарался усмехнуться.
 

– У меня на руках официальный документ о полном оправдании и снятии всех обвинений. Остальное – не более чем ваши рассуждения, герр оберфюрер, да простится мне это вольное обращение.

– Да, бумагу тебе действительно выдали, – охотно согласился следователь. – Чтобы усыпить твою бдительность. И ведь-таки усыпили!

– Тогда, опять же, не понимаю, к чему ваши вопросы, герр оберфюрер. Если меня хотят расстрелять, то для этого не нужны допросы. Как вы утверждаете, у вас достаточно доказательств. Значит, есть что-то, чего вы не знаете. Я правильно рассуждаю?

– У менее терпеливого и человечного сотрудника к вам бы уже применяли третью степень устрашения, – делано вздохнул секурист. – Меня интересует ваша деятельность на Новом Крыму, Фатеев.

– Моя командировка…

– Перестаньте, герр бывший обер-лейтенант. Разумеется, у вас все документы в порядке, отметки заградительно-этапных комендатур, воинских касс, продаттестат и вообще всё, что только можно себе вообразить. Ни у кого другого не возникло б и тени сомнения, что вы действительно были в командировке, если ограничиться вашим электронным следом, пребывая в полной уверенности, что подделать эти данные невозможно. Но мы следили за вами с самого начала. Мы знаем, что вы покинули Каппу на корабле контрабандистов. Они направлялись на Новый Крым. На ваши ползуны в Берлине по-прежнему высокий спрос. Дальше мы, само собой, потеряли вас из виду, наша агентура на Новом Крыму сработала непрофессионально. Оцените мою откровенность, Фатеев, – я рассказываю вам всё это для того, чтобы вы не думали, будто мы блефуем.

 
Похоже, что они действительно не блефовали.
Что ж, сменим тактику.
 

– Герр оберфюрер, на этот ваш вопрос очень просто ответить. Везде и всюду я, как мог, боролся с врагом Империи. С небезызвестной Дарианой Дарк.

– Ага! – Он так и подскочил на стуле. – То есть ты признаешься, что был там, на Новом Крыму?

– Мне не в чем признаваться, герр оберфюрер. Понимайте меня, как хотите. Я только хочу сказать, что могу в любой момент уйти от вас туда, где вы меня не достанете.

– Ну, это вы все говорите. Не волнуйся, у нас прекрасные реаниматологи, достанут и с того света. Так… ну а поподробнее о твоей деятельности в Новом Севастополе.

– Я уже ответил. Моей целью было поднять восстание против Дарианы Дарк.

– Зачем?

– Не хотел полного уничтожения моей родной планеты как результата карательной операции имперских Вооружённых сил. Полагал, что, если удастся покончить с Дарианой, вторжения не будет.

– Очень интересно, – заметил секурист. – И как же тебе удалось убедить господина Валленштейна дать тебе такую командировку?

– А он и не давал. Его подписи подделаны.

– В том числе и электронные? – секурист откровенно потешался.

– Их защита тоже не абсолютна.

– Очень хорошо. Превосходно. Надо будет попросить тебя продемонстрировать способы этой подделки… – он ехидно растянул губы. – Что же дальше?

– Дальше я не смог уничтожить Дарк.

– Что и следовало ожидать.

– И я вернулся в бригаду, когда она высадилась на моей планете. Предъявил поддельные подписи.

– Да, легенда у тебя получилась неплохой, – кивнул секурист. – Скажу больше, очень впечатляющая история. Что же дальше?

– Служил, герр оберфюрер. Участвовал в деле на Омеге-восемь, затем – здесь, на Каппе.

– Это мы, само собой, тоже знаем… А как насчёт поразительной удачливости твоей и шарфюрера Паттерс? Вся бригада только об этом и говорит.

Вся бригада об этом говорить не могла. Для остальных Туча просто необъяснимым образом оказывалась нацелена строго на одну точку.

– Как следует из показаний рядовых солдат твоей роты, людей, находившихся рядом с тобой в окопах, вместе с шарфюрером Паттерс вы не укрывались, в отличие от других, а словно старались дать этим созданиям увидеть себя и почувствовать?

– Мы заметили, что Туча хорошо идёт на живца.

– Гениальное прозрение, не иначе, – съязвил секурист. – Почему-то ни у кого другого подобные фокусы не прошли.

– Может, они выставляли неправильных людей? – пожал я плечами. – И уж совсем непонятно, почему я должен за это отвечать.

– Ты для начала будешь отвечать за дезертирство, – гестаповец с сосредоточенным видом клацал кнопочками на своей планшетке.

– За дезертирство полагается суд военного трибунала в составе командира части, начальника штаба и непосредственного начальника дезертировавшего военнослужащего. Разбирательство ускоренное. Приговор – расстрел. К чему такие сложности, герр оберфюрер?

Сейчас должен начать меня покупать. Потому что и впрямь – хотели бы прикончить, так лежал бы я уже горсточкой остывшего пепла.

 
Однако секурист ответил мне совсем иным:
 

– У меня мало времени, Фатеев, арестованных, к сожалению, больше, чем квалифицированных дознавателей с соответствующим допуском. Теперь тобой займутся специалисты несколько иного профиля, – он кивнул на молчаливую троицу. – Захочешь что-нибудь сказать – не стесняйся, всё фиксируется. Первая сессия – вводная, так сказать, близкое знакомство с нашим арсеналом. Потом я тебя ещё навещу.

Он поднялся. Странно, заставил я себя удивиться. Странно, потому что при пытках очень важно правильно задавать вопросы.

Я именно заставил себя удивиться, потому что слабая плоть уже кричала неслышимым криком.

Что ж, сейчас тебе предостоит на собственной шкуре узнать, каково это – быть «несгибаемым героем».

Трое молчаливых людей в масках, невозмутимых и равнодушных, неспешно позвякивали своим инструментарием.

– Как обычно, Георг? – вдруг нарушил тишину один из них.

– Нет, начнём с классики, – высоким, каким-то немужским голосом отозвалась другая маска. – Пожалуйста, Клаус, друг мой, набор номер восемь, от одной восьмой до одной шестьдесят четвёртой.

– У объекта скверные пальцы, может не пойти сразу…

– На одной восьмой у кого угодно пойдёт, – заметил Георг.

 
Вновь позвякивание.
Страх тёк в моих венах, растекался по телу, проникая в каждую клеточку. Что поделать, я, видать, мутант в недостаточной степени. Боли нельзя не бояться. Это безусловный инстинкт выживания. Её нельзя не чувствовать – но можно преодолеть, желая себе ещё большей боли.
Говорят, что можно преодолеть.
Интересно, проверяли ли они на себе эту методику.
 

– Одну шестьдесят четвертую, Ханс, держатель. Клаус, дезинфекция.

Пшиканье. Холодное облако окутывает пальцы. Вновь по-звякиванье. Мягкое пожатие.

– Обойма. Микрометр. Спасибо, Ханс. Начинаем. Ушные фильтры на счёт три. Один… два… три!

Пришла боль, и мир распался на части. В такие моменты очень пригодилось бы умение терять сознание по собственному желанию.

 
Крик ударился о потолок, рухнул обратно.
 

– Три миллиметра, Георг.

– Прекрасно. Ещё одну на шестьдесят четыре, Клаус. Лёгкие выбрасывают только что с неимоверным усилием втянутый воздух.

– Четыре миллиметра.

– Одна тридцать вторая, Клаус.

– Перебой. Ещё перебой. Сердце…

– Стимулятор, три кубика.

– Вторая на двух миллиметрах.

– Задержись.

 
Тьма. И я кидаюсь в неё, понимая, что там – спасение.
 

* * *

– Фатеев!

Та же комната. Я в той же позе. Тот же оберфюрер. Трое в масках, держат руки на отлёте, перчатки и комбинезоны испачканы красным. То есть моей кровью, тупо проговариваю я себе.

Странно, но ничего не болит. Правда, рук я вообще не чувствовал. Попробовал пошевелить пальцами – ничего. Мне словно ампутировали кисти.

– Болевая блокада, – заметив мои попытки, пояснил секурист. – Сейчас тебя поставят на ноги.

 
Я молчал. Им что-то от меня надо. Надо. От меня. От меня. Надо…
Ничего не значащие слова мечутся по сознанию, словно бильярдные шары.
Секурист наклонился, заглянул мне в глаза. Сделал какой-то быстрый жест.
Один из палачей быстро сунулся вперёд с ампулой-самовпрыской.
Окончательно я пришёл в себя, когда меня запихали в машину. Охрана в чёрных комбинезонах, украшенных двойными «молниями» на петлицах.
Бронетранспортёр долго петлял по улицам, потом вырвался из города. Не знаю, сколько продолжалась поездка – может, несколько часов. Я пребывал в полусне; и ещё очень сильно мёрзли руки. Секурист сидел рядом, заботливо поддерживая меня, словно брата.
А потом железный гроб замер, броневая плита откинулась; темнота, режущие лучи фонарей. Меня подхватили под руки, куда-то повели.
 

– Фатеев, – негромко произнёс голос. – Вы слышите меня, Фатеев?

– Слышу, – механически ответил я. Почему я не чувствую кисти рук?..

– Вы можете говорить? Вы меня видите?

– Нет, – сообщил я. – Что-то с руками…

– Это для вашей же пользы. Боль была бы непереносима.

– Хватит! – резко перебил другой голос, низкий и сильный. Знакомый голос… я слышал его… где?

– Руслан Фатеев, я не играю в прятки. Меня зовут Адальберт. Эрцгерцог Адальберт.

Я слепо вглядывался в темноту. Меня посадили на стул, посреди яркого круга света. За его пределами – мрак.

– Пробы твоей крови дали невероятный результат, – Адальберт (или человек с похожим голосом) говорил резко, уверенно, наверное, ещё рубил при этом ладонью воздух. – Руслан Фатеев, ты не человек.

Докопались. Но как? Неужто я сам открыл им дорогу, когда пытался «дать силы» биоморфу в себе? Таившийся доселе только в извивах хромосомной ДНК (или где-то ещё на субклеточном уровне) зверь вырвался из клетки. Его засекли.

– Руслан Фатеев, от твоего желания сотрудничать может зависеть судьба Империи.

– Мне наплевать на Империю, – ответил я. – Жрите друг друга.

 
Назвавшийся Адальбертом рассмеялся.
 

– Это неправда, Фатеев. Иначе ты был бы с Дарианой Дарк, а не с нами.

– Я не с вами, кем бы вы ни были.

– Нет, ты с нами, – с нажимом произнёс голос. – Когда помогал истребить Тучу на Каппе-4.

– Что вы от меня хотите? – Я очень устал. Блокаторы не пропускали боль от истерзанных пальцев в сознание, взамен я расплачивался чудовищной слабостью. Неадекватный размен… в редких случаях. И сейчас как раз такой. Предпочёл бы чувствовать всё, но не ощущать себя двухсотлетним старцем.

– Правды. О том, кто ты и как можешь управлять Тучей.

– Я не могу управлять Тучей.

– Не важно. Ты можешь притягивать её к себе. Это видела вся бригада. Ты – и шарфюрер Паттерс. У неё мы нашли те же компоненты в крови. Вы с ней – два сапога пара, как говорите вы, русские.

– Поздравляю, – вяло сказал я. Язык и губы отчего-то отказывались шевелиться.

– Кое-кто из моего окружения считал, что всё необходимое ты скажешь под пытками. Ты не сказал.

– Что ж, вам не повезло. А может, у вас плохие специалисты?

 
Нелегко пытаться иронизировать в таком положении.
 

– У меня прекрасные специалисты, – сдерживаясь, ответил мой собеседник. – Но ты просто стал умирать. И никакие препараты не могли это остановить. Они прекратили пытку. Симптомы ушли. Я правильно говорю, доктор?

– Ваша светлость совершенно правы, – прошелестел ещё один голос, весь истекавший подобострастием. – Острая сердечная недостаточность, которая…

– Достаточно, – остановил его назвавшийся Адальбертом. – Поэтому я и решил поговорить с тобой лично, Фатеев. У меня миллион дел, но ты сейчас из них – самое важное.

– Благодарю, – с прежним выражением сказал я. Что им теперь может от меня понадобиться?

– Мне подали неплохой совет, – продолжал эрцгерцог, а может, и не он. – Выложить карты на стол, как говорили в старину.

– Я не вижу вашего лица, – бесцветно заметил я. Последовала пауза. Очевидно, они думали, что я не услышу. Но ошиблись:

– Ваша Светлость! Открывать лицо…

– Доннерветтер, если мне потребуется открыть лицо перед самим чёртом, чтобы только это распутать, – я не остановлюсь!..

– Но, Ваша Светлость, господин эрцгерцог!..

 
Они препирались довольно долго.
 

– Смотри, Фатеев, – прозвучало наконец.

 
Человек шагнул вперёд, где-то за моей спиной вспыхнул свет.
 

– Вы действительно похожи на Его Светлость эрцгерцога, – я старался, чтобы это прозвучало как можно более невозмутимо.

– Я он и есть, – угрюмо сказал Его Светлость регент. – Не притворяйся, Фатеев.

В общем, притворяться действительно не стоило. Его Светлость эргцерцог действительно решил пожертвовать своим инкогнито.

– Так что же за дело у вас, Ваша Светлость?

– Откуда в тебе примесь биоморфа? – загрохотал Адальберт.

Надо признать, что веке в одиннадцатом из него вышел бы отличный правитель. Во всяком случае, на поле боя, когда сшибалась рыцарская конница, его услыхал бы даже самый последний пехотинец.

Наверное, можно было бы сделать круглые глаза и всё отрицать. Мол, какой такой биоморф? Но мне сейчас придётся с ними торговаться, жестоко, ожесточённо, и пусть знают, что я вполне представляю цену своего слова. А что торговаться придётся, я не сомневался. И потому я ответил правдой:

– Результат евгенического эксперимента.

– Кем проведённого?

 
Я усмехнулся.
 

– Добровольцами, которые стали моими родителями.

Приятно было увидеть на лице высокородного принца-регента самый настоящий ужас.

– Но… это… – выплюнул он, придя в себя, – настоящее извращение, презрение, попрание всех законов божеских и человеческих… Империя строго запрещала клонирование людей!..

 
Я молчал, наблюдая за его лицом.
 

– Каким же образом… – начал эрцгерцог и осёкся. – Сейчас уже не важно, каким. Кое-кто оказался расторопнее всех военных биоцентров. Ты можешь управлять биоморфами, Фатеев?

– Нет, эрцгерцог, не могу. Только притягивать их к себе. Притягивать своей ненавистью.

– Уже немало, – отрывисто бросил Адальберт. – Нам нужна твоя помощь, Фатеев. Нужна Империи, если ты действительно «простой имперский офицер», как утверждал совсем недавно.

– Если вам нужна моя помощь, эрцгерцог, её стоит купить.

 
Он ухмыльнулся.
 

– Купить? И только-то? Но разве ты забыл, где находишься? Достаточно моим…

– Ваши специалисты, эрцгерцог, только и смогли, что загнать меня в клиническую смерть. Я даже не испытаю боли от пыток. Просто умру, и всё. В положении биоморфа, как оказалось, имеются и свои преимущества. Мне не сделаться огнедыщащим драконом, но вот умереть я сумею, когда это нужно мне, а не вам. Поэтому не советую со мной торговаться, Ваша Светлость регент. Да, и не советую также говорить, что мне следует спасать также и самого себя, если сюда ворвётся Туча.

Если она ворвётся сюда, я и пальцем не пошевельну. Моя миссия останется незаконченной, но, по крайней мере, я нанесу противнику неприемлемые потери. Простыми словами, – в это мгновение меня захлестнула ярость, – что вы все сдохнете вместе со мной, вся верхушка заговора, и пусть биоморфы подавятся вашей арийской кровью, если уж она настолько важна! А я умру спокойно.

 
Наступила мёртвая тишина.
 

– И что ж тебе надо? – Адальберт попытался изобразить саркастическую ухмылку, получилась она у него плохо, и я подумал, что дела новоявленного правителя Империи действительно плохи.

Я ответил заученным давным-давно текстом. Как гордо он звучал когда-то, как казался воплощением всех наших мечтаний!

– Свобода для моей планеты. Независимость. Никаких имперских гарнизонов, наши собственные вооружённые силы, невмешательство во внутренние дела. Свободная торговля. Передача боевых средств Имперского флота, достаточных для нанесения неприемлемого ущерба атакующим, если в будущем какой-либо Император… или регент… сочтёт, что его более не связывают никакие договоры.

Ну и, разумеется, свобода всем арестованным вместе со мной. Оберсту Валленштейну, майорам Дитриху Мёхбау и Рудольфу Бюлову, а также политическим заключённым Сваарга. Амнистия выжившим участникам Второго Варшавского восстания, равно как и…

– Это понятно, – нетерпеливо махнул рукой Адальберт. – С ними всё ясно, Фатеев, а вот с остальным…

…Вам кажутся банальными мои требования, не правда ли? Да, это мы и планировали. Свободу для того крошечного кусочка России, что нам удалось сохранить. Не всеобщее добро и благо, не «счастье для всех, даром»; отец учил меня, что ставить следует самые высокие цели, однако надо помнить, когда достигнут максимально возможный в данной ситуации результат. Мы собирались идти к этому долгие годы, возможно – десятилетия, будучи вполне готовы и к тому, что не увидим плоды своих трудов; и сейчас, поскольку Империя явно собиралась торговаться – отчего бы не попробовать?

Наивно, говорите вы? Третий Рейх, ехидно напомните вы мне, не шибко утруждал себя соблюдением каких бы то ни было договорённостей? Так стоит ли ожидать верности слову от его духовных последышей, как бы тщательно они ни затирали свастику в лавровом венке? Одна небольшая планетка никогда не сможет противостоять огромной Империи. И даже заполучи мы несколько новейших мониторов и заполни всё небо орбитальным платформами, Империя всё равно прогрызётся сквозь наши оборонительные рубежи, даже меняя одного за сто.

Так на что ж тогда рассчитывать? Новый Крым – не Швейцария, не удобный плацдарм в игре многих могущественных сил.

Но как Швейцария была нужна Третьему Рейху, так и Новый Крым может стать нужен Империи.

Уже противно? Но мы – не Давид, а Империя, увы, не Голиаф. Мы не можем позволить себе красиво умереть на последних рубежах. Потому что мы – последние. От полутораста миллионов говорящих на русском за последние два века осталась горстка. Где остальные? Рассеялись, ассимилировались, утратили память. Потеряли язык. Переняли «общеимперское», многие даже модифицировали фамилии.

Так что вы, любители произносить красивые и пустые лозунги о том, что лучше умереть стоя, ну и так далее, заткнитесь. Это вопрос последнего императива. Достоин ли жить мой народ, мой язык, память о поколениях предков, о победах и поражениях, о взлётах духа, обо всём, что делает нас народом? Или нет, или последние из могикан должны выйти на открытый бой и лечь, безо всяких шансов на победу?..

 
Упав, можно подняться.
Как сказал давным-давно поэт Толстой:
 
 
А коль приключится над ними беда,
Потомки беду превозмогут!
Бывает, – добавил свет-солнышко князь,
Неволя заставит пройти через грязь,
Купаться в ней свиньи лишь могут!
Кто-то считает, что, упав, можно только умирать.
 
 
Кто-то говорит, что «лучше б они красиво пали!». Кто-то любит вспомнить некогда гордых американских индейцев.
Да, подняться смогут не все. Но после «красивой смерти» вообще некому будет подниматься. Моё дело – сохранить шанс встать.
Судите меня теперь, любители «последнего боя».
 

– …Ты даже не спрашиваешь, зачем ты нам, Фатеев?

– Не спрашиваю, эрцгергог. Жду, что вы сами скажете.

Он шагнул ближе, в традиционной для императорской фамилии чёрной форме бронетанковых войск.

– В последние часы произошло слишком много событий, – вполголоса произнёс он. Видно было, что слова давались ему нелегко.

– Не все армейские офицеры… согласились с моим регентством.

 
Ещё бы, подумал я.
 

– Некоторым из них… удалось склонить вверенные их командованию боевые части к неповиновению.

То есть у Валленштейна нашлось куда больше сторонников и единомышленников, чем я полагал, а охранка сработала непрофессионально. Всех потенциальных мятежников выявить не удалось.

– В настоящее время идут упорные бои… в районе императорской резиденции и… и в других местах, жизненно важных для нормального функционирования Империи.

 
За спиной эргцерцога послышались встревоженные голоса.
 

– Молчите! – рявкнул тот, не оборачиваясь. – Вдобавок эти проклятые инсургенты, из своей Федерации… забросили нам сюда биоморфов!

Ага, «забросили», подумал я. И каким-то образом все эти биоморфы оказались в районе окружённой мятежными дивизиями императорской резиденции! Скорее уж это сам Адальберт вынужденно прибег к последнему резерву.

Назад к карточке книги "Империя превыше всего. Дилогия (СИ)"