Текст книги "Королева Жанна. Книги 4-5"

Автор книги: Нид Олов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Глава XLI
БУСТРОФЕДОН [7]7
  Бустрофедон– «поворачиваю быка» (греч.) – один из древних способов письма: первая строка писалась слева направо, вторая – справа налево, третья – опять слева направо, и т. д., как при пахоте, откуда и происходит название. Средневековые схоласты приписывали бустрофедону магические свойства.


[Закрыть]

Motto:

 
Прочесть желая знаки,
Которые храним,
Вы щуритесь во мраке,
А мрак неодолим.
 

Легенда об Уленшпигеле

«Государственный секретарь – наместнику Ее Величества в Генуе маркизу де Плеазант.

…надлежит вашей светлости, преломивши гордость, войти в переговоры с мятежниками. Действуйте заодно с Синьорией, ибо наши интересы совпадают. Вы должны склонить мятежников выйти из Генуи и даже из пределов Ломбардии, а в обмен на это верните им заточенных в цитадели узников. В случае согласия сторон Вы подпишете с мятежниками формальный договор об условиях их выхода, гарантом какового договора пусть выступит Синьория. Ваша светлость уполномочены Ее Величеством выдать мятежникам королевский охранный лист для вольного прохода через наши подвассальные территории, даже вплоть до Дилиона, на то число лиц, которое они Вам укажут. Прошу вашу светлость помнить, что первое Ваше дело есть вытащить занозу из тела Генуи, а уж остальное доделают наши мечи…»

«Предписание (переданное тайнописью).

Ваша роль в Генуе сыграна. По прибытии курьера из Толета наместник пожелает войти в переговоры с Вами и с Вашими. Он предложит вам отдать всех узников в обмен на то, чтобы Вы и Ваши покинули Геную. Соглашайтесь на все, но не вдруг, дабы не вызвать подозрений поспешностью. Условия договора скрепите письменно и один экземпляр с подлинной подписью наместника непременно сохраните у себя. Наместник выдаст Вам охранный лист, но не включайте в него лиц, о коих говорено было отдельно и коих Вы скрытно оставите в Генуе. Равным образом оставите Вы в Богемии, Венгрии и Польше известных лиц, прочие же пускай разойдутся и пробираются в Виргинию тайно и порознь, лучше всего через Францию. Вам лично следует поспешать в Толет, где ждать распоряжений, кои воспоследовать не замедлят, но помните: Ваш путь в Виргинию – через Фригию, притом с северо-востока…»

«Великому Принцепсу Виргинии и острова Ре и сиятельному сеньору Кейлембара – секретно.

Мы согласны с Вашим планом остаться в мрежольском лагере. Зачем Вам идти на Толет, когда он сам придет к Вам, яко овца к воротам бойни. Центральную против Вас позицию займут гвардейские батальоны генерал-капитана Уэрты и прегнусного Лианкара. Все остальное податель сего уполномочен передать на словах».

– Ваше Величество, мнение большинства членов Совета совпадает с Вашим желанием идти на Кайфолию и удушить проклятый мятеж в том месте, где он возник. Шайки мятежников, именующие себя армией, совершенно не годятся для похода, и можно ожидать, что они никогда не двинутся из своего мрежольского логова, если же ждать чересчур долго, то они могут укрепиться, и тогда справиться с ними будет куда труднее. Теперь же армия наша готова и сильна, и мы можем и обязаны навязать мятежникам бой на их территории. Этот первый бой будет несомненно их последним боем. Генерал-капитан Уэрта, сиятельный граф Вимори, умоляет Ваше Величество позволить его гвардии занять центральную позицию…

«Аврэму Чемию, рабу рабов Божьих [8]8
  Аврэму Чемию, рабу рабов Божьих… – Раб рабов Божьих ( лат.servus servorum Dei) – папская титулатура, введенная в 1077 г. Григорием VII.


[Закрыть]– из Толета, сугубо секретно. (Писано симпатическими чернилами на внутренней стороне подкладки камзола.)

…всеми силами души моей убеждаю Ваше преосвященство повременить. Всецело согласен с Вами, что гнев Господень не ведает ни дня, ни часа, но это для толпы, Ваше преосвященство, мы-то с Вами знаем, кто назначает неисповедимый день и час Господня гнева. Итак, я заявляю Вам, что в настоящее время гнев сей будет излишним и не принесет никакой пользы, кроме вреда. Ибо прежде всего надо подождать исхода битвы верных с пособниками злокачественной маркизы Л'Ориналь. Каким именно этот исход будет – знать нам не дано, хотя мы и возлагаем горячие свои упования на молитвы Вашего преосвященства. Буде же Господь не дарует нам желаемого – тогда тем паче не следует спешить, но подождать благой вести, а в каком виде она придет – о том мы имеем с Вашим преосвященством полную договоренность. Умоляю Вас обо всем этом ради Вашей безопасности, ибо самое имя Ваше для нас – драгоценное и вдохновляющее знамя, и потому Вам следует рисковать собой лишь тогда, когда дело стоит риска. Впрочем, священное Ваше рвение всегда восхищало меня безгранично. Но весь наш мотет расписан, я жду, что он будет прекрасен, как музыка сфер, партия Вашего преосвященства в нем – третья, и если она прозвучит перед первой или перед второй, или одновременно с ними – вся музыка будет сплошным диссонансом, отнюдь не ласкающим слуха…»

Государственный секретарь докладывает Ее Величеству:

– Шпионы сиятельного герцога Марвы доносят, что епископ Понтомский Аврэм Чемий, бывший второй кардинал Мури, проявляет себя как прямой изменник. Его многочисленные проповеди разжигают ненависть против Маренского дома и тем самым лично против Вашего Величества. Он открыто призывает проклятие и гибель на наши знамена и благословляет черное дело Лиги Голубого сердца. Мы полагаем необходимым лишить названного священника епископских прерогатив и заточить его в тюрьму. Правда, сделать это можно будет не раньше, чем мы разгромим мятеж военной силой. Ибо низложение Чемия должно иметь законную форму во избежание волнений среди духовенства на местах и черного народа, который по своему невежеству охотно слушает Чемия и апостолов его. Симон Флариус, третий кардинал Мури, смиренно просит Ваше Величество о том же. Низложить Чемия должен высший церковный суд, то есть церквей Виргинии, Фригии и Македонии. Я уже указал кардиналу Мури заготовить формулу обвинения, и коли так угодно будет Вашему Величеству, к исходу мая месяца, когда мы, я уверен, покончим с мятежом, специальная комиссия консистории сочинит полный текст обвинительного акта и приговора. Тем временем представители Фригии и Македонии прибудут в Толет, и тогда мы с полным на то правом сможем арестовать Аврэма Чемия…

«От виконта д'Эксме – в Толет, сугубо секретно. Герцог и принц полагают о фригийском посланнике графе Марче, что поведение его настолько неосторожно, что грозит гибельными последствиями. Мы всецело принимаем искренние чувства любви со стороны графа Марче и сюзерена его, безмерно благодарны ему за поддержку и помощь, но боимся, что столь горячая с его стороны дружба может быть опасна, как свеча у пороховой бочки. Последний визит графа Марче в Дилион был совершен вполне открыто, что крайне беспокоит всех нас, хотя в лицо ему никто, разумеется, не высказал ни малейшего недоумения или неудовольствия…»

Первый министр двора докладывает Ее Величеству:

– С прискорбием вынужден признать, что посланник фригийского короля, граф Марче, вошел в стачку с мятежниками. Мне стало совершенно известно, что он встречался с вождями Лиги Голубого сердца до семи даже раз, начиная с прошлого лета. Не могу сказать действовал ли он сам или по поручению своего короля. Хотелось бы думать, что справедливо первое, а не второе. И все же подвергать его аресту и допросу, по мне опасно в столь тревожное время. Как знать, не ищет ли Фригия повода, чтобы навязать нам войну? Посему, если Вашему Величеству угодно выслушать мое скромное мнение, то нам следовало бы, отнюдь не притесняя свободы и привилегий посланника, обратиться к королю Фригии с нотой, в коей на основании известных нам фактов потребовать смены посланника. Впрочем, сие следовало бы еще обсудить с господином государственным секретарем и с сеньорами Менгрским и Горманским…

– Я несказанно рад видеть вас снова в этом цветнике, отец Игнатий…

– Почтительно лобызаю ваш перстень, pater reverendissime [9]9
  Почтеннейший отец (лат.).


[Закрыть]…

– Благословение Господне да пребудет с вами ныне, и присно, и во веки веков. Говорите…

– Все совершается ко благу, досточтимый отец Андроник, хотя видимый результат может показаться непосвященному поражением… Уже решено, что лигеры договорятся с наместником и Синьорией и покинут Геную. Нам сильно повредили трусость и ничтожество этого полуграфа Респиги. Он оказался скудельной подпорой. Правда, он запретил католическое богослужение, как ему было внушено, но у него недостало духу воплотить в жизнь этот запрет. Ему надлежало также заточить в цитадель епископа Генуэзского, но он не сделал и этого. Его занимали, по чести говоря, одни плотские удовольствия, за что он и поплатился. Поэтому труды наших братьев в среде горожан Генуи были мало успешны. Вы знаете, отец, что, не имея возможности проповедовать открыто, трудно добиться успеха за короткое время. Да и новый наместник королевы Иоанны оказался, на беду, умнее, чем хотелось бы. Запертый в цитадели, он не стрелял из пушек по городу, лишив нас прекрасного козыря…

– Итак, возложим упования свои на Господа и подождем исхода битвы в Виргинии… Что вам известно об этом?

– Битва состоится со дня на день, и в исходе ее у нас мало сомнений. Армия герцога Фрама плоха. Она отлично показала себя только против мирного населения, но на большее ее вряд ли хватит. Поэтому нам и здесь приходится смотреть вперед. К счастью, мы нашли себе подпору в лице великого ересиарха Чемия и наших друзей из конгрегации Мури.

– Я ждал этого и рад, что не ошибся. Аврэм Чемий несомненно велик, подобно Жану Кальвину и Филиппу Меланхтону. Все мы – бойцы воинствующей церкви, повергающие в прах безбожного Сатану… Итак, что же сделал Аврэм Чемий?

– На острове Ре им тайно возрожден инквизиционный трибунал, открывший заочный процесс против Иоанны ди Марена. За ним пойдут все истинно верующие, и вместо дворянской войны Виргиния будет иметь войну церковную… Преступления Иоанны ди Марена перед Богом неизмеримо тяжелее ее преступлений перед людьми, и это отвратит от нее всех.

– Вот превосходный пример единения истинных христиан. Подобно тому как Жан Кальвин избавил мир от гнусного прислужника Сатаны Михаила Сервета, а неизвестный английский протестант помог нам уличить не менее гнусного Джордано Бруно Ноланца [10]10
  …неизвестный английский протестант помог нам уличить… Джордано Бруно Ноланца… – это анахронизм, но факт исторический. Бруно был арестован в 1592 г. по обвинению в безбожии. Он защищался столь остроумно и убедительно, что инквизиторы были поставлены в тупик. Дело сдвинулось с мертвой точки лишь тогда, когда в адрес трибунала была прислана книга одного из отцов церкви с собственноручными пометками Бруно, полностью уличавшими его. Прислал эту книгу не англичанин, а итальянец-протестант, проживавший в Англии.


[Закрыть]– католиканин Аврэм Чемий покарает коронованную врагиню рода человеческого, потакающую безбожникам и ведьмам и отменившую Индекс. Мне искренне жаль эту заблудшую юную душу… Что ж… Мы не будем желать успеха кардиналу Чемию – как бы ни был он велик, он останется при своей ереси… Пусть цветы растут, не так ли, отец?

– Аминь, отец Андроник.

– Посмотрите, мои ирисы начинают распускаться… А что вам известно о прекрасной синьоре Паэне Ластио, отец?

– Ваши ирисы, отец, обещают быть великолепными… Синьоре Ластио удалось достичь первоначальной цели. Месье проглотил наживку…

– Он воистину стоит исповедника трех обетов… Я до сих пор не могу понять его истинных целей, и это сильно поднимает его в моих глазах…

– Вы правы, отец. Его цели скрыты глубоко настолько глубоко, что порою мне кажется… что их у него вообще нет…

– Вы несомненно недооцениваете его, отец Игнатий. Я не знаю его целей, но их можно предполагать, а предполагаемая цель так очевидна…

– Вот… это?..

– Именно, это.

– Это мало похоже на все, что он делает… Возможно, он сам не сознает, к чему он стремится…

– Ему можно бы и помочь понять. Подумайте, отец Игнатий…

– О да, отец Андроник… Понимаю… Этот росток в цветнике Девы может дать такую роскошную крону…

– Именно, именно, отец Игнатий… Взгляните, вот мои желтые тюльпаны…

– Они очаровательны… Простите, отец Андроник, еще одно известие из Фригии, оно также важное…

– В чем оно состоит?

– Графа Марче в Толете сменит граф Финнеатль.

– Перечислите его качества, отец.

– Повинуюсь, отец Андроник. От роду ему тридцать два года, он третий сын владетеля Финнеатля. Его прочили по духовной части, дали ему хорошее образование, но он пренебрег волей отца, втерся в фавориты герцогу Сал-ану и очень скоро стал принимать и исполнять дипломатические поручения разного рода. Говорит на пяти языках, в том числе и по-виргински…

– Он религиозен?

– Вольнодумец.

– Вольнодумец… Это как нельзя более кстати, отец: это значит, что у него нет никаких внутренних препон… А как прекрасны эти багряные тюльпаны, не правда ли?..

Грипсолейль был пьян, как францисканец. Остальные тоже не вполне твердо держались на ногах. Даже факелы в руках слуг дрожали и описывали резкие кривые, грозя подпалить завитые кудри господ мушкетеров.

А может быть, Грипсолейль, как всегда, прикидывался пьяным.

– Впер-ред! – рычал он, налегая на «р» и мотая головой, точно бык. – Сокр-рушим вр-рагов… Фр-рама и Кейр… Кейл… Кейр-рембара!.. Ур-раа…! Бустр-рофедон! Мушкетеры, шпаги вон! Бустр-рофедон!

Он и в самом деле выхватил шпагу и принялся размахивать ею как попало. Но никто не боялся ни огня, ни стали. Всем было весело, очень весело.

– А лихо мы их, а? Господа…

– Я же всегда говорил – эти красные ни черта не стоят…

– Гас-спада! – завопил Грипсолейль, – Ткх-ха! Ну-ка, скажите, скажите… что такое… б-бустрофедон?.. А?. Вот вы, ди Мар-ро!..

– Отстаньте, Грипсолейль. – Пьяный ди Маро обычно бывал благодушен. – И где вы только набираетесь таких словечек… Мало было нам нашего премудрого Улисса Бразе, так и вы туда же?

– Э-э, н-нет! – Грипсолейль кинулся в темноту, сделал великолепный выпад и вернулся. – Н-нет! А что нет? – оборвал он сам себя. – Это я слышал из уст нашего лейтенанта Бразе… пар-рдон!!.. мар-ркиза де Пре… де Пле… Преазант!.. Его светлость беседовали с каким-то рясником, и я урвал кусочек… Бустр-рофедон! Бустрофедончик!

– Я говорю, лихо мы погнали этих собак в красных колетах, – снова вступил ди Биран почти трезвым голосом.

– Кр-расиво! – вдруг рявкнул Грипсолейль. – Мы их – р-раз, р-раз! И вся эта р-рвань р-раз как крысы!.. Р-раз, р-раз! – Он продолжал наносить удары невидимому врагу.

– Никудышные бойцы эти красные, – веско заявил Гилас.

– Красный… погодите, господа… что там болтал о красном флаге этот пьянчуга? – Ди Маро даже остановился, припоминая. – Ну, вот, когда мы вошли…

– Но, но, но, мой лейтенант, – покачал пальцем ди Биран. – Беседа шла о красных юбках. Я это а-атлично помню…

– А вы, Гилас, что скажете?

– Вы правы, мой лейтенант, а ди Биран не прав. – Гилас изрекал фразы, точно апостол. – Когда мы вошли, тот болван на столе кричал: «Помните о красном флаге!» Они завопили, когда увидели нас, но он все кричал свое, и тогда они пронзили его шпагами, снизу вверх, вот так. Пятеро, если не больше.

Они остановились посреди улицы, освещаемые факелами. Впереди из темноты доносился лязг: это Грипсолейль воевал со столбами и решетками.

– Черт знает что, – глубокомысленно произнес ди Маро.

– Они его истыкали, как медведя, – продолжал Гилас. – Поступили, как разбойники. Все на одного. Зато мы их перешерстили, попомнят мушкетеров. Нас ведь четверо было, а их до десятка…

– А тот, что… умер? – допытывался ди Маро.

– Ну да, – сказал ди Биран. – Жано его вытаскивал… Жано! Надеюсь, ты снял с него кошелек?

– Не извольте беспокоиться, сударь. Вот. – И слуга протянул ди Бирану кошелек со срезанной тесьмой.

Из темноты возник Грипсолейль:

– Пач-чему остановка? Кто приказал? Рр-рианкар? нет… Л-л… нет!.. Р-рианкал?! Иуда, пр-редатель!

– Грипсолейсль, – встряхнул его за плечи ди Маро, – вы помните о красном флаге?

– Ага, – немедленно ответил Грипсолейль. – Этот кр-ретин разболтал тайну… Хар-рош гусь!

– Какую тайну, Грипсолейль, что вы несете?

– Я пьян… да! Но моя р-р… логика со мной не пила… понятно? Счас все объясню… А! Пойдемть в кбак, друзья, в кбачок…

– Он совсем пьян, – изрек Гилас. – Нечего его и слушать.

– Ну, не пойдем в кабак, если не хочется… Бустр-рофедон! – внезапно взревел Грипсолейль. – Впер-ред!

– Да постойте, – удержал его ди Маро. Как видно, хмель начал покидать его, и происшествие в кабаке беспокоило его все сильнее. – Значит, вы помните о красном флаге, Грипсолейль. Скажите, что вы о нем думаете. Ну, позовите вашу логику на помощь.

– Из-звольте… мой лейтенант… На! – заорал он слуге, сунув ему свою шпагу. – Извольте. Primo. – Он поднял палец. – В гвардии заговор. У них, знаете ли, вечно заговор. И вот они сидят в кабаке и обсуждают, обсуждают… планы. Кр-расный план… нет, что я вру?! Кр-расный фр-р… фл-лаг – это сигнал. Какой сигнал? Сигнал к действию. Какому действию? Ди Мар-ро, я не Господь Бог. Не знаю. Но соль не в этом. Мы входим и ловим их… на месте… р-раз! Secundo. Вот где только secundo, вот! Они пытаются спрятать свою тайну. Р-раз – этого дурака с длинным языком. Поздно. Поздно, говорю я! Мне уже все ясно. Ter-rtio. Я беру шпагу… Эй, шпагу! – рявкнул он, протягивая руку. – Ага. Я беру шпагу, он берет шпагу, мы берем шпаги – и р-раз! А сколько же мы убили?

– Никого, – ответил ди Маро, слушавший болтовню Грипсолейля с серьезным и мрачным видом. – И, кажется, зря…

Ди Биран скептически ухмылялся.

– Охота вам его слушать, Маро… Ведь он пьян, как губка…

– И буду! – заорал Грипсолейль на всю улицу. – Когда прредатель Р-рианкал… нет! Р-иранкар… нет!.. а, чер-рт с ним! Красные колеты, красные флажки, кррасные собаки… Долой! A bas le rouge! [11]11
  Долой красное! (фр.).


[Закрыть]Да здравствует белый цвет! Красному – каюк, черному – каюк, голубому – каюк…

– Черт возьми нас всех, – бормотал ди Маро, окончательно протрезвевший, – а если это правда? Накануне похода…

– Лейтенант, – пытался отвлечь его ди Биран, – ах, бросьте. Пойдемте спать. Все это чушь. Грипсолейль пьян и бредит…

– Не наше дело, – вдруг безапелляционно заявил Гилас.

Грипсолейль, выхватив у кого-то из слуг факел, бегал зигзагами по улице, от стены до стены.

– Бустр-рофедон! – вопил он во всю глотку. – Впер-ред! Сокррушим вррага!..

Глава XLII
ЦВЕТОЧНАЯ ГАЛЕРЕЯ

Motto:

 
Будь внимательна, не падай,
И в особенности навзничь,
Это может быть опасным
Для такой почтенной дамы.
 

Мигель Сервантес

Королева пожаловала Герману Викремасингу красные каблуки пэра. Тем самым маркиз Эмезы, прибавивший к своим титулам «ваше сиятельство», получил также право представлять Ее Величеству своих сыновей по достижении ими совершеннолетия. Его младшему сыну, Адольфу, в апреле как раз исполнилось семнадцать лет. Церемония была обставлена со всей возможной пышностью. Всему двору и иностранцам было подчеркнуто, как королева желает возвысить и ублажить своего маршала. Цепь сиятельных отныне маркизов Эмезы несла за юным Адольфом его сестра Лаура, фрейлина королевы. Адольф Викремасинг был не очень-то видный, рыжеватый молодой человек, но глаза его блистали прекрасным фанатическим блеском. Жанна с искренним удовольствием надела ему на шею золотую цепь и тут же, при всех, приняла его в число своих адъютантов. Это была высокая честь, и юноша не смог сдержать радостной краски на бледных щеках.

Армия выступила на запад. Военный совет с самого начала постановил навязать мятежникам бой на территории Кайфолии, а для этого надо было поторопиться, чтобы опередить их. Против ожиданий, лигеры не стремились поскорее выступить на Толет. Они явно хотели дождаться королевскую армию в своем укрепленном лагере под Мрежолем. Это тревожило только Викремасинга; Лианкар и Уэрта не видели в этом ничего плохого. «Пусть они сидят в своем лагере, – восклицал Уэрта, вращая глазами, – тем легче будет разбить их на месте и захватить Дилион, это распроклятое гнездо мятежа!» Все складывалось как будто бы хорошо, и большинство членов Совета не понимало тревоги маршала. Он сопел в усы и хмуро отмалчивался. Поводов для тревоги, на которые можно указать пальцем, у него не было. Все складывалось хорошо, слишком хорошо – вот это-то и было плохо.

Но этого Викремасинг не мог высказать вслух, поэтому он хоронил свои сомнения про себя и при королеве высказывался, как и все, за немедленный поход. Жанне и подавно такое решение было приятно. Вперед! Покончить с ними одним ударом. Она вся искрилась и лучилась от оживления. «Ты заметила, – сказала она Эльвире, – что весна – это наше время? Весной все наши дела идут в гору, а осенью, когда темно и скверно, подымаются шансы мятежников. Это потому, что они – слуги тьмы и смерти, а наша доля – свет и жизнь… Жизнь! Жизнь!» – закричала она и принялась кружить Эльвиру по комнате.

В самом деле, все обстояло прекрасно. В Геную был послан ответ. Макгирт поехал в сопровождении огромного отряда, точно какой-нибудь принц. Жанна была уверена в счастливом исходе генуэзского дела и больше не боялась за своего дорогого Алеандро. Для нее и для Эльвиры с Анхелой шились военные костюмы; Жанна занималась ими большую часть своего времени. Она ждала битвы, как праздника. Приближался и настоящий праздник – годовщина ее коронации, которую она решила ознаменовать пышным балом, чтобы сразу же после этого спешить к своей армии.

Анхела де Кастро, подняв гладкие колени к подбородку, сидела в постели; голова шевалье ди Сивласа лежала у нее в ногах. Яркое пламя камина освещало их.

– У тебя не слишком-то тепло, мой возлюбленный, – говорила Анхела, перебирая тонкой смуглой рукой его каштановые кудри. – Я мерзну в моем костюме Евы, а тебя это не заботит…

– Не будь жестока, mi guapa [12]12
  Моя девочка (исп.).


[Закрыть], я так люблю смотреть на тебя в этом костюме, – отвечал Сивлас лениво и нежно. – К тому же надо привыкать к тяготам войны, которая вскоре предстоит нам всем…

– Ну так согрей меня хотя бы вином…

Сивлас перегнулся, достал с пола серебряный кубок и протянул ей. Анхела отпила несколько глотков.

– Ее Величество, – сказала она, поглядывая на него из-за кубка, – на днях изволила спросить меня: «Не хотите ли, чтобы я выдала вас замуж, Анхела?»

– Это за кого же? – привстал Сивлас.

– Не прикидывайтесь, ослом, amigo [13]13
  Друг (исп.).


[Закрыть]. За вас, конечно… О! Это вас ужасает, не так ли?

– Право, я не думал об этом… Это так неожиданно…

– Ее Величество ни на чем не настаивала. Она только предложила, а решение предоставила мне…

– И что же ты ответила?

– Я сказала: «Может быть, подождать, пока кончится война…»

Сивлас вздохнул; трудно было понять, с облегчением или разочарованно.

– Как поживает общество пантагрюэлистов? – спросила Анхела после паузы. – Мы с тобою так давно не видались, и я ничего не знаю…

– Мы тоже давно не собирались, – отозвался Сивлас. – Впрочем, недавно был у меня наш председатель, граф ди Лафен. Он собирается вступить в армию…

– Зачем же в армию? В мушкетеры, мы устроим ему офицерский патент!

– Хм… Я имел в виду нечто подобное, но он отказался. Он желает служить в самом обычном полку. Не забывай, что все мы – блаженные дураки, вроде нашего Алеандро…

– Ну, не все. Позавчера Ее Величество приняла вашего друга маркиза Магальхао, в число своих адъютантов, и я что-то не заметила, чтобы это было ему неприятно… – Анхела передернула плечами. – Все-таки мне холодно.

– Бог с тобой, моя милая. – Сивлас поднялся, снял с кресла свой стеганый халат и накинул на Анхелу. Затем он снова улегся у нее в ногах. Ему не было холодно.

– Что же вы притихли, сеньор кабальеро? Можно подумать, что вы пребываете в объятиях Бога, а не в моих…

Он ответил медленным вопросом:

– Скажи: какого мнения Ее Величество о Лианкаре?

– Вот странный вопрос! Конечно, самого высокого. Ты знаешь ведь, что произошло на охоте?

– Знаю…

– Мне не нравится твой голос.

– Да… А, черт возьми… Она и слушать не захочет…

– Что такое? – насторожилась Анхела. – Ты что-то знаешь? Немедленно говори все.

– Мне сдается, guapa, что Лианкар – негодяй и предатель…

– Оставь эти шутки дураков! – воскликнула Анхела с акцентом. – Говори быстро все! Ну?

Она схватила Сивласа за волосы и с неожиданной силой приподняла его, приблизив его глаза к своим. Сивлас осторожно высвободился.

– Вот что, guapa, – зашептал он ей в лицо, – возможно, все это бред, клевета… Мне самому хотелось думать так, я готов Бога молить, чтобы это оказалось неправдой… – Он подергал себя за бородку. – В общем, я беседовал с Макгиртом, который приехал из Генуи. В день мятежа его взяли в плен, потом мятежники передали его Синьории. Так вот, он клянется, что среди руководителей мятежа находится некто Монир, гвардеец из красных колетов…

Анхела слушала, приоткрыв рот.

– Красные – это Марвский батальон?

– Да, Марвский… Правда, лицо этого человека было скрыто маской, но Макгирт божился, что признал его по фигуре и по голосу… Тогда я встретился с нашим другом Делагарди, и тот объяснил мне, что Монир у них в батальоне есть, но он еще в ноябре получил наследство, и ему дали отпуск, чтобы он поехал вступить в права, так что сейчас его нет в наличии, он в Марве…

– Ну и что же?

– Ах, я стал размышлять. Монира в Толете нет, а где он – в Марве или в Генуе, – отсюда не видно. Хорошо, если в Марве. А если он в Генуе, во главе мятежа?

– Прости меня, Сивлас, я все еще не понимаю…

– Лучше бы и не понимать, моя девочка… – тяжело вздохнул Сивлас. – Ведь если он в Генуе – значит, он послан Лианкаром, а если так…

– Хватит, я уже поняла! Это в самом деле клевета и бред! Если уж тебе угодно знать, мятеж в Генуе подняли иезуиты! Так пишет маркиз де Плеазант! Господин Макгирт просто ошибся, ведь лица этого человека он все-таки не видел! Конечно, бред!..

– Хорошо бы, если так… – пробормотал Сивлас. – Ты, во всяком случае, ничего не передавай Ее Величеству…

– Да уж конечно, ни ей, ни Эльвире ничего не скажу. Вы, мужчины, чего только не придумаете… – Она допила кубок. – Ну, будет об этом. Лучше взгляни в окно.

За частым переплетом бледнел рассвет. Анхела бросила кубок на ковер, движением плеч освободилась от халата.

– Amigo… Иди ко мне… Завтра и тебя и меня ожидает служба… забудем же о ней еще на некоторое время…

– Следуйте за мной, герцог, – сказала Жанна.

Они прошли сквозь раздавшуюся толпу в бальной зале Аскалера. Эльвира, повинуясь ее жесту, распорядилась продолжать танцы. Вокруг нее, как и всегда, толпились великолепные мужчины, на сей раз не одни свои: здесь были вассалы и союзники, завтрашние бойцы – венгерские, богемские, польские господа, из которых самыми великолепными были князь Мазовецкий и граф Сеченьи, сыновья лучших родов. Им уже объяснили, что эта красивая темноглазая девушка – хотя она не герцогиня и не принцесса – первая после королевы, и надо понравиться ей. И Эльвира знала, что они хотят понравиться ей… В белом бальном платье, в бриллиантах, с бантом ордена Св. Духа на плече – она величественно, как сама королева, выслушивала комплименты, величественно отвечала на вопросы, безукоризненно и без излишней горячности танцевала и не улыбалась почти никому.

Зачем Жанна увела Лианкара из залы?

Не то чтобы это встревожило Эльвиру, нет – но это кольнуло ее, что скрывать. Зачем, для чего? Эльвира пыталась говорить себе, что она, в конце концов, при королеве не дуэнья, не нянька – ну мало ли зачем, может быть, получена какая-нибудь срочная депеша… Вздор, никакой депеши не было. Уж она бы знала. Но зачем же тогда? Жанна, конечно, не позволит себе и ему чего-либо неестественного, в этом Эльвира тоже была уверена, и все же… зачем, вдруг, без всякого видимого повода… Ей казалось, что все уже обратили внимание на то, что королева ушла с Лианкаром, что все об этом только и шепчутся… Никто, разумеется, не шептался, и ничего, разумеется, не случилось и не случится… И все же какой-то червячок точил душу Эльвиры: было бы лучше, если бы королева не уходила с Лианкаром.

Жанна привела герцога Марвы в Цветочную галерею, полутемную, как и год назад, озаряемую отсветами иллюминации на фасаде Аскалера. Она села в кресло между кадками лимонных деревьев, он стоял перед ней, как и год назад.

– Ну, мой герцог, догадываетесь ли вы, зачем я вас сюда привела? – спросила королева.

Она изо всех сил пыталась рассмотреть его лицо, но видела плохо: он стоял спиной к окнам.

– Я помню все, Ваше Величество, – глухо сказал он, – но я не знаю, зачем мы здесь.

– Ах, вы помните… Ах, не знаете…

В зале зазвучал полонез. Королева вдруг стремительно встала, обхватила его за шею, долю секунды смотрела ему в глаза, затем впилась в его губы каким-то исступленным поцелуем. Лианкар пошатнулся. Руки его были опущены вдоль тела; он слегка, чисто механически, ответил на ее поцелуй, но не смел коснуться ее руками.

– За что, Ваше Величество?.. – прошептал он почти без голоса, когда она оторвалась от него.

Жанна улыбнулась, потрогала сведенные губы.

– Год назад вы были, кажется, смелее, месье, – сказал она по-французски.

– Не напоминайте мне об этом, умоляю! – снова шепотом ответил он. В его голосе прозвучало неподдельное отчаяние. Уловив эту нотку, Жанна удивилась до крайности.

– Что с вами? Еще немного – и вы заплачете, как женщина… – Он явственно проглотил комок. – Мне бы хотелось видеть ваше лицо… Впрочем, нет, этого не нужно… Я потому именно и привела вас сюда, где темно…

Он стоял без движения.

– Ну же, месье! Вам уже не хочется поцеловать вашу королеву?

– Ваше Величество, – преувеличенно ровно произнес он, – за что вам угодно мучить меня?

– Так вы не любите меня больше, мой герцог?

Тогда он выхватил кинжал, протянул ей и левой рукой хотел было разорвать камзол от ворота, но она предупредила его намерение. Секунду они не двигались. Затем Жанна взяла у него кинжал и громко, весело рассмеялась.

– Зачем же рвать одежду? Я охотно верю, что на сей раз войлочного щита у вас нет! – Она даже протянула руку и попробовала пальцами ткань. – В самом деле… Как недалеко до сердца… – Она подняла кинжал и приставила острие к его груди. Она прекрасно держала оружие: видно было, что она не напрасно теряла время в фехтовальном зале. Лианкар стоял все так же неподвижно. – Я могу вас убить… но убивать вас мне крайне жаль, и я не сделаю этого… Вы превосходно владеете лицом и голосом… Я не могу прочесть ваших мыслей… но Бог с ними… – Она опустила руку с кинжалом. – Скажите мне правду, герцог Марвы: в прошлом году вы пытались отравить меня?

– Да, Ваше Величество, – сказал он. – Я не хотел вашей смерти, но порошок в ваше вино был всыпан моей рукой.

Жанна задумчиво покивала: похоже, что все это было ей и без того известно.

– Вы странный человек, ваше сиятельство… Сама не понимаю, как я терплю вас… Ведь я, в сущности, ненавижу вас… Ведь вы мой смертельный враг… Ну, что же вы, оправдывайтесь…

Он молчал.

– Вы разумный человек, ваше сиятельство… Любой другой на вашем месте уже лежал бы у меня в ногах и захлебывался словами, чем, разумеется, только навредил бы себе… – Жанна сделала паузу, рассматривая кинжал, затем снова подняла на него глаза. – Странно, не правда ли, что в наших беседах слишком часто присутствуют кинжалы и шпаги?.. Заметьте, ваши, месье… Возьмите… – Она отдала ему кинжал, он молча всунул его в ножны. – Вы видите, что я откровенна с вами, герцог, – почти официально сказала она, – но я не требую от вас откровенности взамен. Я даже не спрашиваю вас, выиграем ли мы битву, а вы ведь знаете ее исход, не правда ли?

Она замолчала, и он молчал, рискуя быть невежливым.

– Впрочем, мы ведь с вами старые добрые друзья, ведь так, месье? – вдруг сказала королева с милой улыбкой. – Вы мой вернейший паладин, мой рыцарь, оберегатель души нашей… Если хотите, я сделаю это вашим официальным титулом…