Текст книги "Королева Жанна. Книги 4-5"

Автор книги: Нид Олов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)

Принцепс, кусая губы, смотрел на нее. Жанна собралась с духом:

– Эльвиру… Эльвира была на Люциферовом ложе?

– Нет, – хрипло сказал он. – Эта машина существует в больном воображении Чемия.

– Так это все-таки чемианцы подложили мне на стол красную гадину?.. Извините меня, герцог… Вы, конечно, не могли сделать такой подлости… а я думала, что лакеи подкуплены вами… Я хорошо помню – в тот день в кабинет входил только Лианкар и они…

При этом имени Фрам снова скривился:

– Когда это было? В мае? – Он с ненавистью сжал кулаки. – Ах, я не знал этого за ним! Ах, сволочь! Проклятье, что за скотина!

Жанна даже удивилась:

– Что с вами? Вы ругаетесь, как солдат…

– Прошу простить меня, Ваше Величество… – Он провел рукой по лицу. – Но мне придется нанести вам еще один удар. Я забыл, что вы не знаете этого. Герцог Марвы…

– Что, он тоже умер? – спросила Жанна довольно равнодушно.

– Нет. Он заседает в Лиге Голубого сердца яко первейший ее член, – раздельно сказал Фрам.

На этот раз она потеряла сознание. Он ждал этого, и потому сразу позвал монашек. Бегинки принесли острой соли, захлопотали, приводя ее в чувство. Фрам, сцепив руки за спиной, смотрел в темное небо за окном.

«Мог ли я не принимать его?.. Знал ли я обо всех его качествах?.. Теперь все это бесполезно. Да, и я негодяй, не менее, чем он. Или нет? Ах, к чему торговаться с собственной совестью…»

– А ведь я никогда не доверяла ему… – услышал он ее голос.

Он обернулся. Монашек уже не было. Жанна обессиленно лежала в кресле. Он подошел, сказал, стоя над ней:

– Он давно изменил Вашему Величеству. Я принял его помощь. Он сказал, что ненавидит вас. Не знаю, правда ли это, но я ненавижу его всеми силами души – это правда. И я бессилен перед ним. Я ничего не могу с ним сделать. Хоть я и не верю в Дьявола, но иногда мне кажется, что он не человек.

И тогда она подняла голову и посмотрела ему в глаза. У нее было совсем другое лицо – лицо человека который точно знает, что ему делать.

– Сядьте и послушайте меня теперь, – сказала она холодно, решительно.

Он повиновался.

– Итак, – сказала она, – меня отдадут Чемию?

Он кивнул.

– А что сказал Лианкар?

– Он голосовал «за».

– Очень хорошо. Нам с вами делить уже нечего. Но у нас есть общий враг. Вы не знаете, как с ним покончить, зато знаю я. Извольте сесть поближе, такие вещи следует говорить вполголоса.

Он заметил, что ее колотит нервическая дрожь. Он быстро окинул взглядом темные углы кельи, прислушался к глухому говору солдат в караулке, затем взял тяжелое кресло и перенес его через стол, поставил рядом с креслом Жанны.

– Говорите, Ваше Величество, – сказал он очень тихо.

– То, что я сейчас скажу, – почти зашептала она ему в лицо, – есть королевская тайна. Я передаю вам эту тайну не затем, что королем стали вы, но затем, что вы ненавидите того же, кого я ненавижу. Обещайте мне… Нет, не нужно… Вы и так… О! – вдруг застонала она, падая лицом в руки, – о, как я его ненавижу! Как я его ненавижу!.. Вы мой враг, но вы честный враг…

Она вскинулась, схватила его руками за грудь камзола.

– Убейте его! – шепотом закричала она. – Раздавите его! О Боже, и ты видел все это!.. – Она снова упала лицом в руки, и он услышал, как стучат ее зубы. – Дайте мне вина… я не могу…

Вино нашлось не сразу. Наконец монашки притащили две бутылки венгерского; он собственноручно налил стакан. Все это время Жанна плакала в голос, лежа головой на столе. Принцепс присел около нее.

– Вот. Выпейте, Ваше Величество, вам станет легче.

Она приняла дрожащими руками стакан и, хлюпая, стала втягивать в себя вино. Принцепс глядел на нее с пронзительной жалостью. Это чувство было ему ново и незнакомо, но он не подавлял его. Это было хорошее чувство, доброе чувство.

– Сейчас… я сейчас… – пробормотала она, отставив стакан и вытирая слезы. – Сейчас я все скажу…

Она несколько раз глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, и наконец заговорила, ровно, почти не запинаясь:

– В 1563 году, когда против отца моего, короля Карла, был составлен заговор – вы знаете, кто стоял во главе, – дело заговорщиков погибло в результате предательства. Их выдал один дворянин из свиты герцога Марвы, который знал гораздо больше, чем ему следовало. Он был француз, гугенот, его звали маркиз Жозеф де Лианкар. И за эту услугу король Карл пожаловал его герцогством Марвы, хотя официально известно, что он получил столь высокую награду якобы за спасение жизни короля в венгерском походе.

Она посмотрела на него. Нет, он-то сознания не потерял, но лицо его было страшно. Против воли она испытала удовлетворение, даже злорадство: она была не просто беззащитная жертва, она тоже могла очень больно ударить.

– И это не одни слова, – сухо продолжала она, – имеется документ. Тайну рождения герцога Марвы знали только двое: король и герцог Фьял, мой дядя. Именно он записал все это для меня в памятной тетради. Он был почему-то уверен, что престол займу именно я… уж не знаю почему, но вышло-то по его… Дело сейчас не в этом. В моем кабинете, в Аскалере, есть ларец из красного дерева. Где он стоит – не помню… кажется, в бюро… но он определенно находится в кабинете. Надеюсь, вы опечатали кабинет? – Она спросила это резко, как у провинившегося чиновника.

– Да, – кивнул он. – Там еще ничего не трогали.

– Тогда считайте, что Лианкар у вас в руках. – В ее голосе было прямо-таки торжество. – Найдите этот ларец и возьмите синюю тетрадь. Лианкар, очевидно, полагает, что тайна его рождения умерла вместе с королем и герцогом Фьял, он не знает, что она перешла ко мне. Она там, в синей тетради. Возьмите и убейте его. Призвание этого господина – предавать своих господ. Положите этому конец.

Он встал, преклонил перед ней колено и поцеловал ее руку.

– Клянусь вам, – сказал он, – Лианкар умрет нелегкой смертью. Он заплатит за все. За все свои измены… Спасибо вам, Ваше Величество. – Он еще раз почтительно, как верноподданный, поцеловал ее руку и встал с колен. – Но вы, Ваше Величество, – сурово произнес он, – вы должны умереть первой. Пусть он увидит это… Но его теперь ничто не спасет…

– Хорошо, – сказала Жанна. – Все-таки я буду отомщена… это хорошо… А теперь, – она перевела дыхание, – теперь зовите ваших палачей. Я все сказала.

Она встала и выпрямила плечи. Герцог Фрам бережно, мягко остановил ее:

– Повремените, Ваше Величество… Вы сказали все, но я еще не все сказал.

Он снова придвинул свое кресло, уселся, прищурившись на свечу. Жанна тоже присела и смотрела на него.

– Я шел к вам с этим с самого начала. Вы верно сказали: мне нужно было оправдаться, но не только это. Я шел облегчить ваш конец. Сейчас объясню. Речь пойдет о том, кто будет королем после Вашего Величества…

– Вот странно, вы же будете, – сказала она. Они уже разговаривали, как единомышленники.

– Нет, после меня… Об этом надо также говорить вполголоса. – Он нагнулся близко к ней и прошептал: – Тс-с, тише. Мне известно, что у Вашего Величества есть сын.

– Что?! – закричала Жанна, откидываясь от него.

– Тише… умоляю вас… тише…

Жанна вся тряслась. Фрам налил вина и поил ее из своих рук.

– Этого никто не знает, даже Лианкар.

Она отодвинула его руки:

– Мне сказали, что он родился мертвым…

– Он жив. Сейчас этому младенцу почти полгода. Я говорю вам правду, Ваше Величество, посмотрите мне в глаза.

Она подчинилась и робко посмотрела в его строгое лицо.

– Такими вещами не шутят, – сказал он. – Вы можете, Ваше Величество, послушать меня некоторое время, не перебивая?

Она покивала. Он сунул ей в руки стакан, и она выпила его весь.

– В июне прошлого года, после дилионской битвы, Ваше Величество изволили находиться в любовной связи с герцогом Лива, членом македонской королевской семьи, – заговорил он, не спуская с нее глаз. – Это, впрочем, тайна небольшая: об этом писали в своих донесениях все посланники… Гораздо важнее другое. В июле вы уехали в Тралеод, чтобы скрыть свою беременность, и вам это блестяще удалось. Вас никто не заподозрил… кроме тех, кто знал… а знали очень немногие. Чемий, например, знал, что вы в Тралеоде, но был уверен, что вам это понадобилось затем, чтобы без помехи заниматься магией. Старый идиот… Но вернемся к делу. Итак, пятого марта, точно в срок, совершились роды. Это было в Тралеоде, в частном доме, вы были под вымышленным именем, при родах присутствовали Эльвира де Коссе и Анхела де Кастро. Ребенок был мальчик, его крестили и назвали Карлом, в честь отца Вашего Величества. Я заявляю вам, что он жив, мой человек видел его живым и здоровым две недели назад.

По лицу Жанны стекали крупные капли пота. Она не вытирала их, она их просто не замечала.

– Отец ребенка, сиятельный герцог Лива, вполне достоин роли принца-консорта. Таким образом, сын ваш имеет неотъемлемые права на виргинскую корону, и, клянусь вам, Ваше Величество, он ее получит. Он будет королем, уж об этом я позабочусь. Я буду регентом до его совершеннолетия. Так я надеюсь завершить и прекратить вековечную вражду Марена и Браннонидов. Я не могу иметь детей, и этот ребенок, сын Вашего Величества, указан мне Богом как мой долг и мое благословение. Я исполню свой долг. Вас я вынужден убить, Ваше Величество, но я сделаю королем вашего сына.

Он замолчал. Жанна прошептала побелевшими губами:

– Значит, он жив, мой мальчик… Зачем вы сказали мне об этом?

– Ваше Величество, будьте королевой до конца, – строго сказал Принцепс. – Пусть вас укрепляет мысль не только о мести Лианкару – это пустое, мгновенное, – но о вашем сыне. Это высокое, вечное. Сейчас придут попы, они давно вас ждут, будьте же королевой наперекор им. Я прошу вас об этом. Вы все равно восторжествуете над ними – в вашем сыне, но пусть эта мысль даст вам восторжествовать над ними и сегодня.

Жанна откинулась на спинку кресла и закрыла лицо руками.

– Вы многое знаете… но вы знаете не все… Бедный мой мальчик…

– Я знаю все, – раздельно, по слогам выговорил он.

– Нет… – вдруг заплакала Жанна, склоняясь в три погибели. – Не все… Отец ребенка – совсем не герцог Лива… Я все вам скажу… Боже мой… Ребенок был недоношен… он родился раньше срока… Герцог Лива тут совершенно ни при чем…

– Я знаю и это, – сказал Фрам. – Я знаю, кто настоящий отец ребенка. Он похоронен со всеми почестями, как солдат и дворянин. То, что я изложил Вашему Величеству, – это официальная версия. Она удобна и правдоподобна. И пусть кто-нибудь попробует усомниться в ней! – Он пристукнул сжатым кулаком. – Но я помню и об отце… Что вы скажете, Ваше Величество, если ваш сын будет носить фамилию Плеазант?

Она окончательно расплакалась, просто разревелась, как девчонка. Принцепс говорил размеренно и вразумительно:

– Герцог Плеазант – официальный титул сеньоров Острада, это не вызовет никаких кривотолков. К тому же это так естественно: он родился в Тралеоде, столице Плеазанта. Пусть его герцог Лива не найдет в нем сходства с собой – зато на вас он будет похож несомненно… И вы не исчезнете с земли без следа…

– Замолчите, замолчите, – простонала Жанна, – мне труднее будет умереть! Я должна забыть о нем! Нет меня! И ничего моего нет! Нет!.. Зачем вы сказали мне об этом?..

– Я должен был сказать.

Жанна молча плакала. Это продолжалось очень долго. Пробило десять часов. Герцог Фрам вздрогнул, она почувствовала это. Усилием воли перестала плакать. Подняла голову, вытерла лицо.

– Я не права, – сказала она, перемогая слезы, – я должна благодарить вас. Конечно, вы не могли не сказать, я понимаю. И я благодарю вас, герцог Фрам. Я буду думать о вас хорошо, правда. – Она покивала, глядя ему в глаза. – Странно все как-то… Зачем вы все это сделали?

Он справился со своим лицом.

– Теперь мне впору кричать: замолчите! – мрачно усмехнулся он. – Я стараюсь не думать об этом: зачем. Иначе я сойду с ума, а я теперь не имею права. Что сделано, то сделано. Не вернешь. Не переделаешь. Поздно.

Ему пора было уже встать, но он все смотрел на нее, он прощался с ней. Она улыбнулась под его взглядом, смущенно и немного кокетливо:

– Я, наверное, наплакала себе красные глаза? Это я напрасно сделала…

– Нет, ничего, – поперхнувшись, сказал он. – Там мало света…

И резко встал, вскочил. Переставил свое кресло по другую сторону стола – там, где оно было.

– Прощайте, Ваше Величество.

Он поцеловал ее руки, склонившись перед ней низко, ниже, чем придворный, и не скоро выпрямился.

– Прощайте, герцог Фрам, – ответила она.

Он махнул рукой и быстро вышел. Нет, ничего нельзя было ни изменить, ни переделать.

Эпилог
АВГУРЫ

Motto:

 
Не всем я по душе, но я над всеми властно,
Борьбу добра и зла приемлю безучастно,
Я – радость и печаль, я – истина и ложь,
Какое дело мне, кто плох, а кто хорош.
Я – Время.
 

Уильям Шекспир

Отец Андроник, в смиренной черной рясе, старый, мудрый и добрый, возился в своем цветнике, подрезая какие-то веточки. Цветник был уже оголен – стоял ноябрь; но для рачительного садовода работа найдется круглый год. Он весь ушел в свое тихое занятие, но отец Игнатий, неслышно идущий к нему со спины, отлично знал, что патрон и видит, и слышит его.

Он остановился так, чтобы тень его не падала на отца Андроника. Тот поднял на отца Игнатия свои черные в седых ресницах глаза и улыбнулся ему.

– Мне нечем порадовать вас, отец Игнатий, – сказал он. – Цветы умерли, повинуясь воле Всевышнего. В природе царит зимняя смерть.

– Я вижу в этом некий символ, досточтимый отец Андроник. Цветник Девы также пуст и мертв. Юная Иоанна Виргинская скоро три месяца, как приняла смерть.

– Когда вы покинули Виргинию?

– Двадцать дней назад, отец Андроник. Заносчивость Виргинии повергнута в прах, и мороз побил ее цветы.

– Цветы расцветут снова, отец Игнатий. Герцог Фрам заботится об этом весьма ретиво. Он не столько топтал цветы, сколько сажал новые, выпалывая сорняки… Вы убеждены, что зима для Виргинии наступила надолго?

– Кто я такой, pater reverendissime [89]89
  Досточтимейший отец (лат.).


[Закрыть], чтобы пытаться провидеть будущее? Оно всецело в руке Бога. Правда, что герцог Фрам ведет себя как вдумчивый садовник. Смертью Иоанны он развязал много узлов. Маршал Викремасинг и граф Альтисора, узнав об этом, прекратили военные действия, чем, разумеется, сильно сыграли на пользу Лиге Голубого сердца…

– Кстати, о выпалывании сорняков… Как это у них вышло? Об этом вы должны рассказать мне подробнее, отец Игнатий… Помогите мне встать…

Отец Андроник не без труда разогнулся, взял свой посох, и они побрели по печальным дорожкам, с которых мертвые листья были сметены в аккуратные кучки.

Отец Игнатий рассказывал:

– Герцог Лианкар был арестован на площади, в момент смерти Иоанны. Как только жизнь ее оборвалась, к нему подошли офицеры Принцепса и наложили на него руки. Все были так поглощены зрелищем на помосте, что инцидент с Лианкаром мало кто заметил. Сам он не успел даже крикнуть. В тот же день его ближние люди были также арестованы, имущество взято в казну, а через полтора месяца он был четвертован как государственный изменник. Его втащили на эшафот уже почти как труп.

– Государственная измена – это хорошее обвинение, крепкое обвинение. Но чем реальным располагал герцог Фрам? Неужели он узнал?.. Откуда бы?..

– Да, он узнал и на этом построил свое обвинение. Но каким образом он узнал – для меня загадка. Впрочем, Лианкара никто не любил… его казнь виргинское дворянство приняло спокойно и даже с удовлетворением, а его вассалы немедля отреклись от него. Все-таки для них он всегда был чужак, выскочка…

– Так не будем же и мы тревожить покой мертвых, отец Игнатий. Праведно ли, неправедно ли они жили – но они прожили, и мы будем думать о живых. Лианкар в саду Виргинии не единственный сорняк. Есть еще кардинал Чемий – на него у герцога Фрама ножниц не найдется…

– Этот архиеретик ныне возомнил себя Богом-отцом. Им арестовано несколько наших братьев… мы пытались склонить его к разуму, но он не желает слушать никаких резонов…

– Это дурно. Кардинал Чемий одержим крайностями, а крайности тоже хороши в меру… В деле с несчастной Иоанной он зашел непозволительно далеко. Жан Кальвин, хотя и сам тоже еретик, говорил правильно: монарх – это тиран и человек неправедный, но его надлежит терпеть, ибо от Бога поставлен… Чемий забыл это и, полагая, что свергнуть неправедного монарха есть благо, впал в страшную ошибку. Его идеи чересчур дерзновенны. Его трактовка тезиса: король есть король милостью Божьей – продиктована ему врагом лукавым, не иначе… Впрочем, от святых всегда пахнет серой… Священник, помазывая короля на царство, своей воли не имеет, он всего лишь инструмент, он действует как рука Господа, не более чем рука… А Чемий, посягнув на особу королевы, посягнул, по сути дела, на самого Бога… Когда папа Лев Третий возложил на Карла Великого императорскую корону, он тут же пал ниц перед императором… [90]90
  …папа Лев Третий… пал ниц перед императором… – это исторический факт, имевший место в 800 г. Отец Андроник несколько ошибается в хронологии: с этого времени до описываемой сцены в цветнике (1578 г.) прошло не семьсот, а почти восемьсот лет.


[Закрыть]Вот выражение принципа в чистом виде. Конечно, это тоже крайность, но это и было без малого семьсот лет назад… Чемий вывернул принцип наизнанку, но он забыл, что нынче не время чистых принципов или антипринципов… Впрочем, на все воля Божья, и на это тоже… Чемию безусловно уготовано место в аду за одну его приверженность мурианской ереси, и вот ему позволено было совершить то, чему нет уже никакого прощения. Король не может быть еретиком, даже если он еретик…

Отец Андроник неторопливо, со вкусом, изрекал парадоксы. Хрупкое ноябрьское солнце было ярко, но не давало тепла.

– Наш досточтимый генерал, – продолжал он, отнюдь не понижая своего, впрочем, негромкого, голоса, – все еще надеется, что мы сможем вернуть отпавшие страны в лоно Рима. Конечно, это завет нашего присноблаженного отца Иньиго, это наш лозунг, но на деле это пустые мечты, отец мой. Нам не придется сажать наши цветы в цветнике Девы. Надо искать иных путей – объединения всех христиан под эгидою идей, которые высказывает Чемий. Гидра атеизма страшнее любой, самой страшной ереси, и я провижу, что она будет расти и делаться все сильнее. Мы этого не понимаем… Мы, как всегда, смотрим слишком узко, партийно, padre mio [91]91
  Отец мой (лат.).


[Закрыть]… Как и всегда… Довлеет дневи злоба его, поднять взгляд повыше – нет ни охоты, ни даже возможности… Своим судом над королевой Иоанной Чемий навсегда отбросил себя от наших братьев, которые уже готовы были его слушать… Неразумно, весьма неразумно.

– Мы ведь видели, куда он идет, отец Андроник, мы видели еще год назад…

– Конечно, мы видели… Но я, признаюсь вам, не верил в то, что он доведет дело до такого вульгарного конца. Чемию, напротив, следовало бы защищать ее перед Принцепсом, а вышло так, что Принцепс защищал ее перед Чемием. Церковь – против цареубийства.

– Но Самуил…

– Не повторяйте мне чемианских доводов, отец Игнатий. Догматизм – вещь без сомнения почтенная и совершенно необходимая, но только ex cathedra [92]92
  С кафедры (лат.), т. е. официально, для непосвященных.


[Закрыть], а мы с вами не на открытом диспуте и вольны обмениваться мыслями… Для чего ж ссылаться на Самуила – вы можете сослаться на преподобного Николая Эймерика – его «Руководство» Чемий, я полагаю, знает наизусть… Помните, что там написано?.. Юрисдикции инквизиции подлежат, в числе прочих, также города, правители и короли… дальше не важно, важно именно это и короли… но это тоже чистая теория, отец! В Виргинии произошло цареубийство, и Чемий обязан был громко удерживать Фрама…

– Но ведь именно Фрам и есть цареубийца в глазах мира, именно Фрам, а не Чемий…

– А что нам мир? Что вы называете миром, отец Игнатий? Толпу? Я уверен, что Елизавета Английская первая признает Фрама de jure, как только убедится, что его политика выгодна ей… И именно нетерпимость Чемия укрепит ее симпатии к Фраму. Вот что существенно. А мир – пусть себе думает, что хочет…

Они помолчали. Отец Игнатий, сочтя эту тему исчерпанной, подал свою реплику:

– Генуя все еще надеется возобновить прежний договор с Виргинией…

– Надежды мы не вольны отнять, но ждать им, наверное, придется слишком долго… Теперь между ними – три враждебных страны и император. Он уже наложил свою львиную лапу на город Прагу… А уж помериться силами с императором Виргиния сможет теперь не так скоро… как вы полагаете?

– Вы правы, досточтимый отец. Им помешает не один император, но и Фригия, их давняя союзница и соперница… Граф Финнеатль готовит Фраму воскрешение королевы Иоанны…

– Расскажите, отец Игнатий.

– Повинуюсь, отец мой. Прекрасная синьора Паэна Ластио ныне связала собою графа Финнеатля. Он посвятил ее в свой план и научил распространять слух, что казнена подставная женщина, сама же Иоанна якобы спаслась и находится в Англии. Когда я выезжал из Толета, эти слухи получили официальное подтверждение.

– Это прекрасная мысль, и такая простая. Последствия ее нетрудно предугадать. После своих сентябрьских указов Принцепс в глазах мелкого дворянства – предатель, пес, сожравший все свои клятвы… Они пойдут за самозванкой… И что же, она существует на самом деле?

– Да, отец Андроник. Это мещанка из приморского города Ахтоса, беглая монашка-бегинка, по имени Бригита д'Эмтес. Бойкая особа, владеет языками… Синьора Паэна Ластио дала ей самые лестные аттестации… На королеву Иоанну нимало не похожа, но это как раз и не важно…

– Что ж, предоставим цветам расти… Граф Финнеатль воистину стоит целых двух Лианкаров… Вы говорите – мещанка?

– Да, из богатой купеческой семьи.

– Даже не дворянка… Это смело… А впрочем, это все равно… Даже если бы и дворянка – это цветок не многолетний…

Отец Андроник вздрогнул, отрешенно и элегически грустно.

– Все это суета, отец Игнатий… Должен сказать, я питал слабость к юной Иоанне Виргинской… Узнав об ее смерти, я плакал и горячо молился за ее душу… Мне искренне жаль ее… имею же и я право на некоторые слабости?.. Расскажите мне об ее последних минутах… Присядем здесь…

– Она мужественно приняла смерть, как подобает настоящей королеве.

– Это все, что вы знаете? Рассказывайте все, все…