Текст книги "Королева Жанна. Книги 4-5"

Автор книги: Нид Олов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Он смотрел на нее холодно и строго, без малейшего злорадства. Анхела вдруг почувствовала, что все это правда.

– No, no! – отчаянно завопила она, – No lo creo! Eso es sueno terrible, no lo creo! Nno-o!!.. [66]66
  Нет, нет! Не верю! Это страшный сон, я не верю! Не-ет! (исп.).


[Закрыть]

Басилар Симт не повышал голоса:

– Это тебе не поможет. Когда ты поносила святую веру и издевалась над Божественным законом, ты прекрасно говорила по-виргински. Пойдем же.

Раскрылась низкая дощатая дверь в толстой стене, и Анхела увидела мрак. У ней стало пусто и тошно внутри. Телогреи поволокли ее под руки; она царапала ботфортами по плитам, шпоры звякали на ее ногах, пересчитывая ступеньки. Ее опустили на холодный каменный пол. Анхела лежала ничком, почти без сознания. Здесь пахло чем-то страшным; непонятно чем, но очень, до рвоты, страшным. Анхела с трудом приподнялась – и из груди ее сам собой вырвался пронзительный крик. Она увидела огромное желтое пламя, ей показалось, что костер этот сложен из железных прутьев. Она снова упала лицом на камень.

Сверху раздался голос Басилара Симта:

– Ты слышишь меня, Анхела де Кастро?

Она не в силах была ответить, но пошевелилась. Она была в сознании, могла слышать. Голос раздался снова:

– Анхела де Кастро, ты обвиняешься в преступлениях против Бога и людей. Нам известно, что ты еще в Испании своими родителями-еретиками, сожженными на костре, и гнусным мавром посвящена была Диаволу. Наущенная Диаволом, ты приехала в Виргинию, чтобы служить своим лиходейством Иоанне ди Марека, лиходейке, как и ты. Отрицай, если можешь.

От этих слов страх у Анхелы прошел – его вытеснил гнев. Она снова приподнялась и села на коленях. Протянув к Симту сжатые кулаки, она закричала в его бесстрастное лицо:

– Esto no es verdad! Скверная ложь! Tu es mentiroso! [67]67
  Это неправда! Ты лжец! (исп.).


[Закрыть]Клевета! Отпустите меня скорее! Вы все поплатитесь за это!..

– Ты упорствуешь, ведьма, – сказал Басилар Симт без всякого выражения. – Ведьмы всегда упорствуют. Но они рано или поздно раскаиваются в своем упорстве, и ты раскаешься. – Не изменяя тона, он перешел на фригийский: – Nmitqela-n, klissx k'ec'elilssx ti-n mimsxotl [68]68
  Мастера, возьмите ее, разденьте эту бабенку (фриг.).


[Закрыть].

Ее рывком подняли на ноги, сорвали плащ. Анхела задрожала, увидев красные страшные головы без лиц. Полетели, зацокали по камню пуговки камзола. Она еще почувствовала на коже обнаженных плеч горячую сырость застенка – и окончательно потеряла сознание.

Глава LVIII
ЕЩЕ ОБ ИСКУССТВЕ ВОЕВАТЬ

Motto:

 
Эй, друзья, готовьте к бою смертоносные мечи!
 

Эсхил

Воевать было не с кем.

Весь май капитан Бразе искал врага. Вначале он опасался распылять силы, щупал впередилежащую местность сильными разведками, но каждый раз он не находил ничего. Фригийцы ушли. Ушли не так, как уходили прежде с его пути: они совсем ушли. В Ансхоре, Флэне, Хеменче, во всех деревнях и местечках, вплоть до самой фригийской границы, местные жители говорили одно и то же: ушли и не возвращались.

Это радовало его недолго; он начал беспокоиться. Он уже не боялся распыления сил, он рассылал терции на десятки миль, он желал найти врага, желал убедиться, что враг еще есть, – но его не было. Фригийцы покинули пределы Виргинии.

И чем тверже он убеждался в этом, тем сильнее росла его тревога. Фригийцы ушли не просто так, потому что им надоело играть с ним в кошки-мышки; они ушли, повинуясь правилам другой игры, куда более крупной. И игра эта – капитан чувствовал это совершенно твердо – велась против королевы, и в главных игроках был человек, которого он всегда подозревал в нечистой игре – коннетабль, его теперешний воинский начальник.

Доказательств у него не было никаких. Но в него почти ежедневно стреляли, метали ножи; Макгирт с десятком телохранителей делал невозможное, чтобы уберечь его. Когда негодяев ловили, они признавались тут же, что их купил шевалье Азнак.

А ведь Азнак – человек Лианкара. Азнак мог мстить и сам, но мог и выполнять приказ своего господина. И если господин был против него, капитана, то тем самым он был и против королевы. Возможно, это рассуждение было логически небезупречно, но Алеандро принимал его, как мурьян принимает символ веры.

Итак, воевать было не с кем, в лесистых теснинах восточной Марвы делать было нечего. Алеандро изнемогал. Ему казалось, что он непременно должен быть в Лимбаре, он должен убедиться, что в Лимбаре по-прежнему развеваются на башнях королевские флаги. Он бросил батальон на Хиглома и де Базоша, а сам, с Макгиртом и несколькими рейтарами, меняя коней, полетел в Лимбар. Он прискакал туда на другой день, не нашел никаких изменений, но тревога его не прошла, а еще усилилась.

И к тому были причины. Он не пробыл в Лимбаре и недели, когда с юга пришло известие: мимо Вистрина в походном порядке прошел большой отряд фригийцев, нисколько не скрывая, что это военный отряд. Они прошли в юго-западном направлении, и не было никакого сомнения в том, что они идут на помощь Лиге. Но Вистрин был далеко, милях в двухстах с лишком, и у него не было батальона – этих фригийцев он достать не мог.

Другое известие пришло с севера, из Мурда: там появились отряды «святой дружины». Доктринеры прикладывались к мощам и готовились выступать на Толет.

Эти тоже были против королевы. То есть – против Жанны.

Именно против Жанны, против той самой, которая прошлым летом говорила ему на берегу озера: «Давид, скажи мне: красивая у тебя жена?» Его пронизала холодная дрожь.

«Вот черт, а я так далеко от нее».

Но этих чернохвостых можно, по крайней мере, почесать против шерсти и отучить их думать о походе на Толет. Мурд был недалеко, и батальон был с ним – он наконец-то вернулся в Лимбар.

Алеандро пошел к калогеру.

– Ваша светлость, – заявил он с порога, – в Мурде собираются изменники-доктринеры. Так вот, я пойду и разнесу их вдребезги.

– Вы имеете приказ коннетабля? – спросил барон Нагронский.

Алеандро оторопел.

– Какой приказ, когда надо действовать без промедления? Фригийцы ушли, Лимбару ничто не грозит. Я просто извещаю вас…

– А я скажу вам на это, что без приказа вы не имеете права оставлять Лимбар. Вы прогнали фригийцев, и за это мы вам глубоко признательны, но самочинные действия, согласитесь, не пристали даже победителю.

Они смотрели друг другу в глаза, и обоим это было трудно. У Алеандро еще не хватало духу наплевать на дисциплину и делать то, что считал необходимым, а матерый барон из последних сил сохранял выдержку. Он боялся этого мальчишки, королевского фаворита, держащего в своих руках воинскую силу Лимбара; он полагал, что рискует слишком сильно.

– Прошу вас, ваша светлость, – сказал он наконец со всей возможной мягкостью, – послать курьера к коннетаблю за приказом. Я уверен, что именно такой приказ вы и получите.

Его тон предлагал компромисс. Алеандро покусал губы.

– Хорошо, ваша светлость, я пошлю сейчас же.

В этот же день из Толета приехал маркиз Магальхао, привезший ему нежные письма от Жанны. В Толете, по его словам, все обстояло как нельзя лучше, Толет был готов к встрече любого врага. И в письмах Жанны не было ни слова о политике – это были письма от любящей женщины. Читая и перечитывая их, Алеандро вновь переживал счастливые дни, он почти наяву ощущал прикосновение к ее шелковистой коже, он слышал ее голос, блаженно мурлычущий: «Ди-ги-дин, ди-го-дон…» Он желал ее, и от этого желания впору было лезть на стену, но он намеренно разжигал это желание, чтобы заглушить тревогу, гнетущую его сердце почти физической тяжестью. Доктринеры продолжали накапливаться в Мурде, точно гной в нарыве; и неминуемо должен был настать день, когда нарыв лопнет, и вся эта зловонная масса потечет на Толет.

Ожидание было невыносимо: дни шли за днями, а приказа все не было. Наконец неминуемое произошло, гнойник прорвался, первые отряды доктринеров выступи ли из Мурда. «Подождем еще один день, последний, может быть, завтра», – сказал Макгирт.

Но назавтра вдруг снова появился маркиз Магальхао – мрачный, не похожий на себя. Он плакал и скрипел зубами, рассказывая Алеандро и Хиглому о разговоре с посланником. Они понимали, что он желает оправдаться перед ними. Разумеется, они ни в чем не упрекали его.

– Я вижу, – сказал Хиглом, – вам хочется остаться с нами, брат Хулиан. И нам это было бы приятно. Но королевский приказ есть королевский приказ. Этим сказано все. Оставшись с нами, вы совершите измену. Я первый готов признать, что измена эта прекрасна, но она бесполезна. Почему? А потому, что вы – один, брат Хулиан. А нас тысяча. Один не прибавит нам сил, мы победим и без одного, если же нам суждено погибнуть – один опять-таки не прибавит нам сил. И в любом случае вы будете изменником своему королю, Хулиан. Это логика, это Разум. А ведь мы с вами друзья Разума! Поэтому, братья мои во Квинтэссенции, испробуйте в последний раз моего искусства, – это марвское блюдо, гусь, шпигованный ветчиной – и расстанемся до встречи в лучшие времена. А я верю в лучшие времена. Тринк!

– Мне нечего возразить на вашу речь, брат Арнор, – сказал маркиз Магальхао, вытирая слезы.

Утром они расстались. Маркиз Магальхао многократно обнимал своих друзей, они обменялись прядками волос; наконец карета тронулась, увозя македонца на его далекую родину.

Когда она свернула за угол, Алеандро тут же о ней забыл.

– Надо идти в Толет, пока не поздно. К черту коннетабля.

– Да, к черту, – сказал Хиглом. – Я пойду сказать Макгирту…

Подбежал скороход калогера:

– Его светлость просит вашу светлость пожаловать к нему…

Это был долгожданный приказ: идти в Мурд и разгромить «святую дружину». Поздно было уже идти в Мурд; но Алеандро промолчал об этом.

– Итак, я выступаю на Мурд, – сказал он, глядя в глаза барону Нагронскому.

На этот раз над картой стояли они оба – Кейлембар и сам Великий Принцепс. Карта изображала город Толет, со всеми его улицами и окружающими деревнями и местечками.

Принцепс держал в руке листок бумаги.

– Дело щекотливое господа. О Викремасинге речи нет он сейчас еще в Богемии, Викремасинга мы опередили. Но нам надлежит опередить еще одного человека – вы знаете, кого я имею в виду. Это наш союзник, во всяком случае он громко говорит об этом. Но его «святая дружина» идет к Толету, не щадя ног, и явно хочет быть там раньше нас. Я предвижу возможность столкновения с ними – Принцепс остановился и обвел всех суровым взглядом – В этом случае, господа, я приказываю вам – поступать с ними, как с врагами! Не давать им становиться на вашем пути!

Кейлембар тоже посмотрел на всех – свирепо и угрожающе Господа стояли навытяжку, стараясь не опускать глаз.

– Главное командование я вручаю принцу Кейлембару, – продолжал Фрам, – он же назначается комендантом Толета Капитан Гатам!

– Я здесь, мой государь!

– Вам с вашими фригийцами я поручаю Аскалер Вы назначаетесь комендантом Аскалера, и как только королева будет арестована, вы очищаете от людей все помещения дворца – вы поняли? все! опечатываете личные покои королевы и – не спите, не ешьте, но не пропускайте в Аскалер ни единой живой души, ни единого адского духа! За это вы отвечаете головой, капитан Гатам! При взятии Аскалера впереди пойдет виконт Баркелон со своими французами.

– О сир, – воскликнул Баркелон, – я прошу вас пустить меня против Таускароры! Я не прощу себе, если они в последний момент лишат жизни моего друга Гриэльса.

– Помолчите, Баркелон! – рявкнул Кейлембар.

– Вы будете лично при мне, Баркелон, – сказал Фрам, – ибо в Аскалер пойду я Таускарора поручается заботам принца Кейлембара. Я сам не менее вашего, Баркелон, хочу, чтобы головы наших собратьев лигеров остались на их плечах.

Он заглянул в свой листок.

– В первый же час – оцепить и занять Мирион Тампль-хофр, Альгрин, замок Герен, Дом мушкетеров, Рыцарскую коллегию арсеналы и казармы. Оцепить и строжайше охранять – строжайше! – Дом без окон, Отель де Бургонь, Биржу, Главную коммерц-коллегию. Не допускать грабежей, поджогов и насилий – за это будем вешать на месте, кто бы ни был уличен. Монастырь Укап, Коллегию Мури и толетский Дом Марии Магдалины – не трогать. Оставим Богу Богово. – Принцепс дрогнул уголками рта. – Сейчас я передам слово принцу Кейлембару, он поставит каждому его задачи. И запомните их крепко! Поход назначаю на завтра. Мне остается сказать только одно, – он поднял руку с листком, – господа, вперед, на Толет!

Поход был назначен на завтра. Накануне вечером Макгирт сказал, твердо глядя в глаза капитану:

– Алеандро, я приглашаю вас в бордель.

Капитан, разумеется, подскочил как ошпаренный:

– Макгирт! Не ожидал от вас такой шутки!

– Капитан, я не шучу. Ну выслушайте меня, Алеандро. Вы извели себя до последнего предела, я же вижу. Я бы и не предлагал вам, но среди девиц нашего фельдфебеля есть одна рыженькая, которая влюблена в вас без памяти…

– Мне-то какое дело до нее! Если я еще не ударил вас, Маркус, то только потому, что уважаю вас!

Маркиз де Плеазант был красен, как школьник.

– Алеандро, – мягко сказал Макгирт, прикасаясь к его плечу, – я не просто уважаю, я люблю вас, как брата, потому и говорю вам так. Послушайтесь меня. Солдату это необходимо – время от времени, – как сон и еда. Я все знаю про вас, Алеандро… – он почтительно склонил голову, – но перед нами дьявольски трудный поход, а вы из нас один обязаны пройти его до конца, до самого Толета. Ну пойдемте. Вам это нужно. Я сам буду охранять вас.

– Черт знает что вы говорите, – бормотал Алеандро. Макгирт своими руками затянул на нем боевой пояс, проверил его пистолеты и застегнул на нем плащ.

– Ну, пошли! – яростно крикнул капитан. – Пошли, черт с вами! Ведите меня туда!

…Когда он спустился из мансарды девушки в темную кухню, пробило одиннадцать: он был точен Макгирт стоял у лестницы, как статуя. Не обменявшись ни единым словом, они вышли. На улице их ждали четверо стрелков.

– Двое впереди, двое сзади, – тихо скомандовал Макгирт.

Капитан шел, распахнув плащ, колет, рубашку, сбив шляпу на затылок. Прав был Макгирт. Девушка на самом деле была влюблена в него до безумия. Она рыдала, целуя его перчатки, плащ, пистолеты, она говорила несвязные слова, она не сводила с него восторженных глаз. Он все-таки (вот уж несносный рыцарь без страха и упрека) сказал ей: «Но я-то тебя не люблю», – но она даже не оскорбилась, она, кажется, просто не поняла его. Нет, нет, поняла, она прекрасно ответила: «Я знаю! Но зато я люблю вас, а вы пришли ко мне, господин капитан! Значит, могу послужить вам, для меня это счастье!..» Славная девушка. Да, послужила она хорошо. Алеандро сладко передернулся, вспоминая ее тело. Это было хорошо, да, хорошо. Прав был Макгирт.

– Спасибо, Маркус, – наконец-то сказал он вслух.

Эти слова покрыл треск выстрела за углом, раздался вопль, затопали убегающие ноги. Макгирт немедленно толкнул Алеандро к стене, прижал, закрыл собой, крикнул стрелкам:

– Смотреть назад! Вы, двое, – за угол!

За углом корчился в агонии священник; в его руке был зажат нож. Стрелки самоотверженно пробежали еще немного вперед. Больше никого не было ни видно, ни слышно.

– Факел, – скомандовал Макгирт. – Дьявольщина, это же мурьян! Чтоб вам всем попередохнуть! И эти тоже…

Он с размаху пнул сапогом умирающего.

– Макгирт, не будьте бесчеловечны. Бедняга уже получил свое. – Капитан был благодушен и склонен к миролюбию. – Интереснее другое: он ждал меня, это понятно, а вот кто пристукнул его?

Макгирт, стиснув пистолеты в обеих руках, смотрел на хрипящего убийцу:

– Он вряд ли что скажет… Но теперь охотников на вас стало вдвое больше – это я вам говорю.

Раненый вдруг выгнулся дугой, и сквозь его сжатые зубы вместе с кровавой пеной вышли слова:

– Предатель… Азнак… пес… Азнак…

Шевалье Азнак (чернявый, коротко стриженный, с черной бородкой) стоял перед калогером Марвы.

– Барон, они не выполнили приказа коннетабля. Я своими глазами видел, как они свернули на юго-запад, к Толету…

Барон Нагронский старательно изобразил гнев:

– Да как они посмели! Измена!.. О, если бы у меня было достаточно военных сил…

– Соизвольте, ваша светлость, написать донесение коннетаблю, – почтительно прервал эту комедию Азнак. – При любом обороте событий у нас будет официальный документ…

– А, документ?.. Яйца Господни! Что мы – дворяне или приказные крысы?

– Несомненно дворяне, ваша светлость… И как таковые, мы обязаны действовать на вящую пользу нашего сюзерена, великого нашего герцога, не одним мечом, но также и бумагой… Итак, я прошу вас написать донесение, сам же поспешу за ними по пятам, как тень…

На другое утро Азнак был уже в лагере «святой дружины», за Уманьярой. Капитан чернорясников, огромный, свирепого вида островитянин, выслушал учтивое приветствие Азнака и неохотно предложил ему садиться.

– Я капитан Дикнет, – буркнул он. – Какое у вас до меня дело?

– Батальон конников Иезавели, – сказал Азнак, – вышел из Лимбара и, миновав ваш лагерь, идет к Толету. Они находятся сейчас впереди вас, между вами и батальоном капитана Матамора. Итак, есть возможность изрядно защемить их спереди и сзади…

– Ну, допустим, что мы это сделаем. Чего вы просите от меня?

– Я?.. Хм, впрочем, возможно, вы на острове Ре все ясновидцы… – Азнак изобразил улыбку, – у меня есть к вам просьба. Уничтожьте их, сколько сможете, но только не трогайте их главаря, капитана Бразе, маркиза де Плеазант. Он должен дойти до Толета живым…

– Не понимаю, почему я должен слушаться вас, – проворчал капитан Дикнет.

– Но я же показывал вам…

– Лианкаров значок? Именно поэтому вас не повесили у входа, сударь. А больше никакой силы он не имеет, прости, Господи, мое согрешение. Я служу кардиналу.

– Разрешите узнать: вы член конгрегации Мури?

– Нет, но я честный христианин, этого достаточно.

– Я не вижу, зачем нам ссориться, капитан, – вкрадчиво сказал Азнак. – Все мы служим сейчас одному делу – свергнуть безбожную Иоанну ди Марена…

– Не путайте меня, сударь. Зачем нам тогда щадить кого-то?

– Отнюдь не затем, чтобы спасти ему жизнь, отнюдь не затем. Поверьте, я ненавижу маркиза де Плеазанта всеми силами души. Я сам хочу его…

– Ну, это дело другое. Так что же вам мешает сегодня же…

– Нет, нет, в Толете… в Таускароре…

– А! – усмехнулся капитан. – Ладно. Услуга за услугу. Для вас, так и быть. Но не говорите мне о Лианкаре, прости, Господи, мое согрешение! По нем тоже Таускарора плачет…

Шевалье Азнак мудро промолчал.

Этим же утром, двумя часами ранее, капитан Бразе со своими офицерами лично выехал на разведку лагеря «святой дружины», которая преграждала им путь на Ксант.

Было сыро, и всадники до самых глаз кутались в черные плащи с капюшонами. Капитан озабоченно говорил:

– Чернецов мы раздавим без труда – это тупое мужичье, вряд ли умеющее держать в руках оружие… Но наш обоз – это гиря на ногах… При самых лучших обстоятельствах мы сможем быть в Толете дней через восемь, не раньше…

– Я думаю, даже позже, – сказал Макгирт, – я кладу на дорогу десять-двенадцать дней. Эти чертовы доктринеры далеко опередили нас, нам придется идти через них… Боюсь, что до самого Демерля дорога нашпигована ими… А что до обоза – не могли же мы бросить его в Лимбаре. Да и пушки нам наверняка пригодятся…

Капитан стукнул кулаком по луке седла.

– Ах я, болван! Зачем я играл в послушание! Не надо было ждать, не надо…

– Кто-то скачет, – сказал Макгирт. – Не наш: наших там не может быть…

Навстречу им летел всадник, в таком же черном плаще под капюшоном. Капитан и Макгирт придержали коней, ожидая его.

– Мир вам, братья, – торопливо сказал всадник, поравнявшись с ними. – Не скажете ли, как далеко отсюда капитан Дикнет?

Макгирт кашлянул и быстро ответил:

– Он здесь, – и указал на Алеандро.

– Слава Богу в вышних! – вскричал всадник. – Это значит, что недалеко и кардинал! Так он уже покинул Мурд?

– Мы этого не знаем, – строго сказал Макгирт. Тот улыбнулся:

– Я понимаю, господа… Я сам обетный мурьян и умею хранить тайны… Но я везу отцу нашему весьма спешное письмо от Лианкара…

Алеандро изменился в лице.

– О капитан Дикнет, – осклабился курьер, – я сам с отвращением произношу это имя…

– Дайте письмо, – сказал Алеандро сквозь зубы. Макгирт, поняв, что игра кончена, схватил лошадь курьера под уздцы и, приставив пистолет к его груди, закричал страшным голосом:

– Оружие – на дорогу!

Курьер растерялся на короткий миг; подскочившие солдаты спешили его, обезоружили и обыскали. Он тупо смотрел на шитую королевскими трезубцами перевязь капитана, сверкнувшую в распахе черного плаща.

Макгирт уже стоял перед ним с кинжалом у горла:

– Ну, говори быстро: где доктринеры? Сколько их?

– В двух милях, – машинально ответил курьер, – человек двести, триста… Капитан Матамор…

Вдруг он словно бы проснулся:

– Кто вы такие, черт вас дери? Эй! Не смейте вскрывать это письмо! Что вы дел…

– А ну, тише. Говори, сколько чемианских шаек ты встретил по пути из Толета?

– Я дворянин! Вы не смеете обращаться ко мне…

– Ты пес, а не дворянин. Все дворяне служат королеве…

– Ха, все! – истерически закричал курьер. – Далеко не все! Читайте, читайте, все равно ваша песенка уже спета! Ага, побледнели, сударь? Пустите меня… Вы еще имеете время покаяться, говорю вам… Вас ничто не спасет, вы ничего не измените… слышите?! Аааа! – дико завыл он, отчаянно дергаясь в руках стрелков, – как глупо я попался-ааа!..

Алеандро, и вправду бледный как смерть, наконец оторвался от письма.

– Макгирт, – тихо сказал он. – Велите убить его как собаку.

Стрелки поволокли курьера в придорожные кусты. Через секунду оттуда донесся душераздирающий крик. В кустах началась возня: солдаты обирали убитого.

Алеандро до крови кусал губы.

– Негодяй… подлец… Я так и знал… пр-роклятье…

Макгирт вскочил в седло, сунул кинжал за голенище. Он уже все понял; но Алеандро все-таки протянул ему раскрытое письмо. Не касаясь его руками, Макгирт прочел:

«Аврэму Чемию, рабу рабов Божьих, весьма спешно.

Искренне уважая Ваше Высокопреосвященство, что, надеюсь, было неоднократно доказано мною на деле, извещаю: мы рассчитываем держать Иезавель в наших руках уже 10 июля. Преданный Иосиф».

– Это его подлинная рука, – прошептал Алеандро. – А сегодня у нас первое…

– Ценная бумажка, – жестко сказал Макгирт. – Спрячьте ее, Алеандро, это его смертный приговор. Вы были правы. Мы немедля бросаем все: обоз, пушки и девок. Единственное, что нам нужно, – это сменные лошади. Мы должны лететь, как птицы.

Алеандро бурей ворвался в лагерь капитана Матамора. Чемианцы были порублены в капусту. Батальон задержался только затем, чтобы собрать всех лошадей, какие были, поджечь лагерь и взорвать пороховые бочки. В полдень они бешено поскакали на юго-запад, в обход города Ксанта.

В полдень же капитан Дикнет предпринял атаку деревни, в которой остался обоз капитана Бразе. Артиллеристы успели выпустить в доктринеров несколько ядер, но были перебиты озверевшими Христовыми воинами.

Только в самой деревне обнаружилось, что самого батальона уже нет, он ушел вперед. Шевалье Азнак помчался вдогонку, едва попрощавшись с капитаном Дикнетом. Тот принялся осматривать задешево доставшиеся ему пушки, фуры с хлебом и другое военное имущество, не слишком заботясь о преследовании противника.

– Капитан! Что будем делать с их «бабьим батальоном»?

Несчастные девицы, согнанные во двор трактира, с ужасом смотрели, как их командир, веселый Hurenweibel, крутится в петле на воротах. Они приготовились к самому худшему. Несколько чернорясников стояли вокруг с наведенными на них аркебузами на сошках. Мерзко дымили зажженные фитили.

Наконец с улицы, задев гребнем каски за мертвые ноги фельдфебеля, подошел огромный страшный бородач и с ним – изможденный, суровый священник, перепоясанный мечом.

– Ну что, девки? – громыхнул бородач – Мы пленных не берем. Вешать вас? – так ведь веревок не напасешься. Лучше я сожгу вас всех в амбаре, а?!

Священник остановил его.

– Не надо пугать их, брат мой капитан. На колени, блудницы! – Толпа девиц разом осела, опустилась. – Падшие женщины! Не бойтесь. Мы не людоеды. Прегрешения ваши велики, но отец наш кардинал многомилостив и дарует вам жизнь. Вас разошлют по бегинажам [69]69
  Вас разошлют по бегинажам… – бегинаж – монастырь ордена бегинок, кающихся сестер. В члены ордена принимали бывших проституток, однако не старше 30 лет (чтобы они не воображали, будто двери спасения открыты для них всегда). Бегинки ухаживали за больными, занимались воспитанием сирот и подкидышей. Орден возник в начале XVI в.; в Бельгии и Голландии бегинажи существовали вплоть до первой мировой войны.


[Закрыть], где вы трудом и покаянием искупите ваши грехи.

За Ксантом батальон начал таять солдаты, набранные зимой в Марве, дезертировали поодиночке и группами Третьего июля, перед вечером, Макгирт сказал:

– Нас осталось не более четырехсот. Но нет худа без добра оставшиеся не предадут в решительный момент.

По его предложению они оставили демерльскую дорогу и свернули на Йестер. Здесь путь был свободен, и они скакали, озабоченные только тем, как бы сберечь лошадей. В каждой деревне они меняли лошадей, насколько это было возможно, и уезжали, провожаемые проклятиями крестьян.

Четвертого они вступили в большие острадские леса.

Дорога втекала в теснину между крутыми откосами. На одном из них, скрытые снизу ветвями и листвой, стояли несколько человек самого неприятного вида и рассматривали колонну батальона. Шевалье Азнак указывал пальцем на капитана Бразе:

– Хорошенько запомните этого человека. Он должен дойти живым до самого Аскалера. Берегите его. – Убийцы невольно заулыбались. – Я знаю, ваше ремесло – поступать как раз наоборот, но, в конце концов, не все ли равно, за что я плачу вам деньги?

Он поманил одного из убийц.

– Они идут на Йестер, значит, Гантро им не миновать. Скачите туда, Фолиа, пусть их там встретят музыкой и танцами.