Текст книги "Королева Жанна. Книги 4-5"
Автор книги: Нид Олов
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
– Спросите у него хотя бы, кто у них командир.
– К'е tizgin tnakol sgen? – спросил Азнак.
– Wen kma nintengaming, tnakolka xnintengaming [46]46
Кто ваш командир? – Если меня повесят, пусть меня повесят как командира (фриг.).
[Закрыть], – ответил фригиец абсолютно бесстрастно.
– Он говорит, что, раз вам угодно его повесить, то пусть он и будет командиром, – перевел Азнак, с сожалением отрываясь от молока.
Капитан усмехнулся.
– А кремень фригиец. Он мне нравится. – Встал, поправил портупею. – Дайте и ему молока, он, ей-богу, заслужил – и в обоз его. Нам пора.
Макгирт и приданный ему в помощь де Базош, разметав по дороге еще два фригийских отряда, достигли Чинора в сумерках. Остальные не поспели дойти до города. Капитан приказал ночевать в последней крупной деревне по пути, милях в десяти от Чинора.
При нем остался обоз, артиллерия и арьергардная терция Анчпена. Он велел запереть пушками все въезды в деревню – их оказалось четыре – и выставить крепкий караул. Ночь прошла тихо, фригийцы (если они и были поблизости) не пытались беспокоить его. Тем не менее капитан провел ночь без сна, сидя вместе с Хигломом в корчме над захваченными бумагами. Их и в самом деле оказалось немало. Все они были написаны по-фригийски, но Алеандро недоверчиво просматривал их слово за словом, ища какого-то скрытого смысла. Одно из писем привлекло его внимание – он нашел в тексте такие имена: Лианкар, Сал-ан, Понтом, Финнеатль (это последнее имя попалось несколько раз и почему-то было написано с маленькой буквы). Бумага была порвана и запачкана бурой кровью, – очевидно, письмо взяли с убитого.
– Гм, черт… – бормотал Алеандро, не отрываясь от письма, – Лианкар и Финнеатль… Недаром же я…
– Вы не видели Финнеатля, Алеандро? – спросил Хиглом. – Поразительное у них с Лианкаром сходство, точно братья…
– Да? – рассеянно отозвался Алеандро. – Тем хуже… Эй, шевалье!
Из-за ширмы вылез шевалье Азнак, отчаянно протирая глаза.
– Прочтите-ка нам вот это.
– Одну минуту, капитан… пардон… – Азнак устрашающе зевнул, потянулся, похлопал себя по щекам и тогда только взял письмо. – Вот проклятый сон…
Он стал читать про себя, приблизив письмо к свече. Капитан и Хиглом в четыре глаза смотрели на него. Лисья мордочка Азнака разъехалась в улыбке.
– Угодно слушать перевод? Извольте, господа [47]47
Текст письма, которое Азнак читает Алеандро и Хиглому почти дословно (с некоторыми сокращениями и заменой имен), заимствован из книги Н. Сперанского «Ведьмы и ведовство (очерк по истории церкви и школы в Западной Европе)», М., 1904. Подлинник датирован 1575 г.; письмо было отправлено из лютеранского Лейпцига в лютеранскую Ригу.
[Закрыть]«Любезному моему брату в Кчеч, землю великого герцога Сал-ана, из земли герцога Лианкара – большой привет. Спешу обрадовать тебя, любезный брат, что я достал нужную тебе вещь, которую можно достать только здесь, через понтомских колдунов. Найти таких людей нелегко, ибо живут они одиноко и пересылаются только с теми, кто им знаком. И вот надоумили меня пойти в городе Ансхоре к местному палачу, и я дал ему ни много ни мало шестьдесят четыре атенских талера да еще на выпивку помощнику его, чтобы провел меня к названному одинокому человеку. От сего и получил я альрауна, сиречь духа земляного, вместе с наставлением, как с ним обращаться. За альрауна и за наставление заплатил я одинокому отдельно, сколько – и не спрашивай, но мы с тобою сочтемся, ибо теперь, любезный брат, вся скотина твоя будет здорова, и пиво, и вино твое не скиснет, и хозяйка твоя будет с тобой ласкова и горяча, как лесная дева. Как только ты получишь в дом сего альрауна, то три дня оставь его в покое и не притрагивайся к нему, а через три дня возьми и выкупай в теплой воде Этой водой ты должен потом окропить свою скотину и пороги твоего дома, через которые ты с твоими шагаешь И тоща у тебя скоро все пойдет иначе. Купай его четыре раза в год, и как выкупаешь, завертывай его в шелк и клади к своему самому нарядному платью, а больше ничего с ним не делай. Купальная его вода особенно хороша для родильницы, которая не может родить: ей надо дать полную ложку такой воды, и она родит с радостью и благодарностью. И если будет у тебя дело в суде или в городском совете, то спрячь сего земляного духа себе под правую мышку, и ты всегда выиграешь дело, будь оно правое или неправое. И затем Господь с тобою. Деревня Аш в земле герцога Лианкара, вторник на Рождестве 1577 года. Эген Ксхонк».
Хиглом уже с середины письма начал хихикать. Алеандро выслушал все до конца с каменным лицом, не спуская глаз с Азнака. Когда тот кончил, он спросил:
– А Финнеатль?
– Что – Финнеатль? – не понял Азнак.
– Вы все имена прочли, которые я нашел, а Финнеатля скрыли – почему?
– Виноват, мой капитан… Тут нет имени Финнеатля…
– Как это нет? – начал закипать Алеандро. – Вы что, смеетесь надо мной? Дайте сюда… А вот это – что?
– Где? – Азнак стал вглядываться.
– Вот, вот! Fin-ne-atl [48]48
Он сам с собой, в одиночку (фриг.).
[Закрыть]. И вот! Это что такое?
– Ах! – Азнак рассмеялся. – Уж и напугали вы меня, мой капитан! Finneati! Конечно! По-фригийски это значит «одинокий». Вы помните, тот колдун… Уф! Я не сразу и понял, чего вы хотите…
– Так что же, выходит, фригийского посланника зовут граф Одинокий? – не смягчался Алеандро.
– Д-да… ну конечно… если буквально переводить с фригийского, то так и будет…
– А этот… чудодейственный альраун… ха-ха-ха… – веселился Хитлом, – так, видно, и остался на трупе… Вот воистину потеря! Сколько деньжищ на него ухлопано…
– Нам, солдатам, он ни к чему, – подхватил Азнак, – вы видите, господин Хиглом, что от смерти он не спасает, ха-ха-ха…
В Чиноре батальон отдыхал несколько дней, пока разведчики щупали окрестности. Южнее Чинора – миль до тридцати – фригийцами не пахло. Похоже было, что они строго придерживаются поставленной кем-то границы. Капитана Бразе приглашали воевать севернее, в холмистом и лесистом районе между Лимбаром, Санотом и Хеменчем. Там было подлинное осиное гнездо.
Шевалье Азнак был полон самых светлых надежд. Он повсюду превозносил капитана, уверяя всех и каждого, что с таким командиром они пройдут через фригийцев, как нож сквозь масло, да еще уничтожат по пути большую и лучшую их часть. Помимо болтовни, он занимался и делом – наседал на чинорские власти, именем герцога требуя всего необходимого, и действительно, отлично экипировал батальон для продолжительной кампании. Военные планы его не касались – Макгирт настоял на том, чтобы Азнака не пускали на совещания, – и Азнак не проявлял ни малейшего любопытства к этим планам. Когда вышли в поход, он постоянно был на виду, подле капитана. Мог сутками не слезать с седла, если было нужно. Принимал участие в стычках, однажды с большим хладнокровием и поразительным искусством заколол своей шпажонкой великана-фригийца. Был безотказен как переводчик. Совершенно обходился без услуг «девичьего батальона» (пожалуй, их было только трое таких: он, капитан, да еще Хиглом). Зато он маниакально ухаживал за своими локонами, чем навлекал всеобщие насмешки, но отшучивался: «У Самсона вся сила тоже была в волосах…» Его слуга брил его утром и вечером, если только была возможность. Вот и все, что можно было заметить за шевалье Азнаком; и все же Макгирт не переставал пепелить его взглядом, под которым бедняга Азнак довольно откровенно ежился.
Капитан ждал засады, ждал открытого боя с превосходящими силами и потому был предельно осторожен – продвигался зигзагами, резко меняя направление, не распыляя сил. Однако скоро он обнаружил, что фригийцы попросту уходят с его пути. Тогда и он переменил тактику: неделями стоял на месте, бросался неожиданно настигал один-другой мелкий отряд, завязывался бой, но фригийцы неизменно уходили. Преследовать их слишком далеко частью сил он опасался. Потом обнаружилось, что борьба с фригийцами так же бесполезна, как с водой: они снова занимали очищенные им деревни и местечки. Весь февраль шла эта игра в кошки-мышки. Алеандро, да и все остальные, уже хотели, жаждали боя – пусть противник сильнее втрое, вчетверо, – но фригийцы продолжали дразниться, что страшно изматывало всех.
В последних числах февраля он подошел к Флэну и даже не удивился, когда фригийцы безропотно ушли. Батальон вошел в город и с удобствами разместился там. Гоняясь за фригийцами, они уже повидали следы их разбоя: сожженные деревни, полусгнившие трупы. Они охотно отомстили бы, но было некому.
Началась весенняя распутица. Алеандро нервничал. Опасаясь, что фригийцы обложат его здесь, как медведя в берлоге, он неустанно объезжал с дозорами окрестные деревни, искал следов врага и не находил. Дороги были вязкие, лошади с трудом выдирали копыта из грязи. День за днем тянулся этот бездорожный, унылый март. Ветер завывал, как живой, в лесах и между холмами вокруг Флэна.
И вдруг в половине марта ветер сменился, задул с Топаза, режущий, как нож, настоящий ветер заоблачных вершин. Дороги затвердели на глазах, а наутро уже звенели, как стекло. Местные жители качали головами: «Это надолго».
Услышав эту фразу, Алеандро мгновенно принял решение, зачаток которого уже давно носил в себе, таскаясь по грязным дорогам вокруг Флэна. В этом был свой плюс: он их прекрасно изучил.
Он вызвал фельдфебелей, взводных, обозных и велел им укладываться и готовиться к походу на Санот. Слово «Санот» он повторил громко и несколько раз. Когда унтер-офицеры ушли, он сказал Макгирту:
– Теперь смотрите сюда. Вот это Флэн. Это Песья горка… вокруг нее рисуем дорогу… так? Здесь – деревня Зунт, здесь Тамна…
– Постойте, капитан, – перебил его Макгирт, – а они поверят, что мы ушли именно в Санот?
– Я думаю, что нет… На это и рассчитываю…
В ту же ночь батальон ушел из Флэна разными дорогами. Впервые капитан рискнул так рассредоточить свои силы: теперь между крайними точками его расположения было не менее двадцати миль. Он расставил части своего батальона в Зунте, Тамне и еще двух деревнях, охватив Флэн с северо-востока огромной дугой. Все дороги, ведущие в город, охранялись пикетами. Он устроил фригийцам грандиозную ловушку и стал ждать.
Фригийцы великолепно попались в нее. Три дня прочесывали санотскую и лимбарскую дороги, совершенно пустые, и наконец вошли в мышеловку с юга и востока двумя отрядами, общей силой до четырехсот человек. Они возвращались в Флэн.
Как только об этом стало известно, вперед выдвинулся артиллерийский обоз и запер за фригийцами дорогу на развилке, где дорога расходилась на юг и на восток, в обход Песьей горки – высокого холма, господствующего с востока над Флэном. Анчпен, не щадя коней, помчался наперерез фригийцам с севера. Столкнувшись с ним, фригийцы повернули назад и угодили прямо под пушки и стрелы де Базоша. Началась форменная резня – в этой узкой лесистой теснине деться было некуда. Насчитали свыше двухсот трупов; раненых приканчивали на месте. Лишь немногим фригийцам удалось уйти.
Шевалье Азнак ликовал громче всех. Фригийцы защищались отчаянно и дорого продали свою жизнь; но все-таки это была первая крупная победа. Капитан тоже радовался, однако не прошло и двух дней, как фригийцы поймали в ловушку его самого.
Они снова появились на восточной дороге, в довольно большом числе. Дозорные чуть свет прискакали в Зунт и донесли об этом капитану. Алеандро вскочил, нашаривая сапоги:
– Макгирт!.. Как вы полагаете – подвох?
– Надо посмотреть, – ответил Макгирт, и через секунду его голос донесся уже с улицы: – Лошадей!
Они поскакали в Тамну, где стоял де Базош. (К Анчпену все-таки послали связного с приказом – снова идти наперехват с северной стороны Песьей горки.) Де Базош доложил, что фригийцы сторожатся, идут с сильными арьергардными дозорами, и на этот раз вряд ли удастся запереть развилку. К тому же большая часть пушек отправлена вчера в Зунт…
– Умно с их стороны, – сказал Алеандро – Ну погоняем их одной конницей. Де Базош, оставайтесь тут. Макгирт! Вперед!
Во главе пятисот всадников они вылетели на восточную дорогу и скоро увидели хвост фригийского отряда. Фригийцы начали уходить. Алеандро следовал за ними до роковой развилки.
Здесь фригийцы применили известный способ «двух зайцев» – на полном скаку разделились на две лавы, одна из которых пошла на юг, другая на север, к Флэну. Алеандро усмехнулся:
– Вы посмотрите, как они маневрируют… Разбойнички!.. Да это вышколенная кавалерия, клянусь Господним брюхом!.. Левым повезло, а правые все-таки нарвутся на Анчпена… Что ж, удовлетворимся половиной, господа?
Вдруг сзади раздались истошные вопли. Макгирт, как обожженный, повернулся в седле. По колонне передавали:
– Капитан! Капитан! Фригийцы в Зунте!..
Алеандро побледнел. Макгирт, оскалившись, разворачивал коня.
– Трубач! – крикнул он страшным голосом. – Сигнал: все назад!
До Зунта было не менее двадцати миль. Тамна была пуста – де Базош ушел спасать обоз. Алеандро безжалостно рвал поводья, чувствуя, что его лошадь вот-вот падет.
Откуда взялись в Зунте фригийцы? С юга? Невозможно. Они должны были бы тогда пройти через них… С северо-запада? Значит, они прошли через Анчпена?..
Пришлось перейти на шаг, чтобы не загнать всех лошадей. Алеандро, прихрамывая, шел пешком; лошадь под ним пала, но он наотрез отказался пересесть на другую. К Зунту подошли только перед вечером.
У самой деревни их встретил де Базош: без каски, весь в крови, он отчаянно дергал себя за усы:
– О мой капитан! Я был бессилен! Их было черт знает сколько!
Фригийцы вошли в Зунт с северо-востока – прямо через лес и замерзшее болото. С этой стороны их совершенно не ждали. Они появились утром, вскоре после того, как ушли Алеандро и Макгирт. Они выставили заслоны с южной стороны и отражали все попытки де Базоша пробиться на помощь обозу и «девичьему батальону», оставшимся в Зунте. Ни домов, ни жителей они не тронули, зато с солдатами и «девичьим батальоном» обошлись так, словно хотели доказать, что их не зря называют звериными людьми. Капитан, Макгирт, Хиглом, солдаты смотрели молча, придавленные увиденным. Вечернюю тишину нарушал только треск догорающих обозных телег. В свете этого костра и огромного кровавого заката висели на деревьях, торчали насаженные на длинные колья несчастные девицы: все голые, истыканные стрелами, животы их были распороты; отрезанные груди, уши, руки, мужские члены валялись по всей дороге. Вперемежку с девицами висели и стрелки, попавшие в плен; не сразу можно было разобрать, какой из этих трупов мужской, а какой женский. Алеандро окаменел. Макгирт шепотом считал трупы. Внезапно среди тележного костра громыхнул взрыв (хитроумная мина, устроенная фригийцами из пороховых бочек батальона), полетели горящие бревна, несколько солдат было убито на месте. Алеандро громко простонал, взялся за голову и побежал в дом. Макгирт услышал, как один стрелок сказал вполголоса другому: «Я был прошлой зимой в вольном отряде Лиги – ну, куда волкам до фригийцев». Он скосил глаза – солдат был из его терции и на хорошем счету. Ну что ж. Был так был. Мало ли кто где был.
Погибло тридцать семь девиц, сорок пять обозников, пятьдесят девять стрелков (из них только семеро попали живыми в руки фригийцев – над трупами павших в бою они никогда не надругались), весь обоз, где были боеприпасы и провиант, и, наконец, восемь пушек из десяти: они оказались искусно заклепанными и уже ни на что не годными. В довершение всего судьба терции Анчпена, посланного в обход на север, была теперь совершенно не ясна.
Шагая по притихшей деревне, Макгирт думал об одном: кто-то их предал. Фригийцы не просто так, наудачу, напали именно на Зунт. Конечно, они горели местью, и отомстили они с большими процентами, но главное было не в этом. Они искали подорвать боевую силу батальона, лишить его боеприпасов и артиллерии. Кто-то навел их на Зунт. И у Макгирта не было сомнений в том, кто это сделал, – разумеется, Азнак.
Впрочем, какой он, к черту, Азнак… Макгирт вспомнил, где он видел этого человека, – у него было совсем другое имя.
В тихом воздухе потеплело. Никто и не заметил, что в этот день перестал дуть ветер с Топаза… В полном мраке Макгирт обошел караулы и вернулся в дом, где стоял капитан.
Он нашел Алеандро убито сидящим при свете огонька. Глядя на него, Макгирт вдруг вспомнил, как Алеандро впервые появился в их мушкетерском строю. Алеандро ведь очень молод, ему нет еще, наверное, и двадцати пяти. Он еще никогда не видел такого. Он избегал допросов под пыткой (а как еще можно было заставить говорить этих негодяев фригийцев?!), Макгирту приходилось делать это самому. Макгирт любил этого юношу, так блестяще вознесшегося над ним самим; Алеандро был достоин этого взлета. А сейчас его было жаль. Бедный капитан, бедный маркиз де Плеазант. Бедный Алеандро.
Алеандро наконец поднял на него покрасневшие глаза.
– Сколько у нас пленных, Макгирт? Пятнадцать?.. Повесить их всех… в душу, в Бога, в кровь!..
– Хорошо, – сказал Макгирт, – завтра повесим. А сегодня, мой капитан, я хотел бы поговорить с вами об одной малоприятной личности – шевалье Азнаке…
Он присел против капитана. Алеандро кивнул.
– Вы так его разглядывали, что теперь, вероятно, знаете о нем много интересного. Расскажите.
– Я уверен, что он шпион.
– Я тоже не сомневаюсь в этом. – Алеандро подперся ладонями перед свечкой. – Лианкар приставил ко мне своего человека, Азнак и не скрывает этого…
– Это так, мой капитан. Но дело еще хуже. Вы заметили, какие высокие каблуки он носит?
– Да, он стесняется своего роста.
– Уберите их… мысленно… и представьте себе его настоящий рост… Так? А щетину его вы когда-нибудь видели? Однажды этот пес не успел побриться – у него были черные щеки, как у жида. Значит, он либо перекрашен, либо носит парик.
– Вполне возможно. Я не присматривался к его щетине…
– А теперь представьте себе, что на нем маска.
– Что?! Маска?!
Макгирт вздрогнул от этого крика.
– Ну да, маска, мой капитан… Впрочем, вас ведь не было… вы ведь были в цитадели…
Но Алеандро смотрел на него большими невидящими глазами:
– Маска… низенького роста… говорит по-фригийски…
– А имя его, капитан…
В дверь стукнули, и вошел Азнак, весь мокрый.
– На улице дождь, господа…
Макгирт, не совладав с собой, вскочил и яростно крикнул:
– Добрый вечер, господин Монир!
Азнак моргнул и изобразил удивление. Больше ничего на его личике не отразилось.
– Лейтенант, здесь мало света, вы меня с кем-то спутали… Да и нет у нас ни одного Монира в батальоне… Господин капитан…
– Сядьте, Макгирт, – устало сказал Алеандро, – мы все подавлены и раздражены… Что вы хотели сказать мне, шевалье?
Азнак хладнокровно понес какую-то чепуху про священника, которого он все-таки уломал похоронить несчастных девиц, как солдат, павших на поле славы, на что тот не соглашался, ибо девицы эти были… известно чем. Но теперь все улажено, девиц отпоют по чести, и он счастлив обрадовать этим капитана.
Когда он ушел, Макгирт виновато посмотрел на Алеандро:
– Я спугнул его, дурак… Теперь он удерет…
– Не удерет, пари держу, – Алеандро даже улыбнулся. – Это мастер… Он сорвался только однажды, в первый день, помните? (Макгирт кивнул.) Вот только рост его выдает… Я тоже узнал его теперь… Вы говорите, его имя – Монир?
– Он служил в красном батальоне. Да вы должны его помнить, капитан. У нас его звали «бородатый мальчик»…
– А! В самом деле. Крупный зверь маленького роста… Берегитесь, Макгирт, первая стрела теперь ваша. Заклинаю вас всеми чертями, берегитесь.
– Лучше я пойду задушу его прямо сейчас, – проворчал Макгирт, – и свалю на фригийцев…
– Нет, нет, – покачал головой Алеандро. – У меня с ним личный счет… Так вы говорите – в Генуе тоже был он?
– Готов присягнуть на Библии, на чем угодно.
– Тем более, – глаза Алеандро сузились, – это удлиняет счет… Но вот что – слушайте приказ. Чтобы вы как-нибудь не покалечили друг друга, я предписываю вам чуть свет… а лучше сразу, как перейдет дождь… похоже, он стихает… ехать в Лимбар и принять там пополнение, оно должно быть уже готово. Возьмите с собой человек двадцать… хватит? Терцию передадите Хиглому.
– А вы, капитан?
– А я Монира не узнал, – улыбнулся капитан. – За меня не бойтесь, я оберегусь. И его постерегу – он мне нужен живой…
Анчпен, к великому счастью, нашелся. На следующий день он привел в Зунт свою терцию – триста стрелков и арбалетчиков. Нашелся и Hurenweibel с тридцатью девицами на трех повозках. Они успели уйти от фригийцев и спасти при этом десяток раненых. Азнак сказал правду: замученных фригийцами девиц похоронили по-христиански. (Два дня рыли для них могилы.) Над ними читал священник, стреляли из мушкетов. Алеандро стоял, катая в горле жесткий клубок. Де Базош плакал навзрыд. Даже желчный скептик Хиглом изо всех сил кусал губы.
После похорон капитан устроил смотр своему батальону, В январе он вывел из Лимбара тысячу двести человек при десяти пушках. Теперь у него оставалось восемьсот – усталых, измотанных, израненных людей, на костлявых, заморенных лошадях, и только две пушки (их случайно не успели перевезти в тот день из Тамны в Зунт). Пороху, свинца и пуль – только то, что на солдатах, – почти ничего, стрелы также на исходе. Одним холодным оружием много не навоюешь.
Оставалось одно – отступить. Фригийцы переиграли его – вырвали у него жало. Придется вернуться в Лимбар.
– На завтра назначаю поход, – сказал он офицерам.
Да, следовало идти в Лимбар, а не в Санот. Расстояние примерно одно и то же, но дорога до Санота идет лесами и болотами, а если идти в Лимбар, то уже за Флэном выйдешь из этих проклятых теснин. В Лимбаре готовые подкрепления, а в Саноте их нет.
Все это так, и фригийцы тоже не дураки, они тоже понимают все это и будут пытаться остановить и уничтожить его именно на дороге в Лимбар. Они, вероятно, заперли уже все дороги, сил у них достаточно.
Вот когда фригийцы навяжут ему бой с превосходящими силами, бой, о котором он когда-то мечтал. Что ж, пусть будет бой. Но бой хотя бы на открытом пространстве, не в этих узких лесных долинах.
Он повел батальон на запад.
Они шли целый день, миновали Флэн и переправились через реку. Фригийцев впереди не было. Утро следующего дня выдалось ясное, голубое, весеннее. Бугры желтели прошлогодней мертвой травой, снег остался в ложбинах и на северных скатах. К полудню голова батальона вышла из леса на открытое место. Дорога впереди уходила за пригорок и там сворачивала к югу, на Лимбар.
С пригорка летели черные на голубом фигурки конного дозора:
– Капитан! Впереди фригийцы!
– Дождались, – сказал капитан. – Остановить колонну!
Он въехал на пригорок, отцепляя подзорную трубу от седла, и опустил руки: все было видно и без трубы.
Слева, впереди, желтое поле и ленту дороги пересекали сверкающие четкие прямоугольники войск. Чуть искривленная дугой, вражеская линия упиралась левым флангом в лес, правым – в красные голые кусты. Стояли неподвижно, в полумиле, спокойно ждали – яблочко само упадет в руки. Алеандро все-таки приложился к подзорной трубе. Высокие фригийские морионы, мушкетные стволы, лес копий. И ни одного знамени. Как же – это ведь не армия, это разбойники!
– Тысячи полторы, – сказал за его спиной Анчпен.
– А?.. – встрепенулся Алеандро. – Да, не меньше… Азнак!.. Вот, полюбуйтесь. В Лимбар нам нельзя. Нас истребят почти что в виду Лимбара. Что скажете?
После той ночной сцены оба делали вид, что никакой сцены не было: Азнак вел себя по-прежнему, капитан – тоже.
Азнак подъехал, взглянул. Ноздри его раздулись, он втянул воздух, как гончая.
– Вы спрашиваете моего совета, господин капитан?
– А почему бы и нет, милейший? Ведь это кровно касается и вас. Смотрите – их почти двое на одного, они отъелись и отоспались, и они и их лошади, а пороху у них…
– О мой капитан! У этих разбойников нет знамени, а у нас оно есть. Ваше знамя, капитан! Если знаменщик будет убит, я сам понесу его!
– Вы хорошо говорите, любезный шевалье. Итак, вот он, бой… Жалею только об одном – что время и место выбирал не я… – Он посмотрел на Азнака в упор. – Ну ладно, вернитесь в строй…
Затем он повернулся к офицерам:
– Анчпен, вы пойдете во фланг, лесом. Стреляйте только наверняка. Де Базош, выводите своих вперед, вон за те кусты. Спешите одних арбалетчиков. Хиглом, вы будете в центре… Пушки на дорогу!
Он остался на бугре, наблюдая за противником. Фригийцы ждали, словно неживые.
Телеги с пушками выкатили на поворот дороги, в виду вражеского войска. У них было всего одиннадцать выстрелов, на большее не хватало пороху.
– Достанет? – спросил капитан у артиллеристов.
– И еще как! – ответил старый ветеран, пушечный фельдфебель, завербовавшийся в его батальон одним из первых. – Достанет, ваша милость, будет и волчатам, и котятам, и лисенятам…
Кулеврины рыкнули – одна за другой. Фригийцы, видимо, думали, что у него не осталось больше пушек. У них самих пушек не было (ну откуда бы у разбойников пушки?..). Одно ядро сделало перелет, второе врезалось в середину фригийского строя.
– Накатывай! – кричал фельдфебель. – Не спи, ребята!
После второй пары выстрелов – на этот раз ни одно ядро не пропало впустую – правый отряд фригийцев двинулся, набирая скорость, помчался в атаку.
– Они обнажили фланг! – вопил шевалье Азнак. – Смотрите, капитан, смотрите!
– Хиглом, сюда! – гаркнул капитан.
Он показал Хиглому направление – наискось через поле, в правый угол фригийской линии. Хиглом кивнул, подтянул ремни каски, побежал к своим.
– Не стрелять без команды! – надрывался справа де Базош.
Алеандро весь дрожал от возбуждения. Он бросил в бой все свои силы. За спиной у него осталось несколько повозок с ранеными и девицами и полсотни всадников конвойного эскадрона. Больше ничего. Теперь только бы успел Анчпен…
Хиглом разошелся с атакующим фригийским отрядом; те, не сбавляя скорости, летели на арбалетчиков де Базоша, Навстречу всадникам Хиглома шевельнулось второе фригийское каре – центральное, стоящее на самой дороге. Так. У них слева еще две таких черепахи, да наверняка есть еще и сзади, в глубине…
Справа вспыхнул страшный крик. Арбалетчики выпустили стрелы навстречу фригийцам. И пушкари успели-таки влепить еще два ядра в самую гущу – но это не могло остановить их. Арбалетчики бросились прочь из-под копыт, перед фригийцами опустились копья конников де Базоша. Затрещали, как огромный костер, ломающиеся древки.
Азнак танцевал на месте, подкидывая кверху свой красный берет.
– Ах, молодцы! Что я вам говорил, капитан! Фригийцы ничего не стоят против нас!
Хиглом на середине поля рубился с центральным отрядом. Лихорадочно, обгоняя друг друга, грохотали мушкетные выстрелы. Наконец-то! Стрельбу покрыл вопль: Анчпен из леса врезался фригийцам во фланг.
– Дорога, дорога свободна! – кричал Азнак.
– Эскадрон, за мной, шагом! – скомандовал капитан. – Обоз в середину, пушки в хвост! За мной, дети мои!
Выехав на лимбарскую дорогу, перешли на рысь. Конвойный эскадрон рассыпался по обочинам, охраняя повозки. Дорога, слава тебе Господи, была сухая, не хватала за колеса. Фригийцы, связанные боем, не могли помешать их движению. Отдельные всадники с разных концов поля рванулись было к ним, но были встречены выстрелами. Стреляли даже слуги и девицы с повозок. Алеандро, яростно выдыхая воздух, работал мечом. Обратил в бегство сразу двоих, одного достал мечом – фригиец молча полетел с лошади.
Они прошли эти проклятые полмили, где два часа назад стояли фригийские черепахи, сейчас сбитые в комья ожесточенной рубки. Анчпен, Хиглом, де Базош стояли насмерть, давая уйти капитану, знамени и обозу с двумя пушками.
На следующем бугре открылось то, чего и ждал капитан.
– А, вот они! – сказал он с усталой злостью. – Это для нас!
Впереди, шагах в пятистах, неподвижно блестел на дороге еще один фригийский отряд. Главный, резервный.
– Ай, ай, ай, – неторопливо сказал Азнак, разглядывая бронированную стену.
– Пушки вперед! – хрипел старый артиллерист. – Не беда, у нас еще пять выстрелов! Матильда, не обмани!
– Ай, ай, ай, – повторил Азнак, даже как будто с удовольствием. Капитан пристально посмотрел на него, но Азнак вдруг встал в стременах, не чувствуя его взгляда.
– Вы готовы к смерти, милейший?.. – спросил капитан… Азнак вытянул шею, вытянул руку. Он что-то слышал там, впереди.
Алеандро тоже прислушался.
– Ого! Вот так штука!
Теперь он не только услышал, но и увидел. Фригийский строй дрогнул, но не так, как вздрагивают ряды перед броском в атаку. Они вздрогнули панически. На горизонте возникли плотные белые клубы, долетели пушечные удары.
– А ну, Матильда! – хрипел впереди артиллерист. – Угости косточкой поросят!
Треснули кулеврины с телег. Мгновением раньше фригийский строй, запиравший дорогу, раскрылся, как ворота, затем распался, рассыпался. Яростный крик: «Виргиния! Виргиния! Жизнь! Жизнь!» донесся до Алеандро. (Он еще услышал, как восторженно завизжали девицы в повозках.) Показались всадники, показалось белое знамя, перечеркнутое синим крестом. Это был Макгирт. Разметав резервное каре фригийцев, он вывел свою колонну в поле, на всем скаку развернул ее двумя лавами – на помощь Анчпену и де Базошу. Через минуту он и сам очутился рядом с Алеандро.
– Вы живы, капитан? Я успел, кажется, вовремя… О, и вы живы, Азнак?
Шевалье Азнак поклонился до гривы:
– Если бы не вы, лейтенант…
Макгирт вывел свежий батальон из Лимбара этим самым утром. Грохот битвы они услышали за пять миль, бросились на помощь и решили дело. Все было кончено за полчаса. Фригийцы обратились в бегство, их не преследовали.
– К Флэну пошли… Вот и все наши усилия черту под хвост… – сказал Макгирт, отирая взмокший лоб. – Ладно, поквитаемся… Сегодня важно одно – я спас вас, капитан…
Алеандро обнимал его, обнимал всех.
– А все-таки победа за нами!.. Анчпен! Вы молодецки стукнули им во фланг, спасибо вам!.. Хиглом, брат мой во Квинтэссенции!.. Де Базош! Как я рад, что вы живы! О, да вы в крови!.. Что?..
– Пустяки… Тесаная рана, кожу срезал со лба…
– Теперь надо отдохнуть, вон там какая-то деревня… Азнак!.. Тьфу ты, а где же Азнак? Уж не убили ли его в последний момент?
Знаменщик Лиферг доложил:
– Мой капитан! Он сказал, что поедет в деревню готовить квартиры для господ офицеров!
Алеандро улыбнулся Макгирту:
– Право, мы с вами недооцениваем поручика Азнака…
– Погодите, погодите, капитан, – не принял шутки Макгирт, – мы еще наплачемся через него… А я тоже дурак – издали видел его красную шапку и не выстрелил… Ей-богу, жалею…
Макгирт сожалел не напрасно. В сумерках Алеандро вместе с Анчпеном объезжал деревню по периметру, проверяя караулы; когда они были в дальнем конце, из-за каменного забора вдруг трахнуло одновременно два выстрела. Обе пули, предназначенные для Алеандро, получил Анчпен – как раз в этот момент лошадь его оступилась, и он нырнул всем телом вперед, невольно заслонив собою капитана.
– Тревога! – крикнул капитан, выдирая из седельной кобуры пистолет.
Началась беготня, захлопали мушкеты. Несколько всадников кинулись в поле, вдогонку. Но убийцы имели хорошую фору: темнота и лесная чаща скрыли их от преследования.
Макгирт подъехал к Алеандро, стоящему на коленях над трупом Анчпена: