Текст книги "Сказки Восточной Африки. Волшебный Цветок"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Сказки Восточной Африки. Волшебный Цветок

Волшебный цветок народной фантазии

Мы привыкли отделять сказку от реальности, противопоставляя вымыслу достоверный факт. Но ведь так было не всегда. В старину люди рассказывали о встречах с чудесами как о чем‑то обыденном. Слишком многое в окружавшем наших предков мире было непонятным. И там, где до времени точное знание оказывалось бессильным, на помощь человеческому разуму приходила фантазия. На стыке фантазии и реальности постигалась бесконечная сложность бытия. Может быть, так родились сказки? Сказанное в полной мере относится к фольклору Восточной Африки. Смелые охотники уходят в далекие края, где их на каждом шагу подстерегают опасности, где звери заговаривают человеческими голосами, а злые колдуны строят козни добрым людям, благородные герои спасают заколдованных принцесс, хитрецы и проказники обводят вокруг пальца доверчивых простаков, порок наказывается, добродетель торжествует – все это привычные мотивы всякого фольклора. Однако сказка интересна не только сюжетом, но и тем своеобразным колоритом, который привносит в нее каждый рассказчик. На канву традиционных сюжетов каждый народ наносит свой неповторимый узор, расцвечивает его своими красками. Вот почему, при всей своей жанровой типичности, восточноафриканские сказки не похожи ни на какие другие в мире.

Восточная Африка – условное географическое название. В этой части света расположены Эфиопия, Сомали, Кения, Танзания, Уганда и Малави. Живущие на их территории народы и внешним обликом, и условиями жизни, и особенностями культуры, и исторической судьбой сильно отличаются друг от друга. Сомалийские кочевники‑скотоводы не похожи на эфиопских земледельцев; жители океанского побережья, говорящие на суахили, имеют мало общего с ираку – жителями внутренних районов Танзании, а те, в свой черед,– с кенийскими горцами кикуйю.

Вместе с тем легко различимы три основных культурных массива, определяющих специфику устного народного творчества восточноафриканцев. Это сказки племен, находившихся вплоть до колонизации в изоляции от внешних воздействий и потому в наиболее отчетливой форме воплощающие сугубо африканские обычаи, мировоззрение, мифологию. Таковы сказки и мифы камба, масаи, кикуйю, меру, проживающих в Кении, танзанийских ираку, курия, маконде; ганда из Уганды, яо из Малави. Далее – сказки эфиопских амхарцев, подвергшихся христианизации еще в IV веке. Среди них много бытовых, притчевых, содержащих аллюзии на библейские сюжеты, с сильным морализаторским подтекстом, характерным, кстати, не только для фольклора, но для всей многовековой эфиопской литературы. Персонажами амхарских сказок часто выступают семинаристы, лица духовного звания, нередко подвергающиеся осмеянию. Как правило, им уготована роль обманутых глупцов. И наконец, сказки, где прослеживается влияние исламской культуры: сомалийские и суахилийские. Сомалийские образцы отражают быт странствующих по пустыне кочевников. Чаще всего они лаконичны, с несложным сюжетом, жанрово близки анекдоту. Арабская традиция заложена в основу суахилийских сказок. В них силен волшебный элемент, встречаются реалии, известные по сказкам арабских народов. Усваиваются целые фольклорные циклы, например о проделках Абу Нуваса[1] Гвереца – обезьяна семейства мартышкообразных.

[1] , о приключениях легендарного морехода Синдбада. Но и здесь заимствованные элементы трансформируются весьма значительно, в соответствии с традициями Восточной Африки.

Сказка чаще всего приходит к нам из глубины веков. Она, словно слепок прошлого, хранит на себе следы минувших эпох. Но, продолжая жить, передаваясь из уст в уста, из поколения в поколение, она видоизменяется, обрастает новыми подробностями, меняет свои оттенки. В культуре каждого народа сказка – это одно из звеньев, соединяющих прошлое с настоящим.

Многие народы африканского континента вплоть до XX века сохраняли свои традиционные социальные структуры, они находились на этапе перехода от родоплеменного к классовому обществу. У них не было собственной письменности, а следовательно, и литературы даже в зачаточных формах. В таких условиях фольклор является едва ли не главным средством передачи культурной информации. Коллективная память народа воплощается в мифах, легендах, сказках, песнях. Слушая стариков, молодежь узнавала об устройстве вселенной, о происхождении людей, о предках племени. Постоянно создавались новые сказки. Нередко древние сюжеты трансформировались в соответствии с изменившимися условиями жизни. Так, уже в начале нашего века исследователи записали у камба и кикуйю несколько сказок персонажами которых стали белые люди. Интенсивное проникновение европейцев в глубинные районы Африки, как прежде вторжения иных завоевателей, быстро отразилось в фольклоре африканцев.

О фольклоре африканских народов, сравнительно поздно подвергшихся чужеземным влияниям, можно сказать, что его воспроизводство в рамках местной культуры протекает (или по крайней мере до недавнего времени протекало) довольно бурно. В результате многие из этих сказок возникли не слишком давно хотя, как отмечалось, в них нередко присутствуют весьма древние элементы. Это, однако, не означает, что фольклор, дошедший до нас из внутренних районов континента, молод как явление духовной культуры живущих там людей. Африканцы наверняка сочиняли сказки и пятьсот, и тысячу лет назад. Но содержание этих сказок постоянно осовременивалось, а их формы сохранялись прежними в такой степени, как в обществах, где фольклор на протяжении длительного времени сосуществовал с развитыми традициями литературы, как в султанатах на побережье Индийского океана и в Эфиопии. Суахилийские и амхарские сказки в сюжетном отношении консервативней сказок камба, кикуйю, меру, ганда и т. п. В них чувствуется тяготение к сложившимся стилевым приемам, композиционным схемам, их материал заимствован из далекого прошлого, здесь не часто встретишь реалии более позднего времени. Чтобы читателю стало понятно, в сколь различных условиях создавались сказки, составившие наш сборник, следует остановиться подробнее на истории и культуре восточноафриканских народов.

Восточноафриканское побережье Индийского океана издавна стало оживленным торговым перекрестком. Колонии арабских негоциантов появились там около тысячи лет назад. В X веке арабский географ Аль‑Масуди, посетивший эти края, отзывался о них как о земле, «обильной золотом, обильной диковинами, плодородной, жаркой». Поселения арабов быстро росли и богатели. Деревни превращались в города, застроенные красивыми домами, рынки изобиловали товарами. Чего там только не было! Золото и серебро, жемчуг, драгоценные камни, ковры, бархатные и атласные ткани, шелк из далекого Китая, вороные скакуны из Аравии, сандаловое дерево, слоновая кость и пряности из Индии. И на невольничьих рынках велся оживленный торг. Рабский труд (в рабство обращались пленники, захваченные во время набегов на африканские племена, жившие в глубине материк широко использовался колонистами. Мусульманская культура арабских переселенцев из Аравии и других стран Востока сосредоточивалась в прибрежных городах и поселках, поскольку жизнь колонистов была связана прежде всего с морской торговлей и судоходством. Прошло несколько столетий, и эта культура приобрела оригинальные черты. Потомки колонистов смешивались с местным населением. Этнически они уже не были арабами, в их жилах была немалая примесь африканской крови. Они образовали элитную прослойку населения городов‑государств. В культурном отношении эти люди были по‑прежнему близки арабам. Наибольшего могущества достигли султанаты Килвы, Малинди, Занзибара, Момбасы.

Постепенно преобладающим наречием на побережье стал суахили, принадлежащий к исконно африканской семье языков банту, но значительно расширивший лексический состав за счет арабских заимствований. Первое упоминание о суахили, правда, как о местности на океанском побережье современных Кении и Танзании, встречается в книге знаменитого путешественника XIV века Ибн Баттуты «Подарок созерцающим относительно диковин городов и чудес путешествий». Он пишет о стране ас‑Савахил, что по‑арабски значит «берега».

Арабы безраздельно хозяйничали на побережье вплоть до конца XV века, когда у них появились могущественные конкуренты в лице португальцев, настойчиво искавших удобного пути в Индию, страну, «где произрастают пряности». Пряности тогда ценились дороже золота. В 1498 году три корабля под командованием Васко да Гамы бросили якоря в бухте возле одного из восточноафриканских городов. Португальцы были удивлены – после долгого путешествия вдоль заселенных первобытными племенами берегов они встретили здесь цивилизацию, во многом не уступающую их собственной. Особенно их поразило богатство рынков. Они были на пороге вожделенного Востока с его несметными сокровищами. Чужеземцам удалось заручиться расположением местного султана, давшего им в проводники опытного лоцмана, «предводителя морской науки» Ибн Маджида. Тот показал португальцам дорогу в Индию.

Из Индии груженные корицей и перцем корабли Васко да Гамы благополучно вернулись в Португалию, опять же проследовав мимо восточноафриканских султанатов. Воодушевленный успехом мореплаватель через три года совершил повторное путешествие вокруг Африки в Индию. Теперь он вел себя не как скромный гость, а как властный хозяин. Португальцы убивали и грабили мирных индийских жителей, после себя они оставили дымящиеся развалины. Большие несчастья португальцы принесли и жителям Восточной Африки. В начале XVI века они подчинили себе султанаты Занзибара, Килвы и Момбасы. Только спустя два века, при помощи аравийских правителей, восточно‑африканцам удалось изгнать завоевателей, чтобы – увы – оказаться в зависимости от аравийцев.

В султанаты на восточноафриканском берегу Индийского океана как бы переносят нас суахилийские сказки. Замечательными рассказчиками издавна считались занзибарцы. К середине XIX века Занзибар становится центром политической и культурной жизни этого региона. Местный диалект суахили получает развитие в качестве общепринятой литературной нормы. Именно отсюда он распространяется в глубь материка. Этому способствовало то, что именно на Занзибаре, который находится на пересечении морских путей, формировались торговые караваны. Этот остров не миновали корабли, плывшие вдоль побережья в любом направлении. На отделенном от материка узким проливом острове можно было запастись всем необходимым перед длительным и небезопасным путешествием по африканским дебрям. Занзибарские проводники и охранники сопровождали купцов, охотников, военных, всех, кто стремился попасть на континент, все еще остававшийся загадкой для внешнего мира. В дальних походах, конечно, не обходилось без сказок. Многие суахилийские сказки впоследствии были записаны со слов занзибарцев.

В 1487 году по приказанию короля Жуана II португальский путешественник Перу да Ковильян отправился пешком на поиски легендарного «царства первосвященника Иоанна», как в то время в Европе называли Эфиопию. Странствуя по свету, этот отважный землепроходец побывал в восточноафриканских султанатах, причем не только на побережье Индийского океана, но и в районе Красного моря. На обратном пути он попал в Эфиопию. Вероятно, Ковильян был одним из первых европейцев, воочию увидевших эту страну, приобщившихся к ее древней культуре. Что же представляла собой родина амхарцев?

В начале нашей эры на берегу Красного моря возникло государство Аксум. Через посредство сирийских монахов аксумиты раньше многих европейских народов восприняли христианство. Косма Индикоплов, автор хорошо известного во всей средневековой Европе, в том числе и на Руси, географического трактата «Христианская топография», посетил Аксум в VI веке и встретил там людей, искусных в ремеслах, смышленых в торговле, отважных в ратном деле. В те времена связи аксумитов со странами Средиземноморья были довольно тесными. В их духовной жизни чувствовалось культурное влияние эллинистического мира. Позднее аксумское царство пришло в упадок. Центр государственности переместился на юг от берега моря, в труднодоступный горный район, где через несколько веков сложилась эфиопская империя, преемница Аксума. К моменту, когда Ковильян отправился в свое путешествие, это было сильное феодальное государство, стремившееся расширить границы за счет окружавших его мусульманских владений. Этническое ядро империи составляли амхарцы, но страна была многонациональной. Эфиопы имели развитую литературу, создававшуюся на геэз, языке (тогда уже мертвом) аксумитов. Сильный отпечаток на их культуру накладывала христианская религия. Вот эту‑то Эфиопию и отождествляли в Европе с царством первосвященника Иоанна, хотя императоры не были духовными лицами. Следует также помнить, что с античных времен у европейцев повелось все неизведанные внутренние районы Африки называть Эфиопией, а африканцев – эфиопами.

Судьба Ковильяна сложилась несколько необычайно. Он не погиб, скитаясь по чужбине, не затерялся, как песчинка в безбрежной пустыне. Он проник в самое сердце империи эфиопов. Его хорошо приняли, но вернуться в Португалию не разрешили. Более тридцати лет Ковильян прожил в Эфиопии. Он пользовался почетом при царском дворе, стал вельможей. Однако до самой смерти тосковал по родине.

В Эфиопии фольклор был противопоставлен книжности. Для всех населявших империю народов литература на геэз была единой, как бы наднациональной. Она представляла собой одну из периферийных ветвей мировой христианской литературы. В царских хрониках, житиях святых, богословских сочинениях – этих основных литературных жанрах средневековья – этническая принадлежность авторов почти неощутима. Произведение на геэз могли написать и прочитать только немногочисленные грамотеи, преимущественно выходцы из духовного сословия. Книгу толковали в церкви, в монастырской келье. Книжность и религия были неотделимы. Иное дело устное народное творчество. Церковники относились к нему неодобрительно, как к любому проявлению мирского вольнодумия. Но и сказочники не оставались в долгу – где еще, как не в сказке, можно так весело посмеяться над прислужниками бога. Сказка нередко имеет антиклерикальный подтекст. Она рассказывается на живом языке и понятна всем, кто ее слушает.

Ранние путешественники по Африке интересовались культурой, в том числе фольклором народов, жизнь которых им приходилось близко наблюдать. Но они, как правило, были разведчиками, авантюристами, преследовавшими вполне конкретные меркантильные цели, а не учеными и исследователями. Да и уровень науки о человечестве в ту эпоху был таков, что потребность в специальном изучении устного творчества аборигенов неведомых земель еще не возникала. Время пристального внимания к сказкам африканцев наступило гораздо позднее. С конца XIX века в разных странах стали выходить книги, посвященные Африке. Первоначально это были записки колониальных чиновников, военных, миссионеров. Они содержали наблюдения людей, волей случая заброшенных в экзотические места. Нередко наивные впечатления дилетантов по‑своему интересны, им присущи свежесть восприятия, искреннее удивление увиденным, хотя тут же много скептицизма и заведомой предвзятости. Появлялись и более компетентные труды, в частности сборники африканских сказок. Одной из первых значительных публикаций такого рода стала вышедшая в 1893 году книга Г. Стэнли «Мои темнокожие спутники и их странные истории», прославившегося тем, что спас погибавшего от болезни в Центральной Африке Дэвида Ливингстона. Этот путешественник и исследователь записал и литературно обработал много услышанных от занзибарских проводников сказок, которые действительно должны были казаться странными человеку, никак не ожидавшему обнаружить в «туземцах» такое буйство поэтически вдохновенной фантазии. Некоторые сказки из его книги включены в наш сборник. Великолепные импровизации занзибарцев пленили и другого исследователя – англичанина Джорджа Бэйтмэна. Его коллекция, впервые опубликованная в 1901 году, включает наиболее распространенные фольклорные образцы, переведенные с суахили. Бэйтмэн отмечал, что среди них много оригинально разработанных мировых сюжетов (например, сказка «Хамдани», в которой газель Киджипа удивительно похожа на европейского Кота в сапогах).

Сказка – ценный источник информации для этнографа. Поэтому этнографическое изучение африканских народов сопровождалось сбором фольклорного материала. В приложении к сугубо специальным трудам ученых давались записи сказок. Именно из таких книг мы узнаем, о чем седовласые старцы толковали с молодежью возле вечерних костров, как готовили юношей к посвящению в мужчины, какие обряды справлялись у святилищ божеств и предков. Колониализм и расизм нанесли африканским народам неисчислимый ущерб. Однако многих европейцев влекло в Африку искреннее желание познать тайны загадочного континента. Добытые ими сведения об образе жизни и нравах местных обитателей способствовали искоренению бытовавших тогда предрассудков. Они хотели постичь культуру африканцев и уже догадывались, что в ритмах туземной пляски, гротескных чертах вырезанных из дерева идолов заключено нечто в высшей степени выразительное, жизненно достоверное, то, к чему стремится, но чем не обладает (или уже утратило) искусство цивилизованного мира. Эта догадка переходила в уверенность по мере того, как этнографы накапливали информацию об обычаях африканцев, а искусствоведы приступили к профессиональному изучению масок и скульптур, привезенных из Африки. В XX веке традиционная африканская музыка и пластика оказали заметное влияние на развитие мирового искусства.

В 1910 году супруги Раутледж, проводившие исследования в Кении, опубликовали в приложении к своему фундаментальному этнографическому труду о кикуйю подборку сказок этого народа. Спустя десятилетие такую же работу в отношении ираку проделал X. Хаудж. Позднее вышла книга В. Уайтли, занимавшегося фольклором сомалийцев, курия, ганда и некоторых других народов Восточной Африки. В 50 – 60‑е годы появились книги африканских фольклористов, непосредственных носителей данных культур. В Эфиопии опубликовано несколько сборников амхарских сказок. Кениец Дж. Мбити писал о камба, его соотечественники Р. Мванги и Н. Нжурури – о кикуйю. Материалы, собранные перечисленными авторами, были использованы при составлении этого сборника. В нем представлены все основные жанры сказочного репертуара. Не всегда просто определить жанр той или иной сказки. Волшебные и бытовые мотивы часто присутствуют в историях о животных. В них же органично включается этиологический (объяснительный) элемент, характерный для мифологических сюжетов. Сборник состоит из четырех разделов. В первом сосредоточены героические и мифологические сказки. Их персонажами выступают божества или легендарные личности, с чьими именами и деяньями связаны какие‑то значительные события. Потомкам они видятся великанами, их сила уподобляется мощи природных явлений. Во второй раздел вошли волшебные сказки. Их обычные персонажи – чародеи, колдуны, злые и добрые духи, наделенные чудодейственными свойствами лесные обитатели. Колдовство и магия играют в жизни традиционных обществ важную роль. Не удивительно, что представления о магических взаимосвязях мира находят причудливое отражение в фольклоре африканцев. Третий раздел состоит из бытовых сказок. В центре их сюжетов – проделки плутов и хитрецов. Этика человеческих взаимоотношений наиболее полно раскрывается именно в бытовых сказках, многие из которых окрашены в юмористические тона. И наконец, четвертый раздел включил в себя, пожалуй, самый популярный фольклорный жанр – сказки о животных. В сказочном мире человек не является единственным разумным существом. Животные не уступают ему по интеллекту. Человек близок к природе, он наделяет зверей теми же качествами, которые присущи ему самому.

Сказка, словно тропинка, что пролегает через заколдованный лес, таит неожиданности. Путник, ступивший на эту тропу, увидит много удивительного, если только его глаза открыты свету, а сердце – добру. Наградой читателю‑путешественнику будет волшебный цветок африканской культуры, чудесное творение народной фантазии.

М. Вольпе

Огненное дерево

Сотворение человека

В начале времен страна, где мы живем, и весь мир находились под водой. Но вода ушла в небеса, став облаками, и ушла в землю, дав рожденье ручьям и рекам, прудам и озерам. Земля произрастила деревья, кусты и травы, и по прошествии многих лун деревья разрослись в леса, большие и малые, а воды соединились между собой и образовали моря. Дожди не давали рекам пересохнуть и пополняли свежей водой пруды и озера.

Не было тогда на земле ни одной живой души. Но вот однажды на берег озера выползла огромная Жаба. Как она появилась на свет и сколько лет прожила,– неизвестно. Вероятно, ее породила вода. В небесах не было иных светил, кроме сияющей Луны, а на Земле – иных жителей, кроме Жабы. Встретились они однажды, разговорились.

– Я задумала сотворить живые существа – мужчину и женщину,– сказала Луна.– Пусть живут плодами земли, пусть благоденствуют среди земного изобилия.

– Не утруждай себя,– предложила Жаба,– позволь мне сделать человека. Мне лучше удастся приспособить его к земной жизни, ведь я – земная тварь, а ты – светило небесное.

– Истинно так,– согласилась Луна,– ты – тварь земная и потому способна произвести на свет существа, такие же смертные, как ты сама. Зато я, создав человека, смогу наделить его совершенством и бессмертием.

– О Луна, я придам людям обличив, которое мне нравится. Не препятствуй мне.

– Если ты вознамерилась мне перечить, запомни: и тебя, и твои творения ждет смерть. Тебя я сама предам смерти, а они последуют за тобой – из праха созданные, в прах обратятся.

– Гневайся не гневайся, а я от своего не отступлюсь,– твердила Жаба.– Все существа, которым суждено населить землю, я сотворю сама, а ты занимайся небесными владениями.

Луна стремительно поднялась ввысь, и ее круглый сияющий лик озарил мир. А Жаба раздувалась все больше и больше, пока не родила двоих близнецов – мужчину и женщину. Это были первые люди на земле.

Увидела их Луна и пришла в ярость. Она скатилась с небосклона – покарать Жабу, посягнувшую на ее самовластие. Гневно сверкая очами, Луна встала над озером, где жила Жаба.

– Что ты натворила, несчастная!

– Умерь свой гнев, Луна, я лишь воспользовалась своим правом. Мне было дано создать человека, и я его создала.

– Ты слишком возомнила о себе, Жаба, захотела стать мне ровней. Спесь помутила твой разум, ты забыла мой запрет. Впрочем, даже если б я тебе позволила сотворить людей, вряд ли ты справилась бы с этим. Возможности твои ничтожны, вот ты и произвела на свет ничтожества. Творения твои – убогие, беспомощные твари, не наделенные способностью мыслить. Они видят, слышат, дышат, но жизнь их недолговечна, не дольше одного моего оборота вокруг Земли. Несчастные, они вызывают жалость, не то я бы их уничтожила. Так уж и быть, я сделаю твои создания совершенней – удлиню срок их жизни и вложу в их головы хоть толику разума. Но жизнь их будет полна превратностей, горестей и трудов. Тебя же, ослушница, я сотру с лица земли.

С этими словами Луна приблизила свой лик к Жабе, и небесный огонь испепелил ее. Луна же окунулась в озеро, чтоб остудить свой пыл. Вода в озере тотчас закипела, как в горшке, поставленном на огонь. Луна купалась до тех пор, пока вода не перестала шипеть и бурлить, а потом поднялась над озером и разыскала мужчину и женщину, созданных Жабой. Луна подозвала их к себе, но они испугались и спрятались. Луна улыбнулась, как улыбается порой и сейчас ясной ночью. Ей понравилось, что творения Жабы боятся ее.

– Бедняжки,– молвила она.– Мне предстоит немало потрудиться, прежде чем вас можно будет назвать земными владыками.

И Луна погрузила первых людей в озеро, где только что купалась сама. Она мыла их, и нежные прикосновения ее лучей, как пальцы гончара, придавали их телам сходство с нынешними мужчинами и женщинами. Мужчина раздался в плечах и груди, стал более плотным и ширококостным, а женщина – уже в талии, шире в бедрах. Луна придала ей округлые формы. И нарекла Луна мужчину Батетой, а женщину Ханной и обратилась к ним с такими словами:

– Батета, видишь ты эту землю, растущую на ней зелень – травы, кусты, плодоносящие деревья? Все это принадлежит тебе, твоей жене Ханне и детям, которых вы родите. Мне пришлось многое изменить в твоем естестве, чтобы ты мог наслаждаться жизнью. А теперь я наделю тебя умением отличать вредные растения от полезных. Развивай это умение, набирайся мудрости. Чем мудрей ты станешь, тем скорее поймешь, как прекрасна земля, на которой будут жить твои потомки. Жаба сотворила вас из праха, и потому вы смертны, но я сделаю все, чтобы скрасить вашу жизнь, сделать ее счастливой. Кое‑чему я научу вас, кое‑что подарю. Мой главный дар – огонь. А вот этим топором ты, Батета, будешь рубить дерево и время от времени подкармливать огонь, за которым всегда будет следить Ханна. Дарю вам также самую нужную утварь. Смотрите, как ее нужно делать.

Луна взяла ком глины с берега озера, долго мяла ее. Потом вылепила из нее сосуд круглой формы и обложила его горячими угольями. Закончив работу, она протянула сосуд Батете и сказала:

– В этом горшке будешь варить еду. Налей туда воды, положи в нее то, что хочешь сварить, поставь на огонь. Все овощи – и плоды, и коренья – вкуснее есть вареными. А если вы не сможете определить, съедобны ли иные красивые на вид плоды, спросите меня.

Преподала Луна свой первый урок людям, поднялась в небо и, довольная, засияла в вышине. Ее улыбка ободрила одинокую пару. Они полюбовались восходом светила и пошли по земле. В чудесном лунном свете Батета и Ханна увидели упавшее дерево, с огромным в два обхвата стволом. В основании дерева было большое дупло, Батета с Ханной смогли войти туда, не пригнувшись. Вскоре Батета захотел спать. Он нарубил сухих веток и разложил возле дупла костер. Ханна подкинула в костер ветки, пламя разгорелось ярче и осветило дупло. Батета взял Ханну за руку, они вошли в свое жилище и легли. Но ложе показалось им жестким. Тогда Батета набрал крупных листьев с дерева, росшего неподалеку, и густо устлал ими ложе.

Ханна засмеялась счастливым смехом и сказала Батете что теперь ей мягко и уютно. Она открыла ему объятия и прошептала:

– Иди ко мне, Батета.

Это был первый день их жизни на земле. Оба были в расцвете сил и красоты.

Спустя месяц Ханна родила близнецов – мальчика и девочку, два крошечных подобия отца и матери. Счастливый Батета окружил жену заботой и лаской: ведь дети отнимали у нее все силы.

Желая порадовать Ханну, Батета приносил ей самые вкусные плоды, но она стала очень разборчива в пище, и Батета никак не мог ей угодить. Воздев к Луне руки, он взмолился:

– О Луна, внемли Батете, твоему созданию! Моя жена так слаба, что не может подняться. Но она ничего не ест. Дети высасывают из нее последние соки, она чахнет с каждым днем. О Луна, спустись на землю, укажи мне плоды или растения, которые спасут Ханну.

Услышала Луна его мольбу, вышла из‑за облака, улыбнулась.

– Хорошо, Батета, я тебе помогу!

Спустившись на землю, Луна указала ему на золотистый плод банана. Листьями этого растения Батета устилал свое брачное ложе.

– Понюхай банан. Тебе нравится его аромат?

– Какой нежный и сладкий запах! Если плод и на вкус так же сладок, моя жена его с удовольствием отведает.

Луна почистила банан и протянула его Батете. Он съел плод с наслаждением и попросил разрешения отнести лакомство жене. Банан пришелся по вкусу Ханне, но она сказала:

– Попроси у Луны еще чего‑нибудь. Я ослабла, а банан вряд ли восполнит то, что я теряю с молоком.

Батета снова обратился к Луне и повторил слова Ханны. Луна молвила:

– Я и это предугадала. Оглянись, Батета, скажи мне что это за животное?

– Буйвол.

– Как ты нарек его, так и будет ему имя. А кто стоит с ним рядом?

– Козел.

– Так и будет ему имя. А за козлом кто?

– Антилопа.

– Прекрасное имя. А дальше?

– Овца.

– Нарекается так. А теперь взгляни на деревья. Кто там летает меж ветвей?

– Птицы – голуби.

– Отныне будут зваться так. Батета, даю тебе в пищу и скот, и птиц небесных. Буйвол силен и свиреп, но ты одолеешь его на охоте. Козлы же, овцы и домашняя птица будут жить подле тебя и кормиться от щедрот твоих. Многие лесные твари придут к тебе, если ты дашь им еду и кров. А сейчас поймай любую из этих тварей, свяжи, отруби голову, выпусти кровь и свари либо изжарь на костре. Торопись, Батета, твоей жене нужно мясо. Только мясо даст ей силу.

И Луна, милостиво улыбаясь, поднялась в небо. Батета тут же последовал ее совету – связал козла, убил, приготовил мясо, как было велено. Поела Ханна вареного мяса и поднялась на ноги, а детишки стали расти быстрей.

Как‑то утром вышел Батета из своего дома‑дупла, и – о, чудо! – как все переменилось! В небе над верхушками деревьев ослепительно сияло новое светило, и его яркие лучи освещали все вокруг. Все, что раньше было окутано полумраком, теперь стало отчетливо видно. Нельзя было не заметить разницу между лунным светом и новым, исходившим от неизвестного светила. Деревья, залитые золотистым светом, отбрасывали густую тень, напоминавшую холодноватый лунный полумрак. И в этой тени собралось множество неведомых животных, больших и малых.

– Ханна! Выйди, посмотри, какие чудеса совершаются на земле! У меня голова идет кругом, я не понимаю, что происходит!

Ханна с детьми тотчас вышла на зов Батеты и замерла на месте, дивясь ярким лучам нового светила и многочисленным тварям, разным по величине и обличью, собравшимся под кронами деревьев.

– Что предвещает эта перемена, Батета? – в страхе спросила Ханна.

– Я и сам не знаю. Это случилось после ухода Луны.

– Обратись к ней снова, Батета. Пусть растолкует, что все это значит. Я боюсь, как бы яркий свет не повредил тебе и детям.

– Ты права, жена. Мне самому не разгадать эту тайну. Батета воззвал к Луне, и при звуке его голоса твари, стоявшие в тени, подняли морды к небу и закричали, всякий на свой лад. Но и рев льва, и писк мыши выражали одну и ту же просьбу:

– Спустись на землю, о Луна, и открой нам, как понимать великую перемену. Только ты, сотворившая нас поможешь нам постичь это чудо.

Услышала Луна их мольбу, и с неба прозвучал ответ подобный раскатам грома:

– Оставайтесь там, где вы есть, пока не померкнет блеск нового светила. А как дойдет до вас мягкое сияние моих детей звезд, я спущусь на землю и расскажу, что произошло.