Текст книги "Степанида и 7 женихов (СИ)"
Автор книги: НатАша Шкот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
Глава 3
«Ждали из заморья, а прибыл из задворья»
Проснулась Степанида, когда солнце уже вовсю светило в окно дедовой спальни. Спала бы она себе и дальше, ведь привычку спать до обеда не так-то и просто искоренить, да вот только кто-то отчаянно тарабанил в двери.
– Хозяюшка, – раздался над ухом голосу Лукерьи, когда Степка уже открыла глаза, – там к тебе первый суженный пожаловал! – заговорщически прошептала охоронница.
– Кто? – опешила спросонья женщина.
– Ой, иди спроси, чево ему нать, а то двери, окоянный вынесет!
Степанида с трудом спустилась со своего ложа, замоталась в одеяло, на ноги натянула сапоги и пошла, покачиваясь, к выходу.
Отперла дверь и уткнулась носом в широкую грудь в синей униформе. Грудь поднялась и резко замерла. Степанида медленно от нее отклеилась и подняла очи на хозяина столь мощного дыхательного аппарата. Лицо, прилагаемое к груди тоже было очень даже выдающимся. Настолько, что Степанида почувствовала острое желание поправить мятое одеяло да спинку выпрямить.
– Добрый день! – пробасил гость шикарным до одурения голосом, что Степанидке пришлось даже себя ущипнуть, чтоб не наброситься на него с объятиями.
– И Вам утро доброе… – промямлила она, привалившись боком к дверному проёму, так как силы резко покинули ее.
– Участковый Тихий! – представился он, сбился, нервно поправил фуражку, – ж-жалуются тут на Вас… – последнее сказал совсем как-то неуверенно, озираясь.
Степанида заглянула ему через плечо, полюбопытствовать, кто это успел на нее нажаловаться? И обомлела, увидев еще одного потрясающего представителя противоположного пола.
«Ох, мамочки, здесь что, село женихов мечты?» Мужчина, явной военной выправки, с небрежно наброшенной на плечи ветровкой стоял возле крыльца с надутой, но очень-очень красивой физиономией. Но надутая она у него была недолго. Стоило ему увидеть лохматую голову Степки, высунувшуюся из-за участкового, недовольное выражение словно ластиком стерли. Мужчина преобразился весь, еще больше выпрямился, хотя куда уж больше?
– Здрасте… – промямлила Степка, почувствовав, что совсем слабеет, даже за косяк двери схватилась, – это Вы на м-меня ж-жалуетесь? – пропищала слабым голосом.
«Какой… витязь… мама родная… коленки подгибаются… что ж стоишь ты истуканом, бери меня на руки и тащи в свою берлогу, вся твоя…» А потом повернулась к участковому и подумала: «Нет, пожалуй ты меня неси в берлогу…»
И уже даже руку протянула, за шею схватиться собираясь, да тут ее кто-то за волосы, как дернет! Степанида, аж подскочила, но блажь мигом слетела. Она даже головой потрясла, не понимая, что это сейчас за наваждение было.
– З-здравствуйте! – рявкнул жаловаться-пришедший и на крыльцо в один прыжок забрался, – какие жалобы, что вы, помилуйте! Да как можно жаловаться на обворожительную соседку? – и руку ее сцапал и давай лобызать.
От его лобызаний Степка снова пропадать начала, да тут на выручку участковый пришел. Он своим авторитетным плечом отодвинул мужика и недовольно так рявкнул:
– Что Вы, Петр Ильич, людям голову морочите! Сами заявление написали, а теперь, «помилуйте, какие жалобы»?
– Прошу прощения у Вас, Вячеслав Сергеевич и у Вас, прекрасная соседка… простите, не знаю имени-отчества… – но Степка, утонув в глазах-омутах не услышала вопроса в его фразе, – я забираю свое заявление, сущее недоразумение! Еще раз, простите! – и все это скороговоркой, да глаз со Степки не спуская. Женщина нервно одеяло поправила, глупо хихикнула, глазки в пол опустила и тут почувствовала самый настоящий пинок и голос Лукерьи:
– А-ну быстро спроваживай их, самка ты озабоченная! – «самка озабоченная» сразу отрезвела, обиделась, но в руки себя взяла.
– Ну, господа, если ко мне нет никаких претензий, то я пожалуй… пойду? – сказала со злостью, не на мужчин однако, направленной.
– Да-да! Естественно! Извините за беспокойство! – отсалютовал участковый.
– Рад знакомству! – пробасил сосед и дверь перед ними тут же захлопнулась.
Степка пару минут глубоко подышала, собираясь с мыслями, а затем развернулась и в кухню помчалась.
– Лукерья, ты кого самкой обозвала? – прорычала зло, на табурет с размаху усевшись.
– А хто, как не самка? – фыркнула та, – сразу видать, что не девица!
– Какая нафиг девица? – взвилась Степка, – я вообще-то замужем… была и мне лет знаешь сколько?
– Тридцать два тебе, – пропела Лукерья, – самка и есть! Ежели б не я, потянула мужиков прям с порогу да в опочивальню! – и едко так захихикала.
– Да ты! Да я! А вообще, что это было? – вдруг выдохлась она, – и правда, едва не набросилась…
– Выпей на, водицы студеной, остынь! – на столе кружка эмалированная появилась с надбитым боком, – да поговорим…
Степанида залпом выпила воды и, действительно, остыла. Возможность мыслить вернулась, да руки дрожать перестали. Но воспоминания безумного обожания никуда не делись.
– Рассказывай, Лукерья, что за… любовный задор на меня напал? Не от дедовой ли наливочки?
– Какой там… Почалося… – вздохнула Лукерья, – не оборотить назад…
– Да ты давай без прелюдий, будь добра!
– Ты, Степанида, теперича невеста свободная… Я говорила, что мужики липнуть стануть…
– Ты говорила, что они липнуть станут, а не я им на шею кидаться!
– Так это… не завсехдать… Всего на сто одну ноченьку… – вяло проговорила Лукерья, словно признаваться опасалась, – вот ежели б ты девицей была… то легче б в разы прошло… а так…
– Ой темнишь, Лукерья… – вздохнула Степка, – все рассказывай!
– А не пустишься наутек? Не покинешь нас, сирых и убогих? – и жалобно так простонала.
– Ты Лукерья, та еще актриса! – фыркнула Степка, – то озабоченной самкой обзываешь, то плачешь про сирых и убогих…
– Я остудить тебя хотела! Ежели б не я, греховничала бы щас с одним, а то и с обома сразу! – совсем иным тоном воспротивилась охоронница.
– С обоими? – у Степки глаза на лоб полезли, – да ты что…
– Угу… силушка, чай не водица тебе…
– Все, Лукерья, не темни, выкладывай как есть. Чувствую, басня про Слагалицу самая невинная была, да? – прошептала женщина.
«Не хвались отъездом, а хвались приездом»
– Обещай не покинуть! – уперлась Лукерья, – погибнем мы без тебя!
– Обещаю не покинуть, – согласилась Степка вымученно, – рассказывай!
– Клянись! – потребовала Лукерья.
– Да как тебе поклясться?
На столе перед женщиной вдруг книга старая появилась, толстая, потрепанная и пыльная.
– Руку клади! И слова заветные говори!
Степанида с опаской положила руку на фолиант и быстро проговорила:
– Клянусь не покидать сирых и убогих охоронников Дома! – и хотела было уже руку назад отнять, да только не получилось. Руку словно в тисках зажало, а дом тряхануло так, что у женщины зубы клацнули и откуда-то сверху раздалось в несколько разных голосов, среди которых она узнала и голос Лукерьи и Егорыча:
– Берем клятву Слагалию, и в ответ присягаемся! Беречь, щадить, дорожить, защищать! Наша сила – твоя сила! Твоя сила – наша сила! Навеки и до конца!
Руку пронзила острая боль. Степанида ойкнула, руку оторвала. На обложке книги остался пыльный отпечаток ее ладони с кровавым пятном посередине. И тут же книга исчезла.
– Прям, как поженили… – растеряно протянула она, – навеки и до конца! – и тут пол под ногами еще раз дрогнул, да так, что женщина на пол упала вместе с табуретом.
– Молчи ты уже! – зашикала Лукерья! – а то слов к клятве надобавляешь!
Степанида испуганно замерла, не то что говорить, шевелиться боялась. Минуты через три Лукерья вновь подала голос:
– Вставай, все!
Степанида поднялась, потерла зашибленный бок и осторожно присела на табурет.
– А чем это меня укололи? Не чем продезинфицировать? Книжка-то ваша пыльная была, еще зараза какая-нибудь попадет!
– Зараза к заразе… – не осталась в долгу Лукерья, – так как, внимать бушь?
– А пожрать дашь?
На столе перед женщиной появилась миска с домашним творогом да кринка молока.
– Спасибо! – обрадовалась Степка, – а теперь рассказывай!
– Лады… Слушай… – и вот что поведала охоронница.
Каждая Слагалица пройти обряд должна особый, чтоб в силушку вступить и дела свои светлые творить. Даровано судьбинушкой ей семь суженных. И выбрать из их одна должна одного единственного, ну, в крайнем случае двоих! (тут Степанида едва не поперхнулась творожком). Семь достойнейших мужей придут на порог Дома Слагальего. И чисты их будут помыслы, да желания. Ухаживать будут, на руках носить, пылинки сдувать. Слагалица должна отвечать им тем же, быть приветливой, дары принимать, не грубить. Но в глаза подолгу не заглядывать, иначе разума лишиться можно и страсти животной на том же месте придаться (и снова Степка едва не поперхнулась). Должна Слагалица долгие сто один денек и ноченек с женихами знакомиться, приглядываться, да пару свою истинную углядеть. Строго запрещается в эти дни в отношения добрачные вступать, иначе силушка в сторону вся уйдет! На последний день истекшего сроку выбирает Слагалица одного, или в крайнем случае двоих, которые сдюжают ее жажду любовную (тут Степка ложку отбросила совсем, поняв, что аппетит пропал окончательно) и соединится с избранником и вся мощь предков придет к ней! И обряд будет завершен!
– Т-а-а-к… – протянула Степанида, – вопросики имеются… Получается, что, я еще не настоящая Слагалица?
– Настоящая! Как есть!
– А чего ты говоришь, что только после… соединения с избранником спустя сто один день…
– Так это вся-я-я силушка! Крохи у тебя уже имеются! Хоть щас твори!
– Угу… а что значит, что жених или в крайнем случае два, сдюжают жажду мою любовную?
– Так это… ты ж творительница любови, тебе положено огнем страсти гореть! Не кажен мужик выдюжает…
– Да нет у меня той самой, жажды… – покраснела Степанида, – неспособная я…
– Как это? – теперь Лукерья удивилась.
– Да муж мой… говорил… холодная я и не страстная… – сказала и покраснела.
– Муж… объелся груш! – фыркнула охоронница, – у тебя теперича аж глаза горят, да жар от тела исходит! Думаешь чего те ратные на тебя так откликнулись… Поди, глянь в зеркало.
«Рыжий да рябой народ самый дорогой»
Степка помчалась в дедову комнату, где на стене висело большое зеркало. Оттуда на нее посмотрело… нечто.
Она сначала отпрянула. Рыжие волосы лохматыми кудрями торчали в разные стороны, косметика размазалась, превратившись в сине-черные разводы под глазами. «Пугало! А не роковая соблазнительница!»
Но тут к глазам пригляделась и увидела, что и правда горят они огнем каким-то… Один синим, другой зеленым!
– Лукерья, а с волосами-то что? – в благоговейном ужасе спросила женщина, – отродясь у меня не было ни цвета такого, ни кудрявости…
– Привыкай! Толи еще буде… – загадочно пропела охоронница, – Слагалицы испокон веков девы распрекрасные…
– Распрекрасные говоришь? А может у меня еще и задница исчезнет, да грудь появится? – Степка заглянула под одеяло, но вроде все телеса были на месте и без изменений.
– Не все сразу… не все сразу…
– Та-а-а-к… а дальше-то что? – Степанида забралась на дедову кровать, откинулась на подушки и задумалась.
– Дале просто! С суженными знакомиться, дом в порядок приводить! Все правила исполнять! В постель не скакать… Приглядываться…
– Слушай! – перебила Степка, – а если не получится у меня выбрать? Не смогу, или никому не понравлюсь? Что тогда?
– Не бывало такого! Одного или в крайнем случае двоих…
– Да слышала я! – закатила глаза от нетерпения, – а все-таки? Как вариант?
– Тогдась все… прости-прощай силушка… – грустно так сказала охоронница, – мы сгинем, а тебе век куковать одиначкой доживать…
– Мда… печально как-то… Ладно… привыкнуть к мысли этой надо! – тут Степанида вспомнила, что уже очень давно хочет посетить удобства, да все откладывала, – Лукерья! А где бы мне помыться и э-э-э… в туалет сходить?
– Так рукомойник в кухне! А уборная хде была ране, тама и теперича… – Степанида скривилась.
– А как мне… полностью помыться?
– А ты када перепачкаться-то успела?
– Лукерья! Мне в душ надо! – строго сказала Степанида, – это без вариантов!
– Так банька не топлена…
– Тьфу! Селуха! Как прекрасно в декабре, когда удобства во дворе! – с досадой пробурчала Степанида и принялась надевать на себя вчерашние джинсы и свитер.
Но когда она открыла входную дверь, там ее ждал сюрприз. В лице того самого участкового Тихого. Он как раз занес руку, чтоб постучать, да так и замер.
Степанида быстро глазки в пол опустила, испугавшись, как бы страсть огненная вновь на нее не наскочила.
– В-вы ко мне? – спросила она и видимо досада в голосе прозвучала, потому что участковый сразу начал оправдываться:
– Простите, что надоедаю, я всего на одну минуту! Долг зовет, я не могу не…
– Да-да, – смилостивилась хозяйка, а сама почувствовала – снова накатывает, – что там у Вас? – а сама глаза косит, на что угодно смотрит, да только не в глаза. Помимо глаз у мужчины было на что посмотреть! Высокий, широкоплечий, волосы и брови черные, кожа смуглая, на цыгана чем-то похож. И вот досада, молодой очень. Лет двадцать пять, от силы двадцать семь. «Не, этот наверное не суженый, молодой для меня! Но чего ж так колбасит-то?» Аж ладони чешутся, обнять за шею хочется и к губам красным прижаться!
– Вы хозяйка этого дома? – продолжает.
– Я! – «ох беги скорее, прошу тебя…»
– Не могли бы Вы найти время познакомиться? По долгу службы я должен знать всех жителей… – а сам и воротник поправил и фуражку, затем зачем-то куртку фирменную расстегнул.
– Могла бы! Вот только, если позволите, не сейчас! – природа звала Степаниду уже далеко не шепотом, она даже приплясывать на пороге начала, и это к счастью, отвлекало от мыслей страстных.
– Да! Безусловно! Я зайду в другой раз! Скажите когда удобно? – а сам все в глаза заглянуть норовит.
– Завтра, часов в двенадцать, подойдет? – выпалила первое попавшееся.
– Отлично! Хорошего дня! – и нехотя ушел с порога.
И вот только сейчас Степанида заметила, что густого кустарника, как и не бывало! Ни возле забора, ни возле дома! Нигде!
Разглядывать времени не было, пулей помчалась в конец огорода, где у деда стояла допотопная уборная. Одно хорошо, кирпичная дорожка была расчищена.
Туалет встретил Степаниду привычным скрипом старой двери, гвоздиком придавленной. Та же дыра в полу и газетка на крючке. Передернуло девушку, да делать нечего…
«Первым делом надо что-то с туалетом и душем решить! Не могу я бегать по дырявым туалетам в мои-то годы! Ах, где мой унитазик любименький, да кабинка душевая?» Пришлось строго напомнить себе, что на унитазике нынче восседает беременная попа Маруськи-любовницы и настроение испортилось окончательно.
На обратном пути Степаниду ждал очередной сюрприз. Сосед собственной персоной! Топтался у калитки, словно не решаясь войти. Увидел ее, обрадовался, на все тридцать два улыбнулся. «Красивый мужик… С сединой уже, но все равно красивый, на Алесандро Сафино чем-то похож!»
– А я снова к Вам! – пробасил он, – позволите войти на одну минуту?
«И этот на одну минуту… Эх, ладно… в глаза, главное, не смотреть!»
– Да, проходите! – сосед бравой походкой подошел и отчеканил:
– Славный Петр Ильич! Ваш сосед, как Вы догадались! – он махнул куда-то вправо, – хотел познакомиться с соседкой и сказать, чтоб про электричество Вы не беспокоились…
– Очень приятно! – сказала Степанида, про себя усмехнувшись фамилии, – а что не так с электричеством?
– Нет-нет! Вы не поняли, – сразу начал оправдываться сосед, – пользуйтесь сколько угодно, никаких претензий!
Беспокойство охватило Степаниду, посмотрела она на крышу собственного дома, откуда тянулся электрический провод. Вот только тянулся он почему-то не к столбу, а к соседскому дому!
– Ах ты ж, Егорыч! Псина смердящая! – выругалась Степанида, вспомнив как Лукерья того называла, – провел свет, называется…
– Что? – не понял сосед и так и сяк, пытаясь заглянуть девушке в лицо.
– Э-это я не Вам! – заверила она его, – спасибо большое, что разрешаете попользоваться, это временно! Я сегодня же схожу в сельский совет, или куда тут еще принято и решу проблему с электричеством! – защебетала она. «Блин! Как пахнет от него м-м-м… костром, шишками…» Она зажмурилась, зубы сжала, все силы призывая. До боли в глаза заглянуть захотелось, по волосам провести…
– Что Вы! Мне даже приятно! – огорчился сосед, топчась на месте.
– И спасибо Вам за это! Очень рада была познакомиться… – а сама бочком-бочком в сторону крыльца отходит, губы облизывая, руки вспотевшие о джинсы вытирая.
– А… Вы не представитесь? – грустно совсем спросил сосед.
– Ох, да! Любимова Степанида Станиславовна! – выпалила она.
– Сте-панида Ста-ниславовна… – выговорил сосед, спотыкаясь на каждой букве.
– Вот такое непростое имечко, да! – согласилась она, уже с трудом говоря, – ну… всего хорошего! – и влетела в дом.
– До встречи! – донеслось до нее.
Степанида рухнула на пол прямо посреди коридора, руками за голову схватилась. «Мать родная! Тридцать три года скоро, а я как кошка мартовская! Надо ж, чтоб так прошибло!»
– Водицы студеной дать? – раздалось рядом участливо.
Ратный – военный
Глава 4
«Любить не люблю, а отвязаться не могу»
– Так, Лукерья, вопрос номер один, – проскулила Степка испив водицы, – лекарство есть?
– Ат чаво?
– Как ат чаво? Тьфу ты! От чего? От озабоченности кошачьей! – женщина бахнулась затылком об стенку, – я ж так долго не выдержу!
– Ну… есть средство… – протянула Лукерья, – но не сподобится тебе…
– А мне и так все это не нравится, ой, как не нравится… так что, колись!
– Спозаранку нагишом по лесу пробежаться… – вздохнула охоронница.
– Что? – просипела Степка, – совсем ку-ку, да?
– Я ж толковала, что не сподобится…
– Сумасшедший дом! – выкрикнула Степка и вскочила на ноги, – ни – за-что!
– Угу-угу… – донеслось следом, – не ты першая, не ты остатняя…
– Не серчай, хозяюшка, – пропела Лукерья, видя, как Степка уже битый час молча глазеет в окно и грустно вздыхает, – есть еще способы ослабить… притяжение…
– Слушаю тебя…
– Ну першее и самое действенное – гонять голяка! – Степка глаза закатила, – окромя этого, водой студеной обливаться, – Степанида скривилась, но промолчала, – скоромного не есть…
– Чего не есть?
– Так это, мясо, масло, яйца…
– Бли-и-и-н! – очень любившая покушать Степанида, совсем приуныла.
– Не употреблять алкохолю…
– Тьфу на тебя! – воскликнула Степка, – чем дальше – тем хуже!
– Не сквернословить!
– А это еще почему? Ты придумала! – возмутилась женщина.
– Ниче не придумала…
– Придумала-придумала! – пробасил Егорыч и захихикал.
– Доносчик! – прошипела Лукерья, обидевшись.
– А ты, Егорыч, тоже хорош! – вдруг вспомнила Степка, – зачем электричество у соседа воруешь? А?
– Так я это, барышня… – замялся Егорыч, – шоб… сэкономить капитал…
– Блюдолиз! – не унималась Лукерья.
– Колотовка! – в долгу не остался Егорыч.
– Да тихо вы! – встряла Степанида, – точно! Капитал!
– А шо, капитал? – в одночасье спросили Егорыч и Лукерья.
– Это вы мне скажите, а где Слагалицы брали капитал? А?
– Какой капитал? – это уже Лукерья, Егорыч видимо испарился.
– А такой, капитал! Деньги-тугрики! Жили за что? На работу ходили? – и как этот вопрос не возник у нее сразу. Женщина-то она была практичная. Привыкла, что деньги, пусть немного, но имелись.
– Так а пошто тебе деньги-то? – недоумевала Лукерья, – как в силушку войдешь и мы следственно тоже, то в еде надобности не будет. Хозяйство заведем, Крапивка подсобет, огородик, коровка…
– Ой не-не-не! – Степанида аж со стула вскочила, – я в огороде работать не умею, а коров так вообще боюсь! Ты что!
– Та я кажу – Крапивка подсобет!
– А Крапивка у нас кто? Здесь еще кто-то есть? – кажется конца краю сюрпризам не будет!
– Крапивка у нас огородница-господарушка! – защебетала Лукерья, – огородик у ней славный, ни травиночки, растёть все, аки на дрожжах! А молочко у коровки… м-м-м…
– Это типа как ты, только по двору? Это она кусты выкосила?
– Она, кто ж еще! С позаранку до ночи, работяжечка! – пела соловьем Лукерья.
– А если люди увидят? – Степанида выглянула в окно, но ничего такого не заметила.
– Нихто не узреет! Не боись! – уверила охоронница.
– А она меня слышит? – Степанида по сторонам поглядела, – видит?
– И видит и слышит! Говорить токмо не могёт! Она по-иному общается!
– Это как?
– Со временем почуешь. Она лаской говорит, чуйствами.
И тут Степанида почувствовала. Легкое движение воздуха, словно сквозняком из окна потянуло. Волос кто-то коснулся, по щеке ветерком провело. Вспомнила она этот жест! С детства раннего. Когда дольше всех детей спала, ее так дед будил. Или она думала, что дед. Волосы с лица уберет, в лицо подует.
– Ох! – на глаза Степаниде слезы навернулись, – так ты и есть Крапивка? – и в ответ снова в лицо подули и по волосам погладили. Женщина блаженно глаза прикрыла и понежилась под лаской, охоронницей подаренной. Словно близкий человек к груди прижал да по голове погладил, – спасибо тебе, Крапивка…
– Ладно тебе, не реви! – вырвала из сладкой неги Лукерья.
– Да не реву я, детство просто вспомнила, – Степанида вытерла лицо ладонями и решила сменить тему, – так, про продукты я поняла, но деньги, знаешь ли не только на пожрать нужны!
– Положим, на што?
– Да на тряпки! Помадки, кремчики! Да мало ли на что! На телефон новый, который Егорыч слопал!
– Простите, барышня… – вновь подал голос Егорыч, значит все-таки рядом, только отмалчивается.
– Да я не к тому, Егорыч! За свет опять же платить, интернет провести! Ремонт сделать! Я по вашим клозетам прыгать не намерена! – Степанида вышагивала по кухне и пальцы загибала. Застыла вдруг и говорит, – что-то нехорошо мне… – и рухнула на пол без сознания.
«Судьба придет – по рукам свяжет»
– Пришла суженная, пришла… – прокаркал старческий голос, – я тебе что говорила, не верил!
– Мать, я ее двадцать лет ждал! Конечно не верил! – раздался второй голос, красивый, с хрипотцой, – и сейчас до конца не верю!
Степанида почувствовала, что лежит на чем-то жестком и не может пошевелиться. Даже глаза открыть сил нет.
– А ты поверь! Привела все-таки судьбинушка Слагалицу твою распрекрасную… – и почему «распрекрасную» прозвучало так обидно? – Не проворонь теперь! – сказал первый голос, кряхтящий.
– Мать, я стар уже для игр этих, право слово! Что я, как дурак соревноваться буду, веники носить? Не мое это, не мое! – второй, красивый голос.
– Иш, старик выискался! А ты подними зад, будь добр и букетик прикупи, чай ручки-то не отвалятся!
– Ну букетик, это ладно! Но соревноваться с сопляками этими смазливыми, как прикажешь?
– А ты что, всех видал ужо?
– Не всех, пока четверых только! Как с картинки, один одного краше! – с досадой сказал второй, глубокий голос.
– А ты на их красоту не гляди! Бабы – они сердцем любят! Пошто сердцу краса? – нравоучительно сказала старуха.
– Такого монстра как я, даже печенью не полюбят! – и до чего отчаяния много в голосе том прозвучало, Степка аж вздрогнула.
– Так и шо? Снимаешься с женихов? – с тревогой прокаркала старуха.
– Снимаюсь! – горько, но решительно ответил, как видимо бывший жених.
– Ой дурак, ой дурак!
«Не надейся на авось»
И тут Степаниду окатили холодной водой. Она вскрикнула и очнулась. Села посреди дедовой кухни, по сторонам смотрит, понять ничего не может. Откуда вода, что за голоса? И потом как расплачется!
– Ты чего, хозяюшка? Болит где? – голос Лукерьи звучал испуганно.
– М-меня… жених… бросил! – всхлипнула Степанида.
– Шо? Кахда? Быть такого не могёт! – опешила Лукерья, а кажется, Крапивка погладила по мокрым волосам.
Степанида всхлипывая, рассказала им то, что слышала. Пока рассказывала, в себя пришла окончательно, слезы вытерла, и говорит:
– Не поняла, а чего я на полу и мокрая?
– Так ты ж в беспамятство упала! Перепужались мы!
– Да? Странно, я ни разу в жизни обморок не падала!
– Здается мне, ведаю я что стряслось… – прошептала Лукерья, – поди переоблачись, а то застудишься и покумекаем…
– И во что ты мне предлагаешь переодеться? – ехидно спросила Степанида, – Егорыч слопал мой гардеробчик!
– Простите, барышня! – завел свой шарманку Егорыч.
– Да ладно тебе, Егорыч, я не злюсь! Просто констатирую!
– Та не беда! В дедовой опочивальне в сундуке одёжа Евдотьи Ильиничны! Подбери упаковочку!
– Спасибо тебе в тряпочку! – отвесила Степанида поклон, но покорно пошла в опочивальню.
Открыла сундук и одну за одной стала вытягивать вещички. Вытягивала и ржала, за бока хваталась, представляя себя в этих прикидиках.
– Лу-лукерья… если я такое но-сить буду… ты меня замуж… никогда не выдашь…
– Чавой эта?
– Да ты погляди только!
И Степанида показала самое нарядное платье, что там нашлось. Яркое, цветастое, из какой-то хрустящей ткани. Рукава колокольчиком, ворот на пуговках под самое горло, длиной до пят, солнце-клеш от талии, но не это самое смешное. Размером оно было раз эдак на пять больше за Степкин. Хотя и сама она была женщина видная, высокая да в кости широкая… ну и еще кое-где…
– М-да… Евдотья Ильинична заметнее тебя была… Эх, кака краса утопла… Ладно, халатик там имеется фланелевый, надевай, а я пока твои тряпки непотребные просушу!
– Нормальные у меня тряпки! Джинсы между прочим фирменные! Много ты понимаешь! И вообще! – обиделась Степанида, облачаясь в безразмерный фланелевый халат голубого цвета. Пуговицы застегнула перед зеркалом покрутилась.
– М-да! В мешке и то красивее бы была!
– Зато тепло! – припечатала Лукерья.
– Угу! Вещай уже, сказочница! – на кровать полезая, – сил моих нет уже на тайны твои! – вздохнула Степанида, предчувствуя дикую головную боль. А таблетки-то нет…
– Глаза бы помыла, смотреть боязно… – продолжала Лукерья.
– Ой и вредная баба, ты! – вступился Егорыч.
– Умолкни, фуфлыга! – отрезала Лукерья.
– Так, друзья-товарищи, или как мне вас называть! Отставить гавкаться! – в висках уже начало пульсировать, – я прилягу, а ты Лукерья рассказывай. А то мне еще в сельсовет сегодня бежать…
– Лады! Я вот чаво думаю… Шо жоних той, который баял про отказ, не человек вовсе…
– Что-о-о-о??? – заорала Степанида, – ну все! Конец терпению моему! Издеваешься ты что ли? Теперь еще и демон у меня в женихах завелся? Или кто там еще? Троль? Вампир?
– Че орешь, полоумная, – абсолютно спокойно ответила Лукерья, – сама типа человечка! Ха-ха-ха!
– Ш-ш-ш-то? – просипела Степанида, – я… я… – за сердце схватилась и на подушки упала.
– Ох, батюшки, Лукерья, барышню нашу угробила, коза дранная! – заголосил Егорыч.
– Ах ты, псина смердящая, я тебе устрою щас козу!
– Колотовка, как есть, колотовка!
Степанида в голос застонала, а тут раздался стук в дверь. Нет, не стук. Грохот. И такой… оглушительный, что всем сразу стало понятно – пришел кто-то обстоятельный. Охоронники мигом затихли. Степанида на постели села. И тут стук повторился.
– Открывайте, обормоты, кому говорю!
