Текст книги "Проклятье Ифленской звезды (СИ)"
Автор книги: Наталья Караванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
Глава 21. Ифленский флот
Хозяин Каннег
Когда-то давным-давно и далеко-далеко отсюда один маленький мальканский мальчик мечтал о дальнем путешествии в далёкие чудесные края. Таком, чтобы можно было потом, вечерами, у камина рассказывать друзьям и родне о причудливых растениях, неведомых животных, странных народах и обычаях. Мальчик был уверен, что так и будет: ведь его семья была богата, а родители крайне редко возражали его желаниям. Но однажды всё заканчивается, даже время беспечных мечтаний.
Для Каннега это время наступило в пятнадцать лет. Тогда ему сказали: твоя судьба – стать хозяином всего немаленького родового владения, включающего усадьбу, несколько деревень и обширные щедрые виноградники. Он должен был учиться управлять всем этим хозяйством, разбираться в виноделии и торговле. Хорошая, спокойная судьба.
В то время он горько сожалел, что согласился на неё. Хотя потом почти убедил себя, что некоторым детским мечтам лучше оставаться мечтами.
Ифленец, что ехал сейчас рядом с ним, примерно в том же возрасте узнал, что вся его жизнь нужна их Императору только для того, чтобы сохранить жизнь его собственному, тогда ещё не родившемуся, ребёнку.
Что должен был чувствовать мальчишка, которому сказали, что его предка кто-то когда-то проклял, и теперь ему осталось жить от силы лет шесть?
Что бы сделал сам Каннег, если бы вдруг эта новость оказалась адресована ему? Покорно смирился бы, принял бы это как данность?
Чеор та Хенвил умудрился сделать, чтобы его запомнили не как подставного наследника шлема со звездой, а как путешественника, первооткрывателя новых земель и как успешного посла в Коанеррете. Он за жалких полгода стал хорошо известен в Тоненге, причём, с его именем многие связывают надежды на изменение жизни к лучшему. Да, чеор та Хенвил – личность выдающаяся…
Выдающаяся личность покачивалась в седле, иногда придерживая повреждённую руку и поглядывая на дым над Цитаделью. Он сказал – наместник погиб. Значит, за эти два-три дня, что остались до прибытия ифленского флота, ему предстоит ещё и похоронить брата.
Парень обречён. Но держится так, словно у него впереди как минимум пять жизней.
Кажется, многое становится понятным. Все эти разговоры, что он холоден к женщинам и руководствуется только доводами разума. Что он – ловкий политик, и что ради достижения цели может пойти на любые жертвы. Да, всё это объяснимо, если учесть, что он с юных лет учил себя не чувствовать и не следовать душевным порывам…
Никогда Каннег не думал, что станет сочувствовать кому-то из ифленцев, да ещё из их правящих семей. И если б ещё два месяца назад кто-то сказал ему, что он среди ночи будет собирать людей только потому, что один ифленский высокородный дворянин решил надрать задницу другому такому же высокородному – в жизни бы не поверил.
Но когда почти в полночь к нему прибежал старший ребёнок шкипера Янура Текара, и взволнованно рассказал, что Хенвил в одиночку отправился убивать Эммегила…
У Каннега к светлейшему чеору Эммегилу тоже накопилось немало вопросов. Жаль, задать не успел…
Небольшой дом на окраине верхнего города был ярко освещён факелами. Все окна тоже были освещены, и Каннег понял, что именно туда-то они и держат путь. Ифленец даже прибавил скорости, увидев такое дело.
У ворот их остановил хмурый гвардеец, но узнав Шеддерика, сразу пропустил. На крыльце, под охраной ещё одного гвардейца сидел связанный пленник. До их появления пленник выглядел безучастным ко всему, но когда узнал Хенвила, вскинулся и проводил его взглядом, полным ненависти, а потом ещё и плюнул вслед. Хозяин Каннег постарался побыстрее его миновать.
Из дома слышались приглушенные голоса. Там было много света. У самого выхода на деревянных носилках лежала молодая женщина, рядом с ней суетились две служительницы Ленны.
На хлопок двери повернулся усатый гвардейский сержант.
– Жива? – хрипло спросил чеор та Хенвил. – Ребёнок тоже жив?
– Все живы, хвала Повелителям. Бабы говорят, что нужен покой, но пока нет признаков, что ребёнок пострадал.
– Хорошо.
Взгляд его метнулся по комнате, словно разыскивая что-то и не находя.
– Я не вижу тела наместника… – отрывисто обратился он к сержанту.
– Светлейший… – смутился тот, – но ваш брат ещё слишком плох. Лекари решили его пока не беспокоить… и крови он много потерял…
Кажется, до Шеддерика дошло не сразу. Он вдруг перестал обшаривать комнату взглядом, сосредоточившись на сержанте.
– Рана была смертельной, – не давая себе шанса на надежду, заметил он, – я видел.
– У чеоры Росвен тоже. Но они оба живы… идёмте, я покажу.
Да собственно, идти-то недалеко. Распахнулась дверь в маленькую спальню. Там было свежо из-за выбитого окна, и казалось, что людно. Просто потому, что в крошечном помещении находилось сразу четыре человека, да потом ещё они вдвоём зашли.
От постели, на которой лежал бледный Кинрик, поднялся худой высокий врач. Каннег определил, что это врач, по медной трубке, которую он держал в руке. Да и кем он ещё мог быть? У окна расположился пожилой сиан с букетом вешек в руке. А в углу, в кресле, забравшись в него с ногами, сидела рэта Итвена, сжимая двумя руками кружку с каким-то питьём.
В окружении крупных мужчин она казалась совсем юной и маленькой.
Шеддерик, забыв о собственных ранениях, метнулся к брату. Жив! Кинрик действительно был жив, несмотря на серую даже в свете свечей кожу и лихорадочно блестящие глаза.
Шедде, едва поверив, нашарил на одеяле руку брата и осторожно сжал её – убедиться, что это не сон и не обман, что чудеса иногда случаются, а проклятие – не всесильно.
Губы Кинрика тронула едва заметная улыбка. Говорить пока он был не в силах, но – он точно узнал брата.
У хозяина Каннега у самого словно камень с души свалился.
– Как хорошо, – выпрямляясь, сказал Шеддерик, – что сиан успел вовремя.
Он повернулся к старику с вешками:
– Это вам я обязан тем, что мой брат жив?
Но старик покачал головой.
– Нет. Когда я пришёл, всё уже было сделано.
– С вашего позволения, – сказал сержант, – это она, рэта. Она как-то его спасла. Их обоих…
Каннег видел, что с чеором та Хенвилом творится что-то странное. Но до последнего не мог понять что.
Шеддерик выпустил руку брата, обернулся к креслу.
Темершана, неотрывно следящая за ним взглядом, словно заколдованная встала навстречу.
Застыли оба, на долгие-долгие мгновения. Глаза в глаза – два человека, которые не должны были встретиться. Не должны были даже узнать друг о друге…
Темери вдруг всхлипнула и сделав последний короткий шаг, прижалась к Шеддерику, обхватила его руками, спрятала лицо в складках его плаща.
Хенвил, помедлив, тоже обнял её – наплевав на всех, кто в тот момент мог их видеть. Так осторожно, нежно, крепко – как можно обнимать только кого-то бесконечно дорогого…
У Каннега словно пелена с глаз спала. Он покачал головой и быстро и тихо вышёл из комнаты, не сомневаясь, что остальные – всё, кроме раненого, – сделают то же самое.
Он её любит. Проклятый ифленец любит Темершану Итвену… и он сделал всё, чтобы она была в безопасности после его отъезда на их проклятые острова. Но беда не в этом – беда в том, что Темери тоже его любит.
Каннег с силой ударил ладонью по дверному косяку. Все, кто присутствовал в комнате, обернулись на неожиданно громкий звук.
Сейчас несостоявшийся лидер мальканского мятежа отдал бы всё на свете, чтобы разорвать императорское проклятье на куски – или хотя бы просто не знать, не видеть всего того что он увидел и узнал за последние несколько часов.
Он поднял руку в знак того, что всё нормально, и каждый может заниматься тем, чем занимался.
Впрочем, кое-что он всё-таки может сделать. Хотя бы – продолжить работы по благоустройству Тоненга, которые они успели запланировать…
И довести до ума структуру будущей городской стражи: сегодняшнее выступление его людей хоть и было ярким и неожиданным, на самом деле являлось почти экспромтом, больше воплощением мечты, чем реальностью. Оружие всё ещё хранилось в доме самого Каннега, а в роли доблестной стражи выступали его давние друзья и сподвижники из рыбацкой артели…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Раненых всего было четверо – кроме Кинрика и Нейтри ещё два гвардейца. Но их раны не столь серьёзны. Медики, которых к утру собралось в дом уже человек пять, не считая повитухи с помощницей, настрого запретили куда-либо их переносить хотя бы два дня. И особенно – Нейтри. Гвардейцы, включая сержанта, были оставлены для охраны дома, сиан – на всякий случай. На самом деле он-то как раз вызвался сам, – у Шеддерика с давних времёнк сианам было сложное отношение – сказал, что ему интересно понаблюдать за восстановлением этих пациентов из-за весьма нетрадиционного способа лечения. Он порывался ещё и рэту расспросить, но Шеддерик не дал. Потом когда-нибудь, может быть. Сейчас она слишком устала.
Хозяин Каннег попрощался с ним за руку и быстро умчался. Над городом уже поднимался рассвет.
Темершана… эта удивительная женщина как будто и не заметила, что благодаря ей мир опять не рухнул. И есть надежда, что устоит и дальше. Удивительная, чудесная, смертельно уставшая, любимая… Ладони запомнили тепло там, где касались её талии и спины. Ткань платья прекрасно позволяла представить, что под ней… и это ощущение впечаталось в его собственную кожу.
Спрашивать, каким образом она вернула жизнь Кинрику, Шедде не стал по той же причине, по которой не давал другим приставать к ней с расспросами. Темершане Итвене нужен был отдых. Нормальный спокойный сон в своей постели. В тишине и в стороне от всяческих катаклизмов. А подробности завтра же по кабакам разнесут видевшие всё своими глазами гвардейцы. И станет в Тоненге одной легендой больше. И пусть это будет легенда со счастливым концом…
Возле кареты она вдруг настойчиво потянула на себя его плащ, хотя у самой на плечах уже был один, одолженный кем-то из гвардейцев.
– Темери… зачем тебе второй? У тебя уже есть…
– Этот же чужой! – так искренне удивилась она, Что Шеддерик без дальнейших вопросов снял плащ и накинул ей на плечи.
Мальканка успокоено улыбнулась и позволила подсадить себя в карету. Шедде забрался следом. Она сразу, со скоростью рыночного карманника, обхватила его руку и прижалась к ней, как к чему-то надежному и прочному. Хвала Повелителям Буль, это была правая рука…
– Отдыхай, родная моя девочка. Сейчас – самое время отдохнуть…
Темери его, конечно, не слышала. Она уже провалилась в сон…
Жаль, проснуться пришлось совсем скоро: карета миновала городские ворота, и впереди уже были видны башни цитадели. Шедде осторожно разбудил её, и почти на руках вынес из кареты. Темери держалась за него двумя руками, и при любом движении её как будто вело в сторону.
– Так странно, – шепнула она, – вроде бы ничего такого и не делала, а как будто несколько дней без отдыха работала в монастырском саду…
– Ничего, сейчас отдохнёшь. Всё уже закончилось, мы почти в Цитадели.
Она сосредоточилась на том, чтобы дойти, но на парадной лестнице всё равно чуть не упала. Шеддерик не видел её такой ни в один из дней их самоубийственного путешествия по зимнему лесу. Кажется, спасая Кинрика и чеору Росвен, она вышла куда-то совсем далеко за пределы своих возможностей.
Первый, кто их встретил в замке, был Гун-хе. Который начал разговор с того, что его служба проспала начало очередного переворота, а значит, он обязан теперь предстать перед справедливым судом и отправиться в тюрьму. А ещё лучше – быть высланным из страны и с позором возвращенным в родной городок Лу-хим.
Впрочем, Шеддерик прервал его в самом начале:
– Зачинщиков взяли? – спросил он. – Всех?
– Да, всё, как мы и думали. Кроме Эммегила. Он что-то почувствовал и покинул свои покои незадолго до появления моих людей.
Шеддерик поморщился:
– Эммегил уже не проблема. Его приспешники, успевшие улизнуть – тоже, с ними разберётся город. Каннегу они попортили крови не меньше, чем нам.
– Мы так и не знаем точно, кто он, этот Каннег, чего от него ждать.
– Он – двоюродный брат рэты. Его интересы пока совпадают с нашими, а то, что он – человек слова, я успел убедиться. Но присматривать за ним надо: в городе полно сил и помимо Каннега. Есть те, кто не признаёт его право говорить от имени города. Но это – проблема завтрашнего дня.
– Он мой брат? – слегка оживилась рэта. – Но он мог сказать об этом… раньше. И не сказал. Это точно?
– Он мне сказал. Успеете ещё поговорить. Гун-хе, я провожу рэту к ней в комнату, и продолжим у меня в кабинете.
Помощник на миг нахмурился, а потом снова закаменел лицом:
– Осмелюсь предупредить…
– Что случилось?
– Рэта, очевидно, покинула комнату через окно, но оставила смятую постель… сделала куклу из одеяла и одежды. Убийцы в темноте не сразу поняли, что это кукла, а когда поняли, очень разозлились. Кровать сильно пострадала. Кроме того, там везде перья. Из перины.
– Так. Комнаты наместника в ближайшее время будут пустовать… что же, Темери, вам придётся переночевать в комнатах мужа…
Гун-хе побледнел ещё больше, отчего его лицо приобрело пепельно-зеленоватый оттенок. Из сказанного он сделал вполне очевидный вывод:
– Наместника убили?
– Нет, но он ранен и несколько дней проведёт в городе.
В благодарность за счастливую весть помощник степенно кивнул.
Шеддерик помнил, что у южан представления о чести и долге сильно отличаются от ифленских и запоздало раскаялся, что не сообщил помощнику сразу самое главное – что все живы.
– В таком случае, – всё с тем же профессиональным спокойствием произнёс Гун-хе, – я должен предупредить, что покои наместника тоже подверглись нападению. Это случилось до того, как стража подняла шум, так что там находиться тоже будет не очень удобно. – И, опережая следующий вопрос Шеддерика, добавил: – ваши покои не так пострадали. Но там всё ещё лежит труп. Другие тела погибших сложены пока в каминном зале. Завтра, после разбирательств и публичного опознания, их вернут родственникам. Но сейчас есть несколько свободных гостевых комнат, и рэта может отдохнуть там, а к завтрашнему вечеру слуги наведут порядок в её собственных апартаментах. Я попрошу слуг всё подготовить. А вы пока можете обождать здесь.
Ждать пришлось долго – с полчаса. Но за эти полчаса Шеддерик успел принять доклад командира внутренней охраны цитадели и отдать некоторые срочные приказы…
Через полчаса Гун-хе призвал движением руки одного из слуг, чтобы проводил до нужной комнаты.
Как Шедде и думал, это были покои, предназначавшиеся для кого-то из знатных вассалов Эммегила, который по каким-то причинам не прибыл в Цитадель вместе со светлейшим чеором.
Две довольно большие комнаты в новой части крепости, с узкими окнами, выходящими на общий балкон, опоясывающий центральную башню на уровне третьего этажа. Правда, вид с этой стороны неважный – снова крепостные стены да часть ворот. С другой стороны должно быть лучше. Но Шедде когда-то выбрал себе квадратную башню именно за вид из окна: такого больше не открывается ниоткуда из цитадели. Что-нибудь да загораживает широкую перспективу моря, бухты, кораблей.
Дальняя комната была спальней. Кровать, хоть и без балдахина, но широкая, уже застелена свежим бельём, на лавке у входа кувшин с водой и тазик – можно умыться. Камин не топили: незачем. Дальше изучать взглядом спальню Шеддерик не стал.
Темери уселась на краешек этой огромной кровати и принялась неловкими пальцами расшнуровывать платье. Попытка выглядела жалко. Шедде подошёл и довольно быстро развязал нечаянно затянувшийся узел. Потом помог и со вторым… а потом оказалось, что дело не в завязках. Просто ему хотелось ещё раз её обнять, прижать к себе.
Беззащитная, доверчивая – Темери на самом деле не такая, он не помнил её такой, никогда она не позволяла ему раньше заметить, узнать себя настоящую… как разомкнуть руки, как отпустить? Как заставить себя поверить, что может, это их самая последняя встреча?
Но сердце девушки под тонкой тканью уже стучало спокойно и ровно: она спала.
Шедде, посмеиваясь над собой, осторожно уложил её в постель, расшнуровал и снял туфли. Ну, вот и всё, и можно идти…
Но он позволил себе ещёё несколько минут просто посидеть рядом: провести пальцами по тонкой, тёплой коже щеки. Наклонился, поцеловал её в уголок губ: губы у неё были горячими и сухими. Темери улыбнулась во сне.
– Люблю тебя.
Шеддерик потёр усталые глаза, потом плеснул в таз воды и умылся. Не помогло.
Ладно, Гун-хе можно будет выслушать и после. Завтра будет трудный день. Вернее, уже сегодня. Особенно в свете того, что наместник ранен и не сможет подписывать документы.
Но до начала этого тяжёлого дня ещё есть три или четыре часа, которые можно потратить на сон. Лишь бы это был просто сон.
Темершана Итвена
Она мало что помнила, мысли путались, смешивая явь с фантазией. Вся прошлая ночь была словно соткана из кусочков разбитой реальности, которую пытались починить с помощью волшебства.
Тени были вокруг – десятки теней. Теперь они стали куда материальной, от их шепота, их движений Темери казалось, что она сходит с ума. Единственным островком надежности оставалась кружка с горячей водой, которую ей в руки сунул лекарь, когда понял, что Кинрику требуется только покой и своевременные перевязки.
Шепот уносил её в неведомые края снов и видений, но кружка неизменно возвращала обратно: ведь важно было её допить, а не пролить.
Так было, пока не пришёл Шеддерик. В его присутствии тени как будто вспомнили своё место и отступили. Какое же это было облегчение – увидеть его, понять, что теперь-то всё будет хорошо. Ведь чеор та Хенвил жив. А значит, слепая охотница снова поломала зубы об его проклятие…
Именно в тот момент усталость решила – самое время о себе заявить, и Темери чуть не упала, вставая с кресла. Голова кружилась, тени кружились, что-то настойчиво шептали. Но ей нужно было убедиться – Шедде не призрак, не тень, он живой и настоящий, и пришёл, чтобы их спасти. Как всегда.
Она помнила его крепкие руки. Помнила, как он прижал её к себе – так, что платье затрещало. А может это были ребра. Помнила, как сама прижималась к нему, крепко-крепко, чтобы никто не смог прийти и оторвать. Конечно, это был он. Настоящий и живой, и значит, можно было сосредоточиться на простом: на том, как переставлять ноги, а не висеть на нём тряпичной куклой.
Стоило только представить, что он снова куда-то денется, сразу захотелось плакать, как плачут маленькие, оставленные в темноте дети…
В карете она снова, как могла, обняла его… и вдруг услышала голос Ровве, который ей показался и настороженным, и даже немного испуганным:
– Шанни, не вздумай его лечить! Он не умирает! Слышишь?
Темери удивилась. Но говорить вслух не было сил, так что просто подумала в ответ:
– Я не лечу! Не выдумывай.
– Видела бы ты сейчас свои руки…
Хорошо, что Шеддерик их тоже не видел.
Она сосредоточилась на собственных ощущениях и поняла, что неосознанно действительно потянулась спасать чеора та Хенвила. При том спасать не от лёгких порезов и не от довольно глубокой раны на правой руке. Нет, она потянулась к его саругам. К проклятию.
Неужели так теперь будет всегда? И неужели, когда отдохнёт и выспится, то сможет разобраться в переплетениях странных тёмных сил, которые его составляли?
Шеддертк мог бы позвать служанок, но предпочел сам помочь ей раздеться. Он тоже не хотел расставаться, и для него – Темери откуда-то знала, – тоже было важно знать, что она в порядке.
Тёплое ощущение уюта и уверенности, подаренное его присутствием, помогло успокоиться и заснуть… если это был сон.
Нет, начиналось всё, как в обычном сне: она куда-то спешила. Спешила по старому, ещё довоенному Тоненгу, или даже не куда-то, а за кем-то, но узнать, вспомнить этого человека она не могла. Одно только точно знала – нельзя опоздать. Нельзя оставить всё, как есть.
Во сне над городом текла поздняя весна – в жужжании пчёл, в цветах вишен, яблонь и слив. Стрекотали повозки, цокали копыта, пахло сеном и ещё морем. Но ей некогда было отвлекаться ни на запахи, ни на цвета – она спешила.
Улицы уводили её всё дальше от Цитадели, становились темнее и уже, небо было теперь пасмурным, холодным. Ничего, она успеет. Ведь корабль отплывает в полночь, а ещё светло. Или не корабль…
Тот человек, которого она ищет, он наверняка спешит на корабль, который стоит в порту и готовится к отплытию.
Но город уже не был Тоненгом. Этого странного серого города она не знала и не видела никогда…
А потом вдруг на перекрестке – заметила человеческую фигуру. Расплывчатый, размытый силуэт. Но во сне она была уверена, что узнаёт его. Так можно быть уверенным только во сне: ведь во сне мы не следуем законам логики – только интуиция и чувства ведут нас.
– Шедде… – прошептала она, узнавая. И поспешила туда, к перекрестку. Серая мгла скопилась над ней, было трудно идти, даже дышать было трудно, но ей очень нужно было к тому перекрёстку, и она добралась.
Хотя, какой перекрёсток? В сером тумане уже не было ничего, ни домов, ни деревьев, ни даже неба. А кричать она поостереглась, подозревая, что звука тоже не будет.
Не Тоненг. Не другой город. Совсем какое-то странное, пустое место.
Темери остановилась ровно там, где, как ей казалось, она видела Шеддерика. Наклонилась, вглядываясь в то, что совсем недавно было мостовой под ногами…
Это было похоже на песок. А на песке остались следы – и это были следы чеора та Хенвила. Никаких сомнений, никаких вариантов – это его след. След, ведущий в никуда. Короткая цепочка, три шага – всё, темнота, серое марево.
Темери, поёжившись, накрыла этот след ладонью… и поняла, что даже так, даже через отпечаток на песке она всё-таки чувствует связь с ифленцем, чувствует, что может добраться до него и до его проклятия. Она сосредоточилась, пробуждая в себе недавно обретенное умение лечить людей силой своего Эа.
Как обычно, не задумываясь о последствиях.
– Шанни, – прозвучал неподалёку знакомый голос, – перестань. Отсюда ты тем более никого не спасёшь!
– Ровве! – обрадовалась она. – А ты, значит, умеешь забираться в чужие сны? Или ты мне сам снишься?
Роверик застыл на границе видимости – тоже лишь силуэт. Сейчас ему больше всего подходило определение «тень».
– Это не сон, – вздохнул он печально. – Шанни, неужели монахини тебе не говорили, что бродить по тропам тёплого мира живым – не полезно. А без помощи и контроля – ещё и вредно!
– Так это – тёплый мир?
Было зябко, как в тумане.
– Не такой уж он и тёплый…
– Это место очень похоже на тёплый мир. Неужели не чувствуешь сплетения здешних энергий? Если отправиться по тропам дальше, то можно многое услышать и узнать… Шанни, скажи честно, ты жива? Здорова? С тобой всё в порядке? Хотя, какое в порядке…
– Я легла спать, – нахмурилась она. – Наверное, я сплю.
– Тогда, может быть, тебе стоит проснуться. Ты ничего не пила? Никаких снадобий?
– Не… не помню. А как мне проснуться?
Она продолжала, как за якорь, держаться руками за след Шедде. И вопреки словам призрака, продолжала его «лечить».
– Шанни… не надо.
– Что?
– Сейчас не надо думать о чеоре та Хенвиле. Перестань его спасать, ты впустую тратишь силы.
– Если это не сон.
– Это не сон. Я тебе клянусь. Так. Вспомни, как ты тут оказалась? Откуда пришла?
– Не знаю. Я спала. Во сне бежала за кем-то, спешила. По городским улицам. А потом увидела здесь Шеддерика и… ну, подумала, что мне надо сюда, за ним. Но его уже не было.
– Тебе раньше такое не снилось?
Темери только покачала головой.
Призрак Ровве вдруг вытащил из кармана гадальные плашки. Точно такие, какие она когда-то нашла в комнате, в которой Роверик погиб. Наверное, они сгорели вместе с каретой, в которой она выехала из монастыря. Если та карета сгорела.
– Вытащи три! – предложил Ровве.
– Я же не смогу до них дотронуться.
– Сможешь. Шанни, мы в тёплом мире. Здесь нет вещей, есть только образы и смыслы…
Значит, подумала Темери, здесь я смогу выполнить высказанное недавно обещание.
Она молча вынула три картинки… и со всех трех на неё смотрели черепа. Три черепа – три смерти. Неотвратимый, безнадёжный расклад…
У Ровве вдруг широко распахнулись глаза.
– Тебе надо вернуться. Срочно. Скорей всего опасность угрожает тебе в холодном мире, не здесь. Ты видишь тропу?
– Здесь ничего нет. А ты сам… ты видишь?
– Нет, я не… тебе не подойдёт мой способ, я же мёртвый. Я перемещаюсь не по тропам а к людям, с которыми связан обещанием. Если ты так попробуешь, то вряд ли вернёшься в своё тело. Мне жаль…
– Ничего.
Темери всё же подошла к нему и взяла за руку: под пальцами человеческой плоти она не почувствовала, но это всё-таки был не воздух, а что-то упругое, тёплое. Она не придумала с чем сравнить.
– Не уходи. Я позову Шедде. Может, он сможет разобраться?
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
Ифленский флот при попутном ветре пришёл куда раньше, чем его ждали. В этот год Император отправил шесть судов, торговыми из них были только четыре. Два больших, новых военных корабля должны были внушить обитателям и города и Цитадели, что шутить с ними бессмысленно и опасно.
Они вошли в бухту на закате. Военные встали на рейде. Два торговца причалили к берегу, два остались ждать очереди на разгрузку. Горожане высыпали на набережные Тоненга. Не встречать – посмотреть.
Шеддерик, одолеваемый и усталостью и дурными предчувствиями, решил пока не будить Темери. Пусть отдыхает и не мелькает перед глазами новоприбывших.
Новости гостям, конечно, сианы уже передали. Но оставалось надеяться, что без подробностей.
Шлюпка с флагмана причалила, когда край солнца как раз коснулся края воды. У Шеддерика отлегло от сердца – кажется, всё не так плохо, как он себе придумал. Командовал в шлюпке его старый знакомый. Двенадцать лет назад этот высокий седеющий уже военный был командиром второго корабля императорской океанической экспедиции. Право командовать первым принадлежало Шеддерику Хенвилу…
Чеор та Старрен, теперь – адмирал ифленского флота, внешне изменился мало. Всё тот же внимательный взгляд. Те же прямые манеры. На приветствие Шеддерика он ответил коротким кивком и пожелал как можно быстрее видеть наместника. У него к Кинрику та Гулле были вопросы.
– Идёмте в Цитадель, – пригласил Шеддерик. – Наместник тяжело ранен и сейчас не может вас встретить. Но завтра утром, возможно, удастся это устроить.
Старрен дал команду четырем своим матросам следовать за собой.
– А где охрана?
– Охрана?
– Хеверик всегда выделял десяток гвардейцев, чтобы мы могли безопасно пересечь город.
– А. Нет, охраны не будет. Город не станет причинять вам вред. Если вы, конечно, не начнёте причинять вред ему. Здесь недалеко и ехать предстоит в экипаже.
Для скорости Шедде действительно выехал навстречу гостям в одном из больших экипажей с каретного двора Цитадели.
В карету поместились все, даже два матроса. ещё два – пристроились на запятках, и было видно, что так путешествовать они тоже привыкли.
– Я распорядился, чтобы вам подготовили комнаты, – сообщил Шедде гостям. По виду и интонациям Старрена было понятно, что ему его миссия не нравится.
– Хорошо. – Адмирал мрачно смотрел в окно. Мимо плыли обшарпанные кварталы Нижнего города.
Ничего, думал Шедде. Подлатаем.
Скоро миновали мост через Данву, Речные ворота, верхний город. А вот уж и парадные ворота Цитадели.
То, что «латать» Тоненг предстояло уже не ему – не имело такого уж большого значения.
– Я смотрю, местный рынок немного оживился с прошлой осени, – заметил адмирал.
– Да. Мы понизили пошлину, это привлекло торговцев.
– Понизили пошлину? Это не скажется на поставках на острова?
– Это не касается экспорта. Дела внутренней торговли. Позволит получить немного денег в казну.
– Решение принял Хеверик?
– Нет, уже Кинрик.
– Понятно.
Разговор снова скис.
Когда карета подъехала к Цитадели, Шедде сказал:
– Пришлю к вам распорядителя. Договоритесь о завтрашнем торжественном приёме. Если желаете, можете сегодня отужинать со мной у меня в кабинете. Все праздничные и торжественные дела оставим на завтра.
– Да. Хорошо. Ужинать я, правда, предпочёл бы в своей каюте. Хотя… я думаю, вы тоже хотите поскорей закончить с официальными церемониями и этими дипломатическими играми, Хенвил. Так что я приду к вам в кабинет.
Прозвучало это как угроза. А совсем скоро Шеддерик понял, что угрозой и являлось.
– Почему вы согласились поддержать этот нелепый заговор? – спросил чеор та Старрен, так и не притронувшийся к еде.
В одной из стеклянных дверок шкафа для документов догорали последние остатки заката. В небе за окном осталась одна единственная тонкая красная полоска.
Во втором стекле отражались профили собеседников и единственная свеча между ними.
Шедде приподнял брови:
– О чём речь?
Старрен прищёлкнул языком:
– Я думал, вам претят эти лицемерные игры, и наедине мы сможем поговорить начистоту. В Империи все живо интересуются делами Побережья, а шпионы у императора неплохи. Так что все знают, что это вы с братом убили своего старика. И мне почему-то кажется, что наместник завтра откажется со мной разговаривать по причине дурного самочувствия. И послезавтра тоже. А потом найдётся ещё какая-нибудь отговорка. И ещё, и ещё. А знаете почему?
– Почему?
– Да потому, что он наверняка тоже мёртв. Что за зверинец вы тут устроили? Хенвил, я считал вас человеком чести…
– Что за чушь. Кому здесь нужен ваш Император?
– Что? – настало время гостю поднимать брови. – «Ваш император». Но он и ваш тоже. Ваш Император. Вы ему присягали на верность, разве нет?
– Вот именно. – Спорить Шеддерику не хотелось. И уже давно: несколько дней. Или недель.
– Объяснитесь.
– Я присягал Императору. Гелле, мне было некогда заниматься заговорами на островах. С местными бы разобраться.
Старрен невозмутимо вынул из кожаной локессайской жесткой сумки пухлый конверт и бросил на стол.
– Эти документы говорят об обратном. Шеддерик та Хенвил, Император считает, что этого достаточно, чтобы тебя арестовать и доставить в столицу, если понадобится, силой. Завтра я буду вынужден предъявить тебе эти обвинения официально. Ты не сможешь отвертеться, документы подписаны человеком, которому Император доверяет, и которого ты, по его словам, несправедливо обвинил и выслал из города.
– Эммегил. Да, верно. Выслал…
Шедде посмотрел старому товарищу в глаза:
– Я его убил вчера.
– Надеюсь, это шутка.
– Нет. Он пытался до вашего приезда избавиться от наместника и его родных, и теперь я даже знаю почему.
– Готов послушать твою версию.
– Да какие версии? Эта зараза знала, что вы меня арестуете. А значит, если избавиться от Кинрика, кто займет его место? Правильно, светлейший благородный чеор та Эммегил. Но город ему не подчинился бы. И он попросил бы у Империи военной помощи. Где война, там инвестиции, да, Старрен?
