Текст книги "Проклятье Ифленской звезды (СИ)"
Автор книги: Наталья Караванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)
Следом в карету забралась монахиня – с неизменным дорожным мешком за плечами. В них сёстры носят на местный торг всякие благословлённые Ленной изделия – шкатулки, медальоны, пряжки или простенькие украшения-талисманы.
Шеддерик дал знак, и его гвардейцы вскочили на лошадей. Ну, вот и всё. Вот и пора в обратный путь. Как там дела у Кинне? Справился? Лишь бы он в последний момент не придумал собственный гениальный план…
В гостиницу прибыли уже затемно. Постояльцев и гостей было немного – после нападения этхара местные заходить побаивались, а с наступлением зимы истощился и поток паломников. Шеддерик проводил свою молчаливую спутницу до выделенной ей комнаты – удобной и с окнами во двор, чтобы не так задувал зимний ветер, потом помог устроиться монахине.
Лошадьми и каретой занимался ливрейный кучер, который по совместительству был ещё и агентом тайной управы. Такое положение парню нравилось, он с удовольствием выспрашивал у приезжих извозчиков и конюших последние сплетни, подслушивал беседы знати, а потом пересказывал всё это людям Шеддерика.
Нынешняя поездка от других отличалась мало, разве что деревенские сплетни были менее масштабны.
Лишь совсем поздно ночью Шеддерик спустился в зал, где одиноко дотлевал камин.
Шеддерик придвинул кресло ближе к нему, пошевелил кочергой угли, подбросил брёвнышко. От пламени потянуло сухим теплом.
Нет, в правильности своих решений он не сомневался – лишь в своевременности.
Темершана та Сиверс
Не спалось. То казалось ей, что хозяева слишком уж натопили небольшую комнату. То одеяло было слишком коротким, то вдруг начали лаять собаки на дворе. Чуть не выли, едва угомонились.
Помаявшись так час или два, она вдруг решила, что сегодня – самый последний шанс сбежать от ифленцев. Мало ли кому и чего она обещала. Под принуждением можно пообещать что угодно. И собираться особо не надо: всё имущество, включая кошелёк с монетами, умещается в крохотный узел, который, кстати, так и остался в карете.
Всего и надо, что тихонько забрать его и незаметно покинуть двор. Дальше всё просто. Постучать в окно храмовой лавки, попроситься на ночлег к хозяину. И, выждав, когда ифленцы отправятся восвояси… или на поиски, это не так уж важно, быстро уйти. В противоположную сторону…
План казался настолько простым и выполнимым, что Темери, не дав себе времени на раздумье, быстро оделась, застегнула пряжки сапог, в руку прихватила плащ, капор и посох.
Окинула взглядом комнату, не забыла ли чего, но нет, здесь не было её вещей. И легко выскользнула за дверь.
На миг остановилась у двери той комнаты, где месяц назад были убиты ифленские чеоры. Почему-то показалось, что она что-то там забыла или недоделала, так что почти бездумно она толкнула входную дверь. А та вдруг со скрипом распахнулась. Света масляной лампы в коридоре хватало лишь, чтобы осветить порог, так что Темери её сняла с крюка и зашла внутрь, подсвечивая себе. Почему-то ей даже в голову не пришло, что комната может оказаться занятой. Словно весь мир знал, что там совершилось убийство.
В комнате, конечно, прибрались. На полу новый ковёр, балдахин убран… Темери увидела в окне напротив входа своё подсвеченное лампой отражение. Прислушалась. Ни шороха, ни звука. Пусто, спокойно. Вошла.
Очень живо представилось ей, как всё было тогда: вот тут лежала мёртвая чеора. Тощий ифленец – дальше, за кроватью. Когда пресветлая задавала ему вопросы, то голос казался спокойным, лишь с лёгким налётом не то грусти, не то иронии. Мёртвый ифленец не казался опасным – в отличие от того, другого. Живого.
На подоконнике за подсвечником она вдруг увидела небольшой бархатный кошелёк. Не новый, вытертый во многих местах, он манил к себе, так что она, поколебавшись, взяла его в руки. Внутри что-то деревянно стукнуло. Если бы там были деньги, стук был бы более звонким. Нет, что-то другое.
Ругая себя за любопытство, и ещё немного – за то, что тянет время, она бросила вещи на кровать и быстро расшнуровала кошелёк.
Внутри оказался набор гадательных плашек. Таким пользуются предсказатели и соттинские гадалки. Чтобы раскладывать их, никаких особых способностей не надо, плашки всё умеют делать сами. Надо только точно представлять, о чём хочешь спросить. Путешественники советуются с ними на счёт погоды, торговцы – удачным ли будет день, а юные девушки – о том, какова будет их жизнь с тем или иным женихом.
Темери загадала на свой побег и вытянула из мешка три плашки. На одной был череп – смерть. На другой – оскаленная морда волка – враг. На третьей – петля аркана.
Что же, толкование ей казалось однозначным: поймает и убьёт. Но она всё же попытается. Потому что другого шанса у неё ведь и вправду не будет…
Темери быстро собрала плашки обратно в кошелёк и вдруг услышала от двери:
– Решили спросить о будущем? Я-то всё гадал, куда делся набор Ровве… а он, значит, был у вас.
Поймает и убьёт? Да уже поймал. Так что же дальше? Что она должна такого сделать, чтобы ифленец решил её убить?
Она подхватила лампу, шагнула навстречу чеору, лишь бы он не заметил, насколько она напугана… и не заметил верхнюю одежду и посох, оставшийся у кровати.
Они были в чужой комнате, одни. Если ифленец вздумает напасть, она знает, чем ответить. У неё было время, чтобы научиться. Много времени.
– Нет, – ответила тихо. – Он был здесь, на окне. Я просто… просто посмотрела, что это.
Света лампы хватило, чтобы увидеть, как брови чеора та Хенвила мимолётно приподнялись:
– Просто вошли в эту комнату, одна, в темноте, просто подошли к окну, пошарили по подоконнику…
Она покачала головой:
– Мне показалось, будто что-то осталось незавершённым в прошлый раз. Так иногда Покровители дают подсказки живым, но ваш друг был мне чужим человеком, так что, наверное, эта подсказка была для вас… возьмите.
Она постаралась подать кошелёк так, чтобы пальцы ифленца не коснулись её руки.
Чеор подхватил кошелёк небрежно, словно что-то неважное. Но почему-то спросил:
– Так что вы увидели? Какие рисунки?
Врать было бессмысленно. Темершана распрямила плечи, ответила как можно более ровно:
– Череп. Волк. Аркан.
– Понятно.
По губам ифленца скользнула кривая улыбка:
– Ступайте к себе. И прихватите ваши вещи – им тут не место.
Ну что же. Неудача не означает, что она не попытается снова.
На этот раз она выполнит приказ беспрекословно…
Но, уже выходя, она услышала:
– Нет. Стойте. Подойдите. Да не бойтесь вы меня, не нужны вы мне.
Темери подошла, но так, чтобы между ней и чеором та Хенвилом оставалась пара шагов.
– Держите, – поморщившись, протянул он ей кошелёк. – Как обычно, три плашки. На меня.
– Вас интересует ваше будущее? – Темери никак не могла предположить, что этот ифленец сверяет жизнь по знакам на гадательных плашках.
– Будущее… не знаю. Наверное. Просто сделайте!
Раздражения в его голосе при этом стало столько, что Темери решила дальше судьбу не искушать. Просто держала перед глазами образ этого человека. Вынимала костяные пластинки и выкладывала в ряд – на край кровати. Чтобы ифленец мог видеть, что она всё делает, как надо.
На всех трех пластинках одинаково равнодушно улыбались черепа.
Судя по ним, смерть прямо сейчас стояла у ифленца за спиной и была неотвратима.
Она немо перевела на него взгляд. Что он подумает? Что скажет на это? Как поступит?
Во взгляде ифленца, если только она не сошла с ума, читалось облегчение. Он даже почти улыбался. Почти.
Забывшись, Темери спросила вслух:
– Может быть, они лгут?
– Не лгут. Но не радуйтесь раньше времени – это мой обычный расклад. Кстати, если вам хочется, можете забрать их себе. Думаю, Ровве не стал бы возражать. А теперь – идите в комнату. Отдыхайте.
Она снова подхватила свои вещи и набор плашек, и очень быстро ушла. В комнате даже свечка на столе не успела догореть – а казалось, прошло много часов.
Темери заперла за собой дверь. До рассвета можно успеть выспаться.
На этот раз она заснула сразу. Словно то, что её ранее беспокоило, ушло, выполнив задачу.
Глава 4. Опасная дорога на Тоненг
Благородный чеор та Хенвил
В последний год дурные сны стали приходить к благородному чеору чаще обычного. Особенно осенью. Шеддерик подозревал, что это неспроста. Нельзя испытывать удачу до бесконечности. Иначе она подойдёт и тяпнет в самый неподходящий момент – и за самое больное место. Сны нельзя было предугадать. Избавиться от них за много лет тоже не удалось. И ни разу не удалось вовремя проснуться.
Пленник висел, подвешенный на цепях за связанные руки, и смотрел на палачей отчаянным взглядом. Он был совсем молод, лет двадцати. Сейчас, впрочем, никто не смог бы судить о его возрасте: обезображенное побоями лицо не давало на это шанса.
Палач всегда спрашивал одно и то же.
Сначала – имя.
Первый день парень только кричал от боли и ужаса, не отвечая, на второй – когда приложили к спине раскалённый стальной прут – назвал себя. Сейчас имя он называл сразу. Сейчас он уже знал следующие три вопроса.
Второй: «Брал ли ты деньги у слуг чеора та Граствила? Либо же у самого чеора Граствила?».
Нет. Нет. Нет!
Кричать или молчать – без разницы. Палач и его помощник всё равно снимут тебя с дыбы и зафиксируют на железной раме над ящиком свежих горячих углей. Искалеченной спиной – на раскалённые прутья. Руки и ноги окажутся скованы.
Третий вопрос: «Приказывал ли тебе кто-нибудь отнести на «Жемчужину» бочки со смолой и мешки соломы?».
– Нет! Нет же! – Кричит охрипший от боли и ужаса пленник. – Нет! Никогда!
Палач берёт из ящика длинные блестящие щипцы. На левой руке ногтей у пленника уже нет. Значит, сегодня – очередь правой руки.
«Третий день. Это третий день пытки!» – Догадался Шеддерик та Хенвил.
Юноша, которого пытал ифленский палач, был ему незнаком. В том подвале сам Шеддерик никогда не был. Да и палач этот умер почти триста лет тому назад. Но у всякого решения есть последствия.
Шеддерик проснулся, когда пленник потерял сознание.
Снаружи было уже светло.
Темершана та Сиверс
Утром снова начался снегопад. Темери наблюдала, как постепенно сумрак рассеивается, и перед глазами встаёт белая тишина за окном. Белыми стали деревья, крыши хозяйственных построек на дворе. Поля вдалеке и лес – всё покрывал ровный снег. Темери не помнила такой чистой белой зимы.
Служанка позвала завтракать, едва рассвело. К тому времени есть уже хотелось ощутимо: в монастыре вставали задолго до позднего зимнего света.
В общем зале оживление царило только у стола, облюбованного гвардейцами. Пресветлая сестра была задумчива и рассеяна, а чеор та Хенвил и вовсе не появился до того момента, как настало время уезжать.
А появившись, начал всех поторапливать, раздавать указания и приказы. На Темери он не бросил ни единого взгляда, и это её немного успокоило. Вчерашняя ночь осталась в сердце странным, пугающим воспоминанием, но последствий не имела. Благородный чеор не собирался умирать. Выглядел здоровым и до отвращения деятельным.
Темери, которой собирать ничего было не нужно, оказалась на улице одной из первых, едва успели подать карету. Стояла, подняв лицо к небу, и смотрела, как медленно и торжественно летят вниз белые хлопья. Могла бы стоять так долго-долго, постепенно покрываясь снегом, сливаясь с окружением, исчезая для всех вокруг… да только кто бы дал-то?
Засуетились, заторопились солдаты, повара тащили короба со снедью в дорогу, слуги устраивали их в специальном ящике, устроенном в задней части кареты. На крыше укрепляли ещё какой-то груз.
Гвардейцы водили лошадей по двору, давая тем привыкнуть к снегу. Темери сдержанно попрощалась с пресветлой сестрой и уселась в карету подле маленького оконца. Сквозь него можно будет смотреть на сказочно заснеженные окрестности, слушать перестук копыт и надеяться, что эта самая дорога будет длиться до бесконечности и никогда не приведёт в Тоненг.
Тронулись по команде чеора та Хенвила. Предстоял долгий день в пути, Темери натянула до плеч предложенный кучером плед. Хоть карета и была зимней, а из щелей всё-таки дуло.
Дорога к приграничной деревне и далее – к храму Ленны, была хоть и наезженной, а всё-таки не такой людной, как Большой восточный тракт. По тракту до границы немного дальше, зато он проходит по обжитым, живописным местам, где часто встречаются деревеньки и постоялые дворы. Исторически сложилось, что дорогу эту используют чаще паломники, чем торговцы.
Она виляет змейкой мимо лесистых холмов и старых, растрескавшихся от времени скал.
Лошади шли не торопясь, карету покачивало. Темери, по глаза завернувшись в плед, любовалась припорошенным ельником, что тянулся за оконцем.
Изредка к этому самому оконцу подъезжал чеор та Хенвил, заглядывал внутрь, но, убедившись, что его подопечная ни в чём не нуждается, снова немного отставал. Она была ему даже благодарна за то, что не пытается завязать беседу – хватило предыдущей ночи. Оставалось лишь надеяться, что ифленец не обратил внимания, насколько ему удалось её испугать…
Узел и кошелёк она спрятала в ящичек под сиденьем, посох же не решилась выпускать из рук – так он и ехал с ней, кое-как поместившись внутри кареты.
Темери почти дремала, как вдруг карета резко остановилась, а через мгновение заднюю её стенку пробила пуля.
То есть, сначала где-то рядом грохнуло, потом в стенку впереди ударилось и упало на сидение что-то блестящее и бесформенное, а потом уже, обернувшись и увидев дыру в обивке, сквозь которую щетинились щепки, она сообразила, что в карету только что кто-то стрелял.
Темери, знающая, что с человеческим телом может сделать такой безобидный на первый взгляд металлический шарик, тут же попыталась пригнуться пониже, и не зря. В то же мгновение поблизости грохнуло ещё два выстрела. Но стрелявшие или промахнулись, или палили вовсе не в карету. Она поудобней ухватила посох и приготовилась ударить им любого, кто сунется внутрь.
Снаружи закричали. Послышался немелодичный звон сошедшихся сабель, мальканская и ифленская брань. Снова выстрелы.
Темери, закусив губу, ждала момента. Так просто она не сдастся! Никак не сдастся. Она знает, что делать, когда наступит самый крайний случай. Но пока что у неё ещё есть, что предъявить врагу. Есть, чем кусаться…
Дверца кареты резко распахнулась. Слепяще-белый свет вдруг оказался перекрыт человеческим силуэтом. Платок по глаза, меховая шапка… и рука, потянувшаяся внутрь. Схватить, вытащить… добить! Темери все силы, весь накопившийся страх вложила в один единственный удар посохом. Мимо этой протянутой руки, куда-то туда, где у незнакомца должна была быть грудь.
Вскрикнув, мужчина вывалился наружу, но на его месте вдруг появился следующий.
Темери уже изготовилась ударить снова, как вдруг услышала:
– Руку! Выходите, быстро!
Ифленец смотрел на неё почти с ненавистью, но это был всё-таки знакомый враг.
И Темери доверилась ему: выбора-то не было. Чеор подхватил её под локоть, помогая спрыгнуть на заснеженную дорогу, и она чуть не упала, пытаясь одновременно и высвободиться из хватки жёстких пальцев, и сделать вид, что всё нормально.
Неподалёку лежала мёртвая лошадь чеора та Хенвила. Дорогу впереди перегораживало бревно. Мельком она увидела гвардейцев, которые заняли позиции позади кареты. Один из них лихорадочно перезаряжал пистолет, другой держал наготове саблю. Чуть дальше бесформенным пятном лежало мёртвое тело в тёмных меховых одеждах – кто-то из нападавших. И к ним по дороге со стороны деревни верхами скакали ещё двое.
Посох-эгу выпал, когда она попыталась схватиться свободной рукой за стенку кареты.
– Да что с вами… – тряхнув замершую Темери, прорычал ифленец. – Бежать можете?
Она резко кивнула. Её не нужно было уговаривать бежать отсюда.
Всадники легко миновали преграду из гвардейцев. Тот, что заряжал пистолет, всё-таки не успел его зарядить, оружие оказалось бесполезным. Чеор та Хенвил вскинул свой пистолет и выстрелил. От грохота она решила, что оглохла, но всего через миг услышала:
– Да бегите же! Живо, каэ з-зар!
И она побежала. Прыгнула в канаву у обочины. Тут же промочила дорожные сапоги. Но ей всё казалось, что ифленец не сможет задержать преследователей. А если сможет, то ненадолго. И они бросятся следом, и конечно её найдут…
Посоха было жалко, но она не позволила себе и мгновения на раздумья: главное – убежать. Главное, скрыться от преследователей, кем бы они ни оказались. Они явно пришли не её спасать – об этом красноречиво говорила дыра от пули в задней стенке кареты.
Под ёлками снега почти не было – удержали кроны. Это позволило пробежать два десятка шагов, не оставляя следов. Потом ёлки кончились, начался смешенный лес с припорошенным подлеском. На тощем снежном одеяле хорошо были видны строчки звериных следов. Не стоило и сомневаться, что сама она оставит здесь такие же заметные следы. Стараясь прыгать от ствола к стволу, от дерева к дереву, она продолжила углубляться в лес, лишь надеясь, что эти уловки помогут скрыться. Оборачиваться было боязно, всё внимание занимал поиск хоть какого-нибудь пути между стволами. Пока она бежала, слышала ещё три или четыре выстрела. Кто напал на кортеж, зачем – оставалось лишь гадать.
Тяжело дыша, она скатилась с обрыва к ещё не до конца замёрзшему лесному ручью. Там, на тонкой ледяной корке, красовались крупные волчьи следы. Зверь прошёл совсем недавно, может, с час назад. Убежал вверх по течению. Темери, недолго думая, выбрала противоположное направление.
Тут ручей закладывал петлю. Видимо, в прошлом году вода подмыла корни старой ели, и она упала в русло, образовав кроной что-то вроде плотной крыши над берегом. При том дерево всё ещё было живо. Сверху ёлку засыпало снежком, снизу под ней образовалось небольшое сухое пространство, состоящее из речного песка и мелких камней.
Темери, стуча зубами, забралась в эту небольшую нишу и решила, что отсюда никуда уже не уйдёт. Здесь её не видно. А значит, надо просто сидеть тихо-тихо. Пока не убедишься, что опасность ушла.
Так она просидела долго. Солнце, выбравшись к вечеру из-за облаков, уже скрылось за деревьями, накатили ранние зимние сумерки. Ничего не было слышно, никого не было видно.
Холодало. Если, сидя в карете, Темери ощущала дующий из щелей зимний ветер, то теперь она мёрзла уже по-настоящему. Мёрзли ноги в промокших сапогах. Пальцы рук попросту заледенели, не помогало даже то, что она плотно засунула их под мышки. Мёрзла спина. В конце концов, поняв, что рискует остаться одна в лесу в морозную ночь, без огня, без сухой тёплой одежды, даже без помощи Покровителей, ведь посох свой она потеряла, Темери выбралась из елового укрытия и осторожно отправилась в обратный путь.
Если повезёт, то она выйдет к дороге. А там… в обратный путь, не так уж далеко они отъехали от деревни. Только бы никого не встретить.
По ручью идти было просто. А вот как вернулась в лес, так и стало ясно, что не стоило так тщательно прятать собственный след. Сейчас бы не пришлось плутать, чуть ли не по кругу обходя каждый куст можжевельника или осины.
Было уже почти совсем темно. Темери выбралась на виденную раньше круглую поляну с мыслью, что где-нибудь здесь и придётся остановиться на ночь. Поляну пересекало множество следов лесных животных. Самые мелкие, наверное, принадлежали мышке. Самые крупные – лисице…
– Вот вы где… – голос ифленца прозвучал с другой стороны поляны. Темери вздрогнула: голос разрушил тишину замершего в сумраке леса. Слишком резко – когда она уже поверила, что кроме неё в этой чаще никого нет. Ни одного живого человека. Она увидела ифленца, когда он выбрался из-под густой зелёной ели и направился к ней, добавляя свои следы к звериным.
Словно ифленцу помогают какие-то неведомые вышние силы. А ей – мешают…
– Кто это был? – хрипло спросила она, – разбойники? Это уже не земли Золотой Матери. Здесь они не боятся нападать.
Чеор та Хенвил легко покачал головой:
– Не думаю. Если бы это были только мальканы, я бы согласился. Но командовали мои соплеменники, не ваши.
– Так они специально пришли? За вами?
– Будем надеяться.
– Почему? – голос ифленца с каждым словом всё больше мрачнел.
– Потому что если они пришли не за мной, то за вами. Это значит, что кому-то очень хочется не дать вам приехать в Тоненг. И тогда в опасности так же жизнь моего брата.
– Вы смогли их прогнать?
– Они отступили, но вернутся. Я не знаю, чем всё кончилось на дороге – гвардейцы дали мне возможность уйти в лес, больше ничего не знаю.
– Так мы возвращаемся?
Ифленец несколько мгновений пристально смотрел на Темери, потом покачал головой:
– Опасно. Вы сейчас – главная цель. Вы должны выжить. И мои люди, и я сам – сделаем всё для этого.
– Почему?
– Потому что у Танеррета очень большие шансы в очередной раз попасть… в кровавую войну. Я вас не обманывал. Бунты, штурм цитадели – это мелочи по сравнению с переворотом, ослаблением армии и вторжением добрых соседей из-за гор. И только один шанс удержать город и страну… во всяком случае, я вижу только один шанс. Это вы.
– Да, я помню ваши слова. Хотя и не очень верю. Но ваши люди… вы не попытаетесь узнать, что с ними стало?
– Я должен охранять вас. У дороги слишком опасно.
В голосе чеора та Хенвила скользила досада.
Что же. Может быть, укрытие под ёлкой у реки ей ещё послужит…
– Тут неподалёку река, – тихо сказала она. – Я покажу, как пройти. Там есть укрытие.
Ифленец, не раздумывая, велел:
– Ведите!
Когда они оказались у ёлки, темнота стала непроницаемой.
Ему понадобилось несколько минут, чтобы нарубить саблей лапника и выстлать им песок под кроной. Затем снял плащ, протянул Темери без слов. Она осторожно приняла, кивнула. Плащ был тяжёлый и довольно длинный. Невысокая Темершана смогла завернуться в него целиком.
Забралась в глубину укрытия.
– Вернусь, – на прощание сказал ей ифленец и исчез в ночной темноте.
Мокрые ноги ныли, она их почти не чувствовала. Очень хотелось разжечь костёр – но было нечем. Да и опасно так близко от дороги.
Темери, вспомнив все слышанные когда-либо проклятия (она больше не оречённая, ей можно!), стянула с ног мокрые сапоги, а потом и чулки. Шерстяное платье было почти сухим, немного намок подол, но это пустяки.
Но перед тем как завернуться с головой в отданный ифленцем плащ, нужно хотя бы попытаться позаботиться о завтрашнем дне. Ведь завтра придётся – в любом случае придётся – снова надевать на ноги ледяную мокрую обувь.
С чулками проще. Их можно высушить на теле. А вот сапоги так просто не просушить. Темери пробралась вдоль елового ствола к самому его основанию, к выворотню, когда-то съехавшему с невысокого обрыва к воде. Снега там не было.
Больше наощупь, она начала собирать сухой ломкий ягель. Вместе с мелкими ветками, хвоей, травинками. Если вода ещё не замёрзла, есть шанс, что мох её впитает, и завтра сапоги будут хоть и влажные, но их всё-таки получится надеть…
О мусоре, который неизбежно останется в сапогах после такой сушки, она старалась не думать. В конце концов, этот способ спас её прошлым летом, когда они ходили с сёстрами Дорогой Долга, так почему он должен не сработать сейчас?
Когда, наконец, сапоги были надёжно набиты мхом, Темери спрятала их среди веток, чтобы ни в коем случае не упали, и замоталась в собственную одежду и плащ ифленца так, чтобы можно было дышать в этот тряпичный кокон, ещё немного добавляя себе тепла.
Но задремать так и не получилось. Лежала на боку, смотрела, как сквозь ветви ёлки пробивается лунный свет и ждала, когда ифленец вернётся.
Он пришёл, когда луна была уже высоко. В её свете снег, казалось, сам почти светился…
Благородный чеор Шеддерик та Хенвил
– Не спите? – спросил Шеддерик осторожно. Он надеялся, что мальканка всё-таки заснула. Но она тут же выкопалась из кокона, в который превратила всю имеющуюся одежду.
Посмотрела на луну, поёжилась от ночного заморозка. Спросила тихо:
– Что там?
– Надо уходить отсюда. И как можно быстрее.
– Ваши люди?
– Не видел их. Ни живыми, ни мёртвыми. Кареты там тоже нет.
В свете луны было прекрасно видно, как девушка хмурится, укладывая в голове новости. Такая сосредоточенная, забавно суровая. Потом она перевела взгляд на него. Ничего не спросила, но совершенно явно ждала ответа, и Шедде ответил:
– Костры у дороги. Два. Их разожгли не паломники, и не крестьяне. – Он усмехнулся. – И я решил не проверять, что эти люди забыли там в такую холодную ночь. Так что, собирайтесь, нам надо идти.
Чеора та Сиверс вдруг снова нырнула в своё укрытие. Но лишь для того, чтобы достать оттуда невысокие кожаные сапожки и начать вытряхивать из них какой-то мусор. Шеддерик пригляделся, узнал лесной мох.
Вряд ли он в такой холод смог чем-то помочь.
– Отвернитесь, – хмуро попросила девушка. – Мне надо одеться.
Шеддерик окинул её непонимающим взглядом, потом сообразил, что она имела в виду. Ноги. Босые, к жуфам морским, ноги!
Впрочем, не тащить же её на руках через лес. Если сможет идти сама – будет уже хорошо.
…интересно, кто её научил так сушить башмаки?..
Оделась она быстро. Даже попрыгала немного, чтоб влажная обувь лучше села по ноге.
Снова нахмурилась. Да уж, интересное свадебное приключение у неё получается. Будет что внукам рассказать… если выживет, конечно.
А надо, чтобы выжила.
Единственный вариант, который Шеддерик сейчас для них видел – это двинуться по ручью. Наверняка рано или поздно он выведет к какому-нибудь поселению. Остается только понять, куда лучше пойти, вверх или вниз по течению. Он склонялся к тому, чтобы пойти вниз.
Но оказалось, у Темершаны та Сиверс на этот счёт было своё мнение.
– Благородный чеор та Хенвил… – всё тот же ровный, не сбить, спокойный голос. – Если пойдём вниз по течению, то скоро начнутся болота. Ниже здесь сливаются три реки и уже вместе впадают в море. Я думаю, это речка Мшанка.
Рэта даже подбородок приподняла, показывая, что к её мнению стоит прислушиваться.
– Мы с сёстрами собираем клюкву на болотах в её нижнем течении. Если это так, то я немного знаю местность, и…
– У вас есть вариант получше?
– Она петляет. Вся речка петляет. Если подняться выше по течению, будет ещё одно место… называется старая дорога, она по краю болота раньше шла. Сейчас заросла совсем. Но если по ней, то выйдем к месту, где реки сливаются, минуя мост. Там такой мыс каменный. И если Барна замёрзла… а она мельче Мшанки. Да и если не замёрзла, перейти можно будет по кочкам, Сейчас воды-то мало…
– Понятно. Это хотя бы уведёт нас от тракта на некоторое время. Так что ведите.
Чеора та Сиверс попробовала выломать из кустов толстую палку, но та оказалась гнилой и сломалась у неё в руках.
Потом вдруг вернулась в укрытие под елкой, вынула и протянула ему плащ. Вовремя – ночь к утру стала ещё холоднее.
О том, что они будут делать, когда переправятся через Барну, Шеддерик решил подумать позже. Для начала нужно было решить куда более важные проблемы. Им нужно было хоть какое-то тепло – обсушить одежду и согреться, и хоть какая-нибудь еда.
Идти по реке оказалось легко. Лед прихватил её почти по всему течению, да и берега оставались сухими. На излучинах ветер сдул не слишком толстый слой снега, а донный песок и мелкие камешки, скрепленные морозом, давали прекрасную опору для ног.
Но были и минусы. Река в этой части оказалась действительно очень извилистой. И срезать путь никак не получилось бы – берега завалены нанесённым половодьем речным мусором – сучковатыми брёвнами, стволами когда-то рухнувших деревьев… По застрявшим в кронах гребёнкам сухой травы было ясно, что вода здесь поднимается очень высоко – на три-четыре роста взрослого человека.
Шеддерик шёл за рэтой и думал о том, что он совершенно не представляет, чего ждать от этого тихого, обманчиво-спокойного ночного леса. Какие звери здесь водятся? Как опасность себя проявит? Будет ли шорох, треск сломанной ветки, что-то, что позволит вовремя заметить приближение зверя, или нападение случится внезапно?
Или в такой холод все лесные звери предпочитают лежать в норах, свернувшись в тёплый меховой клубок, и ждать рассвета?
Но лес был тих. Мальканка уверенно двигалась вперёд, и сразу видно, что путешествовать пешком для неё не в новинку. Шла, не оглядываясь, по низинному левому берегу, а немного позади, по льду и снегу на реке, скользила её серебристо-синяя тень.
Высокая луна прекрасно освещала путь. Только чёрная глубина леса, там, под еловыми кронами, хранила свои мрачные секреты.
Тем неожиданней прозвучал откуда-то издали протяжный печальный вой.
Шеддерик даже сбился с шага, прислушиваясь. Но мальканка продолжала идти, не обращая внимания.
Волки? В этих местах, говорят, много волков. Они даже на тракт выходят.
На всякий случай следовало бы зарядить пистолет, благо и порох, и заготовленные пыжи и пули хранились в поясной сумке. Но этим не стоит заниматься на ходу, да ещё и в темноте. Так что единственным оружием сейчас у Шеддерика оставалась морская укороченная сабля.
Вой повторился.
Всё так же далеко, но вроде бы теперь с другой стороны. Или показалось?
За очередным поворотом реки мальканка надолго остановилась, словно раздумывая, что делать дальше.
Шеддерик спросил:
– Что-то не так?
– Мы были здесь прошлой осенью. Место похожее, но… я не могу знать точно.
В голосе её звучала досада, но злилась девушка явно на саму себя.
– Ничего. Река не даст сильно заблудиться. Давайте поднимемся на берег и проверим.
– Да. Если я права, чуть дальше должен быть пологий спуск к воде. Мы собирали ягоды несколько дней, ночевали прямо у болота, а на берегу готовили и отдыхали.
Но за поворотом спуска, о котором рассказала девушка, не оказалось. И за следующим поворотом тоже.
Шеддерик даже пару раз поднялся наверх, проверить, нет ли там звериной тропы или каких-нибудь следов пребывания здесь других людей – но тщетно.
И лишь когда начало светать, рэта уверенно узнала место.
– Вон та ёлка с двойной макушкой! Это точно здесь!
Больше той ночью волчьего воя они не слышали. А когда выбрались на высокий берег, стало ясно, что она не ошиблась: там были отлично видны старые кострища. У одного даже лежало брёвнышко, чтобы можно было удобно сидеть у огня. А чуть в стороне Шеддерик увидел обветшавший шалаш. Наверное, в нём монахини и ночевали.
– Остановимся здесь, – решил Шеддерик. – На пару часов, вам надо высушить обувь. Да и отдых нам с вами не помешает. Займусь костром.
Рэта кивнула. Но в стороне не осталась – принялась деятельно обдирать кору с ближайшей берёзы, а потом – ломать мелкие сухие ветки, которых всегда много у елок под пышной кроной.
Пока Шеддерик сооружал что-то вроде фитиля из пороха и пыжа, она успела приволочь несколько высохших на корню молодых ёлочек, ствол можно обхватить пальцами одной руки. Такие даже рубить не надо – дёрнул посильней, и вот уже она у тебя в руках. Что же, это тоже топливо. Хотя сгорят они очень быстро.
