Текст книги "Проклятье Ифленской звезды (СИ)"
Автор книги: Наталья Караванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)
– Отдохните, – попробовал образумить её Шеддерик. – День был тяжёлый, и завтра будет не легче.
– Когда двигаешься, – рассудила рэта, – не так холодно.
Она ещё прогулялась по поляне, принесла откуда-то несколько расколотых, серых от времени поленьев.
Так что, когда огонь, наконец, был добыт, его нашлось, чем накормить. К тому времени небо на востоке посветлело, вот-вот должно было показаться солнце.
Чеора та Сиверс наконец угомонилась, села поближе к костру и протянула к нему заледеневшие руки. Дым потянулся к небу, и это было нехорошо: дым могли заметить враги.
Однако тут уж – ничего не поделаешь. Без огня они не смогут продолжить путь.
Она сидела, прикрыв глаза и распрямив усталые ноги…
Кстати о ногах.
Огонь – это полдела. Главное – высушить одежду и обувь. А для этого надо бы эту самую обувь снять…
Впрочем, стоило окликнуть, девушка как очнулась. Увидела вбитые у огня колышки для сапог и сухую дощечку – чтобы не ставить ноги на холодную землю.
Почему-то вместо благодарности нахмурилась:
– Не стоило, благородный чеор. Я могу сама о себе позаботиться.
Ну, надо же, сколько гордости. И глупости. Тем более что когда прихватило по-настоящему, от плаща-то она не отказалась. Значит, устала ещё не смертельно. В конце концов, он всего лишь должен доставить её в Тоненг живой и желательно – здоровой. Развлекать и спорить – совершенно не обязан.
– Как знаете, благородная чеора. Отдыхайте. Дальше двинемся, как солнце выйдет из-за ёлок.
Кивнула. Занялась своими чулками-башмаками. А Шеддерик, посмотрев на это с минуту, махнул рукой и ушёл изучать шалаш. Вдруг да удастся отдохнуть?
Старая дорога – рэта не солгала – оказалась чем-то вроде просеки в густом лесу. Идти по ней было бы и вовсе невозможно из-за еловой и осиновой поросли, если бы по краю не обнаружилась узкая тропинка. Откуда она взялась, Шеддерик мог только догадываться, но расспрашивать мальканку не стал. Не хочет принимать помощь – не надо. Главное, не чинит препятствий, молчит, да ещё и идёт сама. И что важно, в нужном направлении.
Что же до тропки, то её могли проложить крестьяне, наверняка ходившие по ягоды на здешнее болото. К слову, изредка его становилось видно. Меж стволов вдруг проглядывало открытое, припорошенное снегом пространство, покрытое кочками и сухой травой. Небольшие возвышенности заросли ивняком. По опушкам к небу редко тянулись стволы погибших деревьев.
Наверняка, если пошарить под снегом, можно будет найти горсть или две ягод… и это может быть решением. Потому что холодно. Потому что они не ели уже почти сутки, а снег – плохая замена нормальному питью.
Эта мысль заставила Шеддерика всё же окликнуть девушку:
– Чеора та Сиверс! Постойте.
Замерла, как вкопанная. Медленно обернулась.
Взгляд её отбивал всякое желание церемониться, так что он просто сказал:
– Под снегом могут быть ягоды. А нам с вами нужны силы, чтобы выбраться.
Смотрела на него несколько мгновений, словно пыталась прочитать мысли. Влажные тёмные пряди выбились из-под кружевного капора, к плащу пристала хвоя…
Может сколько угодно хмуриться, сколько угодно демонстрировать гордость и превосходство, деваться-то ей всё равно некуда. Так или иначе, он доставит её в город. Чего бы это ни стоило, и как бы она сама этому ни противилась.
Главное, чтобы в Тоненге всё было хорошо. Хотя Гун-хе и обещал присмотреть за делами, но на стороне молодого наместника всё-таки слишком мало пока реальной власти, и слишком много успел накопить врагов его отец.
Многие ведь поддерживали наместника Хеверика лишь потому, что боялись, или потому, что у старика Хевве был на них какой-то компромат. Сейчас они получили возможность выбирать. И выбор казался Шеддерику очевидным.
Мальканка не стала спорить или возражать. Молча свернула с тропы, словно показывая путь. Пробравшись сквозь подлесок, они оказались на небольшой вытянутой вглубь болота поляне, покрытой высокими кочками, вокруг которых скопился белый снег. Но его скопилось ещё не так много, и кое-где хорошо были видны на белом тёмные бусины клюквы.
Девушка присела у одной из кочек, запустила пальцы в снег, потянула за стебель. Он оказался неожиданно длинным, а на конце – несколько ярких ягод.
Улыбнулась, отправила добычу в рот. Но больше себе такого не позволила. Подогнула полу плаща, стала складывать набранное в складку. Шеддерик попробовал повторить этот «кулёк», но у него почему-то не вышло. Всё собранное улетело обратно в снег. Он тогда снял перчатку со здоровой руки: хоть какое, а вместилище. Ягоды смёрзлись, на них было много снега, но он довольно быстро наполнил перчатку. А вот чеора та Сиверс, похоже, увлеклась. Или наоборот, отвлеклась на привычное, понятное дело. И теперь готова была до заката собирать ягоды. Пришлось напомнить ей, что пора идти. Хотя и было жаль напоминать: увлекшись, она словно забыла о том, что происходит вокруг, и даже временами начинала что-то тихонько напевать. Это несмотря на то, что руки у неё наверняка замёрзли ничуть не меньше, чем у самого Шеддерика.
Она снова ничего не ответила, но как-то помрачнела, даже плечи устало опустились. И, разумеется, петь она сразу же перестала.
А через несколько шагов сказала с непонятно-печальной интонацией:
– Надо, наверное, сделать кулёк из бересты. Иначе я просыплю ягоды. У меня нет ножа…
Шеддерик молча отдал ей полную перчатку. Вынул нож и, выбрав подходящий сухой ствол, осторожно снял с него слой берёзовой коры. Кусок получился не слишком аккуратным, но большим. Выдернул из поясной сумки моток ниток, свернул бересту в нехитрый кулёк, и закрепил нитью в несколько оборотов, чтобы не рассыпался. Вышло у него ненадёжно, но двумя руками можно удержать.
Мальканка, критически осмотрев его поделку, всё-таки признала её пригодной и осторожно пересыпала ягоды из складки плаща в кулёк. Получилось с горкой. Но это не значило, что ягод хватит надолго…
К середине дня болота остались позади, местность немного повысилась. Среди осин, ёлок и берёз начали встречаться тощие сосенки. А через какое-то время смешанный лес и вовсе сменился светлой сосновой рощей.
В этой роще немного отдохнули. Чеора та Сиверс продолжала хранить молчание, Шеддерик тоже не испытывал желания общаться, так что привал прошёл в гробовой тишине. Горсть ягод не насытила. Но он убедил себя, что и такой перекус добавит ему сил двигаться дальше. Во рту было терпко и кисло.
А ещё через несколько часов они вышли к месту, о котором она предупреждала. С высокого каменного берега открывался прекрасный вид на слияние двух лесных речек.
Реки в этом месте широко разливались, проложив несколько мелких песчаных русел. Сейчас, впрочем, всё это свободное пространство было покрыто снегом и льдом, лишь кое-где открыто журчала тёмная вода. Девушка была права. Переправиться в этом месте труда не составит. Лишь бы никто на дальнем берегу не прятался в надежде, что они придут именно сюда…
– Здесь есть какое-нибудь жильё? – спросил Шеддерик, не сильно надеясь на ответ.
И, однако же, рэта ответила:
– Да, есть. Деревня выше по течению Барны. Там рыбаки живут, всего несколько семей. Ну, и на том месте, где дорога соединяется с трактом – большая деревня, даже гостиница есть, но это далеко. Рыбачья – ближе.
– И в ней нас тоже могут ждать… но я думаю, стоит туда сходить, присмотреться. Если те, кто на нас напал, там были, я замечу.
– Мост через Барну. – Напомнила девушка. – Нам придётся его обойти.
– Да. Возьмем чуть западнее, потом вернёмся к реке.
Она снова кивнула, соглашаясь. Это отчего-то начало раздражать. Слишком не подходило к тому, что и как она говорила. И что делала. Хоть бы пожаловалась раз. Или возмутилась…
Напоминать себе, что танерретская наследница – всего лишь один из инструментов, который позволит брату удержать власть в стране, приходилось всё чаще.
Был ли он зол на отца, который в очередной раз круто изменил его жизнь, заставив вернуться в Танеррет? Шедде не смог бы дать точного ответа. Он когда-то присягал наместнику, и эта присяга не позволяла ему воспринимать решения Хеверика как направленные против себя лично. Всю свою взрослую жизнь он был ему скорей верным, но не слишком нужным слугой, чем сыном. В отличие от Кинне, которого растили, как будущего наместника, и который был единственной, кажется, отрадой старику.
Едва Шеддерик вернулся из Коанеррета, соседнего небольшого рэтаха на юго-западе, за хребтом, как старик одним не самым добрым утром призвал их с Кинне в молельню, где строго от круглой чаши с морской водой смотрели Повелители Бурь. Призвал и вынудил дать обещание перед их идольцами. Кинне обещал принять власть в Танеррете и любым способом удержать её, а Шедде должен был помогать брату и по мере сил защищать его от любых происков врагов.
Вразрез с собственными планами Шедде это не шло, так что он совершенно спокойно выполнил просьбу наместника. Кто же знал-то, что нехитрая служба в стороне от парадных приёмов и шумных дворцовых залов вскоре обернётся для него несколькими нешуточными интригами, и не пройдёт и месяца, как из отцова телохранителя он дорастет до должности главы тайной управы.
Впрочем, Шеддерик был далёк от того чтобы себе льстить: он слишком недолго ещё пробыл в стране, слишком мало успел сделать. Дом Шевека знал о нём и старался держаться подальше, но вряд ли это касалось рядовых наёмных убийц и воров. Если бы его заказали, пожалуй, он и сам не заметил бы, как умер. Даже слепую охотницу можно переиграть – если знать, как.
Сейчас на не слишком наезженной монастырской дороге на них напал кто угодно, но не профессионалы из одной из старейших в мире теневых гильдий.
Эти наёмники наверняка не из самых дорогих, может, одна из городских банд Тоненга. Такие на многое согласны, лишь бы им платили. Это могло означать, что заказчик плохо знал уголовный мир столицы и обратился к первым попавшимся головорезам. А могло – что это вовсе были местные разбойники. Которым всё равно, кого грабить…
Хотя, они видели, что охрана кареты вооружена, и всё равно лезли под пули. Значит, куш должен был быть большой… опять же, он сам слышал и мальканскую, и ифленскую речь.
И значит, в покое их не оставят. Выдержит ли мальканка этот полный опасностей путь через лес?
Темершана та Сиверс из далёкой абстрактной фигуры превратилась в живого человека. Человека, который успел проникнуться к его персоне сильной антипатией. Пожалуй, только данное слово и может ещё – случай удержали её от попытки побега. Да и сейчас она оставалась рядом лишь потому, что в одиночку не смогла бы выбраться в обжитые места. А может быть, и это вероятней, она просто понимает, что никто ей шанса сбежать не даст.
Да, пожалуй, раздражало в ней именно это. Непредсказуемость. Невозможность предугадать её дальнейшие шаги и действия. Просто потому что она сдерживается, не позволяя своей натуре в полной мере себя проявить. Потому, что она вроде как полностью отстранилась от происходящего, сосредоточившись на мелких бытовых проблемах, которые в силах решить сама. И это не оставило ему шанса разобраться, какая она на самом деле, что из себя представляет, что сделает, когда прибудет в Тоненг?
А ещё может потому, что сам Шеддерик та Хенвил в такой ситуации постарался бы скрыться ещё в первый день. А то и – избавиться от конвоя более радикальным способом.
Можно было до бесконечности любоваться холодным пейзажем внизу. Да только каждый потерянный час играл на руку врагу, кем бы он ни был. Каждый час они теряли силы идти вперед. А где-то в далёком Тоненге, возможно, как раз сейчас начинался или народный бунт, или чего похуже.
Шеддерик должен был быть там. Прямо сейчас, а лучше – вчера.
Глава 5. В избушке
Темершана та Сиверс
Идти, постоянно чувствуя на себе пристальный взгляд ифленца, было тяжело. Но Темери терпела. Лучше так, чем вести отвлечённые беседы с врагом. Нет, он сколько угодно может считать себя благодетелем и спасителем. Это не отменяло, что лишь ифленцы повинны во всех унижениях и бедах её народа, и она до конца жизни будет считать их врагами. Теперь сомневаться уже не приходилось. Этот брак – смешно надеяться, что ифленцы станут считаться с её условием! – продлится недолго и закончится её смертью. Она не ляжет в постель ни с одним из них.
А значит, вся жизнь без остатка, которая у неё ещё есть – это вот этот путь по заснеженному лесу. Ах, как было бы хорошо, если б благородный чеор куда-нибудь сгинул. Провалился под землю, исчез, сдох… но ждать чуда бессмысленно. Так что нужно просто идти. Идти и наслаждаться этими последними своими днями. Даже если болит стёртая нога, а несчастный кулёк разваливается под пальцами, и драгоценные ягоды готовы просыпаться в снег.
Идти вперёд, не оглядываясь. Потому что там, за спиной, у неё больше нет дома.
Монахини её предали. Хотя нужно быть справедливой: она сама решила согласиться на брак с ифленцем. А они… они просто промолчали. Позволили этому случиться.
«Они не виноваты, – уговаривала она себя, одними губами. – Они же не знали… они не хотели мне зла… это я сама. Но за что они со мной так»…
И с каждым шагом убедить себя в том, что монахини не ведали, какую судьбу уготовили одной из своих оречённых, становилось всё труднее.
Днём стало немного теплей, так что Темери, выбрав момент, просто стянула с головы капор, да и увязала в него их единственную еду. Так надёжней, и нести проще. Длинные лямки позволили превратить головной убор во что-то вроде кружевной сумки. Всё равно капор был мокрый и совершенно не согревал.
Влажные волосы рассыпались по плечам.
Солнечные лучи легко пробивались сквозь кроны светлого соснового леса, по такому легко идти, и Темери – всё-таки невозможно всё время бояться и думать о плохом – немного успокоилась, даже стала представлять, что просто идёт на какую-нибудь зимнюю ярмарку в далёкую деревню.
Просто спутник в этот раз ей достался не из приятных. Но это ничего, это только до деревни. И вообще не важно. Можно ведь просто не смотреть в его сторону. Просто улыбаться солнцу, сосновому воздуху, запаху снега и хвои.
Всё было спокойно. Как вдруг ифленец поймал её за плечо и заставил пригнуться:
– Тихо!
Темери, не успев даже подумать, что делает, стряхнула его руку. Но всё же пригнулась, постаравшись укрыться за единственной поблизости невысокой ёлочкой.
Чеор та Хенвил через мгновение оказался рядом.
– Лошади. Слушайте!
И вправду, где-то неподалёку по твёрдому дорожному покрытию цокали лошадиные подковы. Темери попыталась определить, сколько слышит лошадей, но не смогла. Не одна, это ясно. Но вот сколько…
– Дорога рядом, – шепнул ифленец. – Или мост. Оставайтесь здесь, я попробую посмотреть.
И ушёл, не дожидаясь ответа. Да она отвечать и не собиралась.
Темери очистила от снега сухую коряжину и села на неё в ожидании. Хоть она и не признавалась, а ноги уже гудели от усталости – всё-таки за минувшие сутки поспать так и не удалось, да и отдых был слишком коротким. Стёртая пятка сейчас, во время остановки, беспощадно болела. Ей казалось, что если снять сапог, то снова надеть его она не сможет.
Чеор та Хенвил вернулся быстро. Она даже не успела толком перевести дух.
– Мост рядом. – Говорил он ровно, но Темери всё равно уловила в голосе ифленца нешуточную тревогу. – Там нас, похоже, ждут, но с другого берега. Они думают, мы идём по дороге. Так что попробуем уйти дальше, за поворот, и там её пересечь. Устали?
– Я могу идти.
Ифленец усмехнулся, кивнул удовлетворённо.
Темери не собиралась жаловаться, даже если будет умирать от усталости.
Дорога, как назло, сразу за мостом тянулась прямо на запад и была ярко освещена солнцем, уходящим к закату, так что до первого поворота пришлось идти довольно далеко. Притом шли они, пробираясь сквозь подлесок в стороне от дороги. Было тяжело, но оно того стоило. За прошедшее время они увидели ещё несколько всадников.
Когда, наконец, дорога заложила петлю, ифленец снова ненадолго дал ей отдохнуть от своего общества – проверял, свободен ли путь. А вернувшись, поторопил:
– Похоже, выставили патруль. Это не разбойники, не похожи. И оружие у них неплохое. Надо спешить…
Что же, торопиться – значит, торопиться.
Но они не успели.
Спасло то, что всадники были увлечены беседой и не слишком хорошо выполняли свои обязанности.
Беседа «патруля» добрых новостей не принесла, говорили они как раз о беглецах.
Тот, что постарше, в тяжёлом кожаном плаще, отороченном лисьим мехом, успокаивал младшего:
– Да дня не пройдёт, найдём их. Всё уже продумано, бежать им некуда, кроме как сюда…
– А если они на броды пойдут? Или вовсе к Побережью?
– Дурак ты, Лури, подумай башкой, какое Побережье?! Там такие болота, что если сунутся, то только нам работы убавят…
– А если…
– Некуда им идти. А если нас каким-то образом чудесным обойдут, так пойдут куда?
– В деревню, – разулыбался молодой. – Как есть, или в Рыбачий Омут, или к большаку. Так мы, что ли, зря здесь-то ждём? Может, надо было всем сразу в засаду сесть да и…
– Лури, с такой башкой как у тебя – только коров пасти…
Всадники скрылись за поворотом.
Ифленец проводил их взглядом, а потом бросил пытливый взгляд на Темершану. И вдруг спросил:
– Чему вы улыбаетесь? У нас всё меньше шансов выбраться живыми.
– Вот именно, – тихо ответила она. – Я ничего не теряю…
Чеор та Хенвил вдруг резко провёл руками по голове, от чего его светлые прямые волосы встопорщились лохматым ежом.
– Послушайте. Я не собираюсь причинять вам вред. Мой брат тоже. Так какого морского жуфа вы ведёте себя так, словно я тащу вас на казнь?
Темери опустила взгляд. На казнь? Что же. Это очень точное определение.
Но на самом деле ему не нужны объяснения. Ему нужно лишь подтверждение, что она и дальше будет послушно выполнять все приказы и не станет устраивать никаких сюрпризов.
– Я не буду намеренно пытаться себя убить… или выдать вас. – Как ни старалась, а с голосом справиться не удалось. Слова прозвучали хрипло и неубедительно.
Чеор та Хенвил несколько мгновений ещё вглядывался в её лицо, так словно хотел прочитать мысли или ударить. Но потом всё же первым отвёл взгляд.
– Идёмте! – словно кнутом щёлкнул.
Дорогу перебежали чуть не бегом. Там негде было спрятаться – чистый бор. Только внизу – сухие стволы и кочки. Прыгать через них было тяжело. Пару раз она чуть не упала, но всё же старалась бежать так, чтобы у ифленца не было шанса помочь.
Выдохнуть смогли, лишь перевалив за пологий холм, от которого уж точно дорога была не видна. Правда, их следы остались хорошо различимыми на снегу. Темери подумала, что по следам их и найдут, но вслух говорить не стала – молчание вошло в привычку.
Помочь могло разве только то, что солнце село уже низко, приближались сумерки.
Темери ждала, какое решение примет ифленец. Он медлил, словно взвешивая какие-то одному ему ведомые варианты. Потом всё же решил:
– Идём к деревне. Попробую добыть нам лошадей.
За холмом местность снова понизилась. А потом начались овраги, так что через какое-то время стало ясно, что двигаются они слишком медленно. Темери быстро потеряла представление о направлении. Стало очень темно – до восхода луны ещё несколько часов. И хотя чеор та Хенвил прокладывал путь уверенно, словно умел видеть в темноте, Темери начала отставать – у неё-то ночного зрения не было.
В довершение, порывами откуда-то начал налетать сырой холодный ветер, так что она пожалела, что пожертвовала капор под ягоды. Может, он хоть немного защитил бы от непогоды.
Еще шагов через двадцать ифленец попытался вести её за руку: поймал за предплечье, потянул за собой. Темери невольно дёрнулась, вырываясь, и села на заснеженную кочку. Тут же вскочила, конечно – верней, попыталась вскочить, но у неё вышло не сразу. Усталость взяла своё.
Ифленец урок усвоил – ждал в шаге, пока она сама неуклюже поднимется, стряхнёт с себя тонкий лёгкий снег. Сказал, словно сдерживая злость:
– Надо пройти ещё немного. Впереди несколько больших ёлок, попробуем укрыться под ними.
Она вгляделась в силуэты ночных деревьев и поняла, о чём он. Три густые лесные красавицы застыли на склоне оврага в нескольких десятках шагов перед ними.
Сжала челюсти покрепче, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула – готова ли? Готова. Не такое уж это большое расстояние. За день прошли куда больше…
Под ёлками ветра не было. Но и с мечтой присесть хоть на что-нибудь пришлось расстаться – на этот склон даже взобраться-то трудно, а земля под елью, хоть и присыпана хвоей, а всё равно очень холодная.
– Прислонитесь к стволу, – велел ифленец. – Спиной. Вот так.
Ветви у ёлки начинались довольно высоко. Темери легко поместилась под ними, а вот чеору та Хенвилу пришлось наклониться. Он даже выломал несколько нижних веток, чтобы было удобно стоять. Ветер сюда не долетал, и от этого, казалось, было теплее.
– Как ваша нога? Вы хромаете.
– Я. Смогу. Идти, – раздельно повторила Темершана вслух то, что уже давно повторяла про себя.
– Я понял.
Может, ей показалось, но на сей раз в голосе благородного чеора сквозила не то улыбка, не то лёгкое одобрение.
– Я понял, вы сильная. Вы со всем можете справиться сами. Я не имел в виду ничего дурного, и не собираюсь тащить вас на руках. Это и неудобно и… вы же мне не позволите.
Темери кивнула, подтверждая. В темноте она не видела лица чеора та Хенвила. И отчего-то никак не могла сообразить, что он имеет в виду. Что скрывается за его шутовской заботой.
Так и не дождавшись ответа, он распорядился:
– Оставайтесь здесь. Попробую найти нам укрытие на ночь.
Будто так и привык разговаривать со всеми – отдавая короткие приказы. Которые должны неукоснительно выполняться. Впрочем, устала она настолько, что даже захоти сейчас убежать от ифленца, не справилась бы.
Вернулся он с плохими новостями.
– Внизу ручей, там укрыться не получится. Так что попробуем устроиться здесь…
Он куда-то снова ушёл. Темери слышала тихий равномерный стук, но ей было всё равно. До смерти хотелось сесть, но внизу только острый корень, кусты и покатый склон. Ног она почти не чувствовала, но отлепиться от елового ствола – прав оказался ифленец, – была не в состоянии. Хоть какая-то опора!
Через время стук прекратился. Темери услышала:
– Чеора та Сиверс, идите сюда. Осторожней!
Нога соскользнула на хвое, и Темери улетела бы вниз, если бы ифленец не прервал полёт, снова ухватив её за руку. Правда, тут же разжал пальцы.
За время, что она провела под ёлкой, погода разительно изменилась. Ветер ещё усилился, он нёс мелкий колючий снег, а звёздное небо вверху быстро переставало быть звёздным. Темери не помнила такой холодной зимы. В монастыре за все эти годы она видела снег лишь пару раз. А тут – словно сама природа пыталась воспротивиться её возвращению в Тоненг.
Ифленец показал ей на вторую ель, пониже той, возле которой они расположились сначала, её ветви достигали земли. Приподнял колючую лапу, и девушка увидела – а скорей догадалась – что земля тут ровней и выстлана еловым лапником, на который, наверное, можно будет сесть. Ифленец забрался под крону следом, и стало понятно, что места здесь слишком мало, чтобы сидеть, не соприкасаясь хотя бы локтем. Темери шмыгнула к самому стволу, поджала ноги и обхватила их руками, надеясь, что хоть так сохранит немного тепла. Идея была безнадёжная – прошлой ночью ведь не получилось.
Ифленец сказал:
– Двигайтесь ближе, укрою вас плащом.
– Нет.
В тот момент она была уверена, что не сможет себя пересилить.
– Не будьте дурой! Вы обещали не совершать самоубийства. Так что, так или иначе, этой ночью вам придётся потерпеть мою компанию. В ином случае завтра вы просто не проснётесь!
– Я не так сильно замёрзла, – попробовала она возражать. Но под ёлкой и вправду было слишком мало места. Темершана зажмурилась и сидела, закаменев, пока чеор та Хенвил закутывал её в половину своего плаща. Сидела и уговаривала себя, что ничего страшного, и что он действительно просто пытается сохранить им обоим жизнь…
Убедить себя – не убедила, но кажется, задремала.
Очнулась первой. Во сне она как-то сама собой прижалась теснее к тёплому боку ифленца, и сейчас застыла, решая, что лучше – сидеть всю оставшуюся часть ночи в относительном тепле, но не смыкая глаз, или же рискнуть отстраниться. Но тогда благородный чеор наверняка проснётся…
Она не могла его видеть, но чувствовала плечом и бедром тепло его тела, слышала дыхание. Ифленец спал, как спят все люди. Он не был демоном-этхаром, не был бесплотным духом – одним из вечных мудрых Покровителей. Просто человек. Просто враг…
Темери попробовала отвлечься на воспоминания о доме, которым давно уже считала монастырь Золотой Матери. Сейчас, должно быть, как раз то самое время, когда монахини, слуги и оречённые просыпаются, чтобы начать день у семи чистых купелей. Вода в них всегда прозрачна и холодна, даже самым жарким летом. Чаши стоят в гранитном гроте, в пещере, которую ещё век назад переделали в величественный, хоть и небольшой зал.
Вода купелей освежает и прочищает сознание. Она смывает прежние страхи и горести и даёт силы жить дальше…
И вот уже, казалось ей, она стоит на деревянном настиле у одной из купелей. Потрескивает факел над головой, слышатся тихие шаги и разговоры. А в воде она видит отражение. Своё – и ещё одно.
Темери даже вздрогнула: раньше Покровители к ней не являлись. Покровители – это духи-родичи. Умершие родители, предки, иногда – учителя или наставники. Жаль, что все, кто мог бы прийти к ней, или не думали, что она в этом нуждается, или вовсе не считали её достойной внимания. У Покровителей свои причины и свои цели, и они редко бывают понятны живым.
Потому и говорят, что надеяться на Покровителей нужно, но если хочешь добиться цели – действуй сам…
Из вод купели на неё смотрели внимательные глаза ифленца, погибшего месяц назад в приграничной гостинице. Прежде она видела его лишь мёртвым. Но была уверена, как все спящие уверены в том, что видят – это именно он.
– Какое интересное место, – сказал дух. – Здесь красиво, хотя и мрачновато.
– Вероятно, ты здесь из-за чеора та Хенвила? Ты его Покровитель?
Духам не важно, как к ним обращаются и даже – на каком языке. Им не важны титулы и безразличны звания.
Дух в отражении покачал головой. Только в этот момент Темери догадалась повернуться к нему лицом. Ей было любопытно – сёстры описывают Покровителей по-разному. Кто-то говорит, что видит светящийся шар. Кто-то, что они полупрозрачны и их речь едва можно различить.
Это ведь не то же самое, как когда ты призываешь духа-Покровителя при помощи посоха-эгу и благословения Матери Ленны. Тогда ты сама открываешь ему путь в наш мир, ты, твои жизненные силы питают его и дают ему возможность говорить и выглядеть так, как Покровитель себя ощущает…
Если же дух приходит сам, то тратит собственные силы.
Так говорят. Темери ещё ни разу не доводилось проверить.
Дух-Покровитель, которого некогда звали Ровве, выглядел как живой человек. Просто каким-то образом оказался возле монастырских купелей хрупкий светлоголовый ифленец, одетый просто и небогато – так, как был одет в день смерти. А может, Темери сама допридумала ему эту одежду.
– Нет. Хотя я рад, что он жив и сейчас рядом с тобой.
– Я не знала, что Покровители могут радоваться…
Дух кивнул и приблизился к ней, словно пытаясь лучше разглядеть.
– А ты любознательна. Но ты боишься. Бояться не следует – тот, кто был мной, давно умер.
– Я не тебя боюсь. – Она улыбнулась духу: тот не казался ей опасным. Покровители не могут быть врагами.
– Ты боишься… прости, но ты боишься почти всего. Это видно.
Видно? Девушка прислушалась к себе, но именно в этот момент, возле купели в монастыре Ленны, ей не было страшно. Даже наоборот – интересно и немного печально. Всё казалось, что этот Покровитель всё-таки самую малость – тот самый человек, которым он был при жизни. Ифленец по имени Ровве.
– Ты можешь видеть, что люди чувствуют? Как?
– Не знаю. Просто вижу. Темершана – это твоё имя? Я говорю «вижу», потому что у меня нет других слов. Человеческие переживания – это цвет и свет, и звук, и запах… и всё одновременно. И всё это – в голове самого человека. У меня-то головы нет. Одна видимость.
Темери смотрела на призрака, как на сумасшедшего. Интересно, бывают ли сумасшедшие Покровители? И почему он явился ей, а не самому чеору та Хенвилу? Не смог?
– И ты это всё время… ну… видишь?
– Да. Но ты не бойся, я никому не скажу.
– Почему?
– Потому что я – твой Покровитель.
– Что?
Темери ахнула и очнулась от дрёмы. Приснится же такое! И, конечно, в тот же миг разбудила ифленца. Он шевельнулся, устраиваясь удобней… и это позволило Темери немного отодвинуться от него. Спина затекла, ноги… она не ощущала, насколько они замёрзли, пока не пошевелилась.
А если не сон, пришла тревожная мысль. Разве так может быть? Чтобы Покровителем оказался совсем незнакомый человек, да ещё ифленец. Да ещё – друг чеора та Хенвила.
Впрочем, Покровители – это уже не люди. Не те люди. И скорей всего, это был просто сон.
Было по-прежнему темно, но второй раз заснуть у неё всё равно бы не получилось.
Проснувшийся чеор та Хенвил молча выбрался из собственного плаща, накинул освободившийся край на Темери. Как-то умудрился при этом её не задеть. Шерстяная ткань ещё хранила чужое тепло. Она постаралась глубже закопаться в складки плаща и замерла там, прислушиваясь к происходящему снаружи. Было слышно, как похрустывает снег под его ногами. Он ушёл куда-то вверх по склону. Потом вернулся.
– Вы, наверное, привыкли в монастыре вставать в одно и тот же время. Час ранний, но уже утро, нам пора. Сможете идти?
– Смогу. Я обещала.
– Там снегопад. Если будет так же сыпать ещё хотя бы час, успеем уйти дальше.
– Да.
Надо было выбираться из относительного тепла в объятия стылого воздуха, в хмурую зимнюю ночь.
Ноги с отвычки подкосились, но Темери удержалась за ствол: ифленец не увидит её слабости и не услышит жалоб… да лучше сдохнуть по дороге, чем позволить ему тащить себя на плечах!
Постояла немного, пока не убедилась, что ноги действительно её держат, а потом, пригнувшись, выбралась из-под еловой кроны.
Ветер, вчера пробиравший до костей, утих. Сверху, медленно кружась, падали крупные хлопья снега. Сняла плащ, протянула хозяину. Жест показался знакомым – прошлым утром было так же.
Ифленец стоял всего в шаге, она различала его силуэт, но не лицо.
– Позавтракаем, когда рассветет. Что вы желаете на завтрак? Или монахини не завтракают?
– Я не монахиня.
– Но ведь собирались.
– Это не тема для шуток, благородный чеор.
– А жаль, чеора та Сиверс. Если вас послушать, так в мире вообще нет тем для шуток…
Она не ответила. Ночь, холод, зима. Сутки – никакой еды, кроме горсти клюквы. И впереди ещё несколько таких дней, наверное… дней, ведущих в черноту, из которой не возвращаются живыми.
