Текст книги "Проклятье Ифленской звезды (СИ)"
Автор книги: Наталья Караванова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)
Когда-то эта картина висела у них в спальне.
Темери полюбовалась на неё и тоже отставила. ещё портреты – старинные, с важными правителями и их строгими жёнами. А вот снова знакомое лицо. Верней – лица.
Групповой портрет семьи ретаха Итвена. Оказывается, у Темери была очень большая семья, и многих из этих людей она даже никогда не видела. Конечно, писался он не с натуры, а по другим изображениям. Но художник был мастером, это видно по тому какими живыми кажутся давно мёртвые люди.
Она стала считать. Вот отец. Вот мама. Вот дедушка. Вот ещё знакомое лицо – брат деда. Рядом его сын, мальчик чуть старше десяти. Он был бы дядей Темери, если бы дожил.
Пожилая женщина. Кем она приходилась семье, Темери не знала никогда, все звали её просто Котри. У неё всегда было печенье и вкусные булочки, и она давала их детям без счёта. Здесь, на портрете, она намного моложе, чем Темери её помнила. Здесь у неё ещё чёрные длинные волосы. В воспоминаниях они были уже совсем седые. Ходила Котри медленно, опираясь на кривую тросточку. Нашествие она тоже не пережила. Вот молодой хозяин Каннег… вот красивая девушка, кажется, папина племянница.
Стоп.
Темери даже зажмурилась, и простояла так, посчитав до десяти. Открыла глаза. Схватила свечку, поднесла её к портрету.
Нет, сомнений быть не могло – на неё действительно с картины смотрел молодой хозяин Каннег.
Странно, удивительно, непонятно – кто он? Как остался жив, почему она помнит многих других обитателей замка, даже случайных знакомых, а его – нет? Он родственник? Наверное да, ведь на парадном семейном портрете могут быть только родственники. Но тогда он имеет не меньше прав на власть в Танеррете, что и она. Ах, да… Танеррет же – Ифленская колония. Здесь нет, и не будет другой власти.
И наверное, он – один из тех, кто планировал восстание и переворот, кто хотел смерти ифленцам.
Но передумал.
Из-за неё?
Темери перевернула холст, в надежде, что сзади есть подпись или хоть какое-то указание, кто здесь изображён. Но нет. Не было никаких подписей или дополнительных бумаг.
Всё-таки. Кто же он. Кто же он.
Дрожащими руками она составила картины обратно, даже ветошь повесила почти как было. Бежать назад? Рассказать чеору та Хенвилу? Или пока не рассказывать?
Что сделают ифленцы, узнав, что хозяин Каннег – не тот, кем его принято считать?
Что сделает сам Каннег?
Одни вопросы.
Темери подошла к невысокой дверце у зеркала, и почти без надежды, что она откроется, толкнула от себя.
Дверь отворилась со страшным скрежетом. Её и на самом деле не смазывали последние десять лет. И не открывали.
Темери думала, за дверью окажется улица: какие-нибудь прибрежные скалы, или ещё что-то подобное. Но нет.
Там оказалась винтовая лестница, убегающая и вверх, и вниз.
Подумав, Темери решила пойти сначала вниз. Если тайный ход за пределы замка и существует, то наверняка где-то там.
Выход нашёлся через два пролёта. Наполовину заваленный давним обвалом, со снесённой камнями дверью, это всё-таки был выход, и даже понятно, куда он вёл. Сквозь оставшееся свободным пространство, сквозь голые ветки прибрежного кустарника была прекрасно видна и бухта, и дельта Данвы, и немногочисленные корабли на рейде.
Да отсюда можно и осторожно пробраться вдоль береговых скал в верхний город, а можно ещё спрятать лодку в одном из многочисленных гротов, и если будет нужда, – на ней пересечь бухту и оказаться в порту. Можно ещё попробовать обогнуть цитадель и выйти в поля южнее крепостной стены.
Столько замечательных возможностей!
И, кажется, она знает, что наверху! Сторожевая башня.
Самая древняя часть крепости. С неё всё начиналось. Сейчас её переоборудовали в маяк, и наверху есть огромное зеркало, возле которого дежурный смотритель в туманную или просто бурную ночь зажигает огонь, чтобы корабли видели, где расположен мыс и стороной обходили гряду подводных скал неподалёку.
Сейчас на маяке никого не должно быть и можно туда подняться и увидеть всю бухту и весь город целиком. Так же, как тогда, когда она встретилась с Золотой матерью Ленной. Но на этот раз днём. И смотреть не волшебным зрением служительницы, а своими человеческими глазами!
Темери так и поступила.
Двери действительно были всё открыты. Помещения маяка не казались обжитыми, но присутствие людей в них ощущалось. Это и свежие факелы в стойке у основного входа, и скатерка на столе в сторожке. Большая масляная лампа возле зеркала.
Темери подошла к перильцам и взглянула на город.
Тоненг казался золотым в дневных лучах. Красные крыши, белые и жёлтые стены; пока безлистые, бурые деревья…
Город был прекрасен. Хотелось сделать всё, чтобы он никогда-никогда больше не столкнулся с кровавым завоеванием.
Она повернулась в другую сторону. Цитадель… Серая стена, нагромождение башен, ворот, укреплений. Дом. Почти настоящий дом. Нет, она мечтала, может быть о другом доме. Не таком огромном, но уютном, в котором были бы живы все родные и друзья.
Она перевела взгляд на верхнюю гранитную набережную. Её отсюда тоже было хорошо видно. Прямая, пустынная, она тянулась далеко вперед. Над ней скрещивал ветви парк.
Сверху было забавно смотреть и видеть, какие люди там внизу маленькие. Что они могут?
Впрочем, человек на набережной был только один.
Он медленно шёл, ссутулившись, вдоль парапета, в сторону маяка. Темери почему-то сразу поняла, кто это. Но всё равно продолжала смотреть, даже понимая, что он не обрадовался бы, узнай о случайном свидетеле этой прогулки.
А потом он вдруг легко расправил плечи и легким движением вспрыгнул на парапет. Море далеко внизу было спокойным, ветра тоже не было, но от бездны его отделял один шаг, да не шаг даже, одно неловкое движение. Но разве Шеддерик та Хенвил думает об осторожности?
Он, легко балансируя на узкой кромке, постоял, подставив лицо солнцу, а потом пошёл обратно, как по тропинке.
Темери проводила взглядом его спину. До того момента, пока он не спрыгнул обратно на землю. И только после этого вспомнила, что надо дышать.
Ей тоже настала пора возвращаться. И лучше бы через подземелье – чтобы избежать вопросов о том, где она умудрилась так испачкать платье, руки и лицо.
Шеддерик та Хенвил
Шеддерик заметил, что слишком часто поглядывает на бухту. Но ждать прибытия ифленского флота было рано. Даже при попутном ветре у него есть ещё минимум три дня.
Можно, конечно, передумать и спешно отправиться с посольством в Коанер или вовсе – в Тильсе, через пролив. Но от судьбы нельзя бегать до бесконечности.
Как показала практика, с родовым проклятием вполне можно жить, надо только делать это так, чтобы рядом не оказывалось кровных родственников и близких друзей.
Но в хрупком равновесии между собственной жизнью и интересами государства появилась – должна была появиться! – ещё одна гирька, новорожденный ребёнок императора. И на какую чашу весов эта гирька упадет, Шеддерик не сомневался.
С того самого дня, как Хеверик та Гулле за что-то понравился сестре Ифленского императора, этих самых гирек накопилось уже немало: интересы империи превыше всего. Хеверик был особо приближен к императору, в молодости был обаятельным офицером, решительным и пользовавшимся популярностью у женщин. Его дружба с императором могла бы затянуться ещё на годы, если бы не внезапный и тайный роман с принцессой, результатом которого, как нетрудно догадаться, стал очередной бастард императорской крови, который ещё и родиться успел раньше, чем законный наследник.
Император, конечно, отправил Хеверика подальше, а сестре позволил оставить мальчишку при себе. С некоторых пор в императорской семье бастардов держали под рукой и вели строгий учёт всех, в ком есть хоть капля крови ифленских властителей…
Всё детство Шедде провёл при дворе, получил очень неплохое домашнее образование, но счастливая жизнь в одночасье кончилась. В тот осенний день умерла мама, а император признал его единственным наследником. Хеверика же официально простил и приказал не спускать с мальчишки глаз. Разве что ко двору не вернул. Тогда Хеверик уже был командиром одного из военных кораблей, воюющих в Северном Тильсе.
Хеверик, надо отдать должное, быстро придумал, что делать и отправил внезапно обретенного сына в Рутвере, в офицерскую школу флота. К тому времени у него самого как раз родился законный наследник… наследник, которому из-за опалы нечего было наследовать.
В Рутвере Шедде нравилось – как нравилось представлять себя путешественником или солдатом или капитаном в одной из больших экспедиций. И всё складывалось очень даже неплохо, и карьера, и планы – пока в один из дней ему не рассказали о фамильном проклятии и о том, что защититься от него невозможно.
Шедде не очень любил вспоминать то время.
В то время у императора тоже появился первенец. Он не прожил и нескольких дней, был слишком слаб, но эти дни рядом с Шеддериком неотлучно находились два охранника из особой императорской гвардии. Императрица умерла вторыми родами. С тех пор император долго не женился. И, кажется, был рад узнать, что его незаконнорожденный племянник умудрился пережить свой двадцать первый день рождения…
И когда Хеверик та Гулле собирал флот для войны в Танеррете, Шедде осуществлял давнюю мечту – отправиться на поиски новой земли, о которой писали мореплаватели прошлого, что она есть где-то к юго-востоку от Тильского пролива.
Блестящий выпускник Рутвере, прекрасно показавший себя во время нескольких коротких компаний против пиратов, он оказался одним из двух капитанов, которых император утвердил в ту экспедицию. Тогда уже Шеддерик обзавёлся и этхарскими саругами, и дружбой Роверика, и пониманием того, что ифленский двор, каким он его помнил – совсем не тот, что есть на самом деле, а мир в целом – несправедлив и жесток.
Прохладный ветер с моря навевал дурные мысли, но небо было ясным и безмятежным.
Ведь есть надежда, что императору просто интересны саруги как способ защиты от проклятия. Но при любом раскладе, шансов остаться на Побережье у Шеддерика было мало. Это было в письмах и докладах, которые сианы морской цепочкой передали с островов до закрытия прошлой навигации.
Вот и нужно успеть привести дела в порядок. Так, чтобы у Кинне было хоть немного времени во всём разобраться и собрать рядом с собой достаточно толковых и верных людей.
У него-то нет родового проклятия, даже наоборот. Кажется, всё семейное обаяние досталось именно ему.
Правильно Шедде взял его сегодня с собой на встречу с мальканами. Кажется, хозяину Каннегу он понравился, да и Янне убедился, что вреда рэте он не причинял и не собирается.
А сама рэта весь вечер думала о чём-то отвлечённом. Хмурилась, словно споря с кем-то у себя в голове. Шеддерик нет-нет да посматривал в её сторону – что скажет? Как отнесётся к новостям?
Себе-то можно признаться, что было неправильно сообщить ей о своём вынужденном отъезде именно так. В присутствии Янне, Каннега, брата, других людей – представителей города и цитадели. Это было неправильно, даже если она уже знала.
Впрочем, время ещё есть – можно поговорить, например, сегодня днём, после того как сёстры Золотой Матери призовут тень мёртвого сиана к ответу.
Да, так будет лучше всего.
Шеддерик прохаживался по холодной верхней галерее, накинув на голову капюшон от ветра. Кроме него здесь никого не было, да и час слишком ранний, все спят. Но в какой-то момент вдруг услышал подозрительный тихий звук. Словно кто-то едва сдерживает слёзы, пережидая, когда же любитель утренних прогулок убредет подальше.
Он даже вспомнил, что слышит этот звук не впервые. Мимо этого места он проходил уже раза три – галерея не такая уж длинная.
Шеддерик огляделся и увидел, наконец, источник звука. Источник сидел, забравшись с ногами на белую летнюю скамейку, присыпанную редкой прошлогодней листвой. Подол длинного коричневого платья складкой спускался до земли, а руки обхватывали колени. Шеддерик её узнал – Шиона, компаньонка рэты.
Первая мысль, заставившая даже замедлить шаг, была – что-то случилось с Темершаной, но вчера они втроём вернулись из города почти в полночь, и с ней всё было нормально. Значит – другое.
– Позволите вам помочь? – спросил он, подойдя к скамье и дождавшись, пока девушка, наконец, обнаружит, что её уединение нарушено.
Но та вдруг охнула и вся сжалась, как будто хотела стать ещё меньше, хотя – куда уж. И так – словно воробей, нахохлившийся на веточке.
«Ну вот, – подумал Шеддерик. – Уже и юные девицы стали меня бояться».
– Я вас напугал? Извините. Не смею нарушать ваше уединение.
Поклонился и отступил. Зачем ещё больше-то её пугать?
Ясно же, что она тут на рассвете оказалась не просто так. Но захотела бы – рассказала.
Он уже почти ушёл, как вдруг девушка передумала молчать.
– Постойте, благородный чеор.
Обернулся. Она уже стояла, глядя в землю и сцепив пальцы в кружевных перчатках. Почему-то эти перчатки первыми бросились в глаза.
– Скажите… меня тоже арестуют? И посадят в тюрьму?
Шеддерик склонил голову набок, и не подумав, спросил:
– А есть за что?
Из красивых глаз юной мальканки тут же потекли слёзы. И она несколько раз медленно кивнула.
– Я ведь тоже…
Она тоже участвовала в поджоге и в истории с зельем? Но Гун-хе проверил всех приближённых рэты, всех её недоброжелателей и даже некоторых из тех, кто просто имел счастье с ней разговаривать. Совершенно точно Шиона была ни при чём.
– Рассказывайте же!
– Мне тоже… очень нравится… нравился… наместник. Я даже написала ему письмо! И я молилась Ленне, чтобы он обратил на меня внимание! А все знают уже, что Вельва… что Вельву арестовали, потому что она его любит.
– Вельву арестовали, потому что она, возможно, причастна к поджогу усадьбы Вастава и ещё потому, что она подлила Кинрику столько любовного зелья, что он чуть ума не лишился. Вы тоже подливали моему брату любовное снадобье?
– Нет! И Вельва не подливала. Она не могла, я её знаю. А если и подливала, то её нельзя так уж винить. Ведь это из-за любви!
С такой точки зрения Шеддериик на этот вопрос не смотрел. Он почему-то сразу был уверен, что дело не в романтических чувствах, если они и были. Скорей – в жажде власти и денег. А гибель сиана та Манга косвенно доказывала его правоту. Если сиан причастен к афере с монастырским письмом, то скорей всего каким-то образом он связан и с другим важным кусочком мазаики – с заговорённым колье. Хотя заклятье накладывал другой сиан, этот тоже был замешан.
– Девочка, – сказал Шедде мягко, – ну какая же это любовь, когда один травит другого, чтобы лишить его права выбора и навсегда привязать к себе? Мне кажется, это называется как-то по-другому.
– Я думаю, – глаза у Шионы высохли, она шмыгнула носом и предположила, – всё равно. Вельва просто не могла рассуждать здраво. Так бывает, если очень кого-то любишь…
– Не буду спорить. Если очень кого-то любишь, здравомыслие часто отправляется отдыхать, пуская на своё место безрассудство. Но если любишь, то желаешь человеку только хорошего, ведь так? Чтобы тот, кого тебе выпало любить, был счастлив?
– Одиночество не приносит счастья, благородный чеор. Ей просто хотелось, чтобы её заметили. Я её хорошо понимаю, ведь раньше тоже этого хотела. Ей хотелось, чтобы он с ней разговаривал, а не просто здоровался при встрече и чтобы были свидания. Зачем я вам это говорю? Пожалуйста, не слушайте меня!..
«Ей хотелось, – Шеддерик сказал бы это вслух, если бы перед ним стояла не заплаканная юная компаньонка рэты, а кто-то повзрослее и посильнее, – забраться в постель к Кинрику и потихоньку тянуть из него подарки и деньги на праздники и приёмы. А потом, может, убрать конкуренток и самой стать супругой наместника».
Но ответил он иначе.
– Ничего дурного вы не сказали. Кинрик хорош собой и нравится многим девушкам.
– Даже слишком многим, – впервые улыбнулась она. – Я решила, что больше не буду искать его внимания, когда поняла, что стану третьей или четвёртой в очереди. И что те, кто всё-таки своего добился, всё равно не станут его законными жёнами. И я оказалась права!
За одним исключением. Нейтри. Нейтри брат действительно любит.
Ещё летом Шеддерик не поверил бы, что Кинрик может остепениться и выбрать одну из десятка всегда сопровождавших его девиц. Да пожалуй, потому он без всяких сомнений и настаивал на свадьбе с мальканкой, что был уверен – Нейтри тоже ненадолго, что вскоре появится кто-то ещё, а потом ещё кто-то.
Ночь после пожара приоткрыла ему, чем на самом деле живёт брат. И хотя раскаянья он не чувствовал, но понимать Кинрика ему стало немного легче.
– Не волнуйтесь, – вздохнул Шеддерик. – Вам точно ничего не грозит. Ну, если только вы не решите убить Кинрика или рэту.
– А если я знаю кого-то, кто был бы не прочь их убить?
Шиона вновь потупила взгляд и даже прикусила губу, словно бы уже жалела о выскочившем признании. Этим она трогательно напомнила Темершану – рэта тоже частенько в минуты волнения обкусывала губы.
– Скажете мне?
– Но… это только догадка. Я слышала от слуги чеора Эммегила, что эта свадьба… свадьба наместника и рэты, мешает каким-то его планам.
Ну, это не новость – Эммегил лишь ждёт момента, чтобы укрепить позиции. Но вот что это за момент и чем могла помешать свадьба?
Ах, конечно! Оружие в город хозяину Каннегу продал через подставное лицо именно он. Значит, он надеялся, что город его поддержит в случае гибели наместника. А вот гибель рэты вызовет обратный эффект. А сейчас, после свадьбы, устроить переворот, избавившись от кого-то одного, стало невозможно.
Шеддерик снова мысленно похвалил себя, что вчера взял с собой и Кинрика и Темершану. Теперь Эммегилу будет ещё сложнее настроить Тоненг против них.
– Он сказал что-то конкретное?
– Нет. Но… я могу спросить. Я ему, кажется, немного нравлюсь.
Этого не хватало. Девочка не умеет притворяться, а если будет задавать слишком много вопросов, то тоже рискует выпасть из окна. «Как неосторожно! Нужно было попросить слуг починить рамы!».
– С этим лучше справится тайная управа. Но к вам у меня тоже будет одна просьба.
– Какая?
– У рэты мало подруг. А наместник не может всё время быть рядом. И я тем более не могу. Приглядите, чтобы ей чего-нибудь не подсыпали тоже… от большой любви.
– Хорошо. Но знаете, благородный чеор…
– Что?
– Любовь всё-таки существует. А то, что у вас сердце старика, и вы сами не можете её испытывать, не значит, что все люди такие.
Шеддерик усмехнулся, и галантно предложил даме руку. Кажется, за время этого разговора она окончательно перестала его бояться.
А он действительно почувствовал себе старым-старым дедом. Который, может, и знал раньше, что такое эта их любовь, да только прочно запамятовал.
Всё-таки, мальканка права. Спать иногда нужно. Даже если снятся преимущественно подвалы и палачи.
Спать нужно. Но уже не сегодня.
Глава 19. Планы светлого лорда Эммегила
Рэта Темершана Итвена
День, когда сианы объявили о том, что могут связаться с флагманом ифленского флота, был одним из целой череды прохладных ясных дней, привычных для этого времени года на Побережье. Всё это время облака показывались лишь изредка, у самого горизонта. Море казалось спокойным и пустынным, особенно по утрам. По утрам гладь морская превращалась в зеркало, и отражённое солнце слепило почти так же, как настоящее.
Она думала, что пожар что-то изменил в ней самой или в мире, но постепенно и неуклонно всё возвращалось на круги своя. А может, она сама хотела забыть ту страшную ночь. Так хотела, что успех превысил все ожидания.
Память возвращала какие-то урывки, куски, мгновения. Словно кто-то нарочно прятал самое страшное. Если бы всегда было так!
В то утро Гун-хе нашёл и арестовал поджигателей, а сёстры собрались, чтобы расспросить мёртвого сиана. Темери не позвали – она вышла из-под покровов Великой Матери, – но возражать её присутствию не стали. Хотя могли.
Были так же и Шеддерик, и южанин, и даже наместник. И уж чего никак она не ожидала – сиан светлейшего чеора Эммегила.
Еще был Ровве. Призрак-Покровитель как будто принял решение неотступно всюду следовать за Темери и помогать, если только понадобится хоть какая-то помощь. Однажды она спросила:
– Почему ты ни разу не попробовал поговорить с чеором та Хенвилом? Теперь-то ты знаешь, что он вполне тебя может видеть.
– Как-то, – ответил он, – являться людям в образе Покровителя, приносящего благо и вообще, почти святого, проще, что ли. Чем в образе какого-то привидения.
– Ты что же, стесняешься?
Привидением Ровве оказался больше похож на человека. Он словно вспоминал себя прежнего. Таким он Темери нравился куда сильней… но всё время щемило в груди от понимания, что этот всегда ироничный, немного печальный молодой человек – безвозвратно умер. Мёртвые ведь не возвращаются, что бы по этому поводу ни говорили сианы.
– Нет, Шанни. Просто не хочу его расстраивать. Он считает, что я упокоен по всем правилам. И пусть так будет.
Сейчас Ровве не был виден даже Темершане, но сёстры всё равно встревоженно обсуждали, что их посохи ощущают колебания в слоях Эа.
В конце концов, они всё-таки решили не обращать на эти колебания внимания: слишком незначительны.
– Откат прилетит Шеддерику, – сказал призрак так неожиданно, что Темери вздрогнула. – Это он просил о процедуре. Его просьба – его сила.
– Надо было мне, – пробормотала она себе под нос. – Было бы естественно, если бы в храм пошла я.
– Да уж. Наш друг не спрашивает чужого мнения, – улыбнулся Ровве. – не переживай. Ты бы всё равно не успела его опередить. Он воспользовался услугами сиана, чтобы попасть в храм.
Значит и вправду спешил. В цитадели, Темери это теперь уже хорошо знала, обитают человек десять опытных ифленских сианов. И ни в одном из них братья до конца не были уверены. На чьей они стороне, кому служат? Сианы будут востребованы при любой власти. И монеты могут получать от кого угодно. От Эммегила тоже.
Шиона недавно рассказала, что слуги светлейшего чеора сетовали на изменение хозяйских планов из-за слишком скорой свадьбы наместника. Да она и сама слышала подобные разговоры, так что ей не нужно было напоминать держаться от Эммегила подальше.
Слова молитвы Ленне она повторяла за сёстрами, едва шевеля губами. Мёртвый сиан лежал на специально для этого сколоченном столе посреди просторного пустого помещения.
Семь слоев Эа незримо колыхались, дозволяя взгляду привычно обратиться к внутреннему чувству гармонии и силы. Оказалось, достичь его не так и сложно – главное, помнить, что ответы этого мёртвого сиана действительно важны для всех, кто тут собрался. Эта необходимость, может быть, станет главной причиной, по которой чеор та Манг решит отозваться монахиням…
Комната, в которой всё происходило, находится в холодной части крепости, зимой здесь никто не бывает, да в последние годы и летом тоже. Помещение требовало ремонта, большие окна от времени рассохлись и пропускали сквозняки. Когда-то стены его были расписаны виноградными лозами и танцовщицами в лёгких платьях, но даже во времена рэтшара эти картинки были уже тусклыми и затертыми. Сейчас можно было различить лишь часть силуэтов.
Зато в окна лилось много солнечного света и всех присутствующих Темери могла разглядеть в подробностях… хотя взгляд всё время возвращался к братьям.
Кинрик заметно переживал и время от времени бросал взгляды то на покойника, то на дверь.
Шеддерик выглядел спокойным и отстранённым.
В прошлый раз присутствие при подобном действе далось ему весьма тяжело. Но сейчас чеор та Хенвил как-то подготовился. Вопросов к мёртвому у него было три. Первый – причастен ли он к пожару в усадьбе Вастава. Исполнители, пойманные Гун-хе, под пыткой признались, что деньги им дал сиан из крепости. Но имени они не знали, а лица не видели. Хотя и знали, что он во время пожара был где-то рядом: рассованные по первому этажу вешки кто-то должен был активировать.
Второй – как он участвовал в истории с ожерельем. Он явно как-то помогал Вельве – но вот как?
И третий. Были ли это их собственные планы, или же кто-то их надоумил? Был ли кто-то, кто хотел уничтожить обеих женщин наместника так же сильно, как этого желала Вельва Конне?
Служители Ленны могут лишь призвать тень из тёплого мира. Захочет ли она отвечать? И станет ли отвечать именно на те вопросы, которые ей зададут? В своё время Ровве предпочёл ответить на совершенно другой вопрос.
Именно для этого здесь и присутствовал сиан. Сиан не мог слышать ответы. Но мог вынудить тень отвечать хотя бы честно…
Старый сиан оперся о посох и смотрел только на покойника.
Голос вернувшегося всё равно прозвучал неожиданно. Темери уже привыкла слышать голос Ровве, но так же мысленно привыкла ассоциировать его пусть с незримым, но присутствием призрака где-то неподалёку. И совсем забыла, как это бывает, когда слои Эа тревожит кто-то из тёплого мира.
– Да. – Очень спокойно, как о пустяке, ответил та Манг. – Мои были вешки.
Темери ощутила тяжесть, словно ответы мёртвому сиану давались большим трудом. Ровве подтвердил:
– Ему мешают отвечать. Старик мешает. Но лучше пусть так, чем совсем без сиана. Без сиана он уйдёт.
– Да. Моя подруга хотела окрутить наместника. Я рассчитывал получить деньги и власть.
Ахнув, вдруг выронила посох и отступила одна из сёстер. Из носа её бежала чёрная кровь, но она даже не пыталась вытереть. Помощница-оречённая отвела пресветлую к лавке и помогла сесть. Оставшиеся две сестры словно и не заметили убыли. Но Темери знала, что теперь им может понадобиться помощь. Свой посох она держала наготове. Каким же незавершённым и грубым он выглядел по сравнению с теми, которыми пользовались сёстры!
Даже искусная резьба не исправила ни природной кривизны, ни слишком блёклого рисунка «бросовой» лесной древесины.
Но лишь бы помог!..
Темери перевела взгляд на наместника. С ним всё было в порядке – смотрел во все глаза на труп и кажется, старательно прислушивался, пытаясь уловить ведомые только пресветлым сёстрам и их помощницам ответ.
А вот Шеддерик… внешне всё с ним тоже было в порядке. Но старшему из братьев словно прилетело не меньше, чем пострадавшей монахине.
Слишком прямая спина. Слишком бледное лицо. Челюсти сжаты. Правая рука мёртвой хваткой сжимает левую, ту, которая всегда в чёрной перчатке.
Так же было и прошлой осенью. Но прошлой осенью и вопрос был один, и по тропам тёплого мира возвращался не посторонний сиан, убийца и поджигатель, а старый товарищ, от которого не нужно было ждать подвоха. Прошлой осенью… прошлой осенью она была бы рада, если бы он умер.
Сейчас молилась Ленне со всей искренностью, чтобы жил.
Нет, Шеддерик та Хенвил не умрёт по такой идиотской причине. Он всегда рассчитывает свои силы и возможности. Просто он снова загоняет себя до предела, и Темери не понимала, зачем.
Из-за скорого отъезда на острова? О котором он почему-то так и не сказал ей прямо, но ведь он и не должен был.
Или из-за своего проклятия, о котором не хотят рассказывать ни Ровве, ни Кинрик, и из-за этого она так и не решилась спросить у него самого?
Да какая разница. Лишь бы ничего не случилось!
На третий вопрос Манг тоже ответил «Да!». Но тихо и невнятно. Словно издалека. А потом вдруг стало тихо. До звона. Так, что собственное дыхание, казалось, порождало эхо: тень чеора та Манга вернулась в тёплый мир. Слои Эа колыхнулись и заровняли прореху.
Старшая из монахинь, ссутулившись, подошла к Шеддерику и хриплым надтреснутым голосом повторила все ответы. Кроме последнего:
– Он ушёл, не ответив. И без того ему было тяжело отвечать. Тени на тропах тёплого мира свободны. Исполнять приказы людей для них противоестественно, – добавила она от себя, пытаясь объяснить собственное бессилье. Конечно, может она и права – да только Темери была убеждена в другом. Это сиан Эммегила ему мешал. Он одновременно и заставлял его отвечать… и не давал.
– Я бы тоже сбежал, – подтвердил её догадку Ровве, снова читая мысли.
Шеддерик кивнул, приняв эти объяснения. Перевёл взгляд на старика.
Тот важно покивал:
– Возможно, пресветлая права. Тропы тёплого мира не изучены, те, кто долгое время путешествует по ним, уже не может считаться прежним человеком. Но я подтверждаю – обмана в словах тени не было.
«Потому что он почти ничего не сказал, – с досадой подумала Темери. – Это всё мы и так знали. Кроме последнего ответа. Но его, похоже, никто услышал!».
Наместник коротко распорядился о похоронах. Сиан, тяжело опираясь на посох, удалился. Как он ушёл на своих ногах, для Темери осталось загадкой: всё-таки она никогда не слышала о том, чтобы сиану удавалось так вот удерживать под властью уже полностью принадлежащую тёплому миру тень.
– Шанни, – Вернул её внимание к себе Роверик, – Поговори с Шедде. Ведь ты услышала немного больше, чем сёстры, да?
– Ты снова читаешь мысли, – шепнула она.
– Я рассказывал. Помнишь? Это не совсем мысли… просто ты уверена, что знаешь больше других. Как-то так.
Но ей пояснения призрака нужны не были. Темери уже торопилась вслед уходящим братьям. Их не задерживали. Все в той или иной мере почувствовали колыхания Эа. Всем было не по себе. А некоторым из присутствующих так и вовсе подурнело ничуть не меньше, чем чеору та Хенвилу.
Возможно, стоило к этим нескольким людям присмотреться внимательней. Но, к сожалению, все мысли Темершаны были заняты Шеддериком и необходимостью рассказать ему про то, самое последнее услышанное ею «да».
Но первым она встретила Кинрика. На вопрос, где она может найти чеора та Хенвила, наместник озабоченно покачал головой:
– Он отдыхает в парадном зале у камина. Не стоит его беспокоить.
Темери кивнула, но подумала, что её новости достаточно важны, чтобы на минуту прервать отдых. Она легко присела в традиционном ифленском поклоне, давая понять, что собирается продолжить путь, но Кинрик, нахмурившись, вдруг обратился к ней так серьёзно и официально, что сердце сбилось с ритма, предполагая очередные неприятности.
– Рэта Темершана Итвена, чеора та Гулле, я прошу вас уделить мне немного внимания.
Вокруг никого не было, и Темери никак не могла списать этот тон на то, что их кто-то может услышать. Что-то здесь было другое.
– Конечно.
– Пойдёмте ко мне в кабинет.
Кинрик прикрыл дверь, затеплил свечи. Немного поспешно пригласил её сесть, но Темери видела, что его что-то тревожит и покачала головой: пусть уж сначала скажет.
Кинрик кивнул. Начинать разговор ему, по всему видно, было тяжело.
– Рэта. Я хочу попросить у вас прощения. Понимаю, это странно и может быть, несколько несвоевременно. Позвольте мне объяснить. Мой брат – хороший человек, но он чаще руководствуется велением долга и государственной необходимостью, чем велениями собственного сердца. И мы с вами оказались под влиянием его умения убеждать: ведь вы тоже согласились на эту свадьбу лишь потому, что он вам сказал – иначе бунта в городе не избежать. Надо признать, я тоже… тоже в это поверил.
