Текст книги "Боишься? (СИ)"

Автор книги: Наталья Машкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Глава 9.

– Тоже изменённый!– подумала Перси, когда увидела своего будущего «учителя».

По дороге сюда, она молчала. Хэд очень трепетно относился к своему имиджу. Ему бы не понравилось, если бы его кто-нибудь увидел, болтающим с девчонкой, которая ему до пояса едва достаёт. И она берегла его "лицо"... Атарик ценил то, что она не глупа, и частенько посматривал на неё с одобрением. Она тоже ценила его мозги и то, что он добр к маме.

Она, когда узнала о жизни этого мира, стала понимать и уважать его. И простила ему смерть того мальчика, что прятался с ней в кусте. Никого из мужчин не оставили в живых. Возраст не имел значения. Свидетелей тоже не оставили. Дотошно проверили и добили раненых. Такой был приказ. И логика их жизни. Он, Атарик, вынужден был это делать. И сделал максимально милосердно.

Ра не говорила маме о своих соображениях. Она пришла бы в ужас. Оправдывать убийства и убийцу? Для неё это было немыслимо. Перси относилась к этому... Нет, не проще... Но она слушала разговоры папы и его друзей. Пилоты ведь тоже убивают в бою... И иногда они костерили своих и не своих начальников, которые не могли договориться между собой. И они поэтому вынуждены были "танцевать" с парнями, с которыми, вероятно, в других условиях, смогли бы даже дружить...

Так и здесь. Тяжёлые условия жизни этих людей привели к тому, что сложилась у них такая жизнь и такие правила. Так что же, ненавидеть их за это?.. Это не значило, конечно, что она готова подчиняться этим правилам. Или что она не постарается их изменить. Или, что она простит тем, кто виноват в резне у Барьера.

Мел рассказала ей как-то истории свою и Атарика. Как очень страшные сказки на ночь. Оба они не хотели быть бесправными. Она не желала подчиняться какому-то дурню, который заявит на неё права. Атарик хотел, чтобы с ним считались. У слишком умного и хилого мальчика не было другого выхода. Как и у слишком свободолюбивой девочки. Они пошли к Хоррору.

Наверное, так нёрс готовила её к мысли о том, что однажды ей тоже придётся пойти и окунуться в радиоактивную воду. Переболеть и превратиться... В нечто...

Перси становилось смешно, когда люди выпучивали глаза и говорили об этом "так"... Они все тут так носились с этой изменённостью! Оправдывали ею все странности мутантов. Но, судя по тому, что Ра наблюдала у Атарика, его гостей и у Мел, ничего та вода не меняла в их психике. Каждый из них был таким, каким был. Со своим характером, желаниями и особенностями.

Теперь у неё появится ещё один объект для наблюдения... И куча мальчишек, которые станут осложнять ей жизнь потому, что учить чему-то женщину, кроме деторождения – это бред, по мнению большинства в этом обществе. И трата времени. Они, конечно, ничего будут говорить или делать прямо приёмной дочери хэда. Но исподтишка постараются...

Перси принялась рассматривать своих будущих противников, пока хэд с учителем отошли в сторону для разговора. Мальчики, большинство уже подростки, зыркали на мелкую, худенькую девочку с красной лентой в светлых волосах, ошарашенно. Что эта "собирательница травы" здесь делает? Они, конечно, знали, что у хэда появился приёмыш из-за Барьера, и даже видели её издалека, но никогда не думали, что увидят её здесь.

Берг, приземистый и массивный, похожий на мускулистого бульдога, вызверился на хэда. Негромко, правда. Считал себя вправе. Он был тем, кто учил самого Атарика. И не только драться. Потому он не церемонился:

– Ты кого это, притащил ко мне? Совсем мозги потерял с этой бабой из-за Барьера? Как ты уговорил Мел принять девчонку, меня не касается. Пусть собирает траву и лечит. Это ещё куда ни шло. Но тащить её сюда!.. Ты сам станешь посмешищем и выставишь на посмешище меня!

Атарик ответил спокойно:

– Всё будет нормально. Если ты прикажешь своим ребятам держать языки за зубами, когда будете в Основном.

– Он и так узнает!

Атарик заявил уверенно:

– Не узнает. Ни мать, ни девочка не появятся в Основном. Пока, во всяком случае.

Старик хитро прищурился:

– Боишься показывать свой трофей? Так он же и так видел её! Уверен, этот слизняк ошивался там и осматривался, чтобы ему достались лучшие ресурсы и рабыни.

Атарик поджал губы:

– Боюсь, он недооценил мой трофей и может передумать.

Берг нахмурился. Эти драки из-за баб были смешными только до тех пор, пока жизнь и благополучие посёлка не под ударом:

– Кто-то сказал тебе?

Хэд скривился:

– Да. Наши "гости" слишком не уверены в себе, чтобы бросить вызов мне сами. Но разве они упустят возможность напакостить?.. Они напели Киру, что он упустил что-то для себя.

– А потому?..– остро глянул на своего бывшего ученика Берг.

– А потому я не буду соваться в Основной без особой надобности. А, если и да, то только с хорошей охраной. Моя женщина и её дочь не будет там вообще. Ты предупредишь своих ребят, чтобы молчали, как рыбы. И возьмёшься учить девочку.

Старик впервые посмотрел на девчонку внимательно:

– Она, конечно, вырастет красивой, в мать. И тебя можно понять. Но, Атарик! Посмотри на неё! Мелкая, хилая! Да её сшибут и покалечат тут. И нагрузки наши она не выдержит!

Девочка стояла и, вроде бы, безразлично осматривалась по сторонам. Но Атарик видел, что она прислушивается и анализирует обстановку. И иногда посматривает на него. Он "ответил" ей спокойным, твёрдым взглядом. Она, вроде бы, совершенно равнодушно отвернулась от них с Бергом.

– Переглядываетесь?– разглядел Берг.

Усмехнулся и попытался уговорить своего хэда в последний раз:

– Передумай, Атарик. Не будет толку с неё. Только зря обижать будут. Звери ведь наши парни.

Рик усмехнулся. Редко бывала у него такая улыбка. Только тогда, когда задумывал хэд Горячего какую-то пакость, распознать которую вовремя, у большинства хэдов не хватало мозгов. Вот и сейчас он с насмешкой смотрел на старика:

– Я поставлю на девчонку. Могу даже поспорить с тобой. Предмет спора можешь выбрать сам... Она укротит твоих "зверят" и станет твоей лучшей ученицей ещё до того, как пойдёт к Хоррору.

Лицо хэда чуть исказилось, словно от боли, и он закончил:

– Ты сам увидишь, какая у неё подвижность и реакция. И мозги. Мать у неё сильная и мужественная. И отец, судя по всему, герой.

***

– Ра!

Хэд позвал её негромко. Она услышала потому, что ждала. Подошла. Старый изменённый рассматривал её. Она его. Хмыкнул, как бульдог пастью клацнул, небрежно бросил ей длинную палку. И так же небрежно бросил:

– Выруби меня.

Ра не была дурой. Она покрутила головой и уточнила правила:

– Какие удары разрешены?

– Любые!– беспечно ответил старик...

И тут же получил довольно сильный удар в пах. Упал на колени, сцепил зубы посильнее, чтобы не застонать, не замычать. Мерзавка!.. И не скажешь же ничего! Сам разрешил, старый дурак!

Парни его с ужасом смотрели на своего учителя. Да он голову снимет с них за то, что они видели его позор!

Берг посмотрел на "мерзавку". Девчонка была спокойна. Совершенно спокойна, со всеми этими её лентами в волосах.

Поднялся. Буркнул снова:

– Давай ещё!

Девочка спокойно перехватила шест:

– Куда бить?

Берг фыркнул:

– Только не туда!

И тут же получил удар в шею. Прямиком в кадык. Отбил, конечно. Ждал удар. Потребовал:

– Ещё!

Она деловито уточнила:

– Куда?

– Куда хочешь, кроме тех мест, куда уже била!

И он получил удары в висок, в лицо, в солнечное сплетение, по рёбрам, по коленям, по стопам и кистям рук.

Берг позвал мелочь ближе, спросил негромко и заинтересованно:

– Почему била в эти места?

Девочка посмотрела на него нежным цветочком:

– Выбрала самые уязвимые места человеческого тела.

Берг хмыкнул, скосился на Атарика. Тот едва заметно лыбился. Прав его бывший ученик! Эта девочка справится. Более чем! И старик сдался:

– Я Берг. Можно звать учителем. Занятия каждое утро. Приходи раньше, чем сегодня. И без этих лент.

Девочка поджала губы. Пискляво ответила:

– Не выйдет. Мама меня из дома без этих лент не выпускает.

Берг ощутил сочувствие. Бедная женщина! Оказаться в их мире после "той" жизни, наверное, ад! Атарик отвёл глаза. Старик ответил так спокойно, будто вопрос был только в лентах, а не в диком ужасе, который испытывала та мать за своего ребёнка:

– Ладно. Только без бантов. Заматывайте так, чтобы тебя сложно было ухватить за волосы. Парни, видишь, коротко стригутся.

Девочка глянула на него и улыбнулась нежной незабудкой:

– Меня никто не ухватит.

Как показало время, девчонка оказалась права. Она была юркой, быстрой, как ящерица. Парни так и прозвали её "ящеркой". Как ящерица сбрасывает хвост и вырывается от хищников, так и эта мелочь выворачивалась из их захватов, выскальзывала из них.

Реакцию имела замечательную и будто бы просчитывала действия противников. А, может быть, и просчитывала! Кто там знает, что творилось в этой голове с лентами? И как пошло развитие человечества за те четыреста лет, что они гниют тут, в этом радиоактивном Лесу?

Выносливости и силы, конечно, не хватало. Но мелкота тренировалась с таким остервенением, что Берг начал её уважать. Ведь после занятий у неё ещё день в Лесу с рюкзаком за спиной. Тоже такая себе тренировка на выносливость.

Парни тоже оценили девочку. Не сразу, конечно. Сначала смотрели на неё с презрением. Но и со страхом. Тот удар по "самому дорогому" их учителю они не забудут. Хоть слово дали молчать. И молчали. Восхитительная сплетня так и не родилась. За это девочку тоже зауважали. Не "баба", значит, болтливая и глупая.

Да у них, особо, и сомнений в этом не было уже. Чтобы так тренироваться, сносить удары и тычки, нужно иметь силу воли и характер. Характер у девочки был. Не только боевой, но и смешливый, и язвительный.

Так, из её комментариев, и родилась дружба Перси с парнями. Они ведь не были совсем уж дикими. Нормальные ребята. Только что необразованные совершенно. Читать, писать, считать умели. Знания по устройству мира имели. И на этом всё. Им, конечно, было мало, ведь человеческий разум постоянно хочет информации, жаждет её.

И эта мелкая девочка "оттуда", слово за слово, стала рассказывать им о жизни там, за Барьером. Без надрыва и трагедии. Без пафоса. Без всего вот этого: "мы настолько умнее вас всех!". Так интересно и живо, что даже Берг прислушивался.

Эти моменты передышки от тренировок стали драгоценны для детей. Берг понимал это и продлял их. Ра рассказывала, смеялась. Смеялись и парни. Особенно им нравились истории про космоакадемию. Слушать о том, как чудят будущие пилоты, робототехники, космодесантники было для ребят восхитительно волнующе. Именно про них. Биологи, медики и прочие отдыхали в сторонке.

Их интересовали именно эти героические парни. Они тоже смогли бы стать такими же, когда подрастут. Смогли бы учиться пилотировать космические корабли или создавать их. Или роботов, или ещё что-нибудь. Что там они создают?.. Они могли бы шутить друг с другом. Творить глупые, не всегда безобидные, но такие смешные вещи. Влюбляться. Составлять признания в любви из каких-нибудь светящихся кристаллов или ещё из чего-нибудь. Они бы придумали...

Придумали бы, если бы жили там... Если бы не было Барьера. А так у них есть только этот ядовито-зелёный Лес, дикие правила жизни. И требования родителей обаять дочку хэда. И никого не волнует, что девчонке восемь лет! Родители "мудро", с их точки зрения рассуждали о том, что пока ещё всё сладится, если сладится... Лет пять пройдёт. Вот она и вырастет. Готовая невеста будет.

Родители мечтательно вспоминали как рано они сами стали "дружить" друг с другом, а потом и жить вместе. А эти мальчики, уже отравленные жизнью "там", за Барьером, не могли их слушать и соглашаться. Они уважали своих "предков" и любили их. Но сами до боли хотели "той" жизни.

Они, как один, отвечали, что никогда не станут подкатывать к мелкой Ра. Почему?.. Да потому, что она будущая нёрс. Уже знает так много, что может лечить и, судя по всему, скоро отправится к Хоррору.

Берг взял с них обещание молчать о том, что пришлая девочка учится с ними. Особенно внимательными быть в Основном. И они были внимательны. В первую очередь ради своей мелкой подружки, которая стала близка, как сестра.

Но, это же мальчики! Разве могли они держать язык за зубами о том, о чём их не просили молчать? Особенно, если это волшебные истории о космоакадемии и прочих чудесах? Вряд-ли... Поэтому они рассказывали эти истории друг другу шёпотом, замирая от восторга. И странной надежды.

Истории эти и шёпот звучали так будоражаще, что их услышал тот мальчик, их сверстник, который тоже грезил жизнью "за Барьером". Сын Хэда Кира.

Ему самому никто из Горячего не стал бы рассказывать ничего. Ему приходилось добывать эти истории, как жемчуг из глубины, неимоверными усилиями. Подкупом, посулами, иногда, угрозами.

А ещё он тщательно следил, чтобы истории эти не дошли до его отца.

Глава 10.

Лив умирала. Она заподозрила что-то ещё прошлой зимой, когда дважды упала и сломала сначала руку, потом ногу. Отчего кости могли стать такими хрупкими? Самый простой ответ: остеопороз. Она сумела ведь отправить себя в глубокий климакс. Вполне естественно, что кости стали хрупкими.

Но были другие признаки... И они становились всё более явными. Атарик, похоже, чуял её болезнь по запаху, или ещё как-то. Было бы интересно изучить возможности его изменённого тела. Расспросить его. Но она не стала... Он так страдал, что это было бы просто жестоко.

Он носил её на руках. В прямом смысле. Сначала из-за перелома. Потом потому, что она стала слишком слабой.

– Чтобы снова не упала,– так говорил он ей.

Подхватывал и нёс к Мел. Чтобы она не скучала. Шёл по своим делам и сходил с ума. Лив была уверена: если бы он мог, то разобрал бы Барьер руками, и отнёс бы её "туда", где было спасение. Ему было бы всё равно, что он потерял бы её...

Он действительно любит её. По-настоящему. А она оставляет теперь его тоже. Сначала своего "лебедя", теперь его. Кто-то сказал бы: счастливая женщина, которую дважды, искренне и преданно, любили двое таких неординарных мужчин!

Она не гордилась. Последних пять лет были мучением для неё. Она и жила-то только ради Перси. И не любила Атарика. Как она могла любить его, если сердце было занято давно и навсегда? Она ценила его, уважала. Соблюдала этот их договор. Поддерживала его авторитет, и помогала его людям жить как можно лучше.

Что ещё она могла? Ничего!.. Теперь она старалась, прожить ещё немного. Перси исполнилось тринадцать. Недавно. Нужно прожить ещё. Чтобы день рождения у неё никогда не ассоциировался с днём смерти матери. Она постарается...

Она старалась все эти годы. Изо всех сил. Её, кажется, даже приняли здесь. Только "своей" она не стала. Не захотела. И дело не в ревности девушек и женщин, что претендовали на Атарика. Довольно быстро люди поняли, что их хэд безнадёжно влюблён и пропал для других женщин.

Он ни на кого не посмотрел за эти пять лет. Ни разу. Не то, чтобы она наблюдала за ним... Просто видно было, что он предельно предан и как-то зациклен на ней. Может быть, сильно развитые органы чувств или взвинченные гормоны обостряли его тягу? Кто знает? Только эти месяцы, с зимы, стали для него испытанием. Он словно чувствовал, слышал, как разрушается её тело и сам умирал от бессилия.

А она принимала это разрушение спокойно. Устала она. Совершенно устала... И за дочь не переживала больше. Может быть, это близость смерти влияла так, что она отстранялась от всего, от самой жизни? Лив казалось, что нет... Она просто знала... Всё у её девочки будет хорошо! Замечательно! Даже если ей придётся забраться в радиоактивную дыру.

Она переживёт. Или найдёт общий язык с "богом" этого мира. Или придумает что-нибудь ещё... Ко́ра Блайз справится. Разве это не их с Томом, дочь?

Лив лежала на улице, на тёплом ещё солнышке ранней осени, и вспоминала эту прекрасную историю, с именем их дочери...

Она, когда узнала, что будет девочка, загорелась назвать её Персефоной. А что?.. Раз она Деметра, то кто ещё может быть у неё в дочках? Том тогда только улыбнулся и промолчал.

К разговору вернулся чуть позже. И очень деликатно сказал жене, что дочь не скажет им спасибо за такой "подарок". Лив, воспитанная на классической литературе, возмутилась. А он предложил ей компромисс. Конечно, это же Том! Если не получается "так", он пройдёт "этак"!

Сказал, что Персефона из легенды имела ещё одно имя, более привычное слуху современного человека. Ко́ра. Они могут назвать девочку так. А дома пусть будет Персефоной.

Лив думала и, в итоге, пришла к мысли, что её муж мудрый и дипломатичный. И любит её по-настоящему. Он не сказал ей в лоб, что она поглупела из-за гормонов или оторвалась от реальности, или ещё что-нибудь... А значит, она тоже пойдёт ему навстречу.

Как оказалось, это было более чем мудрое решение. К пяти годам имя "Перси" осталось только для родителей и для бабушек-дедушек. И то, только наедине. Пожалуйста!.. Если вам так хочется!

Дочь просто пришла к ним с мужем как-то, в свои пять лет. Встала перед ними, заложив руки за спину, как один из самых старых преподавателей на кафедре Лив.

– Для солидности,– сообразили родители и поняли, что разговор будет серьёзный.

Так и вышло. Дочь начала его с трагичной фразы:

– Я плохо сплю!

По их наблюдениям всё у неё было в порядке со сном. Да и с остальным тоже. Тем не менее, они слушали очень и очень внимательно. И подтолкнули разговор дальше:

– Почему, дорогая?

Дочь строго посмотрела на родителей:

– Мне снятся сны!

Том тут же встрял:

– Это нормально!

Девочка нахмурилась, и мать задала "правильный" вопрос:

– Какие сны, солнышко?

Солнышко хмурилось, как тучка перед бурей. И обвиняло родителей:

– Я знаю, что вы хотели назвать меня Персефоной. Официально!

Том давным давно привык к имени дочери. Оно казалось ему теперь прекрасным и благозвучным. К тому же, он защищал бы Лив всегда:

– Отличное имя! Классическое!

Лив едва не расхохоталась тогда. Вспомнила, что говорил он об этой "классике" сначала. Дочь, ставшая хмурой, как осенний день, трагично закончила:

– Вот мне и снится, родители, что вы зовёте меня перед всеми "Сифа"! И остальные повторяют. А знаете ли вы, что это ваше сокращение похоже по звучанию на название венерической болезни? "Сифа" и "сифилис"! Гениально!..

Сначала родители возмутились. Никто не сокращал её имя так! Потом повздыхали, что иметь слишком умных детей проблемно потому, что они учатся читать по медицинским справочникам!

И быстро смирились. В конце концов, дочь права. Имя её, и жизнь её тоже. Она, к тому же, была великодушна и позволила им называть себя Перси. Наедине.

А потому, иногда, когда они бывали дочкой недовольны, то грозно звали на разбирательство не "Перси", а "Сифу"...

***

Хмурым осенним днём Мел сказала Атарику и Перси, что всё. Следующая ночь будет последней.

Они, все трое, внешне спокойно говорили об этих, таких ужасных для любого человека, вещах. А что делать? Всё случилось уже. Осталось только отпустить и проводить...

Лив почти всё время спала. Сильные снадобья помогали, и она не страдала. Была спокойной, отстранённой. И они не тревожили её слезами, и скорбью. Пусть уходит спокойно.

Атарик почти всё время проводил с ней. Наплевал на то, что должен изображать равнодушие. Какое это имеет значение?.. Перси на всю жизнь врезалась в память сцена, которую застала она однажды, когда пришла утром от Мел.

Она не хотела подсматривать. Всё вышло случайно... Сквозь полуоткрытую дверь спальни она увидела, как Атарик стоял на коленях перед кроватью. Голова его лежала совсем рядом с Лив, и она своей исхудавшей, полупрозрачной рукой гладила его густые, жёсткие волосы. Он судорожно обнимал её и, кажется, плакал. Лив смотрела на него с жалостью и... нежностью?..

В ту, последнюю ночь, они все остались в доме хэда. Атарик стеснялся и не знал, что может позволить себе при "посторонних". Перси сама сказала ему:

– Ляг рядом с мамой. Я с другой стороны. Мел в кресле. Иначе не поместимся. Комната маленькая. Атарик с огромным облегчением улёгся рядом с умирающей и привычно обнял её, словно защищая. Перси легла с другой стороны. Мел плакала, свернувшись в кресле, как печальная, старая кошка.

Перси с хэдом даже заснули. Он, конечно, услышал, когда Лив перестала дышать. Проснулся. Тихо заплакал. Мел беззвучно плакала в своём кресле... Девочку они разбудили только тогда, когда взошло солнце. Атарик осторожно положил свою здоровенную ладонь на хрупкое плечико и произнёс негромко, и непривычно мягко:

– Просыпайся, Ра. Пора прощаться...

Тело сожгли. Так было принято. После похорон Перси пошла к костру с четырьмя совсем небольшими ладанками из прочного стекла. Она специально училась неделю у умельцев клана и сделала их, с небольшой помощью, конечно. Ведь сосуды должны быть прочными и очень хорошо закрываться. Ещё у них были ушки, чтобы можно было продёрнуть верёвочку.

Она наполнила их пеплом из погребального костра. Подошла к месту, где стояли Атарик и Мел. Протянула каждому из них по одному сосуду. Замялась и неловко сказала:

– Я не знаю, принято ли у вас так. Но раньше, у некоторых народов так делали. Забирали частицу пепла из костра. На память.

Мел снова заплакала:

– Спасибо.

Хэд закостенел. Перси бережно завернула два других сосуда в мягкую ткань:

– Это для меня и папы. Ему будет легче, наверное, если он сможет похоронить маму...

Мел частенько плакала над своей ладанкой. Перси засыпала поначалу, только держа её в руке. Атарик продел шнурок в ушки и носил её под одеждой. До самой смерти.

***

Перси с трудом училась жить без мамы. Держалась изо всех сил, чтобы другие не видели, как невыносимо ей плохо... Немного помогали тренировки и Мел. Наступила зима. Снега нет, серые дни смотрят в окошки из толстого, мутного стекла. Дожди и слякоть. По Лесу особо не побегаешь. А тренировки, вот они, каждый день.

Она так загоняла себя, что Берг не выдержал как-то и сказал ей:

– Притормози немного. Сорвёшься.

Она глянула на старика остановившимися, сосредоточенными глазами:

– Я сорвусь, если не буду надрываться, учитель.

Старик молча кивнул. Правильно. Каждый справляется, как может... И Перси справлялась: тренировалась, помогала Мел в "больнице", посещала "лёгких" больных на дому. Уставала, конечно... И всё равно...

Отчаяние накапливалось, собиралось таким комком, что его было уже не пропихнуть назад в горло. Всё на что хватало девочку, это дождаться, в такие дни, вечера. Когда домик нёрс пустел, она подбиралась к пожилой женщине, устраивала голову у неё на коленях и плакала. Мел тоже давала волю слезам. Кажется, с облегчением...

Нёрс помогала девочке пережить горе. А сама Перси помогла Атарику. Бегала к нему в дом, как раньше. Каждый день. Помогала Марфе убираться и готовить. Таскала для хэда что-нибудь вкусненькое. Торчала иногда у него в доме вечерами. Когда он бывал особенно мрачным.

А весной, как обычно заскочив в дом с разбега и без стука, наткнулась на выходящую оттуда, не до конца одетую, но полностью довольную девицу из тех, что мечтали "окрутить" хэда. Она окинула Перси победным взглядом, фыркнула и ускакала. Делиться новостью, наверное...

Перси застыла в нерешительности. Что делать? Имеет ли она право беспокоить хэда сейчас? И вообще, насколько прилично ведёт она себя, таскаясь сюда каждый день? Почти что половозрелая девица! А вдруг местные подумают, что она имеет виды на Атарика?.. А следом пришла ещё более ужасная мысль: а что, если так подумает сам хэд?..

Взгляд Перси заметался... И натолкнулся на Атарика. Он, полностью одетый, стоял в дверном проёме, спокойно смотрел на неё. И, кажется, читал её мысли... Бросил хмуро:

– Пойдём на кухню. Поговорим.

Ну, пойдём! Перси осторожно, бочком, пошла привычной дорогой. Положила на стол гостиницы. Неловко устроилась на краешке стула. Настороженно уставилась на хэда. Тот не торопился. Долго молчал и думал о чём-то своём. Наконец открыл рот:

– Прости меня!

Девочка поражённо вскинула на него глаза:

– За что?

Атарик неловко поёжился:

– За эту сцену.

Перси ловила ртом воздух, не зная, что сказать. А он добавил. Сдавленно. И, кажется, со стыдом:

– Не выдержал...

Смех Ра был больше похож на рыдание:

– А с чего ты должен выдерживать, Рик?.. Мама ушла, а ты жив!.. И нужно жить дальше! Жить!.. Не смущайся, я всё понимаю... И буду только рада. Не стану докучать... Может быть, ты встретишь кого-то настоящего! Снова! И тебе станет легче!..

Атарик вдруг странно вздохнул... Всхлипнул?! Скрючился весь. Опёрся локтями о колени, опустил голову вниз. Хрипло и как-то страшно прорычал:

– Мне не стало легче!..

Перси смело со стула. Не раздумывая, она подскочила к хэду, обняла его голову. Прижала к себе. Гладила и говорила:

– Тебе станет легче, Рик! Станет, вот увидишь!.. Поплачь, и станет легче. А я никому никогда не скажу, что каменный Рик умеет плакать. И ничего не попрошу у тебя за сохранение этой страшной тайны!..

Рик плакал и смеялся. И обнял девочку. Прошептал:

– Не оставляй меня, Ра!

– Никогда!– пообещала Перси и поцеловала здоровенного мутанта в щёку.– Берг говорит, что от такой заразы, как я, ещё попробуй избавься!

Атарик с нежностью погладил девочку по косам:

– Он любит тебя, этот старый хрыч. И все его "зверята" тоже. И я тебя люблю... Ты словно родная, Ра...

Перси ласково улыбнулась в его глаза:

– Я тоже люблю тебя, Рик.

И очень уверенно добавила:

– Мы справимся. Как иначе?..

Никак!.. Они справились. Тосковали, конечно. Но то, самое страшное время остался позади. Они помогли друг другу пережить потерю, эти два мутанта и мелкая, для своих лет, девочка.

Перси трудилась вместе с Мел и ходила к Атарику по-прежнему. Вела хозяйство. Марфа старела... Неизвестно, как справлялся с одиночеством хэд, но женщин в его доме Перси больше не встречала...