Текст книги "Мой прекрасный монстр (СИ)"

Автор книги: Натали Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 16

“Третье сентября. Сегодня снова болела голова. Доктор Морнин говорит, что это от нервов, но я знаю – это из-за метки. Чем дольше я без него, тем сильнее боль. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Мама плачет каждый вечер, хотя думает, что я не слышу. Отец замкнулся в себе. А люди… люди смотрят на меня, как на прокаженную. Шепчутся за спиной. Почему мой истинный не приходит? Почему заставляет меня страдать?”

Я провела пальцами по строчкам. Те же чувства, те же мысли, что терзали и меня в первые дни после появления метки. То же отчаяние и непонимание.

“Десятое сентября. Снова этот сон. Я иду по темному лесу, ветви деревьев тянутся ко мне, как руки утопающих. И голос. Его голос, зовущий меня. Я не вижу его лица, только тень среди теней. Но я знаю – это он. Мой истинный. Я чувствую это всем своим существом. Когда я просыпаюсь, метка горит, словно раскаленное железо. Почему он приходит только во снах? Почему не наяву?”

Страницы шелестели под моими пальцами, как осенние листья. Я жадно впитывала каждое слово, каждую эмоцию, словно они могли дать мне ключ к пониманию моей собственной судьбы.

“Двадцатое сентября. Я встретила его. Не во сне – наяву. Он ждал меня у старой часовни на границе. Как он узнал, что я буду там? Я ведь сама не знала, куда иду, просто шла, повинуясь зову метки. Он стоял в тени, лицо скрыто капюшоном. Но его глаза… они светились в темноте, как у ночного хищника. Я должна была испугаться. Но вместо страха почувствовала только облегчение. Словно часть меня, долгие годы бывшая в разлуке, наконец вернулась домой. Он другой. Не такой, как все, кого я знала. Не чистый – другой. Но разве это имеет значение, когда сердце поет от его присутствия?”

Мои руки задрожали. Я перелистнула страницу, и повествование продолжилось.

“Октябрь, первое. Сегодня он впервые поцеловал меня. Его губы обжигали, но это был сладкий ожог. Как будто я прикоснулась к самому пламени жизни. Метка пульсировала в такт нашим сердцам. Мы как два полюса магнита – противоположны, но неизбежно тянемся друг к другу. Он сказал, что любит меня. А я… я всегда его любила, даже не зная.”

Я читала, затаив дыхание. Каждое слово отзывалось во мне, словно струна под умелыми пальцами музыканта.

“Октябрь, пятое. Сегодня я узнала правду. Адриан – мой истинный, мой возлюбленный – он искаженный. Я должна была догадаться раньше. Все признаки были налицо. Но сердце отказывалось видеть очевидное. Когда он признался, я думала, что умру от боли и страха. Искаженный! Наш извечный враг, существо из темного мира, вечная противоположность чистым. Но потом он снял капюшон, и я увидела его лицо – прекрасное, как грозовое небо. Его глаза цвета расплавленного золота смотрели на меня с такой любовью и страхом, что все мои предубеждения рассыпались, как карточный домик. Как я могу бояться или ненавидеть его, если он – часть меня?”

Мое сердце пропустило удар. Адриан. Искаженный. История Эвелин повторяла мою собственную с пугающей точностью.

Я перевернула страницу, и тон записей изменился. Они стали тревожнее, словно тень набегала на солнечный день.

“Октябрь, восемнадцатое. Со мной происходит что-то странное. Сегодня, когда я разозлилась на служанку за разбитую вазу, свеча на столе вспыхнула ярким пламенем без всякой видимой причины. Адриан говорит, что это естественно – истинные со временем перенимают способности друг друга. Но я чистая! Мы не владеем огненной магией. Это удел искаженных. Что, если кто-то заметит? Что, если догадаются о природе моего истинного?”

“Октябрь, тридцатое. Магия усиливается. Я могу зажигать свечи взглядом. Могу чувствовать жар и холод на расстоянии. Адриан говорит, что я особенная – первая из чистых, кто принял дар искаженных через метку истинности. Он гордится мной, но я боюсь. Боюсь, что нас раскроют. Боюсь, что нас разлучат. Прошлой ночью мне приснился сон – я стою на площади, а вокруг бушует пламя. И люди кричат: ‘Ведьма! Предательница!’”

Я задержала дыхание, перечитывая эти строки снова и снова. Истинные перенимают способности друг друга. Значит ли это, что и я скоро смогу использовать магию искаженных? Мысль была одновременно пугающей и захватывающей.

Страницы мелькали под моими пальцами, я торопилась узнать, чем закончилась история Эвелин и Адриана. Но с каждой новой записью тревога сгущалась, как грозовые тучи.

“Ноябрь, пятое. За мной следят. Я чувствую чужие взгляды, когда выхожу из дома. Замечаю одни и те же лица в толпе. Адриан говорит, что я должна быть осторожнее. Он боится за меня. А я боюсь за нас обоих. Адриан говорит, что мы должны бежать. Но куда?”

Я чувствовала, как холодок страха ползет по позвоночнику.

“Ноябрь, двенадцатое. Все рушится. Совет узнал об Адриане. Они знают, что мой истинный – искаженный. Знают, что я обрела его магию. Называют меня скверной, порчей, угрозой чистоте нашего народа. Адриан хочет увести меня в свой мир, но я боюсь. Смогу ли я жить среди искаженных? Примут ли они меня? И что будет с моими родителями, если я исчезну?”

Почерк становился все более неровным, буквы прыгали по странице, словно Эвелин писала в спешке или под влиянием сильного волнения.

“Ноябрь, двадцатое. Они пришли за мной. Стражники в черных плащах. Я едва успела спрятаться. Мама плакала, умоляла их не трогать ее дочь. Отец стоял, как каменное изваяние. Я слышала, как главный стражник говорил ему, что я предала свой народ, что связь с искаженным – это измена. И что мое наказание будет примером для всех. Я пишу это, скрываясь в старом доме тетушки Мирты. Завтра я должна встретиться с Адрианом у часовни. Мы бежим. У нас нет выбора.”

На следующей странице я заметила размытые пятна, словно на бумагу и правда упали капли воды. Или слезы. Почерк был едва разборчив, строчки кривились и наползали друг на друга.

“Они близко. Я слышу их шаги. Они идут за мной. Но я успею добраться до часовни. Успею встретиться с Адрианом. И тогда… тогда мы будем свободны. Либо в жизни, либо в смерти. Потому что даже смерть не разлучит нас.”

На этом записи обрывались. Дальше были только пустые страницы, безмолвные свидетели незавершенной истории. Я перелистала их в надежде найти хоть какой-то намек на то, что случилось с Эвелин и Адрианом. Но дневник хранил молчание.

Я закрыла его, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Что произошло с ними? Удалось ли им бежать? Или их настигли стражники? Были ли они вместе в конце?

Я не знала ответов на эти вопросы. Но одно я поняла с пронзительной ясностью – судьба истинных, чьи половинки принадлежат противоположным мирам, всегда трагична. Общество не принимает их союз. Власти преследуют их. И в конце остается только бегство или смерть.

Неужели и меня ждет такая же участь? Неужели и мне придется выбирать между своим миром и своим истинным?

Метка на руке пульсировала, словно в такт моим тревожным мыслям. За окном сгущались сумерки, и тени становились длиннее и темнее. Как и тень страха в моем сердце.

Я прижала дневник Эвелин к груди, словно это был якорь, удерживающий меня в бушующем море неизвестности. Теперь я знала больше, но это знание не принесло облегчения. Наоборот, оно лишь усилило мою тревогу.

Потому что теперь я точно знала: моя связь с искаженным – не просто необычна. Она опасна. Смертельно опасна.

За столом на ужине царила тяжелая атмосфера. Никто не говорил, только слышно было, как столовые приборы изредка позвякивали о тарелки. Я смотрела на еду перед собой – мамина запеченная курица с травами, обычно такая ароматная и аппетитная, сегодня казалась безвкусной. После прочитанного в дневнике кусок в горло не лез.

Мама периодически бросала в мою сторону обеспокоенные взгляды, но вопросов, к счастью, не задавала. Я знала источник её тревог – это я, её единственная дочь, истинная без пары. А теперь ещё и советник Гэллен со своими странными вопросами. Если бы она только знала, что все её страхи полностью обоснованы. Что её дочь встречается с искаженным, что судьба тех, кто был до нас, оказалась трагической…

Я отодвинула тарелку, едва притронувшись к еде, и встала из-за стола.

***

Сегодня была очередная ночь встречи с искаженным. Направляясь к старой церкви, я всё ещё терзалась сомнениями – делиться ли с ним информацией, которую я получила? Рассказать о том, что истинные могут принимать магию друг друга? Это было для меня огромным открытием. Конечно, информацию ещё предстояло проверить, но почему-то я верила Эвелин.

Я так и не узнала, что случилось с ней и Адрианом, но интуиция подсказывала – ничего хорошего. Мир не изменился, а в пророчестве говорится, что истинным предназначено изменить ход истории. Но ничего не меняется. Сколько я себя помню, сколько помнят родители, сколько помнили бабушка и дедушка – в совокупности около ста лет – искаженные и чистые остаются врагами. Значит, у Эвелин и Адриана ничего не вышло. Скорее всего, их поймали и убили.

От этой мысли внутри всё сжалось, особенно когда на горизонте показалась церковь – наше с искаженным пристанище. Я должна была собраться и войти внутрь, но меня не отпускали сомнения.

Мысль о том, что мы с искаженным могли быть потенциальными возлюбленными, вызывала отвращение. Она казалась чужеродной, неестественной. Я могла любить только чистого. Такого, как Нолан. Я не представляла, как можно полюбить искаженного. Как вообще строить семью с существом из другого мира? Мы слишком разные. Во всём. Это казалось практически невозможным.

Я хотела как можно скорее разорвать метку истинности до того, как нас убьют, и до того, как… Я даже не хотела допускать эту мысль…

Отбросив эти размышления, я решительно направилась к входу.

Внутри было тихо и прохладно. Я удивилась, когда увидела его – он сидел спиной ко входу на одной из скамей в дальнем ряду. Обычно он ждал меня, скрываясь в тенях, чтобы я не могла разглядеть его лицо.

Я решила пройти и сесть позади него. Некоторое время просто сверлила взглядом его затылок с густыми темными волосами, желая проникнуть в его мысли. Хотя сама не понимала, зачем мне это нужно. Не нужна мне его голова, не нужны его мысли. Мы должны разорвать истинность, разойтись, разбежаться. Сделать так, чтобы наша встреча, наша связь осталась тайной для нас двоих и закончилась на нас. Без потерь, без жертв, без всего.

Я не должна проникаться им. Не должна интересоваться. Он чужой для меня. Искаженный. Существо, которое мы презираем.

– Ты не умеешь приходить вовремя? – его голос нарушил тишину, хотя он не обернулся.

– У нас нет конкретного времени встречи, – огрызнулась я, раздраженная его самоуверенностью.

– И всё же я всегда прихожу первым, – в его голосе слышалась усмешка, которая неизменно выводила меня из себя.

Сегодня он казался каким-то напряженным. Его плечи были неестественно прямыми, пальцы сжимали край скамьи так сильно, что костяшки побелели.

– Ты не боишься, что я могу просто сейчас встать и обойти скамью? – спросила я, хотя на самом деле не собиралась этого делать. – Увидеть твое лицо?

– Нет, не боюсь, – ответил он после паузы, чем удивил меня. – Ты же сама сказала, что тебе будет легче забыть меня, если ты не увидишь моего лица, так что я знаю, что ты не станешь смотреть.

Его слова застали меня врасплох.

– Я узнал кое-что интересное, – сказал он, резко меняя тему.

– Что же? – спросила я, подавляя любопытство. Не стоило показывать, что меня интересует всё, что связано с ним.

– Есть ритуал, – его голос стал тише, словно он опасался, что нас могут подслушать. – Ритуал кровавой луны. С его помощью можно заглушить истинность.

– Заглушить? Не прервать?

– Заглушить, – подтвердил он.

По моей коже пробежали мурашки. Что-то в его тоне настораживало.

– Какая цена? – спросила я прямо. С искаженными всегда есть цена.

Он повернул голову вполоборота, и я инстинктивно отвела взгляд, чтобы не увидеть его лица.

– Ритуал связан с запретной магией, – произнес он, и в его голосе появились нотки, которых я раньше не слышала. Тревога? Страх? – Он требует… значительных вложений.

– Что это значит? – потребовала я, чувствуя, как внутри всё сжимается от дурного предчувствия.

– Конкретно я не знаю, – ответил он, и в его голосе проскользнуло раздражение, будто он не привык признавать своё незнание. – Но ритуал требует жертвы части жизненной силы. От обоих истинных.

– Жизненной силы? – эхом повторила я. – Что это значит?

– Это может быть что угодно, – в его голосе теперь звучала странная смесь фатализма и вызова. – Здоровье. Годы жизни. Магия. Я не знаю точно, что потребует ритуал. Знаю только, что цена высока.

Я молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Запретная магия. Жертва жизненной силы. Всё это звучало ужасно опасно и, что хуже всего, напоминало то, о чем писала Эвелин в своем дневнике.

– И ты готов заплатить такую цену? – спросила я, наконец. – Отдать часть своей жизни?

– А ты нет? – он резко обернулся, и я едва успела закрыть глаза, чтобы не увидеть его лица. – Разве ты не хочешь избавиться от этой связи любой ценой? От меня? От искаженного, которого ты так презираешь?

В его голосе клокотала ярость, такая неожиданная и мощная, что я невольно отшатнулась. Никогда прежде он не выказывал таких сильных эмоций.

– Я не говорила, что не готова, – ответила я тихо. – Я просто хочу знать, во что мы ввязываемся.

Я услышала, как он глубоко вздохнул, словно пытаясь успокоиться.

– Мне нужно узнать больше о ритуале, – сказал он уже спокойнее. – Есть некто, кто может помочь. Но для этого нам придется отправиться… на другую сторону.

– В мир искаженных? – у меня перехватило дыхание.

– Да.

Это короткое слово прозвучало как приговор. Ни один чистый в здравом уме не отправился бы добровольно в мир искаженных. Те, кто уходил туда, никогда не возвращались.

– Ты с ума сошел, – выдохнула я. – Это невозможно.

– Почему же? – в его голосе снова появились те самоуверенные, слегка насмешливые нотки, которые так раздражали меня. – Боишься?

– Конечно, боюсь! – вспыхнула я. – Я не искаженная! Я не могу просто взять и…

– Но ты истинная искаженного, – перебил он, и в его голосе прозвучало что-то похожее на гордость. – Это дает тебе определенные… привилегии.

Я замолчала, ошеломленная этой мыслью. Истинная искаженного. Какие привилегии это может дать? И хочу ли я этих привилегий?

Глава 17

– Подумай об этом, – сказал он, вставая со скамьи. – У нас нет другого выхода, если мы хотим избавиться от этой связи.

Он начал отходить в сторону алтаря, где тени были гуще, и его фигура постепенно растворялась в темноте.

И мне стало страшно. По-настоящему страшно. Не тот поверхностный страх, который испытываешь, когда боишься темноты или жуткого звука за окном. А глубинный, первобытный ужас, который заставляет сердце биться так сильно, что кажется, будто оно вот-вот вырвется из груди.

Я не хотела прощаться со своим здоровьем. Не хотела рисковать своей жизнью. Кто знает, сколько мне суждено прожить? Десять лет? Пятьдесят? Восемьдесят? А если этот ритуал отнимет половину? Или больше? Я не могла представить, как буду жить каждый день в неведении, думая, что каждый рассвет может стать для меня последним.

– Это не выход! – выкрикнула я, вскакивая со скамьи. Мой голос эхом разнесся по пустой церкви, отражаясь от холодных каменных стен. – Разве нет другого способа? Чего-то, что не требует таких… таких жертв?

Он остановился, но не обернулся. Я видела только его силуэт, окутанный тенями, словно черным плащом.

– А ты думаешь, я не искал? Думаешь, мне нравится идея отдать часть своей жизни? Своей силы? Своего будущего?

– Тогда зачем ты предлагаешь это? – я чувствовала, как к горлу подступают слезы, и ненавидела себя за эту слабость. – Почему ты готов так рисковать?

– Потому что альтернатива хуже, – его голос звучал глухо, будто он говорил сквозь сжатые зубы. – Потому что если нас найдут… если узнают… нас не просто убьют. Нас уничтожат. И это будет медленно, мучительно. И произойдет это очень скоро, если мы ничего не предпримем.

Я почувствовала, как холодок пробежал по позвоночнику. Мысль о том, что нас могут схватить, пытать, казнить, преследовала меня с того момента, как я узнала о нашей связи. Но слышать, как он говорит об этом так… буднично, словно о неизбежном событии, было невыносимо.

– Почему ты сегодня такая нервная? – внезапно спросил он, слегка меняя тон. – Не наша ли связь, на тебя так действует?

Эти слова буквально взорвали что-то внутри меня. Я вспомнила дневник Эвелин, её строки о том, как она обрела способность управлять огнем, как принимала магию своего искаженного.

– К нам приходил Гэллен. – прошипела я, сжимая кулаки так сильно, что ногти впились в ладони – Советник. Он расспрашивал меня, интересовался истинными.

Я почувствовала, как искаженный напрягся. Даже сквозь тени, даже не видя его лица, я ощутила, как изменилась его поза – стала более собранной, настороженной, словно хищник перед прыжком.

– Что именно он спрашивал? – голос искаженного стал тихим, почти шепотом, но в нем звучала такая властность, что я невольно ответила:

– Всё. Всё, что мог. Как я себя чувствую, не было ли странных ощущений, снов. Не встречала ли я кого-то необычного.

– И что ты ему сказала?

– Ничего, конечно! – я была возмущена даже предположением, что могла выдать нашу тайну. – Я не идиотка. Я знаю, что рискую многим. Я искренне ненавижу эту истинность и всё, что с ней связано!

Последние слова вырвались словно сами собой, громче, чем я намеревалась. Они эхом разнеслись, отражаясь от стен, множась и усиливаясь, пока не стихли, оставив после себя гнетущую тишину.

– Я разделяю эти чувства, – сказал он наконец, и в его голосе появилась странная нотка – что-то среднее между усталостью и горечью. – У меня, знаешь ли, тоже есть своя жизнь. Мне нужно заниматься другими делами. У меня скоро свадьба.

Эти слова ударили меня словно пощечина. Свадьба? СВАДЬБА?!

– Свадьба?! – я не узнала свой голос – настолько он был пропитан яростью. – Ты все еще собираешься жениться?!

– А почему нет? – в его голосе появилась та самодовольная насмешка, которую я так ненавидела. – Мы же пытаемся разорвать нашу связь, не так ли? Какая разница, что я делаю в своей жизни?

Я открыла рот, чтобы возразить, но внезапно поняла, что он прав. Какая, собственно, разница? Мы не пара. Мы не любовники. Мы даже не друзья. Мы – случайные жертвы древней магии, которая связала нас против нашей воли. Почему меня вообще должно волновать, что он собирается жениться?

Но волновало. И это бесило меня даже больше, чем его самодовольный тон.

– Я не готова жертвовать своей жизнью и своими годами ради этого ритуала, – сказала я, резко меняя тему и стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Должен быть другой способ.

– Тогда предложи его, чистая! – он выплюнул последнее слово, как проклятие. – Или, может, ты думаешь, что я наслаждаюсь этой ситуацией? Я делаю всё, что в моих силах!

– Но этого недостаточно! – прошипела я, делая шаг к тени, где он скрывался.

Темнота заколебалась, словно он переместился. Его голос донёсся уже из другого угла полуразрушенной церкви, ледяной и отстранённый.

– О, простите меня, госпожа Совершенство. Я вижу, вы каждую ночь приходите с целыми свитками решений наших проблем.

– Я нахожусь в гораздо большей опасности, чем ты, – процедила я сквозь зубы.

– Неужели? – в его голосе прозвучала насмешка. – И какие же веские доводы привели тебя к этому удивительному заключению?

Я скрестила руки на груди, инстинктивно защищаясь.

– То, что ты искажённый. Я сомневаюсь, что в вашем мире вообще существуют такие понятия, как закон и порядок. Готова поспорить, тебя даже не накажут за связь с чистой. Ну, подумаешь, согрешил немного. Для вас, должно быть, это обычное дело – творить зло и погружать свой мир в хаос.

Повисла тяжёлая тишина. Я почувствовала внезапный холод, как будто температура в церкви упала на несколько градусов. Когда он снова заговорил, его голос был тихим, но в нём звенела сталь.

– Как можешь ты судить о мире, в котором никогда не была? О народе, которого никогда не видела? О законах, которых не знаешь? – каждое слово падало, как камень. – Очередные россказни своих старейшин наслушалась? Те же самые сказки, которыми пугают непослушных детей?

Я почувствовала, как к щекам приливает кровь. В его словах была правда, которую я не хотела признавать. Я действительно ничего не знала о мире искажённых, кроме историй, которые нам рассказывали с детства.

– Тебе нравится внушать мне страх, не так ли? – я вдруг почувствовала странную смелость, переводя тему. – Тебе нравится чувствовать своё превосходство, видеть, как я нервничаю в твоём присутствии.

Он усмехнулся, и этот звук пробрал меня до костей – низкий, почти интимный.

– Если бы мне было так важно внушать тебе страх, я бы давно показал своё лицо. Поверь, тебе бы оно не понравилось.

– Трус! – выпалила я, не думая о последствиях. – Ты прячешься в тенях не потому, что боишься напугать меня. Ты боишься сам! Боишься, что если я узнаю, кто ты, если увижу тебя, то смогу как-то использовать эту информацию против тебя.

Повисла тяжёлая пауза. Я слышала его дыхание – глубокое, размеренное, как будто он пытался контролировать свой гнев.

– Что ж, – наконец произнёс он, и его голос звучал непривычно тихо. – Ты хочешь знать моё имя? Хорошо. Меня зовут Райт. Довольна?

Райт. Это имя прокатилось по моему сознанию, как волна, оседая где-то глубоко внутри. Райт. Теперь у тени было имя. У моего истинного было имя.

– Почему? – растерянно спросила я. – Почему ты так долго скрывал его?

Он молчал так долго, что я подумала, что он не ответит. Когда он наконец заговорил, его голос звучал иначе – осторожнее, словно он тщательно выбирал каждое слово.

– В моём мире имя – это не просто набор звуков, – сказал он медленно. – Имя может определять судьбу. Открыть своё имя – значит довериться. А я не имею такой роскоши как доверие.

Что-то в его тоне заставило меня насторожиться. Как будто за этими словами скрывалось нечто большее, чем он говорил.

– Ты говоришь загадками, – произнесла я, нахмурившись.

– Скажем так, – его голос понизился до шёпота. – Моё имя… имеет определённый вес среди моего народа. Его не следует произносить легкомысленно.

Я замерла, пытаясь осмыслить услышанное. Кем он был, этот искажённый, чьё имя нельзя произносить просто так? Какое положение он занимал среди своих?

– Ты какой-то их лидер? – спросила я прямо, делая ещё один шаг к тени.

Он тихо рассмеялся, но в этом смехе не было веселья.

– Какая любопытная чистая, – протянул он. – Ты так боишься меня, но всё равно пытаешься разгадать. Тебе лучше оставаться в неведении о том, кто я.

Я почувствовала, как что-то перевернулось внутри меня. Всё это время я думала, что он просто высокомерный, жестокий, безразличный. Но сейчас, впервые, я увидела что-то другое – осторожность, возможно даже уязвимость. И ещё что-то, чего я не могла понять.

– Знаешь что? – мой голос стал тихим, но твёрдым. – Иди к бездне со своей свадьбой, со своими тайнами и со своим положением. Я больше не приду сюда. И можешь не пытаться меня призвать своей магией – я не буду такой милосердной в следующий раз. Клянусь, я расцарапаю тебе всё лицо, если ты посмеешь меня принудить!

Я не стала дожидаться его ответа. Развернувшись, я бросилась к выходу. Мне показалось, что он шагнул за мной, произнёс что-то, но я не обернулась. Ночной воздух ударил в лицо, когда я выбежала из церкви, и я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

Райт. Его зовут Райт. И теперь я понимала – имя действительно даёт силу. Потому что теперь он был не просто безликой тенью. Он стал… реальнее.

Но даже когда я произносила это имя мысленно, что-то странное происходило внутри меня. Какое-то тепло разливалось от метки по всему телу. Как же он меня бесил! Своим высокомерием, своей отстранённостью, своим… всем. И теперь ещё этой свадьбой.

Как он вообще мог планировать свадьбу, будучи всё еще моим истинным?

Добравшись до дома, я проскользнула в свою комнату, стараясь не шуметь. Без сил опустилась на кровать в одежде и, зарывшись лицом в подушку, мгновенно провалилась в глубокий сон.

Утром меня разбудил стук в дверь. Я с трудом открыла глаза и увидела встревоженное лицо Ванды, моей лучшей подруги.

– Лира, нам нужно срочно поговорить, – её голос был напряжённым, а взгляд беспокойно метался по комнате. – Не здесь.

Я быстро оделась, умылась холодной водой, чтобы убрать следы недосыпа, и вышла с Вандой на улицу. Мы шли молча, пока не оказались достаточно далеко от домов.

– Что случилось? – спросила я, заметив, как нервно Ванда теребит край своего шарфа.

– К нам приходил Гэллен, – прошептала она, словно боялась, что нас могут подслушать даже здесь. – Он задавал странные вопросы о нашей дружбе, о том, что мы делаем вместе, куда ходим…

Моё сердце пропустило удар.

– Что ты ему сказала? – я старалась говорить спокойно, но внутри всё сжалось от страха.

– Ничего особенного, – Ванда покачала головой. – Но, Лира, я боюсь… что они узнали о том, как я помогла тебе пробраться в закрытый архив Зала Знаний. Я теперь преступница! Что, если меня арестуют?

Я взяла её за руки, пытаясь успокоить, хотя сама была не менее встревожена.

– Никто тебя не арестует, – твёрдо сказала я. – Они ничего не могут доказать. И потом, мы не сделали ничего такого ужасного – просто заглянули в пару старых книг.

Но внутри я холодела от мысли, что Гэллен начал опрашивать моё окружение. Значит, он что-то подозревает. Но что именно? Знает ли он о моих встречах с искажённым? О том, кто мой истинный? Ситуация явно начинала набирать обороты, и это пугало меня.

Мы дошли до местного озера, любимого места отдыха жителей нашего городка. Сейчас, ранним утром, здесь было пусто и тихо. Мы с Вандой сели на скамейку у воды, и я продолжила успокаивать подругу, хотя сама чувствовала нарастающую тревогу.

Когда Ванда немного пришла в себя, она сказала, что ей пора возвращаться – мать просила помочь с домашними делами. Мы обнялись, и она ушла, оставив меня наедине с моими мыслями.

Я сидела у озера, наблюдая, как утренний туман медленно рассеивается над водой. Метка на руке покалывала, напоминая о связи, которую я так хотела разорвать. Райт. Почему это имя не выходило у меня из головы?

Погружённая в размышления, я не сразу заметила приближающуюся фигуру. Только когда тень упала на скамейку, я подняла глаза и замерла.

Нолан.

Он стоял передо мной, такой же красивый, как я помнила – высокий, широкоплечий, с мягкими волнистыми волосами и светлыми глазами. Глазами, которые когда-то смотрели на меня с любовью, а потом – с разочарованием и болью.

Мы смотрели друг на друга в напряжённом молчании. Я почувствовала… ничего. Абсолютно ничего. Где та девушка, которая плакала ночами, вспоминая его лицо? Где та боль, которая раздирала меня на части, когда он отвернулся от меня?

Я решила, что нет смысла для долгих разговоров. Встав со скамейки, я направилась прочь, намереваясь пройти мимо него, словно мы были чужими людьми.

Но когда я поравнялась с ним, его рука неожиданно поймала мою.

– Лира, – его голос был таким же, как я помнила – мягким, с лёгкой хрипотцой. – Я… Как ты?

Я посмотрела на него с удивлением. После стольких дней молчания, после всех тех слов, которые он сказал в нашу последнюю встречу, он просто спрашивает, как я?

– Нормально, – ответила я сухо, высвобождая руку. – А ты?

Он выглядел растерянным, словно ожидал другой реакции – может быть, слёз, может быть, гнева. Но не этого спокойствия, граничащего с безразличием.

– Я… хотел поговорить, – произнёс он, переминаясь с ноги на ногу. – Я часто думал о тебе.

Странно, но эти слова не вызвали во мне ничего, кроме лёгкого раздражения. Где он был все эти недели, когда я нуждалась в его поддержке? Когда мне приходилось в одиночку разбираться с последствиями появления метки?

– Нолан, – мой голос звучал ровно, даже немного устало. – Я ценю, что ты подошёл. Но если честно, я не вижу смысла в этом разговоре.

Его лицо дрогнуло, словно он не ожидал такого отказа.

– Лира, я знаю, что поступил плохо. Я был… растерян. Метка истинности – это серьёзно.

– Да, это серьёзно, – согласилась я. – И я понимаю твою реакцию. Правда. Но сейчас… всё изменилось. Я изменилась.

И это была правда. Я больше не была той девушкой, которая видела в Нолане весь свой мир. Теперь мой мир стал гораздо сложнее и темнее. В нём был Райт, и метка, и тайные встречи, и страх быть обнаруженной.

– Ты… ты нашла своего истинного? – в его голосе прозвучала неуверенность, даже страх.

Я посмотрела на свою руку, где под рукавом скрывалась метка с рунами.

– Да, – просто ответила я, не вдаваясь в подробности.

Нолан сглотнул, его кадык дёрнулся.

– И как он? Он… хороший человек?

Я чуть не рассмеялась от абсурдности этого вопроса. Хороший человек? Райт? Он даже не человек, строго говоря. Он искажённый. И “хороший” – последнее слово, которым я бы его описала.

– Он такой, какой есть, – уклончиво ответила я. – Послушай, Нолан, мне правда пора идти.

– Конечно, – он отступил, давая мне пройти. – Я просто… я хотел, чтобы ты знала, что я сожалею. О том, как всё вышло.

Я кивнула, не доверяя своему голосу. Не потому, что боялась разрыдаться от нахлынувших чувств – нет, их странным образом не было. Но что-то во мне всё же дрогнуло при виде его расстроенного лица. Может быть, эхо прежней влюбленности. Может быть, просто человеческое сочувствие.

– Прощай, Нолан, – сказала я тихо и пошла прочь, чувствуя странную пустоту там, где раньше была любовь.

Дорога домой казалась бесконечной. Я брела, погружённая в свои мысли, в воспоминания о прошлом и тревоги о будущем. Встреча с Ноланом не всколыхнула прежних чувств, но заставила задуматься – что со мной происходит? Почему человек, которого я так любила, теперь вызывает лишь смутное сожаление о прошлом?

Дома я помогала маме с обедом, стараясь вести себя как обычно, быть прежней Лирой – весёлой, беззаботной дочерью. Но внутри меня бушевала буря эмоций. Встреча с Ноланом, тревожные новости от Ванды, ссора с Райтом – всё это смешалось в моей голове в хаотичный клубок.

Вечером, когда дом погрузился в тишину, и родители отправились спать, я сидела у окна своей комнаты, глядя на звёзды. Метка на руке покалывала всё сильнее, напоминая о связи, которую я так отчаянно хотела разорвать. Но я решила не идти в церковь. Пусть Райт ждёт меня там – я не приду. Я не позволю ему контролировать мою жизнь.

С этой мыслью я легла в постель, и, к моему удивлению, быстро заснула, измученная событиями дня.

Утро принесло странное облегчение – он не призвал меня ночью, как я боялась. Метка продолжала покалывать, но это было терпимо. Я провела день, помогая маме по дому, работая в саду, стараясь отвлечься от мыслей об Райте и о нашей связи.