Текст книги "Мой прекрасный монстр (СИ)"

Автор книги: Натали Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава 12

Я нарушала все правила, все принципы, на которых выросла. Подвергала опасности не только себя, но и своих близких, свою подругу, и я это понимала, когда шла по улицам города, когда приближалась к Залу Знаний. Тяжесть этой ответственности давила на мои плечи с каждым шагом, пока внутри меня разворачивалась настоящая буря противоречий.

– Ванда, – мой голос звучал тише обычного, когда мы приблизились к массивному зданию с колоннами. – Может быть, тебе лучше вернуться? Я… я не могу позволить, чтобы ты пострадала из-за меня.

Её волосы, золотились в последних лучах солнца, когда она повернулась ко мне. В её глазах читался страх, но он смешивался с каким-то упрямством, которого я раньше не замечала в своей обычно послушной подруге.

– Уже поздно отступать, Лира, – прошептала она, взяв мою руку в свою. Её пальцы были прохладными, но крепко сжимали мои.

Внутри меня что-то дрогнуло – тепло признательности, смешанное с горечью вины. К кому я могла обратиться, кроме неё? Родителям рассказать я не могла. Я не была уверена, что они поняли бы меня, поверили бы всему сказанному. Вероятнее всего, они немедленно обратились бы к правительству, пытаясь решить этот вопрос официальным путем. Но я не могла рисковать, не имея стопроцентной гарантии, что мне окажут помощь.

Наше общество было благоразумным, порядочным. Мы же чистые, верно? Но даже у чистых есть свои законы, есть нарушители, есть обязанность перед своим обществом. И я не верила, что люди поймут меня, что не осудят. Что хранительница Зала Знаний вот так просто возьмёт и отдаст мне ключ от архива, скажет: “Иди, дорогая, конечно, пожалуйста”.

Мы вошли в прохладный полумрак здания, где пахло старыми книгами и чем-то неуловимо древним. Мой взгляд невольно скользнул по высоким сводчатым потолкам, по резным деревянным панелям на стенах. В другое время я бы восхитилась этой красотой, но сейчас каждая тень казалась угрозой, каждый шорох – предупреждением.

Я умоляюще посмотрела на свою подругу, молча прося её о помощи, и она едва заметно кивнула. По дороге мы решили, что разойдёмся, как только попадем внутрь. Она пойдет в один отдел, я – в другой. Мне нужно было подойти к секции, ближайшей к лестнице, под которой находилась заветная дверь в архив. Но прежде чем попасть туда, я должна была достать ключ.

Проходя мимо стойки, за которой сидела хранительница, я беглым взглядом окинула её рабочее место. На бейдже женщины было выгравировано «Элеонора Тельд». Она что-то сосредоточенно записывала в толстый журнал, не поднимая головы. Я старалась двигаться естественно, чтобы не вызвать подозрения у нескольких посетителей, тихо переговаривавшихся в дальнем углу зала.

Подойдя к стеллажу рядом со стойкой, я достала первую попавшуюся книгу и начала её листать, краем глаза продолжая поиски ключа. Сердце колотилось так сильно, что я боялась, как бы его стук не выдал меня.

И вот тогда я заметила, как Элеонора потянулась к небольшому ящичку на полке сбоку, чтобы достать новую ручку. Когда она наклонилась, что-то блеснуло в небольшой квадратной корзинке на её столе. Присмотревшись внимательнее, я увидела его – медный, старинный ключ, тот самый, что должен был открыть дверь к тайнам, которые я так отчаянно искала.

Я едва заметным движением головы подала знак Ванде. Наши взгляды встретились через зал, и я увидела, как она глубоко вдохнула, собираясь с духом. Пальцы её дрожали, когда она поправляла прядь волос, заправляя её за ухо – её привычный жест, выдающий волнение. Но в её глазах светилась решимость, от которой что-то сжалось в моей груди.

Ванда направилась к стойке Элеоноры, и я затаила дыхание, наблюдая, как она приближается к хранительнице с самой очаровательной из своих улыбок.

– Госпожа Тельд, – обратилась она к женщине, и в её голосе звучала та мягкая уверенность, которой я всегда восхищалась. – Прошу прощения за беспокойство, но мне нужна ваша помощь. Я изучаю свое семейное древо и ищу “Хроники Северных Родов”. Кажется, они должны быть в дальнем хранилище…

Элеонора подняла голову, и я увидела, как изменилось её лицо – строгие линии смягчились, в глазах появился профессиональный интерес.

– О, “Хроники”? – переспросила она, вставая из-за стойки. – Действительно, они хранятся в особом отделе. Пойдемте, я покажу вам.

Когда они двинулись вглубь зала, я ощутила, как время словно замедлилось. Каждое биение сердца отдавалось в висках, когда я быстрым, но плавным движением скользнула за стойку. Пальцы мои, казалось, онемели от напряжения, но я всё же сумела ухватить ключ, холодный и неожиданно тяжелый, и спрятать его в кармане платья.

В тот момент, когда металл коснулся моей кожи, по телу пробежала странная дрожь – не от страха, а от чего-то более глубокого, словно сам ключ нёс в себе какую-то силу, какую-то тайну. Это было абсурдно, конечно, но я не могла отделаться от ощущения, что этот маленький кусочек металла связывает меня с чем-то большим, чем просто запертая дверь.

Быстро вернувшись к стеллажам, я сделала вид, что увлечена чтением, хотя буквы перед глазами расплывались от волнения. Моё сердце, казалось, стучало достаточно громко, чтобы разбудить всех умерших хранителей знаний, чьи портреты висели на стенах.

Теперь оставалось самое сложное – незаметно пройти к той самой двери. Ванда искусно удерживала внимание Элеоноры, их голоса доносились из глубины зала, и я, воспользовавшись моментом, двинулась к лестнице в дальнем углу.

С каждым шагом моё сердце будто увеличивалось в размерах, заполняя всю грудную клетку, лишая возможности дышать. Я чувствовала, как влажнеют ладони, как к горлу подкатывает комок страха и возбуждения. Но что-то внутри меня, какая-то упрямая, непоколебимая часть, продолжала толкать вперёд.

Осматриваясь вокруг, я вставила ключ в замок. Заветный щелчок прозвучал как музыка. Тихо закрыв за собой дверь, я оказалась в небольшом коридорчике с лестницей, уходящей вниз, в манящую темноту. Холодный воздух коснулся моей разгоряченной кожи, словно приветствие из иного мира. Я осторожно ступала по ступеням, чувствуя, как каждый шаг отдается эхом в пространстве.

Спустившись, я замерла, пораженная величием открывшегося передо мной зрелища. Длинное помещение с высоким сводчатым потолком из грубого камня напоминало древний храм, где поклонялись не богам, а знаниям. По обеим сторонам тянулись высокие стеллажи, заполненные книгами. Их корешки, плотно прижатые друг к другу, образовывали ровные линии, уходящие вдаль.

Пол, выложенный старинной плиткой, казался живым под моими ногами – будто сам дышал, пульсировал, шептал истории тех, кто ходил по нему столетия назад. Всё пространство было пронизано духом тайны, загадки, чего-то древнего и могущественного.

В этот момент я вспомнила всё, что знала о нашей магии, о том, что делает нас чистыми. В отличие от искаженных, чья сила питается тьмой и страданием, наша магия светла и благородна. И кроме целительства и предвидения, мы так же умеем работать с эмоциями и энергиями, текущими через всё живое. Но для этого нам нужны были проводники, и чаще всего мы использовали для этой цели – камни и кристаллы. И сейчас один из них, я доставала из своей сумки.

Держа кристалл в руке, я начала произносить заклинание palpatio cordis. Слова древнего языка падали с моих губ как капли росы – чистые, звенящие, наполненные силой. Это заклинание позволяет почувствовать эмоциональный отпечаток, оставленный на предмете его владельцем или создателем. Для книг и дневников, оно особенно действенно.

Я повторяла его снова и снова, чувствуя, как с магия пробуждалась во мне. С аметистом в одной руке и другой, вытянутой вперед, я медленно двигалась вдоль стеллажей, касаясь каждой книги и каждого свитка.

Нервное напряжение нарастало с каждой минутой – что, если я не найду то, что ищу? Что, если вся эта авантюра окажется бессмысленной, а риск – напрасным?

Но вот двигаясь дальше между стеллажами, я вдруг почувствовала настоящий жар, исходящий от одного из переплетов. Он был неприметен среди более богато украшенных томов – простая кожаная обложка, потемневшая от времени, без золотого тиснения или драгоценных камней. Но для меня в этот момент он сиял ярче солнца.

Я осторожно извлекла его с полки, ожидая ощутить тяжесть книги, но вместо этого обнаружила в руках дневник – личные записи, страницы, исписанные мелким, но четким почерком, с датами и именами, с маленькими рисунками на полях.

Времени рассматривать его подробно у меня не было, но какое-то седьмое чувство – интуиция, обостренная магией, или, может быть, нечто большее, связанное с моей собственной судьбой подсказывало – это именно то, что я искала.

Я бережно положила дневник в сумку и с колотящимся сердцем направилась к выходу. Мысль о Ванде, ждущей меня наверху, придавала моим шагам скорость и решимость.

Тщательно закрыв за собой дверь и убедившись, что за мной никто не наблюдает, я поспешила в направлении стойки хранительницы, надеясь найти там Ванду. Мой план был прост – вернуть ключ на место и покинуть это место, как можно скорее, пока никто не заподозрил неладное.

Но судьба распорядилась иначе. Повернув за угол стеллажа, я столкнулась лоб в лоб с госпожой Тельд, и ключ, зажатый в моей вспотевшей ладони, выскользнул и упал на пол с предательским звоном.

Мы обе замерли, глядя вниз, на маленький медный предмет, лежащий между нами, словно обличающая улика. Время остановилось, и я почувствовала, как кровь отливает от лица, как внутри всё холодеет от ужаса. Один неверный шаг, одно подозрительное слово – и всё, чего я достигла, все риски, на которые я пошла, окажутся напрасными.

Паника охватила меня, но где-то глубоко внутри пробудилось то самое упрямство, которое привело меня сюда.

В одно мгновение я наклонилась, подняла ключ и с самым невинным видом, на который только была способна, произнесла:

– Вы уронили? – мой голос прозвучал на удивление спокойно, хотя внутри меня всё дрожало от напряжения.

Госпожа Тельд выглядела озадаченной. Ее брови сошлись на переносице, создавая маленькую морщинку. В ее глазах мелькнуло сомнение, и на мгновение мне показалось, что она видит меня насквозь.

– Да… – ответила она медленно, принимая ключ из моих рук. Ее пальцы на секунду соприкоснулись с моими, и я почувствовала их прохладу. – Хотя не помню, чтобы я брала его с собой. Наверное, заработалась…

– Бывает, – улыбнулась я как можно естественнее, чувствуя, как напряжение начинает отпускать. – Мы все иногда забываем о мелочах, когда погружены в работу.

– Могу я чем-нибудь помочь тебе, дорогая? – спросила она, и в ее голосе прозвучала искренняя забота, которая только усилила мое чувство вины.

– Нет, спасибо, я уже ухожу, – быстро ответила я, стараясь не выдать своего волнения. – Я была здесь с подругой, Вандой. Она должна была к вам подойти.

– Да, Ванда у стойки. Я только что оформила ей несколько книг по истории семейных древ.

– Спасибо большое! – с искренней благодарностью выдохнула я и поспешила к подруге.

Когда я увидела ее целой и невредимой, теплая волна облегчения прокатилась по моему телу. Мы обменялись взглядами, и мой легкий кивок подтвердил успех нашей затеи. В ее глазах сначала промелькнуло осознание, а потом явное облегчение от удачно проведенной проделки. Без единого слова, сохраняя полное молчание, мы поспешили скорее покинуть это место.

Глава 13

Наступали сумерки, и я понимала, что для долгих бесед с Вандой у меня не оставалось времени. Мне нужно было быстрее добраться до дома, и как бы я ни хотела себе это признавать, мне лучше было пойти самой по доброй воле на встречу с искажённым, чем ждать, когда он снова меня призовёт, и я опять в бессознательном состоянии окажусь в этой проклятой церкви.

– Ванда, – произнесла я, сжимая её руку в своей. Кожа моей подруги была тёплой, живой, такой знакомой и родной. В глазах Ванды читалось столько вопросов, но время неумолимо утекало. – Я обещаю, что расскажу тебе всё… но не сейчас.

Ванда кивнула, но в её глазах я видела нескрываемое волнение.

– Будь осторожна, Лира, – тихо сказала она. – Что бы ни происходило… знай, что я всегда рядом.

Эти слова полные искренней заботы, вызвали в моём сердце почти физическую боль. Я не заслуживала такой преданности, не заслуживала такой дружбы, особенно сейчас, когда скрывала от неё так много.

В быстром темпе я отправилась домой, чувствуя, как с каждым шагом метка на моем запястье начинает пульсировать сильнее. Это было похоже на биение второго сердца, только это сердце принадлежало не мне, а кому-то другому, кто звал меня, притягивал к себе через все границы и запреты.

Зайдя в дом, я сразу пробежала к себе в комнату, не желая привлекать лишнего внимания мамы. Прежде чем уйти на встречу с искаженным, мне хотелось хотя бы немного прочесть то, что я обнаружила. Сев на кровать, я с трепетом открыла первые страницы дневника. Бумага была старой, пожелтевшей от времени, чернила местами выцвели, делая некоторые слова почти нечитаемыми, но большую часть текста можно было разобрать.

Уже с первых строк стало ясно, что этот дневник принадлежал молодой девушке, и она была чистой. Её звали Эвелин Мальтис. В начале дневника она писала о своей повседневной жизни – о надеждах, о своей семье, о маленьких радостях и печалях, которые наполняли её дни.

Моё сердце сжалось от странного узнавания. Эвелин писала так живо, так искренне, что казалось, будто она сидит рядом со мной и рассказывает свою историю тихим, доверительным голосом. Несмотря на то, что нас разделяли десятилетия, а может, и столетия, я чувствовала с ней какую-то необъяснимую связь, словно мы были родственными душами, связанными невидимой нитью через время.

«Сегодня мы с матерью собирали травы на южном лугу. Воздух был наполнен ароматами сотен цветов, и мне казалось, что сама природа поёт вокруг нас. Солнце ласкало кожу, а ветер шептал что-то на своём таинственном языке. Я чувствовала себя такой счастливой, такой целостной… Если бы только это чувство могло остаться со мной навсегда. Отец говорит, что скоро придёт время выбирать мужа, но я не хочу думать об этом. Мне кажется, что есть в этом мире нечто большее, чем просто исполнение предназначенной роли, чем просто следование правилам и традициям. Иногда, когда я смотрю на звёзды, я чувствую, что они зовут меня куда-то, что они пытаются рассказать мне какую-то тайну…»

Я перелистывала страницы, погружаясь в её мир, такой похожий на мой собственный. Обычный дневник обычной девушки – так я думала, пока не дошла до четвертой страницы. Здесь почерк Эвелин изменился, став более нервным, более угловатым, словно руку, которая писала эти строки, трясло от волнения или страха.

«Проснулась среди ночи от острой боли в запястье. Сначала подумала, что меня укусило какое-то насекомое, но когда зажгла свечу, увидела на коже странный узор – как будто кто-то выжег руны на моей плоти, но без огня и железа. Они светились слабым золотистым светом, пульсируя в такт с моим сердцем. Боюсь сказать матери – она может не понять. Отец и подавно не должен знать – он слишком привержен традициям, слишком боится всего необычного. Что это? Почему я? Знак отличия или проклятие? Метка появилась именно в ту ночь, когда я видела падающую звезду и загадала желание… Желание о чем-то большем, о чем-то, что превосходит границы нашего маленького, упорядоченного мира. Может быть, звёзды услышали меня? Но почему они ответили таким странным, таким пугающим способом?»

Я приоткрыла рот в шоке и удивлении. Этот дневник принадлежал истинной – такой же девушке, как я! Меня словно окатило ледяной водой, а затем обдало жаром. Говорили, что последняя истинная была сотню лет назад, но судя по состоянию бумаги этого дневника, ему было гораздо больше лет. Записи были сделаны не ручкой, а явно пером, а чернила выцвели от времени.

Мои пальцы дрожали, когда я переворачивала страницу за страницей, жадно впитывая каждое слово, каждую запечатлённую эмоцию. Эвелин писала о своих страхах, о своём непонимании, о том, как метка начала влиять на её жизнь, на её восприятие мира.

«Третий день после появления метки. Она стала ярче, руны теперь отчётливее видны на коже. Я стараюсь носить длинные рукава, чтобы никто не заметил, но мать уже бросает на меня подозрительные взгляды. Странные сны мучают меня каждую ночь – я вижу тени, слышу голоса, которые зовут меня куда-то. И есть один голос, который выделяется среди других, – глубокий, бархатистый, он будто обволакивает меня, проникает в самую душу. Я не вижу лица того, кому принадлежит этот голос, лишь смутный силуэт в темноте, но почему-то знаю, что он ждёт меня, что он ищет меня так же отчаянно, как я его. Это безумие? Я теряю рассудок или это метка так действует на меня?»

Сколько же вообще было истинных? Как они проявляли себя? Как они жили? Какие цели у них были? Были ли они вместе со своими истинными? И были ли они вообще счастливы?

Эти мысли роились в моей голове, пока я с волнующим сердцем читала дневник, перепрыгивая через некоторые страницы, чтобы быстрее узнать, чем закончилась история Эвелин. Вдруг мои размышления прервал стук в дверь.

– Лира? – голос мамы звучал мягко, но в нём слышалась нотка беспокойства. – Можно войти?

Я быстро закрыла дневник и засунула его под подушку, мое сердце колотилось так сильно, что, казалось, мама должна услышать его стук даже через дверь.

– Да, конечно, мама, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более естественно и спокойно.

Она вошла в комнату, её тёплые карие глаза внимательно изучали моё лицо. Мама была одета в своё любимое домашнее платье цвета морской волны, волосы собраны в небрежный пучок, из которого выбивались непослушные пряди. В её глазах светилась любовь, и это делало мою ложь ещё более болезненной.

– Как прошла прогулка с Вандой? – спросила она, присаживаясь на край моей кровати. Матрас слегка прогнулся под её весом, и я затаила дыхание, боясь, что она почувствует очертания дневника под подушкой.

– Всё хорошо, – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно более непринуждённо. Я даже заставила себя улыбнуться, хотя чувствовала, что улыбка вышла кривой и неестественной. – Мы просто… гуляли. Разговаривали. Ничего особенного.

Она кивнула, хотя в её взгляде мелькнуло что-то похожее на сомнение.

– Ты в последнее время кажешься такой отстранённой, – сказала она, осторожно подбирая слова. – Я понимаю, что случившееся с Ноланом было для тебя ударом, но помни, что мы с отцом всегда на твоей стороне. Что бы ни происходило, ты можешь рассказать нам.

Её слова, полные искренней заботы, вызвали во мне острое чувство вины. Если бы она только знала, что происходит на самом деле, если бы только могла представить, что её дочь, гордость семьи, примерная представительница чистых, тайно встречается с существом из мира искажённых…

– Я знаю, мама, – тихо ответила я, не в силах смотреть ей в глаза. – Просто мне нужно время, чтобы… разобраться во всём.

Она нежно коснулась моей щеки, и от этого прикосновения на глазах выступили слёзы, которые я с трудом сдержала.

– Я собираюсь ложиться спать, – сказала она, меняя тему, словно почувствовав, что давить дальше бесполезно. – Если что, ужин на кухне. Я приготовила твоё любимое рагу с травами.

При мысли о еде к горлу подкатила тошнота. Как я могла думать о ужине, когда внутри меня всё сжималось от страха и предвкушения предстоящей встречи?

– Спасибо, но я не голодна, – ответила я, стараясь не встречаться с ней глазами.

Мама посмотрела на меня с таким подозрением, что у меня сжалось сердце. Она всегда была чуткой, всегда чувствовала, когда со мной что-то не так. Как долго я смогу скрывать от неё правду?

– Ты собираешься ложиться? – спросила она, и в её голосе звучала забота, от которой мне стало ещё более совестно. – Ты выглядишь бледной. Может быть, ты заболела?

– Нет, я в порядке, – поспешила заверить я её, боясь, что если она заподозрит болезнь, то может остаться со мной на ночь, и тогда мой план рухнет. – Да, конечно, я скоро лягу. Просто хочу немного почитать перед сном.

Она кивнула и, пожелав мне спокойной ночи, вышла из комнаты. Я повернула голову к окну и увидела, что на улице уже наступала ночь. Мне нужно было дождаться, пока уснут родители, и в сознании покинуть этот дом.

Я ещё ни разу не выходила одна ночью, особенно в направлении границы. Сама мысль об этом вызывала внутреннюю дрожь – смесь страха, возбуждения и какого-то странного, почти болезненного предвкушения. Метка всё так же не забывала о себе напоминать, пульсируя всё сильнее с каждой минутой, и я понимала, что время приближается к встрече.

С диким волнением я прислушалась к звукам в доме. Родительская спальня погрузилась в тишину, лишь изредка нарушаемую тихим похрапыванием отца. Я осторожно открыла окно своей комнаты, и свежий ночной воздух ворвался внутрь, принося с собой запахи цветущего сада и далёкой реки.

Тихо, чтобы никто меня не услышал, я покинула свою комнату, перелезая через подоконник. Луна, яркая и полная, заливала всё вокруг серебристым светом, делая привычный пейзаж странным и нереальным. Я шла быстро, стараясь держаться в тени деревьев, чтобы меня никто не заметил.

Не верилось, что я это делаю – иду на поводу у искаженного. И я даже не понимала, делала ли я это из-за него или из-за собственного страха. А может, мой страх был в лице искаженного? Всё было взаимосвязано, словно сложный узор, в котором я не могла различить отдельные нити.

Церковь возвышалась передо мной – старая, полуразрушенная, но всё ещё величественная. Её шпиль, устремлённый в небо, казался серебряной иглой, пронзающей бархатное полотно ночи. Я остановилась у входа, чувствуя, как сердце колотится в груди.

Глубоко вдохнув, я переступила порог церкви, и тьма обступила меня со всех сторон.

Он снова стоял в углу. Как всегда, в тени, неуловимый, словно сотканный из самой темноты. Я не видела его лица, и, честно говоря, не горела желанием его увидеть. После вчерашнего разговора я вообще не хотела его ни видеть, ни слышать. Эмоциональное выгорание последних дней достигло своего пика, и я чувствовала себя опустошённой и раздраженной. Но он, похоже, имел на этот вечер совсем другие планы.

– Я удивлен. – его голос, нарушил тишину, заставив меня вздрогнуть. – Маленькая чистая, пришла сама.

В его тоне сквозила насмешка, и я почувствовала, как внутри поднимается волна раздражения.

– А у меня был выбор? – резко ответила я, скрещивая руки на груди и стараясь выглядеть увереннее, чем чувствовала себя на самом деле.

Тихий смешок из темноты заставил мои щёки вспыхнуть от злости.

– Учишься на своих ошибках, это правильно. – в его голосе звучало что-то, похожее на одобрение, смешанное с насмешкой. – Возможно, в тебе еще не все потеряно.

– А ты всё такой же невыносимый, – парировала я, стараясь не показывать, как меня задевают его слова. – Высокомерный, самоуверенный и абсолютно невыносимый. Какое облегчение видеть, что хоть что-то в этом сумасшедшем мире остаётся неизменным.

Мои слова повисли в воздухе, и на мгновение мне показалось, что я зашла слишком далеко. Тишина затянулась, становясь почти осязаемой. Я уже приготовилась к очередной язвительной атаке, но то, что я услышала, заставило меня застыть на месте.

– Я был не прав вчера, – произнёс он наконец, и его голос звучал странно. Напряжённо, словно ему было физически больно произносить эти слова. – То, что я сказал и как я себя вёл… Мне жаль.

Я молча уставилась в темноту, не в силах поверить своим ушам. Искажённый признавал свою неправоту? Передо мной? Мир определённо сошёл с ума.

– Прости, я, кажется, ослышалась, – я театрально наклонила голову, делая вид, что прочищаю ухо. – Ты только что извинился передо мной? Ты? Искажённый? Перед какой-то “маленькой чистой”?

– Не испытывай моё терпение, – в его голосе появились опасные нотки. – Я сказал, что был не прав. Не заставляй меня пожалеть об этом.

Я прикусила губу, чтобы сдержать улыбку. Даже извиняясь, он не мог не добавить немного угрозы. Типично.

– И что же вызвало такое… просветление? – спросила я, стараясь звучать непринуждённо, хотя внутри меня бушевал ураган эмоций. – Что заставило тебя пересмотреть свою позицию?

Он помолчал, словно взвешивая, сколько мне можно рассказать.

– Я понимаю, что ты тоже в ловушке, – сказал он наконец. – Так же, как и я. Эта… ситуация с истинностью. Она не твоя вина, как и не моя. Мы оба жертвы обстоятельств, которые не контролируем.

Его слова эхом отразились от стен церкви, и я почувствовала странное облегчение. Впервые с момента нашей первой встречи я ощутила, что он видит во мне не просто инструмент или помеху, а… равную? Нет, вряд ли. Но по крайней мере, человека, а не просто “чистую”.

– Что ж, спасибо за признание очевидного, – я не смогла удержаться от сарказма, хотя внутри чувствовала благодарность за его слова. – Лучше поздно, чем никогда, верно?

– Не привыкай, – предупредил он, и я могла поклясться, что слышу в его голосе тень улыбки. – Это единичный случай.

Я прошлась по пустой церкви, разглядывая осколки витражей, разбросанные по полу. Лунный свет играл на них, создавая разноцветные блики. Странно, но впервые за все наши встречи я не чувствовала страха. Раздражение – да, любопытство – безусловно, но не слепой, парализующий страх.

– Почему ты прячешься от меня? – спросила я, поворачиваясь в сторону тени, где он стоял. – Почему не покажешься? Насколько я знаю, искажённые выглядят так же, как и мы. Мы люди, и вы люди. В чём дело?

– В том, что ты не видишь… – ответил он уклончиво. – Твоё спасение.

– Что это значит? – нахмурилась я. – Как твоя невидимость может быть моим спасением?

– Поверь, есть вещи, которых лучше не знать, – в его голосе появились стальные нотки. – И есть лица, которых лучше не видеть.

– Но почему? – настаивала я. – Что такого особенного в твоём лице? Ты уродлив? Или слишком красив? – последнее я добавила с иронией, но он не оценил шутку.

– Ты задаёшь неправильные вопросы, – отрезал он. – И мы тратим время впустую.

Я почувствовала, как внутри меня закипает раздражение. Всегда одно и то же: уклончивые ответы, полуправда, загадки. Мне надоело ходить кругами.

– Хорошо, – я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. – Тогда давай поговорим о том, что ты считаешь “правильными” вопросами. Расскажи мне об искажённых. Как вы живёте? Какие у вас законы? Что происходит с теми, кто нарушает правила? Что будет с тобой, если они узнают о нашей… связи?

Я услышала его тихий смешок, но в нём не было веселья – только горечь.

– Ты просишь меня рассказать тебе сказку на ночь? – насмешливо протянул он. – Боюсь, они слишком мрачные для юных ушей.

– Я не ребёнок, – возразила я, чувствуя, как моё лицо горит от досады. – И мне кажется, я заслуживаю знать хоть что-то о мире, частью которого невольно стала.

– Заслуживаешь? – его голос стал жёстче. – Никто ничего не “заслуживает”. Мир не работает по принципу заслуг и справедливости. Ни наш, ни ваш.

– Тогда просто скажи мне, – я старалась звучать спокойно, хотя внутри всё дрожало от напряжения. – Чего ты хочешь? От меня, от всего этого? Какова твоя цель?

Он молчал так долго, что я уже решила, что он не ответит. Но затем его голос прорезал тишину, твёрдый и решительный:

– Я хочу покончить с этой истинностью. Разорвать связь. Освободить нас обоих.

– И как? – с надеждой спросила я. – У тебя есть план? Какие-то идеи? Продвижения?

– Если бы они были, – его голос звучал устало. – Поверь, ты бы знала первой.

Я опустилась на одну из уцелевших скамей, чувствуя внезапную усталость. Я хотела, чтобы от нашего общения был какой-то толк, чтобы мы двигались к какому-то результату, а не топтались на месте. И тогда я решилась.

– Я нашла дневник, – произнесла я, наблюдая за тенью в углу. – Дневник одной из истинных.

Я услышала резкое движение в темноте – моё заявление явно застало его врасплох. Он сделал шаг вперёд, всё ещё оставаясь в тени, но я чувствовала, как изменилась атмосфера. Напряжение в воздухе стало почти осязаемым.

– Что ты сказала? – его голос был тихим, но в нём звучало что-то новое. Интерес? Надежда? Страх?

– Дневник, – повторила я, чувствуя странное удовлетворение от того, что наконец-то сумела его удивить. – Я нашла личный дневник девушки, которая была истинной чистой. Она писала о своих переживаниях и о своей метке.

– И что ты узнала? – в его голосе сквозило нетерпение, которое он пытался, но не мог скрыть.

– Немного, – призналась я. – У меня не было времени прочитать всё. Только то, что она была чистой.

– Насколько достоверен этот дневник? – спросил он с сомнением. – Откуда ты знаешь, что это не подделка, не выдумка чьего-то воспалённого воображения?

– Я нашла его в закрытом хранилище Зала Знаний, – объяснила я. – В отделе, куда имеют доступ только практически избранные. Не думаю, что они хранили бы там фальшивки.

– Закрытое хранилище? – его голос выдавал удивление. – И как же тебе удалось туда проникнуть?

Я рассказала ему о нашей с Вандой вылазке, о том, как мы обманули хранительницу, как я случайно наткнулась на тайник с запрещёнными текстами, и как среди них оказался этот дневник.

– Кажется, я на тебя плохо влияю. – не весело усмехнулся он.

– А я влияю на тебя? – спросила я внезапно, удивляя саму себя. – Хоть как-нибудь?

Он молчал так долго, что я уже решила, что он проигнорирует мой вопрос. Но когда он заговорил, его голос звучал иначе – тише, мягче, с оттенком, которого я раньше не слышала.

– Больше, чем ты думаешь.