Текст книги "Польские народные легенды и сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

15. Липница

Шел Казимир Великий с войском из Бохни и пришел к тому месту, где теперь расположена Липница. А в те времена стояло там всего лишь несколько домов да росла громадная липа. Поднял король меч и вонзил в дерево.

– Вот так липа! – сказал он.

С той поры и стало местечко называться Липницей, а в гербе его красуется липа, пронзенная мечом.

16. Как закрыли монастырь в Висниче

Висницкий монастырь для своего костела частенько шил новые ризы, а остатки парчи приор отдавал экономке на корсажи. Увидал это молодой монах, не стерпел и говорит:

– Куда это годится, чтобы бабы щеголяли в нарядах из той парчи, в которой славят нашего господа!

Приор, понятно, взъелся на него:

– Да как ты смеешь мне указывать? Твое дело исполнять мои приказания!

Но монах твердо стоял на своем и не захотел покориться приору. Тогда приор велел посадить его под арест. Монах под арестом умер. Пошел к нему приор, смотрит, в монах уж окоченел. Приор взял и повесил его. Потом вернулся в свою келью, вызвал привратника и велел ему привести монаха в тепло погреться.

Приходит привратник в арестантскую, а там – на тебе! – висельник. Закопали монаха, не мешкая, в землю, но родные и друзья умершего стали обвинять приора: мол, наверняка, покойный не сам повесился. Прошел уже год, как вдруг приезжает комиссия, чтобы установить, отчего же все-таки умер монах. Разрезали его лекари и нашли у него яд в желудке. Тотчас выгнали из монастыря всех монахов и устроили в этом монастыре тюрьму.

17. Клад

Во всяком старом замке спрятаны клады, и сторожат их злые духи. Есть такой клад и в Висницком замке. Добыть клад можно только в вербное воскресенье, когда все черти отправляются в костел слушать евангелие, а как служба кончится, возвращаются обратно. Вот и надо торопиться, а не то застанут тебя черти возле денег и оторвут голову. Исчезают эти клады в вербное воскресенье чаще всего до восхода солнца. Взялись же они вот откуда: один из хозяев замка, скупой и жадный паи, накопил много денег и зарыл их в землю, но при этом не перекрестил. Тогда-то и завладели деньгами нечистые, и уж хозяину больше не видать этих денег, не сумеет он теперь отыскать свои сокровища. А глубоко под замком зарыт в сундуке еще один клад, и на сундуке написано: «На обновление замка».

18. Горох у дороги

Нынче парни ухаживают за девками, а ведь было время, когда сами девки парней выбирали, не дожидаясь, пока к ним явятся ухажеры. Повелось это от Евы, которая сама взяла да и выбрала Адама себе в мужья. И существовал бы этот обычай с сотворения мира до сего дня, если бы не горох.

Как-то раз собрались девки все вместе, чтобы договориться между собой, кому какого парня выбрать. Договорились и пошли к парням. А у дороги рос горох. И дернула же нелегкая забраться в горох. Стали они его рвать горстями да есть, и так им набили животы, что уж и шагу больше ступить не могли.

Тем временем парни узнали, что девки с вином направились к ним гулять, но по дороге застряли в горохе, где и по сие время пируют! Вышли парни им навстречу и, отыскав их в горохе, сказали:

– Ну, девки, опоздали вы! Не застрянь вы в горохе, каждая могла бы выбрать себе парня по вкусу, а теперь, уж коли вас из гороха тащить надо, это к нам переходит. Теперь мы вас выбирать будем.

С того времени не девки парней, а парни девок стали выбирать. А девкам только и осталось, что пенять на дурацкий горох, из-за которого приходится им дожидаться, пока-то они кому-нибудь приглянутся.

Вот почему девка может попотчевать горохом старика или, скажем, молодого, но безобразного – ведь они оба ей ни к чему, но не даст его молодому красивому парню, чтобы не напоминать ему о том случае.

19—21. Легенды о Процьпаке

Процьпак

Там, где сходятся польская, венгерская и силезская границы, в давние времена водились разбойники. Атаман их звался Процьпаком. Промышляли они больше по пастушьим шалашам, каких в тамошних местах тогда было множество, да и нынче они там встречаются. Забирали оттуда сыр, масло, овец пожирнее… Зато уж денег никогда им брать не доводилось, потому что их у пастухов и в заводе не было. Так трудились разбойники все лето, а зимой разбредались по родным углам.

Позднее, когда вошли в силу города, нашлась управа и на разбойников. Как начали хватать их да сажать в тюрьму, а потом вздергивать на виселице, так и заглох разбой в горах. А еще раньше, не то в Галиции, не то в Польше, где-то на границе, недалеко от Камешницы и Шаре, повесили шестерых разбойников. Был среди них органист из Скавинок, что близ Кракова. Так вот, когда шли разбойники на виселицу, каждый сказал про него:

– Он не заслужил такой кары.

Процьпак велит купить пороху и свинца

Два колбасника – Ян Лигоцкий и Франц Матер – шли из Цешина на ярмарку. Шли, значит, они из Цешина через Яблонков и дошли до деревни Истебно, где царская дорога кончалась. По тропинкам перебрались в Бескиды, на польскую сторону. Кругом густой лес. Поднимаются они на гору и видят двенадцать разбойников. Говорит тут Матер:

– Всемогущий боже, все пропало! Смотри, ведь это сам Процьпак.

У Лигоцкого было больше денег: у него было пятьсот, а у Матера – триста. Лигоцкий говорит:

– Эх, плакали наши денежки!

Бежать было некуда. Приблизились они к разбойникам, Процьпак их спрашивает:

– Куда идете?

– В Живец, на ярмарку.

Спрашивает Процьпак Лигоцкого:

– Денег много несешь? Давай сюда.

Тот отсчитал все пятьсот.

– А у тебя сколько?

– Триста.

Процьпак и их забрал.

– Откуда вы оба?

Они отвечают:

– Из Цешина.

– Зачем идете на ярмарку?

– Волов купить.

– На волов у вас денег не хватит, – говорит Процьпак.

А колбасники говорят:

– Больше у нас нету. Эти – и то в долг взяли.

– Много на них не купишь, – говорит Процьпак. – Да не бойтесь вы, я вам ваши деньги верну: вот, берите; и в придачу к вашим еще восемьсот: купите мне шесть фунтов пороха и шесть фунтов свинца. А теперь идите, ярмарка нынче будет удачная, народу там немного: все боятся нас, разбойников.

Добрались колбасники в Живец и купили с большой выгодой все, что им было нужно. Но при этом один колбасник не захотел покупать порох и свинец, а другой, более предусмотрительный, купил.

Первый и говорит второму, тому, который купил Процьпаку порох и свинец:

– Знаешь что, пойдем обратно другой дорогой.

А тот, у которого были порох и свинец, говорит:

– Ну, как знаешь.

Пошли они другой дорогой. Лесом через Бескиды вышли к Висле, взобрались с волами на гору, а на горе – Процьпак и с ним двенадцать разбойников.

Первым заметил Процьпака тот колбасник, который не стал ничего покупать. Говорит он приятелю:

– Ну, братец, теперь уж и впрямь все пропало.

А тот отвечает:

– Слава богу, хоть я-то купил. Ты не бойся, я все на себя возьму.

Первый тогда говорит:

– Погоди, может я сам выкручусь.

Подошли они к разбойникам, и тот, который шел без пороха, говорит Процьпаку:

– Не сердись, хозяин. От нас убежали четыре вола и как раз в этот лес, вот мы и пошли за ними.

Процьпак же сказал ему:

– Эх ты, я бы на твоем месте ноги поломал, а уж принес обещанное.

Погрозил Процьпак ему пистолетом и подался в свою сторону, а они пошли домой в Цешин.

Процьпак-ясновидец

Шел раз яблонский купец с деньгами из Оравы. Процьпак этого купца знал и как-то попросил у него взаймы несколько сотен ренских. Купец ему одолжил. Как говорится, коли потащат тебя в пекло, самого дьявола назовешь дядюшкой. Процьпак со временем вернул купцу все до копейки, но купец все-таки не верил разбойнику.

Так вот, шел раз купец из Оравы, нес с собой кругленькую сумму серебром и сильно боялся, как бы Процьпаковы приятели где-нибудь на узенькой дорожке не отняли у него деньги. Выпросил он у одного мужика кувшин, положил туда деньги, сверху налил сливок, так и миновал опасное место и благополучно добрался до дому.

Пошел он в Ораву другой раз, а Процьпак его спрашивает:

– Ну как, Янек, опять деньги в сливках понесешь?

Купца даже в жар бросило, не знает, что и говорить. Долго он в себя по мог прийти от удивления: и как только Процьпак узнал об его уловке!

22. Чертов камень

Еще недавно у дороги, которая ведет из Велигоры и Смеховице, лежал громадный камень. Он был так велик, что казался пограничным холмом. Камень блестел в отломе серебром и золотом. Его огромные размеры, удивительный цвет и форма, напоминающая яйцо, острым концом обращенное точно на север, – все наводило на мысль, что дело здесь не просто. Каждый прохожий замечал эту диковинку и ломал себе голову: откуда взялся этот валун? Все называли его «чертовым камнем», да мало кто знал, откуда пошло это название.

Сказывали старухи, будто в ту пору, когда были они малыми детьми, их столетние бабки вечерком, за прялкой, нет-нет да и вспомнят, бывало, историю валуна. А было это в те времена, когда по всему свету увивалось чертей видимо-невидимо. Черти сидели на дорогах, бродили по дубравам, прятались в оврагах, гарцевали с ведьмами на Лысой горе. Они чинили людям обиды, соблазняли их, а потом, как рыбаки сетью, тащили души прямехонько в ад.

Неподалеку от тех мест жил в деревне пан, известный алым нравом и неслыханной силой. Звали его Валигора. К югу от него жил в своем поместье другой пан, которого авали Смешек, потому что он любил посмеяться. А к востоку, всего в каких-нибудь восьмидесяти верстах находился третий пан по имени Жить.

Все трое продали души чертям. Старшой черт приготовил договор на телячьей коже, который каждый из них скрепил кровью из среднего пальца.

Первый пан хотел быть сильным, второй – всегда веселым, а третий собирался прожить не меньше, чем Мафусаил. Черт устроил им житье-бытье, какое кому хотелось. Но без денег на этом свете не обойдешься, и черт показал им в трясине, что была как раз посреди их владений, глубоченную яму, заполненную по самые края чем-то как снег белым. А было это чистое серебро, и хотя трое панов стали выгребать его целыми мешками, серебро все не убывало.

Черти стерегли эту яму днем и ночью, но не под силу им было уберечь свое сокровище: ведь и в те времена хватало воров, которые, не боясь утонуть в трясине, постоянно таскали серебро.

Ко всему этому присматривался господь бог со своего небесного престола. С согласия бога черти жестоко мучили тех, кого им удавалось схватить на месте преступления, ибо всякий грех должен быть наказан. Но вот вмешалась в это святая дева. Видя муки грешников, она, в своем великом милосердии, именем сына божьего, принявшего смерть на кресте, упросила бога-отца, чтобы в лапы к чертям попадали только нехристи и еретики, а чтобы католиков не смели трогать без суда всевышнего.

Однажды ночью какому-то захудалому шляхтенку удалось при свете месяца одолеть трясину. С мешком, полным серебра, он кинулся удирать полями. Черти его заметили и тотчас пустились в погоню. Но шляхтенок на своих длинных ногах бежал быстрее зайца. Старшой черт затрясся от злобы, увидав, что молодые дьяволята не могут догнать наглеца. Бежать за ним вдогонку самому было поздно. Тогда черт выворотил из земли камень величиной без малого с бедняцкую халупу и со страшной силой швырнул его вслед убегавшему. Глыба загремела, засвистала, заскрежетала и наполовину врезалась в землю. Черт остался доволен: тяжелый камень придавил и шляхтича и мешок с серебром.

Все это не укрылось от глаз отца небесного. Он вспомнил про обещание, данное святой деве. Ведь тот шляхтенок, хоть и согрешил от жадности, соблазнившись дьявольским добром, был все же праведным католиком, а его имя даже в святую книгу было записано. И тогда повелел господь бог чертям, не медля ни минуты, убираться в пекло. А старшому черту наказал сидеть на том самом камне и, уж не чиня людям обиды, стеречь до Страшного суда тело грешника, лежащего под камнем.

Вместе с чертями пропала навсегда и яма с серебром. На другой день, когда паны Валигора, Смешек и Жить сошлись, как обычно, к заветному месту, они увидели не белое сверкающее серебро, а расщелину, по самые края заполненную смердящим и черным дьявольский дерьмом.

Люди на богатство-то всегда завистливы, один другому не доверяет, вот и те паны начали промеж себя ругаться, а вскоре дошло и до потасовки. Один сваливает на другого, один другому кричит: ты, мол, украл серебро!

Больше всех горячился пан Жить, ему ведь предстояло еще долгое житье. Схватил он Валигору за ворот и так рванул к себе, что оба упали на землю. Смешек не стал дожидаться, пока Валигора подымется да порасшибает им лбы: спихнул он их обоих в яму со зловонным чертовым дерьмом. Не по силам оказалось панам выбраться из топкой жижи. На Смешека же напал неудержимый смех. Хохотал он, хохотал… пока брюхо не лопнуло.

А еще говорили старые люди, что деревня называется Велигора, а не Валигора вот почему: как вырвал черт свою глыбу из середки земли, так оттуда и поднялась превеликая гора. Смеховицы ведут свое название от пана Смешека, а деревня Жите от третьего пана – Житя, который хотел жить не меньше покойника Мафусаила, да Смешек утопил его в чертовом болоте раньше времени…

23. Святой в Шафларах

Когда-то, скажу я вам, костел был у нас куда дальше, чем теперь. Ближе, как в городе да в Шафларах или, к примеру, в Черном Дунайце, – костела в ту пору не было. Вот мы и ходили, если времечко выпадало, то в Шафлары, а то в Дунаец.

Думали мы, думали и надумали сделать в Шафлары какое-нибудь пожертвование. Туда-то мы ходили чаще, и ходить задаром в костел не хотели. Времена же тогда настали тяжелые, и люди, скажу я вам, были – эгей – какие бедные.

Велел войт, сельский староста, созвать громаду, а когда старики собрались, стал спрашивать – эгей, – чего бы они хотели в дар принести. Думали, думали и надумали принести в дар святого Анджея. Того самого – эгей, – что был покровителем Шафлар. Ну вот, хорошо ли, плохо ли, снарядили двух мужиков. Один был из Банькувок, а другой из семьи Питоней. Пошли они в долину Явожинки, присмотрели там для того святого ель, а может, и пихту – кто его знает. Нашли страх какую большую, срубили и стали тесать. Тесали, тесали, да и вытесали святого. Только – эгей – до чего ж он вышел нескладный.

Вместо глаз вложили ему два камешка. Резчики-то они были неважные. В ту пору, скажу я вам, о такой резьбе, как сейчас, у нас и не слыхивали, вот и не умели такие удивительные фигуры вырезать, какие – эгей – теперь научились.

Ну вот, хорошо ли, худо ли – стали мужики думать, как бы святого в костел доставить, а было туда две мили. Раз он святой – на телеге его не повезешь. Правду сказать, никто его не святил, да уж коли назвали святым, так и надо не везти, а – эгей – на себе нести. Принялись искать мужика покрепче, который мог бы снести в Шафлары этот подарочек. Думали, думали и надумали дать тому, кто понесет святого, отпущение грехов на сто дней. Решили: найдется, мол, такой, что соблазнится отпущением грехов. Яцек из Грубы и соблазнился, взял святого и понес. Несет, несет, донес до Банькувок, а дальше не может. Смотрит – идет здоровенная баба и, видать, святоша, а Яцек знал, что такие бабы страх как падки на отпущение грехов. Он и говорит ей:

– Помоги-ка мне отнести святого в Шафлары, и тебе на двадцать пять дней отпустятся грехи. – Это из тех ста – эгей!

Подступила баба к святому, натужилась так, что у нее кости в хребтине затрещали. Утробу надорвала, а святого с места не могла сдвинуть. Не нужно бабе и отпущение грехов. Яцек отдохнул, взвалил святого на спину и понес дальше. В Белом Дунайце стал он просить одного мужика, чтобы помог ему. Посмотрел мужик на святого и головой покрутил. Обещал ему Яцек отпущение грехов на все сто дней: только снеси. Но мужик ни в какую, лишь головой крутит.

– Что ж это, – говорит тогда Яцек святому, – нес я тебя, нес и ничего не заработал! Да и какой ты святой, раз тебя никто не святил.

Пригляделся он к нему поближе:

– Толковали мне: святой Анджей, святой Анджей, а какой там святой Анджей – просто кормушка лошадиная.

И точно, скажу я вам, святой этот сверху был малость повыщерблен.

Бросил его Яцек в воду. И вода понесла святого дальше, пока в Шафларах – эгей – не схватили его да не поставили в костеле.

Чему суждено стоять, то не утонет; вот святой и добрался до Шафлар.

Вот так, скажу я вам, придумать-то ловко придумали, а до конца не довели. А все потому, что грешному человеку святого на своих плечах не снести.

24. Людской век

Вот что скажу я вам, панове, человек на своем веку разным бывает: не всегда у него те же шкура и кости.

Когда пан Исус сотворил зверей, он позвал льва и сказал ему:

– Ты царствуй над зверями, а я буду царствовать над людьми.

Ну что ж, хорошо ли, плохо ли, собрались как-то вместе вол, осел, теленок и собака. Задумали они прогнать льва с трона и сами поцарствовать. Договорились помогать друг дружке. Собака помчалась с депешами, теленку велели реветь как можно жалобней, будто с голоду, а вол ходил рядом и говорил за него, потому что сам теленок был еще совсем глупый. Вол жаловался, что лев их не кормит, а только мучает. Осел в это время шевелил ушами и показывал, что как он, осел, так, то лев сяк, а как лев так, то он, осел, сяк, – мол, никак поладить не можем.

Хорошо ли, худо ли, узнал об этом лев. Созвал всех в свои палаты и говорит им:

– Эх вы, дураки набитые. Ишь ведь чего захотели! И кто только надоумил вас?!

Стал лев их стыдить, да никто не захотел повиниться перед ним.

– А чтоб вас черти взяли, раз вы такое дурачье! Вы думаете, мне нравится быть царем? Да попробуй-ка ослушайся, если сам пан Исус велел. Ну что ж, согрешили – эгей – должны и покаяться. Сейчас я на вас наложу покаяние.

Хорошо ли, худо ли, а только не захотел лев унижать себя да сам с ними пачкаться. Велел он волу съесть собаку, а ослу – вола. Теленок же осла не мог съесть – кости у того больно твердые. Грыз теленок кости, грыз, – все зубы поломал. Наконец – чего только не бывает – съел теленок осла. Только головы зверей остались целехоньки. Теперь льву нужно было съесть теленка, головы же – эгей – он есть не стал, потому что были они страховидные, да и к тому ж еще, скажу я вам попросту, дурные. Съел лев теленка, он-то был мягче и вкуснее других, а голову его тоже оставил.

Потом закопал шкуры и головы в землю, и так все это гнило. Летят годы, летят, гниют головы, гниют. Гниют и шкуры…

А тут как раз надумал бог человека сотворить. Набрал он земли и слепил человека. Но что поделаешь – эгей, – если взял он эту землю как раз с того места, где они были зарыты, те самые дурни!

Вот почему человек, будь это хоть самый умный богатей, сделан из тех скотов. И когда он молод, то глуп, как теленок. Когда же подрастет, то носится, как собака, и никак не остановится. Когда женится, тянет лямку, как вол, а как старость придет – снова поглупеет, как осел.

Но это только мужики такие, бабы-то – эгей – были сотворены после.

25. Легенда об Адаме и Еве

Первыми людьми на земле были Адам и Ева. Родилось у них семеро сыновей и одна дочка, и когда сыновья выросли, захотелось им жениться. Только на ком же им было жениться?

Каждый хотел взять в жены свою сестру. Но этого нельзя было сделать.

Тогда Адам велел сыновьям сплести семь корзин; у одних корзины вышли маленькие и узкие, у других – большие и широкие, потому что плели их из толстых прутьев. Адам велел поставить все корзины на дворе. Под первую корзину он посадил наседку, под вторую – гусыню, под третью – утку, под четвертую – овцу, под пятую – медведицу, под шестую – змею, а под седьмую корзину он посадил свою собственную дочку. Потом Адам позвал сыновей с поля. А за это время все звери превратились в девушек, каждый сын унес свою корзину и получил жену. Но характеры у их жен так и остались от тех зверей.

Вот и теперь разные бывают женщины: большие и маленькие, толстые и тонкие, совсем как корзины адамовых сыновей.

И сегодня выйдет иная панна замуж и сделается наседка-наседкой, всего-то у нее много, а она знай под себя подгребает: ну, клуша, да и только!

У второй повадки, как у утки; доберется эта утка до кучки ячменя и всю ее переворошит снизу доверху.

Третья – гогочет, как гусыня.

У четвертой – нрав овечий, она спокойна и тиха, словно овечка.

А пятая похожа на медведицу: спросишь ее о чем-нибудь, а она так и зарычит в ответ, как медведь.

Шестая же пошла от той змеи. И лжива-то, как змея, и кругом у нее одно притворство. Ей бы только укусить либо поссорить кого-нибудь…

А седьмая? Седьмая и должна быть настоящей женой, у нее Евин характер. Но, по правде сказать, и она не настоящая, потому что Адам с Евой жили вместе больше трехсот лет и тоже раз повздорили друг с другом. Тогда Ева оставила Адама, ушла от него навсегда. Так и теперь ее дочери оставляют своих мужей и уходят с другими.