Текст книги "Польские народные легенды и сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

ПОЛЬСКИЕ НАРОДНЫЕ ЛЕГЕНДЫ И СКАЗКИ

ПОЛЬСКАЯ СКАЗКА

Собирание и изучение польского фольклора теснейшим образом связано с просветительским движением передовых слоев польской интеллигенции второй половины XVIII–XIX веков, вставшей на борьбу за интересы своего народа, который подвергался двойному гнету – польской шляхты и внешних поработителей. В конце XVIII века Польша лишилась своей национальной независимости и снова обрела ее лишь в 1918 году. В течение более чем столетии правящие круги царской России, Пруссии и Австрии подавляли польскую национальную культуру, преследовали прогрессивных общественных деятелей – ученых, писателей, жестоко расправлялись с борцами за освобождение.

Но народ в легендах и сказках, песнях выражал свои думы и чаяния, хранил и развивал родной язык, укреплял национальное самосознание. Поэтому обращение к фольклору со стороны прогрессивных представителей нации, и в первую очередь писателей, было естественным проявлением их патриотических чувств и заботы о сохранении и развитии самобытной национальной культуры.

Одним из первых к собиранию народных песен, сказок, легенд призвал Гуго Коллонтай (1752–1812), выдающийся деятель польского просвещения, писатель, активный участник освободительного восстания, возглавленного Тадеушем Костюшко. Коллонтай выступал за раскрепощение крестьянства, за предоставление ему политических прав. Он считал, что изучение жизни простого народа, его обычаев, обрядов, его сказок и песен поможет создать современную национальную литературу, выражающую передовые идеи времени.

Эти мечты Коллонтая воплотились в творчестве великого польского поэта Адама Мицкевича. Поэт обратился к фольклору как источнику для создания своих подлинно народных произведений и сам записывал сказки и песни.

В 1822 году вышла книга его стихотворений «Баллады и романсы». Многое в ней было навеяно народными песнями и сказками, услышанными поэтом в детстве. Читателя привлекала яркая, невычурная форма стихов и выраженное в них искреннее чувство симпатии к простым людям. Недаром так яростно ополчились на молодого поэта критики из реакционного лагеря. В дальнейшем в произведениях Мицкевича идейная, внутренняя связь с думами и мечтами народа становится еще более прочной, осознанной. Поэма «Пан Тадеуш», вершина творчества великого поэта, завершается типичной сказочной концовкой:

 
И я с гостями был, пил добрый мед и вина.
Что видел, что слыхал – собрал здесь воедино.
 

Вся последующая история развития польской литературы также свидетельствует о глубокой связи ее с народными истоками.

Основы научной польской фольклористики были заложены Зорианом Ходаковским, который становится профессиональным собирателем произведений народного творчества. За период с 1813 по 1818 год он обошел множество украинских и польских сел, записывая поверья, песни и сказки. Приходилось ему встречаться и с недоверием крестьян, не понимавших, для чего записывают их байки, интересуются их обрядами, и с прямой враждебностью панов-помещиков, которых возмущало, что Ходаковский беседует с «бабами». Однако все это не остановило собирателя-энтузиаста.

Вот что рассказывает о Ходаковском один из его современников: «Я слышал о его способе собирания народных песен, слышал о том, как он в коротком тулупчике, с небольшой сумкой на спине, с бутылкой водки под мышкой, ходит от деревни к деревне… от одной бабы-певуньи к другой, от одного дударя или деда с лирой к другому и как везде, упрашивая, уговаривая, угощая, поощряя и сам подпевая, выуживает он почти все, что касается славянщины».

Деятельность собирателя-фольклориста Ходаковский расценивал как служение своему народу. «Злое сердце у того, – говорил он, – кто не любит народ всей силой братской любви». Демократические взгляды Ходаковского вызвали неприязненное отношение к нему со стороны реакционных ученых. Они всячески препятствовали появлению на страницах печати записей Ходаковского. Лишь частично материалы его были опубликованы собирателем Л. Максимовичем в сборнике украинских песен в 1834 году. Остальные записи Ходаковского, среди которых, конечно, были и сказки, не сохранились.

Первым печатным сборником польских сказок и преданий была книга Казимежа Вуйтицкого (18071879), вышедшая в 1837 году. В 1851 году появилось ее расширенное издание.

Однако Вуйтицкий смотрел на польскую народную сказку как на сырой материал, требующий литературной шлифовки. В его обработке польские народные сказки во многом утратили черты народности. По этому пути пошли и другие польские собиратели первой половины XIX века.

Поэт-революционер Ришард Бервиньский (1819–1879), свидетельствуя о возросшем интересе польских ученых к фольклору, писал в 1838 году: «Ученые мужи пошли в XIX столетии в простонародье, стучались в покосившиеся от времени халупы, восхищались чистыми, неиспорченными нравами их обитателей, дивились здравому их рассудку, изучали обычаи, суждения, внимательно слушали сказки, басни, поверья, которые лучше всего отражают их душу. Все это они записывали в толстые тома и отдавали потом на суд общественности».

Сам молодой Бервиньский также с энтузиазмом обратился к собиранию польских сказок. Как и Ходаковский, «с посохом в руке» путешествуя по Польше, записывал он сказки и предания, которые составили книгу «Великопольские повести», вышедшую в 1840 году. Бервиньский мечтал о роли польского Бояна, или создателя «Слова о полку Игореве», и считал себя вправе улучшать, украшать народную сказку.

В 1852 году выходит сборник «Предания и сказки народа» другого польского поэта – Романа Зморского (1824–1867). Следуя по стопам своих предшественников, он тоже старался пригладить стиль сказок, а иногда даже переделывал прозу в стихи.

В 1853 году в Вильно вышел сборник «Польский сказочник» Антония Юзефа Глиньского. Эта книга в течение нескольких десятилетий пользовалась большой популярностью и выдержала несколько изданий.

Сказки Глиньского отличаются большими художественными достоинствами, по своему духу народны и демократичны. Особенно интересен цикл сказок о расторопном мужичке. Но сборник в целом нельзя считать отражением исключительно польского фольклора. Глиньский делал свои записи под Новогрудком (на территории нынешней БССР), и, следовательно, сказки его соединяют в себе белорусские и польские мотивы, которые сейчас уже трудно отделить друг от друга. Кроме того, Глиньский включил в сборник и некоторые русские сказки, а в отдельных случаях даже переложил на польский язык сказки Пушкина и Жуковского, не ссылаясь на их авторов.

Таким образом, и «Польский сказочник» не давал еще подлинного представления об истинной народной сказке. Конечно, при оценке деятельности первых польских фольклористов следует исходить из общего уровня достижений фольклористики первой половины XIX века. Воспроизведение записей устного творчества с научной точностью еще не стало в то время обязательным требованием для издателей. Но в этот первоначальный период своего развития для польской фольклористики ценно и важно было уже само широкое обращение к творчеству народа, и, в частности, к сказке.

Большой вклад в развитие польской фольклористики внес Оскар Кольберг (1814–1890). Первоначально он записывает только песни. Примерно с 1861 года Кольберг обращается и к сказкам. За период с 1865 по 1890 год вышло двадцать три тома сказок Кольберга под названием «Народ»; в издания вошли и записи его предшественников. В этих томах был объединен фольклор многих воеводств. Свой титанический труд собирания, обработки и публикации фольклорных материалов Кольберг продолжал до последних дней своей жизни. Жил он очень скромно, единственным богатством его был большой ясеневый шкаф, в котором ученый хранил свои бесценные материалы.

Пример Кольберга воодушевил целую армию любителей польской сказки, которые стали присылать собранные материалы во вновь возникшие этнографические издания. С 1887 по 1905 год в Варшаве выходил этнографический журнал «Висла». В 1895 году во Львове было создано Этнографическое общество, органом которого стал журнал «Люд» («Народ»). В 1896 году возникло издание «Материалы по антропологии, археологии и этнографии» (МААЭ). В этих многотомных изданиях стали широко публиковаться сказки, песни, легенды и предания. Часто появлялись сказки и в отдельных этнографических трудах.

Перечисленные этнографические издания были как бы резервуаром, куда стекалось множество фольклорных записей, в том числе сказок и преданий. К 1905 году, но подсчетам одного польского этнографа, только записей сказок было около шести тысяч. Эти материалы ожидали исследования, научного анализа.

Попытку такого научного исследования предпринял польский филолог Ян Карлович в статье «Предание о Медее», опубликованной в 1889 году в журнале «Висла», редактором которого он являлся. Однако Карлович, занятый издательской работой и составлением словарей, не мог уделить много времени фольклористике. Таким образом, собирателей стало много, а исследователей почти не было. В 1905 году Съезд польских этнографов высказался за прекращение дальнейшей публикации фольклорных материалов без научной обработки. Как отмечают сами польские фольклористы, решение это имело вдвойне отрицательный результат: научные исследования не появились, и в то же время прекратилась публикация записей.

В дальнейшем собиранием фольклора занимаются главным образом языковеды. Но они ищут лишь материал для характеристики польских говоров и записывают подряд все услышанное. Самый значительный труд польских языковедов-собирателей «Выбор польских диалектных текстов», опубликованный Казимежем Нитшем (Львов, 1929), содержит записи, ценные лишь в диалектном отношении.

Перед польской фольклористикой по-прежнему стояла задача научного исследования собранного материала, и прежде всего сказки. Необходимо было систематизировать уже собранный сказочный материал. За эту работу взялся крупнейший польский ученый-литературовед Юлиан Кшижановский. Результатом многолетнего труда профессора Кшижановского является вышедшая в 1947 году в Варшаве книга «Систематика польской народной сказки. Часть I. Сказки о животных. Часть II. Волшебная сказка». Готовится часть III – «Бытовая сказка, шутка».

В своем труде Юлиан Кшижановский опирался на опыт создания указателей сказочных сюжетов ученых Аарне, Больте и Поливки. В указателе Кшижановского дано изложение всех известных польских сказочных сюжетов со справкой, где и когда была опубликована сказка с тем или иным сюжетом, на какой территории, в каком районе она была записана. Приводятся также ссылки на использование сказочных сюжетов в литературе и, наоборот, на литературные источники некоторых сказок. Систематика польской сказки создала основу для научных исследований фольклористов и литературоведов, изучающих взаимные связи литературы и народного творчества.

В 1947 году в предисловии к своему указателю сказочных сюжетов Юлиан Кшижановский отмечал, что поляки не имеют образцового сборника сказок типа собрания братьев Гримм в Германии или Афанасьева в России. Последние годы принесли перелом и в этом отношении. Появились сборники польских сказок, построенные уже на научной основе, с сохранением всех подлинно народных черт в содержании и форме сказок. К такому изданию следует отнести в первую очередь сборник «Сто народных сказок», составленный Хеленой Капелюсь и Юлианом Кшижановским (с предисловием и комментариями Кшижановского). Главное внимание в этой книге уделяется бытовым сказкам. Книга является своего рода антологией, по ней уже можно судить об особенностях и характере польской сказки.

Если видеть национальную самобытность народной сказки только в специфических, свойственных данному народу сюжетах, то не много найдется сказочных сюжетов, принадлежащих какому-нибудь одному славянскому народу. Общность культуры, исторические и экономические связи – все это наложило определенный отпечаток на характер и быт близких по духу народов и не могло не найти отражения в фольклоре. Бывают и заимствования сюжетов. Одни и те же сказочные сюжеты встречаются и у народов, очень отдаленных друг от друга. Ученые говорят в этом случае о «странствующих сюжетах». Польский писатель Стефан Жеромский называет сказку «вечной странницей, осыпанной пылью дорог».

Нет народа, который в своих сказках защищал бы богатых и ленивых, лжецов и предателей, злых и неблагодарных. Самобытность польской сказки также надо искать не в какой-то исключительности сюжетов, не в присущей только польской нации морали. Она заключается в отображении исторически сложившихся особенностей жизни народа, его быта, симпатий и антипатий.

Эта национальная самобытность народного творчества наиболее ярко проявляется в бытовых сказках, а также в легендах и преданиях. У героя бытовой народной сказки всегда особенный, свой характер, именно это и делает его чем-то непохожим на героев сказок у других народов. Польский ксендз или органист отличается какими-то своими национальными штрихами, хотя сюжеты сказок о попе и ксендзе во многом схожи: того и другого часто надувает умный, изворотливый батрак, работник или простой бедный мужик. В бытовых сказках резче выявляются и социальные противоречия. Хлоп всегда в столкновении с ксендзом, с жестоким и жадным богачом. У каждого народа есть свои любимые сказочные герои, которые всегда противопоставляются угнетателям разного рода. Есть такой герой и в польских народных сказках: это смекалистый мужичок Простачок (Хлопек Ростропек), шутник и балагур, находчивый, остроумный, он ловко наказывает панов и вельмож за обиды и оскорбления.

В легендах и преданиях, преломляясь сквозь призму народного сознания, фиксируются различные моменты исторического развития нации от древнейших времен. В польских легендах мы находим забавные истолкования возникновения различных географических названий («Туя и разбойник»), происхождения городских гербов («Лосось и угорь»). Здесь и традиционные для средневековья предания о провалившихся замках, о забытых кладах, о недоброй славе монастырей.

Не случайно именно по мотивам народных легенд написаны многие литературные произведения. В легенде «Замок под Корне» говорится о наказании жестокого властителя. Этот мотив отмщения жестокосердному пану за поруганное достоинство своих подданных широко использован Адамом Мицкевичем. В его балладе «Рыбка» шляхтич, обманувший крестьянскую девушку, превращается в камень. Страшная кара постигает шляхтича Сициньского, предателя родины и угнетателя крестьян (баллада «Привал в Упите»). Во второй части поэмы «Деды» Мицкевич рисует фантастическую картину мщения крестьян жестокому помещику. В реалистической балладе «Воевода», известной русскому читателю по переводу Пушкина, коварного пана, который хотел убить свою молодую жену и ее возлюбленного, постигает возмездие от руки его собственного слуги.

Польский писатель XIX века Казимеж Тетмайер по легендам и сказкам о разбойниках («Процьпак», «Конь с трутом в ухе») создал яркий роман «Яносик Нендза Литмановский». Герой романа, как и герои легенд и сказок, мстит шляхте за надругательство над подданными, старается «уравнять свет» – отбирает у богатых имущество и отдает бедным.

Очень своеобразным в польском народном творчестве является цикл легенд о Скарбнике. Ими представлен фольклор силезских горняков. Реалистические зарисовки труда и быта шахтеров перемежаются здесь с фантастикой, характерной для волшебных сказок о подземном царстве. Легенды эти навеяны влюбленностью шахтеров в свою профессию и поистине являются гимном шахтерскому труду. Привлекательность их усиливается еще и добродушным юмором.

Любопытна легенда «Конь-предсказатель». В ней запечатлены, и при этом очень реалистически, эпизоды борьбы христианства с языческими верованиями на Поморье. Симпатии рассказчика скорее на стороне язычества, хотя об обряде языческих верований он рассказывает трезво, – добрые и злые предсказания определяются не вмешательством каких-то высших сил, а просто сноровкой коня.

Известный в фольклоре разных стран образ королевы лесов находим мы и в польской легенде «Королева пущи». Но здесь этому традиционному лирическому сюжету придается социальная окраска. Королева со всем подвластным ей царством живет не просто для себя, – она берет под защиту обиженных крестьян, бежавших от панов-притеснителей. В стиле этой легенды отчетливо проступают следы литературной правки, несколько искажающей сказочное повествование, но тем не менее легенда интересна многими своими особенностями.

Оригинальны своеобразными деталями и волшебные сказки. Сюжет сказки «Королевна-упырь» (знакомый нам по «Вию» Гоголя) интересен своей концовкой: королевна в польском варианте избавляется от смерти и затем как бы опрощается. Она сама решает выйти замуж за пьянчужку солдата, быстро усваивает его солдатские склонности. В сказке «О том, как мужик стал королем и привез себе жену со дна морского» читатель легко узнает несколько измененный сюжет «Конька-горбунка». Завязкой служит здесь суждение старого короля о том, что паны в роли королей плохи. Поэтому он хочет сделать своим наследником мужика. Но королю не нравится мужичье лицо выбранного им в наследники юноши: король должен быть красавцем. Таким образом, известный сказочный сюжет приобретает некоторую социальную заостренность, хотя и не без противоречий (мужик может стать королем, но от своего мужичьего лица ему надо избавиться). Такое своеобразное переплетение волшебных и социальных мотивов можно проследить и в других сказках.

Одна из популярных фигур польского фольклора – пан Твардовский, «польский Фауст», как его называют ученые. Но в этот сюжет польский народ внес свое национальное, своеобразное: доктор Фауст превратился в разгульного шляхтича Твардовского – образ, включающий элементы социальной сатиры. Мотивы легенды о Твардовском использовал Мицкевич в балладе «Пани Твардовска». Поэт, однако, отбросил традиционную назидательную концовку, в которой шляхтич избавляется от ада с помощью молитвы; герой Мицкевича требует от черта, чтобы тот прожил год с пани Твардовской как с женой. Услышав это, черт спасается бегством. Мицкевич взял здесь и другой излюбленный мотив народных сказок – о злой жене (см. сказку «Хромой бес»).

Польскому народу вовсе не свойственна глубокая религиозность, как это стараются представить защитники католицизма. Об этом нам говорит польская сказка. Она не щадит ни ксендза, ни органиста, как не щадит пана и кулака; нет в ней уважительного отношения к святым и апостолам, да и к самому богу. Очень интересна в этом смысле сказка «О пане боге и черте»: промахи бога люди приписывают черту, а добрые дела черта – богу. За шутливой, юмористической формой скрывается глубокий атеистический смысл.

Отношение народа к религии хорошо выражено в небольшой сказке «Улюлю…»; «Лучше одно „улюлю“, чем сто молитв», – говорится в сказке (то есть лучше действовать самому, чем ожидать помощи от небесных сил).

Так же мало свидетельствует о религиозности польского народа и весь цикл сказок о черте, очень интересных и оригинальных. В польском фольклоре сказки о черте по разнообразию сюжетов, красочности и просто по количеству занимают едва ли не первое место. В XIX веке черт был таким обычным персонажем польских сказок, что один из собирателей фольклора К. Вуйтицкий на основании сказок описывает его внешность и повадки. При этом он замечает, что польский черт не так страшен, как черт на Руси. «По долгу службы» черт должен вредить человеку, и, пожалуй, самое большое преступление, какое приписывает ему польская сказка, – это изобретение горилки («О черте Водкоробе и бедном хлопе»). Но в то же время в польской сказке черт способен и на хорошие поступки: он не терпит несправедливости, наказывает жестокого и жадного, может даже пожалеть бедняка и помочь ему («Ярошек», «Как черт помог бедному мужику»). Иногда он становится как бы союзником обиженных и даже сам мстит их обидчикам (батрак в сказке «На службе у дьявола» обнаруживает, что в котле варятся все его прежние хозяева).

Образ черта, дьявола в религиозной мифологии призван устрашать грешников. А черт в польских сказках, хоть и наделен сверхъестественной силой, но не страшен. Так же как и в русских сказках, сметливый мужичок всегда оказывается хитрее и умнее самого дьявола. Такие сказки мог создать лишь народ, не верующий ни в бога, ни в черта.

Польская фольклористика XIX века не слишком интересовалась фигурами сказочников. В основном, конечно, это были крестьяне, в их среде создавались прежде всего бытовые сказки, бичующие угнетателей всякого рода. Были сказочниками и мастеровые (легенда «Часы Мариацкого костела», сказка «Как кузнец в рай попал»). Громкую популярность приобрел сказочник Сабала – гураль (карпатский горец) из Закопане, проводник в горах, доживший до глубокой старости и умерший в 1896 году. Сказки Сабалы печатались в журналах, одну из его сказок обработал Сенкевич (она так и была напечатана под названием «Сабалова байка»). В Закопане Сабале поставлен памятник.

Выходившие в дореволюционной России на русском языке сборники польских народных сказок не давали русскому читателю сколько-нибудь правильного представления о польском народном творчестве. Составители этих сборников чурались ярких социальных и антиклерикальных мотивов. Бытовые сказки, сказки о черте не были совершенно допущены в эти издания. Зато охотно, под маркой народных сказок, преподносились читателю всевозможные подделки, рассчитанные на то, чтобы показать мнимое смирение и религиозность польского народа.

В советские годы отдельные польские народные сказки в русских переводах публиковались в сборниках славянских сказок; в 1958 году в городе Чите вышла также небольшая книжка польских сказок под названием «Пастух тысячи зайцев».

В настоящее издание включено сто пятьдесят четыре сказки, легенды и шутки. При отборе материала, помимо уже названных сборников: «Сто народных сказок» Ю. Кшижановского, «Польский сказочник» А. Глиньского, использованы также и другие польские источники, в частности сборник «Клехды польске» писателя Станислава Дзиковского, который многие годы своей жизни посвятил изучению польской сказки.

Интересный материал дали так называемые региональные сборники, посвященные фольклору отдельных районов Польши. Эти издания, как правило, отличаются большой точностью передачи народного творчества. Использованы материалы польского филолога Люциана Малиновского, переизданные в 1954 году под заглавием «Силезские рассказы», а также «Силезские сказки» (1957) Яна Барановича; «Рассказы краковского люда» (1956) Мечислава Карася; сборники сказок Жешовского воеводства (1956) и другие (см. указатель источников).

Нетрудно заметить, что не все сказки, представленные в настоящем издании, однородны по языку и стилю. Это объясняется не только различием жанров сказок (например, легендам свойственна большая торжественность, серьезность, бытовым сказкам – живость, юмор), но и тем, что сказки эти взяты из различных польских сборников и собиратели подвергали их в большей или меньшей степени литературной обработке. Это различие стилей отразилось и на русских переводах сказок.

Я. Мацюсович