Текст книги "Польские народные легенды и сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

65. О жадной бабе

Жила-была одна баба, очень жадная, никому она ничего не давала. Пришла как-то к ней бедная крестьянка, попросила молока, так баба ей в ответ:

– Я лучше велю свиньям вылить, будут хоть свиньи у меня выкормленные.

Был у нее и сын, но не такой, как мать, а добрый. Потом сын женился, и невестка тоже попалась не жадная. Придет, бывало, нищий, так она сколько может, столько и даст ему хлеба. Увидела это хозяйка и говорит:

– Возьму-ка я сейчас кочергу да обломаю ее об тебя – будешь знать, как хлеб всяким нищим раздавать.

Вскоре эта баба умерла.

А молодым не везло. Как даст жена свиньям есть, свиньи визжат, ходят вокруг корыта и не едят; хозяйка посмотрит – а корыто уже пустое. И так каждый раз. Свиньи высохли и стали как щепки. Видит хозяйка, что нет ей в свиньях удачи, – взяла да и продала их.

Потом кто-то стал поедать кочаны в поле. Удивлялись все: что это за разбойники? А жена отправила своего мужика, чтобы тот словил вора. Пошел он, сел в гряды и слышит – хрустит кто-то капустой. Он встал, смотрит и вдруг слышит голос:

– Это я, сынок, твоя мать. Делаю так тебе во зло, за свою обиду. Жила я на этом свете, никому и крошки не давала: бывало, лучше свиньям скормлю. Кто просил у меня капусты – тому говорила: пусть лучше гниет в поле, хоть земля жирнее будет. Теперь вот такое мне наказание. Ничего я никому не давала на этом свете, так и на том никто мне ничего не дает. А у твоей жены четыре стола едой заставлены, уступила бы мне один, я бы никогда больше не вредила.

Пошел сын просить жену, чтобы отдала матери один стол, а жена и говорит:

– Я ей все столы отдам, пусть только уходит и больше не обирает нас.

Он пошел и рассказал обо всем матери, а она ему ответила три раза:

– Будет ей заплачено во сто крат.

И больше уже никогда не приходила.

66. Князь Без Сердца

Как только поредел мрак и над темным бором раскинулась утренняя заря, на узкой тропинке, бегущей по краю леса, появился всадник. Если бы не торчавшим из-под черного плаща рукоять меча, его можно было бы принять скорее за жреца, чем за рыцаря. Он ехал медленно, опустив поводья, и часто задевал головой низко нависшие ветви сосен, холодные от ночной росы. Холеный, раскормленный конь тяжело топтал траву и словно разгонял на ходу туман, стлавшийся серым руном над самой землей.

– Настоящая пустыня! Край драчливых и злых чернорогих оленей. Здесь на каждом шагу человека подстерегает опасность!

Когда копыто коня ударялось о камень, с густых замшелых ветвей взлетали испуганные птицы и скрывались в глубине лесной чащи.

– Кажется, тропинка дальше расширяется. Наверное, недалеко какое-нибудь селение. Ну, пошел! – Он дернул поводья. Вот и солнце уже всходит.

Не проехав дальше и ста шагов, всадник остановился в удивлении.

– Кузница здесь, в непроходимой глуши!

Он сошел с коня и громко постучал в закопченную, пахнущую смолой дверь.

– Эй, там! Открывайте! Живо!

– Открыто, входите! – В дверях появился седой старец с молотом в руке.

– Меч мне отковать надо. Я ударил им по голове раненого оленя, когда он напал на меня. В жизни еще не случалось со мной ничего подобного! Видите, как зазубрился клинок?

– Вижу, глаза мне еще хорошо служат, – отозвался старик спокойно. – И что же, так и ушел от вас олень? Должно быть, рука у вас нетвердая или рукояти не может охватить как следует.

Высокомерным гневом засверкали глаза рыцаря.

– Да ты знаешь ли, с кем говоришь?

– Знаю, вельможный пан. Ты – Князь Без Сердца. И страна твоя – там, за Одером. – Старик указал рукой на запад.

– Ага, далеко же проникла слава обо мне! – Рыцарь гордо выпятил грудь.

– Да, вельможный пан, далеко и глубоко. – Старик подбросил щепку в горн. – А еще глубже проникла в души людей обида на тебя.

Рыцарь насмешливо расхохотался.

– Значит, вы меня ненавидите? А на нашем языке ненависть – та же любовь.

– Нет, ненавидеть мы не умеем. И в доказательство я откую тебе меч.

– Еще бы ты посмел отказаться!

– Почему же нет? Мы – свободные люди…

Рыцарь, достав откуда-то железный прут, согнул его в руках и шагнул было к старику. Но тотчас сдержался.

– Ладно. Куй!

Через минуту на раскаленную докрасна сталь опустился холодный тяжелый молот. Князь смотрел на мускулистые руки старого кузнеца. Они поднимались, как мощные ветви дуба, когда налетит ветер. Из-под молота брызгали искры.

– Какие же широкие плечи, какую силу надо иметь, чтобы управлять таким строптивым народом! – подивился вслух князь, качая головой.

Кузнец слушал, улыбаясь, и при каждом ударе молота жмурил глаза.

– А у нашего владыки плечи узкие, слабые. Зато дух силен…

– Вот как! Кто же это вами правит?

– Княжна Кора, вельможный пан.

– А хороша она собой?

– Не знаю, может ли цветок лилии сравниться с нею красотой… Ну, вот и готов ваш меч, возьмите!

– По законам моей страны – страны людей без сердца, мне следовало бы сейчас срубить тебе голову, чтобы ты не мог ковать оружие нашим врагам. Но я этого не сделаю. Укажи мне только дорогу к вашей княжне.

– Поезжай, не выбирая пути, положись на судьбу – и попадешь прямо к нашей княжне.

Когда князь покинул кузницу, солнце стояло уже высоко. Жаркие и светлые лучи его, пробиваясь сквозь густые кроны дерев, освещали сумрачную глубину дремучего леса. От разогретой ими сырой поросли поднимались испарения, пахло гнилью. Князь ехал медленно – дорога шла в гору, и к тому же приходилось объезжать лежавшие на земле обомшелые стволы старых деревьев. Над головой всадника хрипло и жалобно кричала какая-то птица, бесшумно мелькали в ветвях вспугнутые белки, пышными хвостами словно сметая с листьев солнечные пятна.

Рыцарь вдруг остановился.

– Я слышу ясно женские голоса! Откуда взялось бабье царство здесь, среди дремучего бора?

Охваченный любопытством, он двинулся в ту сторону.

На залитом солнцем взгорье раскинулся сад, полный цветов. В глубине его стоял деревянный дворец. А вокруг широких цветников сидели с веретенами женщины в светлых платьях, вытягивая тонкими пальцами нити чистого золота. Самая красивая из них в эту минуту связывала порвавшуюся нить. Князь подъехал к ней.

– Я заблудился среди здешнего бездорожья, – сказал он, решив солгать. – И конь мой выбился из сил…

– Легко сбиться с дороги и загнать лошадь, если ищешь ветра в поле или гонишься за быстрокрылой ласточкой. Чего или кого вы здесь ищете, достойный чужестранец?

– Ищу княжну Кору, милая пряха.

Она наклонила голову в короне светлых волос. И все веретена замерли в руках молодых прях.

– Я – княжна Кора.

– Как?! Ты – властительница страны, и тебя не охраняют копьеносцы и лучники, не отнимая рук от колчанов? И ты не окружена никакой пышностью? Работаешь, как другие?

Кора гордо подняла голову.

– Ага, узнаю тебя! В твоей стране чтут только кованые щиты, копья да острые стрелы, отравленные чемерицей. А в моей – веретено и соху. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Они медленно поднялись на башню замка. Дойдя до светлицы наверху, Кора указала гостю на хрустальный шар, стоявший в нише окна.

– На нем, – промолвила она тихо, – ты увидишь все уголки мира. Вот здесь моя страна! Что ты видишь?

– Пашут, – отвечал князь.

– Теперь глянь в другую сторону.

– Здесь корчуют леса.

– Дальше смотри.

– Там ловят рыбу. На золотом берегу вижу старца и девушку. Они плетут сети.

– А еще что видишь?

– Вижу, как летят искры из-под кузнечного молота. Ах! – Князь широко раскрыл глаза. – Да ведь я знаю этого кузнеца!

– Что он делает?

– Соху чинит. Рядом лежат серпы и косы. А за кузницей уже рожь дозревает.

Княжна повернула хрустальный шар.

– А здесь?..

– Здесь вижу горящую деревню. Согнанную вместе толпу невольников… Вокруг – вооруженные люди…

– Не узнаешь их?

Князь в гневе отшатнулся.

– Довольно! Сойдем вниз!

Внизу он остановился.

– Княжна! Я глубоко чту тебя и твой народ. Будь моей женой, – сказал он с холодным блеском в глазах. – Ради тебя я покину свою страну или постараюсь соединить наши княжества. Я молод и, пожалуй, даже красив. Если ты согласна, дай мне в залог колечко твоих волос, а я дам тебе взамен мой смарагд в золотой оправе. Через три дня я вернусь сюда со свадебным кортежем.

Кора проводила взглядом плывущие по небу облака.

– Увы, князь, – ответила она грустно (ибо молодой рыцарь пробудил в ее душе неизведанное до тех пор чувство любви). – Ведь у тебя нет сердца. Ты не можешь чувствовать то, что мы.

– Но разве ничего нельзя сделать? И это – твое последнее слово?

Глаза молодой княжны вдруг просветлели.

– Нет, не все потеряно. Помнишь того кузнеца, что оковывал соху? Он может выковать тебе сердце из золота. И если ты искренне хочешь, чтобы я стала твоей женой, отправляйся к нему поскорее.

И поехал князь к кузнице в лесной чаще. Старый кузнец внимательно выслушал его слова о том, что теперь их племена, постоянно враждовавшие между собой, объединятся в братской любви. Лицо старика просияло от радости. Сколько городов и деревень тогда уцелеет, как много сохранится хат, от которых после набегов остался бы только горький пепел! Сколько людей сможет мирно пахать землю в долинах Одера!

Он с живостью взял князя за руку и сказал:

– Ложись и доверься мне. Выкую тебе сердце из золота, полное любви, такое же нежное, как у нас.

Князь лег на лавку, а старик дотронулся пальцами до его лба и прошептал:

– Усни, княже, усни…

Беспокойный и гнетущий сон овладел рыцарем. Снилось ему, что он блуждает средь темных лесов и в грудь его вбит олений рог. Рог этот все разрастался и наконец стал таким огромным, что князь уже висел на нем, как лист на высоченном дубе.

Он рванулся – свет солнца и чье-то прикосновение разбудили его, избавив от кошмара.

– Ну вот, ты уже больше не Князь Без Сердца, – спокойно сказал ему старец. – Но твое новое сердце начнет биться не раньше, чем через три дня. Это будет в ночь новолуния. И тогда ты станешь другим человеком.

– Вот тебе плата! – С этими словами князь бросил кузнецу слиток золота и мысленно добавил: «Скоро я наступлю ногой на твой труп».

Три дня прошли быстро. И молодой месяц уже мерцал над лесами, когда отряд князя, немного притомившийся в дороге, торжественно подъехал к замку невесты. Сто воинов соскочили с коней, и Кора в наряде, украшенном цветами, протянула руки навстречу князю.

– Я тебя ждала. И очень тревожилась. Теперь я счастлива…

– Взять ее и удавить! – гаркнул князь.

Предоставив своим воинам расправляться как угодно с беззащитными женщинами, князь вдвоем со своим наперсником Герардом поднялся на башню, где находился волшебный шар.

– Вот этот хрустальный шар отдаст в наши руки и врагов и друзей. Гляди!

– Я вижу только задушенную Кору. Она лежит среди азалий, – сказал Герард, пожимая плечами.

– Ах! – простонал князь.

– Что случилось? Ты так побледнел!

– Какой ужас, Герард! Мы – убийцы… А, теперь понимаю: это – сердце…

– Какое сердце? Что с тобой, князь?

– Ничего, ничего. Сойдем вниз… Значит, правду говорил этот кузнец! Ведь сегодня новолуние… И мое золотое сердце ожило.

Согнувшись, весь бледный, вышел он во двор перед замком, опираясь на Герарда. Воины были ошеломлены.

– Да разве мы впервые воюем так? Помнишь Славу… Дервану?

– Помню… Тем хуже! Тем хуже! И на этот раз я буду трижды проклят! Ведь Кора меня любила…

Он опустился на колени у кустов азалии, укрывших тело княжны, и долго стоял так, словно окаменев.

– Как она могла всю жизнь прожить с сердцем в груди? – шептал он побелевшими губами. – Уйдите! Оставьте меня одного.

Его наперсник, наказав воинам присматривать за князем, уснул где-то крепким сном, упоенный победой. Быстро проходила сырая ночь, полная рос и лесного шума. Скоро на востоке забрезжила заря.

– Где князь? Эй, где же князь? – раздались поутру тревожные крики рыцарей. – Он пропал куда-то, нигде его нет.

– Ведь я приказал вам его охранять! – закричал, бледнея, Герард. – Пусть несколько человек останутся здесь сторожить пленниц и замок, остальные – за мной!

Оставшиеся на дворе замка рыцари, утомленные бессонной ночью, лениво бродили среди деревьев и цветом и только изредка поглядывали в сторону ворот, за которыми плакали несчастные пленницы. Один из воинов, проходя мимо азалий, вдруг остановился в удивлении:

– Что-то не видал я здесь раньше этого дерева! Ну, да всего не заметишь. Полежу под ним… Надо дать ногам отдых. Вот так!.. Ой, что это? Ветра нет, а с дерева словно кто-то стряхивает росу…

– Смотри! – воскликнул и второй воин. – Видишь, что на стволе, вон в том месте?

– В самом деле, в ствол глубоко всажено золотое сердце. Зови скорее Куцке!

– Куцке! Куцке! Давай нож, живо! Сейчас добудем изрядный кусок золота. Ну-ка, налегай!

Рыжебородый и красноглазый Куцке подсунул лезвие ножа под кору дерева и сильно нажал. В ту же минуту крик ужаса вырвался из трех глоток:

– Кровь! Кровь! Да это место проклято! Бежим!

А в глубине леса человек сто кричали во весь голос:

– Ау! Князь! Князь, отзовись!

67. Шабаш нечистых

На одном фольварке, что принадлежал пани помещице, была хозяйка-экономка, которая смотрела за скотом и за всеми работниками. Хозяйка эта, о чем никто не догадывался, была ведьма. Каждый четверг в полночь она натирала можжевеловой мазью руки и плечи, садилась на кочергу и, словно на коне, отправлялась на Лысую гору веселиться с чертями. А под утро возвращалась как ни в чем не бывало, делала свою работу, ходила за скотиной. Пани оставалась довольна своей работницей – коровы доили помногу, и телята были хорошие. Среди дворовой челяди, за которой присматривала ведьма, был один батрак; он вел себя с нею посмелее других, и вскоре они спознались. Любопытно стало ему, куда это она пропадает по ночам и откуда потом возвращается. Вот пришел он к ней однажды и притворился, что заснул, а был как раз четверг. Она тем временем, думая, что дружок спит, постучала три раза об печь и пробормотала какие-то заклинания. Выдвинулся из печи горшок с мазью, потерла ведьма себе руки и плечи и, схватив кочергу, вылетела в окно. В то время пробило полночь. Батрак смекнул, что произошло, три раза постучал об печь и сказал те же слова, что она говорила. Выдвинулся из печи горшок, помазал батрак себе руки зельем, схватил пест от ступы и – фр-р-р – за нею в окно.

Приехал на Лысую гору, а там веселье идет вовсю, ведьмы танцуют с чертями, и все разодеты, словно прекрасные пани да паны. Столы заставлены серебром и золотом, и полно на них всякой еды и питья. Черти гостя потчуют, ведьмы с ним любезничают, а он ест, что только может. И вот подошел шабаш к концу, и им с хозяйкой нужно домой ехать; кони их стоят в стойлах сытые. Вышел самый старший черт, каждому из гостей подал красную шапку и велел не снимать ее с головы. Только надели гости те красные колпаки, как в мгновение ока, невидимые свету, оказались на своем месте, а кони опять превратились в кочерги, песты и помела. Батрак с хозяйкой тоже благополучно добрались до дому и на другой день опять делали свою работу. Батрак, однако, не удержался и давай похваляться перед другими, где был, что видел и слышал; особенно старался расписывать угощение – выпивку и закуски. Вся челядь над ним смеялась, не верила его басням.

В следующий четверг опять батрак с хозяйкой отправились на дьявольское веселье и опять гуляли. Батрак и думает: «Теперь-то уж я не оплошаю. Мало поесть да попить, надо что-нибудь и с собой прихватить».

Вот набил он карманы золотыми стаканами, серебряными ложками – тащил не то, что под руку попало, а выбирал с толком. Наутро батрак еще больше, чем в первый раз, стал нахваливать еду и питье, а в доказательство хотел показать уворованные вещи. Вывертывает карманы, а там вместо серебра и золота – рога, копыта да когти. Выбросил он все это в сердцах, товарищи надрываются от смеха, а у него в это время началась страшная рвота, так что все внутренности выворачивало, съеденное вылетало из горла мочой и калом, даже было смотреть противно. Побежал батрак к ведьме и давай проклинать ее, а она его хлесть по морде и говорит:

– Чего ты наплел, осел! Мы не другое едим и пьем, а то же самое, что и все.

Он – на бабу, баба – на него, и так меж собой повздорили, что батрак пошел к ксендзу и рассказал ему, что баба эта – ведьма.

Баба сообразила, чем дело пахнет, сама прибежала к ксендзу и, как будто желая оправдаться, попросила исповеди. Ксендз выслушал ее и узнал обо всем.

Ксендз в приходе был молодой, любопытный до всех мирских дел, вот он и говорит бабе:

– Дай и мне той мази, я тоже с тобой поеду.

– Хорошо, – ответила баба, – раз так, пусть пан ксендз приготовится, заедут за ним кони с повозкой, и пусть святой отец сядет в нее.

Баба дала ксендзу мази, и в новый четверг о полночь, завернули за ним кони с повозкой. Ксендз поехал, и баба за ним – на кочерге. Она очень просила ксендза, чтобы он никак не снимал с головы красной шапки, которую получит. Ксендзу пришлись по душе гулянки на Лысом горе. Много раз путешествовал он тем же способом на шабаш и всегда возвращался благополучно, не снимая по дороге шапки. Но однажды по пути с дьявольской пирушки захотел он получше рассмотреть красный колпак. Снял его с головы и только стал разглядывать, как тут же вдруг вылетел из повозки и в чем бог сотворил оказался во Франции, где перец и виноград растут, – лежит у одного купца в подвале между бочками. Стыдно ему было ужасно, так как в погребе кругом люди ходили. Сидел он тихо за бочкой, а ночью, когда никого не было, выходил и ел, что под руку попадало – миндаль, изюм, фиги, – и все это запивал вином, которого тут было вдосталь. На его счастье, зашли однажды в тот погреб несколько ксендзов покупать вино. Бедняга как увидел их – обрадовался (ясное дело – это свой брат), вылез из-за бочки и просит их:

– Frater[4]4
  Брат (лат).


[Закрыть], спаси! – И снова: – Frater, спаси! Спасите меня! – Так они и договорились промеж собой.

Узнал от них ксендз, что находится он больше чем за триста миль от своего прихода, начал причитать, жаловаться да горевать над своим несчастьем. А те ксендзы дали ему одежду, взяли с собой в монастырь, а там еще деньгами на дорогу ссудили и попрощались с ним. Успокоился ксендз, отправился в путь, а через три месяца был дома. И как только оказался в своем приходе, первым делом спросил про ту ведьму. Велел ее доставить к себе, развести большой костер и спалить ее на огне.

Как положили бабу на костер, она и завопила:

– Рокита, спасай! – И дьявол ее с костра сбросил.

Так было три раза, пока ксендз не догадался окропить костер святой водой и осенить его крестным знамением. И тогда дьявол ничего уж не мог сделать.

И ведьма, как полагается, вся дотла сгорела на костре.

68. Несправедливые судьи

Во времена, когда в Поморье еще не было князей, вся власть принадлежала там собранию свободных людей, или вече. В назначенный день собирались со всей страны крестьяне, вершили дела своей земли, а также правили суд.

Как-то раз такое вече было созвано на большой поляне под Бытомом. Рослые, крепкие мужчины оживленно разговаривали: всех взволновала причина, по которой их собирали, – убийство крестьянина Гневомира.

Были выбраны председатель и пять судей. Собравшиеся образовали круг. Старший объявил громким голосом:

– Пусть станет сюда Милобрат, которого обвиняют в убийстве Гневомира.

Вперед вышел уже довольно пожилой человек с длинными седеющими волосами, с виду спокойный, солидный. Крестьяне удивленно закачали головами. Те, кто знал Милобрата, сомневались, что он мог совершить злодейство, другие же готовились к неожиданностям.

Обвиняемый, как того требовал обычай, снял шапку с головы, развязал платок на шее, все это положил сбоку, выпрямился и спокойно ждал, что будет дальше.

Председатель стал рассказывать о случившемся. Три дня тому назад нашли мертвого крестьянина Гневомира. Улики и показания брата убитого говорят, что убийца не кто иной, как стоящий перед вечем Милобрат. Затем председатель обратился к обвиняемому и спросил:

– Признаешь ли ты свою вину?

– Не признаю, – ответил тот. – Я не убивал Гневомира.

– Но это нужно доказать, – сказал судья.

По его знаку двое мужчин внесли на жердях тело убитого. Люди вытягивали шеи, чтобы получше видеть зрелище, которое бывает не каждый день.

Судья подошел к мертвецу и открыл полотняное покрывало. Перед глазами собравшихся предстало бледное лицо умершего. На фоне этой белизны зловеще чернела кровавая рана на лбу. Чьей рукой она нанесена?.. Судьи спросил:

– Кто признает умершего?

Выступил брат покойника и подтвердил, что это труп Гневомира. Тут председатель обратился к Милобрату:

– Ты знал Гневомира?

– Знал. Это же был мой сосед.

– Правда, что вы не ладили?

– Иногда между нами происходили небольшие ссоры, но до драки никогда не доходило.

Судья потребовал, чтобы показания дал брат убитого. Он сказал, что между Гневомиром и Милобратом часто происходили столкновения, что Милобрат назвал Гневомира строптивцем и что в день убийства Милобрата видели во дворе Гневомира. Он закончил такими словами:

– Я не присутствовал при смерти брата, не видел, кто нанес ему смертельный удар, но, по-моему, убийца – стоящий тут Милобрат.

Председатель снова обратился к Милобрату:

– Отвечай!

Побледневший от всего услышанного обвиняемый, однако, спокойно сказал:

– Я не отрицаю, что назвал Гневомира строптивцем: он часто распалялся гневом, злился из-за пустяков. Но отрицаю также, что в день убийства был у Гневомира. Просил тогда одолжить коня, а Гневомир отказал. Но повторяю, не убивал я его. Это сделал кто-то другой, но кто – не знаю.

Председатель объявил, что следствие закончено. Судьи собрались на совещание. Некоторое время они разговаривали приглушенными голосами. По выражениям их лиц и движениям рук можно было сделать вывод, что судьи придерживались единого мнения. По окончании совещании председатель, чтобы утихомирить людей, поднял руку и сказал:

– Оглашаю приговор по делу убийства Гневомира… Суд признал, что обвиняемый Милобрат повинен в смерти Гневомира, и накладывает на него штраф в пятьдесят гривен. Если Милобрат не сможет заплатить этой суммы, то лишится двора и пашни.

Лицо Милобрата сделалось пепельным, губы задрожали. Он хотел что-то сказать, но потом передумал. Молча поднял шапку, платок, палку и, ссутулившийся, медленным шагом покинул вечевой круг.

И тут случилось чудо. Люди группами освобождали поляну, а судьи и свидетель все еще продолжали сидеть на своих местах, даже не шевельнулись. Некоторых это очень удивило, и стоявшие поближе стали подходить к ним, дабы узнать, почему они остаются неподвижными. И здесь подошедшие увидели что-то необыкновенное.

Председатель, пять судей и свидетель – окаменели!

Послышался шепот, переросший затем в громкие крики:

– Судьи вынесли несправедливый приговор… Милобрат невиновен!

Ничто уже не вернуло к жизни каменные изваяния. Семь скал стоят и по сей день на месте, где происходило вече, как будто за этот приговор невинному Милобрату вечно будут обсуждать они убийство Гневомира и решать вопрос – кто же совершил злодеяние.