Текст книги "Польские народные легенды и сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

74. На службе у дьявола

Не раз приходилось служить Совизджалу[6]6
  Диль Совизджал – польский вариант имени легендарного героя Тиля Уленшпигеля.


[Закрыть] у богатых хозяев. А они, известно, чаще били, чем жаловали. Такая уж у них натура. Правда, и Диль покорным не был, все старался панам-богачам чем-нибудь да насолить. Потому и не удивительно, что доставалось ему чаще других: и пороли его и кулаками тузили.

Но хуже всех был последний хозяин – граф, гордый юнкер с моноклем, в шляпе с пером из хвоста цапли, с хлыстом в правой руке. Этот уж так колотил Совизджала, колотил да выколачивал, как служанка ковер. Только пыль столбом вилась с его нищенской одежды.

Терпел Совизджал, терпел, наконец не вытерпел и удрал с графского двора. Плохо ли, хорошо ли, а только поступил он на службу в пекло к самому дьяволу. Ездил тогда сатана по белу свету, как ездят знатные господа. Вот и встретились они как-то на постоялом дворе, где остановился нечистый на ночлег.

Подумал Совизджал, подумал и решил: «Раз люди так злы – может, дьявол будет лучше».

И был он, пожалуй, в этом прав.

Разговорились они за столом. Диль проворным был от рождения. Ловко поднес нечистому кружку пива и поставил перед ним блюдо. И тут же мимоходом проронил словечко, что сидит без работы.

Кивнул дьявол завитой головой.

– Хорошо, будешь служить у меня.

Работать Совизджал никогда особенно не любил, поэтому он спросил у лукавого, что ему надо будет делать и пекле.

Прищелкнул дьявол языком, подмигнул глазом:

– У меня не служба, а рай божий. Не мойся, не чешись, рубаху не латай, четками мне под ухом не бренчи. Одно только исполняй аккуратно: поддерживай вечный огонь под котлом.

– И все? – свистнул обрадованный Совизджал.

– И все, – поддакнул сатана.

– Кажется, это мне подойдет.

– Думаю, что не надорвешься.

Подписал работник с дьяволом контракт на три года. Оставил его нечистый в пекле за хозяина, а сам отправился таскаться по вертепам. Только изредка заглядывал во дворец. Напрасно работника не ругал, а напротив, все хвалил да похваливал. Скоро вышел срок службе, нанялся Диль снова на четыре года.

– Долго я живу на белом свете, можно сказать, целую вечность, а не встречал еще такого верного слуги, – причмокнул довольно дьявол.

– А я – такого славного хозяина, – сказал Диль.

Так проходили дни за днями, месяцы за месяцами. Сатана дома не засиживался. Шатался по миру; где бывал, что делал – перед работником не отчитывался. Да и тот не расспрашивал. У хозяев свои заботы, у слуг – свои.

Было у Совизджала еды вдоволь, постель мягкая, и денег в торбе все прибавлялось. Хорошая жизнь быстро сказалась. Лицо его стало круглым, как дыня, а живот величиной с ведро. И был бы Совизджал совсем счастлив, если бы не любопытство. Захотелось ему узнать, что в котле варится.

Огонь под котлом бушевал, не жалел Диль буковых бревен, камни – и те могли бы уже свариться, не то что какое-то там чертовское фрикасе.

Не ест работник, не пьет, днем и ночью об одном и том же думает, того и гляди с ума сойдет. Похудел, осунулся, сам с собою говорить начал.

В конце концов не выдержал, не послушался наказа хозяина-дьявола. Заглянул в котел – и отскочил назад от удивления. Варились в котле все его бывшие хозяева-мучители. И тот, который дубил ему кожу раз в неделю, говоря, что кнут нужен слуге, как больному лекарство. И тот лысый, который впрягал крестьян в плуг, потому что жаль ему было лошадей. И третий, и четвертый, и пятый… В общем, собралось в котле одно вельможное панство.

Увидел Совизджал осужденных на вечные муки и захлопнул крышку. Насмотрелся он досыта на своих мучителей при их жизни, сейчас о них не скучал. Пусть себе пекутся, жарятся – заслужили, ничего не скажешь.

Боялся он только теперь, как бы дьявол не прогнал его со службы на все четыре стороны за то, что сунул он свой нос, куда его не просили, но все обошлось как нельзя лучше.

– Ну что, увидел? Успокоился? – спросил у Диля хозяин.

– Б-р-р-р! – содрогнулся работник от отвращения.

Отслужил Совизджал еще четыре года, говорит ему великодушный дьявол:

– Помнишь, в писании сказано: «Не добро человеку быть едину»? Глупости разные ему в голову лезут. Так вот тебе мой совет: поищи-ка ты себе жену. Да не ведьму, не пустомелю, как это было уже два раза – слава богу, на твое счастье, переселились они в лучший мир, – а такую, как цветочек весенний, чтобы, как говорят, хоть к ране ее прикладывай. Я же тебя в день свадьбы подарком награжу.

Не очень-то хотелось Дилю жениться, но не посмел он ослушаться хозяина. А тут еще подарок…

Не откладывая в долгий ящик, начал он себе жену подыскивать. Стал ходить от деревни к деревне, от избы к избе. Глазами подмигивать, как петух, возле девушек похаживать. Но не спешили они на его зов, а напротив, разбегались, как от ястреба.

Кто знает Совизджала, тот не удивится. Ну, какая бы девушка позарилась на дубину без гроша в кармане? Красоты тоже никакой. Башка что ступка, губы толстые, красные, глаза в разные стороны смотрят, ноги колесом, да еще и колтун на голове. А язык длиннее, чем у любой бабы. Руки черные как земля, а весь наряд его под стать дырявым лаптям.

Ну, кто бы, скажите, полюбил бродягу и бездельника чумазого, похожего скорее на чучело, чем на человека? Красивые и некрасивые, едва только он приходил, прятались от него в каморках, запирали двери на четыре замка. Носа своего не показывали, пока не выносило его из избы.

Сватался он, сватался, наконец удалось ему одну девушку уговорить. Жила она возле леса, в старой хате. Лицо у нее было красное, рябое, и все потягивала она носом, а ноги были у нее кривые, как у Диля.

«А ведь похожа она на меня, – подумал как-то вечером на гулянье Совизджал. – Те же ноги, то же обличье. Красивая будет женушка у Диля».

Прошло времени немного, договорились они о свадьбе. А дьявол том временем играл себе в одной компании в карты. Надо сказать, что картежником он был заядлым и этим не отличался от земных господ.

Играл днем, играл ночью, но не везло ему на этот раз, карта в руки не шла. Проиграл все, что у него было: дворец, землю, карету, возницу. Запутался бы он совсем в долгах, если бы не Диль Совизджал. Обеспокоился работник, как бы хозяин, позабыв обо всем на свете, не проиграл и его вместе с невестою. Вот и стал он позади дьявола, начал следить за игрой, дотронулся до ясновельможного плеча.

– Чего тебе? – зарычал на Диля дьявол.

Был он зол, прямо огонь изрыгал. Мало того, что запутался в карточных делах, так еще эта бестолочь вертится тут под ногами.

– Может, в долг дать? – сладко прошептал Совизджал.

– А у тебя есть деньги? – сразу сбавил тон сатана.

– Найду, если нужно.

– Давай!

Высыпал из мешочка деньги Диль, положил их на столе перед сатаной. Поставил нечистый их на карту. И вот, с легкой руки ли работника, а может, чертик в талерах сидел, – только пошла дьяволу хорошая карта. Отыграл он дворец, землю, карету и возницу. Вошел в азарт; но успел Совизджал оглянуться, как удвоил, утроил нечистый свое состояние.

Мог теперь жениться себе Совизджал преспокойно. Не боялся он, что потеряет хлеб и работу.

Ну, и, конечно, отблагодарил его хозяин пекла по королевски. Дал не только три воза серебра в свадебный подарок, но и согласился быть посаженным отцом Совизджала.

75. Как Куба с чертом в карты играл

Жил однажды на свете парень, который очень любил играть в карты, а звали его Кубой. И таким он был заядлым картежником, что даже когда на поле ехал, забрасывал вожжи себе на шею и сам с собою играл.

Вот как-то едет он да играет, а навстречу ему какой-то господин. Стал он посреди дороги и говорит Кубе:

– Вижу я, что ты очень любишь играть в карты. Как думаешь: не сыграть ли нам хоть одну партию?

Обрадовался парень:

– Вот так повезло мне! Иди скорее, только скажи вначале – что ты поставишь?

Отвечает ему незнакомец:

– Я могу поставить грешную душу, а ты ставь свою.

Договорились они. А был это не простой смертный, а один из чертей, и звали его Рокитой.

Но Кубе было все равно, с кем иметь дело, лишь бы партнер был. Согласился он даже на такую высокую ставку.

Полетел черт Рокита в пекло за грешной душой, возвратился обратно, посадил душу на дерево, и началась игра.

Играли они, играли, наконец Куба выиграл. Ничего не поделаешь, пришлось Роките выпустить душу на волю.

Скривился нечистый, говорит Кубе:

– Давай-ка еще сыграем, должен же я выпущенную душу отыграть.

– Хорошо, – согласился парень. – Только я в долг не играю, как хочешь, ставь еще душу.

Полетел черт в пекло за грешной душой. Не успел, пожалуй, ксендз в костеле молитву прочитать, как возвратился он обратно. Началась игра.

Играли они, играли, вспотел Рокита как мышь, а все равно выиграл опять Куба у нечистого. Разгневался черт, вошел в азарт.

– Будешь еще играть, иначе не оставлю я тебя в покое ни днем, ни ночью.

А Куба ему отвечает:

– Пожалуйста, будем играть до тех пор, пока будет у тебя что ставить.

Задумался тут чертов сын.

– Так и быть, поставлю я еще одну грешную душу, но если уж и ее проиграю, то тут игре конец.

Полетел вновь нечистый дух в пекло, да так быстро, что только пыль столбом за ним взвилась.

Но на этот раз долго не возвращался: не хотели больше в пекле давать ему ни единой души, а самый старый черт даже накричал на него:

– Дурень ты, Рокита! Неужели не мог ты придумать ничего лучшего, как играть в карты с Кубой? Ведь это же такой игрок, каких на свете мало, он все пекло у тебя выиграть может.

Стал тут Рокита выкручиваться да оправдываться, наконец говорит:

– Ты, старик, раньше времени не кричи, уж если я и эту душу проиграю, то все равно раздобуду как-нибудь три других.

Возвратился черт на поле. Но и на этот раз пришлось ему выпустить душу на волю. Понял тут нечистый, что не обыграть ему Кубу, стал он думать-гадать, как дальше быть, что делать. Думал, думал и наконец говорит:

– Эх, парень, знал бы ты, каково мне сейчас! Да что поделаешь! А ты, и вправду, хват, черта – и того обыграл. Но не подумай, что черти совсем уж бессильные. Вот если хочешь, могу я женить тебя на самой красивой девушке.

Улыбнулся Куба:

– А почему бы и нет? Если есть у тебя на примете для меня невеста красивая да богатая, давай ее сюда, женюсь хоть сейчас.

– Ишь какой быстрый. Так, брат, ничего не делается. Женить я тебя женю, да только должен ты сперва семь месяцев не стричься, не бриться, не чесаться, не мыться и ногтей на руках и ногах не обрезать. А через семь месяцев я за тобою приеду, и поедем мы тогда к невесте.

Согласился Куба, дал ему черт немного денег и наказал идти на постоялый двор, снять там каморку и жить отдельно от всех людей. Может он есть, пить, веселиться, но не должен ни стричься, ни бриться, ни мыться и ногтей не обрезать, а ждать черта.

Сделал парень все так, как Рокита ему сказал. Прошло времени ни много, ни мало, стал он похож на страшилище. Волосы у него торчали в разные стороны, как иголки у ежа, лицо – грязное, обросшее, а ногти на руках и ногах почти такой величины, как шпоры у самого дьявола. Стоило Кубе где-нибудь появиться, как люди от него разбегались и громко кричали:

– Нечистый идет, нечистый!

Вот и вынужден был Куба сидеть у себя в каморке и дожидаться, когда за ним придет черт.

Прошло семь месяцев. Наконец появился лукавый в образе богатого господина. Подъехал он к постоялому двору в золоченой карете, запряженной четырьмя лошадьми, и говорит Кубе:

– Пришло время, настал час, собирайся, поедем к твоей невесте!

Сели они в карсту и поехали далеко-далеко, в столицу одного королевства. Жил-был в той столице один король, который воевал с соседями, нужны были ему на войну деньги. Объявили королевские глашатаи, что тот, кто даст королю три меры золота – будь то бедняк, старик или чужестранец, – получит полкоролевства и одну из королевских дочерей себе в жены.

Поехали нечистый с Кубою прямо в королевский замок, попросил черт доложить, что они привезли с собой три меры золота. Обрадовался король, приказал стражникам гостей впустить и в большую залу их проводить. Договорился король обо всем с Рокитою, начали слуги носить золото из чертовой кареты. Перенесли, перемеряли, заперли в королевской сокровищнице.

Говорит тут черт:

– А теперь, король, должен ты отдать одну из своих дочерей вот этому человеку в жены.

Сказал черт и показал на Кубу, который до этого прятался за спиной нечистого, боясь на люди показаться.

Посмотрел король на парня, посмотрел и ахнул. Неужели должен будет он отдать свою дочь-красавицу грязному бродяге?

Однако говорит:

– Не хотелось бы мне расставаться с дочерью, да что поделаешь, слово не воробей…

Приказал он тотчас же позвать четырех своих дочерей. Пришли королевны-красавицы, показал им король на Кубу:

– Скажите-ка мне, дочери милые, которой из вас этот человек по душе, потому что должна одна из вас выйти за него замуж. Иначе придется мне обратно отдать три меры золота, и тогда не на что будет вести войну.

Первая дочь говорит:

– Я такого мужа не хочу. Чем его в мужья брать, лучше повеситься!

Взглянула на Кубу вторая:

– Чем за такого замуж идти, лучше утопиться!

Надула губы третья:

– Чем с таким венчаться, лучше уж отравиться!

Была у короля еще одна дочь, самая младшая, самая красивая. Жаль ей стало отца и сказала она:

– Я пойду за него замуж, батюшка. Лучше уж мне пропадать, чем всему войску погибнуть.

Поехал Куба к себе домой, дома побрился, помылся, причесался, ногти на руках и ногах обрезал, вновь стал красивым, статным парнем, каким был раньше. Приехал тут Рокита в золоченой карете, запряженной шестеркой лошадей, сел Куба в карету, и направились они к невесте.

Как увидели три старшие дочери, какой Куба славный парень, стало досадно им, что достался он самой младшей. От зависти одна из них повесилась, другая утопилась, а третья отравилась.

Достались Роките их души, стал он в пекло собираться, начал с Кубою прощаться, говорит ему на прощанье:

– Вот видишь: теперь никто из нас не в обиде. Ты получил одну красавицу, а я – сразу три души вместо тех трех, что тебе в карты проиграл. В расчете мы! Ну, прощай, Куба, – кто знает, придется ли еще встретиться!

76. Хромой бес

Жал мужик в поле рожь. Принесла ему жена обед. Поел мужик, а как собралась баба домой идти, он и говорит ей:

– Будешь через поле идти, смотри в колодец не ввались, я его мешком прикрыл, чтобы вода холодной была.

Но баба мужа не послушала, на мешок наступила и в колодец провалилась.

Вечером пришел крестьянин домой, дети его обступили и спрашивают:

– А где наша матушка?

Пришлось крестьянину неправду сказать:

– Пошла за сеном для коров.

А сам передохнул немного, взял багор и побежал и поле. Прибежал к колодцу, опустил багор и шарит. Чувствует, будто подцепил что-то. Стал мужик тащить, смотрит – а на крючке висит хромой бес.

Говорит он мужику:

– Вот хорошо, что ты меня вытащил. Было нас в колодце семеро чертей, всех баба поколотила. Другие-то разбежались, а я хромой, мне не удрать. Только как же я теперь тебе отплачу? Денег у меня нет. – Задумался нечистый. – А знаешь что? Вселюсь-ка я в пана, а ты меня из него выгонишь, он тебе и заплатит. Но как вселюсь я во второго, ты меня гнать не берись, не то я тебе голову оторву.

Выгнал мужик беса из пана, получил за это деньги. Вселился бес во второго пана, снова позвали крестьянина. Стал он нечистого гнать, а тот и кричит ему:

– Я ведь тебе наказывал, чтобы не смел ты меня второй раз тревожить; быть тебе теперь без головы.

Схитрил мужик:

– Так ведь не я тебя гоню, а баба, что вас в колодце колотила.

Испугался бес, удрал со страху, до самой Америки добежал. А мужик получил деньги за работу, домой вернулся и долго еще жил и не тужил вместе со своими детьми.

77. О черте Водкоробе и бедном хлопе

Жил себе один крестьянин очень бедно, не только гроша у него в кармане не было, но частенько и куска хлеба в доме не оказывалось, а о масле уж и говорить не приходится. А тут еще то ли из милости, то ли в наказание дал ему господь бог двенадцать детей.

Так жил бедняк с женою и детьми, не жил, а бедствовал, и прозвали его за это Харлаком[7]7
  Xарлак – хилый, болезненный.


[Закрыть].

И вот как-то раз пошел крестьянин в поле пахать, взял с собою последнюю краюху хлеба.

Пашет, пашет, время уж за полдень, отпустил мужик уставших волов на траву пастись, а сам сел на меже, развязал узелок, посмотрел на краюшку, посмотрел и задумался.

Был он добрый, работящий, жену и детей всем сердцем любил, для них не покладая рук трудился, под бременем бед не падал. Посидел крестьянин, на хлеб посмотрел, вздохнул, завязал его опять в узелок и положил на место.

«Потерплю-ка я еще немного, поем перед тем, как домой идти, ужинать тогда дома не буду – все жене и детям больше достанется», – подумал он.

Поднялся он с земли и пошел пахать.

А пока он над краюхой хлеба раздумывал, тут же рядом с ним стоял невидимый черт и старался придумать, как бы над бедняком подшутить. Ушел крестьянин, взял черт да и украл хлеб из узелка, съел его, облизывается и ждет, что же крестьянин будет делать, когда горбушки на месте не найдет.

Долго боролся Харлак с надоедливым голодом, наконец не вытерпел.

«Живой же я человек», – подумал он и пошел к узелку.

Развязал его, смотрит, а от хлеба даже крошек не осталось.

– Вот тебе и раз, – сказал бедняк. – Вроде как здесь никого и не было, а хлеб пропал. Здорово же, видно, был он голоден, если умудрился краюху украсть. Ну, ничего, пусть будет ему на здоровье, а я как-нибудь с голоду не помру.

Перекрестился хлоп, помолился, до вечера поработал и за плугом домой пошел.

– Нехорошо получилось, – пробурчал нечистый себе под нос и заскрежетал зубами. – Я у него последний кусок хлеба забрал, а он, вместо того чтобы ругаться и проклятиями свою душу губить, здоровья мне пожелал.

Шмыгнул тут черт под землю в пекло, предстал перед Люцифером и рассказал ему всю правду.

– Плохо ты сделал. За бесчинства будем когда-нибудь и мы расплачиваться, придет час и на нас. Творить людям зло – наша обязанность, да только и у чертей совесть должна быть. Если сделаешь зло плохому человеку – так ему и надо, он заслужил. А у бедного Харлака и без нас горя хватает; знать надо, кому чинить зло. А так чертей разжалобить недолго. И еще говоришь ты, что съел как лакомство кусок хлеба насущного. Ты что, забыл: ведь хлеб – дар божий, есть его слуге дьявола не пристало. А посему приговариваю тебя на семь лет к покаянию. Поспеши к бедному крестьянину и за зло, которое ему причинил, отслужи у него все семь лет в работниках.

Услышав такой приговор от самого хозяина пекла, скорчился черт, стал похож на мокрую курицу, да только ничего не поделаешь. Принял он человеческий образ и отправился к Харлаку.

Пришел к бедняку, просит взять его в работники.

Говорит ему крестьянин:

– Ох, мне ли работника держать, когда я сам чуть с голоду не помираю?

А черт опять за свое:

– Ты беден, да и я не богат, вот и будем вместе горе мыкать; смотри, у двоих работа спорее пойдет. Жены у меня нет, детей нет, кожух и сермяга на мне еще почти новые, лапти сам себе из липового лыка сплету, по ярмаркам шататься не буду. Платы мне от тебя никакой не надо, грош – круглый, карманы у меня дырявые, я его все равно потеряю, делился бы ты только со мною куском хлеба.

Так и остался черт жить у Харлака, по хозяйству помогает да так работает, что все только диву даются.

Стоит у крестьянина в хлеву одна-единственная коровенка, а работник все поле навозом удобрил; в один день поле вспахал и засеял. Лето настало – пшеница у Харлака как лес густой. Осень пришла – собрал крестьянин урожай неслыханный. Дивятся люди – бедняк, а хлеба полные закрома. Жена Харлака не ругает, дети не пищат. Озимыми поле засеяли, часть зерна продали, а больше продавать некому; сидят, горюют: что с оставшимся зерном делать?

Тут работник и говорит:

– А давай сделаем так: болото перепашем и засеем, лето, кажется, сухое будет, – вдруг да уродит?

Начал черт пахать, земля следом за плугом сохнет, как в печи, забороновал, засеял.

Увидели соседи, что он в грязь зерно бросает, начали смеяться. А как собрал Харлак осенью щедрый урожай, присмирели соседи, решили сами его примеру последовать.

Разбогател крестьянин, работнику плату назначил, живет себе и в ус не дует.

На следующее лето бросились люди трясины пахать да засевать, а в хозяйстве у Харлака все наоборот.

Говорит работник хозяину:

– Знаешь что, хозяин: кажется, лето дождливое будет, засеем-ка мы пригорки песчаные, а соседи пускай себе в грязи копаются.

Пошел черт пригорки да пески пахать, на которых никогда и ничего не росло. Вспахал, засеял, а тут как раз так задождило, что в низинах весь хлеб вымок, на равнине – и то урожай неважный, а на пригорках подымаются колосья чуть ли не до самого неба. Не знает опять бедняк, что ему с зерном делать.

Думает услужливый черт: «Кажется, за кусок хлеба, который я когда-то украл, я уже рассчитался, с лихвой Харлака наградил, пора бы его оставить, да не попробовать ли его искусить».

Говорит он хозяину:

– Ну как, хозяин, зерна у нас с избытком, что теперь с ним делать станем?

– А что делать? Будем есть на здоровье, нищим раздадим, на больницу пожертвуем, в долг, у кого не уродило, дадим, а остальное пусть себе лежит про черный день, придет еще и неурожайный год.

Не понравились черту такие слова, говорит лукавый:

– Зерно в закромах долго лежать не может, хлопот с ним не оберешься: то его суши, то следи, чтобы мыши не перепортили. Есть у меня одна думка, если удастся – принесет нам это дело немалую прибыль, а в придачу – честь и славу.

– Какое ж это дело?

– Все очень просто! Из ячменя люди варят пиво, а мы давай рожь варить да переваривать, авось что-нибудь хорошее да и получится.

Отвечает Харлак работнику:

– Делай сам, что хочешь, моего ума на такое дело не хватит.

Принялся черт за работу, сделал котлы и кадки, начал тереть, мешать, варить да переваривать, хмелю прибавить не позабыл, сварил напиток чистый да прозрачный, горький да крепкий, во рту от него как огонь горит, – так жжет. Зарычал черт от радости и назвал напиток горилкой. Разлил ее по квартам, в рюмки налил, на столе поставил и хозяина пригласил.

Потянул Харлак из рюмки, скривился, поперхнулся, слова вымолвить не может.

– Ну и горько, а жжет, будто сам черт варил!..

Усмехнулся лукавый:

– Ничего, чем крепче будет, тем охотнее будут ее люди лакать. Попробуй-ка выпить еще рюмочку, не бойся – ведь это же хлеб, только сваренный.

Выпил Харлак, показалась ему вторая рюмка не такой уж горькой.

– Горькая-то она горькая, да только во всем теле от нее приятное тепло.

Налил черт третью рюмку:

– Тогда давай выпьем еще по одной.

Чокнулись хозяин с работником и одним духом напиток бесовский выпили.

– Ей же богу, не горькая, – закричал крестьянин, – совсем не горькая!

– Отлично, махнем-ка по четвертой, – проскрипел соблазнитель.

А Харлак уж сам рюмку подставил.

– Ваше здоровье! – заорал крестьянин, выпивая и эту рюмку до дна. – Кажется мне, будто помолодел я на десять лет, кровь, как у молодого, играет… Не узнает теперь меня моя баба, ой, не узнает! И ноги на месте стоять не хотят, танцевать рвутся.

– Ну, тогда давай нальем и по пятой, будет еще веселее, еще радостнее, – прибавил черт.

– Оно бы и по шестой не мешало.

– Виват, горилка! – заорал уже хорошо подвыпивший нечистый и пустился в пляс.

– Подожди меня, подожди! Я тоже танцевать хочу! Э-э, да только кажется мне, что хата на месте не стоит и потолок на голову валится.

Уронил крестьянин кварту на пол, стал с чертом обниматься да целоваться.

А черт целуется да приговаривает:

– Мне же чудится, что сижу я уже в родном пекле я душу твою в руках держу, а ясновельможный Люцифер, хозяин пекла, за миллионы людских душ, которые даст ему придуманная мною горилка, награждает меня званием сановника подземного царства.

Услышала жена Харлака, как упала на пол кварта, прибежала она, а дети – за нею, увидели они, как пьяный отец танцует с работником, стали смеяться. Так впервые стал Харлак посмешищем для своих детей. А жена бедная смотрела на мужа и диву давалась. Упали беснующиеся пьянчуги на пол, потекла у черта изо рта черная смола. Побежала несчастная женщина за цирюльником.

А пьяницы тем временем перепачкались, руки, ноги, лицо в грязи вымазали и заснули: один под лавкою, а другой – в свином корыте.

Проспались они, встали, головы не поднять, точно каменная.

– Ничего, – говорит черт, – клип клином вышибают. Выпьем-ка по рюмочке! – И налил водки из жбана.

– Ой, нет, я не буду, – простонал Харлак.

– А ты одним духом, и я с тобою за компанию.

Послушался нечистого крестьянин, выпил.

– Пожалуй, ты, брат, прав, стало мне лучше да и веселее, – не выпить ли нам еще по единой? Выпьем, соседей позовем, пусть пьют-гуляют, меня Харлаком больше не называют.

Черт и сам уж над этим подумывал.

– Ладно, – говорит он. – А что дома не выпьем, в корчме продадим.

Не прошло и года, как помер от пьянства Харлак, земля и дом за долги пошли, а жена и малые дети остались без хлеба, без крова, без теплой одежды. Пошли они по белу свету, по чужим людям, насмешки и издевки за своего отца-пьяницу выслушивая.

С той-то поры и распространилась среди людей водка, никто их не заставляет, никто не принуждает, сами по доброй воле пьют. А вместе с нею приходят в дома к людям голод и нищета, губит водка человеческое тело и душу, а тому, кто ее выдумал, черту Водкоробу, приносит в день по тысяче душ.