Текст книги "Польские народные легенды и сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

87. Хлоп, пан и ксендз

Жил на свете один хлоп, и так одолела его бедность, что он не знал, как и быть дальше. Вот взял он раз топор, пошел в лес, залез на ель и давай топором стучать. А мимо едет на коне пан и спрашивает, что это он там такое делает, уж не срубить ли дерево задумал. А хлоп ему отвечает: он-де слушает, о чем святые на небе толкуют. Тогда пан ему говорит, что он бы тоже хотел послушать святых. А хлоп на это: послушать-то можно, да надо, мол, раздеться донага. А пан в ответ, что он, дескать, в рубашке на елку влезет. А хлоп на своем стоит: рубаха может зацепиться и пан-де свалится.

Наконец послушался пан хлопа, разделся, привязал коня к дереву, влез на елку и взял у хлопа топор. Начал он помаленьку рубить, а хлоп, не мешкая, слез на землю, подхватил панскую одежду, вскочил на лошадь и поехал, а голого пана оставил на елке. Пан завопил, а хлоп подстегнул коня и был таков. Так и просидел пан на дереве до вечера, а как стемнело, прибежал голый домой. Поднялся на крыльцо, постучал и говорит слуге, чтобы тот впустил его и подал бы что-нибудь из одежды. А слуга столкнул его с лестницы и говорит: мол, не шуми тут, не ври, что ты наш пан. Долго пан упрашивал его, рассказал, что с ним приключилось. И тогда слуга все же узнал своего господина и принес ему одежду.

Пан попросил слугу, чтобы тот ничего жене не рассказывал. А слуга только и держал язык за зубами, пока ее не встретил, а как увидел, сразу все и выложил.

Ну и смеялась же пани над своим незадачливым мужем! Уж он ее просил хоть ксендзу ничего не рассказывать, чтобы тот к нему почтения не потерял. Но жена тоже выдала мужа, и ксендз вволю посмеялся над паном, которого так одурачил хлоп.

Спустя некоторое время поехал пан на ярмарку, а сам все думает, как бы насолить ксендзу за его насмешки. Приехал в город – глядь, а тот самый хлоп продает сворованного у пана коня. Только увидел хлоп пана, бросил коня – и давай бог ноги! А пан кричит ему вслед, чтобы не боялся, продавал коня, что он ему еще денег даст, только пусть он как-нибудь напроказит ксендзу, а то уж больно ксендз над ним, над паном, потешается.

Хлоп пошел в лавку, купил белого полотна, сшил длинную, до пят, рубаху, опоясался веревкой, собрал у себя дома все ключи, какие мог найти, и привязал их к поясу. А потом еще сшил мешок. Отправился хлоп в тот самый костел, где ксендз служил, пал на колени у дверей в своей длинной рубахе и стал усердно молиться, заламывать руки и глаза закатывать кверху. А ксендз махал кадилом и, как увидел богомольца, послал за ним сторожа, спрашивает, кто он такой. А хлоп ответил, что он, дескать, святой Петр и с ним ключи от небесного царства. Ксендз очень обрадовался, что увидел человека с неба, и повел его подкрепиться. И вот беседуют они за трапезой, ксендз и спрашивает, берет ли Петр живых на небо. А Петр ему отвечает, что за тем как раз и явился на землю и, кто заслужил, того возьмет с собой. Тут ксендзу захотелось, чтобы Петр взял его на небо. Петр сказал: пусть ксендз лезет в его мешок, но прежде надо взять на дорогу денег, а то до неба далеко. А жена ксендза сказала Петру, что и у нее есть полкварты дукатов и она отдаст их, если он поможет ей тоже попасть на небо. И вот ксендз влез в мешок, а хлоп его завязал, взвалил на плечи, отнес на кладбище и там подвесил на липу.

На другой день рано утром пришел могильщик копать яму и видит – кто-то болтается в мешке на дереве. Подошел, треснул по мешку лопатой и говорит:

– Ах ты пес негодный! Не нашел, где повиснуть, кроме как на святом месте!

Ксендз из мешка отзывается:

– Юзеф, Юзеф, ты тоже тут на небе?

А могильщик огрел его другой раз лопатой:

– Я тебе покажу, на каком ты небе! – Не узнал могильщик по голосу, кто в мешке.

Тут ксендз сообразил, в чем дело, и попросил выпустить его. Только могильщик развязал мешок, ксендз пустился домой, а его жена увидела в окно, как он бежит, и подумала, что это за нею спешит ксендз, на небо взять хочет, и вышла скорее на порог и спрашивает:

– Уже и меня туда требуют?

А ксендз так быстро бежал, что с ног ее сбил, и ничего не ответил. Она – вслед за ним в дом и спрашивает, что случилось. А он не хотел ей ничего говорить: думал – никто знать не будет.

А хлоп, как только удалась ему эта проделка над святым отцом, пошел и все рассказал пану. Вот пан идет на другой день к ксендзу и издалека уже смеется. Ксендз спрашивает, чего это ему так весело. А пан отвечает: его-де, пана, любопытство разобрало узнать только, о чем святые на небе разговаривают, а ксендзу захотелось самому на небо попасть. И потом всегда смеялся над ксендзом, что он хоть и ученее его, пана, а дал хлопу надуть себя еще почище.

88-93. Сказки о расторопном мужичке Простачке и его смекалке

Жил да был когда-то не бедный и не богатый, не шляхтич, не пан спесивый, а мужичок сметливый. Разум имел он не заморский, не шляхетский, не панский, а самый что ни на есть крестьянский. И по деду и по отцу тот мужичок прозвание носил Простачок.

На похвалу его сословью не одно ходит присловье. Вышел он из народа, что кормит панов всякого рода. Коли мужик не стал бы трудиться, не стал бы и хлеб родиться. И пришлось бы панам забыть о спеси своей да взяться пасти овец или гусей. А пахать они б захотели, так и вовсе бы не сумели – труд этот вроде и простой, да не всякий может пройти с сохой.

Вот кто такой Простачок. Он мужицким умом силен и прославился не словами пустыми, а делами своими.

О его сметке и хватке много добрые люди сложили прибауток да шуток, сказок ладных и побасенок складных.

Вот и читайте себе на здоровье сказки да присловья о веселом Простачке, расторопном мужичке.

О том, как Простачок утешал помещика в его несчастьях

Деревней, где жил Простачок, владел вельможный пан. Много почудил и подурил на свете этот пан, но пришло время, и послал он в школу своих сыновей, старшую дочь замуж выдал, младшая – девица уже на возрасте – жила с матерью в имении. А сам пан подолгу пропадал в ближнем городе.

И ладо же такому случаю выйти, что несколько бед сразу обрушилось на пана в его отсутствие: нежданно-негаданно умерла жена, почти целиком выгорело поместье, а дочка… Но о ней потом. Случилось все это в одну неделю.

Пан беспечно кутит в городе и ведать ни о чем не ведает, как вдруг входит слуга и докладывает, что пришел мужик из его деревни и хочет видеть пана. Тот распорядился впустить к нему мужика.

Вошел Простачок в покои, поклонился, поскреб в затылке… Видно сразу: хочет что-то сказать, да не решается. А Простачок, жалея своего господина, раздумывал, как ему доложить обо всех несчастьях, да так, чтобы не слишком пана огорчить. И решил начать с пустяковых бед и этим подготовить пана к известию о бедах непоправимых.

– Ну-с, как живешь, Простачок? – спрашивает пан.

– Спасибо, пане, пока жив-здоров, – отвечает мужик.

– Что нового у нас?

– Да как вам сказать, пане: недаром говорится, что от беды не уйдешь, не ускачешь. Пан знает, как наш пробощ[10]10
  Пробощ – деревенский священник.


[Закрыть] говорит: «Кого бог любит, того и наказует». Вот, видно, и вас господь бог жалует, да что поделаешь, на все его святая воля.

– Что ты болтаешь? Не случилась ли и вправду какая беда?

– Ясное дело, пане. Все мы под богом ходим, в одном он вас опечалил, так другим утешил.

– Чем же он меня опечалил?

– Да ваш перочинный ножичек, подарок покойного вашего батюшки, сломался.

– Ах, чтоб тебя! Ха-ха-ха! Ведь придумает же, что меня такой пустяк огорчить может! Конечно, жаль ножа, все же намять, но разве есть что-нибудь вечное на свете? А как же его сломали?

– Да шкуру с борзой сдирали…

– Как? Борзая сдохла? Которая?

– Да все.

– Все? Как же это? Такие прекрасные борзые! Наверное, недоглядели?..

– Может, и так, пане, да как тут углядеть, когда они обожрались мясом вашего жеребца, а мясо-то было с отравой – на волков приготовлено.

– Так жеребец околел? – завопил помещик, вскочив с кресла.

– Да, пане, околел.

– Что же с ним случилось? Ведь он еще молодой, здоровый. Всего шесть лет ему. Верно, плохо ухаживали?

– Ой, пане, ухаживали хорошо, да что поделаешь, когда он надорвался.

– Надорвался!? А кто ж посмел его так загонять?

– А как же иначе, пане? Ведь нужно было пожар тушить.

– Пожар?! Какой? Где?

– Загорелся сарай, стали гасить. Воду бочками возили. Но что поделаешь? Не разорваться же всем: там гумно горит, здесь конюшня полыхает, потом коровник вспыхнул – словом, все сразу охватило огнем!

– А дом-то мой?

– Дом-то ваш догорал, а это от него уж и пошло все!

– О, я несчастный!!! – завыл пан, заламывая руки. – Только пепелище ото всего осталось?

– Так и есть, пане, пепелище.

– Отчего же пожар-то начался?

– Началось все оттого, пане, что в доме горело много свечей, а окна были завешаны траурной материей…

– Траурной? По ком же траур?

– По ясновельможной пани, по вашей супруге…

– Что ты говоришь? Боже, моя жена умерла?!

– Ох, пане, умерла, царство ей небесное!

Замолчал пан, поднял глаза к небу, слезы текут ручьями по щекам. После долгого молчания и говорит:

– Сколько несчастий сразу послал мне бог, а ты еще говоришь, что бог опечалит, бог и утешит. Чем меня можно утешить после таких утрат?

– А как же, пане? Господь и утешение послал: у паненки-то, вашей младшей дочери, панночка родилась…

Простачок изгоняет домового

Исполнив поручение, которое камнем лежало на сердце, Простачок купил на базаре по пути из города за бесценок ручную сову и зашагал домой.

Поздно вечером добрался он до какой-то деревни. Во всех окнах темно, а в одном окошке огонек светится. Заглянул Простачок из любопытства в окно и видит: на столе, покрытом белой скатертью, лежат пироги, жареный гусь да фляжка водки стоит. А за столом сидит молодой мужчина – видно, какой-то родственник или разлюбезный гость. Хозяюшка-то молодая, пригожая, гостя умильно потчует, да так и ластится к нему.

Простачок сову под мышкой держит, а в правой руке – посошок дорожный, да тем посошком и постучи в окно.

Хозяйка как ошпаренная вскочила с места и спрашивает в испуге:

– Кто там?

– Хозяин! – ответил Простачок.

Вмиг пирог полетел со стола в квашню, фляжка водки – в комод, жареный гусь – в печку, а хозяюшкин гость, схватив шапку, шмыгнул под печку. Наскоро прибрав все, хозяйка опрометью кинулась отворять двери.

Едва Простачок отскочил от окна, как вдруг заскрипел снег под полозьями легких саней и перед воротами дома осадил лошадь здоровый, плечистый мужик.

– Отворяй! – закричал он, вылезая из саней и стуча кнутовищем в ворота. – Отворяй, жена, и коня распряги: у меня руки закоченели.

Ворота распахнулись, и хозяйка повела коня во двор. Тут только хозяин заметил Простачка и спросил:

– А ты, братец, кто такой будешь?

– Путник я. Пусти обогреться в хату. Позднее время, а заночевать негде.

Гостеприимный хозяин повел Простачка за собой, и вскоре они сидели за столом. И рад бы хозяин хорошо угостить путника, но хозяйка насилу разыскала для них немножко соли и краюшку хлеба. Подает им скудный ужин и ворчит:

– Знала бы я, когда тебя ждать, сготовила бы чего-нибудь горячего и пирог бы испекла. А то вот как вышло: и сам приехал и гостя бог дал, а угощать нечем.

– Что это у тебя за птица? – спросил хозяин, с любопытством разглядывая важно сидящую рядом с Простачком сову.

– Сова – ученая голова, – погладил ее путник. – Очень смекалистая птица, все знает и насквозь видит, даже говорить умеет.

– Да что ты? И говорить может? – удивился хозяин, собирая хлебом соль, растолченную на столе.

Незаметно для хозяев Простачок ущипнул сову, она и прохрипела что-то по-своему.

– Что она говорит? – спросил хозяин.

– Говорит, что в квашне пирог лежит.

– Пирог в квашне? Слышишь, жена, давай-ка его сюда!

– Может, правда? – пробормотала перепуганная молодица. – Вчера брат заезжал ко мне, так я для него наскоро испекла. Может, и остался кусочек. Сейчас погляжу…

И точно: вынула из квашни и подала на стол пирог, да не кусочек, а чуть початый.

Режут мужики пирог и уплетают за обе щеки. А Простачок снова потихоньку прижал сову. Она опять завертела головой и заухала.

– А теперь она о чем говорит? – полюбопытствовал хозяин.

– Да ну ее! Все свое плетет! Будто в комоде фляжка водки есть.

– Может, и верно, жена? Ну-ка, выдвинь ящик!

– Не знаю, – завертелась баба, еще больше смутившись. – Кажись, вчера капелька осталась – может, и есть…

Посмотрела – и водка есть, да не капелька, а больше половины фляжки. Делать нечего, поставила хозяйка водку на стол. Хозяин молча налил себе и гостю. Выпили по рюмке и снова – за пирог.

– Замолчи! – тихо прикрикнул Простачок на сову, которая под его незаметными толчками снова подала голос. – Замолчи! Не твое это дело…

– А что она говорит?

– Да болтает, что-де в печи жареный гусь, – будто нехотя проворчал путник.

– И гусь? Доставай, женка, а то сам пойду искать! Все подавай сразу, что есть еще!

Подбежала хозяйка к печи, заглянула за заслонку и запричитала, заламывая руки:

– Господи, и гусь есть! Боже мой, да что же это творится? Ведь только что ничегошеньки не было. И ума не приложу, откуда все взялось. Не иначе, чародейство или еще что!..

– Веришь ли, добрый человек, – говорил хозяин, разрезая гуся, – у меня в доме дивные дела творятся. Нечистый дух по-другому бы озорничал, а то дело сделано, и концы в воду. Что есть в доме повкуснее, все из рук уплывает. На кого подумаешь? Живем вдвоем: я да женка. Чьи это дела, любезный гость, как по-твоему?

– А чему ж другому быть – не иначе домовой завелся. А где он поселится, там счастья не жди. Но если это только домовой, то с помощью совушки – мудрой головушки мы выгоним его сегодня же. Удерет злодей туда, куда еще Макар телят не гонял.

– Сделай такую милость, гостюшка! Выгони, уплачу тебе, сколько запросишь.

Простачок велел хозяину выйти в сени. Хозяйка, оставшись с гостем с глазу на глаз, упала перед ним на колени и начала умолять:

– Ой, не губи меня, добрый человек, не губи!

И гость хозяюшкин вылез из-под печи и тоже путнику в ноги, упрашивает:

– Возьми все, что у меня есть, только не губи. Не выдай хозяину, а то он меня живого не выпустит.

Простачок велел ему вымазать сажей лицо и руки, напялить кожух шерстью наружу, рукавицы натянуть на ноги, а сапоги на руки надеть. Привязал ему на голову старый голик и велел обратно лезть под печку.

Позвал хозяина и объявил, что домовой прячется под печкой: так сова указала. Потребовал котелок ключевой воды, две пригоршни круп ячменных, колбасы, солонины, масла и соли, а об остальном просил не беспокоиться.

Без слов хозяин дал все, что требовал путник. Тот на шестке разложил огонь, и скоро в котелке пыхтела густая и жирная каша, а Простачок, засучив рукава, помешивал ее ложкой. Каша поспела. Перекрестил путник углы дома, настежь распахнул двери избы, хозяину дал в руки метлу, а хозяйке – лопату. Как брызнет кипящей кашей из поварешки под печку да как заорет что есть мочи:

– А ну, домовой, киш-киш отсюда!

И точно: вдруг из-под печки выскочило что-то черное и косматое, не человек и не козел, как есть – домовой, да как пустится наутек в двери. По пути сбил с ног хозяина, а хозяйка с перепугу завопила благим матом. Простачок вскочил на стол, а домовой метнулся к воротам да как сиганет на улицу, только его и видели.

Утром Простачок за труды получил от хозяина рубль, да хозяйка тайком сунула ему в руку еще рубль.

Так рассудил он дело своим мужицким умом, всем угодил и себя не забыл: обогрелся, попил, поел как следует, выспался, деньги в мошну спрятал, да и котелок с кашей захватил с собой.

С хлебосольными хозяевами распрощался чин по чину и пошел своей дорогой.

Простачок распознает, где ложь, где правда

Около полудня пришел Простачок в незнакомое село. Видит, на улице собралась большая толпа: тут и мужики и бабы, стар и мал – все галдят, машут руками. Подошел Простачок к толпе и увидел двух тяжущихся: жалобщика и ответчика, обиженного и обидчика.

– Что тут у вас случилось? – спрашивает Простачок. – О чем спорите? Может, я вам и помогу.

– Дело такое, – объясняет ему один старик. – Вот эти два мужика, что держат за повод коня, обвиняют друг друга в воровстве. А дело было так: наш сосед вчера на ярмарке в городе купил коня, а сегодня поймал на нем в своем хлеву вот этого цыгана. Цыган божится, что это-де его собственный конь, что он сам его выходил и ездил на нем шесть лет, а неделю назад у него, мол, украли этого коня. И вот сегодня он будто бы нашел своего коня у этого мужика в конюшне и взял как своего, да еще соседа моего обвиняет в конокрадстве. Как их рассудить?

– Шила в мешке не утаишь, сейчас дело выведем на чистую воду, – сказал Простачок и закрыл полой своей сермяги голову коня. – Ну, цыган! Вот ты узнал своего коня в чужом хлеву. Раз ты его сам выходил и шесть лет у себя держал, отвечай, только говори сразу, без запинки: на какой глаз он косит?

– На какой глаз, спрашиваешь?

– Да, да! Сразу отвечай, а если не сможешь – значит, конь не твой.

– Неужто я не скажу, пан хороший! Только мой конь чуть-чуть косит, а видит хорошо.

– Неважно, чуть-чуть или здорово, а ты говори, на какой глаз, и не крути, а то проиграешь.

– На правый, милостивый пан!

Простачок приоткрыл полу и показал всем правый глаз. Все увидели, что глаз вовсе не косит.

– Ох, пан хороший, ведь я ошибся, – застонал цыган, махнув рукой и ударяя шапкой о землю, – ох, как же это я ошибся?! Да ведь конь о четырех ногах, и то спотыкается. Чего же удивительного, если язык иногда не то ляпнет, что думает голова? Да он косит на левый глаз, конечно, пане, на левый!

Простачок совсем отдернул полу и объявил:

– Врешь, цыган! Бессовестно врешь! Это хозяйский конь, а ты конокрад. Смотрите, у лошади вовсе глаза не косят.

Цыган понял, что попался на удочку, и хотел задать стрекача, но его изловили и связали.

Все благодарили Простачка, угостили его, да еще на дорогу кое-чего дали.

Как Простачок дважды обвел охотника вокруг пальца

Проголодался Простачок в пути и решил подкрепиться кашей. В это время он как раз подходил к лесу. Ну что ж, разложил Простачок костер, подвесил котелок с кашей над огнем, она живо и разогрелась.

Только хотел приняться за горячую кашу, видит – далеко в поле по свежему снежку скачет на коне охотник, за охотником – егерь с борзыми. Это был помещик из соседнего имения, известный скряга и притеснитель своих крестьян. Узнал его Простачок и решил сыграть с ним шутку.

Снял котелок с огня, поставил на пень, что из снега торчал. Костер затоптал, засыпал снегом. Встал лицом к полю, подбоченился и давай прыгать вокруг пня и напевать:

 
Я скачу, пою у пня,
Варю кашу без огня.
Эх, эх, смех – не грех:
Угощаю кашей всех!
 

– Что это там мужик выделывает? – обратился пан к егерю. – Ну-ка, узнай.

Поскакал егерь и, вскоре вернувшись, доложил, что какой-то шалопут на старом пне без огня кашу варит.

Не поверил пан егерю. Подъехал к кашевару и в самом деле видит: стоит на пне котелок с такой горячей кашей, что страшно и в рот взять.

– Слушай, мужичок, – обратился охотник к Простачку, который аппетитно уплетал дымящуюся кашу. – Для охотника такой котелок, что кашу сам без огня варит в чистом поле или в глухом лесу, – цены не имеет!.. Научи-ка меня этой премудрости, я тебя награжу щедро…

От слов – к делу, и пан за большие деньги купил чудесный котелок. Простачок научил пана, как надо прыгать и что напевать, деньги спрятал в мошну, поклонился и без оглядки зашагал большаком.

Вернулся охотник домой, не терпится ему показать всем удивительную штуку. Собрал он своих гостей, жене велел захватить все, что нужно для каши, и отправился в поле, и через полчаса компания стояла у того же самого пня. Пан вопросил:

– Господа! Может быть, вам угодно отведать чего-нибудь горячего? Я нарочно пригласил вас сюда, чтобы сделать приятный сюрприз. На этом пне я сейчас сварю вам кашу.

Поставил он котелок с крупой на пень, заправил салом, посолил, насыпал снегу, повернулся к гостям, подбоченился и давай прыгать вокруг пня да выкрикивать:

 
Я скачу, пою у пня,
Варю кашу без огня,
Эх, эх, смех – не грех,
Угощаю кашей всех!
 

Гости с недоумением смотрели на пана и терялись в догадках, что это значит.

Танцор весь взмок и охрип от прыжков и пения на морозе, но когда он оглянулся и увидел, что котелок не кипит, то еще усерднее запрыгал и заорал припевку сиплым голосом. Встревоженная жена подумала, что ее благоверный рехнулся. Подбежала к нему и схватила за руку, пытаясь удержать от чудачества, но он оттолкнул ее. Она кинулась к гостям, умоляя их остановить мужа, чтоб не схватил он от пляски на морозе воспаления легких.

Вмешались гости, и обман выяснился. Одураченный пан опомнился. Вскочил на коня и понесся догонять Простачка.

Но тот уже смекнул, что может быть дальше: как услышал топот копыт, поднял с дороги палку и забросил на липу. Вывернул наизнанку полушубок и шапку, скривил нос в одну сторону, а рот – в другую, сморщился, зажмурил один глаз, подогнул ногу, встал под липу и хнычет.

На взмыленном коне подскакал к нему охотник, посмотрел и, не узнав шутника, спрашивает:

– Ты не видел, проходил здесь мужик в новой шубе и бараньей шапке?

– Еще бы не видеть, папе! – плачущим голосом ответил Простачок. – Он, разбойник, напал на меня, несчастного калеку, вырвал костыль и вон куда закинул, а сам как угорелый побежал дальше. Пан его мигом догонит. Сделай милость, пане, пожалей старика, достань мой костыль с дерева. Без него мне смерть! А негодяй все равно никуда не уйдет.

Спрыгнул охотник с коня, бросил поводья мнимому калеке, а сам стал карабкаться на дерево.

Этого только и ждал Простачок. Увидел, что пан залез высоко, вскочил на коня, подобрал поводья и стрелой помчался по дороге. Скорехонько скрылся от обалдевшего охотника.

Дом пана стоял у дороги. Простачок осадил коня у ворот, пустил его на панский двор, а сам узкой тропинкой через лес пошел дальше.

Вот так два раза посмеялся мужик над паном. И от мести его ушел и показал, что он не вор.