Текст книги "Польские народные легенды и сказки"

Автор книги: Народные сказки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

124. Откуда пошла поговорка: «В Шесне дьявол мать дает»

Давным-давно, в старые времена, в Шесне, деревне Мронговского повета, была гмина[13]13
  Гмина – община.


[Закрыть]. Управлял этой гминой староста, а помогал ему посыльный.

Так вот. В эту гмину входила одна деревня, где жила вдова Козянка со своим сыном. Решила она передать сыну свое маленькое хозяйство, а сама собралась жить на его попечении. Пока хозяйство было в руках матери, сын обращался с матерью, как полагается. Жили они хорошо, в мире и согласии. Но как только сын почувствовал себя хозяином, сразу же переменился: стал часто выпивать, изводил свою мать придирками и даже бил.

В те поры староста гмины был одновременно и мирским судьей. Наказывали тогда строго: розгами били, плетьми.

Вот старушка, видя, что надеяться на исправление сына нечего, написала старосте жалобу: мол, и обзывает ее сын, и изводит, и бьет.

Староста распорядился, чтобы посыльный вызвал сына с матерью к нему.

Сын узнал об этом и понял, что дело его плохо: всыплет староста ему батогов. Стал он тогда просить у матери прощения. И руки ей целует, зарекается бить и обижать ее. Ну, а у матери сердце за сына болит, поверила она ему и отправилась в гмину, чтобы упросить пана старосту не наказывать сына, – обещает, мол, он никогда больше ее пальцем не тронуть.

Пан староста выслушал и сказал:

– Хорошо, но только запомните: второй раз ко мне по этому делу не приходите.

С таким грозным предупреждением старуха вернулась домой. Сын был очень доволен, благодарил мать. Зажили они опять в мире и согласии.

Но вот прошло немного времени, и забыл сын свои обещания. Снова начал он бить свою мать, обзывать по-всякому и изводить, как раньше.

Волей-неволей пришлось матери идти снова к старосте, уже не хватало больше у нее терпения.

Увидел пан староста старушку и сразу сказал:

– Разве не остерегал я вас? Вот теперь получайте то, что должен был ваш сын получить.

Но тут же посмотрел староста на обиженную старую женщину и смягчился. Опять приступил к разбору дела.

Когда сын узнал об этом, снова стал просить у матери прощения. Чего он только не делал! Обнимал и целовал мать, ползал перед ней на коленях и все клялся, что уж больше никогда обижать ее не будет. Мать ему толкует, что не может взять жалобу обратно, а то разгневанный староста накажет ее самое вместо сына. А сын все не перестает упрашивать, пока материнское сердце не смягчилось.

Когда настал день суда, взяла она в руки палку и вместе с сыном отправилась в гмину. В дороге на нее нашло какое-то затмение – очень уж она боялась гнева старосты.

Подходит она к гмине, садится на лавке перед домом и словно чего-то ждет, словно надеется на какой-то случай. Тут как раз едет мимо мужик, везет навоз на поле. Женщина ему и говорит:

– Дорогой мой, пан староста вызывает вас в гмину.

Мужик, не видя здесь злого умысла, привязывает лошадь к столбу и смело идет с незнакомой женщиной в гмину.

Староста видит – идет со старушкой какой-то мужчина, и спрашивает:

– Это и есть ваш сын?

– Да, пан староста.

Тут мужик удивился и говорит:

– Я не знаю этой бабки.

– Вот видите, пан староста, – пожаловалась женщина, – это он всегда так говорит!

Староста, ничего больше не говоря, приказывает внести сноп соломы, уложить на него мужика и всыпать двадцать пять батогов. Потом снова спрашивает:

– Это ваша мать? Будете еще ее бить?

А мужик никак не признает себя ее сыном и все повторяет:

– Не знаю я этой бабки.

Вконец разгневанный староста прибавил ему еще двадцать пять батогов. Потом в третий раз спрашивает:

– Это ваша мать или нет?

Мужик видит – ничего тут не поделаешь, и отвечает:

– Да, пан староста, это моя мать.

– Ну, иди, и чтобы я тебя больше тут не видел.

Вышел мужик из гмины и сказал:

– Не иначе, как дьявол в Шесне дал мне матушку.

С тех пор и пошла поговорка, что в Шесне дьявол мать дает.

125. Ксендз и кучер

У ксендза в Дызитах была уйма скота, и вот сметану хозяйка его ставила за алтарь. Был у него кучер Адам Фрышмут. Проведал он, что сметана за алтарем стоит, и съел немного. На другой день хозяйка говорит:

– Куда-то сметана у меня пропадает.

Пошел кучер вечером опять за алтарь, а на алтаре стояли двое святых – Шимон и Юда. Кучер взял и намазал им губы, чтобы было видно, кто ест сметану. Ксендз пришел утром в костел, встал на колени и читает молитвы, посмотрел на святых и увидел, кто ел сметану.

После обеда взял ксендз веревку и тех святых высек и сказал:

– Ну, больше вы мне не будете воровать сметану.

К вечеру в доме затихла суматоха, вот кучер пошел и святых тех с алтаря снял и спрятал под солому в сусек.

Ксендз идет читать молитву, а святых-то нету. Перепугался ксендз, вернулся во двор темнее тучи, а кучер увидал его и спрашивает:

– Что пан ксендз такой печальный?

– Да вот, подумай, побил святых веревкой, а они теперь от меня убежали.

Кучер говорит:

– Так ведь они в Рожнове сидят в корчме и пьют. Дайте мне, отец-благодетель, полсотенную, я их приведу назад.

Вечером вернулся кучер, идет к ксендзу и говорит:

– Там они, да беда, святой отец, что вы денег мало дали; еще столько же надо, уж я их ночью обязательно приведу. Только пусть пан ксендз пораньше спать отправляется, тогда они не будут бояться.

Пошел, взял из сусека святых, поставил их на алтарь, там они и стоят.

Утром рано спешит ксендз в костел и видит с радостью, что Шимон и Юда – опять на алтаре, на своем месте.

Развеселился ксендз и велел на радостях сделать себе крест с надписью: «Я живу без заботы».

А в Ольштыне был королевский маневр, выехал туда король на прогулку со своими офицерами. Увидел он надпись и думает: «Я – король, и то у меня полно заботы, а тут ксендз – и живет себе без забот!»

Велел позвать ксендза на двор и говорит ему:

– В воскресенье будешь читать проповедь, да так, чтобы одна половина людей в костеле смеялась, а другая – плакала, и скажешь, как высоко до неба и как глубоко Дивиское озеро.

Ксендз в горе вернулся домой, а кучер его спрашивает:

– Что пан ксендз так опечалился?

– Еще бы. Нужно мне в воскресенье читать проповедь и сказать, как высоко до неба и как глубоко озеро. А главная беда не в том – проповедь-то нужно так прочесть, чтобы половина прихожан плакала, а половина – смеялась.

А кучер и молвит:

– Это пустяки, отец-благодетель. Скажите, что до неба только одна дорога, а озеро такую глубину имеет: как кинешь камень в воду, он и падет до самого дна. Ну, а проповедь пусть пан ксендз сам выучит как следует, вот и будут люди плакать, а чтобы другие смеялись – об этом уж я позабочусь.

Поставили амвон посредине, чтобы людей разделить – тут половина и тут половина. Ксендз хорошую приготовил проповедь девкам и бабам – вовсю плакали. А кучер взял ножницы и вырезал ксендзу сзади дыру, так что всю мягкую часть видать голую. Которые были сзади – смеялись, а которые стояли спереди – плакали. Король плакал, потому что тоже слушал проповедь. А после проповеди король похвалил ксендза и сказал:

– Твоя правда, пусть стоит крест.

На том и конец.

126. Как мельникова дочь вышла за пана Исуса

Была у мельника дочь, звали ее Кася. Ни за кого другого замуж идти не хотела, только за пана Христа или за святого Петра. Два парубка, порядочных плута, прознали об этом, нарядились святым Петром и паном Исусом, накупили в городе вина несколько бутылок и хлеба и пошли на мельницу свататься. А там у мельницы был пруд. Вот опустили они вино в воду, а хлеб спрятали в кусты. А как пришли на мельницу, их там и спрашивают, кто такие. А парни отвечают:

– Пришли сватать вашу Касю.

– Эй, так она ни за кого другого идти не хочет, только за пана Христа или за святого Петра.

А тот, что был святым Петром, тогда и показывает на другого:

– Вот это и есть пан Исус Христос.

Тут все встали и крестятся на него.

А пан Исус говорит:

– Сходи-ка, Петр, за вином на пруд да в кусты за хлебом.

«О! Раз так, это в самом деле Исус Христос», – подумали все.

Вот. Святой Петр пошел за вином и хлебом, принес. Напились все, наелись. А пан Исус потом говорит:

– Ну, теперь пойдем, Кася, на небо!

Мельник, мужик богатый, собрал приданое, дал денег, одежку – что мог. А пан Исус говорит:

– Как увидите, светит на той горе (была там недалеко гора, вот как наш Хишпак), молитесь тогда; это значит – мы на небо отправились.

Ну, а парни – те насобирали сначала сухой пихты, вереску и, как пришли под гору, сложили костер и подожгли. А на мельнице в это время крестились и радовались:

– Эй, наша Кася идет на небо! Наша Кася идет на небо!

А те пройдохи у огня поснимали с Каси наряды да как начали лупить Касю! Отлупили, деньги забрали, Касю прогнали домой, а сами пошли.

Уже ночь была, на мельнице спят, а тут кто-то тут-тук в окно. Мельничиха проснулась:

– Это ты, Кася?

– Я, я, пустите скорей!

– Ты, стало, не пошла на небо? Не пустили тебя? А мы-то как молились да радовались за тебя!

– Ага, вас бы самих так порадовали палками, так вы бы и домой не дотащились.

127. Капуцин с козлиной бородкой

Однажды бородатый ксендз – видно, капуцин – читал в костеле проповедь об отпущении грехов. И нельзя сказать, чтобы так уж хорошо читал.

Вдруг видит: стоит какая-то баба и как посмотрит на него – сразу в плач. Ужас как плачет.

Ксендз с бородой подумал, что это он в проповеди сказал что-то такое, отчего баба совсем размякла. Велел он костельному позвать бабу, чтобы подошла она к нему. Очень уж хотелось ксендзу узнать, какое слово в проповеди так ее растрогало.

Пришла баба, а ксендз ее спрашивает:

– Дорогая моя, отчего вы так плакали, когда я читал проповедь?

А баба опять в слезы.

Долго ксендз допытывался, в чем дело. Только через некоторое время она сказала:

– Ой, батюшка! Как посмотрю я на вас, так сразу и слезы. Был у меня козел, но разорвали его волки. У него такая же была бородка, как и у вашей милости. Взгляну на вас и сразу о козле своем вспоминаю, от жалости и плачу.

128. Про солдата, который просил у бога денег

Как-то раз ночевал солдат у одного хозяина. Поднялся он среди ночи и стал просить милостивого бога, чтобы послал он ему сто бумажек. Именно сто: если не будет хватать хоть одного крайцера[14]14
  Крайцер – австрийская монета.


[Закрыть], солдат не возьмет.

А хозяин с хозяйкой спали на чердаке. В потолке была дырка, и они все слышали. Разобрало их любопытство: неужто солдат и вправду не возьмет сто рейнских без одного крайцера? Было у них восемьдесят рейнских – выручка за волов, вот они и спустили их в дырку.

Солдат взял деньги, поблагодарил бога, потом зажег свет и считает:

– Это еще что такое?! Ведь я тебя, боже, просил о ста рейнских, а ты даешь мне восемьдесят?!

Швырнул он деньги, но через минуту стал рассуждать вслух:

– Э, видно, пан бог ведает, что делает. Может случиться, что нужда в деньгах будет у меня еще больше, вот тогда он мне и добавит! – сказал это и спрятал бумажки в карман.

Наутро хозяин требует, чтобы солдат вернул его деньги. Тот признался, что получил восемьдесят рейнских, но от пана бога, а не от хозяина.

Пошли они к старшине. Тот рассудил, что деньги принадлежат солдату: он просил их у пана бога – бог ему и прислал.

– Лично не мог принести, так через вас передал.

Тем бы дело и кончилось, если бы у солдата в кармане лежало целиком сто рейнских! А так ждет он, ждет, а пан бог все не присылает добавки. Что ж тут делать солдату?

Встречает он как-то монаха и спрашивает:

– Это ты – слуга господний?

– Я, – отвечает монах.

– Ага! Видишь ли, мне пан бог должен двадцать рейнских, и я никак не могу их получить; а ты, как слуга его, с ним должен встречаться. Дай мне эти двадцать рейнских, а с него их получи. Я-то ведь еще никогда его не видел.

Монах стал оправдываться, но что с того! Солдат вынул меч и пригрозил, что убьет. Хочешь не хочешь, а пришлось монаху отдавать двадцать рейнских…

129. Про бабу, которая при жизни хотела попасть на небо

Одна баба хотела еще при жизни попасть на небо. Днем и ночью сидела она в костеле и молилась.

Однажды подобрались к костелу воры. Один из них сел в корзину, а другие спустили его в храм через окно.

Спустился вор – и прямо к алтарю, стал открывать копилки. А баба решила, что это за ней явился ангел с неба. Села она в корзину и дернула веревку. Стали воры ее тянуть. Тут баба закричала:

– Несут меня ангелы на небо в кошелке!

Услышали воры, отпустили веревку и убежали, а баба об пол – бряк! Так расшиблась, что еле жива осталась.

А тот, что в костел забрался, так и сидел там до утра, пока органист не пришел.

130. Злодей украл коня

Привели вора в суд. Судья и спрашивает:

– Зачем ты коня украл?

– Я, проше пана, – отвечает злодей, – коня не крал. Иду я, а конь стал на дороге и не дает пройти – лягается. Хотел пройти мимо морды – норовит укусить. Вот так хожу я и хожу, а тут Янек кричит: «Войтек, иди скорей сюда!» Я заторопился, хотел было через коня перелезть; только забрался, а он как поскачет со мной! А теперь получается, что я украл коня.

131. Про цыгана

Однажды привели цыгана к виселице, хотели его повесить. Палач уже и петлю приготовил, но цыган вдруг попросил, чтобы судья разрешил ему перед смертью немножко поплясать. Судья согласился и велел развязать ему руки. Цыган начал петь, скакать, выплясывать какие-то коломийки да краковяки. Все смотрят, смеются, расступаются все шире и шире. Цыган плясал, плясал, а потом как прыгнет – и был таков. Бросились его догонять, да где там! Удрал.

К ночи пришел цыган к мужику, попросился переночевать. Дал мужик ему подушку и видит: вместо того чтобы положить под голову, цыган кладет ее под ноги.

Мужик спрашивает, почему, мол, так делаешь. А цыган объясняет:

– О, если бы не ноги, не носить бы мне и головы! Ноги спасли мою голову – значит, им должно быть больше почету, чем голове.

132. Про жену сапожника

Зачастила сапожникова жена к ксендзу. Каждый день, как наступят сумерки, она соберется и уходит из дому. Муж ее спрашивает:

– Куда ты все ходишь?

А она всякий раз отвечает:

– Молиться.

У ксендза был слуга. Однажды он и говорит сапожнику:

– Я скажу вам правду, только за это сделайте мне хорошие башмаки и не выдавайте меня ни ксендзу, ни бабе своей. Совсем не молиться ходит она сюда. Сегодня ксендз уедет в гости, а вы следите, когда ваша жена уйдет из дому. Увидите – бросайте все дела и прямиком, через поле – сюда. Я впущу вас в ксендзову комнату, и вы сразу ложитесь на его постель.

Так сапожник и сделал. Прибежал в дом ксендза, лег в постель, а когда жена пришла, закрыл ей рот подушками и так избил, что она едва жива осталась. Потом отправился домой и стал тачать сапоги.

Немного погодя приходит жена, еле дышит. Сапожник спрашивает, что с ней. А она отвечает, что лихорадка ее по дороге схватила, и просит привезти доктора.

– Сперва господь бог, а потом уж доктор, – отвечает ей муж. И привел ксендза к жене.

Закрыл ксендз за собой дверь и спрашивает:

– Что это с тобой, Кася?

Тут сапожникова жена, не долго думая, выхватила из-под подушки каток для белья и давай бить ксендза да приговаривать:

– Сам знаешь, что ты мне сделал, вот и я тебе то же.

А слуга получил от сапожника хорошие башмаки.

133. Про то, что случилось с паном Исусом и святым Петром на свадьбе

Ходил пан Исус со святым Петром по свету, и попали они однажды на свадьбу. Хозяин принял их очень хорошо, угостить ему было чем. Вечером велел он постелить им в сенях. Пан Исус лег к стене, а святой Петр – с краю. Ночью в сени забрели пьяные лоботрясы и давай тормошить святого Петра. Угостили его пинками да кулаками, побили основательно, а пан Исус даже ни о чем не догадывался, спал спокойно и крепко.

Когда озорники отошли, святой Петр тихонько перелез через Исуса и лег у стены.

Через несколько минут озорной сброд опять вернулся в сени и рассудил так:

– Того, кто лежит с краю, мы уже били. Потешимся теперь над тем, кто у стены!

И всыпали святому Петру во второй раз.

Не всегда, видно, и святым уловки помогают.

134. Про богатого пана

Жил-был богатый пан. Много у него было денег, а прятал он их в дупло старой вербы. Когда дупло наполнилось до краев, пан сказал:

– Теперь мне все нипочем. Пускай хоть сгорит мой дом, я не боюсь. Деньги у меня спрятаны.

Только он сказал это, как с неба упал огонь и сжег имение дотла, а за огнем пришла вода, подмыла вербу и унесла с собой. Остался пан ни с чем и пошел по миру.

А верба приплыла к одному старику. Откуда ему было знать, что в дупле спрятаны деньги?.. Вот и лежала верба во дворе без пользы. Долежалась до тех пор, пока у старика плуг не сломался. Подошел он к вербе, осмотрел, ударил топором, тут из дупла деньги и посыпались! Собрал старик все и сразу разбогател.

Несколько лет спустя к нему пришел убогий старичок и попросился переночевать, а был это тот самый пан, который деньги в дупло прятал. Разговорился с ним хозяин, узнал, что прежде гость был богатым, но прогневал силы небесные и вербу с деньгами унесло у него.

Рассказал хозяин потихоньку обо всем жене. А жена видела, что у старичка в котомке хлеб совсем сухой, и сказала:

– Дайте, дедушка, этот хлеб, а я испеку вам свежий.

Отдал старик ей черствые куски, а она испекла ему хлеб и в середину положила много денег. Поблагодарил старик и снова отправился по миру.

Идет, – навстречу работники свиней гонят. Он и продал им этот хлеб за несколько крайцеров.

Пришли работники к хозяину, показали ему хлеб, он и узнал его.

Прошло еще несколько лет. Снова убогий старик пришел к хозяину, снова хотел хозяин помочь ему: наполнил мешочек деньгами и положил на дорогу. А сам забрался под мостик, следит, чтобы никому, кроме странника, деньги не достались. А старик в это время шел и раздумывал, как должно быть плохо слепому. Закрыл глаза, шагает ощупью и палочкой впереди себя постукивает! Так и прошел мост и денег не увидел.

А хозяин вылез из-под моста, поднял мешочек и больше никогда уж не пытался помочь этому старцу. Что поделаешь, такая уж, видно, у него судьба.

135. Про плащ

Три брата никак не могли решить, кому из них должен достаться отцовский плащ. Один хотел взять его себе, другой – себе, а третий, самый старший, не хотел им его отдавать. Вот и подрались они.

Шел мимо мужик, спросил у братьев, из-за него они дерутся. Братья отвечают, из-за плаща, мол.

У мужика была в руках гиря на веревке. Он и говорит братьям:

– Я брошу эту гирю. Кто раньше ее найдет, тот и плащ получит.

Раскрутил он веревку, закинул гирю, помчались братья ее искать, а мужик взял плащ, да и был таков.

136. Про мужика и про ксендза

Один мужик закутался в белую простыню, приладил себе за плечи гусиные крылья, взял тачку, пришел к ксендзу и объявил:

– Я – ангел божий. Господь прислал меня, чтобы я отца духовного живьем на небо доставил. Надо только в мешок облачиться и с собой состояние забрать.

Положил ксендз все свои деньги в мешок и сам туда залез. Взвалил мужик мешок на тачку и повез ее по камням, чуть душу из ксендза не вытряхнул.

Ксендз спрашивает:

– Почему так сильно трясет?

А мужик отвечает:

– Сам знаешь, тропинка на небо узкая и камнями усыпана.

Так они и разговаривали всю дорогу.

Привез мужик ксендза в гусиный хлев и говорит?

– Велено сперва деньги принести.

Вытащил из мешка деньги, отнес их домой, а ксендза оставил в зловонии.

Так мужик доставил ксендза на небо.

137. Как немцы передвинули костел в Шивалде

В Шивалде немцы-умники решили передвинуть церковь, а то одним ходить туда было очень близко, а другим – очень далеко.

Вот собрались они вместе – было их человек тридцать, – подошли к костелу, кафтаны сбросили и за собой сложили. Высыпали у стен три мешка гороху, потом навалились и давай костел толкать.

А один парень взял да потихоньку и перенес их одежду подальше. Оглянулся один немец и говорит:

– Стойте, братцы, хватит, а то уж и кафтанов наших не видать.

Посмотрели они – и правда. Так и решили, что передвинули церковь на то место, куда им хотелось.

138. Три поляка с требухой

Три поляка отправились белый свет посмотреть. Пришли они к одному мяснику и купили у него требухи. А как приготовить ее, не знают. Спрашивают у мясника; он взял мел, да и написал одному на спине: «Чесноку с луком набери и так, трень-брень, вари».

Повесил тот требуху на палку и несет ее на плече. Проходили они по деревне, набежали собаки, один громадный пес как наскочит на мужика и схватил требуху. Другой мужик поскорей поплевал на руку, стер ту надпись, что мясник сделал, и говорит псу:

– Черта с два ты теперь поешь: варить-то все равно не знаешь как.

Пошли они дальше и забрели в лес. Там застала их ночь. Влезли они на ель, один и говорит:

– Вон там свет виднеется, слезем и пойдем в ту сторону.

Он думал, что там лес кончается. А другой говорит:

– Влезть-то мы влезли, а как теперь слезем?

Третий отвечает:

– Ты ухватись за верхушку этой ели, я – за твои ноги, а он пускай за мои ноги схватится. Ель-то согнется, мы и спустимся на землю.

Так они и сделали. Висят себе, висят, а ель и не думает сгибаться. У того, что за верхушку держится, уж и руки занемели. Нижний ему советует:

– А ты поплюй на руки!

Хотел он на руки поплевать, отпустил дерево, – все и попадали на землю. Встали они и разошлись по домам.