Текст книги "Владимир, сын Волка (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Директор в этом очень сильно сомневался.

– Тебя сегодня посетит капитан Афанасьев – он передаст кое-что на перевод, – сообщил ему Геннадий и поставил пепельницу на подоконник. – Но перед этим тебя вызовет полковник – он хочет обсудить с тобой перспективы.

– Понял, – кивнул Директор.

– Советую сходить в библиотеку и взять несколько книг, – посоветовал ему Орлов. – Переводишь ты быстро, а у нас нет таких объёмов документации, как в бюро. Пока Москва не даст добро, по методике работать не будешь – лучше почитай что-нибудь. Это полезно. Всё, я пошёл – не скучай тут.

Он покинул кабинет, оставив после себя сигаретный дым.

Директор отворил форточку пошире, и открыл дверь настежь.

Сев за стол, он начал думать.

Его расчёт оправдался – КГБ ухватился за его методику, как за спасительную соломинку. Это значит, что ситуация с ХАД настолько плоха, что комитетчики открыты для любых вариантов…

Чтобы не терпеть вонь сигарет, Директор пошёл в туалет, в котором сразу же закрылся.

– Уроды!!! – сходу закричал Жириновский из зеркала. – Воры! КГБшные крысы!

– Тише ты… – шёпотом попросил его Директор и поплотнее закрыл форточку.

Вряд ли кто-то бы стал ставить прослушку в туалет – потенциальная ценность информации крайне низка, а ещё в туалете повышенная влажность, ну и шум воды. И не только воды.

Тем не менее, он открыл кран рукомойника, на всякий случай.

– Они крадут нашу разработку!!! – продолжил буйствовать Жириновский. – Как ты можешь относиться к этому так спокойно⁈

– Они ничего не могут у нас украсть, – покачал головой Директор. – И разработка не наша, а моя.

– Как не могут украсть⁈ – гневно выпучил глаза Владимир Вольфович. – А что только говорил Орлов⁈ Гаськов же говорит всем, что это всё он придумал!

– Никто не запретит мне «разработать» что-то получше, – улыбнулся Директор. – Секретность тут не развести, потому что большая часть тестов находится в общем доступе, а саму концепцию тестирования не засекретить. Финальный тест, нужный для выявления природных талантов, для КГБ не особо ценен – он, на первый взгляд, находится больше в сфере педагогики.

– Но ты же знаешь, что это такое – это оружие! – рявкнул Жириновский.

Владимир Вольфович – это второй человек в мире, который практически воочию наблюдал, как именно работает методика Орехова. В каком-то смысле, это похоже на оружие – или на очень весомое конкурентное преимущество…

– Но они-то не знают – они не видели, как это упрощает нахождение талантов, – улыбнулся Директор.

Семнадцать лет – столько он потратил на формулировку своей методики. Это не какой-то там стандартный тест, а полноценный комплекс заданий на мышление в разных плоскостях, оценивающий способности испытуемого в целом ряде дисциплин.

Это диагностический инструмент, в основе своей состоящий из сложного коктейля психометрических методик, вобравший в себя не только передовые достижения детской психологии, но и плоды личного педагогического опыта Анатолия Павловича Орехова.

Его пытались красть у него – подсылали ложных кандидатов, но особенностью его методики является то, что задания всегда разные, поэтому кража одной из версий мало что говорит о внутренних принципах и внутренней логике системы, а ещё никто, кроме него, не знал, как интерпретировать результаты.

Он нигде её не патентовал, не писал статей в научные журналы, поэтому она, по мнению ряда экспертов по педагогике, имеет ненаучный характер и никем не апробировалась. Но за Директора говорили результаты – она работает и это проверено на поколениях школьников…

«Она умерла вместе со мной», – подумал Директор. – «Моя святая тайна – мой вересковый мёд…»

– Что за бред ты несёшь? – поморщился Жириновский. – Ты же выдашь им свою методику! КГБшникам!

– Нет, я выдам им то, что им нужно, – покачал головой Директор, глядя в его недовольные глаза. – Я дам им упрощённую версию, которую нам предстоит разработать. У меня уже есть идеи, как она будет выглядеть…

– Они почуют липу, – сказал на это Жириновский. – А потом тебя закроют в камере, наедине с палачами – они всё выпытают.

– Да с чего бы им чуять липу, если им не нужна именно эта методика? – поморщился Директор. – Полковник и майор в шоке просто от того, что может существовать нечто беспристрастное, машинное и точное, способное определять способности кандидатов.

– Точное⁈ – оскалился Владимир Вольфович.

– Сравнительно точное, – поправил Директор формулировку. – Сравнительно с личным собеседованием и рекомендациями от каких-то других людей. Уж поверь, по сравнению с этими «передовыми» методиками, наша – это цейсовский штангенциркуль…

К 2025 году было установлено, что корреляция между оценкой на собеседовании, с хоть какими «опытными специалистами», и успешностью работы, имеет коэффициент 0,2–0,3, а разностороннее тестирование, построенное с умом, коррелирует с успешностью работы с коэффициентом 0,5–0,6.

В случае его методики тестирования, коэффициент корреляции результатов исследования кандидата с успешностью его работы составляет 0,6–0,7. Финальная экзаменация, названная «методикой Орехова», также имеет коэффициент 0,6–0,7 – дальше требуется наблюдение за испытуемым и оценка его потенциала через последовательно усложняющиеся задания.

– Надо позвонить Гале и спросить, как у неё дела, – потребовал Жириновский.

– Согласен, – кивнул Директор. – Обязательно позвоним на выходных.

– Осторожнее с КГБшниками, – предупредил его Владимир Вольфович. – Орлов кажется рубахой-парнем, но это слишком похоже на социальный камуфляж.

– Из моей памяти словечек нахватался? – усмехнулся Директор. – Ты же знаешь, что это относится к аутистам, которые так адаптируются к человеческому обществу?

– Суть ты понял! – недовольно поморщился Жириновский. – Он мимикрирует, маскируется!

– Вернее называть это социальной мимикрией, – поправил его Директор. – Аутисты ведь применяют социальный камуфляж неосознанно, а вот у Орлова, если ты не ошибся, это осознанное поведение.

– Так я не ошибся? – усмехнулся Владимир Вольфович.

– Ему что-то нужно от нас, поэтому вполне может быть, – пожал плечами Директор. – Я прекрасно осознаю, что у нас нет никакой дружбы. Мы используем друг друга в своих шкурных интересах – такое у нас взаимодействие.

– Будь осторожнее с ними, – ещё раз предупредил его Жириновский.

– Всё, нужно возвращаться в кабинет, – сказал ему Директор. – Вечером побеседуем по промежуточным итогам.

Он вернулся в кабинет – на столе уже лежала папка с документацией на перевод. Шесть документов по три-четыре страницы. Есть два документа с данными радиоперехвата, три документа от ХАД в резидентуру КГБ, а также чьё-то личное письмо.

Приступить к работе он не успел, потому что в кабинет явился некий лейтенант, который сопроводил его в кабинет полковника Гаськова.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – отпечатав три строевых шага, выполнил Директор воинское приветствие.

– Вольно, – улыбнулся Гаськов. – Садись. Если куришь – кури. Разрешаю.

Директор сел за стол, напротив полковника.

– Майор Орлов довёл до тебя всё о нынешней ситуации? – поинтересовался Гаськов.

– Так точно, товарищ полковник, – ответил Директор.

– Давай, не надо… – поморщившись, замахал рукой полковник КГБ. – Обращайся ко мне по имени-отчеству, а я к тебе по имени – хорошо?

– Понял, Константин Эдуардович, – кивнул Директор.

– Слушай, Володя… – посмотрев ему в глаза, начал Гаськов. – Я сегодня говорил с Москвой – они пришлют с комиссией психологов. Наша методика выдержит проверку?

– Выдержит, если они не будут предвзяты, – ответил он. – Если смотреть объективно, то в методике применяются общеизвестные тесты – просто их ещё никто не догадался применять вместе и массово. Некоторые из них рассчитаны на детей, но разве дети не люди?

– Люди, конечно же, но пуштунам такое не говори, ха-ха-ха! – рассмеялся полковник, а затем посерьёзнел. – До определённого возраста, у них дети не считаются полноценными людьми. А женщины, по их мнению, вообще не люди.

– Это мне уже известно, Константин Эдуардович, – кивнул Директор.

– Раз никто не догадался – то сам дурак, – улыбнулся полковник. – А мы догадались, вернее, ты. Вернее, теперь мы, ха-ха-ха…

– Я верно понимаю, что вопрос с комиссией решённый? – спросил Директор.

– Сейчас происходит бюрократический процесс, согласование состава, когда приедут, как приедут, что будут делать и прочее, прочее, – ответил Гаськов. – Но, да, вопрос уже решённый – моё предложение застигло начальство врасплох, это да, но зато очень заинтересовало. Я, конечно, слегка приукрасил действительность, поэтому нужно, чтобы всё прошло безукоризненно.

– С моей стороны сложностей не возникнет, – заверил его Директор.

– И с моей их тоже не будет, – кивнул полковник. – У меня хорошее предчувствие насчёт всего этого – я рассчитываю, что ты покажешь класс. Тебе это тоже выгодно – надеюсь, Орлов довёл до тебя, насколько судьбоносен будет для всех нас успех?

– В полной мере, – улыбнулся Директор.

– Твоя проблема, кстати говоря, уже решена, – сообщил ему Гаськов. – С руководством Инюрколлегии уже побеседовали – больше они эту тему поднимать не будут. Я задействовал своих однокашников – считай, что это был аванс.

– Я это очень ценю, – кивнул он. – И благодарю вас, Константин Эдуардович.

– Ладно, я узнал всё, что хотел, – вздохнул полковник. – Возвращайся к работе и будь готов к прибытию комиссии.

– Всегда готов, – улыбнулся Директор.

– Ступай, пионер, ха-ха! – засмеялся Гаськов.

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак , здание ХАД, 19 ноября 1983 года*

– Галат!!! – крикнул Директор и ударил по парте резиновой дубинкой ПР-73. – Неправильно!!! Ты ошибся!!! Галат!!!

Стресс-тест был усовершенствован – теперь ему аккомпанируют ещё четверо инструкторов из «Омеги», экипированные по полному разряду. В руках у них щиты и дубинки – они стучат по щитам и орут заученные фразы на фарси.

А ещё они столпились вокруг парты, за которой сидит испытуемый, оказывая на него, тем самым, сильное психологическое давление.

Это девяносто третий испытуемый – выбраковку не прошло уже двадцать семь претендентов. И были двое, которые её совсем провалили – похоже, что это агенты моджахедов…

Те двое показали одинаковую реакцию на блиц-опросах под психологическим давлением – конкретно на вопросах о маршрутах ОКСВА и расположении блокпостов.

Их сразу же передали ХАДовцам, для дальнейшего прояснения подноготной – если окажется, что это агенты моджахедов или американцев… тогда это станет очень жирным плюсом для его методики.

«Утомительное это дело, но сейчас нельзя перепоручать это дело кому-то ещё – качество анализа невербальных реакций резко упадёт», – подумал Директор.

Член комиссии от высшей школы имени Дзержинского, генерал-майор Николай Иванович Ерёмин, присутствует в аудитории. Ему очень интересно наблюдать за тем, как проводится стресс-тест. Это уже восьмой испытуемый, за которым он наблюдает – он, время от времени, что-то записывает в блокнот.

Отмеренное время прошло и в аудиторию ворвались «моджахеды».

– Лежать!!! – выкрикнул подполковник ХАД, Абдулла Бармак. – Всем лежать!!! Убью!!!

Снаружи раздалась частая автоматная стрельба.

– СИДЕТЬ!!! – крикнул Директор испытуемому, который растерялся и чуть не последовал команде «моджахеда». – ПИСАТЬ ТЕСТ!!!

Подавив импульс, кандидат продолжил отвечать на вопросы.

Он дрожит, ему страшно, но он делает. Директор предварительно поставил ему реакцию «бей».

Наконец, время теста истекло. Директор встал с пола и отряхнул китель.

– Молодец, – похвалил он армейского сержанта Асадуллу Ходжата. – Иди в медпункт. Быстро.

Солдат козырнул дёрганым движением и на негнущихся ногах покинул аудиторию. Ему замерят пульс и давление – это войдёт в папку с результатами.

Директор же взял с парты листы теста и начал внимательно изучать их.

– Так-так-так… – сел он за стол и начал проверять результаты письменного теста по шкале лжи.

Генерал-майор Ерёмин лишь наблюдал за ним, будто это он тут испытуемый.

«А так и есть», – подумал Директор. – «Испытывают мою методику – испытывают меня».

В аудиторию вошёл майор Орлов. Он козырнул генерал-майору.

– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к старшему лейтенанту Жириновскому? – спросил он.

– Меня здесь нет, – улыбнулся Николай Иванович.

– Так точно! – вновь козырнул Орлов, а затем развернулся к Директору. – Кхм-кхм. Те двое, которых задержали утром, дали признательные показания – агентура моджахедов.

– Как и ожидалось, – ответил ему он.

Возможно, это были слишком пристрастные допросы, при которых просто невозможно ответить «нет», но чутьё подсказывало ему, что с теми двоими что-то было сильно не так. Слишком уж аномальное поведение у них было во время тестов.

Его богатейшая педагогическая практика научила его понимать, когда ребёнок боится, волнуется или когда ему плохо. Основная масса испытуемых проявляла волнение или лёгкий страх, но у тех двоих он видел тот тип страха, который бывает, когда дети обычно что-то скрывают.

Он как-то слышал теорию, что дети лгут хуже, чем взрослые, но это никак не бьётся с его опытом – у взрослых ложь более изобретательна, но менее искренна. А искренность подкупает…

«Взрослые лгут, как инженер чертит чертёж, а дети – как художник пишет картину», – подумал Директор. – «Первые структурированее, но вторые убедительнее. А гениальные лжецы чертят картины или пишут чертежи, ха-ха-ха…»

– Сколько ещё осталось кандидатов? – спросил генерал-майор.

– Семеро, товарищ генерал-майор, – ответил ему Орлов.

– Мне понятна ваша методика проведения стресс-теста, – кивнул Ерёмин. – Она неожиданно эффективно выявляет трусов, слабаков и предателей – думаю, вполне годится для первичного отсева непригодных кандидатов. Но мы будем ждать завершения тестирования и его результатов – особенно нас интересует интерпретация результатов старшим лейтенантом Жириновским.

Очевидно, что полковник Гаськов не смог никого обмануть – комиссия быстро разобралась, кто и за что ответственен. Впрочем, это не повлияет ни на что, потому что КГБ нужно, чтобы эта методика исходила от своего – и она будет.

Примечания:

1 – Ловушка невозвратных затрат – в эфире, в очередной раз, рубрика «Сурх, чера хама инха ра ба ман мигуи⁈» – это когнитивное искажение, при котором человек продолжает вкладывать ресурсы (деньги, время или силы, а зачастую и всё это вместе) в какой-либо проект, несмотря на его низкую эффективность или провал, только потому, что ранее уже было вложено много ресурсов. Эталонным примером я считаю компанию Nokia, потому что эта компания разорилась и была продана с молотка Microsoft именно из-за того, что попала в ловушку невозвратных затрат. Nokia вложила миллиарды долларов США в разработку своей операционной системы Symbian – и, вроде как, всё хорошо, эта ОС себя хорошо зарекомендовала, у многих связаны с ней и с телефонами Nokia много приятных воспоминаний, потому что первый телефон, надёжный, как швейцарские часы и так далее. Но предел модернизации ОС был достигнут, требования к современным телефонам изменились, а Nokia продолжила топить за свою концепцию, с кнопками и Symbian, потому что в ОС были вложены огромные деньги, а переход на Android и полностью сенсорные экраны – это ещё больше расходов, без каких-либо гарантий. И вообще, не может же концепция, приносившая мегатонны денег, оказаться тупиковой? Оказалось, что может. Тем не менее, Nokia вкладывала деньги в Symbian аж до 2011 года, хотя тогда давно всем всё было понятно, а в 2013 году её выкупила Microsoft. У СССР в Афганистане была аналогичная проблема: режим Амина был фатально свергнут, а вместо него установлен просоветский режим, существующий в атмосфере тотальной гиперопеки и на абсолютном подсосе, потому что доверия не было – в Афгане всегда своя атмосфера, стабильно нестабильная. И, вроде как, по бюджету бьёт очень ощутимо, и результатов никаких, но денег и ресурсов уже вложено очень много, поэтому советское руководство оказалось не готово встать из-за стола и терпеть политико-экономические последствия вывода войск. Аналогичная ситуация была у США во Вьетнаме, у Марка Цукерберга с его Meta (запрещённая на территории РФ экстремистская организация), у Роснано с её нанотехнологиями, у Kodak с его фотоплёнкой и аналоговыми фотоаппаратами – много таких примеров… А всё исходит из непреодолимого нежелания признавать ошибки – так уж заведено у нас, у людей, что мы всегда ищем виноватых, чтобы наказать и потом успокоиться.

Глава одиннадцатая

Дорога без возврата

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак , здание ХАД, 27 ноября 1983 года*

– Рассказывай, – потребовал полковник госбезопасности Гаськов.

– Я обсудил интерпретацию результатов с Игорем Евгеньевичем – он получил всю необходимую информацию, – ответил ему Директор. – С моей стороны всё выполнено безукоризненно.

– Но почему так мало годных кандидатов? – нахмурил брови полковник и налил себе чаю.

– Критерии отбора были очень строгими, – пожал плечами Директор. – Нужны были лучшие – вы получили лучших. Экзаменация настроена именно на это.

Из ста испытуемых на «отлично» сдали тесты лишь 4 человека, а на «хорошо» всего девятнадцать. Остальные заваливались на разных этапах, а двое и вовсе оказались засланными шпионами.

Он беседовал на эту тему с Орловым – это был не результат слишком пристрастного допроса, а настоящие шпионы, которые пришли по рекомендации от некоторых офицеров ХАД, к которым сразу же появились вопросы.

Один из офицеров, полковник Бахрам Сафи, застрелился у себя в кабинете, а двое других, подполковник Камран Хаттак и майор Зармай Хаттак, попытались бежать, но безуспешно.

Сейчас эти двое сидят в казематах и выкладывают сведения о способах передачи данных моджахедам – это был очень неожиданный эффект тестирования…

Комиссия пребывает под впечатлением – Директор задействовал всё обаяние Жириновского, чтобы максимально расположить к себе офицеров и психологов.

– Чёрт с ним, – легкомысленно махнул рукой полковник. – Кандидатов хватает – если потребуется, будем набирать из Царандоя и армии. Самое важное, чего мы достигли – генерал-майор удостоверился, что это не блажь и не ерунда. А это даёт основания надеяться, что методике будет дан ход. Придётся подождать – возможно, несколько месяцев, прежде чем механизм прокрутится и нам позволят действовать дальше. А может, всё пройдёт гораздо быстрее, если комиссия не будет копошиться…

Комиссия уже улетела в Москву, собрав максимум информации – возможно, методику украдут и кто-то напишет несколько научных работ на её основе, а возможно, КГБ не захочет делиться этим ни с кем.

«Владимир прав – это, в каком-то смысле, оружие», – подумал Директор.

– Как получим «добро», отдел повышения квалификации начнёт работу, – сообщил Гаськов. – Геннадий станет его начальником, а ты, Володя, будешь постоянным консультантом. Придётся тебе поработать на двух работах…

– Это не проблема, Константин Эдуардович, – заверил его Директор. – Работы не боюсь.

– Это правильно – бояться не надо, – улыбнулся тот. – Есть какие-нибудь пожелания? Может, переселить тебя в отдельную квартиру?

Как обмолвился Орлов, позиции полковника в представительстве КГБ существенно укрепились – теперь он не один из множества, а заметная личность. Соответственно, может он теперь заметно больше.

– Не откажусь, – кивнул Директор.

– Будет тебе отдельная квартира, – пообещал Гаськов.

Отказ мог быть рассмотрен, как оскорбление, поэтому Директор не стал – полковник, судя по всему, чувствует себя обязанным ему, поэтому пытается избавиться от этого неприятного ощущения доступными способами.

– Если что-то будет нужно – обращайся к Орлову, – сказал полковник. – Но помни, что нам нужно, чтобы отбор кандидатов проходил без сбоев и накладок – всех, кого мы отобрали, будут отправлять в Балашиху. Тех четверых, которых ты признал особо перспективными, на полный курс – если они пройдут экзамены, а остальных на спецподготовку.

«Полный курс» – это не полноценное образование в высшей школе КГБ, то есть, пять лет, а лишь три года, как для действующих офицеров. «Спецподготовка» же – это полгода, достаточные, чтобы обучить основам.

Директор подробно растолковал интерпретацию результатов тестов: те четверо, в отличие от большинства, имеют все предпосылки, чтобы успешно завершить курс и вернуться в Афганистан компетентными госбезопасниками.

Как он уже установил, кандидаты в ХАД набираются из числа дехкан и батраков – КГБ даже не рассматривает представителей племенной знати, членов семей религиозных деятелей, а также людей с родственными связями в Иране и Пакистане.

А теперь, если всё получится так, как задумано, все кандидаты будут подвергаться строгому отсеву, что просто неизбежно улучшит качество кадрового состава, что весьма благоприятно скажется на эффективности работы ХАД.

Это один из шагов, ведущих к главной цели – «афганизации» войны…

Директор не питал иллюзий: у него недостаточно влияния и полномочий, чтобы как-то изменить исход этой войны, но он может сделать хоть что-то.

У кого, в перспективе, достаточно полномочий – это у полковника Гаськова.

«Теперь-то он прослыл умным и перспективным…» – подумал Директор.

– И давай, всё-таки, не забывай о своей деятельности – у нас слишком мало переводчиков с дари, чтобы разбрасываться ими направо и налево… – напомнил ему Константин Эдуардович.

* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак , здание ХАД, 4 декабря 1983 года*

– Собирайся! – ворвался в кабинет Директора майор Орлов.

– Хм… – хмыкнул Директор. – А что случилось?

– Нет времени объяснять – нужно срочно ехать! – махнул рукой Геннадий. – По дороге объясню! И оружие возьми!

Он вылетел из кабинета и убежал куда-то, а Директор начал собираться.

Вероятно, случилось что-то плохое или важное, а может, важное и плохое – это ему предстоит выяснить по дороге.

«Оружие нужно взять…» – подумал он.

Он направился в оружейное хранилище, где продемонстрировал своё офицерское удостоверение и дождался выдачи своего АКМ.

Изначально, когда он служил в бюро переводов, за ним был закреплён новый и блестящий оружейной смазкой АКС-74У, но после перевода в здание ХАД, за ним закрепили АКМ из местного «оружейного фонда».

Закрепив на поясной ремень тяжеленный подсумок с четырьмя магазинами к АКМ, Директор повесил автомат на плечо и пошёл на выход из здания.

– Так что случилось? – спросил он у ожидающего его Орлова, тоже уже экипированного.

– Срочный выезд – надо съездить и допросить ценного пленного, – ответил тот, запрыгивая на БМП-2Д. – Заскакивай – поедем на броне.

– А чего его не привезти в Кабул? – задал Директор резонный вопрос.

– Да он сдохнет по дороге – не мобильный ни черта, – ответил Орлов, а затем склонился к нему и заговорил тихо. – Есть приказ полковника – тебя нужно повышать. Съездишь пару-тройку раз на боевые выезды, переведёшь всё, что нужно, а там и капитанское звание…

Как понял Директор, это даже не обсуждается – полковник хочет «приподнять» его, чтобы укрепить свой авторитет, а также обеспечить его лояльность.

– Я тебя понял, – кивнул Директор и забрался на броню БМП-2Д. – А куда едем?

– В кишлак на северо-западе от Кабула, – ответил Орлов. – «Омега» взяла там группу моджахедов и ожидает нас – среди пленных есть очень важный дух, с которым нужно обстоятельно побеседовать, пока он не подох. Но мы едем как дополнительный балласт – это броня мотострелков, которые возьмут кишлак под контроль, до полного прояснения обстоятельств.

– А если он подохнет до того, как мы приедем? – уточнил Директор.

– Тогда это будет твой первый боевой выезд, что обязательно зачтётся, – пожал плечами Орлов.

Всего в колонне две БМП-2Д и один БТР-70. Это сразу же вызвало опасение у Директора, потому что ему известно, что моджахеды склонны устраивать засады на небольшие колонны.

«Только вот у нас бронетехника, с высокой огневой мощью, поэтому могут и не рискнуть», – попытался он себя успокоить.

Он стремился в штаб 40-й армии, как раз, чтобы никогда не покидать Кабул, но вот он уже на втором выезде…

«Тревожная тенденция», – подумал он и улыбнулся своей мысли.

Колонна поехала по плодородной равнине Шомали, особенно тщательно охраняемой силами 40-й армии – тут живут и трудятся дехкане, лояльные официальной власти Бабрака Кармаля.

Сюда, естественно, проникают небольшие группы моджахедов, но силы ОКСВА здесь всегда рядом, поэтому подобные вылазки нередко кончаются для этих безумцев очень плохо.

– Вон там находится город-герой Баграм! – сообщил Директору Орлов, указав на восток. – О, смотри, полетели!

В небеса последовательно взмывают самолёты – судя по очертаниям, Су-25. В Баграме находится крупнейший аэропорт Афганистана – Директор слышал, что там дислоцируется штурмовая авиационная эскадрилья, оснащённая новыми штурмовиками.

– На этом участке всё будет спокойно! – заверил его Геннадий, держащий АК-74 на коленях. – А вот дальше горы начнутся – если что, не теряйся! Все начнут стрелять – и ты стреляй! Желательно, по духам, ха-ха-ха!

Одет он в обычную форму «х/б», а поверх неё ватник, как у всех остальных. У него тоже стандартный подсумок с четырьмя магазинами.

Это очень неудобно, потому что вносит дисбаланс в распределение нагрузки – сильно оттягивает поясной ремень. В этот момент Директор вспомнил, что забыл взять бронежилет.

Многие мотострелки в бронежилетах, но есть и те, кто их не носит. Весной, летом и ранней осенью это обуславливается жарой, потому что при 30–35 градусах Цельсия дольше 10–15 минут 6Б2 не поносишь, а сейчас, когда похолодало, есть другие резоны не носить их, менее веские.

А в учебке СпН Директору рассказали, что если пуля попадёт в бронепластину под определённым углом, то тяжесть травмы будет даже больше, чем без бронежилета.

Всё же, Директор начал внутренне корить себя за оплошность, потому что он когда-то читал, что пуль надо бояться в меньшей степени, так как подавляющее большинство ранений на поле боя происходят по причине осколков. И бронежилеты повышают шанс избежать осколочного ранения примерно на 40–60%.

«Да и самые тяжёлые ранения приходятся на голову и туловище – поэтому на голове должен быть шлем СШ-68, а на туловище бронежилет 6Б2…» – подумал Директор.

Тем не менее, несмотря на то, что бронежилеты не на всех мотострелках, они всё же присутствуют тут, на броне – вероятно, их заставляют брать их с собой.

После окончания равнины, колонна заехала в горное ущелье и это заставило Директора напрячься ещё сильнее. Стоит жара, солнце печёт, сознание путается, а тут ещё и нервы – ощущал он себя очень плохо.

Пыль, поднятая колёсами впередиидущих БТР-70 и БМП-2Д, ничуть не улучшала ситуацию – запах пыли и отработанного топлива вызывали ощущение тошноты…

Директор приложился к фляжке, внутри которой содержится мерзко тёплая вода, в которой растворены лимонная и аскорбиновая кислоты. Он заблаговременно закупился порошком и таблетками ещё в Ташкенте, но уже здесь обнаружилось, что его продают в кабульской «Берёзке» и на рынках.

Он добавляет во флягу лишь немного, чтобы не посадить себе желудок и не испортить зубную эмаль, и этого хватает, чтобы существенно улучшить вкус нагревшейся воды.

– Сколько нам ехать⁈ – спросил Орлов у одного из мотострелков.

– Ещё километров десять! – ответил тот.

– Володя, как самочувствие⁈ – поинтересовался Орлов у Директора.

– Сносно! – ответил он.

В нос забивается пыль, солнце напекает голову сквозь панаму, а в горле сухость, не сбиваемая кисловатой водой.

Наконец, показался кишлак, выглядящий как хаотичное нагромождение из саманных зданий. В глаза Директору бросились признаки прошедшего недавно боя – некоторые дома сгорели, а во многих саманных стенах и заборах зияют многочисленные пулевые и снарядные отверстия.

Дополняли картину хаоса тела вооружённых людей, лежащие тут и там. Гражданских нигде не видно – вероятнее всего, они бежали заблаговременно или, наученные горьким опытом, спрятались в самодельные укрытия, когда началась стрельба. Дехкане часто роют землянки или строят каменные мешки, чтобы их случайно не застрелили и не взорвали.

Члены ОСпН «Омега», уничтожавшие засевшую здесь группу душманов, выставили охранение, которое показалось на вид лишь тогда, когда стало ясно, что приехали свои.

– Здравия желаю, товарищ майор, – приветствовал один из «омеговцев» Орлова, спрыгнувшего с БМП.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – кивнул ему Геннадий и пожал руку. – Где наш ценный пассажир?

– Вон в том доме – его наш санинструктор обхаживает, – ответил капитан и указал на относительно не пострадавшее здание.

– Вы точно взяли Хана Агу Нурзая? – уточнил Орлов.

– Паспорта у него с собою нет, но трое других пленных указали на него, – пожал плечами капитан. – И по описанию похож.

– Товарищ старший лейтенант, – позвал Орлов Директора. – Идём.

Они вошли в дом и сразу же направились в меджлис, где обнаружился импровизированный госпиталь – на покрывалах лежит раненый бородач, бледный, перетянутый бинтами, со связанными руками, а над ним висит капельница с физраствором.

– Как он себя чувствует? – поинтересовался Орлов у санинструктора.

– Как полумертвец, товарищ майор, – пожал плечами санинструктор. – Ранение в грудь – тут либо срочно в госпиталь, либо умрёт через час-полтора. Могу дать в него миллилитр промедола – он взбодрится и сможет говорить.

– Тогда нужно торопиться, – сказал Орлов. – Давай ему промедол.

Санинструктор достал из аптечки одноразовый шприц-тюбик и вколол его содержимое в плечо умирающего моджахеда.

– Начинай, – приказал Орлов.

– Как тебя зовут? – спросил Директор на фарси.

– Меня зовут… – тихо начал моджахед. – Маму твою трахал…

– Хорошо, Мамутвоютрахал, – кивнул Директор и достал блокнот. – Откуда ты родом?

– Папу твоего трахал… – продолжил моджахед.

Орлов достал из кармана пачку сигарет.

– Не кури здесь, пожалуйста, – попросил его Директор. – А то кашлять ещё начнёт…

– Ладно, не буду, – не стал возражать Орлов и убрал пачку обратно в карман.

– Продолжай, свинья, – попросил Директор моджахеда.

– Свинья?.. – слабо улыбнулся душман. – Тебя свинья трахала…

Директор начал записывать в блокнот.

– У тебя собака была там, в шайтаностане?.. – спросил Ага Нурзай. – Я собаку твою трахал…

– Нет, собаки не было, – покачал головой Директор и продолжил записывать. – Хорошо, кого ещё ты трахал, помимо собак?

– Я отойду, покурю, – сообщил Орлов, до этого пытавшийся разобрать, о чём они говорят.

– Маму того кафира я тоже трахал… – вновь улыбнулся душман, посмотрев в спину Орлову.

– Вот он расстроится, когда узнает, – улыбнулся Директор в ответ и что-то записал в блокнот. – У него вот собака и кошка дома – их ты тоже трахал?