Текст книги "Владимир, сын Волка (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– У тебя такая женщина была! – покачал головой искажённый Жириновский в отражении на чайнике. – Если б…

– Я не хочу обсуждать это, – прервал его Директор. – Это… слишком личное.

– Ладно, – не стал спорить Жириновский. – Но хочу сказать, что тебе очень повезло – цени воспоминания о том времени.

Ничего не ответив, Директор вернулся к приготовлению главного блюда.

Все родственники Жириновского сейчас далеко.

Вера, старшая сестра, в прошлом месяце уехала в командировку, в Украинскую ССР, под Донецк – она постоянно проживает в Москве, относительно недалеко, и трудится в каком-то режимном НИИ.

А Надежда и Любовь живут и работают в Ульяновске, который слишком далеко, чтобы приехать к брату на день рождения.

Мать, Александра Павловна, проживает в Алма-Ате, откуда родом и сам Жириновский – она уже звонила и поздравляла его.

Это значит, что на празднование Владимир Вольфович мог пригласить только теперь уже бывших коллег, точнее, некоторых из них, однокашников и однокашниц по МГУ, а также бывшую жену.

Жириновский с Галиной Александровной Лебедевой официально в разводе, с 1978 года. Но, как чуть позже узнал Директор, с 1980 года они вновь живут вместе, в сталинке на Чистопрудном бульваре, вместе с сыном, Игорем. А эта квартира на Докучаеве переулке – это результат хитрой комбинации разведённого Жириновского, которому нужно было где-то жить, желательно, чтобы рядом с работой.

Директор очень удивился позавчера, когда Галина позвонила и спросила, где его носит – Владимир Вольфович крайне неохотно делится информацией о личной жизни.

Удалось объяснить всё проблемами на работе и «очень важным жизненным решением».

Идея жить с чужой женой Директору очень не нравилась, а Жириновский и вовсе впадал в бешенство, когда думал об этом, поэтому они решили, что нужно медленно, но решительно, абстрагироваться от Галины и Игоря. Временно.

Это даже послужило дополнительным мотиватором для ускорения «синтеза». Они не знают, чем это закончится, но это закончится – для них обоих…

Закончив подготовку мяса, Директор обмазал его медово-горчичным соусом, сделал надрезы в нужных местах, посыпал лавровым листом и чесноком, после чего поместил порции в глиняные горшки.

В магазинах СССР не продаются рукава для запекания – либо о них не знают, либо их ещё вообще не изобрели.

Пока мясо мариновалось в горшках, Директор занялся приготовлением панировки для куриных крылышек.

С крылышками на рынке случилась небольшая история: продавщица упорно пыталась всучить ему ещё и куриные шеи, потому что на них больше мяса и ей стало жалко брать с него рубль десять копеек. Сговорились, что шейки и спинки она ему не продаёт, а за два килограмма крылышек берёт рубль восемьдесят копеек.

Директор получил, что хотел, а совесть продавщицы осталась чиста.

Пока мясо в горшках отстаивалось, он закончил с подготовкой крылышек.

Следующим его шагом была настройка плиты «Лысьва-15» – вернее, он разбирался, как с ней работать. Его первой плитой была «Электра 1006», которая эксплуатировалась им и Ульяной до самого начала 2000-х годов. С газовыми плитами он до этого дела практически не имел, поэтому всерьёз озадачился.

Но Жириновский всё подсказал, поэтому горшки оказались в духовке, при температуре примерно 190 градусов – был включён только верхний нагрев.

А дальше он обжаривал панированные куриные крылышки, укладывая готовые в дуршлаг, поставленный на кастрюлю. Лишний жир ему не нужен, поэтому пусть стечёт в кастрюлю – так будет сохранён хруст панировки.

Обжарив первую партию, он взял одно крылышко на пробу.

– Ох, Палыч! – воскликнул Жириновский из зеркала, прислонённого к фартуку кухни. – Какая острая отрава!

Директор не пожалел специй, поэтому крылышки получились очень острыми – это будет двойная атака по гостям. При «входе» и при «выходе»…

– Я ощущаю в них буржуазный привкус загнивающего Запада! – заулыбался Жириновский. – Отвратительно!

– Для водки – то, что нужно, – ответил ему довольный произведённым эффектом Директор. – Но это туфта, по сравнению с мясом…

Обжарив все заготовленные крылышки, он приступил к приготовлению салатов и, параллельно, начал сервировать стол.

Придут трое бывших коллег из Инюрколлегии: Эльвира Евгеньевна Щербинина, Геннадий Фёдорович Голованов и Аркадий Павлович Москалёв.

Также придут трое из МГУ: Аристарх Николаевич Лосев, Светлана Васильевна Тюрина и Вениамин Павлович Субботин.

Вместе с Директором, а также женой и сыном Жириновского, получается девять человек – оптимальное число для хорошего застолья.

Всё время до вечера он провёл в хлопотах – готовил, раскладывал, а напоследок даже помыл кухонную посуду и привёл дом в образцовый порядок.

Это отняло много сил, но Директор решил, что это будет полезно – физическая форма далека от идеала, что может сказаться на его судьбе в Афганистане.

На самом деле, служба военным переводчиком – это довольно-таки безопасно. В поле, насколько ему известно, выходить не придётся, потому что дефицит переводчиков с фарси слишком велик и командование нуждается в перекрытии штатных дыр в Кабуле…

Тем не менее, Директор уже живёт по режиму и систематически выходит во двор, чтобы позаниматься на спортивной площадке – утренняя пробежка, разминка, турник и брусья. Это не поможет, потому что слишком мало времени, но лучше хоть какая-то подготовка, чем вообще никакая.

А ближе к семи вечера начали подходить гости.

Раздался звонок в дверь. Директор вытер руки о полотенце и поспешил в прихожую. За дверью слышались смутно знакомые голоса…

– Ну, вот и добрались, – бодро сказал Аристарх Николаевич Лосев, войдя первым. – Здравствуй, Владимир Вольфович! И с днём рождения!

Он держал под мышкой потертый кожаный портфель, будто только вышел с кафедры.

– Аристарх Николаевич, – радушно заулыбался Директор, впервые в жизни видя этого человека. – Спасибо, спасибо…

Он пожал ему руку и чуть приобнял.

За Лосевым в прихожую шагнула Светлана Васильевна Тюрина. На ней было простое светлое платье и аккуратно завязанный шарфик. В руках – свёрток, перевязанный верёвочкой.

– Вот, к чаю кое-что достала… – улыбнулась она и протянула свёрток. – С днём рожденья!

– Спасибо большое, Свет, – поблагодарил её Директор.

Последним вошёл Вениамин Павлович Субботин – высокий и нескладный мужчина тридцати шести лет. В руках он держал бутылку «Столичной», завернутую в серую бумагу.

– Ну, простите, товарищи, что не изысканно… – произнёс он виновато, пожимая руку Директору.

– Не изысканно, зато универсально! – усмехнулся тот. – Прошу, товарищи – разувайтесь и в гостиную!

Но не успел он пропустить гостей, как на лестничную клетку поднялись его бывшие коллеги.

Первой вошла Эльвира Евгеньевна. В руках у неё букет тюльпанов, запах которого Директор сразу же почувствовал.

– Владимир Вольфович, поздравляю! – сказала она бодро, протягивая цветы. – Весна же…

– Ах, Эльвира Евгеньевна, спасибо большое, – Директор принял букет и улыбнулся.

Следом шагнул в прихожую Геннадий Фёдорович Голованов. Широкоплечий, в плаще-болонье, с шарфом пёстрой расцветки, перекинутым через плечо – он держал в руках коробку конфет «Москва».

– Вот, что достал, – сказал он с серьёзным видом. – Пусть будет к столу.

– Геннадий Фёдорович, – пожал ему руку Директор, – к столу это самое то – весьма признателен!

Последним появился Аркадий Павлович Москалёв – подтянутый, с живыми глазами, в руках у него была бутылка «Кагора» и некий свёрток в газете.

– Ну, у меня тут, – подмигнул он, – немножко для разнообразия. Кагор, да и селёдка малосольная от знакомого, хорошая!

– О, Аркадий Павлович, вы как всегда! – усмехнулся Директор.

В прихожей снова стало тесно: пальто, сумки, свёртки. Все переговаривались, смеялись. Щербинина аккуратно посторонилась, уступая место коллегам, Москалёв отпустил безобидную шутку о пёстром шарфе Голованова, все посмеялись, а сам Геннадий Фёдорович лишь отмахнулся от него с неловкой улыбкой.

– Прошу, товарищи, – сказал Директор, – давайте разуваться и проходите к остальным!

Последними пришли его «домашние». Ему было очень неловко перед ними, но иначе он не мог – Жириновский сразу же начинает буйствовать, как только он начинает думать о возможности поддержания Директором социально приемлемых отношений с его семьёй.

В прихожей снова раздался звонок.

Директор невольно вздохнул: он прекрасно понял, что именно сейчас ему будет труднее всего сохранять спокойствие.

На пороге стоит Галина – в скромном платье и пальто, аккуратно застёгнутом до самого верха. В руках она держит небольшой пакет – явно что-то к столу. Рядом с ней – Игорь, ещё мальчишка одиннадцати лет, с немного смущённым, но любопытным взглядом. Он держался за руку матери, но то и дело вытягивает шею, разглядывая взрослых в прихожей.

– Здравствуй, Володя, – спокойно сказала Галина, протягивая пакет. – Мы пришли ненадолго, поздравить.

– Да-да, конечно, спасибо, – поспешил отозваться Директор, принимая свёрток. – Заходите, проходите…

Он чувствовал, как внутри у Жириновского будто закипает что-то неуправляемое, но стиснул зубы и сделал вид, что всё идёт естественно.

– С днём рождения, папа, – тихо сказал Игорь, чуть смущённо глядя в пол.

– Спасибо, Игорь, – Директор кивнул, и на мгновение ему стало тепло от этой детской искренности.

В прихожей повисла неловкая пауза: коллеги переглядывались, не зная, как себя вести, а однокашники из МГУ сделали вид, что увлечены разговором между собой. Галина, словно привыкшая к подобным ситуациям, сдержанно улыбнулась и первой сняла пальто, а затем помогла сыну разуться.

– Проходите в гостиную, – пригласил Директор, – у нас уже все собрались.

Галина кивнула и, приобняв Игоря, повела его в комнату. За их спинами Директор выдохнул так, будто только что выдержал экзамен, и, собравшись, снова натянул улыбку.

Он прошёл в гостиную, где уже расселись гости.

– Ты это сам?.. – тихо спросила его Галина, глянувшая на него с серьёзным таким подозрением.

– Конечно, – уверенно заявил Директор.

– Хм… – задумчиво хмыкнула она.

Стол уже ломился от яств.

Свинина в медово-горчичном соусе, куриные крылышки в панировке, селёдка под шубой, оливье, пара тарелок с нарезкой – всё выглядело куда праздничнее, чем бывает обычно, потому что Директор заморочился и тщательно сервировал стол.

Алкоголь был разлит по стаканам пьющих, а непьющие, среди которых оказались Игорь и Галина, получили стаканы с компотом из ранеток.

– Ну что, товарищи, – бодро сказал Владимир Вольфович, расправляя плечи и поднимая бокал с шампанским. – Первый тост: выпьем за здоровье и трудовой успех!

Звякнули рюмки, бокалы и стаканы.

Директор взял из блюда крылышко и начал его есть. Игорь, последовав примеру отца, тоже взял одно и осторожно попробовал на вкус. Видимо, ему очень понравилось, потому что он быстро схрумкал одно и сразу же взялся за второе.

– А что это такое? – заинтересовалась Светлана.

– Ну, это куриные крылышки, секрет приготовления которых я добыл в ходе сверхсекретной разведывательной операции в Турецкой республике, – с улыбкой ответил Директор. – Недавно перебирал старые документы и нашёл листик с рецептурой…

Всех заинтересовало новое блюдо и в гостиной активно захрустели панированные крылышки.

– Ты никогда не рассказывал… – шепнула Директору Галина.

– Говорю же, забыл… – шепнул он ей в ответ.

– Поделишься рецептом? – спросила Эльвира.

– Разумеется, – улыбнулся Директор. – Напишу рецепт для всех желающих. Но это ещё не всё – есть и второе блюдо…

– Выпьем за здоровье именинника! – призвал поднявший рюмку Аристарх Николаевич. – За успех во всех мыслимых начинаниях, за благополучие его семьи и за счастье!

Выпили.

Салат оливье, традиционно, разлетался раньше всех, но сегодня достойную оппозицию ему составили крылышки. Галина, в привычной манере, взяла кухню на себя и приносила заранее подготовленные Директором тарелки салатов и блюд.

– М-м-м… – промычал от удовольствия Вениамин Субботин, попробовавший свинину из горшочка. – Товарищи – настоятельно рекомендую!

Застолье проходило в плановом порядке: кто-то говорил тост, все выпивали, затем ели и болтали, а потом кто-то снова говорил тост и все снова пили…

Директор старался не налегать, ему ведь ещё прибираться, а вот остальные себя не ограничивали и атмосфера из полуформальной плавно превратилась в неформальную.

– А где ты достал «Московскую»? – слегка удивлённо спросила Эльвира, пьющая уже третий бокал вина.

Она имеет в виду колбасу – если «Докторскую» найти легко, то вот с «Московской» есть определённые трудности.

– Повезло, – пожал плечами Директор. – Вовремя в гастроном зашёл.

Но нет, в гастрономе № 1 сегодня этой колбасы «не было», поэтому пришлось доплатить сверху, чтобы «ой, оказывается, только что завезли».

Дефицит уже, потихоньку, начинается, но по-настоящему серьёзного масштаба он достигнет только после 85-го года, в рамках «ускорения» и «перестройки».

«Пятнистый „гениальный“ руководитель будет почти каждым своим действием усугублять ситуацию», – подумал Директор, наливая водку в рюмку Субботину. – «С другой стороны, он лишь значительно ускорил уже происходящее».

По состоянию на 1983 год, дефицит (1) имеет скрытый характер, потому что ещё нет механизмов, чтобы раскрутить его на всю катушку – их должен будет внедрить Горбачёв. И он внедрит их.

Ближе к девяти вечера все блюда были доедены и остались только недобитые салаты, а также шпроты.

– Мы, наверное, пойдём, – сказала Галина. – Игорю завтра в школу.

– Да-да… – опомнился Директор. – Я вас провожу…

Они встали из-за стола и вышли в прихожую.

– Выходи пока, сынок, – сказала Галина. – Я с папой поговорю.

Игорь вышел в подъезд.

– Что случилось, Володь? – спросила бывшая жена Жириновского.

– Много чего, – произнёс Директор. – Долго объяснять, но уверяю тебя, что все твои подозрения беспочвенны. Давай лучше завтра вечером встретимся, погуляем по городу и поговорим. Завтра у тебя не останется вопросов. Хорошо?

Галина рассмотрела его внимательным взглядом.

– Хорошо… – сказала она холодным тоном. – До завтра.

Директор интуитивно подался к ней, чтобы обнять и она ответила.

– Спокойной ночи, – пожелал ей он. – И позвони, как будешь дома.

– Спокойной ночи, – кивнула Галина. – Хорошо.

Она покинула квартиру, а Директор вернулся к гостям.

*СССР, Московская область, г. Москва, Докучаев переулок, дом 19, 2 6 апреля 1983 года*

– Головка-то бо-бо, да? – ощерился Владимир Вольфович в зеркале.

– Да… – болезненно поморщился Директор.

– Шампанское коварней водки, – философским тоном изрёк Жириновский. – А у меня вот голова не болит, ха-ха-ха! Пить меньше надо, алкоголик! А как смеялся вчера, веселился! Не смешно сегодня, да⁈

Вчерашний вечер прошёл почти так, как и было запланировано. Все ушли довольными и удивлёнными – видимо, никто не ждал ничего особенного от обычного дня рождения.

Под самый конец ему пришлось сесть за стол и подробно описать рецепты свинины в медово-горчичном соусе и куриных крылышек в панировке. Светлана, Эльвира и Геннадий зайдут на днях, с ингредиентами – очень уж им хочется научиться приготовлению у самого мастера…

– Не кричи, пожалуйста… – попросил Директор, бреясь электробритвой «Бердск-7».

– Так что будешь говорить Гале? – спросил Жириновский.

– Скажу 95% правды и 5% лжи, – пожал плечами Директор. – Опишу всю ситуацию с сертификатами и смещу акцент на то, что жития мне из-за этого не будет, поэтому нет другого варианта, кроме ОКСВА.

– Сразу готовь свою морду лица к битью, – с усмешкой, предупредил его Владимир Вольфович. – Разобьёт его она тебе, моя Галька-то…

Примечания:

1 – О дефиците – сколько ни слышал о дефиците, всегда делается упор на то, что товарный дефицит – это характеристика исключительно позднесоветской экономической системы. Но есть ещё одна экономическая система, в рамках которой дефицит есть всегда и он огромный, пугающе огромный, но это никого не парит. Это рыночная система. Тут у тебя, уважаемый читатель, может возникнуть вопрос: «Red, ты окончательно спятил и несёшь бред?» Но ты, прежде чем спрашивать у меня такое, лучше послушай и подумай. Вот смотри, плановая экономика (сначала сломанная Хрущёвым, потом чуть добитая Брежневым, а затем насмерть трахнутая Горби и ко): полки пусты, товар где-то есть, но он распределён по плану или его реально нет, потому что он очень задёшево продан заводами кооператорам и теперь торгуется по оверпрайсу и по большому блату, и деньги у людей есть, но нечего покупать. А вот тебе рыночная: полки скрипят и проседают от товарного изобилия, всё оперативно завозится, всё можно купить, но у большей части людей недостаточно денег. При рыночной экономике часть населения, иногда значительная часть, если дела идут плохо, или незначительная, если дела идут очень хорошо, отсечена от товара ценовым заграждением. Я называю это скрытым дефицитом: при таком дефиците это ты лично лох, сидр, нет друзей, раз не можешь купить всё, что тебе нужно или хочется, а товара-то дохрена и больше, покупай – не хочу. Не можешь купить – значит, мало или плохо работаешь, мало зарабатываешь и тебе самое место на паперти у храма. Но! У тебя есть шанс – работай больше и всё придёт, обязательно-обязательно, точно-точно! Номинально – у тебя перед глазами подсвеченные неоном прилавки, тысяча сортов колбасы, джинсов столько и такого разнообразия размеров, что нет на планете такой жопы, на которую их нельзя натянуть, но реально – обычным обывателем колбаса потребляется не каждый день, 993 сорта колбасы он никогда даже не пробовал, а джинсов он купил 5–7 штук, ещё и не самых дорогих. Поэтому барыги всегда, вот всегда, будут говорить тебе, уважаемый читатель, что вся проблема не в системе, а в том, что ты хреново работаешь, в тебе нет предпринимательской жилки, личностное развитие у тебя недостаточное, да и вообще, рынок уже всё порешал и ты вписался не в него, а в сточную канаву. То есть, вся разница – СССР пытался обеспечить дешёвым товаром всё население, но это, благодаря «гениальным» действиям генсеков, начиная с Хрущёва, стало невозможным, поэтому полки опустели, а в тех же США полки всегда полны, но доступ к ним есть далеко не у всех, поэтому, только номинально, у них нет никакого дефицита. А так, дефицит у них (и у нас, конечно же) был и есть, просто скрытый. И это охренеть как удобно – надрывные песни о дефиците в позднем СССР до сих пор являются главным козырем либеральной пропаганды, наряду с ГУЛАГом и «родинами нашего траха».

Глава пятая

Высота принятия решения

*СССР, Московская область, г. Москва, набережная Максима Горького, дом 24, строение 1, Штаб Московского военного округа, 12 мая 1983 года*

«Это бывшее здание Кригскомиссариата – чувствуется старина…» – подумал Директор, ожидая приглашения в коридоре.

Фасад здания выполнен в строгом соответствии со стандартами строительства военных и правительственных зданий царских времён: в центре массивный портик из шести белых колонн коринфского ордера, обильно применена лепнина, а само здание имеет охристо-жёлтый цвет.

На фоне советской Москвы, это здание, несмотря на происхождение, смотрится весьма уместно – и Директор точно знал, почему.

Москва, до того, как её коснулись руки современных ему бизнесменов от архитектуры, блистала сталинским ампиром, во многом перекликающимся с дореволюционной архитектурой, поэтому-то и старинное здание Кригскомиссариата выглядит сейчас не чужеродно, а, скорее, закономерно.

– Товарищ Жириновский, заходите, – позвали Директора.

Он встал с лавки и вошёл в кабинет.

Кабинет имеет классический советский вид: всё подчёркнуто скромно, недорогие шкафы с серыми картонными папками, письменный стол из лакированного ДСП, портрет Андропова, портрет Ленина, карта СССР, гипсовый бюст Ленина, кресло хозяина и два стула для посетителей.

Всё подчёркнуто скромно, потому что кабинет любого советского функционера, военного или гражданского, должен демонстрировать аскетизм служителя народа, а не кричащую роскошь барина-угнетателя. Да и не выдадут рядовому функционеру роскошную мебель…

Пахнет тут табаком и «Тройным» одеколоном.

– Здравствуйте, – приветствовал его подполковник Чуканов.

Фамилия и инициалы «Е. В.» подполковника были хорошо видны на благодарственной грамоте от Главного политического управления Советской армии и Военно-Морского Флота.

– Здравствуйте, – ответил ему Директор.

– Жириновский Владимир Вольфович… – прочитал подполковник заголовок личного дела. – Скажите-ка мне, Владимир Вольфович, почему вы вновь хотите вступить в ряды Советской армии?

– Хочется сменить обстановку и, одновременно с этим, послужить на пользу Отечеству, – ответил Директор.

– Со вторым – понятно, – кивнул подполковник. – А вот с первым не очень – почему вам хочется сменить обстановку?

– Меня, последние полгода, преследует стойкое ощущение, что я занимаюсь не тем, – ответил Директор. – Я чувствую, что могу больше, чем делаю сейчас. Хочу испытать себя в условиях, где знания и опыт действительно проверяются. Ограниченный контингент в Афганистане – это то самое место.

– Хм… – задумчиво хмыкнул подполковник Чуканов. – Как относитесь к политике партии и правительства?

– Положительно, – ответил Директор. – Считаю, что линия на укрепление обороноспособности страны и интернациональную помощь дружественным народам абсолютно правильна.

– Приходилось ли слышать антисоветские высказывания в окружении? – задал подполковник следующий вопрос. – Как реагировали?

– Конечно, иногда приходится слышать, особенно среди молодёжи, которая нередко плохо понимает суть происходящего, – кивнул Директор. – Обычно стараюсь объяснить, где они ошибаются и перевести разговор в конструктивное русло. Иногда просто пресекаю такие разговоры. Считаю, что долг каждого советского человека – не допускать искажений и враждебных слухов.

– Как к вашему решению отнеслась семья? – спросил подполковник.

– С женой немного поругался, но затем удалось объяснить своё решение, – ответил Директор.

– Как вы получили этот синяк под глазом? – посмотрел на него подполковник.

– Жена слишком быстро открыла дверь шкафа, – ответил Директор.

Но это была официальная версия, а неофициальная версия гласит, что Галина слишком быстро ударила его по лицу кулаком.

Она очень разозлилась, когда он поведал ей всю историю о сертификатах Внешпосылторга, но озвученное им решение проблемы ввергло её в настоящую ярость.

– М-хм… – хмыкнул подполковник. – Как относитесь к трудностям быта? Например, к жаре, духоте, недостатку чистой воды?

– Считаю, что это часть службы, – ответил Директор. – Я уже бывал в условиях, где не всё удобно и привычно: и жара, и холод, и скудное питание – всё это переносимо, если есть цель и если понимаешь, ради чего служишь.

– Были ли в вашей жизни стрессовые ситуации и как вы с ними справлялись? – спросил Чуканов.

– Да, приходилось работать и в сложных условиях, и с непростыми людьми, – кивнул Директор. – Справлялся через самоорганизацию: ставил задачи, выполнял по порядку, сохранял спокойствие.

– Осознаёте ли вы в полной мере, что служба в Афганистане связана с риском для жизни? – задал ещё один вопрос подполковник.

– Я прекрасно понимаю, куда и зачем иду, – подтвердил Директор. – Если бы боялся рисков, не пришёл бы сюда.

– Хорошо… – кивнул подполковник.

Директор вышел из штаба МВО и направился домой пешком. На автобусе ехать не хотелось, а ещё погода располагает к прогулке.

Три дня назад он был на параде в честь Дня Победы – 1983-й год не юбилейный, поэтому обошлось без военной техники. Всё ограничилось маршем подразделений Московского военного округа – но даже в таком скромном составе получилось зрелищно и красиво.

Директор, взявший с собой Галину и Игоря, возложил венок к могиле Неизвестного солдата, а также упился квасом и нахрустелся сухарями, ну и с запасом наелся мороженого.

«Мне здесь нравится», – подумал он, идя через дворы. – «Жаль, что скоро всё это рухнет».

*СССР, Московская область, г. Москва, Докучаев переулок, дом 19, 21 мая 1983 года*

Директор, в соответствии с традицией, заведённой ровно месяц назад, подпрыгнул и схватился за перекладину.

Примерно десять минут назад он закончил пробежку на пять километров, по Новокировскому проспекту, (1) почти до самого Кремля.

Когда он только начал, удавалось пробежать лишь полтора-два километра, но за прошедшее время он существенно улучшил результат.

С турником дела обстоят хуже: месяц назад он мог подтянуться лишь три-четыре раза, а сейчас…

«Сейчас и узнаем», – подумал он и начал подтягиваться.

На шестом подтягивании руки окаменели и начали болеть, на восьмом они онемели и будто бы больше не слушались, а на девятом организм начал сигнализировать, что уже всё, но Директор сделал десятое, исключительно на морально-волевых качествах.

Возраст у него уже совсем не тот, чтобы добиваться быстрых результатов, но это лучше, чем шестьдесят семь лет, когда организм неуклонно дряхлеет, и постепенно дают о себе знать старческие болезни.

Спрыгнув на землю, Директор затряс руками. Ладони его покрыты успевшими постареть мозолями, мышцы рук гудят от перегрузки, но ощущение эйфории от успеха перекрывают все негативные ощущения.

У него есть отчётливое понимание, что всё это необязательно, потому что офицеров-переводчиков не гоняют, но у него есть несколько резонов, чтобы заниматься чем-то подобным.

Первый резон: это необходимо для поддержания здоровья. Пусть известный ему Жириновский прожил долгую жизнь, превысив «норматив» на десять-пятнадцать лет, но для реализации всего плана нужно больше времени. А больше времени даёт только крепкое здоровье – с генетикой у Владимира Вольфовича, по-видимому, всё хорошо, поэтому нужно лишь усилить её действие.

«Достигается упражнением», – подумал Директор и улыбнулся.

Второй резон: Директор, после случившегося накануне его первой смерти, начал ощущать потребность в перестраховке. В жизни случается всякое, а он едет в края, где «всякое» случается гораздо чаще, чем в Москве, поэтому лучше быть готовым ко всему.

Подполковник Чуканов предупредил, что как только кандидатуру Жириновского одобрят, он отправится в Ташкент, чтобы пройти двухмесячную подготовку и адаптацию к климату. Просто так, как гражданского человека, его отправлять не будут, поэтому ему предстоит серьёзно попотеть…

– Не поздновато решил за физкультуру браться? – спросила подошедшая к нему Галина.

– О, привет! – увидел её интенсивно приседающий Директор. – Фух! Фух! Фух!

– Привет-привет, – улыбнулась жена Жириновского.

Он закончил подход и подошёл к ней, чтобы вежливо приобнять.

– А ты схуднул, – сказала она, рассмотрев его повнимательнее.

– Закономерно схуднул, прошу заметить, – улыбнулся Директор. – С чем пришла?

– Да вот, поесть тебе принесла, – показала она на авоську с двухлитровой банкой. – Борщ, как ты любишь. Сметану не забудь купить.

– Спасибо, – принял Директор угощение.

– Ты точно не передумал? – спросила Галина.

– Нет, не передумал, – ответил он. – Ты должна понять, что у меня нет другого пути.

– Прости за тот раз, – извинилась она.

– Забыли, – махнул рукой Директор.

– Но ты всё равно дурак, – улыбнулась Галина.

– Да, – улыбнулся он ей в ответ. – И фамилия у меня дурацкая…

– Не говори так, – покачала она головой.

– Я же шучу, – вновь улыбнулся Директор.

– Пойду я тогда… – произнесла Галина.

– Нет, подожди, – остановил он её. – Идём в дом.

В квартире он сходил в спальню и достал из тайника свою заначку.

– Мне отпускные выплатили и бывший начальник, задним числом, премию выписал… – сказал Директор.

С Германом Викторовичем Гавриным, председателем Инюрколлегии, у него установились неожиданно тёплые отношения. По косвенным признакам, Гаврин всё ещё чувствует на себе вину за то, что своими действиями повлиял на решение Директора ехать в Афганистан…

«А может, Жириновский с ним особо не общался, поэтому они толком не знали друг друга и наветы злопыхателей из коллектива успешно формировали мнение председателя», – подумал Директор.

Он передал жене Жириновского пятьсот сорок рублей.

– А сам? – нахмурилась Галина.

– А мне-то зачем? – улыбнулся Директор. – Как возьмут в ОКСВА, буду на полном государственном обеспечении.

– Ах, да… – кивнула Галина, а затем отвернулась, чтобы утереть навернувшуюся слезу. – А если тебя убьют?

– Не должны, – улыбнулся Директор. – Да и служить я буду переводчиком – риски будут пониженные. Уж точно ниже, чем у рядовых и сержантов.

– Ты ещё здесь, а я уже переживаю… – всхлипнув, сказала Галина.

– Не переживай, – попросил Директор и обнял её.

На его груди она и расплакалась окончательно.

Они постояли так несколько минут, а затем она решительно разомкнула объятия, поцеловала его и ушла.

– Не дай бог!!! – пригрозил ему Жириновский из зеркала прихожей.

– Да я никогда! – заверил его Директор.

– Я знаю, – с обречённым выражением лица вздохнул Владимир Вольфович. – Ладно, что у нас на повестке, Анатолий Павлович?

Обращение по имени-отчеству начало коробить Директора – как-то так сложилось, что он идентифицирует себя как Директора, ведь кто ты, если не тот, кем ты работаешь?

«Или работал…» – подумал он и ему стало немного грустно на душе.

– Я жду, – требовательным тоном произнёс Жириновский в зеркале.

– Фарси – три часа, – наконец, ответил Директор. – Затем учим общевоинские уставы – ещё три часа. Затем идём во двор, мешать молодёжи своим пыхтением и кряхтением – ещё два часа…

– Не отставать – вперёд! – скомандовал Владимир Вольфович.

*СССР, в небе над КазССР, 9 июня 1983 года*

– … и я утверждаю, что единственный хороший президент США – это Франклин Делано Рузвельт! – заключил Директор. – Остальные – дрянь!

Ему слегка не повезло – досталось место в хвостовой части. С одной стороны, это самая безопасная часть самолёта, а с другой, у Ту-154 двигатели в хвосте, поэтому говорить с кем-либо можно только на повышенных тонах.

– А почему⁈ – спросил подполковник Тимирязев.

Иван Артемьевич – офицер запаса, подполковник медицинской службы, стоматолог, отправленный в командировку в Кабул.

– Потому что его «Новый курс» – суть, беспрецедентно глубокое вмешательство государства в экономику! – ответил Директор. – Буквально, временный государственный капитализм! И, одновременно с этим, зримое доказательство того, что даже просто элементы плановой экономики способны творить чудеса! Они уже начинают, потихоньку, стенать и скучать по 50-м годам, которые, по сути, построил Рузвельт, своим «Новым курсом»!

– Это что, получается, Рузвельт был близок к социалистическим идеям – ты это хочешь сказать⁈ – уточнил подполковник медицинской службы.

Как и Директор, он одет в повседневную военную форму, но со знаками отличия подполковника, а не старшего лейтенанта.