Текст книги "Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)"

Автор книги: Надежда Житникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

***

– Ты до сих пор не отнёс прахи на кладбище? – нахмурился главнокомандующий, размешивая крепкий утренний кофе.

– Да как-то не представилось возможности, – пожал плечами Люциан. – Я всё время на работе, а брать отгул ради прогулки по кладбищу для меня немного дико.

– Для тебя многие вещи дики, но ты от них не отказываешься, – улыбнулся Молох. – Помнится, когда мы вчера пробовали бондаж, ты тоже поначалу жаловался, а в конце оказался вполне доволен произошедшим.

Люциан накрыл лицо руками и вздохнул, вспомнив вчерашний день. Это правда, он согласился оказаться связанным по рукам и ногам, однако он не предполагал, что веревка может так натирать или жать. Молох завязал узлы таким образом, что удовольствие получаешь просто от связывания – достаточно лишь немного подвигаться. Веревка надавливает, где нужно, и удовольствие не заставляет себя ждать. Правда, при этом Люциан постоянно ловил на себе плотоядный взгляд Молоха, что очень, очень смущало. Генерал и сейчас был немного смущён, чем потешал главнокомандующего.

– Могу ли я пойти в склеп с тобой? – неожиданно спросил Молох.

– Ого, тебе интересно моё мнение, – удивился Люциан. – С каких пор? Ты не болен? – в шутку он приложил ладонь ко лбу главкома.

– Мне всегда интересно твоё мнение, просто иногда оно не сочетается с моим, – хмыкнул главнокомандующий и отпил из кружки.

– Ну, сходи, – подумал и сказал Моргенштерн. – Думаю, ничего такого не случится, если мы вместе посетим моё поместье.

***

Или случится.

Люциан пожалел, что взял Молоха с собой.

Они вошли в склеп. Прошло несколько минут. Ещё мгновение – и Люциан оказался на плите саркофага Легиона.

Молоха ослепила власть над генералом и желание плюнуть Легиону в душу даже после смерти. Главнокомандующий понял это не сразу. Мысль появилась, когда тот задумчиво рассматривал сломанный замок, лежащий на земле.

– Кто-то вскрыл его, – констатировал Люциан и пинком отправил замок в кусты.

– Думаешь, кому-то нужны кости твоих предков? – хмыкнул Молох, заходя внутрь.

– Видимо, – пожал плечами генерал и вошёл следом. – У тебя зажигалка с собой? Пособи, – он кивнул на один из саркофагов.

– Конечно, – Молох вытащил зажигалку, чиркнул – и стало немного светлее.

Люциан быстро нашёл принадлежащие Кальциферу и Легиону саркофаги и погрузил туда пеплы. Задача была выполнена. Правда, замок надо будет впредь поставить получше, чтобы ломать его было тяжелее и сложнее. Или, может, даже использовать магию, причем так, чтобы Молох об этом не узнал.

Итак, они вошли в склеп.

Молох рассмеялся и повалил Люциана на саркофаг Легиона. Генерал ничего не понял и растерялся. Что к чему, он понял, когда пуговицы полетели с рубашки, как монетки без звона. Сначала его обуяли ужас и непонимание, он дико посмотрел на Молоха. Взгляд главнокомандующего ему не понравился: его глаза горели жутким огнём, словно тот потерял всё человеческое, и остался лишь жаждущий мести демон. Это правда, Молох потерял свой облик довольно быстро, и теперь над Люцианом склонялся жуткого вида монстр с бычьей головой. Люциан упёрся ладонями в грудь Молоха.

– Отпусти меня! Отпусти сейчас же! – закричал Моргенштерн, но главнокомандующий его не слышал, опьянённый.

Вокруг материализовывались тени людей с горящими, как у Молоха, глазами. Слышался магнетический и монотонный шёпот, будто все они молились богу войны, превозносили его.

Люциан почувствовал животный страх. Молох жёстко держал его руки над головой, да так, что нельзя было пошевелиться. Моргенштерн с ужасом подумал, что его парализовало – до такой степени он не мог пошевелиться. Своим весом Молох намертво приковал его к крышке саркофага. Несмотря на всё, проникновение было мягким и обходительным. Люциан откинул голову. Не было слышно, как слёзы капают на каменный пол – маленькое озеро трепета, кошмара и фантасмагории.

Моргенштерн испытывал стыд, тревогу, смятение и потрясение. Всё это казалось кошмарным сном. Бубнёж теней нагнетал атмосферу ещё больше. Люциан почувствовал себя цивилизованным человеком, захваченным в плен туземцами и их кровожадным и одичавшим языческим идолом.

– Отпусти… – прошипел сквозь зубы Люциан, пытаясь отбиться, но хватка Молоха была поистине железной.

Молох уверенно брал своё, как обычно делал и до этого.

– Я для тебя лишь игрушка! – вскрикнул Моргенштерн и вцепился в губы демона зубами.

Было обидно и стыдно до слёз, но главнокомандующий не замечал этого.

– Ты чёртов монстр! – кричал Люциан.

– Ты только сейчас это поняла, принцесса? – зрачки Молоха сузились, в голосе было до приторности много мёда.

Улыбка победителя. Жаль, что соперник был ему совсем не ровня. Но он же взял своё. Как обычно делал и до этого.

***

Люциан с трудом выбрался из объятий Молоха. Он сбежал, как, наверное, сбегают трусы. Моргенштерн многое повидал, но чтобы такое происходило с ним – нонсенс. Мозг отказывался признавать произошедшее. Молох воспользовался им, воспринял как орудие мести. Этот спонтанный секс не был занятием любовью, это было нечто животное и непростительное. Такое свойственное демонам, но не Люциану. Моргенштерн всегда чувствовал себя чужим в этом мире страсти, похоти и подлости. Он понимал, почему его мать в своё время бежала на Сицилию подальше от отца и всех демонов в принципе. Может, Люциану тоже следовало бежать? А не поздно ли? Когда за плечами столько лет совместной жизни. Моргенштерн думал, что понимает Молоха, что научился его читать. Случившееся было исключением из всех правил. Молох спустил с поводьев зверя, с которым Люциану было не совладать. Знал ли об этом Молох? Думал ли он, чёрт возьми, вообще?

Моргенштерн сидел в своей задрипанной квартирке в мире людей, откуда всё началось, и глушил текилу. Подобное случалось во время их отношений с Раухом. Люциан не хотел, чтобы история повторялась. Что вообще, черт побери, за порочный круг такой? Генерал честно думал, что главнокомандующий за все совместное время проживания изменился, что-то понял, но неужели Люциан ошибался? И ошибка стоила ему собственной чести и чести отца?

Некуда было идти. Не к кому обратиться. Молох был самым близким ему демоном. Разве что…

– Мама, я вернулся, – раздалось на первом этаже, и Анри бросила вышивку, чтобы побежать навстречу сыну.

Она увидела, в каком он состоянии, и заохала. Крепко обняла, поцеловала в щёку.

– Всё хорошо, милый? – обеспокоенно спросила она.

– Всё то ещё дерьмо, мама, – Люциан закрыл лицо рукой, чтобы скрыть мешки под глазами, но Анри не требовалось смотреть на сына, чтобы понять, в каком он состоянии.

Анри на всякий случай осмотрела руки Люциана на предмет сделанных инъекций. Меньше всего ей хотелось, чтобы сын в порыве горя подсаживался на наркотики. Она облегченно вздохнула, когда оказалось, что это не так. Однако от сына очень сильно пахло перегаром. Ну, ничего, пьянство лечить – задача чуть более лёгкая, чем наркомания.

– Кто тебя обидел? Молох? – сочувственно спросила Анри.

Люциан закусил губу и закивал.

– Мне больше не к кому пойти, прости, – дрожащим голосом пробормотал генерал. – Можно я останусь?

– Конечно, конечно, заходи, – пригласила его мать и посадила на стул на кухне.

Анри быстро заварила сыну чая, к которому тот не притронулся.

– У тебя ведь найдётся для меня комната? – спросил Моргенштерн.

– У меня найдётся и крепкая скалка для твоего Мо, – потёрла руки Анри, – я ему устрою! Будет знать, как обижать моего сына. И плевать, что он какой-то там главнокомандующий, я ему покажу! – она сорвала с себя фартук и бросила его на стол.

Люциан умилённо улыбнулся.

– Я сам разберусь, мам, успокойся.

– Ты уже разобрался, – сердито прошептала Анри, – и вот, что из этого вышло. Ну уж нет!

Люциан не успел ничего сделать. Его мать вышла из дверей стремительно и уверенно, как разгневанная богиня. Моргенштерн видел лишь её спину, на которой красовались прекрасные чёрные крылья, виднеющиеся из-под тёмного доспеха. Мало кто знал, но именно под скалку обычно спокойная Анри маскировала копье, сравнимое с копьями норвежских валькирий.

========== Оказия 33: Прощение? ==========

Анри вошла в жизнь Молоха резко и неожиданно. Местонахождение его дома было засекречено, но это не остановило разъярённую мать. Копьё разбило плотное стекло душевой кабины и вонзилось в стену недалеко от Молоха, чем прервало водные процедуры главкома. Главнокомандующий поморщился: копье оставило после себя царапину на боку. Он сердито развернулся, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить его покой. Молох очень удивился, когда увидел перед собой Анри в полной боевой готовности.

– Мама, что вы тут забыли? – поинтересовался главком, глядя сверху вниз.

Он стоял перед Анри голый и беззащитный – на первый взгляд. Молоху не хотелось вступать в бой с матерью любимого демона.

– Не собираешься драться? Похвально, но это мало что меняет, – сердито проворчала Анри и крепко взяла Молоха за ухо, заставив того наклониться к себе. – С Люцианом ты тоже драться не собирался, негодяй?!

– Больно, – заметил Молох и нагнулся к женщине. – Вас Люциан прислал?

– Меня не надо было присылать, – Анри вывела Молоха за ухо из душевой и толкнула в сторону шкафа. – Оденься! – скомандовала она.

Молох послушно натянул первые попавшиеся брюки.

– Меня не надо было присылать, – повторила она. – Я сама пришла, потому что я не позволю тебе испортить ваши с Люцианом отношения, – копье материализовалось в её руке, кончик которого оказался аккурат перед носом Молоха. – Ты ужасно себя повёл, так что не смей даже называть меня матерью, пока мой сын страдает из-за тебя!

– У меня были свои цели, – мрачно произнёс Молох, глядя на кончик копья.

– Свои цели? В этом и проблема. Преследуя свои цели, ты совершенно не подумал о том, что почувствует Люциан. В который раз твой эгоизм ставит ваши отношения под угрозу?! – Анри ругала Молоха, как нашкодившего школьника, что совершенно не сочеталось с грозным видом главнокомандующего.

Он мог бы размазать женщину по стене одним движением, однако вместо этого он стоял и смиренно слушал. Может быть, осознавая ошибку. Правда, с огромным опозданием.

– Как Люциан себя чувствует? – спросил главком то ли из интереса, то ли потому, что так положено.

– Спасибо, ужасно, – проворчала Анри. – Пока ты не осознаешь свою вину, тебе нет места в моём доме! – женщина притопнула ногой, всё ещё уверенно держа копьё.

– Осознать вину? Вы шутите? Мне стоит щёлкнуть пальцами, и Люциан вновь будет моим, – улыбнулся Молох, с превосходством в глазах глядя на Анри.

Женщина прищурилась и подошла к Молоху, чтобы вновь взять его за ухо. Голос её был тихим и вкрадчивым.

– Вы не будете вместе, пока ты не поймёшь, что Люциан это не пёс, которого ты можешь подозвать к себе в любую минуту. Представь себе, а? – она больно оттянула мочку уха, из-за чего Молох поморщился. – Он не игрушка, с которой можно развлекаться до тех пор, пока она не поломается. Разве так сложно было это понять? Неужели это вообще сложно для твоего восприятия? Ты древний демон, так какого чёрта ты допускаешь подобные ошибки? Опыт прошлого должен как-то давить на мозги, нет? И я буду с тобой так обращаться до тех пор, пока это необходимо, главнокомандующий! – последнее она бросила с пренебрежением.

– Вы играете с огнём, Анри, – медленно и угрожающе произнёс Молох. – Советую вам взять себя в руки.

– Взять себя в руки? Играю с огнём? Я и не на такое способна, когда речь идёт о моём сыне, ведь именно это и называется любовью. Тебе это, конечно, неизвестно. Для тебя, наверное, вообще недостижимо такое чувство, как любовь! Не знаю даже, хорошо ли это, что я в своё время благословила ваш брак, – вздохнула Анри и отпустила Молоха. – Как я могла проглядеть такого подлеца!

– Я люблю вашего сына больше, чем собственную дочь, – грустно хмыкнул Молох. – И вы с ним об этом знаете. Я провожу с Люцианом больше времени, чем с Рене. Мне казалось, за долгие годы наших отношений Люциан понял, кто я такой и на что я способен. Очень жаль, что за это время он не осознал этого. Вы правильно заметили, что я древний демон. В этом вся и загвоздка. Я не ангел, и это естественно, отсюда вытекает всё, что я делаю.

– Ты не ангел, но ты бы мог быть с Люцианом помягче, – усердствовала Анри.

– Я был с ним мягок достаточное количество времени, и это привело к тому, что он окончательно размяк. Вы не знаете, с чего мы начинали, так что вам сложно понять ситуацию, – противоборствовал Молох. – Я поступил так, поскольку посчитал нужным. Очень жаль, что Люциан оказался таким… рохлей.

– Он не рохля, он влюблённый идиот! – вскипела Анри. – Не такие уж вы и супруги, если тебе сложно это понять, главнокомандующий.

Молох задумчиво посмотрел на мать своего супруга. Потом на дверь. Он вышел, будучи в одних брюках, и Анри на миг потеряла дар речи.

– Куда ты собрался?!

– К Люциану! – отозвался он сердито, словно считал это очевидным.

Главнокомандующий накинул шубу поверх голого тела и вышел к машине. Водителя в ней не было, и потому мужчина сам сел за руль. Дороги не замело, а потому ехать можно было спокойно. Под утробное рычание двигателя хорошо думалось.

Почему Люциан среагировал подобным образом? Раньше генерал воспринимал изнасилование как что-то привычное и даже, наверное, естественное. Молох не помнил, чтобы Моргенштерн плакал или жаловался. Или, может быть, просто не видел или не слышал? Люциан испытывал боль и терпел? Не получал удовольствия? Тогда зачем ему столько терпеть? Вопросов было так много, как мало – ответов. Самым страшным ответом была любовь. Неужели Люциан всё это терпел, потому что любил Молоха? Но каких объёмов в таком случае должна быть любовь? Воистину исполинская. Молох не понимал, есть ли в нём такой же запас любви, как в Люциане.

Может ли он ответить тем же?

Как вообще можно любить такого, как Молох? Главнокомандующий вспоминал, как обращался с Люцианом, и понимал, что меньше всего обращал внимание на его чувства. До сих пор их отношения напоминали взаимодействие ледокола и застывшего океана. Ледокол сокрушал лёд, причиняя боль могучему и терпеливому океану. Стихия ничего не совершала против, лишь молча и по-христиански страдала. Могучий корабль прорубал себе путь, и вода, как кровь, проступала из раздраконенных и заснеженных ран. Как тупое лезвие рвёт кожу, так и ледокол рвал ледяную корочку, заставляя океан застывать в немом крике, неслышном для мучителя. Но знал ли ледокол, что причиняет боль? Он всего лишь был тем, кем он является. Его задача – ломать лёд. Он был сотворен причинять боль и ничего не мог с этим поделать. Так получилось, что они встретились. Кто такой ледокол без ледяных водных просторов? Кто такой Молох без Люциана?

Молох понимал, что не может потерять Люциана. Моргенштерн занял в жизни главкома особое место. В сердце мужчины было не так уж много места – так, небольшой уголок, спрятанный ото всех. Генерал как-то прокрался в этот закуток и накрепко там поселился. Без Люциана в груди не будет тепла, не будет этого маленького костерка, согревающего в тяжелые жизненные моменты.

Слишком много ошибок было совершено. Хватит ли любви Люциана для очередного прощения? Сколько боли пережил генерал из-за своей любви – этому счёта нет. Молох понимал, что однажды перед ним встанет страшный выбор: карьера кровожадного бога войны или Люциан. Меньше всего Молоху хотелось выбирать. Почему всё не может идти так же гладко, как у обычных демонов, погрязших в своих мелких грешках? Они-то вряд ли всем этим обеспокоены, у них спокойная жизнь и секс по выходным в перерыве от работы. Не то что бы Молох хотел стать обычным демоном, но спокойствия в жизни ему, пожалуй, не доставало. Взять хотя бы тот случай, когда Ваал изнасиловал Люциана. Это ужасное происшествие произошло потому, что Молох не учёл все вероятности. Главнокомандующий сожалел о произошедшем, но беда в том, что одного сожаления мало

И вот он обидел своего любимого мальчика. Опять.

Понадобилось много времени, чтобы на машине добраться до портала, ведущего в Верхний мир. Молох знал, где следует искать Моргенштерна. До Сицилии главком добрался без помех. Постучал в дверь, никто не открыл (Анри же осталась в особняке) – и тогда Молох обошёл дом, зашел сзади и кинул камешек в окно. Поначалу ничего не происходило, но позже Люциан открыл окно.

– Что?! – громко отозвался генерал.

– Поговорить хочу, – ответил Молох с виноватым видом, который у него удался. – Открой!

– Чтобы ты вломился и опять трахнул меня?!

– А ты против? – неудачно пошутил Молох.

– Представь себе, – ответил Люциан и почти закрыл окно.

– Стой! – окликнул его Молох.

– Что? – вздохнул генерал.

– Я пошутил. Давай просто поговорим, – почти взмолился Молох. – П… Пожалуйста, – ему было сложно выговорить это слово, но он справился.

Люциан никогда не слышал, чтобы Молох так разговаривал, поэтому входную дверь всё же открыл. Но держался Моргенштерн на расстоянии. Конечно, ему хотелось броситься в объятия главнокомандующего и обо всём забыть, но тогда Молох ничего не поймёт. Молоху было больно видеть, как обособился от него Люциашка. Он протянул к нему руку, но генерал лишь отстранился с сочувственным видом.

– Чаю? – с пустым взглядом предложил Люциан.

Непонятно, куда он смотрел – просто был погружён в себя. Размышлял о чём-то далёком и болезненном.

– Давай, – мягко улыбнулся Молох.

Моргенштерн кивнул и удалился на кухню, поманив за собой главнокомандующего. Молох присел за стол и подпер голову рукой, став наблюдать, как Люциан ставит чайник, достаёт чашки, ищет заварку. Хотелось подойти сзади и обнять, но Молох решил не спешить.

– Прости меня, – тихо произнёс главком. – Я накосячил, Лю. Сильно накосячил. Я думал… Вернее, не думал. Совсем не думал. Наверное, следовало предупредить тебя, что я собираюсь взять тебя на могиле твоего отца.

– Зачем ты это сделал? – дрожащим голосом произнёс Люциан. – Почему именно на могиле отца? Он был сволочью, но я по-своему любил его. Мы поступили ужасно, и я не знаю, как мне теперь отмыться от всего этого.

– Ты стал каким-то неженкой, – заметил Молох. – Раньше ты так не реагировал на меня. Что случилось?

– Случилось! – всплеснул руками Люциан. – Случилось так, что ты плюнул мне в лицо, когда решил трахнуть на отцовской могиле. Я никогда не делал ничего подобного, это… так нельзя!

– Так делают демоны, которым являешься и ты, – с нажимом произнёс Молох. – Мне кажется, ты забываешь, кто ты есть. Забываешь, кто ты такой. Очнись, Люциан. Ты демон. Зло, грех и беда.

– А мне кажется, что ты забываешь, зачем ты пришёл. Мне казалось, ты извиняешься, но вместо этого бросаешься в меня обвинениями, которыми грешил и мой отец тоже. Может, мы и правильно сделали, но совершенное всё равно ужасно. В тот момент ты думал не обо мне, в тот момент ты упивался местью. Ты поставил свои интересы выше моих, тебя не волновало, что чувствую я! Ты чёртов мстительный и страшный демонюга! – Люциан говорил и махал руками, почти не глядя на Молоха.

– Я думал о тебе, – главком поднял руки. – Я взял тебя нежно, если ты не заметил. Тебе не было больно.

– Было очень… стыдно. Это всё равно что нагадить на свадебный торт, мать твою!

– Ну, не очень, – поморщился Молох и покачал головой. – Не думал, что ты… Такой чувствительный.

– В отношении семьи я очень чувствительный, если ты не заметил, – сглотнул Моргенштерн. – Мо, я очень, очень тебя люблю, но иногда ты поступаешь как свинья. Я очень хочу сесть к тебе на колени и обо всём забыть, но это слишком важно для меня. Ты эгоист, и я тебе тогда нужен был просто для того, чтобы отомстить Легиону. Ты был мягок, но так, между делом, потому что ты любил меня. И я тебя люблю. Я не могу без тебя. Но и с тобой иногда невозможно.

Молох раскрыл руки для объятий.

Люциан дотронулся до пальцев и поморщился, как будто хотел заплакать, но не сделал этого. Он наклонился, коснулся губами пальцев, после чего отстранился. Молох с сожалением посмотрел на этот жест и приложил к губам поцелованные пальцы.

– Я тоже тебя люблю, Лю.

Но не знаю, насколько сильно.

========== Здравствуй, Солнце ==========

Комментарий к Здравствуй, Солнце

Глава посвящается монашеку Нейлишу, натолкнувшему меня на подобную идею.

Они сидели друг напротив друга, будто собирались высказать что-то важное, но это что-то важное не хотело срываться с губ. Им надо было объясниться. Давно уже, пожалуй. Для смелости каждый обзавёлся бутылкой спиртного. Молох выбрал коньяк, Люциан – текилу.

Молох понимал, что в этот раз ему ничего не сойдёт с рук, если не объясниться. Он по-настоящему испытывал веру своего адепта, как Господь – Иова. Правда, не в первый раз. По-хорошему Люциану следовало давным-давно покинуть этот кровавый культ и освободиться. Но за призрачные намёки на любовь генерал продолжал верить. Он знал, на что соглашается, и страдал осознанно. Моргенштерн понимал, что ничего не достаётся просто так.

– По-моему, это плохая идея, – выразился Люциан, глядя на бутылку.

– Я не предлагаю напиваться, я имею в виду лёгкое веселье, создающее непринуждённую обстановку, – парировал Молох, открывая алкоголь и наливая его в стакан. – Она нам не помешает.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – вздохнул Люциан, повторяя действия за главнокомандующим.

– Разумеется, – твёрдо произнёс Молох и сделал первый крупный глоток.

Он волновался.

Вены на миг превратились в огненные ленты, опутывающие всё тело. Мысли смешались, на щеках заиграл лёгкий румянец. Губы украсила снисходительная улыбка, как если бы сам алкоголь воплотился в человека. «Снова нужна моя помощь, да, слабаки?» – говорил бы его вид. Конечно, он поможет. За небольшую плату – овладение телом при наличии большого количества напитка внутри и утреннюю головную боль.

Оба демона поставили подпись на контракте с дьяволом хмеля, чтобы наконец-то признаться друг другу в чувствах.

Первым начал Молох.

– Многие называют меня эгоистом. Правильно ли это? Возможно. Вполне вероятно, что умение добиваться своего любой ценой может натолкнуть на подобную мысль. Для меня нет ничего недостижимого. Нельзя сказать «не могу». Более точно будет звучать «не хочу». А хочу я много и сразу, это правда.

Моей главной целью всегда был захват власти. Многие считали меня в своё время недалёким, и какое же их ждёт разочарование, когда я одержу над ними верх. Тупоголовый Молох, который обошёл их на несколько шагов вперёд. Самый известный в Эдеме тугодум и громила. И теперь я на коне. Я преуспел. Секрет моего успеха – упорство.

Благодаря упорству я имею такого замечательного мужа, как ты. Нет, послушай, ты действительно замечательный. Столько лет вместе, а ссор почти не бывает. Ты не из тех, кто наматывает нервы на кулак, выпрашивая дорогую шубу или машину. У нас бывают разногласия, но для них всегда есть достойная причина. Косяк может быть моим, а может – твоим. Но чаще всего моим.

В последнее время я сам не свой. То ли окончательно созрел, то ли что – но во мне просыпается какая-то мягкая нежность по отношению к тебе. Мне хочется обнять тебя и никуда не отпускать. Люблю те предрассветные часы, когда я могу дремать рядом с тобой, касаясь длинных чёрных волос. От них пахнет ментоловым шампунем и чем-то ещё – скорее всего, твоим природным запахом. От тебя пахнет можжевельником и ванилью. Забавное сочетание, учитывая дурную славу последнего. Ваниль достойна лучшей славы, ведь ею пахнешь ты.

Я определённо совершил множество ошибок по отношению к тебе, и о каждой из них я сожалею. Сильнее всего я сожалею о том, что с тобой сделал Ваал. Иногда тебе до сих пор снятся кошмары. Я утираю пот с твоего лба и прижимаю к себе, потому что это и моя проблема тоже.

Я прижимаю тебя к себе, глубоко дышу твоим ароматом и стараюсь нашептать что-нибудь успокаивающее. Ты слушаешь, киваешь, кусаешь губы и жмуришься. Хватаешься за мои руки, как утопающий – за спасательный круг. Немного дрожишь. Проклинаешь Ваала, считая себя до сих пор не очистившимся от его скверны. Хочешь уйти, считая себя недостойным моего внимания. Считаешь, что ошибку совершил ты один и нисколько не винишь меня. А виноват я. Я хотел преподнести тебе Ад на блюдечке с голубой каёмочкой, ведь у принцессы, хе-хе, должны быть владения. И ошибся в расчётах. Непростительная ошибка. Но этого уже не исправить, можно лишь латать дырявую лодку и надеяться, что та поплывёт. Звучит, наверное, наивно, но психика у тебя действительно потрёпанная.

Знаю, я мог быть с тобой мягче, но я осознал это только сейчас. Если ты выдержал все испытания, которые я тебе устроил, то для тебя же лучше. В конце концов, сила наращивается путем частых тренировок. Ты очень сильный для того, кого именуют всего лишь высшим демоном. Скажу по секрету: пожалуй, ты ровня мне – первородному демону.

Ты равен мне, и я меньше всего хочу, чтобы ты мучился. Ты должен страдать, но лишь тогда, когда я, например, порю тебя или связываю, или играю с тобой в охотника и жертву.

Люциан… Я счастлив, когда ты берёшь меня за руки, переплетаешь пальцы и с верностью смотришь в глаза. Да, такой не станет изменять. Для тебя я герой и икона. Может быть, даже твой идол. Твой бог. Такой верный адепт – и что я делаю с тобой? С собой? Я определённо погорячился, когда стал искать тебе замену при нашем временном расставании. Вереница черноволосых трупов… Они всё равно не могли затмить моё Солнце. То есть тебя. Так, второсортные и давно мёртвые звёзды. Я был ослеплён и одурманен одиночеством.

Когда-нибудь я перестану причинять тебе боль. Не знаю, когда наступит этот день. Наверное, настоящее Солнце просто в этот момент потухнет и поменяется местами с Луной.

Я люблю тебя и наконец-то это понимаю. Я хочу для тебя контролируемой боли, но не больше. Боль только от пряжки ремня, а не из-за моих промахов. Боль от активно проведённой ночи, а не из-за моих слов или неверных действий. Чтобы ты морщился, если я пережарил, например, омлет, а не потому, что я изменил тебе. Как ты вообще до сих пор в глаза мне смотришь? Я бы давно убил тебя за измену, а ты простил. Это ли сила любви?

Последний вопрос отозвался эхом в голове Люциана. Он был поражён такой откровенностью со стороны Молоха. Глаза генерала были на мокром месте. Он глупо улыбался, с прищуром глядя на главнокомандующего, и был готов вот-вот сорваться с места, чтобы как можно крепче обнять любимого. Стакан в руках Люциана треснул и рассыпался на осколки. Некоторые из них остались в руке, но генерал этого не заметил. Молох поднялся и приблизился, чтобы помочь генералу с ранами, но вместо этого угодил в крепкие объятия.

– Мне никогда такого не говорили, – сквозь стиснутые зубы прошептал Люциан, чувствуя боль в руке и пульсирующее тепло в груди. – Я и не подозревал о том, какой ты красноречивый.

– Ты тоже думал, что я тупой амбал, не так ли? – усмехнулся Молох и зарылся носом в волосы Люциана за ухом.

– Нет! – поспешно ответил Моргенштерн, за что получил чувственный поцелуй.

Ладонь ныла, но ощущения от поцелуя были сильнее. У Люциана закружилась голова, он заулыбался сквозь поцелуй и пальцы здоровой руки запустил в волосы Молоха. Когда главнокомандующий отстранился, генерал покусал губы, с верностью глядя тому в глаза. Молох осторожно взял в свои руки больную ладонь Люциана и стал с осторожностью вытаскивать крупные осколки. Люциан терпел, стиснув зубы, и иногда только тихо мычал от боли.

– Не знал, что моё признание произведёт на тебя такое впечатление, – хмыкнул Молох. – Стакан мог и не портить.

– Это вышло спонтанно, – оправдался Люциан. – Я не мог представить, что ты способен на такое. Я слушал и понимал, что всё перенесённое мной не зря. Я наконец понял, что нахожусь на своём месте. Я окончательно убедился в том, что ты меня любишь.

– Я всегда любил тебя, – усмехнулся Молох, рассматривая ладонь на предмет более мелких осколков. – Просто по-своему. Ты прошёл со мной сквозь огонь и медные трубы, ты достоин того, чтобы я разговаривал с тобой на равных. Я захотел сделать тебя своим мальчиком ещё со времён армии. Не совру, если скажу, что я люблю тебя очень давно. Моего Люциашку. Мою принцессу.

– Перестань меня так называть, – шутливо возмутился Люциан.

– Тебе разве не нравится? – притворно удивился Молох.

– Представь себе, – продолжал генерал.

– Я называл и буду тебя так называть, а все претензии принимаю в письменном виде.

– Да ты даже не прочитаешь!

– В этом вся прелесть письменных отчётов.

– Ну ты и сволочь.

– Твоя любимая сволочь, – улыбнулся Молох, прищурился и губами коснулся окровавленной ладони. – А тебе есть, что сказать?

– Ты думаешь, после всего, что мы пережили, у меня остались силы столько говорить? – засмеялся генерал. – Нет уж, я не такой мастер речей, каким вдруг оказался ты.

– Да ладно тебе, скажи лишний раз, как ты любишь меня, я послушаю, слёзки пороняю, – фыркнул Молох и уткнулся Люциану в грудь.

– Не ронял я никаких слёзок, – заупрямился генерал. – Просто это ты дурак.

– Ты скажешь что-нибудь, иначе я сломаю тебе руку, – с улыбкой выразился Молох.

– Узнаю прежнего деспота, – хмыкнул Люциан. – Хорошо, я отвечу, если ты так хочешь, но сначала… – генерал отхлебнул текилы из бутылки и взбодрился.

– Молох… У тебя громкое имя и наверняка богатое прошлое. Что я могу противопоставить могущественному богу войны? Пожалуй, что ничего. В сравнении с тобой я стою ничтожно мало. Как уже упоминалось, я всего лишь высший, в то время как ты могущественный первородный демон. О тебе ходят легенды, тебя боятся и предпочитают обходить стороной. Не могу сказать такого о себе. Не знаю, почему однажды твой выбор пал на меня.

Может быть, тебя привлекла моя красота: встречают же по одёжке – а потом ты заинтересовался и характером. Скажу сразу, что таких, как я, – миллионы. Я мало чем отличаюсь от остальных демонов. Вряд ли тебя привлекает моя сентиментальность, не раз отравившая мне жизнь и наши отношения. Я мягче своих собратьев, поскольку я полукровка. Моя мать наполовину человек, и оттого ей невыносима жизнь среди демонов, поэтому она выбрала в качестве своего пристанища Сицилию. Я её понимаю. Я бы тоже отказался от демонической жизни и ушёл бы прочь, если бы не ты.

Ты… Я вообще с трудом иногда верю, что такой, как ты, обратил внимание на такого, как я. Как я уже говорил, во мне нет ничего особенного. Я обычный высший демон, отлынивающий от своих прямых обязанностей. Мне положено подчиняться призывающим меня адептам, а вместо этого я посылаю вместо себя низших демонов. Мне была отвратительна моя природа до того, как я встретил тебя. С тобой я понял, что отталкивавшая меня когда-то похоть не так уродлива, как кажется. Ты открыл мне красоту секса. Только с тобой я понял, какое это удовольствие. Я готов заниматься им с тобой сутки напролёт. Я бы раз за разом седлал твои бёдра, пока ты не попросишь пощады. Дважды.