Текст книги "Вольно, генерал II: Моя утренняя звезда (СИ)"

Автор книги: Надежда Житникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Молох промолчал и закурил вместо ответа. Это цена, с которой ему приходилось мириться всю свою жизнь. Могущество покупается за очень большую цену. Главнокомандующий начинал вспоминать, почему не состоял в отношениях так долго. С тех пор, как родилась Рене. Да всё потому, что наступает такой момент, когда нужно выбирать между семьёй и своей природой. Богатство, влияние и власть – или тёплый Люциан рядом. И чем дольше продолжались отношения, тем сильнее вырывать это дерево из себя – так сильно оно пустило корни. Раньше Молох посчитал бы комплиментом слово «чудовище», но не теперь, не из уст Моргенштерна.

Главнокомандующий не хотел быть монстром. Ему понравилось быть любимым мужчиной гораздо больше. Но и смириться с положением, которое занимают низшие демоны, для него невозможно. В конце концов, не родить потомка гораздо гуманнее, чем потом убить его на глазах Люциана. Тот, чего доброго, бросится на нож следом. Меньше всего Молох хотел вырастить сына, который захочет власти и станет конкурентом. Люциан привыкнет к нему, после чего не простит кровавой расправы. Как бы не был силён потомок, Молох сокрушит его. И это отзовётся ударом по Люциану. Вся жизнь затрещит по швам.

Моргенштерн вышел из кабинета, хлопнув дверью. Самым лучшим будет пару месяцев его не трогать. Пусть придёт в себя. Как в старые добрые времена.

Молох вальяжно и неподвижно лежал на одном из мраморных выступов купальни и потел. Волосы прилипали к лицу – он приглаживал их к голове движением назад. Жар костей не ломит – пекло тем паче. Рядом с ним сидел Милуш Радко, он же – говорливый демон Аббадон. Милуш переносил жар гораздо легче, поскольку адское солнце пустынь закалило его. Он цедил виски – и неясно, как внутреннее давление до сих пор не разорвало его голову. Стакан-то не первый.

========== Оказия 15: Кровь и виски ==========

Молох, со своей точки зрения, всё сделал правильно. И это привело его к пустому дому и тишине в кабинете. У заключённых бывает привычка ловко орудовать монеткой между пальцев. Молох чувствовал себя этим самым заключённым – правда, монетка резко выпала из рук и укатилась, пропав под решёткой канализации. Больше забавляться не с чем, а пальцы требуют нового мелкого предмета. Нет так-то легко найти новый. У монетки была приятная ребристая поверхность, она приятно теплела, пахла железом. И сама по себе являлась редкой и весьма ценной. И вот она укатилась прочь. Делай что хочешь.

Главнокомандующему хотелось найти Люциана и обнять его сзади. Тихо и ничего не говоря. Он уже понял, что логически доказать генералу ничего не сможет. Всё сказанное, как в суде, будет обращено против него же. Да, между ними разногласия, но не хотелось обзаводиться новой эмоциональной границей. Однако Молох терпелив. Моргенштерн развеется, развеселится, и тогда главнокомандующий подумает, как лучше подступиться. Правда, сложно привыкнуть к пустой постели и холодному завтраку, состоящему из бутербродов, душу в одиночку. Люциан словно стал главным героем пьесы его жизни.

Несмотря на всё, Молох не отменял приказа Слайзу следить за генералом. Наоборот, теперь он приобрёл более серьёзное значение. Теперь главком с интересом расспрашивал о результатах. О том, как себя чувствует Люциан, какое у него выражение лица, чем он занимается, куда ходит. Оказалось, он вернулся в квартиру, которую раньше снимал, – ужасно маленькую и не слишком-то светлую. Вернулся туда, с чего всё начиналось. Вселенная сжималась до размеров крошечного и очень мощного взрыва.

Молох понимал, что если придёт туда, его поглотит ностальгия. Ведь, подумать же, насколько сильно он изменился под влиянием генерала, который по силе гораздо слабее его. Теперь у главнокомандующего вряд ли поднимется рука прикладывать его головой об раковину. Кровавые разводы от разбитой головы Люциана олицетворяли трещины на личности мужчины. Как показало время, генерал оказался отличной припаркой. Мёртвый открыл глаза.

Лечение – хитрая штука. Оно крылось не в причитаниях и не в каком-то физическом воздействии. Самым действенным средством оказались счастливые блестящие глаза Люциана и разметавшиеся по подушке длинные чёрные волосы. Он смотрел на Молоха, как на бога, пусть вместо молитв и предпочитал язвительные комментарии. Каждый раз, когда они занимались сексом, Молох изучал лицо генерала – и упивался тем, что видел. Моргенштерн измучен, но доволен. Возможно, связан, несерьёзно ранен – заимет до дрожи – и счастлив.

Чем больше проходило времени, тем сильнее Молох ощущал потребность в том, чтобы посылать Люциану небольшие записки. Там не было бы ничего, от чего могло бы затошнить: сопливые обещания, демонстративное раскаяние, сожаления – нет. Главком просто описывал бы прошедший день. Заметил бы, что Моргенштерн впопыхах забыл рубашку. Обязательно указал бы, насколько прекрасно та до сих пор пахнет. Пряным одеколоном и немного – потом. Со следами крови в некоторых местах – наверное, с того раза, когда Молох вновь раскусил Люциану губу во время поцелуя.

Молох половину ночи бодрствует. Задумчиво поглаживает место, где спал Люциан. Лицом касается его подушки. Находит волос. Теребит его в пальцах. Становится немного тяжело – и он ложится на место Люциана, стискивает подушку и забывается. Ругается на то, как по-идиотски всё получилось. Он опасается того, что Моргенштерн ушёл навсегда и пытается забыть его.

Молох полагал, что допрос Газаля с пристрастием хотя бы немного развеселит его. В конце концов, это же его любимое дело – пытать кого-то с целью склонить к себе. Однако даже Газаль заметил, что главнокомандующему не хватает какой-то искры.

– Я будто на детскую передачу для будущих саботёров попал, – фыркнул ангел. – Ты с бодуна что ли? Проспался бы. Позорище, – он почти сбросил верёвки с рук, но главком вовремя затянул потуже и от злости приложил мужчину головой об стол.

– Заткнись, – грубо оборвал его главнокомандующий. – Лучше объясни мне, что вчера произошло. Какого чёрта моя потенциальная дочь, пусть и из другой реальности, разгуливала с твоей ангельской вещицей?

Газаль по-чеширски улыбнулся.

– Помочь кому-то уйти у тебя из-под носа – воистину святое дело. Я бы с удовольствием добавил это как одиннадцатую заповедь и лично провожал таких благодетелей до райских врат. Жаль, конечно, что она решила не держать язык за зубами… Но ладно. В мире полно предателей – пора привыкнуть. Но эта душевная девственность… Каждое предательство – как первое, представляешь, – ангел склонил голову набок.

– Я оценил, как ловко ты уходишь от вопроса, – мрачно проворчал Молох. – Я вытащу твои кишки через глазницы, если ты мне не дашь ответ.

– Ох, – притворно вздохнул Газаль. – Признай, что сейчас это волнует тебя меньше всего.

– В душу мне полезешь? – главком положил голову на сложенные в замок руки. – Не боишься не вернуться обратно?

– Мне же надо как-то привести тебя в тонус, чтобы этот допрос был хотя бы весёлым, – пошевелил плечами Газаль. – Ты даже не ткнул меня ножом за всё то время, пока мы говорим, хотя при первой встрече сделал это слёту. Давай! – заёрзал ангел. – Доброе утро, Вьетнам!

Молох посмотрел на него несколько секунд. Опрокинул стол. Набросился на ангела. Газаль потерял счёт ударам, превращающим его лицо в винегрет. Главнокомандующий держал псов войны на привязи, но сейчас – спустил с цепи. Ему нужно было выпустить пар. Он остановился, чтобы спросить у едва живого ангела:

– Хочешь жить?

Газаль что-то просипел в ответ.

– Тогда верни свою побрякушку, иначе в следующий раз я не остановлюсь. И не вздумай сбегать. Я достану тебя из самого Тартара, если потребуется.

***

Люциан большую часть времени лежал на диване, завернувшись в простыню. Иногда он поднимал с пола бутылку с виски, чтобы сделать глоток и вновь погрузиться в алкогольные лабиринты воспалённого тоской разума. Ему постоянно что-то снилось. Чаще всего в голове прокручивался день, когда он впервые встретил свою дочь. Дочь, едва не убитую демоном, ставшим клином, на котором сошёлся свет.

Генералу сложно понять эту безудержную паранойю. Дейн, возможно, была права насчёт слабости Молоха. Его безумие превращало его в труса. В труса, способного вырвать другому глотку во благо собственных целей. Это делало главнокомандующего очень опасным и неконтролируемым. Впервые Люциан почувствовал некое подобие страха. Ведь Молох был готов убить и его. Может быть, не на сто процентов, но какая-то часть его природы явно была за то, чтобы устранить помеху в виде генерала.

Стал бы от этого главнокомандующий счастливым – вопрос вторичный. Похоже, Люциан действительно за всей этой романтической мишурой начал забывать, с кем он имеет дело. Древний кровожадный демон, многократно становившийся причиной войн и упивавшийся страданиями. Власть – постоянно в руках, а любовь – непостоянна и преходяща. Казалось бы, выбор очевиден, но генерал не мог понять, почему любовь перевешивает только в его случае. Почему только Моргенштерн ни за что бы не согласился лишить Молоха жизни во имя могущества? Какой вообще прок от могущества, если никто не смотрит на тебя восхищёнными глазами?

Но генерал всё равно иногда касался губами кольца. Может, ему было интересно, чувствует ли Молох это. Получает ли хотя бы немного тепла от такого глупого действа.

Помимо этого, Моргенштерн задумчиво водил пальцами по печатям и шрамам, оставленным главнокомандующим. Ощущал гладкие рубцы и понимал: возможно, это единственное, что может оставить Молох. Почему? Засосы рано или поздно рассасываются. Раны – заживают. А вот шрамы остаются навсегда. Главнокомандующий, по всей видимости, настолько боялся одиночества, что хотел кастетом кроиться миру в черепе. Не боролся за место под солнцем, но превращал его в кровавую баню. Шрамы, оставленные им, стали частью тела Люциана. Получается, что Молох своеобразно, но врезался и в генерала тоже. Каждый новый рубец говорил: «Теперь-то ты меня точно не забудешь».

Да разве можно такого забыть? Если бы не здравый смысл и элементарное чувство самосохранения, Люциан бы до сих пор покорно находился подле Молоха. Но тогда, пожалуй, последний быстро потерял бы к генералу интерес. Ведь в этом весь Моргенштерн: сомнения, раздумья, метания. Вся та сфера, которая до сих пор недоступна Молоху, привыкшему думать быстро и трезво – перевешивать исход битвы в свою пользу. Всё-таки он военный. На войне нет времени думать, гуманно ли превращать войско противника в кровавую кашу. И на войне уж точно нет места тем, кого мучают после этого кошмары.

Войну зачастую невозможно предотвратить. Молох зачарованно любовался её жестоким танцем в бордовых покрывалах, на что в принципе мало кто способен. Таких называют психопатами. Главнокомандующий приводил Люциана на это представление. Генерал смотрел из-за приоткрытых пальцев. Слишком уж больно ему было смотреть.

Моргенштерн понимал, что Молох вряд ли в полной мере осознает, почему тот решил ненадолго уйти. Для главнокомандующего естественно чем-то жертвовать ради успешного исхода дела. «Это неприемлемо!» – закричал бы генерал, если бы Молох не потерял способность слушать ещё несколько сотен лет назад. Люциан понимал, что крик уйдёт в пустоту. Если бы главнокомандующий прислушался, это бы означало изменение в нём самом. Молоху уже несколько тысяч лет – не поздновато ли меняться?

Генерал ненавидел себя только за одно: он безумно хотел вернуться. Разум приказывал ему продолжать держаться подальше от кровожадного психопата, но сердце… Сердцу хотелось, чтобы руки вновь почувствовали могучие плечи, а тело – сладострастную негу. Люциан получал удовольствие, говоря Молоху тёплые слова. Осознание того, что приятно и тому, и другому делало генерала счастливым. Радостно было видеть, как главнокомандующий усмехается, слыша нечто подобное в свой адрес. Он не принимает, но оценивает по достоинству.

Безмолвное «я люблю тебя» не требовало представлений, когда они лежали, прижавшись друг к другу, и часто дышали, потные после активной любви. Когда Люциан крепко сжимал сильные руки Молоха и покусывал губы. Когда главнокомандующий дышал запахом его волос и интимно прижимался – опускал голову и бегло целовал в шею и плечо.

Моргенштерну будто до сих пор чудятся эти непривычно лёгкие и мягкие поцелуи. Мыслей становится всё больше – и сигаретного дыма в квартире тоже. Генерал жалеет, что не взял с собой сигары главнокомандующего. Было бы не так одиноко.

Анри, мать Люциана, приехала, насколько это стало возможно.

– Здесь хоть топор вешай, сынок, – покачала головой женщина. – И когда ты здесь в последний раз убирался?

Генерал лежал, завернувшись в простыню, и что-то бубнил в ответ. Если бы не сбитые костяшки, он бы пошёл искать себе приключений внизу. Полупьяный, он забыл о разбитом носе. Анри не стоило труда заставить сына повернуться, а потом ловко вправить кость обратно.

– Ты как хочешь, но чтобы через двадцать минут ты был на кухне, – мать погладила сына по голове и вышла.

Моргенштерн усмехнулся. Пожалуй, стоит встать. Если этого не сделать, Анри притащит его на кухню вместе с диваном, а перестановку генерал пока не планировал.

Люциан пришёл вместе с простыней, будто та стала его надёжным и верным товарищем. Бутылку только не взял – предал старого друга. Ну да ладно, никуда не денется.

– Мам, объясни мне, почему я в такой жопе, – пробормотал генерал, заметив, что у него ужасно кружится голова. Сидеть ему было сложно.

– А ты думал, в сказку попадёшь, когда женишься? – весело хмыкнула Анри. – Ещё чего. Думал, увезут его в закат, а дальше только «долго и счастливо». Нет. Фраза про «долго и счастливо» – самый лучший маркетинговый ход в мире бракосочетаний. С неё-то и начинается весь кошмар. Ты купился. Я купилась. И вот мы здесь. Правда, судьба меня избавила от твоего отца. Легион с возу – кобыле легче, – мать похлопала генерала по плечу и поставила перед ним кружку с чаем. – Выпей. Всяко лучше этой бурды, которой заставлена твоя гостиная.

– Я думал, он изменится со временем… Или я изменюсь. Словом, что-нибудь пойдёт иначе, – Люциан прижался головой к стене и с удовольствием отметил, какая она прохладная.

Анри открыла окно и впустила свежий воздух. Наружу стал активно выходить дым и запах перегара. Женщина вдохнула сладкий кислород и повеселела.

– Самая большая ошибка всех влюблённых – ждать, что что-то изменится. Нет, милый, – она села напротив мужчины и погладила его по рукам. – Каждый раз, когда ты так думаешь, в мире умирает один енотик. Пожалей енотиков – не совершай ошибок.

Генерал с недоумением посмотрел на мать и тихо посмеялся. Ему казалось, что его мать – просто большой ребёнок.

– Почему я влюбился в самого сумасшедшего демона на свете… Мог бы выбрать себе какую-нибудь женщину, завести семью и спокойно прожить вечность в каком-нибудь поместье на отшибе. Нет – мне понадобилось найти себе незабываемое приключение. Американские горки длинною в жизнь, – ворчал Моргенштерн.

– Мог бы, – мягко согласилась Анри. – Вот только вряд ли ты бы так переживал о своей жене где-то на краю света так, как сейчас – о Молохе. Я ведь вижу, как тебе тяжело. Правильно сделала, что позвонила тебе. Сам бы ты меня к себе ни за что не позвал. Ох уж эта мужская гордость и стремление всё решить самостоятельно! Да вы без женского совета никуда! Вот не было меня рядом – и что произошло? Опять вы оба в разъезде. Всё-таки вам не хватает чего-то, что сглаживало ваши конфликты.

– Я сглаживаю их, насколько это возможно с Мо, мама, – вздохнул генерал. – Проблема изначально в том, что я за влюблённостью не видел всей этой… огромной болезни на почве власти.

– Это у нас в крови, – понимающе закивала мать. – Тянуться к сильным мира сего. Насколько я знаю, раньше он убивал не колеблясь. Но сейчас! Сейчас ты сделал его намного мягче! Он сохранил жизнь и тебе, и этой… беременной девушке. Не помню, как там её. Просто вам обоим нужно время. Не всё ж вам вместе обжиматься где ни попадя, а, – шутливо заметила Анри и улыбнулась, когда сын приободрился.

– Ещё скажи, что главное – чтобы мы любили друг друга, а всё остальное придёт со временем, – сыронизировал Моргенштерн.

Анри захлопала в ладоши.

– Ну, разве ты не умница! С языка сорвал!

– Ма-а-ам, – протянул Люциан и закатил глаза.

– Ты и сам не заметишь, как вы помиритесь, – заверила его мать. – И как приятно вам будет вновь воссоединиться.

– Ты случайно женские романы не пишешь? – хмыкнул демон. – А то у тебя все задатки.

– Есть парочка, – будто по секрету прошептала Анри, прикрыв рот ладонью. – Хорошо продаются.

Моргенштерн засмеялся и всплеснул руками, мол, как это я так угадал – и залпом выпил подостывший чай, ощутив ужасную жажду. Анри, конечно, была права, но лишь отчасти. Вопрос в том, хватит ли любви на то, чтобы однажды предотвратить смерть генерала от рук Молоха. Люциан понимал, что рано или поздно это может случиться. Не по одному поводу, так – по другому. Либо же свершится чудо – и Молох перестанет ставить власть выше отношений.

– Кстати, сынок, у тебя довольно странный потолок, – произнесла Анри. – Посмотри, у люстры всё как будто чешуёй пошло. И кто так только побелку наносит – руки оторвать.

Генерал нахмурился. Совсем едва-едва заметно потолок будто покрылся сеткой трещин, похожих на чешую. Мужчина поднялся со стула.

– Отойди-ка в коридор, – мрачно попросил он мать и взял нож.

Люциану не понравилась полупрозрачная дымка – явно кто-то маскировался, чтобы следить за ним. Хорошо, что от хозяйского взора Анри это не ушло. Может, кто-то собирался прикончить Моргенштерна, воспользовавшись положением?

Генерал ткнул ножом в подозрительное место, и с потолка тут же рухнуло нечто крепкое. Анри закричала, спрятавшись за сына, на что Моргенштерн лишь хмыкнул и отбросил нож в сторону.

– Неплохо, Слайз, теперь научись и мою мать обводить вокруг пальца.

Секретарь поднялся с пола, ощупывая спину и чувствуя небольшое кровотечение. Он присел на табуретку, сопровождаемый шокированным взглядом Анри.

– Ты сам знаешь, по какой причине я здесь, – сердито ответил Слайз. – Я запомню этот тычок, Люциан.

– Паршиво ты совмещаешь дружбу и работу, – заметил генерал. – На правах друга мог бы и ослушаться Молоха и не следить за мной. Я могу о себе позаботиться.

– Да, когда Дымов тебя похитил, ты прекрасно себя защитил, – едко парировал секретарь.

Генерал вздохнул и потёр виски.

– Ты здесь с самого начала, да?

Слайз кивнул и осторожно взял печеньку из вазочки. Анри хотела ударить его по руке, ведь они к чаю, но сдержалась и тихо села напротив.

– Прекрасно, – вспылил Люциан. – Значит, ты передашь ему всё, что я тут говорил, на правах шпиона? Как удобно быть двойным агентом.

– Не злись, это всё для вашего же блага, – ответил ящер, уминая и вторую печеньку. – К тому же двойное агентство подразумевает, что и ты можешь что-нибудь узнать. Как раз таки потому, что мы с тобой друзья. Я знаю, что ты спросишь. Да, ему тоже без тебя паршиво и, как всегда, он не гордится тем, что сделал.

– Ещё бы, – мрачно согласился Люциан. – Мне бы хотелось его увидеть. Не встретиться, а просто увидеть.

– Почему бы вам не пойти вместе куда-нибудь и пообщаться? – встряла Анри. – Я знаю прекрасный ресторан.

Моргенштерн закрыл лицо руками под смех Слайза.

– Давай, Люциан, позови его на свидание! – утирая слезу, прохохотал секретарь, представляя, как примерно может всё пойти.

– Ты думаешь, я не смогу? – с вызовом хмыкнул Люциан. – Позову. И всё пройдёт не так, как ты себе представил.

– В таком случае почаще оглядывайся, дружище, – похлопал его по плечу Слайз, выходя из кухни с печеньками в карманах. – Потому что я буду внимательно за вами присматривать.

– Иди уже! – вспылил генерал, окончательно прогоняя секретаря.

Теперь оставалось самое сложное.

========== Мы ==========

Молох вышел из дома на террасу, чтобы подышать и полюбоваться снежным пейзажем. Вышел в одних брюках, источая пар и заставляя выпавший снег таять под ногами. Он взял с собой несколько сигарет и раскурил одну из них. Дым, который он выдыхал, заставлял снег над головой становиться сначала серым, затем – чёрным.

Почему-то мужчина подумал, что сейчас за ним следом должен выйти Люциан и принести чашку кофе с ликёром. Молох бы пошутил про недостаток мужественности, генерал – настоял бы на том, что плевать на мужественность, когда дело касается вкуса, – и в итоге они бы поцеловались. Моргенштерн бы держался поближе к главкому, чтобы не замёрзнуть. Тот бы, в свою очередь, почувствовал себя ещё более нужным и главным.

Молох вдыхал грубый морозный воздух и посмеивался собственным мыслям. Да, пожалуй, в самом начале он бы никогда не стал ощущать нехватку Люциана. Происходящее всё больше походило на сопливый девчачий фильм в представлении главнокомандующего. Убить бы кого-нибудь и развеять этот розовый флёр.

– Угостишь сигаретой?

Вопрос из воздуха заставил главкома среагировать – и резко врезать гостю локтем в лицо. Что поделать – рефлекс.

Люцифер упал в подтаявший снег и прижал к лицу ладонь, морщась от боли. Молох не стал протягивать ему руку помощи.

– Я тебя не приглашал, – сухо произнёс главком.

– Я и не напрашивался, – улыбнулся Денница и пожал плечами, вставая самостоятельно и устраиваясь возле мужчины. – Так, решил проведать. Посмотреть, не загибаешься ли ты здесь от одиночества.

– Нисколько, – немного враждебно отозвался Молох. – Ты посмотри, я душа компании.

– Дом просто полнится, – иронично подхватил Люцифер. – Шагу не ступить.

– Что тебе нужно? – главнокомандующий почесал щетинистый подбородок и вспомнил, что так раньше делал генерал. – Мы в расчёте. Или ты ищешь себе приключений?

– Просто решил составить тебе компанию, – примирительно произнёс падший. – Здесь никого на километры вокруг. Наверняка тебе хотелось бы с кем-нибудь поговорить.

Главнокомандующий потёр переносицу.

– Из миллиардов демонов, обитающих в чёртовом Пандемониуме, ко мне явился ты. Да, пожалуй, я именно этого и заслуживаю. Компании хитрой и знаменитой шлюхи.

Люцифер покачал головой и сделал движение рукой, что оставило царапины на щеке Молоха.

– Как грубо.

– Как честно, – оскалился Молох. – Давай откровенно: я тебе не по зубам. Ты не по адресу. Присел бы лучше на Вельзевула – весь Ад ждёт вашей свадьбы.

– Он скучный, – равнодушно дёрнул плечами Люцифер. – Надоел мне ещё тогда.

– Разве он не единственный, кто заботился о тебе? – раны на щеке Молоха быстро регенерировали.

Он уже почувствовал запах крови. Бык увидел тряпку.

– Ску-у-ука, – улыбнулся Денница. – Я хочу острых ощущений.

– Я тебе их устрою, – ухмыльнулся главнокомандующий и резким движением приложил Люцифера к стене, схватив того за горло.

Поначалу Денница считал это весёлой игрой, но удар, пришедший на лицо, заставил его испугаться за себя. Падший начал вырываться, и тогда Молох лбом приложился об его переносицу и разбил нос окончательно. Люцифер впился когтями в руки главкома и попытался защититься при помощи магии. Мужчина резко швырнул его на пол и встал так, чтобы не позволить сбежать.

– Хочешь примерить шкуру Люциана? Всегда пожалуйста. Вот так было сначала.

Люцифер надеялся разодрать Молоху ноги, на что получил удар ботинком в лицо. Запаниковал и стал закрываться руками. Ещё несколько ударов заставили Денницу притихнуть.

– Нравится? – поинтересовался разыгравшийся главнокомандующий. – Ему понравилось – мы же женаты.

– Ублюдок, – сплёвывая кровь, прошептал Денница.

Молох пожалел бы молодого ангела, если бы он был достоин жалости.

– Ублюдок здесь ты. Сегодня же ты перестанешь перепрыгивать с члена на член и наладишь отношения с Вельзевулом. И чтобы я больше не слышал о твоих похождениях, иначе я найду тебя и засуну тебе в задницу гарпун. Я не шучу. У меня остался отличный гарпун с тех пор, как я занимался охотой на китов. Ты меня понял? – мрачным и тяжёлым шёпотом приказал главнокомандующий.

Люцифер закивал, и Молох помог ему подняться. Конечно, падший исчез только после того, как вновь оставил несколько колючих царапин на лице главнокомандующего. Нет. В этом недомерке не было и доли того, что так нравилось мужчине.

***

Люциан собирался с силами, чтобы позвать Молоха на свидание. Тщательно продумывал, как сделать это лучше всего. Он решил снять небольшой загородный дом – договорился с хозяином. Пренебрёг рестораном, поскольку подумал, что главнокомандующий наверняка соскучился по домашней еде. Генерал отправился в магазин за вином, но по дороге его остановил незнакомец и попросил показать дорогу. Едва прохожий поднял голову, как Моргенштерн узнал в нём Вейла – демона, чья жизнь повисла на волоске из-за истории с Кальцифером, и тому пришлось скрыться, несмотря на достижения по службе.

– Ничего себе, – присвистнул генерал. – Что ты здесь забыл? Если скажешь, что правда искал библиотеку, черта с два я тебе поверю.

– Может, ищу вино, – окинув сумку мужчины взглядом, хмыкнул Вейл, – может, что-нибудь поинтереснее. Не против, если мы пройдёмся?

Моргенштерн посмотрел на часы.

– Ну… Можно. У меня есть пара часов.

– Торопишься куда-то? – участливо спросил демон.

– Всё тебе расскажи, – прищурился и улыбнулся Моргенштерн. – Только после того, как я получу ответы на свои вопросы. Вряд ли бы ты попал сюда просто так.

– Чутьё тебя не подводит, – понимающе кивнул Вейл. – Я наслышан о том, что происходит с тобой. Журналисты, на самом деле, с многих глаз не спускают. Ты в том числе. Знаешь, если тебе захочется забыться и пожить где-нибудь, где тебя никто не потревожит, я готов помочь. У меня вилла в тихом месте с виноградниками.

– Какое выгодное предложение от такого умного демона, – прищурился генерал. – Был бы я ангелом, может, ещё бы и поверил в твою добродетель. Уверен, в этой истории с виллой эротического подтекста больше, чем людей на этой улице.

– Не говори так поспешно, – покачал головой Вейл. – Я ничего от тебя не потребую. Мне будет достаточно знать, что никакой психопат не мучает тебя.

– Слушай, – остановился Моргенштерн и внимательно посмотрел на демона, – история с моим воплотившимся психическим расстройством в виде Кальцифера… Ни к чему тебя не обязывает. Ни о чём не говорит. Я не тот, за кого ты меня принимаешь. Я не повзрослевший Кальцифер, с которым ты переспал. Я – это я.

Вейл всплеснул руками и сделал глубокий вдох.

– Ты это ты – это правда. И ты заслуживаешь лучшего. Как долго ты протянешь с параноидальным психопатом? Да он убьёт тебя при малейшей угрозе. А со мной… Тебе будет безопаснее.

Моргенштерн рассмеялся ему в лицо.

– Если бы меня заботила безопасность, вряд ли бы я сейчас покупал вино к ужину со своим мужем, которого ты сейчас назвал психопатом!

Вейл сосредоточенно посмотрел на генерала, будто тот вонзил ему нож под дых и провернул. Медленно и качественно.

– Ты болен, как и он, – пробормотал демон. – Но тебя можно спасти. Стоит тебе захотеть – и ты на свободе. Ты не обязан потакать его садистским наклонностям. Ты можешь жить мирно и спокойно, как все остальные.

– С тобой? – пренебрежительно кинул Люциан. – Мы, вообще-то, даже знакомы косвенно. Ты себе льстишь, если думаешь, что я соглашусь на твоё предложение.

– Это сделка не столько со мной, – Вейл стал говорить жёстче и громче, – сколько с собой самим! Сделай себе подарок – подари себе нормальную жизнь.

– Не тебе говорить, нормальная у меня жизнь или нет, – быстро проговорил Моргенштерн, надеясь уйти от демона. – Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о Молохе. Все считают его монстром, и что с того? Я не так туп, как остальные, чтобы слепо твердить то же самое. Да он лучше вас всех вместе взятых, – он плюнул Вейлу под ноги. – И любит меня больше всех вас вместе взятых.

Демон мрачно посмотрел на него.

– И потому ты умрёшь первым. Самой мучительной смертью.

Генерал криво усмехнулся. Дрожь прошла по телу.

– Если бы ты был священником, я бы попросил тебя помолиться за мою душу. Но у меня нет души, а у тебя – сана. Как же всё не складно, – отмахнулся Моргенштерн.

– Ты самоубийца, – неохотно подытожил Вейл.

– Похоже на то, – активно закивал Моргенштерн. – А теперь, будь добр, иди своей дорогой. Мясо само себя не приготовит.

Вейл сердито посмотрел на генерала и схватил его за руку.

– Я этого так не оставлю!

– Чего? – с вызовом усмехнулся Люциан. – Думаешь, я не одолею тебя после долгих лет совместной жизни с Мо? Ещё чего. Как два пальца.

Моргенштерн ловко подставил демону подножку и отправил в полёт, ускорив тело Вейла ударом кулака в лицо. Демон грузно упал на землю и потянул генерала за собой, но тот ударил его ногой в лицо.

– Прости, – вздохнул Люциан, – я не люблю насилие, но мне правда некогда было тебя отговаривать.

И он быстрым шагом пошёл вверх по лестнице, чтобы наконец приготовить ужин и привезти его в загородный дом. Слайз согласился вести машину, так что всё обещало быть как нельзя лучше. Оставалось отослать приглашение. Моргенштерн был уверен, что Молох явится, едва только узнает, что его ждут.

========== Оказия 16: Рандеву ==========

Молох очень удивился, когда получил известие о том, что Люциан хочет видеть его. Слайз выглядел очень вдохновлённым, когда сообщал хорошую весть. Она настолько подняла настроение мужчине, что тот пожал секретарю руку.

– И где он будет ждать меня? – нетерпеливо спросил главком.

– Я доставлю вас туда, босс, не беспокойтесь, – участливо улыбнулся секретарь. – Позволите совет? – сказал он, идя вдогонку за мужчиной, собиравшемуся быстро переодеться и прибыть на место.

Молох искал приличный смокинг и параллельно слушал Слайза.

– Конечно, – дал отмашку он.

– Решите вопрос, ставший камнем преткновения, – настойчиво сделал акцент ящер. – В противном случае всё может стать ещё хуже.

Главнокомандующий бегло кивнул и стал выбирать галстук. Когда выбрал, вспомнил, что ненавидит галстуки, и отбросил. Слайз пытался на ходу латать тонущее судно. Он подхватил галстук со словами:

– Представьте, как Люциан возьмёт вас за него и потянет в спальню. Галстуки не для красоты придумали, – хмыкнул ящер и ловко завязал его. – Но я вас очень прошу: решите сейчас, что вы скажете ему. Иначе до спальни дело не дойдёт.

Молоху не понравилась вероятность того, что до спальни может не дойти. В конце концов, слишком долго он не трогал Люциана, чтобы теперь ставить под сомнение успех операции.

– Понял. Слушай и запоминай: на случай, если Дейн или какое-либо другое моё потомство здесь объявится, составь договорённость, которую она или он подпишет под любым предлогом, включая насилие. Договор о том, что она или он ни на что не претендует. И предусмотри, чтобы в случае невыполнения договора его или её голову разнесло, как китайский фейерверк.