Текст книги "Цветик (СИ)"
Автор книги: Надежда Михайловна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
–Ягорыч, а я ж как знал, горелки привез, помнишь, обешчал, хто жив будя, угостить?
–О, старый, про твою горилку-горелку мы тогда наслухались! Пошли уже, отвезем эти вешчи и заберем Панаса, ты уж не ругайся унучка, надо нам посидеть, поговорить, – посмеиваясь, сказал Редькин.
– Ох, Иван Егорыч, как я могу быть против, он же светится весь, прямо десяток лет скинул! Я так рада за всех вас, вы такие... – Алька вытерла подступившие слезы, – спасибо вам!
И тут же всунулся Минька:
–Деда герррой! И Егоррич тозе, и дяди – пасибо! – протягивая ручку для пожатия, важно сказал мужичок.
–Ах ты ж праунучек мой малой! – дед, явно гордясь, выпятил грудь, а мужики, посмеиваясь, пожимали мелкому руку. – Наш человек растет у тебя, Панас!
Распотрошив свои корзины, дед вытащил литровую бутыль с горелкой, узял какие-то пару свертков:
– Я у гости к Ваньке. Аль, тута разбярешь усё сама. Мишуку у отдельной сумочке гостинец! Погоди-ка, сам отдам, нетерпяливый какой! – дед вытащил сумочку приличного размера, отдал Миньке и ушел.
А Минька весь вечер разбирал дедовы подарки: искусно вырезанные из дерева солдатики, сказочные баба-яга, леший, водяной... Минька прыгал от восторга, доставая новую игрушку и радостно узнавая: -Солдатик, ррыбка лотая, лесый (буквы Ж и Ш пока не дружили с ним), ёзык, конек-горбунок... исё солдатик... кррасная сапоцка!
И стали эти дедовы игрушки любимыми навсегда для Мишука – даже став взрослым, он трясся над ними и берег пуще глаза.
У деда был праздник целых пять дней – ребяты были тута. Они каждый день подолгу сидели на лавочке возле дома и разговаривали. Печалиться и скучать им не давал Минька и, как ни странно, югославы... Все началось с Драгана. Узнав, что вот эти пожилые мужчины фронтовики, он весь вечер сидел с ними, долго расспрашивал их обо всем, сказал, что его дед и баба были в партизанах, посетовал, "жаль, они не били в составе Третьего Украинского фронта, а то, може бить, с дедом или бабой были приятэли".
Несколько югославов прогуливались после работы и, завидев Драгана, подошли. Вскоре в разговоре участвовали все, югославы с почтением жали мужикам руки, желали 'многи лето и здоров шалона', пригласили ратников до себья, и долго слышались из окон их общежития разговоры и песни, которые пели вперемешку, кто что знал.
–Ай, хороши братушки, – сказал утром дед, – и добрые, и уважительные, не то что эти... Ты, Аль, я слыхав, у Германию собралась?
–Дед, тебя неправильно информировали, не собралась, а немец один предложил замуж.
–А ты чаго?
–Ничаго, он Миньку предложил оставить бабкам, а он будет "лютчий фатер" для своих киндеров...
–От, сукин кот, хриц он всягда хрицем остается! Покажь мне яго.
–Дед, оно тебе нужно?
Девятого мая дед вместе с мужиками стоял при полном параде на трибуне возле Редькина, среди своих ребят он был самым мелким и пожилым, и выпало на его долю больше всех поздравлений и цветов, особенно от маленьких деток, они целовали деда, желали ему здоровья, а дед, оглушенный вниманием, только успевал говорить: "Спасибо!" -От, унук, я ж у дяревне никогда такого унимания ня видел, ну хронтовик и ладно, кто ж не воявал, а здесь... невозможно как волнуюся. Эх, малец не дожил, вы как хотитя, но помянуть надо Хвилиппа нашаго.
–Дед, только не твоей горелкой, он у тебя жуткая, да ещё и с перцем!
–От тож и хорошо, болезнев не будеть, вона мужики одобрили зараз.
–Мужики и горлодёр твой одобряют, а это же ужас – синий дым и вонища.
–А, ничаго ты не разбираешь, горлодер у те годы только и спасал от дум тяжких у первые дни на хронте, особливо молодь, как бывалоча затянутся разок и весь день чумные, и про гибель думать не думают, а потом уже и привыкають, вона как Лешка. Он жа два года себе прибавил, ростом велик, а умишко-то дитячий был, я яго и оберегал, а ён, вишь, каким вымахал.
По утрам Минька теперь шел к деду, было смешно смотреть как старый и малый "одявались": оба кряхтели, кашляли, вздыхали. Дед умилялся, а малышок повторял все его движения, умывались, причесывались и отправлялись на "рработу", маму от этого категорически отстранили:-Миня с дедой!
Дед надоедал Редькину:
–Непорядок же, с дитём на частной, хорошо, Антоновна как родная. Да я, вот, няудобно себя чувствую, выдели хоть комнату у общаге.
– Старый, ты где слов таких нахватался: "общага"?
–Эге ж, а унук у меня, не студент разве?
В июне сдавали школу и два первых дома в эксплуатацию, и решением объединенной комиссии для молодых специалистов выделили аж три двухкомнатные квартиры, и одну из них – Альке.
Та совсем не поверила, что так может быть, но все было законно, в райкоме строго следили за порядком. Оказалось, что Алька как раз была третьим молодым специалистом, приехавшим в город по распределению, а учитывая её вклад в развитие производства и только положительные отзывы, да плюс героический дед фронтовик...
Она долго не верила, пока дед не узял ключи и повел их смотреть. Квартиры были готовы, но не успели доклеить обои в одной комнате, сейчас же все доделали, и пошли Цветковы в свою первую в жизни квартиру. Просторная, двенадцатиметровая кухня, две раздельные комнаты... Минька носился повсюду, дед проверял, все ли в порядке. А Алька, оглушенная, просто сидела на единственной табуретке и тихо обалдевала...
–Ну, что ты, девонька, невеселая? Вон какие хоромы у вас теперь есть, – похвалила квартиру вошедшая Антоновна. – Славно-то как, и этаж не первый, в окна никто не будет заглядывать!
–Да, все красиво. Только вот, чем и как обставлять, ну, одну комнату для Миньки, понятно, есть его кроватка, столик со стульчиками, шведскую стенку детскую Сережка давно сделал, а вот остальное... -Алька тяжело вздохнула, – ну не тащить же из Медведки кровать старую .
. -Я для чаго? – с какой-то обидой спросил вышедший из ванной дед, – я да единственной унучке не помогу? Это Мишка свою дочкУ на чужую поменял, а у мяне два унука и есть, вот Ванька ешчо родит, не переживай, помогу, я ж у деревне один живу, а много ли старому надо?
–Дед, но я....
–Заткнися и слухай мяне. Я ж до Мишки доехав у марте, и поругався с ним, он эту падчерицу Ирину восхваляет – она то, она сё, у институт поступила, умная, а то вы у мяне дураки? Я молчав, слухал-слухал, а опосля казав: "у меня два унука-Цветковы и один праунук, и боле нема". Он, гад, по тебе прошелся. Ну а я плюнув и уехав, так што уменя и есть Ванька и вы с Сяргеем.
– Ох, дед, он же твой сын, может не надо было?
–Сын, как жа, много он про вас и мяне вспоминает? Зато усе квитки на алименты сохраняеть, нечаго про него говорить, думай как лучше тута усё устроить. А я вот подумав... – он замялся, – можа, ты мяне прымешь на зиму? Как-то приляпився я до Миньки и заскучаю сильно у зиму?
– А пчелы твои?
–Да, сосед Ляксей давно их просит продать. Я ешче со своими Ваньками посоветуюсь, чаго скажуть?
–Дед, я с радостью, но вот табак твой...
– Я уже у окно углядел для лавки место, сирени насажаю и буду у удовольствие там сидеть.
–И Минька на лавку сидеть тозе.
– Ну куда-жа без тебя, пострелёнок?
Дед развил бурную деятельность, надоел Редькину с сиренью, тот позвонил в Пермь, и через два дня большой мешок с тоненькими прутиками сирени передали с поездом. Дед стал копать ямки для неё, вдоль подъездной дорожки и вокруг дома. Подбежал подросток, спросил, для чего ямки, куда-то ушел, и через полчаса возле дома копошилось с десяток мальчишек и девчонок. На их галдеж подходили любопытные, и спонтанно получился субботник.
Все с энтузиазмом убирали мусор, сажали сирень, обильно поливали, чтоб прижилась, кто-то притащил пару кустов смородины и дикого пиона, называемого в народе "Марьин корень", посадили его в клумбу, засеяли все вокруг ноготками и космеей. Дед утомленно присел на пенек:
–Ребяты, а вот вам ешчё задание будя, хто где найдеть всякие коряги и пяньки, тащитя, будем всякие нужные вешчи делать.
–Дедушка, а Вы Ивану Егоровичу скажите, вот с Вашего дома новая улица начинается, так пусть её Сиреневой и назовут, вон, сколько её, хватило и вокруг второго дома засадить. Дед теперь каждый день встречался с ребятами, те притаскивали изогнутые причудливые коряги, ветки, приволокли пару пеньков, что-то строгали, шкурили, стучали, и через неделю все любовались двумя оригинальными лавочками, с опорой из пеньков и спинкой из толстых ветвей. Дед умудрился из коряги сделать крокодила, из березовых чурочек сколотил зайца и козлика. Минька был в восторге, а дед довольно посмеивался:
–От я и пригодился!
Ванька, который Редькин, полностью поддержал решение деда пожить здесь, только спросил так ехидненько:
–Старый, а ты не замерзнешь в наших-то морозах?
–Тулуп жа есть, Вань.
К березовым фигуркам прибавились качели, песочница, цемзаводские привезли песок, поставили карусельки, дедова команда взялась мастерить горки, исполком привез стройматериалы – доски, гвозди, молотки – стремительно выросла детская площадка, и до позднего вечера на ней играли дети.
Редькин посоветовал последовать примеру ветерана Цветкова, и в двух противоположных концах города появились ещё две большие детские площадки. А дед был нарасхват – всем хотелось чтобы и у них были деревянные зайцы или какие-то зверушки из коряг.
Дедовым умением вплотную заинтересовался Васька Бутузов. Приезжал, выспрашивал дотошно, что и как, и к концу лета у его палисадника тоже поселились Баба-Яга и две кикиморы, сделанные из коряг.
Алька потихоньку обживала свои хоромы, Серега отказался поехать к отцу – тот давно звал сына в гости, и Серега вроде бы хотел съездить на недельку. Но сейчас ему было интереснее обустраивать Алькину квартирку – поставил шведскую стенку, на которой часами висел Минька, выпилил и прикрепил ажурные полочки для игрушек, начал выкладывать плитку в ванной, навесил шкафчики на кухне, в доме хозяйничали три мужика Цветковых пока Алька была на работе.
В июле у Альки наконец-то должен быть отпуск, собирались побыть в Медведке, но опять удивил и озадачил дед: взял всем троим путевки на турбазу 'Хрустальная' – "через профком, дешево, не ворчи" отвечал на бурчание Альки. Стоядинович отпустил свою Валечку, вот и оторвались вчетвером на турбазе, июль выдался теплый, мужики не вылазили из воды, Мишук с разбегу плюхался в воду, и вытащить его можно было только, когда он начинал дрожать.
Отдохнули классно, потом ещё неделю в Медведке дружно собирали ягоды, Минька с дедом ходили на полянки за земляникой, дед леса побаивался и ходил только поблизости – на трассу, где на солнцепеке краснела земляника, приносили немного ягод. Минька больше ел, чем собирал, и постоянно был чумазый. Алька с Валюхой и Серегой уходили в лесосеки, оставшиеся после порубки деревьев, за малиной, или Васька отвозил их километров за десять на чернику, Валька ахала, она никогда так не собирала ягоды – ведрами.
Тонков, похудевший, сильно повзрослевший, прожаренный и подсушенный афганским солнцем и ветрами, стал совсем другим, вся безалаберность и разгильдяйство выветрились из него, теперь это был жилистый, жесткий мужик. Мало что осталось от того фейерверка, суровая действительность наложила на него отпечаток. Он стал осмотрительнее, внимательнее, научился не бросаться вперед очертя голову, как это было по-первости – сунулся сдуру, не проверив, так называемую, "зеленку", и прилетело ему и ещё одному солдатику. Хорошо, что пуля прошла по касательной – содрало кожу на предплечье, а солдатика ранило в руку. Мишка долго ходил мрачный, было не так больно от раны, как мучило осознание вины. Полученный урок усвоил крепко, теперь старался все предусмотреть, чтобы не попасть впросак и, упаси Боже, кого-то из своих потерять. Много чего довелось ему уже и увидеть, и испытать, но никак не мог привыкнуть к потерям, слишком уж тяжело было осознавать, что там, в Союзе, все живут мирно, а здесь надо быть настороже все двадцать четыре часа в сутки, "или ты его, или он тебя" – не уставал повторять их комполка Поветкин – справедливейший мужик, неудобный для начальства, но "отец родной" для подчиненных.
Сейчас же отец родной выражался трехэтажным на совещании:
–Закопай все на... и поглубже... эти.... прислали... Чтоб им там...
Вчера в полку был праздник по случаю прибытия из Союза партии замороженного мяса. Поветкин приказал начпроду приготовить праздничный обед от пуза, а потом на следующий день – все по норме. Суп был наваристый – в каждой порции по большому куску мяса, котлеты размером с руку, уплетали за обе щеки. А сегодня с утра начпрод прилетел к командиру – мясо, оттаявшее в жарком климате, оказалось стратегическим запасом "времен Очаковских и покоренья Крыма" – зачервивело, вот и выражался Поветкин на чистом матерном.
–Ё... кому война...!! – припечал напоследок Поветкин.
–Так, товарищи офицеры, к нам через два дня приезжает концертная бригада, чтобы все было на высшем уровне, встреча и особенно охрана – проверить все, чтобы не то что дух, муха не просочилась! Гостей ждали с воодушевлением. Отмыли и отскребли все, ребята, уходящие в охранение, откровенно завидовали остающимся, но утешали себя тем, что все послушают на магнитофоне. Артисты пели и плясали, а слушатели зачарованно замолкали при пении и восторженно орали и свистели во время танцев. Невысокий солист запел "Полчаса до рейса", и что-то дрогнуло у Тонкова в душе. Он вдруг четко, до мельчайшей детальки, увидел всплывшую перед глазами картину – по опустевшему летному полю идет с поникшими плечами Алька и вслед ей из динамиков несется именно эта песня...
–Мудак! – четко и ясно подумал про себя Тонков, – упустил. Как-то, интересно, ей там живется?Девчонка славная, наверняка замужем, муж кто-нибудь из её любимых одноклашек, про которых она взахлеб рассказывала, а он втихую злился... и пара детишек имеется, – отрезвил он сам себя. И ходил он после концерта задумчивый... но 'поезд ушел!'
А славная девчонка вытирала пот от жары – варили с Валькой варенье, и совсем не вспоминала Тонкова, другие заботы и проблемы волновали её, вот одна проблема только что забежала, канюча пеночек:
–Мама, Мине пенку надо!
–Иди сюда, чумазик, – Алька вытерла ему мордашку, – хватит тебе пенок, животик заболит!
–Миня с дедой поделится! – хитренько ответил сынок, любивший говорить про себя в третьем лице, точно так же когда-то говорил и его папа Тонков своему деду, но Цветковы об этом не знали...
На Петров день Елена Борисовна родила мальчика, в этот раз роды были быстрые, и через полтора часа новый Славин уже попискивал, назвали сыночка Павликом. А вечером заявились сияющие Стоядиновичи с тортом и вином – причина уважительная случилась, Валюха беременная.
–Вот, два года назад одна я рожать собиралась, теперь Борисовна меня обогнала, а Поречная догоняет, хорошо! Миньке столько друзей подрастёт.
Драган сказал, что ему все равно кто родится, Валька же соглашалась только на мальчика. -Валь, как говорит моя мамка: "Кто не родится, все в доме сгодится!" Тут Петя прозрачно намекает, что, вроде, не прочь жениться, как-то мои ребята 'в девках не засиживаются', ну, да хороших ещё зелеными срывают. Васька вообще перед армией, едва восемнадцать исполнилось, женился, Галя звонила, приедет с женихом, заявление подали, всех скоро отдам в хорошие руки, – засмеялась Алька.
–Цветик, а тебя когда-нибудь отдадим?
–Ну, если только за Франца, но там опять же: что русскому здорово, то немцу смерть! – опять засмеялась Алька.
–Чё, ты всерьез ждешь мифического Сашу? Мне, помнится, блюдечко имя мужа – Витя выдало.
–Ну, в какой-то мере правда же была – у тебя в тот момент воздыхателя так и звали, Драган-то в своей Сэрбии был. Валь, не забивай голову, у меня другие проблемы в голове. С дедом вот уперлись как два барана, он "хоча усю мебель куплять", а я против, истратит все свои сбережения, а папашка уже воняет – Сереге ругательное письмо прислал, что мы деда обираем.
–Якое такое письмо Мишка прислав? – всунулся в кухню пришедший с улицы дед, ребята его и не услышали – негромко играл магнитофон. – Колись, унучка!
–Дед, – вздохнула Алька, – оно тебе нужно?
–Я сказав – колись!
–Ужас, старый, а словечки у тебя...
–А ты не финти! Я с молодежью усё время, вот и нахватался. Чаго у письме?
–Ну чаго может твой Мишка написать: заманили, обманули, обираем.
–От жеж суккин сын, меня, батька свояго будеть учить!! Давай конверт с бумагой, сам отвечу!
Папашка сам себе оказал медвежью услугу, дед отписав "етому поганцу", больше никогда не общался с ним, письма, приходящие от него, не читал, сказал – как отрезал:
–Сын у мяне один – Ванька! Усё!
Поупиравшись, дед и такая же упертая внучка пошли на компромисс, купили на дедовы деньги диван, телевизор и холодильник. Мамка смогла скопить на стиральную машинку, ребята опять же, скинулись на мебель в кухню – рабочий стол, обеденный стол и два навесных шкафчика, югославы приволокли два кресла:
–Аля, это мы от всего сердца для твоего героического деда, – Живко, не слушая бормотания Альки, легонько её отодвинул, и ребята занесли кресла, которые тут же опробовал Минька.
–Деда, иди к Миньке, – тут же похлопал ручкой по креслу, залез к присевшему деду на колени и сказал: -Спасибо, ребята!
Ребята с серьезными лицами пожали ему руку.
–Алья, многославный малиш у тэбья! – воскликнул Живко.
В сентябре дед собрался домой.
–Утрясу усё и приеду, не плачь, малец, – гладил он хныкавшего Миньку, – я скоро приеду!
Дед уехал, а Минька, скорее всего от потрясения, что любимый деда уехал, заболел – температурил, кашлял, пищал, плохо ел, Алька не знала что и делать, Мишук никак не выздоравливал... Оставив ненадолго сыночка с приехавшей и переживающей за внука бабой Рритой, побежала на почту, дозвонилась дядюшке, пояснила ситуацию, тот сказал, что дед уже билет купил, собирает усё нужное и через два дня выезжает. Дома сказала:
–Сыночек, вот мы с тобой три ночки поспим, и деда приедет, а ты гулять с ним не пойдешь, ты ж болеешь. Смотри, твои три пальчика, вот ночь пройдет, загибаем один пальчик, а ещё два загнем и деда приедет.
Сыночек встрепенулся:
–Деда? – что-то подумал про себя и попросил свое любимое пюре, поел неплохо и на удивление проспал почти всю ночь.
Приехавшего деда встречали Петька и Драган, закинув все многочисленные узлы в машину, поехали до дому.
–Дед, ты, как невеста, с приданым приехал, – съехидничал Петька.
– А як же! Унучек вот болеет, мядку яму и вам усем понямножку.
Унучек ждал у двери:
–Деда мой! – завопил, едва дед вошел.
–Стой, Минька! Дай, я одёжу сниму!
И всё – старый и малый не отлипали друг от друга, Минька заливался смехом, а у деда дергался глаз.
–Вот, Аль, сподобился я на девятом десятке жизни такую любовь получить, трясёть всяго унутри. Якого жеж ты мальца родила!
Мамка сердилась и ревновала Мишука к деду, на что тот, посмеиваясь, заметил:
–Мужик всягда тянется к мужикам, не серчай, он усех любить.
Научил Миньку загибать пальчики. На вопрос: "кого ты любишь?" – тот отвечал примерно так:
–Маму и деду – один, – загибая первый пальчик, – Серый и Дрррюня-два, Валя и Дрраган-пять, Петю и Тоновну – восемь...
Дед, улучив момент, когда Алька с Мишуком ушли "у кахве", говорил мамке:
–Ты, Ритка, не обижайсь, я ж вас не знав, и не догадался, старый дурень, раньше приехать. Этот жеж, суккин сын, много чаго писал, ну я и думав – усе нормально, просто не сошлися характерами, а оно вона как сложилося... Я жеж за них всех троих убиваюся, а уж горжуся... Алька такая же, как мы усе Цветковы, – упрямая, у батька пошла. А Сяргей – он жеж как Хвилипп и внешне и унутри, я на няго гляжу и вижу своего погибшего мальца. Ты, Ритка, привыкай, я без них не проживу. Они жеж мне сердце отогрели, вона Минька без меня заболел, а я там с ума сходив, как они тута .
–Дед, да я не против. Не слепая же, вижу, что и ты им, и они тебе по душе, но ведь обидно, ревность, как ты скажешь, заядаеть... Да ладно, ты мужик мировой, в отличие от сынка, будем поровну их делить.
–Я ж, Ритка, приглядываю пару Альке, вон, Живко, хорош мужик. А вона говорить: "Дед, а ты в заграницу поедешь?" – Зачем, Аль? – Ну как же, я замуж за Живко если пойду, то в Европы поеду жить, а ты?
–Э, нет, я у Европах быв, половину повидал, больше, правда, прополз на пузе, но быв. Мяне и Урал ваш, до восьми десятков как заграница быв.
–Она и сказала: "Куда ж я вас с мамкой одних оставлю?" Я ж, Ритка, Ваньке велел хату продать, можа, Ванька Редькин поспособствует, и мяне угол выделит, надумал я возля вас доживать, нас с Минькой уже не разорвешь. Как ты смотришь?
– Ребята такое давно предполагали, что ты будешь у нас, да и Альке полегче с Мишуком, хоть высыпаться стала, но худющая, была-то в девках ядрёная, как ты скажешь.
Ешче, Ритк, я подумав, Мишука отец... Як ты яго называешь-то?
–Биологический!
–Он, наверное, на характер неплохой, вона какой у нас унук растёть, многа чаго в ём не нашего, от отца передалося, не писклявый, не упертый как мы, а ласково-хитренький, как ты скажешь, обаятельный.
–Да, наверное, вот ещё бы бабником не вырос, а так, пусть будет в отца.
Пришел ласково-хитренький, сразу с порога, едва раздевшись, полез обниматься:
–Сокучился!
–Когда успел, ведь недавно ушли?
–Сицяс и успел!
При его любимом деде и бабе Ррите, без писка отпустил маму в командировку, в Пермь, на семинар: – Плакать Миня не будет!
На семинаре было много нового и интересного, Алька с удовольствием ходила по всем предприятиям, совала любопытный нос во все дырки, встретила на макаронке двух одногруппников – Галку Гребневу из своей группы и Игорька Суханова из механиков. Все трое обрадовались встрече, договорились встретиться следующим вечером, посидеть в кафешке, пообщаться.
Борисовна посетовала, что не может пойти – Павлушка каждые три часа требовал маминого молока, и оставлять малышка Леночка не хотела. Двухлетняя Полюшка, с огромным вниманием и желанием покачать и потрогать братика, постоянно лезла к нему, за обоими был нужен глаз да глаз, но Борисовна не жаловалась, а наоборот, сказала Альке:
–Теперь я понимаю, что такое счастье. Для меня – это моя семья, никакая карьера не заменит любви и тепла.
–Аля, может, ты комплексуешь, как-то неправильно, что нет у тебя никого?
–Лена... Борисовна, ну не цепляют меня пока что мужики, не тянет ни к кому.
– А так и должно быть, обжегшись на молоке, дуют и на воду. Значит, время твое не пришло, я всегда верила в поговорку -"Судьба придет – на печке найдет!" – вступила в разговор баба Инна, – на всё надо время, переболеешь ты своей обидой, и все случится.
–Да я, как бы, и не обижаюсь уже давно, просто разные мы оказались люди, на расстоянии это быстрее осознаешь. Надеюсь, что больше и не встретимся никогда, не хотелось бы!
В кафешке посидели неплохо, только вот все испортил взявшийся из ниоткуда, какой-то приятель Игорька, Эдик, сразу ставший оказывать Альке знаки внимания, и как-то навязчиво предлагать себя в друзья. Он нечаянно касался то руки, то приобнимал за плечи, то полез к коленке... Алька молча скидывала его руки, потом не выдержала, достала деньги, положила на стол, и, извинившись и пояснив, что Борисовна волнуется, пошла на выход. Выйдя, огляделась, прикидывая, как быстрее добраться до остановки. А за углом её настиг "кавалер" и прижал к стенке: -Чё, недотрога такая, что-ли? Или цену себе набиваешь?
–Отстань! – пытаясь вырваться, пропыхтела Алька.
–Ну уж нет, ты меня своими ужимками завела, я тебя пока не оттрахаю, не отпущу!
–"Темнота, ни души вокруг и озабоченный... попала Алька!" – подумала она про себя.
Этот пакостник попытался расстегнуть пальто и полез под юбку...
–Фуу, гад! – накатила на Альку дикая злость, Васькины уроки опять пригодились – кое-как вытащив из захвата руку, она двумя пальцами ткнула насильнику в глаза, тот взвыл и выпустил её. А Альку уже несло, она лихо зарядила пендель между ног и, плюнув от отвращения, сказала:
–Дебил! Кто же так женщину уговаривает? Нарвешься ещё, совсем без яиц останешься!
–Суука! – простонал согнутый "кавалер".
–От такого же и слышу!.
Алька дунула назад, к фонарю возле кафе, навстречу выскочил Игорек, увидев растрепанную Альку, остолбенел:
–Аля... что?
–Сволочь ты, Игорёк, первостатейная! Знала бы, что вы тут такие озабоченные, никогда бы даже здороваться с тобой не стала!
Подъехавшее с поздним пассажиром такси как раз освободилось, и Алька, садясь в него, сказала: -Живи с чистой совестью!
–Но, Аля... Я же не знал... – в растерянности пробормотал Игорь вслед отъезжающему такси.
В такси Альку начало трясти, она еле сдерживалась, чтобы не разреветься.
–Что-то у вас случилось? – спросил поглядывающий на неё таксист.
–Да, простыла наверное, трясти вот начало, заболеваю, похоже.
Алька не стала расстраивать Борисовну, но Аркадий что-то понял по Алькиному виду, утащил её на кухню, налил стопку коньяку, и пока Борисовна кормила Павлушку, выспросил все. Когда Леночка, уложив Павлушу пришла на кухню, Аркадий травил анекдоты, а Алька смеялась.
Назавтра была пятница, Алька с нетерпением ждала окончания занятий, надо было пробежаться по магазинам, основное уже прикупила, но 'куусненького' для всех своих надо было прикупить побольше. Впереди Седьмое ноября, наверняка в новую квартиру привалят гости.
Получив документ о прослушанном курсе занятий, Алька шустро выскочила на улицу, зажмурившись на выходе от яркого солнца, а открыв глаза, увидела Игоря и вчерашнего насильника...Запнувшись и сразу насторожившись, она попыталась шмыгнуть вбок, чтобы не видеть эти рожи. -Аля, постой пять минут! – раздался с другой стороны голос Аркадия Ивановича, – просто послушай!
–Не хочу! – вырвалось у Альки, – не хочу их даже видеть, не то что слушать!
–Все-таки выслушай!
Возле Аркадия стояли два таких крепеньких мужичка, один сказал:
–Ну, герой-насильник, чего молчишь? Вчера вон каким храбрым был.
–Я... я... прошу прощения... я вчера перепил... а девушка мне очень понравилась... – заблеял Эдик, светивший подбитыми глазами и ободранным лицом.
–Девушка повода не давала лапать её и пытаться изнасиловать, – передернулась от омерзения Алька, – не я, так ещё кто-нибудь так 'понравится'. Мне вот повезло, а...
– Не переживайте, мы тщательно проверим все случаи изнасилования по городу, может, это не единичный его 'способ ухаживания'.
Посеревший Эдик рухнул на колени:
–Я, я... прости меня... я.
Алька махнула рукой:
–Очень надеюсь никогда больше не встретиться с таким...
–Уверен, Альбина, он от Вас сам шарахаться будет!
–Спасибо вам, – поблагодарила их Алька. – Я побежала?
–Аль? – ей преградил дорогу Игорь, – Аля! Я, правда, не знал, что этот способен на такое. Я ему вчера сразу рожу начистил...
Алька печально улыбнулась:
–Все нормально, только как в том анекдоте: "Ложки-то нашлись, а осадочек остался". У меня мало времени, скоро на поезд.
–Спасибо ещё раз! – Алька с благодарностью взглянула на Аркадия и двух мужчин, явно милицейских.
–Аля, поехали, – Аркадий потянул её в сторону служебной машины, и, отъезжая, Алька увидела, что один из милиционеров что-то говорит несостоявшемуся насильнику, а тот стоит как побитый пес.
На машине все получилось быстро, Аркадий не отпустил водителя, велев подождать. У Альки набралось аж три сумки, да ещё Славины насовали гостинчиков для такой большой уже семьи. Леночка и Аркаша проводили на поезд, расцеловали Альку, а в Горнозаводске на станции приплясывал от нетерпения самый золотой сыночек. Разрумянившийся на морозе, с сияющими глазенками, он кричал, казалось, на всю станцию:
–Мама, мама моя прриехала!
–Медвежонок ты мой! – Алька, бросив все сумки-пакеты, подхватила своего мужичка на руки, прижала к себе и зацеловала всего.
–Минька тозе сокучился! – взвизгивая от восторга, шумел сынок, а дед, посмеиваясь, стоял с Петькой 'у стороне'.
–Айдате домой, совсем стямнело, да и ужин стынеть! – Петька прихватил сумки, сыночек тоже важно взял самый легкий пакет – Алька специально приготовила для сына:
–Миня муззык, сам несёть! Миня повторял за дедом все слова и выдавал, типа, "чаго, каго", дед ворчал и грозил пальцем:
–Скажи правильно, как мамка тебя учит!
Дома показали маме, чем они с дедом занимались. Дед приволок с собой из деревни лыка, и сейчас Алька любовалась сплетенными из него миниатюрными лапотками, и коробочкой-шкатулкой.
– Красотища!
Дед приосанился:
–Мяне тута кружок вясти предлагають, это, как яго? ...а, народного творчества, как думаешь, пойтить?
– Обязательно, смотри, какая красота!
–Ну они так и кажуть, по вясне хотять устроить... ну, выставку вроде. Я, Аль, усем лаптей жа напляту, у подарок, как думаешь, понравится ли?
–А то!
У Альки после поездки в Пермь появилась черта – она не терпела чужие обнимашки, если даже кто-то приобнимал за плечи, она тут же аккуратно выворачивалась, стараясь не обидеть человека. Спокойно воспринимала только своих родненьких – этим доверяла полностью.
–Вась, ну, вот скажи, чего ко мне всякая дрянь лезет? Ведь не фотомодель?
–Аль, ты у нас воробей, но упертый, а среди мужиков есть такие: "ты цену себе набиваешь,дай-ка я тебя..." типа, как кот, помечу такую неуступчивую, ты как бы раззадориваешь мужиков.
–Чем, Вась? Я, наоборот, не стараюсь как-то заинтересовать.
–Вот это и бесит, охотнички всегда водились.
–А этому, который, – она скривилась, – типа одноклашки, этому-то я с детства знакома?
–Аль, ну тут все просто, он с класса восьмого положил на тебя глаз, а с армии приехал, ты уже как бы изменила ему...
–Я? Ему? Да вы все для меня как...
–Аль, и мы также тебя воспринимаем, ты просто наша, всехняя, а у него, оказывается, другой интерес имелся.
–Не, ну женился же скоро, дитё вон растет.
– Дитё-то растет, а Лизка ушла от него, живет теперь у бабушки Сесёкиной, отрабатывать-то надо три года в больнице, а от него толку, как от козла молока. Опять с работы вылетел, Адамович ему статью за тунеядство пообещал. Теть Рая, бедная, рвется, и внучке надо помочь, и этот гад нервы мотает. Слушай, как мы его гнилую натуру не распознали, удивляюсь, был вроде как все мы, такой же? – Васька помолчал, – зато я тобой горжусь, не зря я тебя учил-мучил, сдачи давать, вишь как пригодилось! Ты у нас не просто воробей, а боевой воробей!
Появившиеся после демонстрации, когда уже за столом стало шумно-весело, Бабуровы сияли.
– Штрафную! – заорали ребята, Андрюха держа на руках тут же подлезшего к нему Миньку, радостно кивнул и сказал:
–Наташке не наливать, нельзя!
–Низзя, – тут же эхом повторил Мишук.
–Ребята!! Я, наконец-то, буду отцом, – добавил Андрюха, – уже стал волноваться, но получилось, я герой? Да, Минь?
–Герой, Адррей! – кивнул крестник.
Дед налил своей крепчайшей горелки.
–За такое надоть крепко выпить!
