Текст книги "Цветик (СИ)"
Автор книги: Надежда Михайловна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
–Вы мне такие силы даете! Вот разозлюсь из-за чего-нибудь, хочется все покрушить, а представлю ваши глаза обожающие – и все, успокоился Авер! – делился Саша с Алькой. – Знаешь, если и была в первые дни после ВВК в глубине души печаль, что вот так вышло, я как бы вне армии, вне своей такой напряженной жизни оказался... Ну, как вылетел на крутом повороте, то сейчас, вы у меня... такой стимул и такая поддержка и конечно же, любовь!
–Авер, у тебя все получится, просто времени маловато пока, через месяц будешь полностью все знать, и получится из тебя нормальный военком.
–Саш, сделайте вы военно-спортивную игру типа Зарницы, только посложнее, более замороченную, что ли? Включите ориентирование, какие-то сложные препятствия,всякие ямы с грязью,сложную переправу через Койву на канате, допустим, две команды наберите – одна городская, другая районная. И к Первому мая как раз и устройте такие соревнования, от пятнадцати до восемнадцати, думаешь желающих не будет?Да ладно, из одной Медведки только сколько привалит желающих? Или четыре команды, а мы поболеем, вон в Кусье и мост висячий имеется, и для зрителей места много. Объявление в местную газету дайте, отберите предварительно ребят и вперед.
–Алюня, ты у меня не просто жена, а ещё и золото!
Алюня хохотала, отбиваясь от них с Мишуком:
–Тебе бы мое боевое детство... Ещё вызвони Дрюню, вот у кого хитрых придумок гора, – по жизни Алюня и Дрюня чё-нить да придумывали.
Саша озадачил своих сотрудников, мужики ушли домой задумавшись, а на следующий день предложения посыпались как из мешка.
На выходной приехали Андрюха, Петька и Гешка – ещё бы они остались в стороне – весь вечер субботы спорили, придумывали, гоготали, ехидничали, все как всегда, но план такой игры, костяк, наметили. -Пусть твои генералы доведут до ума, и иди к Редькину с идеей, поддержит – тебе останется только руками водить...
Альку же припахали пироги делать:
–Не, ну, а как ты думала, подруга, мозги надо подпитать, а что может быть лучше пирогов для мозга?Вон, даже 'харюзов'(хариус-вкуснейшая рыба, на Урале многие называют -харюз)тебе приволокли, мотались аж под Усть-Тискос, чтобы тебя, беременную, побаловать, ну и себя тоже, – добавил Гешка, -не без этого.
Дед, смирно сидевший в уголке и время от времени восхищавшийся ребячьей хвантазией, шустро подскочил:
–Я до Ваньки, пусть ухватить идею и накажеть усе ваши бревны-стены скорея поставить, штоба не тянули резину.
Егорыч не заставил себя ждать, внимательно выслушал ребят, посомневался, смогут ли подростки преодолеть высокую стенку, ребята поспорили, что могут -'бегали же мы в самоволку, преодолевая такие высокие стены' – проговорился Авер.
Егорыч посмеялся:
–Так у вас стимул был другой.
–Не, Иван Егорыч, тут тоже амбиции будут зашкаливать, доказать, что они не лыком шиты, сто процентов! – поддержал Сашу Андрюха.
–Хорошо, завтра с утра поедем, посмотрим, подойдет ли Кусьинский берег для такого, а нет – поищем, в районе мест много найдется подходящих.
–Иван Егорович, раз уж Вы здесь... – раздумывая, сказал Авер, когда рассевшись на кухне большой компанией, дружно уничтожали Алькины пироги.
–Ммм, Саша, как тебе повезло с женой!! Какие пироги!! Язык проглотишь... – перебил его Редькин. Прожевал, потом добавил, – извини, но не удержался, Аля – восторг, особенно, вот этот с капустой! Так, что ты хотел сказать?
–Приказ пришел о награждении двух ребят-афганцев медалью 'За отвагу', один наш, Медведкинский, Санька Плешков, а второй вижайский, Егоров. Там пацан на инвалидной коляске, может быть, сможем устроить в ДК типа вечера? Я посмотрел, по району семнадцать афганцев уже, не так часто про них и вспоминают. Пригласим их, всю эту шумливую, болтающуюся по вечерам молодежь, устроим ребятам праздник. И фронтовики получить свои юбилейные, 'Сорок лет Победы', медали, я думаю, не откажутся?Подключим предприятия, вон, Алюнин хлебозавод выпечку какую-нибудь организует, в порядке шефской помощи, цемзавод на сувениры денег, может, выделит, мелкие предприятия на чай-сахар, и назовем как-нибудь, типа, "В преддверии праздника Победы". Как вы думаете?
–Так и нам интересно поучаствовать, можно и концерт небольшой забабахать, – сказал Петька.
–Старый, как тебе такая идея?
–Душевно!
–Так тому и быть, в понедельник озвучим такое мероприятие, подключаем отдел культуры, комсомол и вперед. Уходя, негромко шепнул деду:
–Рад, что не ошибся в твоем зяте!
–А то! – гордо выпятив грудь, воскликнул дед, – как Сяргей скажеть, "плохих ня держим!".
ГЛАВА17
В воскресенье помотались по району, у Саши захватывало дух от такой величественной красоты, – «как бескрайнее море, только тайги».
Выбрали все-таки Кусью, дружно решив, что финиш игры будет на левом берегу – сразу после преодоления последнего препятствия установленного на висячем мосту через Койву.
Потом проскочили в Сараны. При клубе постоянно была постоянно действующая выставка-продажа поделок народных умельцев. Алька с Сашей зависли у поделок с уваровитом, немного поспорили, что лучше выбрать для жены Евсееича, попросили женщину лет пятидесяти присоветовать, что больше подойдет женщине 'за...'.
Из пяти предложенных комплектов выбрали три. Своей любимой Алюне Авер выбрал колечко, и, как та не отнекивалась, тут же надел на палец.
–Подсолнушек, я очень хочу хотя бы маленькие радости тебе доставлять каждый день.
–Сашка, ты никак не хочешь понять, что видеть тебя, дотрагиваться, засыпать на твоем плече, знать, что вечером ты будешь рядом-это даже не радость, это что-то... не хватает слов сказать.
. Редькин, поглядывая со стороны, просто любовался ими: -"Действительно, две идеально подходящие половинки нашлись в этом мире!" – с какой-то щемящей ноткой подумалось ему.
Дома уже обстрадался Мишук:
–Ну где вы так долго? Дядя Витёк звонил, сказал "вот блин"...
Сунул любопытный носишко в коробочки, осторожно потрогал:
–Какие красивые камушки, как травка! Папа, ты мне обещал полочки сделать, для моих клёвых игрушек.
–Да, пойдем!
И возились весь вечер Аверы с полочками, навесил-то папа быстро, а вот расставлять Мишуткины игрушки пришлось просить помочь и маму. К слову сказать, Минька, будучи взрослым, сохранил все поделки и деда, и папиных солдат, и всегда хвалился этими эксклюзивными игрушками.
На работе, чувствуя, что зашивается, Саша пригласил к себе Щелкунова:
–Товарищ старший лейтенант, хочу вас нагрузить дополнительной работой!
Тот покривился:
–Опять бумаги какие-то заполнять?
–Нет, наоборот! Дело вот в чем...
Саша подробно объяснил, что надо сделать, и чем больше он говорил, тем больше преображался Щелкунов. Скептический взгляд исчез – перед Сашей сидел мужчина с загоревшимися глазами.
–И никакого ежедневного контроля?
–Нет, доработать план за три-четыре дня, с учетом, что будут соревноваться не солдаты, а пацаны, затем принести план мне на проверку и утвердить в райкоме, а потом усиленно заняться подготовкой. Надо успеть до праздников, а там начнется призыв.
–Есть! Товарищ капитан, разрешите идти? – И на пороге обернулся: – Спасибо, товарищ капитан, давно я живым делом не занимался!!
После работы с Минькой отправили два комплекта для жены Анатолия Евсеевича, а один для тети Оли, по дороге встретили маму с дедом и Стоядиновичами. Валюха ходила расстроенная – приближалось лето и все строители разъезжались по домам. Она очень волновалась, каково будет жить в чужой стране, да и с Алькой свидеться в ближайшем будущем казалось невозможным.
–Валя, приедем в Союз, непременно, – утешал Драган, – Сэрбия родственна Руссии, не плакай!
А ночью Сашка постоянно прикладывал свою большую ладонь к чуть обозначившемуся животику своей, так необходимой, ему женщины, и долго держал... Он с нетерпением ждал средины мая – Алюня сказала, зашевелится их человечек.
–"Авер, как же тебе повезло!" – он бережно обнимал спящую жену и успокоенный засыпал, радуясь, что перестали мучить кошмары.
Был один сон поначалу, тогда Саша сильно перенервничал днем, и приснился ему его давний кошмар... Он метался, пытаясь выкрикнуть слова команды, ничего не получалось, вместо слов из горла вырывались только хрипы... и тут кто-то нежно и ласково стал говорить ему:
–Солнышко, не переживай, это сон, я рядом, все прошло, я тебя люблю, просыпайся, миленький!!
Миленький перестал метаться, резко выдохнул и открыл глаза, над ним склонилась его девочка, с беспокойством смотрящая на него:
–Саш, Сашенька, все хорошо, ты дома, ты уже не воюешь, успокойся, солнышко!!
Солнышко подтянул её к себе:
–Прости, разбудил тебя!
–Авер, ты дурью не майся, мы с тобой как бы все пополам должны делить, плохо тебе – плохо мне, я всегда буду рядом, если ты меня не разлюбишь.
Авер зашипел:
–Что за дурацкие мысли у тебя в голове? Наверное не зря судьба ли, Всевышний ли, опять нас свели, чтобы уже не разлучаться! Аль, ты и так все знаешь про меня, мне иногда кажется, что ты быстрее меня понимаешь, что мне нужно в данный момент, – он потянул её на себя, – а нужно мне...
–Хитрюга ты Авер, но самая любимая! Сашка, Сашенька, как же я без тебя жила – плохо, серо, уныло, я только об одном прошу Бога, чтобы так и было у нас.
–Я постараюсь, подсолнушек, я очень постараюсь быть для вас необходимым!
А днем был серьёзный, немного замкнутый военком, особенно с молодыми женщинами, работающими в администрации города и в райкоме. Он четко и ясно понял после инцидента с 'комнатой свиданий', что порой лишняя улыбка может иметь далеко идущие последствия, а здесь, в маленьком городке, где все друг друга знают, тем более.
Квартиру уехавшего Дубенюка по идее должны были предоставить новому военкому, но она была двухкомнатная, а поскольку у Авера к осени будет второй ребенок, Редькин предложил эту двушку передать одному из работников военкомата, стоящему в очереди на жилье, а военкому выделить квартиру в последнем доме, что вот-вот сдадут в эксплуатацию иностранные братья. Те напоследок возвели отличающийся от других дом -'на памет за нас'– который в народе тут же назвали 'югославский дом'. И были в этом доме, в крайнем подъезде, четырехкомнатные квартиры. Вот одну из них и выделили новому военкому.
Дед же шустренько подсуетился: через совет ветеранов при содействии комитета партии сумел добиться разрешения на обмен своей хаты на Алькину, упирая на свой "вяликий возраст, свою большую нужду у помошчи, а хто кроме унука поможеть?", собирал свои узлы, немного расстраиваясь за мастярскую, но возможность сделать добро для унука перевесила.
–Хто знаеть, якая у няго судьбина уперади, може, посля практики сюда захоча? А жилья-то няма, а жинку заведеть?
Опять развил бурную деятельность по облагораживанию территории вокруг нового Алькиного дома. Накопали с ребятишками рябинок и березок, Васька привез много кустиков черной смородины и жимолости, что росла по берегам Койвы, сколотили с дедами пенсионерами несколько лавочек, благо отходов всяких досок на нижнем складе в соседнем посёлке были залежи – им разрешили набрать сколько надо, вот и стучали молотками энтузиасты. Опять возле них суетились ребятишки, и как-то спонтанно возникла идея, сделать сквер, что просто напрашивался появиться на ближнем пустыре. Подключились комсомольцы и вскоре молоденькие деревца рядами выстроились на месте будущих аллей.
Игры имели грандиозный успех, зрителей набралось немало, всем было интересно посмотреть и поболеть за своих. Получилось две команды по десять человек, вперемешку – городские и поселковые. И конечно же, в одной команде были городские и медведкинские – четыре пацана и Наташка Плешкова, с боем и скандалом выбившая разрешения участвовать в соревновании. Ругаясь, доказывая свою нужность пацанам она, невзирая на отказ в комитете ВЛКСМ, записалась к Редькину, там долго доказывала, а в конце концов разревелась. Егорыч дал добро, и сейчас серьезная, сосредоточенная Наташка что-то торопливо говорила внимательно слушавшим её пацанам. Раздался свисток, и команды пошли преодолевать препятствия под свист и крики зрителей. Если вначале команда Наташки чуть отставала – медленнее собрали оружие, чуть замешкались, преодолевая высокую стену, зато по качающемуся бревну пробежали быстро, и восемь из десяти умудрились не упасть в яму с водой под ним. А потом пришел азарт. Ребята быстро одели противогазы, пробежали сложный 'условно оказавшийся участок в дыму', так же шустро сняли, прошли лабиринт, проползли по пластунски низенькие воротца, перелетели по канату через глубокий ров. Один не долетел, ему тут же кинули канат, вытащили и, подгоняя мокрого товарища, понеслись дальше. Рослую Натаху было видно издалека, и за неё больше всех переживали и болели все зрители, громко подбадривая:
–Давай, Натаха, жги!!
И Натаха жгла... надо было видеть её измазанную, мокрую от пота, но такую счастливую, когда они первыми, кто перепрыгивая, а кто переползая-перелезая через последние препятствия на мосту, выбрели на левый берег и устало повалились на травку. К ним бежали, их трясли, обнимали, а они только вяло отмахивались:
–Дайте в себя прийти!
Их тут же взял в оборот корреспондент местной газеты, они коротко сошлись в одном:
–Клёво, супер!Очень понравилось, трудновато, но хорошо, что команда – отставшим или упавшим помогали, не бросали и тащили за собой дальше.
Наташка же не удержалась, показала фигу в сторону стоящих неподалеку активистов-комсомольцев:
–А вот смогла!!
Авер же негромко сказал Алюне, громко болевшей за своих:
–Если Ванька ей понравится, вот будет парочка – улёт!
–Какой Ванька? – не поняла сначала она. – Наш? Чертов? – и засмеялась, – это будет что-то!!
–Борисыч! – налетел на него Санька Плешков. – Как я Натаху натаскал? Вот из кого солдат бы получился. Я иногда побаиваюсь, ведь засветит, мало не покажется. Поступать собралась в лесотехнический, я предложил в пед на физвос, послала. Хотя какой из неё учитель, это ж шпана, почище Альки, твоя-то мелковата, и дралась нечасто. А эта... "Сань, если б не твой авторитет, старшего братика, ух и засветила бы", – передразнил он её, – а чё я сделал, ну, пришел раз перебравши малость? А хуже жены ревнивой за мной следит! Я, было, прикадрился, что ты, на дыбы встала, не пара, видишь ли... Я внимания не обратил, она её выловила и все – девка, меня завидев, испаряется. Выросла, блин, оглобля!
"Оглобля", подошедшая сзади, сказала:
–И я тебя очень люблю, братик, ты у меня один!
–Ужас! – засмеялся Санька, – вездесущая моя! Интересно, я вот с девушкой буду эээ... ты тоже?
–Если нормальная, то порадуюсь, а если дерьмо, типа Стукалиной, стащу с неё, ты меня знаешь.
–Акселератка, блин! – Санька шутливо замахнулся на Натаху.
А та звонко чмокнула его:
–Сам виноват, кто меня, маленькую, заставлял есть постоянно?
А Редькина окружили плотной стеной, требуя, чтобы эти игры стали постоянными. В каждом поселке найдутся желающие, и негоже не дать возможности поучаствовать другим.
Егорыч твердо пообещал:
–Игры будут, но каждый раз в соревнованиях будет что-то новое, неожиданное, готовиться надо тщательно.
Минька куксился:
–Папа, почему только большие мальчики? Я тоже хочу, давай придумаем для меня всякие такие штучки?
Папа пообещал подумать, и успокоенный ребенок попросил пройти с ним посмотреть все, где бегали большие ребятки.
Пока возились на всех снарядах, папа подсаживал и крепко держал сыночка, а мама испуганно ахала, вызывая заливистый смех сына, дед забяжал у кустики и услышал интересный разговор... -Не подруга, тебе здесь явно ничего не светит, военком со своей жены и сына глаз не сводит.
Дед замер.
–Подумаешь, жена! Все они не откажутся, надо просто суметь в нужный момент себя подать на блюдечке, так сказать, а таких вот, верных, соблазнить ещё заманчивее..
–Ты лучше глянь на Щелкуна. Кааакой мужик оказывается скрывался под этим кителем, конфетка.
–Посмотрим, этого быстрее можно обаять, а военкома... да и жена у него обычная. Я намного привлекательнее, клюнет, уверена. Пошли на автобус, вон, появился.
Дед шустро выскочил из кустов и потрусил за ними, обогнав их, как-то резко споткнулся и начал падать, дамы подхватили его:
–Дедушка, осторожнее!
Да я, это, голова закружилася, – бормотал дед, пристально разглядывая змеюку. – Спасибо, я посижу вот на пеньке!
Девицы ушли. Та, что нацелилась на Авера, глумливо сказала:
–Вон, даже старый дед на меня пялится, а тут тем более...
А старый дед развил бурную сыщицкую деятельность, узнал, хто и откуда, одна работала у отделе культуры, другая, что отговаривала, у аптеке. Дед пристально следил за ними, что было не трудно, кто сильно обращает внимание на старого деда?
Отпраздновали Первомай. Приехавший на праздники Серега умудрился простыть и не поехал на учебу, кашлял, отлеживался у деда. Вот ему-то дед рассказал, чаго подслухав, переживая очень за Альку с Авером, очень уж боялся, чтобы Саша не попал упросак.
Серега подумал и протрубил общий сбор для Алюниных орлов. Ребята погоготали вначале, потом задумались:
–Репутация у Ирки Меньшовой, мягко говоря, сильно подмоченная, да и шут бы с ней, но зачем покушаться на наше? – выразил общую мысль Петька. – Так, ребя, послезавтра в ДК вручение медалей и орденов, наверняка подопьет и полезет к Аверу, надо его попасти, и предупредить, конечно, чтобы был начеку. А уж мы постараемся ей подгадить – пусть вон своих прошлогодних грузинов опять уваживает!!
–Значит, Альке ни слова, а то полезет морду бить, а поскольку беременная, надо отстранить, кто у нас по комплекции на Авера тянет? -А чё тебе его комплекция? – не понял Гешка. -Ты чё, забыл? Она как примет чуток, так мужиков в темный уголок тащит, для интересу, и тут наверняка найдет вариант Авера подловить.
–Ну по росту, пожалуй, Санька Плешков... – прикидывая, сказал Гешка, – значит Саню держим поблизости, а там по ходу дела импровизировать начнем. Ишь ты, мало сучке кобелей стало, на новенького потянуло, лапки-то обрубим.
Седьмого мая в город съехались со всего района ребята-афганцы и фронтовики, в ДК было не протолкнуться, в зале поставили дополнительные стулья, народ стоял в проходах, открыли все окна,и под окнами стояли люди. Егорыч произнес речь, поздравил всех с Великим Днем!
Затем слово предоставили Саше, который сильно волнуясь, зачитал приказ о награждении – сначала фронтовиков, которых на сцене поздравляли и комсомол, и партия, и вручали памятные подарки. Растроганные шестидесяти и старше мужчины, благодарили за внимание. Затем наступил черед афганцев...
– Сейчас я хочу пригласить сюда нашего славного земляка, Егорова Николая Сергеевича, который с честью выполнил свой интернациональный долг в ДРА и отмечен за это высокой наградой Родины – истинной солдатской медалью "За Отвагу".
В зале захлопали, а ребята помогли Егорову въехать на сцену.
Редькин взял у Саши медаль и сам прикрепил в пиджаку солдатика, громко сказав на весь притихший зал:
–Горжусь тобой, сынок! Райком партии и администрация города выделили тебе однокомнатную квартиру в Горнозаводске и прикрепляют по переезду в город медицинскую сестру, выздоравливай, сынок!!
Егорову подарили подарки администрация района, комсомольцы цемзавода и комитет ВЛКСМ. Растроганный, не ожидавший такого внимания, Егоров только и сказал:
–Спасибо!
Саша долго жал ему руку:
–Выбери, младший сержант, время, приезжай в военкомат, надо детально поговорить.
–Спасибо, товарищ капитан!.
–А теперь я немного отступлю от официального оглашения имени второго награжденного. Дело в том, что именно этому человеку я обязан жизнью, он сумел вытащить меня тяжело раненного из горящей машины, и я с огромным удовольствием приглашаю сюда Плешкова Александра Николаевича, моего побратима!
В зале восторженно завопили, а на сцену поднялся смущенный Санька. Прикрепив медаль, Авер обнял его, а Санька дрогнувшим голосом сказал:
–Служу Советскому Союзу!
Затем был концерт, после которого ветеранам и афганцам устроили 'праздничные посиделки', как выразился Редькин. Были и фронтовые сто грамм за Победу, были и пироги и торты, фронтовики и мальчишки, хлебнувшие войны, скоро разговорились, атмосфера была очень теплая, появился баянист и заиграл военные песни. Народ дружно стал подпевать, а к Саше подошла какая-то молодая девушка:
–Извините, товарищ военком. Вас просили пройти в кабинет отдела культуры.
–Зачем?
–Да там Ирина Викторовна какую-то бумагу не успела подписать, а завтра – кровь из носу – отчет с утра сдавать.
Плешков подскочил:
– Пошли, Борисович, провожу!
В коридоре немного замешкались, к Саше подошли Петька с Гешкой, придержали его, сняли с него китель, отдали Плешкову, и тот пошел по пустынному коридору в кабинет. Почему-то в полутемном, едва освещенном светом настольной лампы, кабинете Плешкова сзади обхватили женские руки:
–Сашенька Борисович!
Плешков аккуратно взял женские руки, услышав, как открывается дверь в кабинет и загорается верхний свет, повернулся:
–Сашенька, только Николаевич!
–А меня Сашенькой может называть только жена! – припечатал зашедший следом за Петькой Авер. – Попрошу Вас, во избежание неприятностей, обходить меня, как говорится, седьмой дорогой! А неприятностей я Вам обещаю сразу и очччень много!
Красная, злая Меньшова пыталась высвободить руки из крепкого захвата Саньки Плешкова. Авер снял китель с плеч побратима и вышел, а ребята остались на беседу... О чем они говорили, не рассказывали, но из кабинета зареванная, с потеками туши, не видя ничего, Меньшова летела на выход, когда её руки оказались за спиной в крепком захвате.
–Так-так... ничего особенного, говоришь, во мне? – Алюня как-то ловко подсекла её под коленки. Та присела, и Алька пнула под зад, нагнула её личико к полу. – Я плакать не буду, жаловаться тоже не пойду, сама изуродую, не дай Бог, даже увижу неподалеку от мужа, поняла?
–Пусти, сучка, – шипела Меньшова.
–Так, меня не поняли, – Алька подпнула ещё раз, и та уткнулась носом в пол. – Вот сейчас я тебя и повожу личиком об паркет, надеюсь, отрихтую хорошо!
–Ааа, – завыла Меньшова, – не надо, я не буду!
–Что не будешь?
–Даже смотреть на твоего мужа, обещаююю.
–Ну, гляди, я женщина беременная, психика у меня неустойчивая...
Алька отвесила ещё одну пиночину и, плюнув от омерзения, пошла в зал, где веселились нормальные люди.
К ней тревожно подлетел Авер:
–Аля? Что? Где ты была, что случилось?
–Да затошнило, пообщалась с унитазом, все хорошо, не волнуйся.
А воющую Меньшову встретил на выходе дед:
–Слышь, курва пархатая. Я ведь и прибью тебя за своих!
–Посадят !
–Мне годов немало, не боюся. А тебе точно не быть живой, и следить буду тяперя неустанно, вот и выбирай, чаго тябе дороже!
А в пустом коридоре ржали и били друг друга по плечам Петька и Гешка:
–Проспорил, Петр Петрович. Я вот задницей чуял, что без Альки шиш два обойдется! Вот это чуйка! -ржал Гешка.
–Не, ну как она узнала? – хлопал глазами Петька.
–Ага, так она и скажет тебе!! Но подруга у нас – красава. Как она её! – и опять оба захохотали.
–Саш, пойдем домой, а? Устала я что-то.
–Да, подсолнушек, я только со всеми попрощаюсь! – Авер подошел к каждому, пожал руку и извинился, что уходит пораньше.
И уже не слышал, как афганцы одобрительно говорили:
–А похоже, стоящий мужик у нас военком новый, из наших, месяц только как заступил, а уже нам праздник устроил, да и фронтовиков порадовал.
И как ни пытали ребята Альку, она так и не сказала, откуда узнала про Ирку. Она банально подслушала, придя к деду с микстурой для Серого, услышала в коридоре, как мужики шумно обсуждают проблему. А остальное, как говорится, экспромт!
Ещё через неделю, дождался-таки Авер... положив как всегда руку на живот спящей жены, – это уже вошло в привычку у него, сразу и не врубился, когда через небольшой промежуток времени, ладонью ощутил как бы тиканье внизу живота, сначала не понял, а потом ошалел от радости:
–Маленький, ты папке весточку подал! – шептал он, осторожно целуя Альку в то место, где зашевелился их дитёнок, а потом так и заснул со счастливой улыбкой.
Утром Алька никак не могла понять, отчего с утра сияет Авер, тот не говорил. Одеваясь на работу, охнула – ребенок опять шевельнулся: -Авер!! – она подняла на него радостные глаза, – Саш, ты знаешь?
–Да! Мы ночью уже общались, – расплылся Авер.
–Ишь ты, какие вы Аверы хитрюги!
–А то, мы такие! – Авер радостно целовал Альку.
–Какие мы такие, пап?
–Мама говорит, хитренькие.
–Значит, и я?
–И ты, Минь!
–Урррааа! Я совсем-совсем папа Саша Аверченко!
У Альки навернулись слёзы..
–Что? – встревожился Авер.
–Это от радости, от благодарности, Сашка, ты, действительно, солнышко!
–А так и должно быть: у солнышка – подсолнушек. – И шепнул на ухо, чтобы не слышал любопытный мужичок, – Аль, мы же с первого дня знакомства считаем себя папой и сыном, не тревожься попусту. Минь, выходим?
Сейчас порядок немного изменился: утром мужчины Аверы шли в сад вместе, а вечером у папы в связи с призывом не всегда получалось заходить за ним, и забирал Миньку дед. Саша по вечерам обязательно уделял много внимания сыну, если Алька могла и шлепнуть сыночка, то папа всегда спокойно и обстоятельно объяснял сыну, где и в чем он неправ, и у ребенка вошло в привычку спрашивать все у папы. Алька, привыкшая к их мужским разговорам, про себя тихо радовалась, сын стал точной копией Авера в жестах, разговорах, мимике, один только жест у него оставался Тонковский – что-то делая, сильно сосредоточенный, он выпячивал нижнюю губу, но мало ли у кого какие привычки.
Баба Тоня, наконец-то осознавшая – её Санька теперь на спокойной службе и увидевшая своими глазами, что невестка обожает сына, полностью успокоилась, а узнав, что родится ещё ребенок, твердо пообещала приехать, навестить, чему несказанно обрадовался дед:
–От, будеть с кем за жизню погутарить!
Сватья Тоня последний раз позвонила и, запинаясь и смущаясь, сказала Саньке, что решилась-таки ответить положительно на ухаживания стародавнего поклонника – учителя труда, давно овдовевшего и верно ждущего её.
– Санька, ты против не будешь?
–Мамуля, я только за! Я теперь прочно и надолго на Урале, беспокоиться обо мне не надо, я под присмотром, – засмеялся сын, – зачем тебе в одиночестве и скуке жить? Таможня дает добро!! Тем более, Егора Ильича знаю – нормальный мужик! И мне спокойнее!
Подлез Минька:
–Баба Тоня, как там Гусь и гуси? – этот вопрос задавался ребенком постоянно, как и следующий: – Когда ты к нам приедешь?
–Скоро, Минечка. Вот детки в школу ходить перестанут, начнутся каникулы, и я приеду!
–Правда-правда? Тогда я тебя встречать приду, и в садик ходить не буду!
Авер волновался за призыв, но люди, работающие в военкомате, этих призывов провели немалое количество, для них все было привычно, и Саша понемногу успокаивался. В военкомате заметно оживилась жизнь, Щелкунов, резковатый мужик, выразился просто:
–Капитан как камень, брошенный в нашу стоячую воду, круги вон какие пошли, призыв пройдет, опять что -нибудь придумает. А и хорошо!
После первых игр почти у всех появились идеи, как разнообразить состязания, Саша велел всем записать свои предложения и отдавать Щелкунову.
Неожиданно в военкомат вместе с Егоровым приехали пять афганцев:
–Товарищ капитан, а почему бы на недальнем пустыре не сделать полосу препятствий, ну, не совсем как в армии, но похоже? Всем будет польза – и призывникам, и пацанам помоложе – интересно и полезно, в армию пойдут не слабаками и хлюпиками, а нормальными мужиками.
А Егоров добавил:
– И для нас – колясочников, уголок сделать, ноги не ходят, но руки-то здоровые, можно и штангу потягать, чем прокисать или нажираться до поросячьего визга!
– С Вас, товарищ капитан, согласование с руководством, ещё увидите, типа стройки века получится... пацаны, они ж любопытные, до темноты будут там зависать. Вы только выбейте добро, а мы с удовольствием поможем!
– Ух, как вы меня порадовали, ребята!
–Товарищ капитан, мы ж в какой-то мере все теперь братья-афганцы.
А вечером Авер, рассказывая Альке про их идеи, задумчиво сказал:
–Аль, хочется всем уделить внимание. Вот закончим с призывом, хочу проехать по всему району, посмотреть, что и как, да и навестить надо матерей ребят, трое погибших у нас в районе.
–Авер, ты у нас самый лучший!
–Да, папочка. Ты самый-пресамый!
–Иди сюда, подлиза хитренькая! Подлиза, удостоенная серьезного внушения за хулиганство в садике, надутая и бурчащая что-то себе под нос весь вечер, мгновенно оказался у папы на коленях. Начались обнимашки, наутро же оказалось, что Мишук бурчал не зря, хулиганил не он, воспитательница не разобралась – Минька, наоборот, заступился за девочек, за что вечером удостоился от папы похвалы и извинения за неправильную информацию.
Вот так и жили два Авера, честно признавая свои ошибки и проделки. Алька же привыкла, что у сына папа – самый высший авторитет, не ревновала и не обижалась, наоборот, сама частенько присоединялась к их "серьезным разговорам". Папа и сын обожали слушать "мамины часики в животе" – как выразился Минька, когда под его ладошкой впервые застучали часики. И малышок всегда начинал шевелиться, словно слыша, что мужики положили большую и маленькую ладошки на мамин подрастающий животик.
В конце июня уезжали югославы и немцы, расставались тяжело, все привыкли за три года к ним, даже у немцев были растроенные, печальные лица, а про югославов и говорить нечего. Валюха держалась из последних сил, но все-таки они с Алькой всплакнули, у Драгана тоже глаза были на мокром месте. Провожали их торжественно, было много пожеланий, объятий и слез.
Приехала баба Тоня, весь июль они с дедом и Мишуком провели в Медведке, Васька свозил их с мамкой Алькиной несколько раз за малиной и черникой. Баба Тоня круглыми глазами смотрела на невысокий малинник усыпанный спелыми ягодами, и с огромным удивлением набирала за небольшое время полное ведро:
–Вот это, да! Ведрами до этого собирать не доводилось!
Мамка таскала её на недальнюю Койву, где по теневым берегам росло много черной смородины и жимолости. И опять баба Тоня изумлялась, она была уверена, что смородина – только садовая ягода. И были у них заготовки варенья и компотов, по выходным к ним пыталась присоединиться и Алька, но мамки дружно выгоняли её с кухни.
–Нечего тут с пузом мешаться, идите вон прогуляйтесь на карьеры, искупайтесь, грибочков наберите. Карьеры, оставшиеся после разработок добычи алмазов в пятидесятых годах, постепенно заполнялись водой, и местные все лето купались там. Протекавшая по поселку речушка Полуденка была на самом деле курам по колено, а по верху карьеров, среди сосенок, всегда было много маслят и подосиновиков.
Набрав по ведру отборных небольших грибов, Аверы сворачивали на карьер, где Авер долго плавал, Алюня же бродила по краю, мочила ножки и любовалась своим мужем. Шрамы его заметно побледнели, он немного нарастил мяса.