Текст книги "Цветик (СИ)"
Автор книги: Надежда Михайловна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Михайловна Надежда
Цветик
Цветик.
ГЛАВА 1.
1980, конец августа.
Заканчивалось лето, в зале аэропорта небольшого азербайджанского городка было шумно и многолюдно – шла регистрация рейса на Москву: огромные сумки и чемоданы, суетящиеся провожающие своих чад на учебу родственники... и двое, стоящие в конце гомонящей очереди, резко выделяющиеся изо всех своим очень спокойным поведением.
Невысокий, худенький, весь в веснушках солдатик в форме с голубыми погонами и эмблемами ВДВ, и молодая девчонка – потерянная, с покрасневшими глазами...
–Возьми, – она совала солдатику зелененькую бумажку в три рубля, – это же дорого для тебя, вы и получаете-то за месяц рубль с копейками.
Молодой человек с гордостью ответил:
–ВДВ бедными не бывают.
Девчонка с тоской оглядела очередь, опять вздохнула:
–Это надолго... А ты куда-то летишь тоже?
– Нет, – он мотнул головой, – просто увидел, что тебе нужна помощь, все равно в увольнении. Здесь, кроме как в кино идти, делать нечего.
–Ну вот, – расстроенно проговорила она, – мне так неприятно...
–Не переживай... а кто тебя обидел, ты ж всю дорогу в такси сопливилась?
–Да ник... – она прервалась на слове, удивленно уставившись на возникшего перед ней, казалось из ниоткуда, прапорщика Завиновского:
–Ой, Толик! А где?.. – чуть повернув голову, она увидела стоящего рядом лейтенанта в изрядно потрепанной полевой форме и с дыркой на коленке.
Счастливо выдохнув, она повисла на нем и притихла, уткнувшись носом ему в верхний карман кителя.
–Не стыдно тебе со мной таким, вот, в драной форме, стоять?
–Стыдно! – сильнее прижавшись к нему, девчонка расплывалась от счастья, глядя в самый красивые, самые любимые и самые нужные ей – карие в крапинку глаза.
Завиновский взял у неё документы, ужом ввернулся в толпу и через десять минут у Альки в руках был посадочный талон.
– Пошли отсюда, вон кафешка, там почти никого нет.
Оба с каким-то высокомерием осмотрели солдатика:
–Это Виктор, он меня спас, я опоздала на рейсовый автобус, а в аэропорт одной ехать с такими прилипчивыми мужиками... вот и подошла к солдатику.
–Откуда ты родом? – спросил лейтенант.
–Душанбе.
–О, а чё такой конопатый, там, вроде, все смуглые? – пошутил Толик.
В кафешке Алька держала своего ненаглядного за руку и не вникала, в то, о чем переговариваются мужчины, одна мысль билась в голове: "Не реветь!!"
Народ потянулся на посадку, и Алька уже ничего и никого не видела...
– Миша, ты только пиши мне иногда, – попросила она, зная, как он не любит писать никому.
–Напишу, сказал, напишу. Ты, это, сильно-то не переживай, – он как-то смущенно посмотрел на неё.
– Я же тебе сказала, что лучше ты, чем кто-то другой!
–Прошу тебя, только не реви! – попросил Мишка.
–Не буду!
Увидев, что стюардесса машет ей, пошла на подгибающихся ногах в самолет, а вслед ей неслась жутко популярная, появившаяся недавно песня, усиленная динамиком:
–"Вот и всё что было, ты как хочешь это назови, для кого-то просто лётная погода, для кого-то проводы любви", – которую пел Кикабидзе, и не знала Алька тогда, что песня окажется пророческой для неё.
Сил хватило обернуться, помахать рукой, в самолете найти свое место (какое счастье, у иллюминатора!), отвернуться от соседа-капитана, и слезы потекли рекой. Капитан подкрутил настройки, сделал более сильную струю воздуха, направив на неё, попросил стюардессу принести воды, а Алька сидела, не поворачиваясь и не издавая ни звука – слезы лились сами.
Сосед тронул её за плечо: -Выпейте, скоро посадка!
– Сспасибо!
В Домодедово прибыли по расписанию, Альке оставалось ещё три часа ждать самолета на Пермь. Выйдя из автобуса, подвезшего их к зданию аэровокзала, она покрутила головой, определяясь, где переждать оставшееся время, и не видела, с какой непонятной грустью смотрел ей вслед капитан, жалея девчонку.
–Алька, Цветик, как я по тебе соскучилась!! – налетела в общаге на неё Валюха Поречная. С её легкой руки Алькину фамилию из Цветковой переделали в Цветика.
–Да я тоже, – улыбалась во все тридцать два зуба Алька. -Сегодня вечером наши все подъедут, устроим небольшой междусобойчик, а? Аль, у тебя это ловко получается?
–Конечно! – Алька была душой всей их группы, генератором идей, которые, казалось, сами собой возникали у неё. Группа подобралась развеселая – двадцать восемь девчонок и два пацана – технологи хлебопекарного производства. Скромная, незаметная, никогда не повышающая голос, их классная только диву давалась: -Как же это я вас так подобрала?
Она принимала вступительные экзамены по химии, заодно набирая себе группу, вот и набрала... Были несколько скромных мышек, которые не жили в общаге и не принимали участия во всех проделках и задумках остальной группы. Из двух молодых людей, оба Пашки, к выпуску остался один – Пашка-большой после второго курса ушел в армию. А оставшийся, Пашка Черепанов, был из того же теста, что и основной костяк группы – прекрасно играл на гитаре, рисовал карикатуры, юморил по-чёрному, был в курсе многих девчачьих секретов, в общем, был своим парнем. У группы хватало времени на все, и на учёбу, и на различные мероприятия, они были любимчиками у очень требовательной и строгой преподши – Малышевой, которую звали "Бог практики". Практика за годы учебы имела очень большое значение, от отзывов, привезенных с большой практики, зависело будущее распределение. С легкой руки группы 56-Т в технаре появились КВН команды, устраивались капустники, в общаге спонтанно устроили конкурс танцев – то ли бальных, то ли спортивных. Малышева, с виду суровая тетка, похоже, в молодости тоже была неугомонная заводила, вот и питала к ним слабость, одобряя все их начинания
. – 56-я,– смеясь говорили все, – у вас две класснухи, Коваль и Малышева.
И всегда одной из заводил была Альбина, Алька Цветик.
В начале третьего курса их вместо колхоза отправили по хлебозаводам в связи с большим притоком населения – в Свердловск съезжались студенты и резко увеличилось потребление хлеба и булочных изделий. Группу раскидали по хлебозаводам, а вот на бисквитную фабрику что-то никто не пожелал...
Пожелала Цветик со старостой Лариской, и не пожалели. Месяц получился кайфовый, кексы, пирожные, всякие печенья из восточных сладостей – группа повально завидовала им, а Цветик своим светлым характером пришлась по душе завпроизводством Маргарите Евгеньевне. Она предложила им подрабатывать по вечерам, убирать в цехе, девчонки справлялись с обязанностями на отлично, их подкармливали и хвалили работницы бисквитки.
Потом девчонки уехали на большую производственную практику, Алька была в тогдашнем Горьком, Валюха в Питере, Лариска в Звенигороде. Неугомонная Алька умудрилась прилететь на недельку в Питер, заработав отгулы, и влюбилась в этот величавый город – намертво и навеки. Ей хотелось увидеть всё сразу – Пушкин, Павловск, Петергоф, Александро-Невская лавра, Казанский собор, Исакий, Дворцовая, Эрмитаж, Петропавловка, – её восторгу не было предела.
–Жаль только, что за неделю невозможно увидеть все, но хотя бы иметь представление об этой северной жемчужине, да и белые ночи через два месяца, но красотища неимоверная!! – захлебываясь, рассказывала братику Сережке, Алька.
В июле собрались в Волгоград, была у техникума давняя договоренность с тамошним консервным заводом: студенты приезжали на месяц, работали там, а завод оплачивал проезд туда-обратно и платил девяносто рублей, что для студентов, получавших тридцатку в месяц, было весьма неплохо.
. Пока собирались, оформляли договор, созванивались с консервным заводом, приехала в общагу 'мужнева жена'– одногруппница, с которой безголовую Альку понесло на зимних каникулах в Азербайджан, к жениху Аньки, прапорщику ВДВ, Игорю. Там её благополучно и пропили – отдали замуж за серьезного, положительного, но по мнению девятнадцатилетней Аньки, старого – двадцать шесть лет. Это потом уже до Цветика стало доходить, что никто и не принуждал ведь.
И случилась тогда же у Альки большая симпатия с лейтенантом – фейерверком Мишей, они как-то сразу приглянулись друг другу.
Алька была обычная, разве что глаза обращали на себя внимание – довольно-таки большие, голубовато-зеленые, они напоминали море в спокойную погоду, да фигура была неплохая. Что же до Миши, про таких принято говорить: "Пироги вокруг ноги" – море обаяния, видная внешность, красивый, но не слащавый, высокий – и дрогнуло сердце у Альки, виду, конечно, не показывала, но зацепил он её. Да и не было у неё никогда такого искрометно-обаятельного в знакомых, как-то не довелось ей ещё влюбляться.
Каникулы пролетели быстро, Алька улетела, оставив молодую жену... И опять была учеба, полная различных событий. Студенческая жизнь, она у всех бьет ключом, а уж у их костяка группы приключений, приколов и посиделок было выше крыши. Да и кто жил в общаге, знал такое беззаботно-веселое житьё не понаслышке.
Приехавшая Анна долго и нудно плакалась, жаловалась на мужа, на скуку:
–Ань, ну кто тебя толкал, сама ведь выбрала его? – утомленная её нытьем, возмутилась Веруня Ложкина, первая правдолюбица группы.
– Сама же захотела там остаться? Кто тебе мешал за полгода оформить перевод? Или же прилететь с Алькой назад и доучиваться спокойно? И не ной. Сама видишь, у нас два дня до отъезда, а времени в обрез – форму надо доделать.
Секретарь комитета комсомола договорился со штабом ССО (студенческие строительные отряды), и девчонки, прыгая от радости, шустро собрали деньги, поехали, получили её, а теперь надо было нанести на каждую куртку трафаретом название отряда. Пашка-черепашка нарисовал, девчонки, ползая по полу, штамповали по трафарету название, а тут "нужда" сидела и ныла.
Анна заказала переговоры с мужем, и тот, после долгих уговоров, узнав, что Алька тоже едет, отпустил её с ними.
Вот и поехали сорок человек с песнями и шутками в Волгоград, Алька и ещё одна девчонка из группы Галя (Гюльчатай-подпольная кличка)взяли своих младших братиков, девятиклассников.
И был Волгоград, и была красавица Волга, и Мамаев Курган, и южное лето с созревшей вишней, многоцветье южных же цветов, никогда ранее не виданной многими уралочками, белой акации, и созревших к концу работы ягод тутовника.
Жили в школе, по вечерам около девяти вечера полюбили ездить на пустынный к этому времени Мамаев курган, где, кроме неподвижно стоящих часовых у Вечного огня, порой не было ни души. Солдатики, стоявшие неподвижно в карауле, при виде их гомонящей компании, которая заходя в зал, дружно смолкала и с замирающим сердцем, медленно проходила мимо фамилий, выбитых на стенах, слабо улыбались.
А то сидели в спортзале и до хрипоты распевали песняка, Пашка играл замечательно, девчонки, которые были не в смене, охотно пели.
Анна же постоянно удирала на свидания с солдатиком, дежурившим у комендатуры, постоянно говоря Альке:
–Витя такой хороший, так на Мишку похож!
Видела Алька этого Витю, ничего общего кроме роста не заметила, да и не приглядывалась особо, затмил десантник всех.
Месяц в Волгограде проскочил быстро, заработавшие деньги девчонки почти все полетели домой самолетами, а Алька, получившая письмо, типа приглашения в гости от Миши, решилась-таки полететь вместе с Анной.
И продолжился фейерверк: очарованная, околдованная, Алька не видела и не замечала ничего – существовал только Миша, весь мир крутился вокруг него. Были только его карие в крапинку глаза, его бережные руки, его необыкновенные губы...
Тем неприятнее были кой какие моменты... Зайдя как-то к знакомой жене офицера – подружилась с ней в тот первый приезд – Алька несказанно удивилась вопросу Любаши:
– Аль, а тебе Миша ничего не говорил про Анну?
– Нет, а что он должен был сказать?
– Ну, хотя бы то, что она ему проходу не давала, постоянно вокруг него вертелась. Он как-то обмолвился, что если б не дружили они с Игорем, давно бы переспал с его такой назойливой женой и рассказал бы мужу об этом.
Ошарашенная Алька не нашла что сказать... неужели, правда?
Собрали младшенькую, двухлетнюю девчушку, пошли гулять, а где гулять с детками, как не в песочнице. Да и весь офицерский городок уместился в три пятиэтажных дома, с небольшой детской площадкой и стоящим немного в стороне общежитием для холостых офицеров с минимумом удобств, одним из которых была холодная вода. Горячую же давали раз в два дня и то по три часа.
К песочнице стали подтягиваться другие мамаши, и самая языкатая из них – Зина Ермолаева, тут же выдала:
–Девки, сучка Драчёвская опять приехала, теперь начнется... ни один хрен не пропустит, неважно, офицер или солдат, лишь бы...
Алька опять зависла, а мамашки вываливали подробности...
–Может, из зависти наговаривают? – мелькнула у неё мысль, – развлечений мало, за КПП просто прогуляться особо не пойдешь – тут же цепляются прилипчивые азербайджанцы, вот и сочиняют? Хотя, опять же, когда бы с ней не поехали в город – на рынок ли, в магазин, к ним постоянно липли какие-то личности, похоже что-то чуяли в Анне...
Весь вечер Алька была непривычно молчалива и задумчива, стала внимательнее присматриваться к 'подруге' и с удивлением заметила, что та постоянно старается обратить на себя внимание Мишки, как-то задеть его, притронуться...
–Оп-па, вот что значит её постоянно повторяемое выражение: "Лучшие подруги, в основном, желают друг другу зла..." Алька печально усмехнулась – если между ними стоит мужик, похоже так.
А утром в комнату, где спала Алька, зашла Анна.
– Я поехала на рынок! – сообщила она.
– Сколько времени, ещё ведь рано? – сонно пробормотала Алька. – Ща, встану!
– Не, я уже пошла, а ты досыпай.
Прогулявшая полночи под звездами, Алька повернулась на другой бок, а в обед Альку дружно пытали -сначала Игорь, а потом и Мишка, на предмет – где Анна? Почему Алька с ней не поехала и сколько можно болтаться на рынке?
Алька устала рассказывать, Игорь ей не поверил, посчитал, что она покрывает подругу, на что Алька обозлившись, сказала:
–Я что её к ноге должна привязать, ей двадцать лет, а не двенадцать.
Анна же явилась... в пять часов. Оказалось, что из ремонтировавших стену между ДОСом и солдатскими казармами солдатами – с одним Анна сначала улыбалась, потом перемигивалась, а в его увольнение пошла 'на рынок'.
Наивной Альке поплохело, стало так противно-неуютно, она, такая доверчивая и бесхитростная, попала в неприятную ситуацию, а тут ещё её ненаглядного назначили начальником караула пять раз через сутки, как назло, получался этот караул до её отлета...
Глава 2.
И было тяжко провожать на сутки свое солнышко, а его так сказать, сменщик, летёха Аверченко взял моду после смены дежурства приходить к соседям по коммуналке и изводить Альку своими внимательными взглядами.
–Аля, ты как подсолнушек, солнца нет и ты никнешь. Аля, ну улыбнись, Аля, давай я тебя прогуляться свожу...
–Отстань, Авер! – его все называли так, редко кто по имени – Сашка.
Но он не унимался, постоянно приходил и сидел до позднего вечера, неотрывно следя за Алькой, если она выходила на кухню.
–Аля, давай чайку сварганим, у меня пироженки есть, или, там, шоколадка...
–Саш, чего ты меня доводишь, поиздеваться не над кем больше?
–А может, ты мне сильно нравишься?
–Ага, заметно!
–Ладно, расскажи мне о Свердловске, не довелось, вот, побывать там пока.
Поговорив немного, Алька сбегала от Авера, ну тошно ей было, оставалось шесть дней и все – улетать. И страдая от предстоящей разлуки, она решилась на близость с Мишкой.
Полета и вспышки сверхновой, как пишут в любовных романах, не случилось, было непонятно, ему-то, да, было неплохо, да и похоже, распирала гордость, а Алька... может, чего недопоняла, да и откуда у девчонки опыт, если даже поцеловалась в первый раз в семнадцать...
–Наверное, что-то со мной не то? – подумалось ей.
И словно услышав её слова, Мишка выдал: -Знаешь, на внешность ты далеко не красавица, но что-то в тебе есть такое, чего я не встречал в других. И ещё – если тебя раскочегарить, то муж твой будет на седьмом небе!
Это было как холодный, даже ледяной душ, про мужа... Только вот, вернуть всё назад не было возможности. Алька как-то интуитивно и враз поняла, что не быть им вместе, и любовь всей жизни случилась только у неё.
А тут ещё и Анна опять подвалила дерьма – после скандалов и разборок с мужем, сидели вечером вшестером – пришел знакомый прапорщик со смешным для Альки именем – Маис (Крахмал такой есть -шепнула она Мишке) с девушкой. Сидели, попивали сухое, смеялись, общались, и как-то незаметно пошли мужики покурить...
Анна тоже вышла, Алька через минут пять пошла в комнату и увидела... Анна стоит, прижавшись спиной к стене, не сводя глаз с Мишки, а её солнышко, одной рукой упираясь в стену возле её головы, второй держит эту... за руку. Как хватило выдержки не сделать гадость обоим?
Алька молча вышла. Вечер был убит напрочь: – Пошла я спать, извините, голова разболелась.
Мишка вскочил, пошел за ней и в коридоре ехидненько так спросил: -Ревнуешь, что ли?
–Было бы к кому!..
Первое время Алька усиленно ждала писем, каждый день проверяя ячейку на букву "Ц", письма были, писали ребята-одноклашки, самые лучшие в мире друзья, служившие в разных концах страны, писали девчонки, а самого нужного письма так и не было...
А в октябре стало ясно – беременна. Вот тут и сникла Цветик, полностью, не стало искрометной, брызжущей весельем Альки, появилась поникшая, печальная, резко схуднувшая девушка.
– Цветик, ну не сошелся на таком свет клином! – говорила ей Валюха, – ну не грусти, сколько их таких ещё будет?
А Цветик усиленно размышляла – рожать к концу мая, осталось учиться ноябрь, в декабре месяц преддипломная практика, потом диплом чертить и в феврале выпуск. Поскольку одежда на ней стала болтаться, живот можно будет скрыть, никому не надо объясняться, никому не попадет, а вот распределение... тут беда.
Свободный диплом, все уже точно знали, будет только у одной девчонки, и то потому, что её муж служил в Венгрии.
Да и дома, в небольшом уральском посёлке Медведка, где все друг друга знают, будет много сплетен и разговоров – нагуляла, гулящая, и прочее, – не исключено, что доброжелатели в проститутки запишут. Мать опять же грызть сильно будет и нудить... Аборт делать Алька не собиралась, не сможет она потом жить, деточка ни в чем не виноват, это её глупость и ей за это отвечать. Мише писать, что беременная? Что-то мало верится уже в благородство, да и все было по согласию, и смысл?
–Валь, пойдем, прошвырнемся, а? – попросила она Поречную.
В парке сели на скамью, усыпанную вокруг красно-оранжевыми листьями клёна. -Валь, я.... – Алька сглотнула и как с обрыва бросилась, – я беременна.
– Ох! Цветик! – Валька, одна из немногих, знала Цветикову ситуацию: они с братиком выросли без отца. Мать, немного ветреная, мало уделяла внимания им, все пыталась найти себе мужчину для жизни, а они какие-то не те попадались, вот и была она, похоже, в вечном поиске. Росли они с братиком, как трава при дороге. Братик же последний год в школе, и поскольку учился хорошо, даже не возникало вопроса, кто будет на следующий год учиться, Сережка или Алька у которой до беременности где-то теплилась мысль на заочном отучиться дальше.
–Цветик, милая, может, аборт?
–А как потом с этим жить?
– А если Мишке напишем, может он..?
– Валь, ну какое "может", сама же видишь, – Алька грустно улыбнулась, – ни письма, ни весточки...
Долго сидели молча, дни стояли на самом деле волшебные, бездонное осеннее голубое небо, тихий шелест падающих листьев, золото берез и разноцветье клёнов, вся природа была успокоительно-умиротворенной, казалось, что всё будет хорошо...
–Валь, я наверное пойду к Малышевой, поговорю, она тётка серьёзная, может что и присоветует?
–Я с тобой! Давай её пригласим в нашу кафешку, днём там всегда народу мало, это вечером не протолкнешься, а так хоть мороженого спокойно поедим!
Валюха за мороженное, как говорится, могла отдать душу, а Алька его не любила, и всегда получалось, что мороженое брали на двоих, Алька клюнув несколько раз, пододвигала вазочку Валюхе.
Так и сделали. Через пару дней все трое сидели в кафешке, Малышева с удовольствием съев несколько разных шариков, с улыбкой наблюдала за девчонками.
– Елена Борисовна, мы всегда так едим, я как-то не любитель мороженого.
– Колитесь, девочки, я так думаю, что грозную училку вы попусту в кафе бы не пригласили?
–Да, нам очень требуется ваш совет, – начала Валюха.
–Валь, давай я уже расскажу?
И Алька, волнуясь, переживая всё заново, рассказала Елене Борисовне свою проблему, та долго-долго молчала.
–Я понимаю, моя вина. Моя ошибка. Ни на кого не собираюсь перекладывать, мне бы подсказка нужна. Вот у нас в соседнем посёлке есть пекарня, может, если я сумею договориться, они пришлют запрос именно на меня, такое не пройдёт?
–Альбина, давай я подумаю, хотя бы пару дней. Вопрос о том, чтобы избавиться от ребенка даже не поднимается?
–Я думала-думала, есть риск, что больше может и не быть детей, да и жестоко так поступить с ним,– Алька как-то горестно усмехнулась, – плод любви, правда, односторонней, но... не смогу я.
Ещё посидели, попили кофе с пироженками. Алька, правда, не ела, у неё резко пропало желание есть сладкое, а вот кисленькое, это да.
– Спасибо, Вам Елена Борисовна, за то, что выслушали и не стали осуждать меня, – сказал Алька, прощаясь.
Малышева же вот уже третий день прокручивала в уме Алькину историю: и жалко было глупышку, и зло брало на неведомого офицера, и, представляя что ждёт Альку впереди, она ежилась. К вечеру третьего дня собралась с духом, достала старую записную книжку, сохранившуюся ёще с далёкой студенческой поры, найдя нужный номер телефона, долго сидела, не решаясь набрать...
Потом всё же позвонила. Пошли гудки вызова... один... второй... третий... -Досчитываю до пяти и кладу трубку, значит, не судьба, – подумала Елена, и тут трубку сняли.
–Алё? – голос принадлежал явно пожилой женщине.
– Здравствуйте, могу я попросить позвать к телефону Аркадия Ивановича?
– Аркаши сейчас нет, он будет часов в восемь вечера, что ему передать?
–Скажите, что Елена Малышева звонила.
Попрощавшись, Лена положила трубку. Не признаваясь себе, ждала восьми часов... Ни в восемь, ни в девять звонка не было. – Алька, Алька, мы с тобой обе невезучие! – грустно подумала Малышева, пошла в душ, и уже раздевшись, услышала звонок.
Завернувшись в полотенце, теряя тапки, рванула в комнату, боясь, что телефон умолкнет. Но телефон настойчиво звонил.
–Да? – сняв трубку, почти крикнула Елена и услышала такой любимый когда-то голос.
–Здравствуй, Леночка! Прости мою маму, она забыла мне сказать, что ты звонила, вспомнила вот только сейчас. Что-то стряслось? Тебе нужна помощь? Ты здорова? – он взволнованно засыпал её вопросами.
– Нет. Да. Нет, все нормально, – односложно отвечала Лена, едва справляясь с бешено бьющимся сердцем. – Аркадий, мне надо...
–Леночка, я в пятницу буду в Свердловске, кустовое совещание там, а часа в три освобожусь, сможем мы увидеться?
–Да!
–Значит, где и во сколько тебя ждать? Может быть, в ресторане посидим?
– Не хотелось бы, давай, в галерее, на Луначарского?
Он хохотнул: -Ты нисколько не меняешься, буду обязательно, в четыре?
– От четырех до пяти.
– Хорошо, буду очень ждать!
Попрощались. Елена задумчиво положила трубку, и только сейчас её начало трясти от холода. Быстренько добежав до ванной, долго отогревалась в горячей воде, трясло её долго, и виной этому был внутренний холод.
Леночка Малышева, хохотушка и заводила, черноглазая, ладненькая невысокая брюнетка, напоминающая статуэтку, ко всему относилась оптимистически, за легкий нрав и доброту её любили все однокурсники, учеба давалась ей легко, она успевала везде, казалось у этой девочки всё будет и дальше так хорошо и славно. С третьего курса их с Аркашей Славиным считали женихом и невестой. Одногруппники знали, что по окончанию института они поженятся, до диплома оставалось какая-то пара недель, когда случилось неприятное...
Леночка застала свою как бы лучшую подружку, полуодетую, сидящую на коленях у тоже полураздетого Аркаши. Разбираться, истерить, она не стала, просто молча ушла. Диплом защищала в сомнамбулическом состоянии,защитив и получив его,сразу уехала домой. Одногруппники, Аркаша, куратор, все пытались ей что-то объяснить, она никого и ничего не слышала – одна мысль была в голове: скорей, скорей уехать! Что-то сломалось в её душе, она перестала испытывать какие-то эмоции, вместо хохотушки Леночки,стал какой-то равнодушный автомат, не было ни боли от предательства, ни обиды... ничего.
Потом заболела и уже не поднялась мама, Лена пять лет ухаживала за ней, та печально смотрела на неё, испытывая огромную вину за свою немощность:
–Леночка! Ты бы отвлеклась, сходи с Валерой в кино хотя бы. Валера-сосед, долго и упорно ждал Лену, оказывал всяческие знаки внимания, но ледяную корку пробить не смог, женившись в конце концов на молоденькой девчонке. А Лена, схоронив мать, внезапно осознала, что ей уже тридцать пять... нет, она не стала бросаться в крайности, просто приняла это свое одиночество как данность и стала жить как и жила, просто и размеренно.
Несколько раз принимала ухаживания коллег, но вскоре ей становилось смертельно скучно, и романы затухали как сырые спички.
А вот эти девчонки из 56-ой,особенно Алька и Валька, так напомнили ей саму себя в двадцать лет, такие заводные, смешливые и веселые, они как-то встряхнули её, она с изумлением поняла, что ей стало интересно и наблюдать, и принимать какое-то участие в делах этой шумной группы. Вот и сейчас она с теплотой подумала, что Алька в своей такой бедовой ситуации пришла к ней за советом
Ближе к четырем у Лены начался мандраж – она никак не могла сосредоточиться, и директор Ольхин, внешне суровый, но добрейшей души мужик сказал:
–Иди-ка, Елена свет Борисовна, домой и, желательно, пешком, погоды пока стоят хорошие, вот и проветрись.
Лена шла неспеша, наслаждаясь нежарким уже солнышком, все медленнее и медленнее.
–А может, ну его, Аркашку? Страшно что-то, а Альке что-нибудь придумаем? А что придумаем, если приехав по распределению, ей через месяц рожать? Ну же, Лена, соберись!
Выдохнув,вошла в фойе и сразу же попала в плен внимательных серых глаз.Аркадий подлетел к ней, вручил букет шикарных роз и поцеловал в щеку.
–Боже, Леночка, ты стала ещё красивее! Я так рад тебя видеть... Может, ну её, галерею? Пойдем, погуляем?
– Да!
Пошли неспешным шагом в сторону так любимой многими свердловчанами плотинки. Аркаша рассказывал про однокурсников: что, где, как? В силу своей работы он много ездил в командировки, на семинары, встречался и общался со многими. Рассказал, что их 'классного няня', Заславского дети увезли жить в Израиль, а он, уезжая, плакал, не хотел бросать родину. Шедшие навстречу люди, особенно женщины, любовались такой красивой парой и с завистью поглядывали на розы.
–Леночка, ты озябла, пойдем погреемся, – Аркаша потянул её в недавно открытое кафе "Шоколадница" по типу московского, отличающегося невообразимыми десертами и такими же ценами.
–Аркаш, тут слишком дорого!
–Леночка, мы с тобой уже не студенты, получающие сорок рублей стипешки, пойдем.
Пока Лена наслаждалась горячим шоколадом, он не сводил с неё внимательных глаз:
– Так что у тебя за проблема?
Лена рассказала об Альке.
–Кто тебе эта, как я понял, наивная девочка?
– Одна из моих самых любимых за все время учениц. Светлая, добрая, оптимистка невероятная, ты же в своем "Пермьхлебе" немалый вес имеешь, может сможешь устроить такой запрос? Они пару дней назад спонтанно устроили первокурсникам( у нас традиция – выпускная группа шефствует над восьмиклашками-первокурсниками)такой великолепный праздник... Обычно приглашают кого-то из бывших выпускников, поговорят, чай попьют и все, – при слове чай Аркадий как-то странно поморщился, – а эти неугомонные придумали всякие розыгрыши, конкурсы, какие-то простенькие сувенирчики, пригласили Риту Васюкову. Она, при всей своей занятости, с большим удовольствием поучаствовала. Думала, что такую вечеринку пару недель готовили, а оказалось, девчонки придумали за вечер .
–Рита? Комсорг курса?
–Да, она на бисквитке работает, а Алька там практику проходила, вот и приглянулись друг другу.
–Рита, такая вся спортсменка, комсомолка, красавица недоступная?
–Что ты, она такая открытая, мать троих славных детишек: дочка и два оторвы-близнеца, мы с ней видимся иногда.
– Хотелось бы увидеть твою Альку, пообщаться. – Когда?
–Да хоть завтра! Так, – он взглянул на часы, по-мальчишески улыбнулся, – на поезд свой я благополучно опоздал, надо домой позвонить, мама будет усиленно придумывать страхи. Она у меня совсем сдала, старенькая, прибаливает часто, да и память, вот, подводит. За нас с Джеем, переживает всегда.
– А жена?
Он печально взглянул на неё:
–Во всем мире есть только одна женщина, которую я хотел, хочу и буду хотеть назвать своей женой – ты.
– Зачем?
– Что зачем?
– Зачем ты мне врешь?
–А меня все эти годы гложет то, что любимая моя девушка даже не попыталась кого-то спросить, что же тогда было на самом деле?
–А надо было? Все и так ясно было? – она поежилась как от озноба.
–Я тогда к тебе пришел пораньше, сюрприз, дурак, сделать решил, кто ж знал, что ты на автобус опоздаешь, а мне по-простому предложили чаю... Чаю, – он передернулся. – Я с тех пор его не пью, и была в том чае какая-то дрянь... меня неделю в больнице под капельницами держали выводя эту дрянь из организма. Зависть это была, банальная зависть. Как же, какая-то Ленка Малышева, из небогатой семьи отхватит мужа с красным дипломом и престижной работой, никто ж не сомневался, что я выберу Подмосковье. Я был в каком-то параллельном мире, ничего совсем не помню, она ж только рубашку и сняла, а на что-то ещё я был не способен, меня же оттуда на скорой увезли. Только вот ты... тебе, как оказалось, я был не очень-то и нужен... Да, дела минувших дней... Заславский, как говорится, встал на уши – защиту диплома ей завалили, повторную тоже, Иосиф Аронович сказал, что подлость надо наказывать. Вот так... Пойдем, с переговорного звякнем матери, а потом поищу гостиницу.
Как-то быстро поговорив с матерью, Аркадий, хитро поглядывая на Леночку, наменял в кассе монеток по пятнадцать копеек и потянул её в кабинку. Шустро, проговорив приветствие кому-то ответившему ему, протянул трубку Леночке.
– Она с удивлением взяла её и услышала такую знакомую речь: -Очень рррад!
Букву Р, как бы катая конфетку во рту и проглатывая часть буквы, произносил только их любимый классный нянь-Заславский.
–Иосиф Аронович, здравствуйте, это Лена Малышева!
