Текст книги "Цветик (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

И все, мамка стала не нужна, они барахтались, смеялись, дурачились.

Алька побежала на работу, все было как всегда... а в обед, когда она проверяла тесто на кислотность в её лабораторию зашел секретарь комбинатовского комитета ВЛКСМ – Валерка Сумкин.

Алька держалась от него на расстоянии – уж больно масляными глазками он смотрел на неё. Будучи простым водителем, был нормальным парнягой, а вот избрали его в январе секретарем, и полезло дерьмо из мальчика.

–Альбина, до меня дошли слухи, что ты, комсомолка, ездила сына крестить.

–Не знаю, слухами не интересуюсь, да и мне в отличие от некоторых, некогда. Кто такое сказал у того и спрашивай подробности.

–Слышь, девочка наша непорочного зачатия, давай полюбовно, ты уважишь меня, а я замолвлю словечко в райкоме, а то ведь и из комсомола можно вылететь. Че ломаешься, не убудет же от тебя!

Алька аккуратно подвинула тяжелую фарфоровую чашку с таким же пестиком к краю стола – в чашке было тесто растертое с водою и добавленным туда фенолфталеином, и как-то боком обошла Валеру.

–А морда не треснет? – она взяла в руки тяжелую литровую фарфоровую кружку и начала наливать туда реактивы.

–Ты что?

–А ничего, личико, вот, сейчас подпорчу, химия она знаешь ли... да и свидетелей нет, не докажешь, что я.

–Э-э-э, я, может, шутил?

–А я, вот, нет!

Он попятился и, взмахнув рукой, зацепил чашку с растертым тестом, белоснежный халат стал непонятно-ржаво-рыжим.

–Дура! – он выскочил за дверь, а Алька обессиленно опустилась на стул.

–Аля, что это Сумкин выскочил от тебя облитый? – заглянула Зоя Петровна. Увидев Алькино лицо, влетела: – Что?

–Противно, как дерьма наелась, – Алька коротко поведала о предложении Сумкина.

–Так, сейчас пойди проверь упаковку пряников, первая партия на отправку, чтобы все было на уровне, а я схожу кой куда, ненадолго.

И рванула директриса в райком партии.

Иван Егорович Редькин был самый что ни на есть местный, – "тут родился, тут женился, тут и пригодился", отсутствовал только по причине службы – прошел всю войну, мужик был битый, жестковатый, но справедливый. Над ним в районе тряслись и очень уважали, смогли отстоять всем миром, когда Егорыча хотели забрать в аппарат, на вышестоящую должность.

–Егорыч, – ворвалась к нему Зоя Петровна, – надо поговорить, срочно.

У Егорыча и Петровны давно сложилось доброе сотрудничество, он помогал всегда, последнее время постоянно ставя в пример нерадивым хозяйственникам хлебокомбинат. Гордился, что в их молодом городе из маленькой пекаренки вырос такой большой комплекс.

–Садись, Зоя Петровна, что ты такая взъерошенная?

Выслушав, помолчал, набрал номер телефона:

–Федор Фёдорович? Давай-ка ко мне быстро, минут на десять.

Стукнув в дверь, влетел секретарь райкома ВЛКСМ.

–Федор, ты почему ставишь в местные комсомольские организации непроверенных людей секретарями?

–Не понял, Иван Егорович?

–Я про Сумкина!

–Э-э-э, Сумкин, Сумкин, это хлебозавод? – взглянув на директрису, догадался он.

–Да!

–К стыду своему, ничего не могу сказать, это была рекомендация моего зама – Сергача.

–Так-так! Значит, после майских праздников весь актив, всех секретарей ко мне, на беседу. Шантажа, пока я жив, в городе не потерплю. Иди.

–Не переживай, Петровна, не дадим в обиду специалиста твоего, я ведь не понаслышке знаю, как она там у тебя крутится – моя сватья столько лет тестомесом работает, а как ваша Альбинка пришла, она ею не нахвалится. Говорит, что девочка толковая и с людьми умеет разговаривать, может её в райком забрать, а?

–Нет, не пойдет она, ей тут скучно будет, у неё ж глаза горят, когда на работе. Не повезло только, вот, с отцом ребенка, ну, да кто не ошибается? Самое гадкое в этой истории, что пакостник в нашем коллективе завелся.

–Исправим!

– Егорыч, все бы как ты были, а то приходят вот такие борзые Сумкины, походя людям жизнь могут испоганить. Я эту девочку в обиду никому не дам!

ГЛАВА 6.

А дома Серега сразу же потащил Альку в комнату: -Смотри!

Мишук стоял у диванчика, а брат отошел в другой конец комнаты и позвал: -Минь, иди, маленький, ко мне! Мишук поколебался, Серега опять позвал его и малышок решился и...пошел!!

– Сыночка! – Алька подлетела к нему и зацеловала своего мужичка. Радости от того, что Мишутка пошел, не было предела!

Первомай начался светлым, солнечным днем. Нарядный Мишук сидел на шее у Сережки и тянулся к шарикам и веточкам с бумажными цветочками. Принаряженные Алька и Антоновна присоединились к своему хлебозаводу – настроение у всех было праздничное, тут и там в небо улетали воздушные шарики, в колоннах слышались звуки гармошек, народ плясал и веселился и, проходя мимо руководителей города и района, радостно кричал: "Ура!!"

После демонстрации отметили Первомай, Алька испекла торт, который всем понравился:

–Аля, у нас такие торты в продаже будут? Очень понравился.

–Да, будет в первое время небольшой ассортимент, руку, вот, набьем, тогда месяца через два расширим, а к осени... брр.., газировка. Пока учимся, там, может, и весна наступит.

Алька раздала подарки, Серега тут же нацепил футболку, а Мишенька, пыхтя, пытался надеть сандалик, ничего не получалось, и он начал возмущенно ругаться, как всегда, на всю квартиру. Серега взял его на колени, шустро надел сандалики, и Минька весь исхвастался, показывая толстыми пальчиками на новые обувки.

– Вображулька растет или модник! – Серега с искренним удовольствием возился с племяшкой – Аль, он такой классный, и все понимает, как большой!

"Большой" же пытался уцепить его часы, а Антоновна вздохнув сказала: -Классный, как же! Кошки, вон, стрелой из дома удирают, он же, если ухватил какую, не отцепишь, силища немалая в руках.

Пришла Зоя Петровна, поздравила с праздником, похвалила торт, восхитилась шифоновым шарфом и выложила свои подарки – Миньке перепала вязаная кофточка, которую он тут же ухватил, а Альке... настоящие фирменные джинсы"Райфл".

–Зоя Петровна, это же... дорого, я не могу такой подарок.., я...

–Аля, не придумывай, мне, наоборот, очень приятно сделать вам с Мишуком подарки! – тот усиленно мусолил свой подарок и громко возмущался, потому что Серега пытался его отобрать.

–Вот, блин, командный голос-то, и вырабатывать не надо!

После обеда поехали к мамке, как всегда вскоре нарисовались ребята, пошли прогуляться и встретили Броню с глубоко беременной Галой, на удивление, Броня не тявкала, только смотрела презрительно и морщилась.

–Аль, где ты ей дорогу перешла хоть, чё она так тебя ненавидит? Вроде сыночек её и ты никогда рядом не стояли?

–Да из-за Людки всё!

–Людка сто лет как уехала. Чего волну поднимать?

Второго смотались на Колпаки, полазили, пофотографировались, подурачились, день пролетел быстро.

А третьего, важно задиравший нос Сумкин получил причитающееся. Иван Егорыч долго и дотошно расспрашивал всех комсомольских вожаков обо всем, что происходит в их организациях, дошла очередь и до Сумкина.

–Так, послушаем про хлебозаводские нужды.

–А у нас все хорошо, взносы платят исправно, проблем никаких. – отрапортовал Сумкин, явно красуясь собой перед начальством.

–Так уж и никаких?

–Нет!

–А как же пьяный дебош в общежитии цемзавода, устроенный вашим комсомольцем Федорчуком?

–Я... я не в курсе.

–А почему не была выдана характеристика для подачи документов на учебу пекарю Волчковой, и она пришла в райком за ней? А почему ваши комсомолки Иванова и Мусихина стали прогуливать занятия в вечерней школе?

Сумкин то бледнел, то краснел. Волчкова неделю ходила за ним, чтобы написал характеристику, потом пошла в райком к бывшему их секретарю, Оле Елагиной и та по старой памяти написала.

–Сергач, как Вы подбирали секретаря для хлебозавода?

– Ну, он из рабочих, не пьющий, активный, держит... держал руку на пульсе, так сказать, я был в курсе всех событий у них.

–Каких же?

–Ну... это... взносы сдавались вовремя, в лыжном пробеге принимали участие...

– И всё?

Сергач мялся, но ничего вспомнить не смог.

–Да, был сигнал, что их технолог, комсомолка, как её..? Ездила крестить сына, мы хотели вызвать её на бюро райкома, выговор объявить...

–От кого сигнал?

–Как от кого, вон, от Сумкина.

–Сумкин, Вы сами видели, своими глазами?

–Нет, но был сигнал из Медведки, от Брониславы Евтихиевны Кухтинской.

–Кто у нас из Медведки?

Встала невысокая девушка:

–Лидия Гущина, секретарь поселковой организации.

– Что вы можете сказать про это?

– А что говорить? – пожала плечами Гущина, – Броня, то есть Кухтинская, первая сплетница в поселке, постоянно что-то придумывает и сочиняет, а потом разносит по поселку.

–Вы лично, знаете что-то про крещение ребенка?

–Нет! Если б что и было, то мы бы все знали про это.

Гущина, старше Альки на два года, тоже попала под Бронино усиленное поливание грязью, и не собиралась очернять Альку, свидетелей не было, а Алькины одноклашки своих не продавали никогда.

–Значит, секретарь поверил навету первой сплетницы, а не своей комсомолке, которая за год работы сделала для города совсем не мало? Все, здесь сидящие, знают, что наш хлебозавод признан лучшим по Горнозаводско-Чусовскому кусту, а вы, первейшие помощники партии, занимаетесь сплетнями и хотите вызвать хорошего специалиста на бюро? Её, между прочим, Пермь пыталась забрать, она не захотела менять наш город, а вы поверили в грязь? Федор Федорович, это как называется? Кто у Вас в райкоме работает? Значит, так, райком КПСС проведет тщательную проверку деятельности райкома ВЛКСМ, поступали жалобы с литейного завода уже и не раз, я говорил разобраться? Не стали или не захотели? Вам, Федор Фёдорович, Сергачу и Сумкину остаться, остальные свободны.

–Ну что ж, поговорим, Федор Фёдорович у нас человек новый, начал неплохо, но... – и выстрелил вопросом в Сергача:

– Не понравилось, что тебя первым не поставили, решил по-тихому пакостить? Я был против, думал, ты в замах пересмотришь свое поведение... ошибся. Карьеру захотелось сделать, идя по головам? Не позволю, такие как ты и на фронте, и на зоне – крысятниками называются. Сумкин, на каком основании ты шантажировал технолога? Кто тебе дал право свои грязные, похотливые домыслы озвучивать? Ты кто, царь и Бог?

Когда Редькин говорил вот так, негромко, чеканя слова – все в городе знали – будет буря, и сейчас она разразилась.

–Срочно собираем расширенное заседание партийного и комсомольского актива, через два часа, будем решать с этими, приспособленцами...

Через три часа Сумкина исключили из комсомола, а Сергач получил строгий выговор с занесением в личное дело и отстранен от занимаемой должности. Сумкин в тот же день получил расчёт и уехал из города.

А Миша-большой в конце апреля, придя в неурочный час домой, застал свою жену в постели с прапорщиком Гнидюком. У прапорщика умерла жена, он собирался уезжать домой, куда-то на Украину и положил глаз на Светку, частенько забегая к ней на огонёк, пока "Тонков или на ученьях или на бабах".

–Бить не буду только в одном случае – если ты сию же минуту не напишешь заявление на развод. Нет – не обессудьте, будете работать на таблетки.

Прапорщик, хитрый, трусоватый по натуре тут же выдал: -Светочка, пиши уже эту бумагу, распишемось зараз и поидэм до мэнэ, хай вин подавытся!

Мишка все-таки не удержался, сунул кулаком тому под дых:

–Тебе слова не давали!! Светочка шустро написала заявление, их быстро развели – 'без шума и пыли', Тонков вздохнул с облегчением, продал по дешевке всю мебель, что приобрели за полтора года совместной жизни и с удовольствием переселился в общагу.

В средине мая Зою Петровну и Альку вызвали в райком, к самому Редькину. Алька его частенько видела его, идущего по улице, здоровалась, пробегая мимо – вечно спешила, но чтобы вот так, рядом и отвечать на его вопросы...

Она немного нервничала, особенно увидев в его кабинете директора цемзавода, завроно, секретаря райкома комсомола, директора быткомбината, ещё каких-то явно руководителей, совсем растерялась, запнулась на пороге, смущенно поздоровалась и юркнула в угол.

–Так, все на месте? – поднял голову от каких-то бумаг Егорыч. – Начнем. В начале июля к нам приезжают строители, да не простые, а из ГДР и Югославии. – По кабинету пронесся шум. – Да, приезжают наши братья-югославы и... – он кашлянул, – тоже... кхм... братья, не прошло и сорока лет, восточные немцы. Они будут строить новый жилой район со всей инфраструктурой полностью, нам надо их встретить и устроить так, чтобы комар носа не подточил. Значит, записывайте, кому и что надо сделать до первого июля...

Он начал перечислять, что и как. Алька в недоумении слушала – она-то здесь при чем?

–Так, дальше. Хлебозавод – вам для встречи дорогих гостей придется потрудиться: испечь каравай самый лучший – будем встречать хлебом-солью, выпечку всякую, угощение для праздничного стола, как, Альбина Михайловна, сможем не ударить в грязь лицом?

Алька смутилась до слёз:

–Должны!

–Облисполком выделяет нам средства для приведения в порядок города, встречи и расселения наших гостей, жду от всех служб подробного плана. Что и как будете делать, спрошу жёстко, вплоть до того, что партбилет на стол!

Отпустив всех, придержал за руку Альку: -Не торопись, девочка, давай, поближе пообщаемся, расскажи-ка мне о себе?

Алька уложилась в три предложения. Егорыч внимательно смотрел на неё, что-то решая. – Скажи, а можно будет чем-то удивить друзей, особенно немцев?

–Может, – подумав, произнесла Алька, – испечь какую-то их национальную выпечку?

–Вот, – просиял Егорыч, – Петровна, за что я люблю молодежь, они своим любопытством к жизни и нас, стариков, заводят! Думай, дочка, время есть, но через пару недель, чтобы уже определились со всем. Сколько твоему малышу уже?

–Через две недели годик.

–Так-так, Цветков? А имя?

– Мишук, – заулыбалась Зоя Петровна, – Михаил Михайлович! Я как раз хотела разговор о яслях завести.

–В новом большом детском комбинате, что по плану в первую очередь начнут строить, будет место для ребенка.

–Спасибо огромное! Алька даже и помыслить о яслях не могла, мест не хватало, и очередь была "с кобеля", по выражению мамки.

А ещё через неделю был для Альки сюрприз, нет, даже сюрпризище.

До этого пришло письмо от Валюхи, опять на восьми страницах, она вопила от восторга, увидев на фото своего крестника, три страницы перемежались восклицаниями: "какой он хорошенький!! Какая Алька молодец, что не стала никого, в том числе и её, слушать, а родила такого мужичка!!" На пяти фотках, Минька был запечатлен в разные минуты своей деятельности, особенно Вальке понравилась фотка, где он доверчиво прижимался к мамке, обещала в августе прискакать, знакомиться со своим крестником!

–А 'Сюрприз'?

–Аля, тебя на проходной какие-то два мужика спрашивают, выйди, – забежала в лабораторию экспедитор Наташка.

–Какие ещё мужики?

–Один старый, другой лет так сорока...

–Странно, кто такие?

Зайдя в проходную увидела двух невысоких, светлорусых мужчин, которые как-то напряженно вглядывались в неё, она удивленно присмотрелась к ним и замерла – оба были копией её братика. Такие же глаза, волосы... только братик вымахал за метр восемьдесят, а вот нос был у обоих как у Альки, с горбиной, фамильный – смеялась Алька.

. -Здравствуй, унучка! – произнес старший. – Я твой дед – Афанасий Грыгорович! А это дядька твой родный, Иван.

–Дедушка, Цветков? Брянский?

–Ну, а якой же, бряньский и есть!

Алька подлетела к ним и обняла своего ни разу не виденного деда, дед тоже крепко прижал её к себе: -От ты какая, унученька, пока единственная!

Одетый в немудрящую одежду, в кирзовых сапогах, дед вызывал умиление, у Альки бежали слёзы, а дед вытирая их сухой шершавой ладонью, приговаривал:

–Ну, будя, будя! Устретилися, вот!

Потом Альку обнимал дядька:

–Племянница, рад тебя видеть, давно мечтал!

–А унук Сяргей когда жа появится? – поинтересовался дед.

–Дедушка, я сейчас отпрошусь и пойдем, ему телеграмму дадим, думаю, если увидит телеграмму, сразу же и приедет, не позднее завтра.

Зоя Петровна без звука отпустила Альку, отправили по дороге телеграмму Сережке и пришли домой, где главный мужчина в доме, сидя на полу, раскидывал по сторонам игрушки.

–Маммма!! – увидел сынок Альку, кряхтя поднялся и побежал к ней.

–Не спеши, маленький! – Алька подхватила его на руки и повернулась к деду, – Минь, это твой дедушка!

Старый и малый с любопытством смотрели друг на друга, потом Мишка отмер:

–Де! – и потянулся к тому на руки.

–Ах, ты ж, пострелёнок! – обнимая "праунука", растроганно проговорил прадед, – да ты ж, моя радость!

Дядя Ваня тоже долго любовался малышом, тот немного посидев у него на руках опять потянулся к деду: – Де! – Старый и малый пришлись друг другу по душе, Мишка потащил его к своим игрушкам, усадил "де" на диван и начал складывать их деду в колени.

. -Я, унученька, давненько собирался до вас с Сяргеем, увидеть. Мишка усё вредничал, говорЯ, что... а, много чаго говорЯ, – махнул рукой дед, перемешивая русские и белорусские словечки, – я ждал-ждал, думал, ён позовет вас к себе, а вот когда узнал, про праунука, не сдержался, восемьдесят мне уже, а як и ня увижу свою хвамилию, продолжателей рода свояго. Вот Ваньку вызвал и обязал в ваш Урал поехать со мною. Ванька-то от другой моей жены – ваша рОдная бабка Арина, у тридцать втором годе сгорела за неделю, простыла так сильно, Мишке, батьку вашему тогда было десять, Филиппу-восьмой шел, я-то уже Беломорканал строил, упекли меня наши деревенские активисты – коммунисты, за то, что заявлению назад узял.

–Это как? – не поняла Алька.

–А так, написал у колхоз вступить, а дома родня набегла и отговаривать стала, узял яго назад, вот и припомнили.

Дед не спускал с рук Мишука, а тот и не собирался от деда отлипать.

– Батька, давай Сергея дождемся! Расскажешь сразу про все тому и другому, а то знаю тебя, разволнуешься и спать не сможешь! – проговорил Иван.

–Да, дедушка, идите с Мишуткой отдохните, а мы с дядь Ваней пельменей налепим. Дядюшка и Алька как-то сразу прониклись истинной симпатией друг к другу, общались на одной волне, получая огромное удовольствие.

–Родственные души мы с тобой, племяшка! – сделал вывод Иван, – Мишка, братец, много потерял, был я у него в гостях, могу сравнить теперь. А Сергей, он какой?

–Самый лучший в мире братик, он вылитый вы с дедом, только нос у него мамкин, мне ваш-то достался, может и у сыночка вырастет, фамильный.

Весь вечер дед возился с Мишуком, – "Правду говорят,старый и малый всегда общий язык найдут!" -сделала вывод Антоновна.

С ночным поездом Серега не приехал

–Значит, будет сегодня в ночь – наверное, не успела телеграмма вчера прийти, – сказала Алька. Мишук принес свои одежки, Алька одела его для прогулки, и мужичок, взяв деда за руку, потянул его к двери. Пошли гулять, знакомиться с Уралом, коляску брать не стали,

–Донесем, поди, по очереди Мишутку.

Алька повела их на самую высокую горку – с неё открывалась панорама города, как бы сбегавшего вниз по склону и упиравшегося в лес, которому, казалось, нет конца.

–Да, – помолчав сказал дед, – велика страна Россия! Суровый якой край у вас, но красивый!

–Алька-а-а! – донесся мужской голос,все обернулись – к ним бежал высокий юноша.

–О, вот и Сережка!

Подбежавший Серега во все глаза уставился на мужиков, а дед странно кашлянув, сдавленно проговорил:

–Чистый Хвилипп! Унучек!

Серега шагнул к деду, и дед, приникнув к его груди, всхлипнул.

–Это я от радости!

Мишук вертелся у Ивана на руках и тянулся к Сережке:

–Дя! дя!

– Иди уже, бандит, ко мне! – Серега ловко посадил его на шею и малыш звонко засмеялся. -Дядя Ваня, обнять уже не могу, извините, племяш только на шее и ездит.

–Серега, ты как добирался-то?

–Электричками, терпения не хватило ждать до вечера, это ж историческое событие – деда своего и дядю по отцу увидеть!

– Да, батька вашего дрыном надо отходить, своих оставить, ну, да чаго теперь говорить, хай живеть яак живеть, а я вот все жа вас увидел, и рад, что вы такие выросли! А и яак же ты на Хвилиппа похож, унучек, только Хвилипп нямного пониже был!

Филипп погиб в сорок четвертом, не дожив месяца до восемнадцати, дед, тоже хлебнувший фронтовых будней, до сих пор горевал по 'мальцу своему'.

Дома дед дотошно выспрашивал у Сережки про учёбу, потом пытал Альку – его интересовало всё: как росли, как учились, что интересует, что будет делать Серега после окончания института? – А то приезжай ко мне у Чаховку, дом, вульи, сад – все тебе отпишу!

–Дед, – смеялся Серега, – я уральский, мне без леса никак, и профессию я выбрал по душе, с лесом связанную, в гости, да, приеду, охота посмотреть на свои брянские корни, но жить – не, не смогу!

–Жаль, мне бы, дураку старому, пораньше вас увидеть!

–Не горюй, дедушка, увидел же !

Уложив малыша, долго сидели вели разговоры, дед рассказал, что пока был на Беломорканале, его пацанов и отца выгнали из хаты, объявили кулаками. А какие кулаки? Две пары штанов, двое деток без отца и матки, да пара деревянных кроватей со столом и лавками? И ходил старший, Мишка – батька ваш с холщовой торбою, побирался, где кусок хлеба, где картоплю, а где и камень, пущенный во след убегающему пацаненку, -'кулацкому выкормышу' получал. Филиппа-то баба Уля, матка жены моей, Арины, приголубила. А стара была, не потянула бы двоих-то, вот Мишка и вырос как волчонок, помнит детство-то, да опять же, своим детям, тоже безрадостное детство устроил.

–Не, дед, я помню, как меня на пшено или горох коленями ставил, за провинности, типа пролью или рассыплю там чего, платье вот порвала – на заборе повисла... Лучше так как у нас, чем постоянное наказание, или когда мать бил у нас на глазах, а мы рыдали и тряслись. А детство? Да нормальное оно у нас получилось, бедноватое, но веселое, – задумчиво проговорила Алька. – Учились хорошо, всегда были в гуще событий, ущемленными не были, на бедность никто внимания не обращал, да и многие так жили, нормально!

Серега улыбнулся:

– Алименты были "Царские". Я в пятом классе всю зиму в школу бегом бегал, в кедах.

–Ах ты ж, суккин сын! – выругался дед, – а мне ж всягда говорил, что его дети ни в чем не нуждаются, алименты платит исправно!

–Вот я и говорю, – опять заговорила Алька, – лучше без него, прости, дед, он твой сын, но мы выросли нормально, не дерганные, и не бил нас никто, Серега, вон, на горохе не стоял. Иван молчал, дед тяжко вздохнул...

– Дедуль, а ты где воевал?

– У сорок первом не взяли меня – с грыжей, Мишке семнадцать, Филиппу пятнадцать, были под немцем. Сумел я пацанов от Германии отбить, яак пострадавший от Советской власти, в ноги кланялся бургомистру, та ещё скотина, но вошел у положение. Устроил он их на дороги, латали-то постоянно, дождь пройдет и все, ни пройти, ни проехать, вот и была дорожная бригада из надежных людей. А пацаны там как подсобные были. А у сорок третьем нас троих сразу и призвали, меня ездовым поначалу во второй ешелон, а потом и на передовую попал, когда по Польше шли, бои везде были тяжелые, повыбил хриц много, вот я и... до Берлина, вместо лошадей в основном на пузе, но уже с автоматом. В Берлине был, да, расписался на этом ихнем рейстагу, за себя и Филиппа, а Мишку второго мая поранили, хорошо руку сохранили, хотели сначала отрезать, да войне-то конец, вот и смогли спасти руку-то.

–Дед, а награжден был?

–А яак же – самой что ни на есть солдатской – "За боевые заслуги"! Потом уже – "За Отвагу", "За взятие Берлина", "За Победу над Германией".

–Ух ты! Какой у нас героический дед!

–Не, Сяргей, обычный, тогда не до геройства было, просто тяжкая работа – землю от поганства очистить, вот и рвали жилы и гибли, не за медали. Это уж как повезет, были ж и такие, что к Герою представляли, а не получали, хотя там надо было враз двух Героев давать, а были и другие...

В воскресенье поехали в Медведку, деду сильно хотелось посмотреть, где они родились и учились, да и с невесткою познакомиться.

Мамка приняла их радушно – 'чё уж претензии предъявлять, когда столько лет без него живем, да и отец, что, ему свою голову приставил бы? Живет там, где-то, вот и пусть живет. Вы без него выросли, не пропали!'

Сережка уговорил деда и дядю съездить на пару дней в Свердловск и приехал оттуда дед преображенный, приодетый в цивильную одежду, но, как ни уговаривал его внук, не бросивший свои кирзачи.

–Дедуль, ты, прямо, лет десять скинул, глянь, какой молодой! – шутила Алька, а дед только ухмылялся, он приладился ходить 'у гастроном, кой чаго прикупить'. Решили уезжать после дня рождения Мишутки, до него осталось три дня.

Вот и сейчас он вышел из гастронома, неся в нитяной авоське треугольные пакеты с молоком, жизненно необходимые ему папиросы "Беломорканал", какие-то кулёчки...

По улице навстречу быстро двигалась группа людей во главе с секретарем райкома – Редькиным. Егорыч, не снижая голоса, что-то сердито выговаривал идущему рядом солидному мужчине, дед же, услышав этот голос замер столбом, прямо посредине тротуара. Он, казалось, не дышал, просто стоял и смотрел на Редькина, редкие прохожие, обходили его, а он ничего не замечая, смотрел и не двигался.

– Дедушка, вы мешаете! Отойдите пожалуйста! – шедший впереди всех молодой мужчина, сделал деду замечание, тот не слышал...

Редькин приблизился на расстояние трех-четырёх шагов и взглянул на стоящего столбом деда, поморщился,.. вдруг запнулся, остановился... вгляделся и, не глядя, кому, – резко сунул свою папку с документами... Дед все так же молчал и не сводил глаз с Редькина... Егорыч тоже смотрел только на деда, сопровождающие его остановились, недоуменно глядя на обоих. Редькин, как сомнамбула шагнул к деду, не говоря ни слова, обнял его и замер... Дед бросил свою авоську и тоже изо всех сил стиснул Егорыча. Так и стояли, обнявшись два мужика, и было понятно, что встретились давние друзья.

–Ванька!! – всхлипнув, шепнул дед, – Ванька, живой!!

–Старый!! Старый, я и не надеялся, что тебя тебя в этой жизни увижу!!

–Товарищи, – повернулся Егорыч к сопровождающим, – это мой фронтовой друг, который вытащил меня полумертвого, если б не старый, то есть Панас...– он сглотнул, – это такая радость, непередаваемая!

А дед, глядя куда-то вбок, позвал:

–Вань, хади сюды!

Сбоку вывернулся дядя Ваня с Мишуком на руках:

–Вот, Ванька, – сказал дед Редькину, забирая у Ивана Мишутку, – последыш мой, у сорок пятом сгондобил, в честь тебя названный! Я думал, не выжил ты, уж очень пораненый был!

Редькин порывисто обнял своего тезку..

–Я на фронте ни разу не прослезился, а сейчас глаза на мокром месте... Старый, ты жив!! Это же счастье!! Ты здесь откуда?

–К унучке приехав!

–Вечером жду тебя с тезкой у себя, часов в шесть! Сейчас надо проверку закончить, жду. Не прощаюсь!-ещё раз обняв деда, Редькин, улыбаясь и сияя, пошел дальше, дед же только сейчас вспомнил про свою авоську.

–Дедушка, возьмите! – протянул её какой-то парнишка, – Дедушка, а вы можете к нам в школу прийти завтра? Вы ж с самим Редькиным воевали! Пожалуйста, мы вас будем ждать!

–Я, малец, деревенский мужик, говорить-то и не умею, яак надо.

–А Вы как умеете, нам всё интересно будет.

–Я с Иваном Редькиным посоветуюсь, яак он скажеть!

Дома дед рассуждал:

–Вот ведь как бывает, я думал, Ваньки нет... а он, эх, как хорошо! Я ж у сорок четвертом, у декабре яго на спине тащил, боялся, не успею, у медсанбате сестричка головой качала – 'вряд ли выживеть'. Мне ж 'За отвагу' за Ваньку вручили – вытащил раненого командира, там жеж головы поднять нельзя было...

–Бать, я знал, что в честь твоего командира назван, а он такой мужик, видно, что настоящий!

В городе новость, что Редькин встретил фронтового друга, который спас его, распространилась в одно мгновенье, и пришедшая с работы Алька, удивленно сказала:

–Надо же, через тридцать шесть лет Егорыч однополчанина встретил, вот бы глянуть на него!

Дядюшка засмеялся:

–Смотри, вот сидит!

–Дедуль, ты?

–Я, Алька, я!

Редькин и дед засиделись далеко за полночь. Сначала деда и сына встретила вся многочисленная редькинская семья. Дед даже растерялся от такого внимания и изъявления благодарностей за своего Егорыча. Постепенно все разошлись, оставив фронтовиков наедине, которые долго-долго вспоминали, много курили и тяжело вздыхали, поминая погибших.

Дед закинул удочку:

–Вань, ты ж хозяин всего раёну?

–Ну примерно так!

–А унучечка моя, как я слыхав от людей, хорошая дивчина? Так подмогни жеж ей, вон, у тебя стройка какая начнется, ей бы хоть маленькую комнатенку, но свою, мальчишка-то растёть.

–Не переживай, Панас (Панас так звали деда на родине, так на это имя он и отзывался, редко вспоминая, что Афанасий), ты меня знаешь, своими молодыми специалистами мы дорожим, и в планах есть квартиры для них. Надеюсь, в следующем году приедешь к внучке на новоселье?

–Если жив буду, Вань.

–Ты у нас самый старый был, мы-то все двадцатилетние пацаны считали тебя глубоким стариканом – сорок три или четыре тебе было?

–Сорок чатыри, а вот уже восемь десятков через два месяца стукнеть.-

–А мы над тобой хихикали, хотя Лёшку-то именно твоя осмотрительность уберегла, помнишь, как он, желторотый все норовил из окопа выглянуть, а ты его за штаны успел стянуть?

–Эге ж, он потом от всего шарахался, когда понЯл, что пуля рядом была...

–Давай так договоримся: будем живы, на следующий год, на Победу соберу всех – Михнева, Буряка, Алёшку Сиротина, Егорыча, Витька Соболева, и ты обязательно приезжай, а? Сиротина совсем не узнаешь-такая махина выросла из мелкого щуплого пацана.

–Я, Вань, доживу, точно, это ж надо было к унучке приехать, штобы тебя устретить, живога! Я, Ванька, встрепенулся сильно, наших поглядеть – обнять, ох как хочу, да и праунук у меня, ох и парнишка, зовёть меня – Де!

Редькин одобрил поход в школу, пришел с ним сам, и в полном спортзале они с дедом долго рассказывали о фронтовых буднях, не касаясь тяжелых боёв. Когда же бойкий старшеклассник спросил про бои, дед, помолчав, сказал:

–Не приведи, Господи, кому-то испытывать такое, худой мир, он лучше!

Отпраздновали годик Мишутки, приехали Алькины орлы, дед и Андрюха мгновенно подружились, сидели, негромко разговаривая и получая удовольствие от общения.

Мишутка же пытался выговорить имена всех, к нему пристали Петька и Гешка:

–Минька, скажи – Петя! – Минька говорил – Пе!, Геша!-Ге! Андрюха!– молчание, Андрей!– тишина... и потом звонкое: – Дей! Дей подорвался к мелкому и начал его тискать, Мишук заливался смехом, дед же одобрительно кивал головой.

Под вечер провожали их с дядюшкой большой компанией, пришел и Редькин с женой и внуками. Все расцеловались с дедом, Алька всплакнула, дед тоже прослезился:

–Приеду! Унучка, точно, ждать-то будешь?

–Мы с Серегой богаче на деда и дядюшку стали, всегда будем вам рады!(Забегая вперед – дед дожил до девяноста семи лет, последние пять доживал у Альки и ругалась на него Алька только из-за кирзовых сапог и постоянного курения!)