Текст книги "Фигляр дьявола"

Автор книги: Мюррей Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Малыш Пи задумался над этим превосходным советом, и тут его осенило:

– Ты хочешь сказать, что ничего не знал…

– Именно так. И я забуду о том, что слышал. Но в следующий раз тебе может не повезти.

Лукко поднялся. Теперь ему стало понятным и наличие фургона телефонной компании, который он заметил на Двадцать восьмой улице напротив заднего входа в больницу, и появление в больнице мускулистых «медбратьев», протиравших уже вымытый коридор.

Малыш Пи выглядел подавленным, он продолжал смотреть на сержанта, но достоинство члена «Острого когтя» в любом случае не позволяло ему поблагодарить полицейского.

Лукко подошел к двери и остановился, будто вспоминая какую-то незначительную мелочь. Он вернулся к кровати и наклонился над Малышом.

– Ты выбрал единственный путь, чтобы избежать наказания, и это разумно. Разумно самому помогать себе, потому что мы приходим в этот мир в одиночку и в одиночку уходим из него, не так ли?

Малыш Пи настороженно посмотрел на него. Куда клонит этот мент?

Эдди Лукко достал из кармана фотографию. Симпатичная белая девушка, глаза закрыты. Похожа на мертвую. Малыш пожал здоровым плечом и покачал головой.

– Я ее не знаю, парень.

– Отравилась «крэком», ее нашли две недели назад на Центральном вокзале. У кого она могла получить наркотик?

– Послушай… да она могла купить его у двадцати, тридцати, «докторов», ошивающихся на вокзале и соседних улицах.

«Докторами» члены банды называли уличных торговцев наркотиками.

– Да, конечно. – Лукко засунул фотографию обратно в карман и повернулся, чтобы уйти.

– А у нее была при себе сумочка?

Сержант замер, глядя на дверь, волосы у него на затылке встали дыбом.

– Нет.

Он продолжал стоять, не двигаясь.

– Там только Апач срезает сумочки. Другим способом он не может достать денег на наркотики. Он примечает какую-нибудь девушку, подкрадывается, срезает сумочку и убегает. Сумасшествие, конечно, но он не выбрасывает сумочки и содержимое. Там у него есть укромное местечко под тротуаром, так оно забито сумочками и прочей мурой. Забирает только наличные, а кредитные карточки не берет, потому что не знает, как ими пользоваться. Ну и, конечно, наркотики, если попадаются, а более или менее ценные вещи продает. Поищи там, если у твоей отравившейся не было при себе сумочки.

– А где это место, Малыш? – спросил Лукко таким тоном, словно это вовсе и не имело для него никакого значения.

С окруженной аркадами террасы ресторана отеля «Вилла Сен-Мишель» открывался потрясающий вид на ночную Флоренцию. Из бара доносились звуки пианино, исполнялись мелодии из популярных мюзиклов Ллойда Уэббера. Официанты в белых пиджаках и черных галстуках бесшумно и сноровисто обслуживали десять или двенадцать столиков. Мужчина в пиджаке из верблюжьей шерсти, потягивая апельсиновый сок, сидел за стойкой украшенного фресками бара, откуда хорошо просматривался ресторан. После встречи в Париже его коллега сменил блейзер цвета морской волны на зеленый пиджак из шерсти и темные брюки. Сначала Юджин даже не заметил его, потому что внимание его было обращено на парочку загорелых мужчин лет тридцати пяти. Один из них, возможно, был европейцем, а во втором оливковый цвет кожи, широкие скулы и усы выдавали южноамериканца. Они сидели за столиком в дальнем конце бара, держа под наблюдением все пространство. Вина на столике не было, только бутылка минеральной воды, мужчины поглощали салат и рыбное филе. Рядом с каждым, чтобы можно было легко дотянуться, стоял прямоугольный чемодан-дипломат, и у Пирсона не было никаких сомнений в том, что в них находятся автоматы «узи».

Остановившись возле стойки бара и не обращая внимания на телохранителя в пиджаке из верблюжьей шерсти, Пирсон заметил еще одного телохранителя, медленно прогуливавшегося во внутреннем дворике рядом с террасой ресторана. Этот был одет в длинный хлопчатобумажный плащ, правую руку держал в кармане, готовый в любой момент воспользоваться каким-то солидным оружием, висевшим на плече под плащом. Потом Пирсон перевел взгляд на Рестрепо и второго человека. Перед отъездом из Дублина Юджин попросил начальника разведки ИРА снабдить его всей имеющейся информацией о картеле и особенно о Пабло Энвигадо.

Он изучил бумаги, включая секретные документы департамента полиции Нью-Йорка, добытые тайными сторонниками ИРА. Просмотрел фотографии и редкие видеозаписи Энвигадо и его советников. Энвигадо посещает футбольный матч в Санта Фе в своей любимой провинции Антьокии, Энвигадо во время корриды в окрестностях Медельина, где толпа приветствует его радостными улыбками и аплодисментами. А разве не он построил новые дома и больницу, да и этот стадион для корриды и все для местных бедняков, считавших его современным Робин Гудом?

Таким образом Юджин Пирсон имел представление о фигуре и внешности колумбийского крестного отца кокаинового картеля. По мере того как он подходил к их столику, у него исчезали последние сомнения в том, что это был именно Пабло Энвигадо. Дон Пабло, как уважительно называли его соратники.

Боже мой, какой прекрасный шанс для его ареста. Преступник номер один, разыскиваемый в Колумбии. Человек, при попытке схватить или убить которого американская таможенная служба, управление по борьбе с наркотиками и ЦРУ потеряли двенадцать отличных агентов. Человек, ответственный за то, что в Колумбии воцарилось постоянное осадное положение, приказавший «казнить» предыдущего президента страны Эмилио Барко, посмевшего дать согласие на выдачу Соединенным Штатам главарей картеля по обвинению в контрабанде наркотиков, тайной деятельности, убийствах, вымогательстве. Другие, более цивилизованные заправилы картеля даже заключили тайную сделку с тайной полицией Боготы с целью схватить Энвигадо и убить его, чтобы вернуться к прошлому, более приемлемому положению вещей, к тем временам, когда не допускалось убийство любого полицейского в ранге выше капитана и чиновника в ранге выше младшего окружного судьи.

В мире бизнеса, где обычным способом подкупа неугодного, соблюдающего закон чиновника является вежливое предложение получить пару миллионов долларов в любой точке земного шара или лишиться любимого отпрыска, жены или брата, осуществляемые с одобрения Пабло поголовные убийства были не только неоправданными, но и губительными для самой прибыльной колумбийской индустрии – изготовления, контрабанды и распространения кокаина.

Пирсон уже оправился от пощечины и унижения. Он понимал, что у него есть два выхода, как и тогда, на склоне холма в Уиклоу, когда Брендан Кейси приказал ему – иначе это и нельзя было назвать – от имени организации продолжить переговоры с колумбийцами с целью получить согласие картеля на распространение наркотиков в Европе, включая и его горячо любимую Ирландию, чьи крупные города – Дублин и Корк – уже начала захлестывать волна пристрастия к героину и гашишу. Бог свидетель, он насмотрелся на это в суде. А пристрастие к наркотикам тянуло за собой жестокие преступления с целью добыть денег для удовлетворения пагубной привычки.

Можно, конечно, обратиться к властям Дублина, но это означает крах его профессиональной карьеры, несмываемый позор не только для него, но и для Мараид и любимой Сиобан, отказ от борьбы, которой посвятил жизнь, а может быть, и смерть. Или же он может продолжить переговоры, чтобы впоследствии контролировать разработанные Кейси планы (на что его, без сомнения, подтолкнули толстосумы, нажившиеся на вооруженной борьбе и разбогатевшие на отмывании денег, вымогательстве, порнографии и проституции в массажных кабинетах Белфаста) и, пользуясь своим положением и изворотливым умом, расстроить их и уничтожить Брендана Кейси, к которому он испытывал теперь непреодолимую ненависть.

Рестрепо бросил взгляд на приближающегося Пирсона. Судья подержал на лице намоченное холодной водой полотенце, и следа на левой щеке и скуле от пощечины Рестрепо уже почти не видно. На судье был отличный твидовый пиджак от «Брукс бразерс» с этикетками этого нью-йоркского магазина, что соответствовало его роли торговца антикварными книгами Джеймса Ханлона.

Пирсон был зол, что его швырнули на пол в прекрасно обставленном гостиничном номере, но чувствовал себя уверенно от того, что принял решение продолжить переговоры и с головой пуститься в это рискованное предприятие. Да, он найдет способ, и да поможет ему Господь полностью развалить его, и причем так, что никто не сможет заподозрить его – патриота, о котором в один прекрасный день будут распевать песни в прокуренных барах Ирландии.

Рестрепо встал и подвинул кресло для Пирсона, бросив на судью прямо-таки дружелюбный взгляд.

– Прошу, присоединяйтесь к нам, мистер Ханлон. Я искренне надеюсь, что вас не обидела наша предыдущая деловая консультация.

Пирсон, в свою очередь, посмотрел на Рестрепо взглядом, который как бы говорил: «Нет проблем, я реально смотрю на вещи, и мы играем в жестокую игру. Оставим личные счеты».

– Оставим личные счеты, – пробормотал Рестрепо, наблюдая, как судья усаживается за стол.

– Хватит об этом. Поговорим лучше о будущем.

Пирсон взглянул в затянутые поволокой глаза второго мужчины, сидевшего за столом напротив. И в глубине души поклялся, что увидит его в преисподней.

– Я очень рассердился на Луиса. У него шалят нервы, а все эти путешествия очень утомили его.

«Боже мой, – промелькнуло в голове судьи, – это же Энвигадо, спокойный… властный. Как Падрик, который скоро станет премьер-министром».

– Я понимаю.

«Я понимаю? Этот ублюдок влепил пощечину судье апелляционного суда Ирландии и патриоту, швырнул меня на пол, а я сижу здесь и говорю, что понимаю? Матерь Божья, дай мне силы вытерпеть этого ублюдка, да простит меня Бог».

– Луис, извинись. Немедленно.

Рестрепо повернулся к Пирсону.

– Глубоко сожалею, сеньор. Я вел себя как… – Он подождал, пока официант передавал Пирсону меню и наливал в бокал белое вино «Шардонне», – …как животное.

Заключительную часть фразы он произнес тише и тоном искреннего раскаяния.

– Забудем об этом. – Пирсон улыбнулся, почувствовав при этом боль в щеке. – Но если я когда-нибудь встречу вас на темной дорожке, после того как мы завершим наши дела, то найму троих убийц, чтобы они перерезали вашу поганую глотку.

Энвигадо хмыкнул в салфетку, а затем рассмеялся. Его по-настоящему позабавили слова судьи.

– Вы говорите, прямо как колумбиец! – И доверительным тоном добавил по-испански, обращаясь к Рестрепо. – Мне нравится этот человек…

«Всего один верный удар, – подумал Пирсон, – и ты мертвец, Рестрепо. Не связывайся с „временными“ и держись от них подальше». Судья усмехнулся.

– А теперь расскажите мне о своих планах, джентльмены…

6
Джейк разговорился

Ему стукнуло лет сорок пять. Высокий и тощий, с вытянутым угловатым лицом, покрытым въевшейся городской грязью. Поверх черной футболки с короткими рукавами на нем надето несколько рубашек, выбивающихся наружу из рваных джинсов. Длинные, до плеч, волосы перевязаны на лбу ленточкой. Лукко подумал, что он действительно выглядит, как апач, только, как совсем опустившийся апач. Двое полицейских вели его к ожидавшему фургону, а он громко кричал о своих правах и клялся, что грязная дыра под крышкой канализационного люка не имеет к нему никакого отношения, он просто заночевал там, потому что шел дождь, а больше податься ему некуда, так как мэр Нью-Йорка целенаправленно проводит политику искоренения в городе всех апачей.

Джо и Олби Ковик были близнецами. Они работали экспертами в отделе осмотра места происшествия, который не входил в 14-й полицейский участок, но обслуживал отдел по расследованию убийств. Даже во время предварительного осмотра места происшествия ничто не ускользнуло от их внимания. Эдди как-то прочитал об английских полицейских из знаменитого отдела по борьбе с терроризмом Скотленд-Ярда, которые во время обыска перевернули вверх дном конспиративную квартиру ИРА в Лондоне, а спустя четыре месяца, работавшие в доме маляры нашли фальшивые паспорта, несколько обойм с патронами и список важных лиц, подлежащих уничтожению. Близнецы Ковик ни в коем случае не опростоволосились бы подобным образом. Они не отличались разговорчивостью, но, когда уходили с места преступления, можно было быть уверенным, что ничто не ускользнуло от их опыта и интуиции.

Эдди наблюдал, как они работали в грязной норе под тротуаром, которую Апач назвал своим домом. Джо сделал снимки «полароидом», а потом начал вынимать лежащие сверху ворованные сумочки, кошельки, чемоданы, коробки из-под пищевых полуфабрикатов, журналы для женщин, смятые бумажные пакетики, подобные тому, что был зажат в вытянутой руке неизвестной мертвой девушки на Центральном вокзале, грязные носки и футболки, банки из-под пива и прочую дребедень. Каждый предмет, представляющий интерес, фотографировался отдельно, укладывался в чистый пластиковый пакет, помечавшийся специальной биркой.

Время от времени Джо появлялся над крышкой люка, вытаскивая очередную порцию пакетов с вещественными доказательствами и передавая их молодому стажеру-детективу Уолтеру Расселлу.

Эдди Лукко испытывал желание забраться в эту дыру и порыться там, он нутром чуял, что обнаружит что-нибудь, что позволит ему опознать ту худенькую, похожую на бродяжку, девушку, чье лицо похоже на ангела, когда полицейский фотограф вымыл его и расчесал ее длинные прекрасные волосы. Но он был слишком опытен, чтобы проявлять нетерпение, потому что никто бы не разобрался лучше и быстрее с этим хламом, чем близнецы Ковик. И все-таки он испытывал большое нетерпение. Лукко понимал, что Малруни и Джимми Гарсиа из отдела по розыску пропавших без вести правы – он зациклился на этой девушке. Чем-то глубоко тронул его этот труп, и ему не хотелось, чтобы его положили в гроб без всякой надписи и передали мрачному, измученному, изредка отпускающему ехидные шуточки лодочнику, который в сером предрассветном тумане переправит его через Ист-Ривер на мрачный, унылый остров и опустит в безымянную могилу на кладбище для бедняков и бродяг.

Это стало для него делом чести.

Эдди был уверен в успехе и ожидал, что вот-вот раздастся крик Олби или Джо: «Эй, шеф, мы кое-что нашли», но вместо этого слышал только шум машин и печальные гудки пароходов на Гудзоне.

Он поежился и бросил взгляд на часы. В участке считали, что нынешнее мероприятие связано с Патрисом и убийством Ортеги, потому что никто не стал бы тратить деньги и время на какую-то мертвую наркоманку.

– Эй, шеф… – это был голос Олби Ковика.

– Да, что там?

– Ну и вонища же здесь.

В эту же пятницу (а именно в пятницу Эдди Лукко обыскивал «гнездышко» Апача) за три с лишним тысячи миль через Атлантику куратор направления «Вест-8» секретной разведывательной службы добавлял оливкового масла в лук, жарившийся в глубокой большой сковороде, стоявшей на конфорке газовой плиты в уютной кухне загородного дома.

– Спайк слегка прихрамывает, наверное, потянул ногу. Не лей слишком много оливкового масла, а то все просто слипнется. Ты откроешь вино или мне открыть? Боже, что за неделя была. А как дела в твоем офисе?

Дэвид Джардин улыбнулся и закрыл пробкой бутылку «Олио ди олива» – тосканского оливкового масла первого отжима компании «Тэйлор энд Лейк» из Оксфорда.

– У собак это бывает, наверное, потянул мышцу. Не открывай… (Дэвид знал, что его обожаемая жена Дороти под его словами «не открывай» правильно поймет «не выбирай»)… калифорнийское, моя голубка, это будет слишком шикарно и изысканно. И не строй мне рожицы.

– Я открою «Бароло», оно пойдет к рисовому пудингу. Зачем так много чеснока, Дэвид? От нас будет нести, как от этрусских землекопов.

– Это полезно для сердца. Попробуем «Шато де Бон Дье», только не 78-го года, у нас есть пара бутылок 85-го, вот одну и попробуем.

– Сухое красное вино с рисовым пудингом? Думаешь, подойдет?

– Так что за неделя у тебя была?

Джардин убавил газ под кастрюлей с бараньим бульоном, куда добавил кожуру от ветчины, порезанную на мелкие кусочки на разделочной доске рядом с плитой.

– Просто ужасная неделя.

– Ох, вот это здорово.

– Этот чертов коротышка Ангус Агнью решил взять интервью у труппы бельгийских комиков на французском языке. Эти бельгийские комики несли какую-то несуразицу, и в результате мы получили интервью на французском, в ходе которого никто не смеется и которое будет показано в десять сорок вечера с чертовыми субтитрами. Я бы торжественно вытряхнула внутренности из этого претенциозного маленького засранца.

Джардина разобрал смех, и он даже обжег мизинец о сковороду.

Дороти вернулась в кухню из кладовой и стала с таким удовольствием вкручивать штопор в пробку, будто действительно думала, что перед ней Ангус Агнью.

– Ты не заметила, сколько раз упомянула Бога в своей речи?

– Нет, и я его не упоминала. Прекрасный букет, это урожая 78-го года.

– Тебе повезло, что ты взяла именно эту бутылку, ведь в винном погребе снова перегорела лампочка.

Пробка с шумом вылетела из бутылки.

– А где ты так загорел, или я не должна об этом спрашивать?

– Я был в Эр-Рияде.

– О-хо-хо. Вот как? Но разве там не идет маленькая война или что-то в этом роде?

– Да вроде так. У меня было небольшое дело к Чарли Малоуну. Он расхаживает там в форме полковника Генерального штаба. Поездка заняла всего пару дней.

– Милый Чарли. Могу себе представить его. Дэвид, не сожги рис, пора добавлять бульон. Боже, а что ты бросил туда?

– Шкурку от ветчины, это будет восхитительно. Вот ты, кстати, и помянула Бога.

– А у тебя все по-другому. Похоже, ты постоянно советуешься с Богом, даже после того, как сменил веру.

– Ты говоришь так, будто я вообще двоеверец.

– А как насчет ракет «Скад», ты не испугался?..

Дороти села за выскобленный сосновый стол, который считался обеденным. Откинувшись назад и не отрывая глаз от мужа, она сняла с уэльской полки для посуды два стакана.

Джардин отвернулся от плиты, подошел к жене, наклонился и поцеловал ее в лоб, отбросив волосы с лица.

– Ты же знаешь, что я слишком толстокожий, чтобы бояться, – пробормотал он и коснулся рукой щеки жены.

Волосы ее пахли точно так же, как и в тот полдень, когда они впервые занялись любовью позади павильона для игры в крикет в последний день его пребывания в Оксфорде. Дороти было тогда двадцать лет, она потрясающе привлекательна, загорелая, грациозная. Как раз в его вкусе. А теперь получилось бы две с половиной таких девушки из крупной, располневшей, курящей Дороти Джардин – шефа отдела новостей телецентра. Но от этого он любил ее еще больше.

Но все-таки загорелые и грациозные женщины время от времени неудержимо влекли его к себе. Он рассказал об этом Богу через духовника-иезуита отца Уитли из церкви на Фарм-стрит в лондонском районе Мейфэр. И Бог через отца Уитли сообщил, что понял его и простил, но супружеская измена является грехом, и Джардин должен стараться быть верным своему брачному обету. Подобные сообщения Бог посылал Джардину не единожды, прощая каждый раз за грех, в котором тот вроде бы искренне раскаивался.

И Дэвид каялся гораздо чаще, чем в действительности испытывал раскаяние, но покаяния касались только того, что на самом деле он не испытывал сколь-нибудь серьезных угрызений совести из-за своих маленьких наслаждений, легких шалостей с грациозными, молоденькими девушками – хотя именно с такими уже редко приходилось иметь дело – не жалел о своей изредка вспыхивавшей страсти к стройным ножкам.

Отец Уитли сказал, что каждый христианин должен быть в ладах со своей совестью. Нам всем надо стараться походить на Христа, и Джардин чувствами и разумом был согласен с этими словами. «Старайся, сын мой, – предостерег священник, – но не терзай себя тревогами, потому что все мы люди. И все мы бренны. Господь любит нас и вознаградит наши искренние усилия быть похожими на него».

«Аминь», – подумал Джардин и нежно поцеловал Дороти, прежде чем снова вернуться к пудингу.

Дороти посмотрела, как он занимается приготовлением пищи, потом взглянула на свои полные, пухлые руки и снова на мужа.

– Ты в самом деле большой и нежный прохвост, – она налила вино в стаканы, – поэтому давай выпьем за твое благополучное возвращение. И за окончание этой проклятой недели.

– И за мучительную, продолжительную смерть Ангуса Агнью, которую покажут в лучшее телевизионное время без субтитров.

– Аминь.

Жилище Дэвида Джардина представляло собой уютный сельский дом на окраине обширного охотничьего имения в Уилтшир-Даунс. Они с Дороти купили его в 1973 году вместе с четырьмя акрами леса и луга, на котором он и стоял. Покупка состоялась на деньги, вырученные от продажи их лондонской трехкомнатной квартиры в Хайгейте и акций, доставшихся Дэвиду после смерти отца, погибшего в результате дорожного происшествия при столкновении его велосипеда с автобусом на Трафальгар-сквер. Да плюс еще твердая пятипроцентная ссуда, предоставленная банком, имевшим неофициальные контакты с «фирмой».

Перед домом протянулся прекрасный луг, росло несколько яблонь и вишен, с востока и севера луг окружала березовая роща, а на западе луг плавно спускался к фруктовому саду. Построен дом был в 1638 году для местного сквайра, погибшего вскоре в мощеном булыжником внутреннем дворике, когда он с мечом в руках защищал своего девятнадцатилетнего сына, потерявшего ногу во время второй битвы при Ньюбери, и за которым охотились шотландские кавалеристы Кромвеля. Дом подожгли, а сына казнили в сарае, где он прятался, но перед этим он успел отправить к праотцам троих «круглоголовых». Двоих застрелил из седельных пистолетов, а третьего убил, метнув через весь сарай кавалерийский тесак.

Отца и сына похоронили на маленьком церковном кладбище, и Джардин с Дороти приносили цветы на их могилы каждую весну в годовщину того дня, когда в 1648 году сэр Ричард и Гай Фодерингем храбро погибли в бою. Этот ритуал превратился у них в непременную семейную традицию, и когда их дочь Салли и маленький Эндрю бывали дома, то всегда сопровождали родителей на кладбище. Викарий местного прихода как-то сделал замечание по поводу «маленькой церемонии» и попытался выразить свое неудовольствие, на что Джардин вежливо поинтересовался, не собираются ли викарий и живущий с ним любовник устроить маленькую неофициальную церемонию, чтобы освятить свой союз. С тех пор они были с викарием на ножах.

«Конечно, у Дэвида в характере есть слабости, – подумала Дороти, наблюдая за мужем, возившимся с рисовым пудингом, – что делает его вовсе неплохим парнем. Но очень хорошо, что он, похоже, не подозревает о них».

Когда Салли слегка задурила, учась в последнем классе школы-интерната, именно Дэвид взял отпуск, несмотря на панику, царившую в его офисе в связи с вторжением американцев в Панаму, поехал на машине в Дорсет, привез девушку домой, сидел с ней, выслушивал, ласково убеждал, страдая от вспышек раздражительности дочери. Он снова и снова слушал ее, не уставая, давал советы, а потом отвез назад в школу, и ей удалось нагнать в учебе и вполне прилично сдать экзамены по повышенной программе, что позволило поступить в университет. Сейчас она изучала в университете биологию, намеревалась заняться медициной, и, похоже, все у нее в жизни наладилось.

А когда Дороти стала серьезно прикладываться к бутылке, о чем не подозревали коллеги из Би-би-си, и вести себя отвратительно по отношению ко всем членам семьи, именно Дэвид сказал ей тогда жестокие, но столь необходимые слова о том, что скоро она может превратиться в алкоголичку, что эта пагубная слабость поставит ее в унизительное положение. Но в то же время ему не нравится идея жить со скучной трезвенницей, которая вообще не берет в рот ни капли спиртного.

– Черт побери, у тебя же есть чувство самосохранения, Дот, – сказал он ей тогда, – и ты обязательно выкарабкаешься из этого чертова кризиса. Но начинай прямо сейчас… чтобы на закате наших дней мы могли с тобой выпивать время от времени, но при этом наше существование не будут отравлять трясущиеся руки.

– Ты хочешь сказать, что не оставишь меня?.. – спросила она сквозь слезы.

– Конечно нет, глупышка.

Он был прекрасен в своем терпении и умении слушать. Да, он был прирожденным слушателем, что, возможно, очень помогало ему в работе, и обладал чувством юмора, которое, по его словам, было у него оттого, что он знал собственные недостатки. А уж если у человека не появится чувство юмора от знания собственных недостатков, то оно не появится вообще. Дэвид убедил Дороти бросить пить, затем, как он сам говорил, вернул ее на землю к реальной жизни, в которой она вполне могла с удовольствием выпить бокал или два вина без всякой боязни запить, чтобы забыть обо всем, о чем следовало забыть.

Он во всех смыслах хороший парень, старина Дэвид Арбатнот Джардин, кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия III степени и почти отличный начальник. Дороти улыбнулась и без всякого чувства вины отхлебнула большой глоток «Шато де Бон Дье».

Счастливые денечки!

– Эй, здравствуйте!

Малькольм Стронг покатил свою тележку для продуктов от прилавка с пирожными и бисквитами к прилавку с замороженными продуктами, где Джардин перебирал различные пакеты «Лин Квизин», чтобы пополнить припасы в своей лондонской квартире.

– Гм, подождите-ка… Стронг, Малькольм Стронг.

– Мы познакомились в клубе «Пеллингз», и я подвез вас сюда. Правда, именно сюда?

– Да, конечно, подвезли. Просто я не мог вспомнить вашу фамилию.

Они рассмеялись, оба несколько смущенные.

– Я собирался позвонить вам в Министерство иностранных дел, но в последнее время мы по горло были загружены работой. Много калорий набрали? – Малькольм посмотрел на пакеты. – Триста двадцать, дружище, да вы так с голоду помрете.

– Я съедаю по две порции за один раз, – доверительно сообщил Джардин.

– Послушайте, моя подружка ушла на вечерние занятия чертовой аэробикой. А вы свободны?

– Ну, на самом деле… да. Да, кстати, свободен.

– А что вы скажете насчет тушеного мяса с соусом?

– Обожаю.

– Его подают в одном небольшом заведении на Смит-стрит. Что вы на это скажете?

– Что ж… если только выпьем сначала по пинте пива.

– Договорились! Удачное совпадение, да?

– Просто замечательное. – Джардин улыбнулся, и они покатили свои полупустые тележки в направлении кассы мимо коренастого венгра, разглядывавшего джемы и приправы. – А как называется этот индийский ресторанчик?

– Кажется, «Свет Индии», но не уверен. Он находится на Смит-стрит, чуть подальше пивной «Феникс».

– Я знаю его. А пиво сможем выпить в «Фениксе».

– Прекрасная идея.

Они расплатились за покупки и вышли из магазина.

Ронни Шабодо выбрал банку мармелада «Фрэнк Куперз Оксфорд» главным образом потому, что был ужасным снобом и считал, что изделия со словом «Оксфорд» в названии выше классом. Он заплатил в кассу и не спеша вернулся к принадлежащей офису «сьерре». За рулем машины сидела Кейт Говард, она нагнулась и открыла Ронни дверь.

– Знаешь что, Кейт, ты просто напрасно теряешь время в отделе кадров. Никогда не думала перейти в оперативный отдел?

– Слава Богу, нет, – ответила Кейт, солгав с легкостью, хотя всем было известно об этом ее желании.

– Хорошая девочка.

Припарковав машину около пивной «Феникс», Ронни распахнул дверь и они вошли в душный зал, не глядя в сторону Джардина и Стронга, стоявших у стойки бара слева от двери.

– Что будешь пить?

– Двойное шотландское, – ответила Кейт, подтверждая свое желание перейти на оперативную работу, потому что оперативники с подозрением относились к трезвенникам.

Джардин и юрист сидели за маленьким столиком в индийском ресторанчике, который, как оказалось, назывался «Мохти Махал». В компании друг друга они чувствовали себя легко и свободно, и после второй пинты пива перешли на испанский. Они уже выяснили, что оба любят парусный спорт, средневековую музыку и «Роллинг стоунз» и терпеть не могут телевизионные «мыльные оперы». Джардин выслушал некоторые подробности личной жизни Стронга, о которых уже был осведомлен, и снова, как и тогда в клубе «Пеллингз», отметил про себя, что Стронг довольно скрытен, хотя и не показывает этого.

Они снова перешли на английский, чтобы заказать первые блюда, и остановились на баранине и цыпленке с отварным рисом.

– И два пива, – добавил Стронг. Официант вежливо поклонился и отошел от стола.

– Вы курите? – спросил Стронг, снова переходя на испанский.

– Время от времени, в постоянную привычку не вошло.

– Странно, у вас, должно быть, невероятная сила воли.

– Отнюдь нет, если дело касается хорошего секса, – откровенно признался Джардин и улыбнулся.

– А я курю трубку.

– Вот как? – Джардин удивился гораздо сильнее, чем это позволительно разведчику.

– Начал на этой неделе. Джин купила мне вересковую трубку «Петерсон» на день рождения. («В прошлый вторник», – подумал Джардин.) И пачку прекрасного табака.

– В моем офисе ребята курят «Данхилл», и мне действительно нравится запах.

– Дэвид, вы ведь работаете в протокольном отделе, так?

– Что-то вроде того. – «Начинается», – подумал Джардин.

Стронг внимательно посмотрел на него, рассчитывая, словно компьютер, свой следующий вопрос. Как бы там ни было, парень преуспевающий юрист. По данным Кейт, коэффициент его умственного развития составлял 169.

– Но у меня двоюродная сестра работает в Министерстве иностранных дел, и ее работа связана с протокольными делами: организация визитов министров иностранных дел и прочее.

– И она никогда не встречалась со мной?..

– Сначала она сказала, что вы не можете работать в протокольном отделе, иначе бы она вас обязательно знала. А когда позже мы с ней встретились, она уже ответила более уклончиво. Сказала, что вы большая шишка и один из секретных сотрудников. И покраснела при этом. Виктория ужасная лгунья.

– В моем офисе она бы не удержалась.

Джардин искренне улыбнулся и дружелюбно посмотрел на Стронга. Молодчага старушка Кейт, она на самом деле великолепна в подборе потенциальных агентов.

– Конечно, это, само собой, не мое дело…

– Дружище, я прямо заинтригован.

– А я себя сейчас чувствую круглым дураком. Извините, но моя работа сделала меня чересчур любопытным. Ладно, мне пора заткнуться, – Малькольм, слегка смущенный, пожал плечами.

«Отлично, – подумал Джардин, – мальчишка ведет себя естественно».

– Продолжайте, пожалуйста, Малькольм. Меня всегда интересовало, как работают другие люди.

– Ну хорошо. Я отыскал вас в справочнике Министерства иностранных дел.

– Добрый старый справочник.

Этот справочник представлял собой правительственное издание, где приводились имена и послужные списки каждого человека, работающего в Министерстве иностранных дел и по делам Содружества. Они помолчали, пока официант ставил на стол две стеклянные кружки со светлым пивом.