Текст книги "Фигляр дьявола"

Автор книги: Мюррей Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

Раздался стук в дверь кабинета, и, выйдя из комнаты отдыха, Дэвид обнаружил в кабинете миссис Браунлоу с чайником и тарелкой поджаренных хлебцев с маслом. А еще с папкой донесений по всем текущим операциям.

– Что бы я делал без вас, Сесили?

– Сами бы готовили эти чертовы хлебцы, – решительным тоном ответила секретарша отдела. – Дэвид, в ваш загородный дом пришло какое-то странное письмо.

– Что значит странное? Там что, бомба?

– Нет, не бомба. Это письмо отправлено из Дублина. Мэгги спрашивала, не хотите ли вы, чтобы она его распечатала.

Мэгги – это приходящая служанка в его загородном доме. До того как умер ее муж, она работала домоправительницей одной из конспиративных баз «фирмы» в Уилтшире, и Дэвид высоко оценил ее способности. Дороти она тоже понравилась, да и немаловажно то обстоятельство, что Мэгги долгое время сотрудничала с «фирмой» и была надежна с точки зрения службы безопасности.

– Пожалуй, ей следует отослать его ко мне на Тайт-стрит. Эта чертовка Мэгги чересчур любопытна.

– На самом деле, Дэвид… она строго следует правилам. Просто ее насторожил почерк, вот и все. До этого она нас никогда не беспокоила, за исключением, конечно, случая с «кубинцем».

«Кубинцем» был майор КГБ, который отправил письмо в загородный дом Джардина, предупреждая о предателе, внедрившемся в сеть, которую Дэвид многие годы с трудом создавал в Гайане. Мэгги каким-то шестым чувством обратила внимание на это письмо с пометкой на обороте «коммандеру Джардину лично». Ей показалось это необычным, она позвонила в офис и тем самым спасла жизнь многим агентам.

Так что, может быть, следует воспринять всерьез подозрения Мэгги относительно этого письма из Дублина?

– Вы абсолютно правы, Сесили. Попросите ее проехать на машине к телефону-автомату и позвонить мне сюда по личному номеру.

Мера предосторожности в виде звонка из случайной телефонной будки являлась элементарным правилом безопасности.

– Я взяла на себя смелость предупредить ее об этом. Она будет звонить в три минуты одиннадцатого.

Джардин уставился на миссис Браунлоу, она, ничуть не смутившись, встретила этот взгляд. Он усмехнулся.

– Отлично. Не следует забывать о случае с «кубинцем».

– Вы выглядите совершенно разбитым, хоть и приняли душ и надели этот костюм, только что из чистки.

– Я в порядке, просто… навалились дела. Пригласите ко мне на десять пятнадцать Ронни и Билла. Со всеми данными по операции «Коррида».

– Слушаюсь. – Она повернулась, чтобы выйти, потом снова оглянулась. – Выпейте чай, пока он горячий.

– Благодарю вас, миссис Браунлоу.

Дэвид знал, что ей нравятся такие притворные выговоры, подчеркивающие, что она несколько фамильярно разговаривает с шефом. Сесили Браунлоу пожала плечами и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

Джардин вздохнул, потирая ладонями лицо, взял папку с оперативными сводками и попытался сосредоточиться на них, но никак не мог уловить смысл этих кратких, аккуратно отпечатанных донесений. Он ослабил галстук, потянулся и откинулся на спинку кожаного кресла, подаренного ему Дороти. Зазвонивший телефон вырвал его из глубокой дремы. На часах ровно четыре минуты одиннадцатого. Он снял трубку.

– Да?

– Мне посоветовали звонить из автомата.

Это была Мэгги.

– Вы распечатали письмо?

– Мне приказали не делать этого без вашего разрешения…

– Отлично. Сделайте это сейчас. Пожалуйста, вскройте его…

В трубке послышалось дыхание Мэгги, шелест бумаги и блеяние овцы где-то рядом с телефонной будкой. Он представил себе красные, прочные английские телефонные будки, похожие на каски полисменов, но потом вспомнил мрачные желтые и черные стеклянные будки, испортившие, словно плакаты луддистов, живописнейшие места сельской местности Англии. Возможно, Мэгги звонила из одной из таких будок.

– Распечатала, – объявила она, и Джардин сдержанно улыбнулся.

По какой-то причине предшествовавшее этому заявлению звуковое оформление напомнило ему комедийную радиопередачу 50-х годов, название которой он забыл.

– Великолепно.

Тишина. Он слышал только ее дыхание. И блеяние овцы.

– Вам удастся прочитать его мне? – ласково поинтересовался Дэвид.

– Вот что тут написано… Башня. У. Б. Йитс. 57–64. Библиотечка поэзии, издательство «Пингвин», 1991 год.

Джардин торопливо записал все сказанное.

– Вы точно уверены?..

– Это все.

– Написано от руки или напечатано?

– Напечатано.

– Подпись или приписка?

– Ничего нет.

– Переверните письмо. Выделяются ли точки над «i» или в знаках препинания? Вспомните, чему вас учили.

– Я смотрю, для этого и взяла с собой более сильные очки…

– Да вы и в самом деле профессионал.

– Большое спасибо, но обойдусь и без похвалы.

Дэвид понимал, что означает «обойдусь и без похвалы», но это было бы уж слишком грубо.

– Что-нибудь еще?..

Пауза, снова дыхание, снова блеяние овцы и наконец:

– Нет. Это все.

– Спасибо. Вы просто великолепны. И я на самом деле так считаю. Послушайте, я пришлю кого-нибудь за письмом и конвертом. Это будет кто-нибудь, кого вы знаете.

– Тогда присылайте прямо сейчас. Мне еще надо вымыть пол в кухне. Не позволяйте собакам входить в дом мокрыми, они повсюду оставляют свою линялую шерсть.

– Еще раз спасибо. До свидания.

Джардин положил трубку, посмотрел на сделанные записи и нахмурился. Совершенно ясно, что это ключ к какому-то сложному шифру. Наверное, само шифрованное сообщение придет в Министерство иностранных дел или в его клуб, а может, конечно, и на Тайт-стрит.

Очень странно.

– Хетер… – позвал Джардин, и Хетер появилась в дверях кабинета. – Будь любезна, пошли кого-нибудь за томиком стихов У. Б. Йитса, издательство «Пингвин», библиотечка поэзии, хорошо? И отправь молодого Джереми в мой загородный дом в Уилтшире забрать пакет. Скажи, что он мне нужен срочно. Ему передаст его моя служанка Мэгги.

– Будет сделано, – Хетер улыбнулась и удалилась.

Джардин снова раскрыл папку с оперативными сводками, теперь, после небольшого сна, он мог сосредоточиться на них. Но снова зазвонил телефон, и Дэвид снял трубку.

– Да?

– Звонит миссис Форд, – раздался в трубке голос Хетер.

– Кто?

– Жена капитана Форда.

– Ох, соедини меня.

При звуке голоса Элизабет пульс у него забился учащенно.

– Дэвид?..

– Привет.

– Как дела?

– Все в порядке. Гарри передает тебе, что любит.

– Ты его видел?

– Говорил с ним. Недолго.

– Как он?

– Занят, но счастлив.

– Он как ребенок. Послушай, скажи просто нет, если не хочешь, но как ты насчет позавтракать вместе?

Исключено. Никогда. Нет, нет и нет. Мы должны считать, что между нами ничего не было. Но твой блестящий плоский живот, и язык…

– Черт возьми, почему же нет?

– Я в квартире мамы на Киннертон-стрит, это рядом с Белгрейв-сквер.

– Я знаю Киннертон-стрит.

– Почему бы нам не отведать холодной лососины, как ты на это смотришь? Ты любишь лососину?

– Вместе с твоей мамой?

– Она с отчимом в Нью-Йорке.

Безумие.

– Послушай, Элизабет, а как насчет тарелочки спагетти? Рядом с тобой есть чудесный итальянский ресторанчик, называется «Миммо», лучшего в Лондоне не найти. Я буду там… в час пятнадцать. Мы должны с тобой кое-что прояснить. Хорошо?

Сильный мужчина. Я знаю, ты сможешь сделать это. Дэвид даже зауважал себя. Девушка просто великолепна. Он прекрасно понимал, что ей нравятся такие вот безумные сексуальные встречи. Но только не с ним. Ни в коем случае.

«Нью-Йорк так прекрасен… ночью…

Нью-Йорк никогда не бывает так прекрасен… днем…»

Лейтенант (исполняющий обязанности) отдела по расследованию убийств Эдди Лукко покачивал головой в такт музыке, доносящейся из пары громадных динамиков, установленных на тротуаре рядом с Таймс-сквер. Парочка «голубеньких» трансвеститов – один в розовой пачке, как у балерины, а другой в крохотном прямом шерстяном платьице, в поясе с резинками и чулках, губы у обоих накрашены яркой губной помадой, как у ведущей шоу «Рокки хоррор», – вихляя бедрами приплясывали под музыку. Было что-то мерзкое в их поведении, да и в том, как полицейский на чалой лошадке проехал мимо, проигнорировал их, а может, даже просто не заметив, настолько обычной была подобная картина в этом районе. Лукко усмехнулся и вывернул руль, чтобы не задеть соседнюю машину.

– Но мы по крайней мере сможем хоть вытащить их и посмотреть… – сказал его напарник Сэм Варгос, сидящий рядом в неприметном «додже-седане».

– Ни в коем случае. Это может быть просто ловушка, Сэм.

Лукко мягко повернул руль, объезжая безногого человека на самодельной деревянной тележке, с усилием катившего вдоль сточной канавы. На груди и спине у него висели картонные плакаты с надписью: «Помогите слепому и глухому ветерану вьетнамской войны», что вызвало кривые усмешки на лицах обоих детективов.

– Теперь сюда…

Лукко бросил взгляд в зеркало заднего вида и расслабился. Стояла теплая ночь, ощущался приход весны. Нэнси предложили стать партнером в ее адвокатской конторе, после того как судья Альмеда прекратил дело против подставленного молодого брокера. А против старого Ходжеса было выдвинуто обвинение в махинациях, и он обратился к адвокатской конторе с просьбой, чтобы его интересы представляла Нэнси.

– А может быть, все-таки… соблазнимся, Эдди? Четыре миллиона тебе, один мне. Я не жадный.

– Не думай, что я не размышлял над этим, дружище.

– Каждую минуту, да?

– Пару раз в день. Но, видишь ли, я хочу жить в этом городе. А у Министерства юстиции совсем отсутствует чувство юмора.

– Можем и потратить несколько долларов, я имею в виду во славу Господа.

Лукко свернул на Бродвей и остановился возле тротуара. Настроенное на полицейскую волну радио в машине слегка потрескивало, монотонным голосом передавая сводку происшествий по городу. Эдди вытащил из кармана бумажник и отсчитал три банкноты.

– Держи.

– О, это моя доля, да? Грандиозно…

– Сэм, никогда не думал, что деньги могут стать между нами.

– Пять миллионов могут стать даже между мной и моим первенцем. Я не шучу, черт побери. С чем тебе?

– С сыром. Без кетчупа.

– А я думал, вы, итальяшки, любите томаты.

– Конечно. Я так тебе и сказал.

Варгос покачал головой, выбрался из автомобиля и захлопнул дверцу, оставив лейтенанта наедине с его мыслями. Прошло две недели с того момента, как Лукко позвонил по оставленному ему Рестрепо номеру телефона и попросил о встрече.

Без десяти девять на следующее утро он встретился с колумбийским адвокатом на Бруклинском мосту со стороны Бруклина возле поднятого на домкрате «олдсмобиля» без колеса, позади которого стоял ремонтный грузовик. Место окружили четверо латиноамериканцев на мотоциклах, спокойно покуривавших в ожидании. Движение здесь интенсивное, проезжавшие мимо машины не намеревались останавливаться, так что было совершенно ясно, что ни установить наблюдение, ни устроить засаду здесь невозможно.

Эдди Лукко отвели к дальнему борту грузовика и обыскали, нет ли микрофона. Подчеркнуто любезный, с холодным взглядом телохранитель Рестрепо Мурильо, как и в прошлый раз, разрядил револьвер Лукко, после чего вернул его.

После этого к ним подошел Рестрепо и спокойно прислонился к борту грузовика, разглядывая надписи на грязных каменных перилах моста.

– Нам не очень нравится слово «переговоры». Имею в виду своих хозяев.

– Сеньор Рестрепо, я полицейский. И чувствую, когда меня надувают.

Подобную линию разговора Эдди выбрал в соответствии с указаниями Дона Мейдера, специального агента нью-йоркского Управления по борьбе с наркотиками.

Шум постоянно движущегося мимо транспорта мешал нормально разговаривать. В какой-то момент даже возникла определенная опасность, когда полицейский на мотоцикле решил подъехать поближе и посмотреть, что случилось. Руки телохранителей на мотоциклах непроизвольно потянулись к смертоносным сверткам, укрепленным на багажниках. Но, прежде чем Лукко собрался разрядить обстановку, рабочий-ремонтник в комбинезоне преградил путь полицейскому, улыбнулся и предъявил удостоверение агента ФБР, изготовленное младшим Нги. Они перекинулись парой фраз, полицейский посмеялся над какими-то словами ремонтника, дал газ и влился в интенсивный поток машин.

Рестрепо оценивающе оглядел Лукко.

– О чем это вы?

– Послушайте, приятель. Я держу в своих руках все нити. Купив меня, вы добьетесь большего, чем просто замять дело об убийстве в Бельвью.

– Каким образом?..

И лейтенант отдела по убийствам Эдди Лукко сказал Рестрепо, что может заменить покойного Мэнни Шульмана. Свой человек, лейтенант отдела по убийствам, значительно облегчил бы деятельность картеля в Нью-Йорке. Особенно, если у него есть связи в Управлении по борьбе с наркотиками.

– Сколько?

– Четыре миллиона долларов, чтобы замять дело в Бельвью и прекратить расследование о неизвестной девушке. И еще два миллиона за будущие услуги.

Рестрепо почесал ладонь. Лукко заметил, что на руках у него что-то вроде экземы. Ну и черт с ним. Говорят, такие вещи бывают от нервного напряжения.

– Пять миллионов, лейтенант. За все.

– Договорились.

– Вы знаете, что будет, если обманете вас?

– Это каждому известно, Луис.

Лукко улыбнулся про себя. Рестрепо не понравилось, что какой-то нью-йоркский бедняк назвал его по имени.

– Нэнси. – Рестрепо уставился на один из своих наманикюренных ногтей. – Не возражаете, если я позвоню ей? Ее могут схватить в любое время и в любом месте, потом отвезут куда-нибудь, может быть, даже к реке, где мы порезали на части Рикардо. Ее изнасилуют и убьют. Покалечат. Какие-то части ее тела пришлем вам, а остальные, наверное, превратим в угли.

– Сэр, неужели вы считаете меня идиотом?

Адвокат колумбийских гангстеров улыбнулся. Сэр. Ему нравилось когда его называли сэром. Лукко знал это, все бандиты любят, когда их величают «сэр».

Итак, сделка состоялась. Лукко теперь стал продажным полицейским и работал на картель. Эдди настоял на том, что будет иметь дело только с Медельином и как ценный агент получать только самые серьезные задания. Рестрепо был не дурак, он понимал разумность подобных требований. Тот факт, что большую часть своего времени Лукко будет оставаться обычным детективом отдела по расследованию убийств, поможет держать вне подозрений нового ценного помощника.

А Нэнси может ничего не опасаться.

Обо всем этом Эдди Лукко доложил Дону Мейдеру и настоял также на том, чтобы посвятить в эту игру его напарника Сэма Варгоса, иначе невозможно заниматься оперативной работой.

Мейдер согласился. Ничего не говоря Лукко, он уже решил для себя вопрос о подключении Варгоса. Мейдер знал, с какими вопросами надо обращаться к начальству, а какие быстро решать самому.

Деньги перевели в Международный кредитно-коммерческий банк в столице Багамских островов Нассау, и доступ к ним имел только Лукко. Единственное, о чем предупредил его Рестрепо, так это не брать никаких сумм из нью-йоркского отделения Международного кредитно-коммерческого банка. Из Майами – пожалуйста. Но любые проявления внезапного богатства насторожат отдел служебных расследований департамента полиции, и в этом случае счет будет немедленно заблокирован, а в отношении него будут предприняты определенные шаги. Нет необходимости уточнять, что это за шаги.

Лукко пригласил Сэма Варгоса на прогулку в Сентрал-парк и обо всем ему рассказал. Слушая, Варгос с пониманием кивал, а потом без тени улыбки спросил, а не могут ли они поехать в Нассау с женами и его детьми, забрать там деньги и отправиться в Шангри-Ла. И только после этого улыбнулся.

Эдди Лукко смотрел, как его напарник идет по тротуару, держа в руках два гамбургера и две большие бутылки кока-колы. Пока Сэм садился в машину, Эдди отметил для себя, что рассказал все детали своего расследования Дону Мейдеру, который пообещал очень осторожно попытаться выяснить личность неизвестной девушки, лежащей в морге больницы Бельвью. Потому что это до сих пор очень интересовало лейтенанта отдела по расследованию убийств Эдди Лукко.

– Так?..

– Ммм, Боже…

– Так?..

– О Господи…

– Тебе хорошо так? Хорошо?

– Ох, ублюдок, бешеный ублюдок…

Дэвид Арбатнот Джардин ласково, дразняще прижал ее спину к своей вздымающейся груди и начал нежно натирать груди Элизабет лосьоном «Дьюберри 5-Ойлз» из магазина косметики для ухода за телом на Кингз-роуд. Соски набухли под его опытными пальцами.

– Но это точно в последний раз…

– О Боже, ааа… О, да. Да!

Позже, когда Элизабет натягивала шелковый чулок, сидя в кресле в тесной служебной квартирке на Сент-Джеймс-стрит, поблескивая своими длинными, прекрасными волосами, падающими на лицо, она не сводила взгляда с Джардина. Он стоял перед туалетным столиком, завязывая пестрый галстук. В этот момент он поймал в зеркале ее взгляд.

– Но почему? – спросила Элизабет интимным, дружеским тоном, которым говорила с ним наедине.

– Элизабет, накинь что-нибудь, я не могу сосредоточиться, когда ты выглядишь так… обворожительно. Как распутница с картины Дега.

– Почему это должно быть в последний раз?

– Ох, черт возьми, ты знаешь почему.

– Послушай, Дэвид, я уже тебе все объяснила насчет Гарри. Бог свидетель, я люблю его, но ничего не могу с собой поделать. Учитывая его службу, не только у вас, но и в специальных войсках… ладно, я, по-моему, несу чепуху, но я не могу подводить его. Но вот какая-то часть меня, вполне реальная часть…

– Причем чудесная часть, – мягко заметил Джардин.

– Которой надо немного похудеть. Я занимаюсь плаванием, аэробикой, скачу на Бенджамине.

– Счастливчик этот Бенджамин, – усмехнулся Дэвид.

Бенджамином звали жеребца в шестнадцать хендов, [22]22
  Мера для измерения роста лошадей, равна 10,16 см.


[Закрыть]которого Гарри и Элизабет выставляли на скачки с препятствиями. Вороной, как смоль, с прекрасной родословной.

– Но, послушай, большую часть жизни Гарри проводит вдалеке от меня, так что я на самом деле не чувствую за собой вины. Но, ради Бога, не подумай, что я взяла себе это за правило.

Она встала, надевая белье, наклонила головку и посмотрела на него взглядом, который Дэвид оценил как провокационный. Взгляд испорченного ребенка, он не раз шептал ей об этом, вдыхая запах ее волос и ощущая прилив желания.

– А я и не думаю, – тихо ответил Дэвид, затягивая потуже узел галстука, вылезшего из-под воротника рубашки. – На самом деле, не думаю.

– Ты считаешь, что любопытные люди все равно обнаружат это?

– Конечно.

Он взял платье из толстой коричневой ровницы и протянул ей.

– Спасибо, – мрачно поблагодарила Элизабет.

– Дорогая Элизабет, это должно прекратиться по двум вполне весомым причинам. Первая – твой муж доверил мне свою жизнь и карьеру. Он полностью мне доверяет, и поступает совершенно правильно, за исключением одного очень важного момента.

Джардин вздохнул, запустил руку в свои густые волосы, а потом любезно помог Элизабет застегнуть две верхние пуговки на платье.

Внизу на улице послышалось жужжание и тиканье дизельного двигателя лондонского такси. Многие годы Джардин считал, что этот звук издают их счетчики. Интересно, кто там приехал. Может, какие-нибудь туристы, они часто останавливаются в этом дорогом и очень удачно расположенном квартале, где сдаются внаем хорошие квартиры. Бывают здесь и судьи из Высокого суда правосудия, и редактор национальной газеты – по той же причине, что и куратор направления «Вест-8» – украсть минуты тайного наслаждения у этой суматошной жизни.

– А вторая причина?.. – спросила Элизабет, склонив свою элегантную головку набок и внимательно глядя на него.

Дэвид Джардин встретил этот взгляд, наступила долгая пауза.

– Вторую причину ты знаешь, – наконец вымолвил он.

Они продолжали настороженно смотреть друг на друга, Элизабет подняла пальчик и медленно, назидательно погрозила ему.

– Осторожно, Дэвид. Мы с самого начала договорились с тобой, что это просто священный союз между друзьями-единомышленниками. Не примешивай сюда чувства. Иначе весь наш карточный домик рухнет.

И она шагнула ему навстречу, серьезно глядя ему в глаза.

– Мы не должны целоваться, – прошептал Дэвид, когда их губы сблизились, – и на самом деле надо прекратить…

И когда они поцеловались, это был словно их первый поцелуй, громоподобный поцелуй любви, длившийся много часов. Часов, которым суждено изменить всю их жизнь.

Прошло две недели после завтрака в ресторанчике «Миммо», когда Дэвид Джардин спокойно и честно сказал Элизабет Форд, почему тот полный прекрасной страсти день должен перейти в разряд приятных и тайных воспоминаний.

Может быть, этот романтический итальянский ресторанчик просто был фатальным местом для подобных эмоциональных поступков?

По случайному совпадению, в то время как длился этот бесконечный поцелуй, в Боготе Гарри Форд готовился выполнить свой первый, тщательно спланированный этап операции «Коррида», в которой ему отводилась главная роль.

Уверенными движениями он зарядил магазин автоматического «ЗИГ-Заузра Р-226», запах ружейного масла подействовал на него, как средство, усиливающее половое влечение.

К западу от университетского района в Боготе имеется дорога, поднимающаяся к Национальному парку, ею пользуются для проезда напрямик, чтобы избежать интенсивного движения на Каррера-7 и авенида Каракас. На подъезде к пологим холмам Национального парка, где сейчас не рекомендуется гулять одному, примостились бары, пивные и убогие лачуги. Время от времени полиция, иногда и при поддержке армейских подразделений, появляется здесь и разгоняет обитателей трущоб.

С некоторых мест у подножия холмов и с дороги видна высокая белая верхушка церкви на вершине холма Сьерро-де-Монсератте. Этот холм стал источником вдохновения для паломников, стекающихся к статуе погибшего Христа, созданной в XVII веке скульптором Педро Луго де Альбаррачином, ей недаром приписывают многие чудеса.

Капитан Родриго Табио Барбоса сидел на пассажирском месте в полицейском «джипе», прикуривая четвертую за сегодняшнее утро черную манильскую сигару. Сквозь темные солнцезащитные очки он наблюдал за оборванными мальчишками, шныряющими вокруг деревянных хибар и лачуг из кусков покореженного листового железа. Оборванцы закутаны в индейские одеяла, составляющие всю их собственность. Несколько недель назад его внимание привлек тут один пухленький мальчишка-оборванец лет шести или семи, и сейчас он задумчиво наблюдал, как тот бегает вместе с остальными детьми, которые о чем-то спорят между собой.

За водителя, капрала полиции Хайме можно не беспокоиться, он будет держать язык за зубами, Табио убедился в этом, когда Хайме принимал участие в последней «охоте на цыплят». Хайме, как и остальные семь полицейских из подразделения капитана Табио, один за одним были вовлечены в изнасилования и убийства беспризорных детей, в защиту которых сейчас развернули кампанию газета «Эспадор» и телевидение Боготы.

Родриго Табио не принадлежал к зловещим правым экстремистам, объявившим тайную войну уличным нищим и карманникам. Этим занимались неорганизованные фашиствующие элементы, знающие, как пользоваться законом в своих интересах. Таких молодчиков полно в любой стране Южной Америки. Нет, Родриго Табио Барбоса представляет собой образец мутации человеческой личности, и такие люди появлялись во всех обществах, от первобытно-общинного до наиболее цивилизованного.

Он был хроническим психопатом, испытывающим мерзкую тягу к разрушениям, пыткам, садистским убийствам самых беззащитных, уязвимых и физически привлекательных человечков.

Он ощутил эту кошмарную тягу, работая патрульным полицейским в зловещих трущобах. Началось все случайно. Как-то Табио осторожно пробирался по канаве, прокладка которой уже давно была приостановлена из-за нехватки муниципальных средств, преследуя двух подростков, вооруженных ножами, когда внезапный шум заставил его оглянуться. Мелькнула тень, и он выстрелил четыре раза в целях самозащиты. Упавшая, залитая кровью фигура оказалась беспризорным мальчишкой десяти лет. Позади канавы, в одной из пяти труб, где ютились беспризорные дети, раздался громкий топот убегавших детей.

Шум дыхания испуганных детей заставил его обернуться влево, где в темноте сверкали белки детских глаз. До этого ужасного момента Табио был виновен только в том, что по ошибке застрелил мальчишку, но это была честная ошибка, за которую его мало кто обвинил бы в таком опасном городе, как Богота. Но теперь его охватило безумие. Безумие в сочетании с убийственным спокойствием. Безумие вместе с грязной, извращенной похотью.

И после этого капитан Родриго Табио Барбоса одного за другим связал своих подчиненных круговой порукой. Некоторые были смертельно запуганы, другие целиком попали в сети дьявола и верили, что умрут, если будут поступать по-другому.

Но почему же ни один из них не обратился к начальству?

Потому что дьявол загипнотизировал их, подчинил своей воле. И эти семеро навечно проклятых полицейских стали слепыми орудиями воли Табио, такими же, как любой из «бессмертных» в колдовских общинах на Гаити.

Зомби Родриго Табио.

Понаблюдав за мальчишкой сквозь темные очки, Табио постучал по приборной доске своей полицейской дубинкой, капрал завел двигатель, и джип тронулся мимо играющих и спорящих детей, не подозревающих, что над ними уже нависла зловещая тень.

Дело в том, что некоторые детективы из уголовной полиции Боготы подозревали Табио, но он был слишком умен, чтобы попасться с поличным во время своих смертоносных рейдов. У детективов есть семьи и собственные дети, но уж слишком загружены работой полицейские Боготы, чтобы тщательно расследовать редкие убийства, о которых никто и не заявлял, неизвестных беспризорных детей. В столице государства и без того полно подлежащих расследованию преступлений, одних только убийств каждый год насчитывается до двадцати пяти тысяч.

И все же несколько детективов решили поймать капитана Табио. В национальной полиции Колумбии служило довольно много честных полицейских, если принимать во внимание постоянные предложения взяток и смертельные угрозы, а именно таким способом люди картеля и партизаны спасались от тюрьмы. Этих честных полицейских убивали в таком количестве, что по сравнению с ними жертвы союзных войск в ходе войны в Персидском заливе казались просто ничтожными. Порядочность и общая опасность сплотили их. По случайному совпадению некоторые из них проходили подготовку у полковника Хавьера Рамона Г., бывшего начальника отдела безопасности и контршпионажа тайной полиции Колумбии и надежного агента Дэвида Джардина, завербованного в конце 70-х годов во время обучения в полицейской школе по борьбе с терроризмом.

Группа детективов поделилась слухами о капитане Табио с редакторами столичных газет и телевизионных информационных программ. Вот так и появилась на свет статья, которую Гарри Форд прочитал в газете «Эспадор», сидя в баре «Глазго» отеля «Ла Фонтана» и легонько флиртуя с прекрасной шестнадцатилетней девушкой из Аргентины.

Когда стало ясно, что газетная история не привлекла внимания полицейского начальства, детективы предприняли шаг, который показался бы чересчур радикальным за пределами Колумбии. Они привели в действие кое-какие рычаги, то есть связались с некоторыми влиятельными людьми, когда уже поняли, что на закон в данном случае рассчитывать бесполезно. Одним из таких влиятельных людей оказался и дон Пабло Энвигадо, Робин Гуд из Антьокии.

Как раз в этот момент дон Пабло опечалился известием, которое узнал из разговоров с восьмидесятичетырехлетним священником – посредником в переговорах между Эскобаром и советником президента по делам Медельина. В силу чрезмерной жестокости Пабло терял свою возросшую популярность и обожание со стороны простого люда. Поговаривали, что он объявил войну властям, пытаясь заставить их отменить принятый закон о выдаче США арестованных торговцев наркотиками. Пабло рассчитывал на поддержку всех истинных колумбийцев, но он организовал взрывы бомб в нескольких крупных городах, и эта огульная и редкая жестокость стоила ему традиционного и даже, может быть, романтического образа народного героя.

Так что нельзя было подобрать лучшего момента для передачи ему подробного досье на злодея капитана Табио, что и сделала в Антьокии бабушка одного из детективов. Это могло стать актом восстановления справедливости от имени угнетенного народа и помочь Пабло Энвигадо и медельинскому картелю вновь заручиться пошатнувшейся поддержкой населения. А заявления адвокатов и полиции? Верное дело!

Поэтому Бобби Сонсону и Мурильо, только что прибывшим из Нью-Йорка, где Рестрепо подкупил лейтенанта из отдела по убийствам, было приказано отправиться в Боготу и по возможности публично казнить капитана Табио и его банду убийц-педерастов. И вся Колумбия должна знать, что сделать это приказал дон Пабло.

Для подготовки акции требовалось несколько дней, а может, и пара недель. Убить-то Родриго Табио не составляло труда, но вот разыграть необходимый дону Пабло спектакль – тут надо все тщательно спланировать и проявить терпение.

Поэтому, когда капитан Родриго Табио Барбоса опустил свое грузное тело за столик во внутреннем дворе маленького ресторанчика у подножия холма в Национальном парке, а ансамбль из четырех музыкантов начал тихо наигрывать что-то медленное, как раз к обеду, Бобби Сонсон и Мурильо появились в этом же ресторанчике, спокойно устроившись за столиком в углу. Во дворе стояло пять столиков, обслужить капитана полиции и двух незнакомцев с холодными глазами вышел хозяин среднего возраста с сыном и дочерью.

Вскоре бизнесмены из северной части города и парни с местного телевидения заняли остальные столики.

Табио заказал ветчину и мясо по-аргентински, высморкался в грязный синий носовой платок и напомнил сыну хозяина, чтобы не забыл принести два пива. Не одно, а два. Ребята с телевидения впоследствии точно вспомнили, как он говорил это.

Только дочь хозяина принесла капитану ветчину, как в ресторан вошел человек, – по утверждению одних, среднего роста, а по утверждению других, выше среднего роста, – одетый в клетчатый шерстяной пиджак, вроде тех, что продают приезжающие в город индейцы из Санта-Марты. Он прошел мимо музыкантов, не обращая внимания на любезные пояснения хозяина, что здесь все столики заняты, но внутри полно свободных.

Высокий или среднего роста мужчина лет тридцати направился прямо к столику капитана Родриго Табио Барбосы и громким, ясным голосом (в котором, по утверждению бизнесмена из Кали и твердым заверениям парней с телевидения, чувствовался аргентинский акцент) спросил:

– Это вы, капитан Родриго Табио Барбоса?

Табио обтер пивную пену с усов и пухлых щек тем же самым грязным носовым платком, в который только что высморкался.

– Да, это я, – ответил он, разглядывая через темные очки лицо незнакомца.

– Вы тот самый капитан Табио, который насилует детей в Боготе и позорит всех полицейских? Убийца беспризорных детей? Я должен быть уверен, что говорю именно с тем негодяем, так что отвечай!