Текст книги "Версия Барни"

Автор книги: Мордехай Рихлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

– Да ведь ты мне еще и для развода нужен! Да, кстати! Нам уже не требуется искать проститутку и частного сыщика. Я поймал ее на измене. Бука будет моим свидетелем.

– Да ведь его же, наверное, нет в живых!

– Он объявится. Да, я вот еще что забыл упомянуть. Следователю известно о Мириам.

– Откуда?

– Кто ж его знает? Слухом земля полнится. Может, нас видели вместе . Ей не надо было такое говорить о голосе Мириам.

– О чем, о чем? Что-то я тебя не пойму.

– Это я так. О'кей, ладно, я не должен был. Но я сказал. Слушай, Джон, мне нельзя в тюрьму. У меня любовь.

– Мы никогда не встречались. Я тебя не знаю. Это окончательно. Ты откуда звонишь?

– Из дома на озере.

– Вешай трубку.

– Ты что – параноик? Они не могут, это незаконно!

– Вешай трубку сейчас же.

Черт! Черт! Черт!

На следующий день в Монреале меня рано утром разбудил звонок в дверь. Это был О'Хирн с ордером на мой арест за убийство. А наручники на меня надевал Лемье.

6

Детям никогда не надоедало слушать о том, как я ухаживал за Мириам; они радовались нашим похождениям и проделкам и постоянно требовали новых подробностей.

– Ты хочешь сказать, что он сбежал с собственной свадьбы и поехал с тобой на поезде в Торонто?

– Ну да.

– Ну ты и гад, папочка, – хихикает Кейт.

Серьезный Савл отрывается от книги и говорит:

– Так меня ведь тогда еще на свете не было.

– А в котором часу отходил поезд на Торонто? – в сотый раз задает все тот же вопрос Майкл.

– Около десяти часов, – отвечает Мириам.

– Если хоккей заканчивался, скажем, в десять тридцать, а поезд отходил приблизительно в десять, то я не понимаю, как…

– Майкл, мы ведь это уже выясняли. Наверное, отправление задержали.

– И ты заставила его слезть в…

– Я все-таки не могу понять, как…

– Ну я же еще не закончила предложение, – начинает уже обижаться Кейт.

– Ах, ну какая же ты зануда, Кейт!

– Ты будешь говорить, когда я дойду до конца предложения. И ты заставила его слезть на станции Монреаль-Вест. Точка.

– А на самом деле она втайне обиделась, что я не поехал с ней до Торонто.

– Здрасьте! Это же была его свадьба.

– Он был пьяный, – говорит Савл.

– Папочка, это правда? Вопросительный знак.

– Разумеется, нет.

– Но это ведь правда, разве нет? – что ты не мог удержаться и все время глазел на нее, запятая, несмотря на то, что это была твоя свадьба. Точка.

– Он даже танцевать меня ни разу не пригласил.

– Мамочка думала, что он просто немного чокнутый. Точка.

– Если ты непрестанно глазел на нее, скажи тогда, в чем она была одета.

– А в таком многослойном шифоновом платье с одним голым плечом. Ха. Ха. Ха.

– А это правда, запятая, что, когда он в первый раз пригласил тебя на ланч, он обтошнился по всей комнате, вопросительный знак.

– Лично я родился еще только через три года.

– Ага, удивительное дело, и почему этот день до сих пор не объявлен всенародным праздником! Как день рождения королевы Виктории.

– Дети, я вас умоляю!

– И ты пошла с ним в его номер в гостинице на первом же свидании? Вопросительный знак. Постыдилась бы. Точка.

– Мама у папы третья жена, – констатирует Майкл, – но дети у него только мы.

– Ты так в этом уверен? – спрашиваю я.

– Папочка! – возмущается Кейт.

– А я сделала укладку, надела новое сексуальное платье, а…

– Мамочка!

– …а он даже не сказал мне, что я потрясающе выгляжу.

– А потом что?

– Потом они пили шампанское.

– А первая папина жена сделалась знаменитой и…

– Про это мы уже слышали.

– …это она нарисовала тот гадкий рисунок пером. Точка.

– А теперь он стоит кучу денег, – говорит Майкл.

– Ну надо же, – вставляет Савл.

– Да, как-то это не очень романтично, – потешается Кейт, – когда твой кавалер на первом свидании весь обтошнится.

– По правде говоря, я страшно боялся произвести на вашу мать плохое впечатление.

– И как?

– Это уж пусть она ответит.

– Во всяком случае, он проявил оригинальность. Уж этого у вашего папочки не отнять.

– Стало быть, вы разговаривали, гуляли, – продолжает Кейт, – а потом что? – сделав большие глаза, спрашивает она; мальчишки тоже навостряют уши.

– Не обязательно вам все знать, – поджимает губы Мириам, и я вижу, как у нее на щеке опять проступает ямочка.

– Ну коне-ечно. По-моему, мы уже достаточно взрослые.

– А помните, – оживляется Кейт, – как мы все ездили в Торонто на машине, и…

– На «тойоте».

– Вообще-то она была «вольво универсал».

– Ну-ка, вы оба, перестаньте меня перебивать. Так вот, когда мы проезжали мимо одного большущего дома…

– Где мама когда-то жила.

– …папа на тебя этак со значением глянул, и у тебя щеки стали красными, как помидоры, и ты к нему прижалась и поцеловала его.

– Ну, должны же у нас быть какие-то свои секреты! – говорю я.

– Когда мама жила в том доме, папа был все еще женат на той толстой женщине, – говорит Кейт, надувает щеки и, животом вперед, ковыляя, идет по комнате.

– Ну, хватит. Кроме того, она тогда не была толстой.

– Мама говорит, что и ты тоже не был.

– Ну я же стараюсь, держу диету.

– Мы не хотим, чтобы с тобой случился инфаркт, папочка.

– А меня волнует не столько копченое мясо, сколько твои сигары.

– А правда, что маме на следующее утро пришлось оплачивать твой счет в «Парк-Плазе»?

– Я забыл тогда свои кредитные карточки в Монреале, а в лицо меня в те дни там никто еще не знал. Боже мой, неужто для вас нет ничего святого?

– Да-а, тебе и правда повезло, что она вышла за тебя!

– Нехорошо так говорить, – вступается за меня Кейт.

– Точка или запятая? Ты не сказала.

– Папочка у нас хороший.

– Я пошла в «Парк-Плазу» встретиться с ним за завтраком, – говорит Мириам, – а там у стойки регистрации тарарам какой-то, все глазеют, и конечно же это из-за вашего папочки. Он не взял с собой ни чековой книжки, ни каких-либо документов, а виноват в этом был, естественно, клерк-регистратор. Вышел менеджер, уже замахал руками, подзывая охрану, но тут вмешалась я, предложив свою кредитную карту. Но клерк был в ярости. «Мы, – говорит, – примем вашу карту, мисс Гринберг, но пусть сперва мистер Панофски извинится передо мной за то, что обзывал меня грязными словами, которые я даже повторить не могу». А ваш отец говорит: «Да всего-то и назвал его мудаком, типичным для Торонто, – что делать, я всегда склонен преуменьшать». А я говорю: «Барни, я требую, чтобы ты сейчас же извинился перед этим джентльменом!» Ваш отец, в обычной его манере, закусил губу, поскреб в затылке и говорит: «Раз она так хочет, я извиняюсь, но в душе остаюсь при своем мнении». Клерк аж крякнул. «Я приму кредитную карту мисс Гринберг, чтобы избавить ее от продолжения этой постыдной сцены». Ваш отец едва не набросился на него, но я оттащила. «Я весьма вам признательна», – сказала я клерку. Нам, естественно, пришлось идти завтракать в другое место, и ваш отец всю дорогу кипятился. А сейчас, если не возражаете, я должна начинать одеваться, а то опоздаю.

– А куда ты идешь?

– Блэр Хоппер делает доклад «Мир Генри Джеймса» в Макгиллском университете, он не забывает о нас и поэтому прислал два билета.

– А ты, папа? Неужели тоже пойдешь?

– Нет, он, разумеется, не пойдет. Майкл, может, ты со мной сходишь?

– Папа сказал, что берет меня с собой на хоккей.

– Я схожу, – говорит Савл.

– Во! Здорово! – притворно радуется Кейт. – Наконец-то побуду дома одна.

– Конечно, тебя бросают одну, – встреваю я, – потому что никто тебя не любит. Мириам, я буду ждать вас с Блэром в «Морском баре», выпьем – и домой.

– Может, прямо сейчас начнешь?

– Наверняка у них найдется и травяной чай. Или как минимум минералка.

– Барни, ты же его не любишь. И он это знает. Я одна приду в «Морской бар».

– Вот это правильно.

7

Задним-то умом я крепок (не знаю только, дар это или проклятие), поэтому теперь понимаю, что Блэр за Мириам начал волочиться с первого дня, как увидел ее. Осуждать мужчину за это я не вправе. Наоборот, всю вину я возлагаю на себя – недооценил противника. Мерзавец, но надо отдать ему должное – годами выскакивал, как чертик из коробочки, втирался в нашу семью, подрывал ее подобно сухой гнили, поселившейся в балках дома, построенного на века. Когда дети были еще малы и с ними было хлопотно, мы как-то раз проездом оказались в Торонто – по дороге к друзьям на озеро Гурон, – так Блэр пришел к нам в гостиницу со скромненьким букетиком фрезий для Мириам и бутылкой «макаллана» для меня. Предложил сводить детей в Музей науки, чтобы мы с Мириам могли вечерок отдохнуть. Майк, Савл и Кейт возвратились в гостиницу, увешанные игрушками. Конечно же образовательными, а не милитаристскими водяными пистолетами или пистонными ружьями, которыми пользовался я, чтобы изображать с ними ковбоев и индейцев и устраивать всякие прочие расистские игры: «Бабах, бабах! Вот вам за то, что снимали скальпы с ни в чем не повинных еврейских вдов и сирот, вместо того чтобы готовить уроки!»

Когда Майкл в год окончания школы победил на математической олимпиаде, от «дядюшки» Блэра пришло поздравительное письмо и экземпляр сборника эссе о канадских писателях под его редакцией. Я читал эту его книжку с нарастающим раздражением, потому что, по правде говоря, она была не так уж плоха.

Когда мы вновь оказались в Торонто, на сей раз без детей, Мириам вдруг спрашивает:

– Днем ты конечно же будешь занят?

– Да, с «Троими амигос», увы.

– Блэр предложил сходить со мной на вернисаж в галерею Айзекса.

Помню, в тот раз я рассказал ей про то, как встретил Дадди Кравица в галерее на Пятьдесят седьмой стрит в Нью-Йорке. Дадди, занимавшийся тогда обустройством своего особняка в Вестмаунте, показал на три заинтересовавшие его картины и сел поговорить с женоподобным, одышливым владельцем.

– Сколько будет стоить, если я освобожу вас от всех трех сразу? – спросил он.

– В сумме это будет тридцать пять тысяч долларов.

Дадди подмигнул мне, отстегнул свой «ролекс», положил часы перед собой на обтянутую кожей крышку стола и говорит:

– Я готов выписать вам чек на двадцать пять тысяч, но мое предложение действует только три минуты.

– Вы шутите?

– Две минуты и сорок пять секунд.

После томительно долгой паузы владелец говорит:

– Я могу спуститься до тридцати тысяч долларов.

Дадди получил эти картины за двадцать пять тысяч, причем они ударили по рукам, когда до срока оставалось меньше минуты, после чего Дадди пригласил меня в свой люкс в «Алгонкине» это дело обмыть.

– Рива пошла делать укладку к Видалу Сассуну. Потом мы с ней идем в «Сарди», а потом на мюзикл «Оливер». Места забронированы. А насчет Освальда – если хочешь мое мнение, так он просто козел отпущения. Этот Джек Руби из одной с ним шайки, ты ж понимаешь.

Мы опустошили тогда восемь мерзавчиков виски из его мини-бара, после чего Дадди принес полный чайник, который прятал под раковиной в ванной, выстроил все пустые бутылочки на столе, вновь их наполнил и, закупорив, поставил на место в бар.

– Ну что, я молодец? – победно ухмыльнулся он.

Приезжая на всяческие конференции в Монреаль (подозрительно часто, как я осознал опять-таки задним числом), Блэр заранее звонил и приглашал нас обоих на обед. Помню, как однажды я снял трубку, услышал его голос и передал трубку Мириам.

– Твой бойфренд, – сказал я, прикрыв микрофон ладонью.

Как обычно, сам я отказался, сославшись на дела, а Мириам еще и уговаривал пойти.

– Что же он все не женится?

– Потому что он безнадежно влюблен в меня. Ты не ревнуешь?

– К Блэру? Не смеши меня.

Однажды, когда все дети были в школе, позвонил бывший продюсер Мириам, Кип Хорган, и очень уговаривал ее снова пойти к нему работать, пусть пока хотя бы внештатно.

– Нам тебя ужасно не хватает, – сказал он.

Как-то раз мы сидели вместе в «Лез Аль», Мириам дождалась, когда я займусь «реми мартен X. О.» и «монтекристо», и говорит:

– Что бы ты сказал, если бы я вернулась на работу?

– Но мы не нуждаемся в деньгах. Нам и так хватает.

– А может, мне работа нужна как стимул.

– Ага. Ты будешь день-деньской на Си-би-си, а кто же мне обед приготовит?

– Какой ты тиран, тиран, Барни! – бросила мне она, выскакивая из-за стола.

– Да я же шучу.

– Нет, ты не шутишь.

– Куда ты помчалась? Я еще не допил.

– Зато я и допила, и доела, а теперь пойду погулять. Даже горничным иногда полагается выходной.

– Постой. Присядь на минуту. Знаешь, мы ведь никогда не бывали в Венеции. Я сейчас пойду прямо в «Глобал трэвел». А ты ступай домой и собирайся. Побыть с детьми уговорим Соланж и сегодня же вечером отправляемся.

– Ну здрасьте. Да ведь завтра у Савла с его командой «умников» встреча с «Лоуер-Канада-колледжем».

– Ледяные «беллини» в «Гаррис-баре». Carpaccio. Fegato alia veneziana [333]333
  Ломтики сырого мяса с оливковым маслом и сыром. Печенка по-венециански (ит.).


[Закрыть]. Пьяцца Сан-Марко. Понте Риальто. Остановимся в «Палаццо Гритти», наймем катер и на нем поедем в Торчелло, чтобы позавтракать в «Чиприани».

– Странно, что ты не предложил мне норковое манто.

– Что бы я ни делал, все плохо.

– Не все, но достаточно многое. А теперь, с твоего позволения, я пойду пройдусь. Может, схожу в кино. Так что не забудь забросить белье в прачечную – оно в машине на заднем сиденье. Вот список, что нужно купить у Штейнберга, а вот квитанция на подушечку, которую я отдала в починку Лоусону – это на углу Клермонт-авеню. Если у тебя хватит терпения объехать квартал три раза, парковочное место найдешь. Времени на то, чтобы свозить Савла за новыми ботинками к «Мистеру Тони», у тебя не останется, но ты можешь успеть заскочить в «Паскаль», купишь мне восемь вешалок, а еще надо вернуть и получить назад деньги за тостер – раз уж тебе по дороге, – он не работает. Ужин придумай сам. Обожаю сюрпризы. Привет-привет. – И ушла.

В тот вечер мы ели магазинную китайскую еду. Чуть теплую и слипшуюся.

– Молодец у нас папочка? – потешалась Мириам.

Дети, чувствуя дурные флюиды, ели не поднимая глаз. Но, когда они ушли спать, мы с Мириам выпили бутылку шампанского и занялись любовью, смеясь над утренней ссорой.

– Я же знаю тебя, – говорила она. – Возвращать тостер ты наверняка и не подумал, просто выкинул его в ближайшую урну, а мне сказал, что деньги за него получил.

– Клянусь на головах детей, что я вернул тостер, как приказала мне моя домоправительница.

Следующим вечером, в четверг, я слег с гриппом, не смог пойти на хоккейный матч и смотрел его по телевизору, закутанный в одеяло на диване. Ги Лафлёр за своей синей линией перехватил неточный пас бостонцев и помчался с развевающимися волосами через центр площадки под рев трибун, от которого сотрясался весь стадион «Форум». «Ги! Ги! Ги!» Лафлёр обошел двух защитников, обманным движением заставил вратаря плюхнуться на лед и вот-вот уже должен был коронным своим бэкхендом… Но тут опять Мириам завела свое:

– Знаешь, а ведь, чтобы работать внештатно, мне вовсе не нужно твоего разрешения.

– Как же он мог так промазать по пустым воротам!

– Мне жизнь дана вовсе не для того, чтобы подбирать за тобой грязные носки и мокрые полотенца, водить детей к зубному и хлопотать по хозяйству, а в промежутках врать по телефону, будто тебя нет дома, если тебе нежелателен этот звонок.

– Три минуты! Всего три минуты до конца периода!

За воротами Милбери налетел на Шатта и повалил его, но тут Мириам заслонила собой экран.

– Я требую внимания, – отчеканила она.

– Ты права. Тебе не нужно моего разрешения.

– Еще я хочу извиниться за то, что я ляпнула насчет норкового манто. Ты этого не заслужил.

Черт! Черт! Черт! А я ведь сходил и купил его как раз в то самое утро. На Сен-Пол-стрит.

– Сколько стоит эта шмата? – спросил я.

– Четыре тысячи пятьсот. Но налог можно сбросить, если будете платить наличными.

Сняв с руки часы, я положил их на прилавок.

– Я готов заплатить три тысячи долларов, – сказал я, – но это предложение действительно в течение трех минут.

Мы стояли, смотрели друг на друга, и, когда три минуты истекли, он сказал:

– Не забудьте часы.

– Да возьму я, возьму его.

К счастью, манто было все еще спрятано в шкафу у меня в офисе. Его можно было вернуть.

– Тебе не надо было так шутить. Фи! Норковое манто! – выговаривал я Мириам. – Как я был оскорблен в тот момент! Никогда бы себе такого не позволил.

– Но я же ведь извинилась.

Так Мириам вернулась к работе на радио Си-би-си – стала изредка брать интервью у писателей, пустившихся в странствия, чтобы сбывать свои книги. Я это никак не поощрял, зато друг лесов и враг не поддающихся гниению полиэтиленовых пакетов Герр Профессор Хоппер-Гауптман всячески приветствовал.

– С кем это ты так долго болтала по телефону? – спросил я ее как-то вечером.

– А, это Блэр услышал мое интервью с Маргарет Лоуренс и позвонил сказать, какое оно интересное. А тебе оно как?

– Я собирался послушать запись вечером.

– Блэр говорит, что, если я сделаю серию из десяти канадских писателей, он обязательно найдет в Торонто, куда ее пристроить.

– Во-первых, в Канаде нет десяти писателей, во-вторых, в Торонто можно пристроить что угодно. Прости. Я этого не говорил. Слушай, а поработай-ка с Макайвером! Напомни ему о временах, когда он читал в магазине Джорджа Уитмена в Париже. Спроси, где он крадет свои идеи. Нет. Наверное, они у него свои. Больно уж скучные. Я что-нибудь не то сказал?

– Да нет, ничего.

– Я послушаю пленку после обеда.

– Знаешь, лучше не надо.

Именно Мириам настояла, чтобы Майкл продолжил образование в «Лондон скул оф экономи».

– Да ведь он из Лондона вернется законченным снобом. А чем тебе нехорош Макгилл?

– Ему надо временно пожить от нас отдельно. Ты деспот, а я извожу его своей заботой. Еврейская мамаша, и хоть ты тресни.

– Это Майк так сказал? Как он посмел?

– Это я так говорю. У тебя слишком длинная тень. И ты слишком большое удовольствие получаешь, когда удается забить его аргументацией.

– Значит, в ЛСЭ?

– Да.

Честно говоря, сам-то я еле среднюю школу закончил, аттестат получил сплошь троечный и жутко завидовал одноклассникам, которые с легкостью поступили в университет. В те добрые старые времена прием евреев в Макгилл был ограничен. Чтобы нашего брата приняли, надо было иметь сумму баллов на уровне семидесяти пяти процентов, тогда как гойским бойчикамхватало шестидесяти пяти, так что мне нечего было и соваться. Я так стыдился этой своей неудачи, что избегал тех мест, где собираются студенты (например, «Кафе Андре»), и тут же переходил на другую сторону улицы, едва завижу идущего в мою сторону бывшего одноклассника в белом свитере с большой вышитой на нем буквой «М». Все, чего я к тому времени добился, – это повышения от уборщика посуды до официанта в «Норманди руф». Поэтому я несказанно гордился успехами наших детей в науках, тем, что они становились победителями олимпиад и запросто поступали в университеты. С другой стороны, я сомневаюсь, чтобы кардинал Ньюмен, не говоря уже о докторе Арнольде [334]334
  * Томас Арнольд(1795–1842) – основатель знаменитой частной школы в Регби (Великобритания).


[Закрыть], пришел в восторг от дуновений, что веют нынче в современных Академах [335]335
  * Академы– сады близ Афин, где учил Платон.


[Закрыть]. Глянув в программу, по которой училась в Веллингтоновском колледже Кейт, я обнаружил в разделе наук курс домоводства – то есть там преподают науку о том, как сварить яйцо. Или как пылесосить. Савл, силясь пристроить куда-нибудь знание мультиков про Микки-Мауса, записался в Макгиллском университете на курс писательского мастерства, который вел – вы правильно догадались – Терри Макайвер. А журналистике в Веллингтоновском обучали выгнанные на пенсию репортеры из газеты «Газетт», подгоняя свои лекционные часы к терапевтическим собраниям Анонимных Алкоголиков.

В ЛСЭ Майк познакомился с Каролиной, и когда мы прилетели в Лондон навестить его, оказались приглашенными на обед в дом ее родителей, живших в шикарном Болтонсе. Выяснилось, что Найджел Кларк – известный адвокат, «советник королевы», а его жена Вирджиния эпизодически пописывает в глянцевый журнал «Татлер» статейки по садоводству. Я был так взволнован (или напуган, как считала Мириам), что заранее причислил их обоих к снобам и злостным антисемитам – из тех, чьи предки (наверняка упомянутые в «Дебретте» [336]336
  * «Дебретт»– справочник Джона Дебретта о британской королевской семье, пэрах, лордах, баронетах и главах шотландских кланов.


[Закрыть]) были заговорщиками, заодно с герцогом Виндзорским собиравшимися в тысяча девятьсот сороковом году установить в Соединенном Королевстве нацистский режим. Проведя свое расследование, я обнаружил, что загородное имение семейства Кларков расположено неподалеку от деревни Иглшем, в Шотландии.

– Надеюсь, ты понимаешь, – сказал я Мириам, – что это как раз то место, где в сорок первом году приземлился Рудольф Гесс.

– Вирджиния звонила, сказала, что форма одежды будет повседневная, но я все равно купила тебе галстук на Джермин-стрит. Тебе для справки: пишется Д, Ж, Е, Р, М, И, Н.

– Я же не ношу галстука.

– Нет, носишь. Еще она спрашивает, не надо ли проследить, чтобы на обеде не было какой-нибудь еды, которая нас не устраивает. Как мило, правда же?

– Нет, не мило. Потому что в подтексте вопрос: настолько ли вы правоверные евреи, что не едите свинину?

Найджел встретил нас не только без галстука, но и без пиджака, в спортивной рубашке и кардигане с протертым локтем, а импозантная Вирджиния была в мешковатом свитере (мы бы о таком сказали «затрапезный») и неглаженых штанах. «Понятно, – подумал я. – Для выходцев из колоний оделись похуже. Даю себе установку: мясо руками не рвать!» Втайне от Мириам – да не просто втайне, но и в нарушение данного ей торжественного обещания – я забежал в какой-то бар в Сохо и хорошенько вооружился, от души приняв на грудь шотландского виски, поэтому, когда за столом я освоил второй бокал шампанского «маркс и спенсер», меня потянуло над присутствующими слегка поизмываться. Заменяя собой отца, я принялся рассказывать о его подвигах в рядах монреальских стражей порядка. Например, о том, как они привязали преступника к капоту машины, словно пойманную дичь. Рассказал про Иззины методы дознания. О привилегиях, которые предоставляли ему в борделях. Меня, однако, ждало разочарование: Вирджиния над моими историями хохотала до слез и требовала еще, а Найджел перемежал их пикантными анекдотами из бракоразводных дел, которыми ему приходилось заниматься. Так что снова я все понял неверно, однако, вместо того чтобы подобреть к Кларкам, такой продвинутой парочке, я напрягся, обидевшись за провал своей задумки, и Мириам, как всегда, пришлось меня прикрывать, пока я наконец не перестал дуться.

– Мы в совершеннейшем восторге от вашего чудесного сына, – сказал Найджел. – Надеюсь, вы не станете препятствовать тому, чтобы он женился на девушке иной веры.

– Мне бы это и в голову не пришло, – солгал я.

Потом Найджел пригласил меня поехать вместе с ним в Шотландию, ловить в реке Спей дикого лосося. Остановиться предполагалось в Талкан-Лодже, месте буколическом и легендарном.

– Да я и с удочкой-то не знаю, как управляться, – сказал я.

– Понимаете, – подхватила вдохновенная Мириам, – когда Барни был мальчишкой, он удил в грязной луже, причем вместо нормальной удочки у него была ветка, отломанная от ближайшего дерева, а леску он делал из веревки, которой в лавке обвязывают покупки.

Очарованная Вирджиния положила ладонь на руку Мириам.

– Вы обязательно должны пойти со мной на цветочное шоу в Челси, – сказала она.

Когда мы вернулись в Монреаль, на нашем автоответчике среди множества других было три сообщения от Блэра. Дескать, в следующую среду мы приглашаемся на ланч в Университетский клуб.

– Сходи ты, – поморщившись, сказал я Мириам.

Кейт удивилась:

– Как ты так радостно позволяешь маме столь часто встречаться с Блэром?

– Кейт, какая ты глупышка! Наш брак – это скала!