Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

Глава 13. Без коня и жизнь не та

– Ну зачем тебе лошадь?

Гард на секунду высунулся из-за куста, с которого свисала прядями настоящая белесая шерсть, какую отращивают на себе некоторые кактусы. Удостоверившись, что знакомый нам «Золотой клен» как стоял, так и стоит, и содрогаясь всем телом от ночного холода, Като раздвинула волосатые ветви куста, в котором они сидели, пытаясь согреться, и взглянула оценивающе на четыре лошади на привязи у лесного трактира.

– На своих двоих мне ни от хищников, ни от волколаков не уйти. Тебе в этом смысле хотя бы повезло с твоим каракальим телом, – ответила она, растирая окоченевшие пальцы о, как она думала – шерстяной куст, а на деле – шкуру кота. Гард, не ожидавший прикосновений, отскочил резко в сторону и приземлился на сухую трескучую ветку. Цепные псы на привязи у «Клена» оскалились и зарычали.

– А с ними что будем делать? – спросил кот, наблюдая, как псины позевывают, обнажая пасти, полные желтоватых зубов.

– О них я уже подумала.

– Значит, можем начинать? – Он заерзал, пытаясь устроиться удобнее, ибо опавшие прошлогодние ветви впивались в шкуру. Гард с тоской посматривал на огромный светящийся прямоугольник – вход в «Золотой клен». Дверь его была настежь открыта, дабы проезжающие соблазнялись дьявольски-прекрасным ароматом тушеного с базиликом окорока, а также ночлегом на мягких теплых перинах.

– Честно говоря, я всегда была против воровства, – донеслось до него бормотание Като.

– Като, выбирай коня и вперед, исповедоваться будем после, – торопил ее Гард, раздраженный благоуханием чужого ужина.

– Да вот я думаю… я в них не очень разбираюсь…

– Что тут думать? Вон тот черный с краю самый большой и жирный, тьфу, то есть сильный, да, – запах окорока в травах заполнил собой все сознание кота, мешая думать о чем-либо другом.

– Я на него и забраться не успею, как он меня сбросит, – невесело усмехнулась Като.

– Ну так какого ты выбрала? – Вклинился в ее неторопливые раздумья кот.

– …Вон тот в пятнах с белыми ногами слишком заметный… Остается еще две лошади. Но они почти одинаковые…

Гард прыснул от смеха.

– Нечего сказать, один конь, другая – кобыла. Разницы – никакой.

– Я не об этом, – возразила девушка. – Они из одной конюшни, на них тавро и смотри, даже сбруя одинаковая.

– Като, какая разница, что на них и откуда они, давай, поднимайся, я скоро приросту здесь к земле, как этот шерстяной куст.

Гард не стал больше дожидаться указаний своей компаньонки и затрусил рысцой к привязи. Цепные псы, завидев его, подняли оглушительный лай. Но глядя, как псины захлебываются слюнями, Гард не остановился. Он приближался к привязи с лошадьми.

Като с досады ударила по земле кулаком.

– Вот дурак…

А кот уже тянул за поводья гнедого коня с тавром, пытаясь развязать узел на них. Конь шарахнулся в сторону, узел затянулся еще больше. Псы уже не просто лаяли, они бесновались, как черти, облитые святой водой, прыгали, пытаясь дотянуться до кота и сорваться с привязи, мешавшей им сделать это.

На пороге «Клена» вдруг появился высокий мужчина с арбалетом в руке. Он нацелил оружие на Гарда, все еще увлеченного дерганьем за поводья. Человек, что-то крикнул коту, Като не расслышала, что именно, и тот, поджав хвост и оставив коня в покое, попятился назад. Однако незнакомец и не думал сменить гнев на милость и опустить оружие.

Только этого еще не хватало!

– Эй! – Като встала во весь рост и зашагала по направлению к трактиру.

Гард собрался что-то сказать, но Като опередила его.

– Ты лошадь собрался украсть, котяра? – крикнула она Гарду. Тот так и остался стоять с открытой пастью.

Като кивнула в знак приветствия человеку с арбалетом.

– Вот, проходила мимо, дичь высматривала, – Като для убедительности тряхнула луком и стрелами за спиной. – Смотрю, а этот уже за поводья тянет. Совсем зверье сейчас обнаглело.

Постоялец «Клена» еще раз придирчиво осмотрел ее с головы до ног и, убедившись, что она действительно похожа на охотницу, кивнул.

– Надо бы пристрелить его, – рассудил арбалетчик, по-прежнему держа наготове свое оружие.

Гард так и стоял под прицелом, не в силах шелохнуться.

– Абсолютно с вами согласна. – Подтвердила Като. – Только стрелу жалко тупить об его шкуру.

Кот закрыл пасть и шумно сглотнул.

– Шкуру продать можно будет, – резонно заметил мужчина.

– Кто бы на нее еще позарился! Котяра выделки не стоит, – девушка продолжала разыгрывать негодование и презрение по отношению к своему компаньону.

Как только арбалетчик собрался что-то ответить Като, кот одним прыжком развернулся и унесся на предельной скорости в лес, петляя между деревьями, подальше от этих двух живодеров.

Незнакомец из трактира, не ожидавший такого поворота событий, выстрелил наудачу, не успев должно прицелиться.

Арбалет звонко и безжалостно звякнул, стрела пролетела мимо, Гард продолжал улепетывать со всех лап, и скоро скрылся из поля зрения, благо, в ночной Тьме это было несложно. Мужчина, раздосадованный промахом, буркнул Като что-то на прощанье и вошел в светящийся прямоугольник, источавший шум пьянки и умопомрачительные ароматы готовящейся пищи.

Когда Като добралась до хижины, Гард уже был там. Он смерил Като уничтожающим взглядом, и, свернувшись в клубок у камина, демонстративно отвернулся к стенке.

Като подбросила хвороста в огонь, разогрела ворованную на сельских полях картошку и не спеша начала трапезу. Покончив с более чем скромным ужином и присев поближе к кружку света свечного огарка, она принялась выстругивать деревянную стрелу – взамен потерянных серебряных.

– Мне показалось, или ты на меня в обиде? – Осторожно начала она.

– Нет, что ты, – услышала она полный горького сарказма ответ.

– Если бы я вступилась за тебя, сказала бы «нет, не убивайте его!», арбалетчик бы подумал, что мы заодно и пришил бы нас обоих.

Кот не выдержал и повернулся к Като. Глаза его полыхали ярче, чем огонь в очаге и тусклый свет свечи вместе взятые.

– А что, нет? А так я отвлекла его и дала тебе шанс уйти.

– Шанс, – Кот горько усмехнулся. – А что, если бы он попал в меня? Так сказать, затупил стрелу-другую? Ты об этом не подумала?

– А нечего было выскакивать тогда, с самого начала ты все испортил и весь мой план тебе, котяра, под хвост!

– Так у тебя был какой-то план? – Наигранно удивился Гард. Он из последних сил сдерживался, чтобы не повысить голос, как Като. – Ах, ну да, зачем делиться своими планами с каким-то наглым зверьем типа меня. Моя шкура ведь этого не стоит.

Като молчала.

– Ты же у нас самая умная, Эйнштейн Ульмского леса. – Внутри у Гарда все кипело, но он старался не подавать виду. – По теории вероятности что ли просчитала, что стрела в меня не попадет, не иначе.

Като молчала, сосредоточенно продолжая выстругивать стрелу.

– Кстати о шкурах. Ты ведь не думаешь, что я в восторге от бытия котом? Ты собираешься воровать картошку – хорошо, я с тобой. Мы пытаемся украсть для тебя лошадь – я снова участвую в твоих авантюрах.

Кот сделал паузу.

– А ты не думала, Като, о том, что испив этого чертова зелья из твоей бутыли, я больше не чувствую себя в безопасности? Потому что всякие охотники с арбалетами, приняв меня за хищного зверя, в любой момент могут выстрелить раньше, чем я успею открыть рот и сказать хоть слово?

Как только Като собралась сказать что-то в свое оправдание – кот демонстративно отвернулся, свернувшись калачиком на полу у очага. Ей оставалось лишь затушить свечу и в свою очередь зарыться в овчину на скрипучей кровати.

* * *

Все следующее утро Гард не открывал рта в присутствии Като, и только вечером его обида мало-помалу улеглась, на кошачьей морде заиграла довольная улыбка не без доли коварства.

– Собирайся.

Като, уставшая после неудачной охоты, только-только повесила оружие на стену и присела отдохнуть, и не торопилась выполнять кошачьи указки.

– Здесь неподалеку пастухи перегоняют откуда-то с юго-запада отару прекрасных черных курдючных барашков. Там, ближе к тропе в горы.

– Тебе бараньего шашлыка захотелось, гурман чертов?

– Домашнего барана я в своем кошачьем теле в состоянии прирезать и вкусить самостоятельно где-нибудь в кустах, без твоей помощи.

Като кинула на кота полный возмущения взгляд. Так вот, значит, что он там вкушает, пока она довольствуется краденой картошкой?

– Я тебя не за баранами зову, Като. Пастухи, скорее всего, уже давно спят, а их лошади остались без присмотра.

– У них что же, нет пастушьих собак? – С сомнением выцедила Като.

Гард лишь помотал кошачьей головой из стороны в сторону и заторопился выйти из хижины.

– Прихватила бы ты лук на всякий случай.

Като чувствовала, как тревожно забилось сердце. Внутренний голос сеял в ней одной зерно сомнения за другим: «Породные овцы без присмотра? Ни одной пастушьей собаки? Что-то котяра опять напутал». Но она упорно отгоняла прочь все его послания и предупреждения, принимая за трусость.

Еще и часа не прошло, как Гард вывел ее к какой-то поляне, с которой доносилось блеяние отары. Пастухи крепко спали, укутавшись войлочными одеялами, вокруг них сгрудилось полтора десятка облезлых черных овец, напуганных лесными ночными шорохами. И наверное, самые неказистые кони на свете – маленькие, нескладные и косматые, пригодные лишь под вьюки – дремали, привязанные к разлапистому кусту лещины в головах спящих. Пастушьих овчарок, действительно, не было видно.

– Я зайду со стороны, где храпит это дурачье, а ты иди отвязывай своих коней. Если хоть один из пастухов и надумает проучить тебя своим боевым топориком, какие я у них видел, я успею ударить его прежде, чем он привстанет, чтобы метнуть в тебя свое оружие.

Като содрогнулась, когда до нее дошел весь смысл сказанного Гардом. Но едва она собралась что-то ответить – кот уже бесшумно исчез во Тьме.

Сжимая свой дамасский кинжал, подаренный ей вдовой Клико, Като продолжала красться к цели. Вот уже она достигла импровизированной коновязи и потянулась было к лошадкам – те сразу же принялись тыкаться ей носами в ладони, видимо, привыкли к подкормке с рук.

Внезапно на другом конце поляны вырисовалась чудовищная, жуткая тень.

Немногим уступая горным коням в росте, чудовище многократно превосходило их крепостью и мощью телосложения, а с головы его в разные стороны торчали клинки, каждый едва ли не в сажень длиной!

Едва этот горбатый и горбоносый зверодемон, самой Природою увенчанный оружием, вынес свое тело на поляну на мощнейших, колонноподобных ногах – Като получила возможность еще лучше разглядеть его, залитого теперь лунным светом. Чудовище, как видно, было старо, ибо реденькую гриву его густо припорошило белесым пеплом времени. Изабелловая шкура меха бы лишена начисто, и потому от ночной прохлады его оберегала пестрая, расшитая цветами, попона под седло. С тела и особенно горбоносой головы свисали металлические кольца с вдетыми в них лентами – как видно, именно это чудище служило пастухам средством передвижения, а не вьючные пони в недоуздках.

Возможно, стоило бы попытаться увести у гостей с Юга этого ездового демона, но Като останавливали саженевые клинки-рога на его голове, еще и залитые на концах заточенной сталью, как видно, еще со времен битвы при Горэйле. Да и сам рогатый демон не спешил менять хозяев, и громко взревев нечто похожее на «ба-а-нтен!» – тяжелым скоком пошел в атаку, ломая на пути мелкие ветви и целые кусты.

Из-под копыт зверодемона внезапно метнулась в сторону, во Тьму, длинная и гибкая кошачья тень, как вспугнутый во время пахоты дикий кролик или же пташка.

Жаль, только Като пташкою летать пока не научилась, да и не была она уверена, что одно-единственное небольшое серебряное лезвие, насаженное на тонкое древко, могло остановить несущееся на нее порождение Мрака – потому опустила стрелу и лук и бросилась со всех ног бежать.

Так быстро бегать прежде ей не приходилось. Еще и огромный лук и немалый колчан били по ребрам на бегу, мотались из стороны в сторону и задевали за все на свете. Хорошо хоть, заточенные клинки-рога на голове ее чудовищного преследователя также мешали его продвижению в чащобе, и отмахав с полкило, Като осознала, что больше не слышит его присвистывающего сурового сопения за своей спиной – «ба-а-нтен!», – и упала лицом в дерн, не в силах отдышаться.

– Я так и знал, что ты все запорешь, – встретил ее на пороге хижины разочарованно ухмыляющийся Гард. – Я ведь специально выскочил в тот момент, когда он пошел на тебя, чтобы у тебя было время забраться на лошадь и ускакать от этого разъяренного метаки.

Като вспомнила воинственно-яростное дыхание преследовавшего ее чудовища, одним своим видом напугавшего ее до дрожи в конечностях, не говоря уже о жутких, вызывающих мурашки вскриках «ба-а-нтен», вспомнила о том, как ее било на бегу по спине тяжелое оружие, которое она взяла, кстати, по гардовскому совету, и ничего не смогла ему ответить, кроме потока отборной ругани.

* * *

Нужно ли говорить, что с той поры Като и думать перестала о том, чтобы заиметь собственную лошадь, а уж с котом она и подавно больше не делилась такими мыслями после встречи с воинственным демоном-метакой при свете малиновой планеты Войны.

Однажды она проснулась непривычно рано для себя, поворочалась, снова заснуть так и не смогла, и потому тихонько оделась и вышла, старясь не греметь оружием и не разбудить мерно спящего кота.

Длинные космы травы на ее пути согнулись до земли под тяжестью серебристо-серой утренней росы, оставляя влагу на ее замшевых сапогах, и чтобы не промочить ноги, Като отыскала вытоптанную тропку и двинулась по ней.

Влажный туман клубился меж деревьев, окутывал их дымкой – словно белесый «концертно-сценический» газ. Като на секунду закрыла глаза и вдохнула полную грудь предрассветных лесных ароматов: мокрой коры и трав, прошлогодних опавших листьев, с легкими нотками сыра с плесенью или же свежих грибов. Она сошла с тропинки на небольшую лесную прогалину, окруженную кустами, и интуиция не подвела ее – раздвигая пряди трав, она набрала полные карманы мелких красных сыроежек.

Дальше туман начал понемногу исчезать, и солнце медленно, как бы нехотя, поднялось и осветило все закутки векового леса. А скоро и сам лес кончился.

Като неожиданно вышла прямиком к Белой пустыне.

Всего в паре сотен шагов от себя она увидела желанную лошадь, в совершеннейшом одиночестве и без охраны, привязанную к воткнутому во влажный песок копью. Животное безвольно опустило голову почти до самой земли, может, оно стояло так уже не первый день.

Когда Като двинулась за ней, то приметила неподалеку нечто, на что поначалу не обратила особого внимания – изорванный плащ воина Совитабра не мог скрыть того, что осталось от мужчины после стычки с какими-то дикими тварями. Она еле сдержала приступ тошноты, и вид истерзанного в клочья тела еще долго висел у нее перед глазами.

Она осмотрелась. Не заметив больше никого и ничего в бесконечных белых песках, девушка отвязала лошадь, и ведя ее под уздцы, зашагала с ней обратно в лес.

У хижины она неумело стреножила и напоила животное колодезной водой, отчего кобылица довольно фыркала, однако же Като скоро отняла у нее ушата, дабы измученное жаждой животное не выпило слишком много и не навредило себе.

Оставив пастись кобылицу из пустыни перед крыльцом, Като занялась приготовлением обеда из ненавистной уже картошки и свежесобранных грибов. Только вместо красных шляпок сыроежек перед глазами все еще стояла жуткая картина – изорванное и исклеванное тело воина в песках.

– Я смотрю, нас теперь трое, – пошутил бесшумно прокравшийся в хижину кот. Он безмятежно потянулся в дверном проеме, заглядывая в очаг – что там приготовила эта ведьма? А Като продолжала машинально помешивать на огне давно готовую похлебку, обескураженная утренней находкой.

– Ты же так хотела иметь свою лошадь! – Удивился кот, всматриваясь в ее убитое, отсутствующее выражение. – А настроение, как на похоронах.

– Да что случилось-то? – спустя какое-то время снова начал допытываться кот, не получив от девушки ответа.

– Просто увидела того, кому эта лошадь принадлежала.

– И это был большой зубастый волколак? Да? У-у-у, я волколак…

– Перестань! – Одернула его Като. – Ты их не боишься, потому что ты с ними не встречался.

– А ты, хочешь сказать, встречалась с оборотнями? – Скептически заметил кот. – В каком сне? Вчерашнем или сегодняшнем?

Като выдавила из себя вынужденную, кислую улыбку, просто ради того, чтобы кот прекратил отпускать свои неуместные шуточки, и она не нагрубила ему; сгребла в охапку и вынесла из хижины лошадиную сбрую, оставив ее под навесом на задворках хижины. Ни к чему лишний раз вспоминать тот страшный завтрак для ее глаз.

Гард, как это часто делают настоящие кошки, развел уши назад и в стороны. Като не знала, что это означает на языке кошачьих эмоций, и потому ждала от Гарда словесных объяснений.

– Не понимаю, что у тебя опять стряслось с утра пораньше? Хотя знаешь, на такой случай у меня кое-что есть. Забирайся на свою кобылку, иначе мы это не утащим.

На чьем-то возделанном клочке земли в предгорье Като была вынуждена резко натянуть поводья перед большой, но зеленой тыквой, все еще растущей, но уже погрызенной какими-то монстроподобными вредителями.

– Мы сюда приехали за незрелой, недоеденной медведками тыквой, я правильно понимаю?

– А ты переверни ее. – Услышала она приглушенный голос Гарда. Уши его ходили ходуном, и он то и дело принюхивался – вдруг где-то неподалеку хозяева поля.

Като спрыгнула с лошади, перекатила плод на бок и вытащила из него смятый, весь в чьей-то слюне, кожистый лист.

– Пробкового дерева, жаль, не нашел в Ульмском лесу, – усмехнулся кот. Глаза его довольно и загадочно блестели.

Като в нос вдруг ударил запах перебродивших ягод – полая середина тыквы была до верху наполнена сладкими дарами Ульмского леса.

– Что это?

– Собирал по ягодке по топям и болотам, обтряс какую-то странную алычу-не-алычу в одном заброшенном саду, собирая малину, наткнулся на медведя. Потом нашел это поле, прогрыз тыкву, размял, как мог, в ней ягоды. Мне пришлось красть в деревне сахар, как какому-то мальчишке. И еще немного спирта из метаки. Только я и подумать не мог, что весь процесс приготовления вина будет остановлен из-за того, что будучи в этом несуразном кошачьем теле, я не смогу отцедить ягоды.

Като была поражена.

– Почему ты мне ничего раньше не сказал?

Вот уж сюрприз, так сюрприз!

В тот же вечер заботливо собранные котом ягоды были отцежены, а вино – продегустировано – еще до того, как его можно было назвать готовым.

Наслаждаясь недобродившим напитком, к которому в Н-ске она вряд ли бы притронулась, Като полулежала в развилке ветвей какого-то трухлявого дерева. Его листочки, оказалось, были съедобны – и таяли во рту, оставляя на языке приятную липкую сладость – приходилось выбрасывать лишь жесткий остов. На поваленном вязе неподалеку свою порцию своего же вина вкушал кот.

– Като, а кем ты была в Н-ске?

Она едва не выронила глиняную пиалу с вином на тыкву, хранящую в себе еще около литра самодельного напитка.

– Тебе ли не знать? – Отозвалась девушка, довольную улыбку с ее лица украл вопрос Гарда. – Ты же следил за мной, ювелир.

Гард молча лакал вино.

– Наверняка тебе известно, что я была недо-экспертом в задрипанной «Частной галерее», снимала с сестрой крошечную квартирку в неблагополучном районе и была серой мышкой серого Н-ска.

– А кем хотела быть?

Като прищурила глаза, опустив руку с чашей вина, и погрузилась в какой-то свой мир.

– Не кем, а где. Я родилась не в Н-ске. А там, где утром просыпаешься не от шума двигателей бесконечного потока машин – меня будило воркование горлиц и перезвоны древних соборов. Горлицы гнездились в кроне сакур у моего дома. Розовых, белых, цвета спелой черешни… А когда их лепестки осыпались, покрывая вековую брусчатку цветными сугробами лепестков, тогда в их кронах оставались гирлянды крошечных яблочек.

Попивая фрапэ или глясе с непревзойденными местными пирожными – бисквитными, слоеными, рулетами, эклерами с заварным кремом – сквозь окна кафешки сидишь, бывало, вдыхаешь льющийся отовсюду запах кофе, любуешься старинный городом, которому уже больше тысячи лет… его бесконечной набережной вдоль речушки с именем змеи… Весной – она благоухает липовым цветом по правому, и каштановой – по левому берегу. А как забыть вкус и аромат дачных фруктов и овощей? Как паковали на зиму каждое яблочко – в отдельный лист бумаги: и пунцовые джанатанки, и желтоватые анисовые; и как с ребятней лазили к соседям за «белым наливом». Словно белый подпушек хищницы-ласки, живущей под горой на даче, у источника с Живой водой. А по пути к источнику Мертвой воды – это мы их так называли, эти родники, – там росли сотни грибов, по всем склонам и овражкам… Грузди, величиною с голову, целые поляны сыроежек, которые можно бы косой выкосить …Белые, опята, подберезовики… Местный деликатес – розовые мухоморы… И от самой лесной опушки – поле разогретой на солнце душицы, чабреца и шиповника. А дальше – буковые леса, величественные, в которые вступаешь, словно в храм. И полуразрушенные вековые замки – наследники времен нашествия кочевников, времен, давным-давно канувших в Лету…

Уши Гарда были направлены в ее сторону, он чутко ловил каждое ее слово.

– Знаешь, я тоже в Н-ске не особо был счастлив. – Отозвался кот. – Постоянно меня глодали всякие невеселые мысли, как гончие псины, они нагоняли все время в извечной погоне за лучшим, престижным, дорогим… Ну ты знаешь Н-ск, что я тебе рассказываю.

И в тот год, когда я решил разорвать этот порочный круг, превратив его в такой себе иероглиф «дзен». – Кисточкой хвоста кот очертил в воздухе незамкнутый круг. – В тот год многое изменилось. Однажды проливной октябрьский дождь застал меня в доме без двух стен. Бывало, приходилось подбирать окурки. Это сейчас вспоминаешь такое с усмешкой, всего лишь как жизненный опыт, а не постоянную реальность. Но недолго это все длилось – заискивающе улыбаться и просить подачку-милостыню мне надоело. А дальше, дальше ты знаешь – бесконечный поток барышень, ремонтирующих свои Гермесы и Булгари, Шанели и Тиффани. Колечки, брошки, браслеты, цепи… Толпы тех, у кого бриллиантики повылетали, и они просят на их место вклеить фианиты, чего уж там, даже стразы Сваровски, бывало.

Като усмехнулась.

В тот вечер вино было допито.