Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Глава 4. Высокие Кручи

На остановке в Высоких Кручах ее встретил теплый морской ветерок и узкая вытоптанная тропка, извивавшаяся среди кустов можжевельника и диких фисташек. Смолистый аромат хвои, запах разогретых на солнце трав и полевых цветов смешивался с солоноватым привкусом моря и казался ей каким-то изысканным парфюмом в духе Кензо; только авторства самой Природы.

Но вот пыльная тропинка резко свернула, огибая огромный валун; у его подножия спрятался от ветра крошечный домик. Под скатом камышовой крыши сушились пучки дикой мяты и душицы, и хотя дверь была приоткрыта, Като на всякий случай постучала.

Она вздрогнула от неожиданности, когда голос «Кто там?» раздался не изнутри, а у нее за спиной. И резко обернулась.

Перед ней стояла пожилая женщина с обветрившей кожей и частыми «гусиными лапками» вокруг глаз, натруженными жилистыми руками с начинавшими уже появляться на них коричневатыми старческими пятнышками. Старушка странно улыбнулась, и даже не удосужившись узнать, кто к ней пожаловал, поманила за собой Като, повернувшись к ней спиной. Она завернула за угол дома, и Като оставалось лишь следовать за травницей, со спины рассматривая ее причудливый наряд. Платье бабки-отшельницы походило скорее на холщовый мешок с прорезями для головы и рук. Като не представляла, как можно носить такую потрепанную и ветхую одежду.

За углом хижины на высоких шестах сушились рыболовецкие сети, настолько прогнившие и дырявые, что в них не задержался бы и кашалот. Однако же бабка сосредоточенно что-то в них искала, в этих сетях. И время от времени рука ее опускала в таз трепыхавшуюся свежую барабульку. Като с интересом наблюдала за ведуньей, но все же не смогла уловить момент, когда та выуживает из сетей рыбу. Поэтому девушка спросила старушку: «Откуда она берет рыбу?»

Бабка махнула неопределенно рукой в сторону рыболовецкого судна, видневшегося на горизонте.

– У них.

Ответ заставил Като задуматься. Если бабка покупала барабульку у рыбаков, то почему она искала ее в своих сетях? И вообще ей казалось, что никакой рыбы, когда они свернули за угол, в сетях не было. Что все это значит?

Когда же вошли в дом, Като пришлось удивиться еще больше, чем рыбным бабкиным причудам. На пороге их встретило животное, о котором она не читала ни в одном справочнике по биологии. А ведь она проштудировала тонны различных учебников, терпеливо составляя рефераты за свою сестру.

Загадочный зверек не доставал ей даже до колена и был весь покрыт удивительно бархатистой шерсткой золотисто-песочного цвета, а на его вытянутой, как у жеребенка, голове и шее торчком стояла черная грива. Приветливо помахивая коротеньким, похожим на заячий, хвостом, невиданное существо засеменило к бабке на своих коротких пружинистых лапах; зверек с любопытством разглядывал Като, но все же путался под ногами хозяйки.

Пока бабка возилась с барабулькой у очага, Като оглядела ее более чем скромное жилище. Оно представляло собой одну-единственную комнату, что служила и кухней, и спальней. У маленького окошка стоял деревянный стол да лавка, а посуда – на полке над очагом. У противоположной стены она заметила деревянную кровать, покрытую лоскутным одеялом, над ней висела потемневшая от копоти и времени икона.

– Ну, что случилось, – вдруг спросила ее бабка.

Вопрос застал Като врасплох, она все не могла понять, за кого ее принимает отшельница из Высоких Круч. Потому машинально ответила:

– Ничего.

Травница замолчала, продолжая возиться у очага. Като понимала, что так или иначе ей придется сказать, зачем она побеспокоила старушку, хотя бы из вопроса вежливости. Но ей уже слабо верилось в то, что этой бабке в холщевом мешке вместо платья под силу избавить ее от бессонницы.

– Почему вы подумали, что у меня что-то стряслось?

– Ко мне только с бедой приходят, дочка, – просто ответила та.

Впоследствии Като сама не поняла, как так получилось, но просила она ведунью вовсе не про бессонницу.

– Могли ли то, что мне снилось, произойти со мной на самом деле?

Вопрос бабку не удивил совершенно, будто ее спросили, нужно ли солить барабульку.

– Видишь ли, дочка, у большинства людей весьма узкое понимание этого «на самом деле». – С этими словами она поставила перед ней на стол горшочек с дымящимся кушаньем, тушеной с пряными травами рыбы. – Они наивно полагают, что бытие – это одна большая дорога, по которой движутся одновременно к началу и концу, кому как больше нравится.

Тут колдунья сделала паузу и усмехнулась.

– В то время как материя соткана из сотен, тысяч, миллионов жизней, и они все переплетены меж собой. Ты в своем окружении, в этом месте, занятая одним предназначением – это ты сиюминутная, здешняя. Какой будешь ты в другом месте, где все было бы по-другому? Очень сомневаюсь, что той же самой. Возможно, только поначалу. Однако новая материя бытия, новое окружение неминуемо изменит тебя и сделает частью совсем другого узора.

Ты скажешь мне, что погрязнув в будничной канве, выбраться из нее невозможно. Отнюдь; не забывай – твоя реальность стежками ведет к другой, совершенно иной, и так далее, возможно, до бесконечности. Ведь не зря же в одном языке стежками названы пути. Понимаю, только опытная портниха легко найдет скрытый стежок меж материй бытия. Ну а что мешает тебе попробовать?

Като во все глаза смотрела на старушку в убогом холщевом мешке, только что обрисовавшую ей в двух словах модель Вселенной а-ля одеяло-пэчворк. Либо она немного не в себе, либо немного гениальна. А последнее, как известно, подразумевает и первое, так что третьего не дано.

И все же Като не решилась погружаться ни в основы кройки и шитья, ни в дебри абстрактных величин, приготовившись заняться вполне реальной барабулькой, ибо не было у нее желания философствовать на голодный желудок. Обжигая пальцы, она выудила горячую рыбку на глиняную тарелку. Черногривый зверек, гревшийся у очага, следил за каждым ее движением, и держа вторую барабульку за хвостик, Като поманила его. Но тот даже не сдвинулся с места, уставившись на незваную посетительницу блестящим черным глазом, в котором плясали отблески огня.

Бабка, заваривая чай и при этом не видя разыгравшейся сцены, коротко сказала:

– Не ест он рыбы.

Пошарив на самой дальней полке над очагом, ведунья достала оттуда запыленную бутыль и поставила ее перед Като на стол, и с тревогой в голосе произнесла:

– Тебе нужно торопиться, дочка.

Като от неожиданности обожглась очередным кусочком рыбы.

– Это возьмешь с собой, – указала она на бутыль. – Но выпьешь не от жажды, а только в случае крайней необходимости.

И буквально стала выталкивать девушку за дверь, не давая закончить трапезу. Покинув жилище странноватой негостеприимной бабки-травницы, Като наконец-то разогнулась в полной мере, ибо если сама ведунья при своем росточке не находила свой домик неудобным, то Като со своим ростом выше среднего – так не считала. Растирая затекшую спину, Като уже было повернулась в сторону автобусной остановки, но внезапно выскочившая за ней хозяйки лачуги подтолкнула ее совсем в другую сторону, выводя на едва заметную в фисташковых кустах тропу.

– Так, куда ты направляешься, гораздо короче, поверь бабке-ведунье. Глядишь, там и сон к тебе добрый воротится.

Като как раз в этот момент собиралась выпытать у травницы хоть пару травок, что помогут ей побороть бессонницу, а затем возвращаться уже в Н-ск. Ибо как она тогда считала, визит к ведунье из Высоких Круч не увенчался успехом – та даже мяты какой-нибудь для сна попить не присоветовала.

Шагая по заросшей тропке среди фисташек, Като оглянулась, рассчитывая, что выжившая из ума старушка возвратилась в свою лачугу, и она может беспрепятственно свернуть на автобусную остановку. Не тут-то было! Ведунья в холщовом мешке по-прежнему наблюдала за ней с порога своего ветхого жилища, и поймав нерешительный взгляд девушки, серьезно прикрикнула:

– И не вздумай возвращаться назад! Дойдешь – а там вспомнишь заклинание!

Ветер все усиливался, поднимая темные морские волны выше да выше, так, что даже солнце уже погрузилось в них до половины. Като знала, как быстро наступают сумерки в этих краях, знала, что горящий расплавленной медью закат скоротечен, и скоро непроглядная Тьма захватит Кручи и ее саму. Поэтому она уже не шла, а бежала по выбранной ею тропе.

Она бежала, подгоняемая страхом темноты, одной рукой придерживая бутыль, бултыхавшуюся в сумке. Теперь те вопросы, что она не успела задать бабке-травнице, она задавала себе. Что это за место, которое ей зачем-то нужно найти? Какое еще заклинание она должна будет там вспомнить? Внезапно ее осенила мысль, что она просто поддалась выдумке спятившей от одиночества бабки и ей срочно нужно попасть на остановку, пока в город не ушел последний автобус. Она уже было приостановила бег, как где-то сзади и сбоку в кустах послышался хруст. Тогда Като побежала еще быстрее, забыв про бутылку, бившую по ребрам, и во всю работая локтями, как заправский бегун. Несмотря на это, Тьма опережала ее.

Внезапно тропинка оборвалась, оставив нашу бегунью на большой поляне. Одну, если не считать нечто странное, высившееся всего в нескольких шагах от нее.

Его ствол и обнаженные ветви светились, окруженные легким белесым, в тон самому Древу, туманом. Оно все было словно выточено из кости, Като никогда еще не доводилось видеть столь ослепительно белой древесины. Коры Древо было лишено, зато украшено (или изуродовано?) несколькими неизвестными ей знаками. Она подошла ближе, попутно заметив, что у корней Древа совершенно ничего не растет. На ветках его не было ни одной почки, в нем не теплилось жизни, это было Дерево-Призрак, и его мертвая крона являлась пристанищем целой стаи черных воронов. Как только девушка коснулась ствола рукой, они с карканьем поднялись в воздух и улетели.

И все же несмотря на всю необычность явившегося ей зрелища, в ее мозгу уже звенел звоночек: «ты опоздаешь на последний автобус, еще минута-две – и останешься одна в ночном лесу».

Две минуты?

– Где-то я уже слышала об этом, – подумалось нашей искательнице приключений.

А вспомнился ей стишок, который передал в кафе в конверте ей еще один умалишенный – коллекционер Грэйд. Тогда стих показался ей редкой бессмыслицей. И девушка похвалила свою память, запоминавшую всякие несуразицы.

Боясь сбиться, она стала быстро читать заклинание. А что еще ей оставалось делать? Она совсем забыла о последних автобусах и почему-то поверила, что что-то действительно должно произойти.

Когда дошла до строчки «Покажут древо. В лодку обратившись», то чуть было не запнулась, глянув под ноги. Корни костяного Древа с треском вырвались из сырой земли, сплелись, у нее на глазах образуя нечто наподобие воронки. Ее охватил ужас, ноги будто приросли земле, Като не могла найти в себе сил даже пошевелиться, и так, в безмолвии и недвижимая, она следила за развернувшимся перед ней превращением.

Ствол Древа обернулся мачтой, а ветви прямо на глазах слились в большой белый парус. Бортики из корней соединились, став лодкой.

И начался дождь. Небесная влага все прибывала, пока уже вся поляна не стала зеркальным озером, в котором отражались вспышки молний. Като чувствовала, что лодка куда-то плывет, но мозг отказывался принимать случившееся, все больше напоминало бредовый сон или галлюцинацию. А вскоре исчезло и это, Като осталась в безмолвной кромешной Тьме. Сенсорная депривация действовала на нее угнетающе, и вскоре она перестала пытаться воспринимать происходящее.

Глава 5. Мадам К. Камбрези

Выпроводив девушку с китайским «Bulgari», Гард спрятал в карман салфетку с ее номером – и поспешно закрыл дверь в мастерскую на ключ. И вовсе ни к чему ему были случайные посетители.

Впрочем, Гарданиэль – вот как его звали на самом деле. Знакомые звали его Дэном Гардом, чуть более близкие знакомые знали, что Гард – это не фамилия, а наоборот, производное имени, какого, правда, вот этого не знал никто. Родители? О них он не рассказывал ни тем, ни другим, ибо мать, подарившая ему жизнь, мудреное имя и дворянскую фамилию из двух частей – она в свое время сбежала из дому с самым обычным парнем, приходившим подрезать траву на газоне перед огромным имением ее родителей – потомков полонских князей. Что поделать, жизнь за оградой поместья оказалась куда суровее, чем она могла предположить, глядя на улицы Н-ска из окон балетного класса. И вовсе не черную икру с лобстерами довелось скушать ей в последний день ее жизни во Внешнем мире.

А Гард довольствовался отдававшим химией растворимым кофе, не менее vulgaris бутербродом с колбасой, и находил все это привычным и ничуть не напрягающим. Полонские родственники ни по праздникам, ни по дням рождения к себе не зазывали, да он и не ждал этого, с попеременным успехом удерживаясь на плаву в жизненном море.

Допивая последние капли остывающего, и от того еще более гадкого на вкус растворимого кофе, наш ювелир вертел в свободной руке то так, то эдак уже вовсе не «оливковую веточку». Из некоего свертка, припрятанного за спальным мешком под окном, он выудил покореженное круглое стеклышко, не став, однако, вываливать на стол остальное содержимое пакета. Неизвестно, частью какой именно конструкции ранее было сие стеклышко, но то, что линза искажала собой видимую реальность, дало Гарду основания выбросить ее в мусорное ведро под столом.

– Сгодится только для очков астигматику, – таков был его вердикт.

Прислушавшись к отчаянному звяканью выброшенного стекла, Гард задумчиво и неторопливо соорудил себе еще один бутерброд.

Внезапный лязг за дверью прервал неспешный ход его мыслей. Кто-то дернул за ручку вниз еще, и еще раз. Нетерпеливый стук. Еще раз – уже сильнее. Гард интуитивно почувствовал – клиентки, ищущие ведьмины камушки, ломиться так не будут.

Совершенно позабыв о втором бутерброде, Гард заметался по комнате, затем одним махом открыл окно и выбросил свой загадочный сверток в разлапистый куст ирги, росший посреди двора.

Как раз вовремя – дверь в его мастерскую слетела с петель.

– Ребята, вы ничего не перепутали, здесь ювелирная мастерская, – гневно начал он, отряхивая джинсы от крошек.

Трое в одежде темных тонов, видимо, адрес не перепутали, потому что не успел он сказать еще хоть слово, двое из них зажали его в углу, а третий принялся бесцеремонно обшаривать комнату.

– Ты чем тут занимаешься, – на удивление спокойно, будничным тоном спросил этот самый третий.

– Повторяю, здесь ювелирная мастерская, – Гард сказал это не просто твердо, а с убийственной долей сарказма. Пусть его прошибала мелкая дрожь от волнения, он старался не терять достоинства.

Его внезапно ворвавшемуся собеседнику эта гардовская уверенность в себе определенно не пришлась по вкусу. Он перебирал его ювелирные инструменты на столе и не торопился объяснить причину своего вторжения.

Гард с тревогой наблюдал за всеми его манипуляциями со своим добром.

– Так почему же твоя, как ты говоришь, ювелирная мастерская, закрыта в рабочее время на ключ? Вдруг мы с моими спутниками собирались проконсультироваться с тобой, сдать тебе по приемлемому для нас обоих курсу краденное золотишко, чтобы ты потом переплавил его на цацки нашим мадамам?

Пока главарь ворвавшейся к нему в мастерскую банды неторопливо вел свою речь, его живой, но беспросветно циничный взгляд обшаривал вдоль и поперек гардовское прибежище. Еще в глазах его светилась безграничная уверенность, не разбавленная даже каплей боязни. Скорее всего, еще одного члена своей банды громилы оставили у самого входа в заброшенный дом, во дворе, дабы никто не смог спугнуть их внезапным появлением.

– Я слышал, что ты у нас далеко не самый дрянной ювелиришка города. Странно, что такие отзывы дают таким неучтивым парням вроде тебя, ты даже не предлагаешь своим гостям кофе.

Гард и не подумал было дернуться к электрическому чайнику и банке растворимого кофе, он не чувствовал себя чем-либо обязанным этим бесцеремонно ворвавшимся к нему «гостям». Потому главарь этой налетной шайки занялся приготовлением кофе самостоятельно. Ну где же он его раньше видел? Гард все не мог вспомнить, хотя и знал, что эти длинные архипелаги щетины, торчавшие от самых бандитских скул и до висков – они прикрывали с одной из сторон шрам, которой его обладатель почему-то боялся показывать кому бы то ни было.

– Странно, что ты до сих пор молчишь, хотя я бы на твоем месте давно начал объясняться и каяться хоть в чем-нибудь, – главарь, носивший эдакие недо-бакенбарды, наконец, приготовил себе чашку кофе. – Ну и дрянь же ты пьешь, – попробовав напиток на вкус, он тотчас же выплюнул его на пол. Красоты старому паркету плевок явно не прибавил. – Твой кофе воняет, как любимая пробка моей девки, ей богу, ну и дрянь!

Ворвавшиеся к нему в мастерскую громилы угодливо загоготали.

– И часто вы всем скопом пробки нюхаете? – Наигранно сосредоточенным тоном выдал Гард.

Юмор владельца мастерской не пришелся громилам по вкусу, они смолкли. А тот кадр, что восседал на его рабочем столе с его же кофе в его же чашке со сколотым краем – он включил в сеть гардовский паяльник. «Вот и дошутился», – подумалось парню, он весь инстинктивно съежился и сжался. Но отведавший гардовского кофе и шуток чел нацелился вовсе не на нашего ювелира, а на его творение – золотую оливковую веточку.

– Положи кольцо на место, не то я тебя найду потом, – выцедил Гард, забыв, что лучше было тянуть время и не идти на открытую конфронтацию с нежданными посетителями.

– Не хочешь, значит, поговорить с нами по-хорошему. Угрожаешь, – без всякого выражения проговорил пришедший, так, словно занимался рутинной каждодневной работой.

Его короткий кивок – удар в печень от громилы слева – и Гард согнулся. Да уж, не таким он представлял себе последний день своей жизни.

Снова удар. И еще. Ногой. Он давно уже лежит на полу, прикрывая руками голову, и размышляет, кому по праву наследования достанется оборудование его мастерской. Уж не полонским ли родственникам? И еще – жалеет, что толстовка, надетая на голое тело, не смягчает ударов, зато помогает этим увальням не оставлять следов.

– Что вы здесь забыли? – тихо, но отчетливо проговорил ювелир, стараясь, чтобы тон его звучал хоть немного похоже на деловой.

– У тебя ведь здесь не только ломбард краденного золотишка, верно говорю?

И хотя главарь шайки не приблизился этим вопросом ни на йоту к объяснению причин своего вторжения, громилы продолжали охаживать гардовскую спину и ноги чувствительными ударами.

– Что вы здесь забыли? – Несколько повысив голос, повторил он свой вопрос.

– Не умеешь обращаться с клиентами ты, парень. Может, не все еще потеряно, стоит поучить тебя?

Тело ювелира продолжало принимать нешуточные удары, и юноша изо всех сил старался сохранять трезвый и рассудительный, насколько возможно спокойный, настрой.

– Ну, рассказывай, – все так же неторопливо, вокруг да около продолжал главарь с архипелагами щетины.

– Что рассказывать, – буркнул Гард, чувствуя, что теряет терпение.

– Сбавь тон. – Пока главный вещал с его стола свою неторопливую речь, громилы уже не оставили на нем живого места, хотя Гард и чувствовал, что удары были не в полную силу. – Рассказывай, чем еще ты здесь занимаешься.

Гард сокрушенно вздохнул. Если он начнет с рассказа о том, как он ежедневно просыпается и пьет кофе с дрянными бутербродами в своей мастерской, вряд ли к концу своей речи он сможет хотя бы вздохнуть без боли, ведь по ребрам его то и дело проскальзывали удары тяжелым тимбэлэндовским ботинком от громилы справа.

– Я здесь работаю. – Тихо проговорил он в перерыве между ударами.

– Да, я вижу, у тебя тут какое-то бабское колечко на столе валяется, недоделанное. – И поднес к гардовскому творению нагретый паяльник. – Как звали твою последнюю посетительницу, отвечай!

«Мадам К.Камбрези» – пронесся правильный ответ в голове у Гарда. Но стоит ли сообщать эти сведения этим сомнительным лицам? Ведь маловероятно, что псевдо-мажорка, которую, оказалось, они ищут, знает, что такое удар ногой по почкам, подумалось ему. Может быть даже, она вообще не в курсе, что за ней ведется слежка.

– Она не сказала своего имени, – быстро ответил Гард, до того, как разогретое жало паяльника опустилось бы на его тонкую работу.

– Вполне возможно, вполне возможно. Тогда придется задать тебе вопрос, на который ответ у тебя в любом случае имеется. Итак, вопрос этот – что она хотела от тебя?

– Она искала отданное в ломбард кольцо, – как можно быстрее ответил ювелир, наблюдая, как раскаленный инструмент остановился в каких-то миллиметрах от золотой оливкой веточки.

– Какое кольцо? – Недоверчиво спросил человек с паяльником.

– Подарок любовника. Bulgari из прошлогодней коллекции.

Громилы переглянулись между собой.

– Это не она. – Пробубнил бритоголовый амбал, что стоял слева. – Босс, это не она.

«Босс» же внимательно наблюдал за Гардом, словно гипнотизировал его, не отрывая от него взгляда. Этот-то вряд ли поверил наспех придуманной истории про ломбарды с любовниками.

– Это был неверный ответ, котенок, – наигранно-участливо отозвался главарь банды и одним резким ударом молотка прихлопнул нагретое паяльником кольцо.

Его металлический звон отозвался болью в сердце и даже каждом синяке Гарда.

– Еще найду тебя, тварь, – тихо и зло прошептал наш ювелир, с грустью глядя на останки своего некогда прекрасного творения.

– Зачем меня искать, котенок? Мы сами найдем тебя, как только ты будешь готов рассказать нам все.

И с этими словами главный сделал знак своим приспешникам, одновременно подходя ближе. Гарда насилу поставили на ноги, и тут же снова он едва не упал – всему виной был удар в висок и чуть сильнее – в солнечное сплетение, но подоспевший «босс» вцепился ему в глотку, удержав от падения и не давая закричать.

– Зачем она ищет это, а, Гарданиэль?

И с этими словами с размаху всадил раскаленный наконечник паяльника куда-то в подреберье хозяину мастерской.

Острая, невыносимо жгучая боль ослепила, надолго оставив во Тьме. Гард бы невольно закричал, если бы человек, скрывающий свои шрамы, не давил ему все сильнее на горло, перекрыв доступ воздуха.

Вероятно, стоило не сдерживаться и минут пять назад испортить хотя бы одному из них одежду, пока у него еще была возможность хоть как-то влиять на ход событий.

Когда Гард, наконец, нашел в себе силы подняться, то с трудом подавил желание заварить себе кофе и отлежаться на полу с теплой кружкой в трясущихся руках. Вместо этого он собрался в быстром темпе, даже не пытаясь поставить входную дверь на место. Он сгреб все драгоценности, бывшие в мастерской, в банку из-под кофе. Добавил к ним пакет, выброшенный ранее в куст ирги, тщательно замотал его в свою рубашку, сушившуюся на батарее.

– Теть Ань, пускай у вас пока постоит, не сегодня-завтра зайду за ним. – И с этими словами вручил пакет единственной, кроме него самого, обитательнице этого полуразваленного дома. Она жила этажом выше и была туговата на ухо. Кроме того, всегда пыталась задержать его на чай с сушками. Но сегодня Гарду не до чаепития.

– Чой-то ты какой-то неважный сегодня? Опять подрался с кем? – Отодвигая косынку от уха, чтобы лучше слышать, спросила Аннушка. – Опять твои манатки постеречь? Давай сюда.

Идеальная соседка. Кофе не пьет, мужские рубашки не носит – Гард мог не волноваться за судьбу содержимого пакета.

Он с трудом доплелся до метро, подняв воротник толстовки, заставляя прохожих шарахаться от его вида. Под ребрами дико жгло, и в добавок ко всему его мутило. Не время расслабляться, продолжим путь.

Он доехал до конечной станции метро и пересел на автобус. Отдав последнюю мелочь, вышел там, где грязная улочка оканчивалась пустырем, и на самом краю его высился обшарпанный домик. Первый его этаж пережил взрыв газа, от него остались горы пепла и закопченные несущие стены. Второй этаж с виду был необитаем, но Гард знал, что это не так. Он забрался наверх по шаткой лестнице, сваренной из арматуры и соседского забора, и постучал в дверь.

Он долго ждал, прежде чем дверь открылась, и, наконец, увидел перед собой высокого полуобнаженного парня с до скуки правильными чертами лица и фигурой. На его лице еще виднелись остатки загара из солярия, а на голове – следы прически, на которую уходит много геля. На руке – недоделанный татуированный «рукав». Цветные звездочки, что-то из «Спанч-Боба» – Гард еще два года назад, во время их последней встречи, советовал ему свести или забить эту, как он считал, ерунду. Одежда на любителе Губки-Боба была из дорогих бутиков, но давно уже не новая. Красный тонкий, как ниточка, кровоподтек на переносице также никуда не исчез за эти годы, и явно портил образ изнеженного, ни в чем не нуждающегося прожигателя жизни.

– Шеранд, – тоном «сколько лет, сколько зим» окликнул его Гард, незаметно отправляя окровавленный платок в мусорную корзину. – Когда последний раз виделись, ты получше выглядел.

– Да ты на себя посмотри, – совсем по-другому ответил его старый знакомый. Он озадаченно пялился на незваного гостя и не мог решить, как ему реагировать. Шеранд ограничился тем, что оперся о дверной косяк и продолжал так стоять, не пуская Гарда в дом.

– Ты даже не пригласишь меня войти? – Удивился Гард, держась за мусорный бак, чтобы не упасть.

– А есть зачем? – Не слишком-то учтиво спросил Шеранд, по-прежнему не двигаясь с места. – Ты же даже на ногах не стоишь.

– Может, ты меня впустишь, и я тебе расскажу кое-что, что тебя заинтересует…

– У меня своих проблем хватает.

– Так вот значит, – Гард начал терять терпение. – Так вот, значит, вся твоя благодарность за…

И не успел он договорить, как Шеранд рывком втащил его в узкую прихожую, прижал ртом к чьей-то отданной моли на съедение шубейке, занимавшей полкоридора, и захлопнул дверь.

– Иди на кухню, – Шеранд процедил это сквозь зубы и выразительно посмотрел на Гарда, давая ему понять, чтобы он сидел тихо и не высовывался.

Гард прошел в такую же узкую, как и прихожая, кухню, с дешевыми голубыми обоями в цветочек, оставшимися от предыдущих жильцов, и обшарил холодильник в поисках выпивки. По правде говоря, пить ему не хотелось, но отбитый и проткнутый бок давал о себе знать с каждым движением. Выпивка у Шеранда оказалась припрятанной, и Гарду пришлось перерыть весь кухонный гарнитур, прежде чем он до нее добрался.

– Но Шерри, почему я должна идти? – Мимо дверей проплыли Шеранд и какое-то несовершеннолетнее создание в линялом белье.

– Я позвоню тебе, – услышал он голос Шеранда в прихожей, после чего дверь захлопнулась.

– Не думал я, что кто-то согласится спать с тобой в этой дыре, – Сказал Гард, разом опорожнив бокал.

– Соседская девчушка, – Шеранд кивнул на дверь и уселся на табурет. – Налей и мне, раз уж ты нашел бутылку.

Шеранд отпил залпом четверть, а Гард уже наливал себе вторую.

– Помогаешь ей с домашними заданиями? – Он даже усмехнулся, когда, наконец, живое тепло алкоголя потекло по венам и артериям, давая сосредоточиться на чем-либо еще, кроме раны.

– Ну так ты здесь проездом или как? – Шеранд не стал тянуть кота за хвост и перешил сразу к делу.

– Не беспокойся, не останусь. – Замахал на него Гард, скривившись от отсутствия закуски.

Шеранд выудил, как факир, откуда-то блюдце с двумя засохшими кружочками лимона, один из которых тут же оприходовал сам.

– А что тогда? – Поторопил его хозяин дома. Под столом он нервно тряс ногой. Присутствие нашего ювелира его явно нервировало. Даже, можно сказать, пугало.

– У меня к тебе дело. – Гард решил, что с бывшим дружком надо быть потверже и добавил. – Откажешься – дам ход всей твоей истории с…

– Да что случилось-то? – Шеранду не понравилось воинственное настроение Гарда.

– Ко мне сегодня вломились какие-то черти, – Гард рассматривал вид за окном, нервно вглядываясь в каждый угол.

Шеранд сделал большой глоток.

– Мой мобильный уже не мой. Я оставил его в метро под сиденьем. Но я не думаю, что их это остановит.

– Да кто – они?

Гард пожал плечами.

– Без понятия. Но чем-то им одна «мадам» явно не угодила. Хотя какая из нее мадам, так, девчушка, падкая на атрибуты красивой жизни… Искала она зачем-то, понимаешь ли, странный камушек. Но тебе дальше уже можно не вдаваться. Вот ее номер, – Гард достал из кармана салфетку с цифрами, написанными рукой Канты. – Займись ею, покрути с ней, узнай, что и для кого она ищет. – Добавил Гард, недовольно покосившись на Спанч-Боба у локтя Шеранда.

– Во что это ты вляпался? – Шеранд внезапно подскочил к Гарду и потряс его за плечо. Гард побелел и еле сдержал приступ тошноты.

– Они тебя еще и отделали?!

Шеранд попробовал было дернуть ворот толстовки Гарда, пытаясь обнажить его торс в поисках синяков.

– Оставь, – огрызнулся Гард, откинув тянувшуюся к нему татуированную руку. Не дай бог еще Шеранд увидит прижженную рану и, чего доброго, смотает удочки в какой-нибудь другой город, оставив его разгребаться со всей этой странной и неожиданно заварившейся историей одного.