Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Моранн Каддат
Сказания о Хиль-де-Винтере

Читатель!

Вы держите в руках некий томик, такую себе «Анну Каренину» или «Войну и мир» по объему, но уж думаю, никак не по содержанию. Хотя, да, я тоже зануда.

Или еще того лучше – перед вами интернет-издание. Что ж, придется описать вам внешний вид моего творения: увесистый томик с шикарным принтом под крокодиловую кожу, с отливающими серебром буквами и печаткой в виде трех цветков. Вполне возможно, что он выглядит и по-другому – но кто б это еще издал?

Понимаю, я затягиваю предисловие. Стоп, стоп, стоп! Не отбрасывайте Хиль-де-Винтер! Вы хоть понимаете, что это графоманство продолжалось, стыдно сказать, больше десятка лет? И что писался сей опус не только лежа на диване, но и сидя под новогодней елкой, и даже в идущем на посадку лайнере?

По крупицам я извлекала его из недр своей фантазии и небогатого жизненного опыта. Последние главы писались в спешке, и не было времени должно огранить самоцвет под названием «Хиль-де-Винтер». Все почему? Ибо наша реальность переполнена остервенелыми, потерявшими человеческий облик псевдоличностями, настоящими зомби, прикрывающимися маской участия. Да, таким всласть столкнуть с житейского плота в море Бедности и еще хуже – в отчаянную, безумную Пустоту Мрачного Предела.

Думаю, здесь мы закончим гнать волну мистического декаданса и просто приступим к прочтению. Плевать на вынужденную простоту и безыскусность описаний, возможную путаницу фактов и понятий, (законченные перфекционисты, которым не плевать – могут сразу делетнуть сей файл со своего компьютера). В общем, воспримите Хиль как сказочку на ночь, пусть и не совсем невинную.

Посвящается моей бабушке Антонине.

Благодарность матери – за первое появление Энсеты, Катрин – за Филиалу, а также Изюме команде Myst за жизненный опыт и вдохновение.

Глава 1. Не то сон, не то дракон

Пыльные половицы поскрипывали, когда Като Камбрези делала очередной шаг. В одной руке она несла просмоленный горящий факел, и от его света разбегались по углам пугающие тени, а с ними вместе исчезали и без того едва различимые шорохи.

Время от времени Като мерещились чьи-то шаги – и тогда она испуганно озиралась. Но нет, ее никто не преследовал, за исключением ее же страхов, на поверку оказавшимися игрой отсветов факела.

Почти круглый в сечении коридор черного камня, по которому она шла, крадучись, не кончался; девушке казалось – целую вечность она меряет его шагами, а того, что она ищет, все нет. А, собственно говоря, что она ищет?

Като остановилась, и тени за ее спиной замерли тоже.

Прямо у нее над головой тишину прорезал шорох, оказалось, это с верхушки одной из колонн снялась ночная птица. Она улетела во тьму, оставив Като в холодном поту.

И все же она продолжила свой путь. Все дальше и дальше по мрачному коридору – и скоро свет факела вырвал из объятий ночи массивную, окованную стальными листами дверь.

Като тихонько потянула за потертое кольцо, служившее дверной ручкой. Дверь скрипнула, но не открылась. Тогда девушка поискала глазами, куда бы примостить факел. Она не сразу заметила кованую скобу, ибо в ней давно обустроила гнездо какая-то птица. Взявшись, наконец, за дверную ручку крепко, двумя руками, она помедлила секунду, пытаясь представить себе, что ждет ее за дверью. Прислонившись к узенькой щелке между косяком и дубовой дверью, она прислушалась.

Ничего. Звенящая тишина, прямо-таки сакрально-завораживающая.

Она несколько раз сделала глубокий вдох-выдох, только это не успокаивало, и сердце продолжало бешено колотиться в предвкушении чего-то волнительно-неизвестного, и ей казалось, стук его могут услышать.

Безмолвие за дверью окутало все, и даже какие-то растения с горящими золотом мелкими листьями, настолько ярко, что, казалось, в этом они превзошли полную луну высоко в небе – даже те не шелестели, несмотря на подувший с Юга теплый морской бриз.

Като осторожно ступила на тропинку, усыпанную шуршащим гравием, змеившуюся меж этих золотых кустов. Она шла осторожно, раздвигая золотые ветви руками, даже не замечая, что тропка с каждым шагом заводит ее в самую чащу странного Сада. Легкий порыв ветра донес до нее чей-то призрачный, едва различимый шепот «Кто ты? Что тебе здесь нужно? Прочь! Убирайся сейчас же!» Может, ей все это мерещилось, только шепот рос и множился, обволакивал ее со всех сторон, перемежаясь с нараставшим шуршанием золотых листьев. Она остановилась, не в силах определить, действительно ли кто-то разговаривает с ней, или ей это кажется, как вдруг услышала окрик откуда-то сверху.

– Стой, кто идет?

И вместо того, чтобы повернуть обратно к дубовой двери, и вернуться, откуда пришла, Като побежала дальше, туда, где золотые кусты сплетались ветвями в непроходимую чащу.

А тем временем наполненные тревогой голоса приближались, их становилось все больше, и Като прибавила скорости. У нее над головой просвистела стрела, вонзилась в ствол куста прямо перед ней, и тот, дрогнув, зашелся в жутком крике. И тогда, наконец, она поняла – таинственный шепот издавали… растения. Бред, чушь, галлюцинация. Только вот стреляли, похоже, в нее, и вполне реальными стрелами.

Выплеск в кровь адреналина сделал свое дело – она с трудом понимала, куда и зачем, а главное, от кого бежит. Тропка неожиданно круто повернула вправо, и Като не смогла на бегу изменить траекторию. Поскользнулась; гравий, покрывавший тропку, взметнулся в воздух, и Като полетела вниз.

* * *

До сих пор Като Камбрези, девушке двадцати четырех лет, работнику ничем не примечательной частной конторы по продаже антиквариата, не доводилось такого испытывать. В ушах все еще стоял окрик стрелявшего в нее лучника, шелест-шепот говорящих золотых кустов и перезвон серебряных, с драгоценными камнями-цветочками, трав на ветру…

Вдобавок всю правую сторону тела – бок и ногу – саднило от падения. Но ощущение, что под ней твердый гравий, перемежалось с чувством, что она лежит в мягкой теплой постели, – минута – и осталось лишь последнее.

Когда заслонивший ее сознание Мрак начал рассеиваться, глаза подтвердили информацию, полученную тактильным путем – она находилась в своей кровати у себя дома. Если быть точной, не совсем «у себя» – съемную квартиру приходилось делить с сестрой. Громкий стук двери в прихожей, звяканье ключа, клацанье шпилек – возвестили о ее приходе.

– Ах ты чушка сельская!

Като вытаращилась на появившуюся в дверях спальни сестрицу, собралась уже осадить эту мелированую голову, выдающую подобные хамоватые опусы вместо «привет», но та ее опередила.

– Рехнулась что ли, ты зачем вымазалась моими тенями?

Надо признать, косметики у Канты Камбрези было столько, что занимала она большущий секретер. Като не раз предлагала ей выбросить половину, чтобы в спальне было попросторней, но ведь это было в шутку, не всерьез. Ей и в голову не пришло бы копаться в вещах младшей сестренки.

О чем это она?

Но взглянув на свои руки, Като не удержалась, охнула от удивления. Кисти ее по локоть были действительно испачканы – золотой пыльцой говорящих кустов из сна!

Расскажи она такое сестре, та чего доброго, вызовет бригаду скорой помощи.

Не дожидаясь новой ругательной тирады от хозяйки теней, Като устремилась в ванную. Там, крутясь перед зеркалом, внимательно осмотрела себя с головы до ног, долго изучала пятна пыльцы на руках, затем вылила остатки какого-то средства Канты – его итак уже почти не оставалось, – вооружилась лопаточкой для крема и принялась соскабливать образцы золотистого вещества со своих рук в эту самую баночку. Как заправский лабораторный работник.

Надо будет сделать анализ этой странной пыльцы на работе, подумалось ей.

За всеми этими манипуляциями внимательно следили светло-карие, цвета молочного шоколада, глаза ее сестры. И чем дальше, тем больше в них отражалось тревоги и беспокойства.

– Като, ты хорошо себя чувствуешь? Может, мне лучше заказать реферат в фирме? – Судя по голосу, к удивлению Канты примешивались нотки участия. – У тебя от растворителей на работе совсем крыша съехала.

Като вздохнула, закупорив баночку со свежесобранными образцами, и потирая красные от недосыпа глаза.

– Котлетки в холодильнике. Сама разогреешь? А то ведь в колледже кормят, но ты там не бываешь.

Канта оскорбилась; поджала пухлые губки. Но уже развернувшись в сторону кухни, решилась выдать в ответ:

– Ты какая-то странная, еще больше даже, чем обычно. И с тех пор, как в доме появилась эта твоя книга, ты не спишь и ворочаешься по ночам, я же слышу, кровать всю ночь скрипит.

– Не я виновата, что она теперь скрипит, – попробовала отшутиться Като.

Канта же продолжала вещать с кухни, занявшись холодной котлеткой:

– Ты посмотри на себя в зеркало. Не на руки, в моих тенях выпачканные, а на глаза! Опухшие, красные, безумные! Бросай эту дурацкую работу в чулане с растворителями, вам все равно платят, будто кость собаке кидают!

Надо признать, Канта хоть и на четыре года младше ее, но временами попадает бойким языком прямо в яблочко.

– Много работы, как видишь, пришлось на дом взять кое-что.

– Пфф. Читала я это твое «кое-что», эту книгу, которую ты с работы притащила. Не понимаю, что в ней может быть интересного? Безумный бред помешавшегося на магии. Такое никто в здравом уме не купит.

Като быстрым шагом достигла кухни – крошечной комнатки с переплетениями газовых труб поверх выцветших обоев.

Она сглотнула почему-то подступивший к горлу комок и присела на краешек икеевского табурета.

– Ты читала Книгу?

Вопрос ее некоторое время оставался риторическим, если не считать довольного чавканья Канты, поглощающей часть котлеток негретыми, под аккомпанемент включенной микроволновки.

– Так, взяла полистать перед сном. – Като закусила котлетку первым, что нашлось в холодильнике – морковкой, и теперь оживленно ею жестикулировала. – Но больше я ее в руки не возьму, эту твою книгу! Всю ночь не могла глаз сомкнуть. Вроде бы сплю, но в то же время и не сплю. И перед глазами какое-то черное-черное море и кипарисы вдалеке, и все как настоящее! И какая-то жуть крылатая, хищная над ними кружится. – Канта даже перестала в какой-то момент есть. – Брр, ни за что на свете больше не открою твою дурацкую Книгу. Тем более я вижу, как тебе самой не спится из-за нее шестой день.

Като ошарашено смотрела на сестру. Вот так одним махом она подтвердила все ее подозрения. Твердо и уверенно высказала все. Ей-то неведомы были сомнения десятка работников лаборатории, на экспертизу в которую неделю назад при весьма загадочных обстоятельствах попала эта Книга. Какого она века? По ее собственному отчету выходило, что обложка была сделана из шкуры тясечелетнего крокодила! Ах, если бы еще крокодила…

Специалисты из зоологического сада не смогли идентифицировать твари, одолжившей Книге материал для обложки. А серебряный трилистник у сгиба, будто печать? В стиле модерн? Псевдо-мавританском? Каком-то другом?

Одно было ясно – чья-то рука старательно выводила строчки чернилами каракатицы на тонкой папирусной бумаге. День за днем, месяц за месяцем… Целыми днями или бессонными ночами…

А теперь не спится и ей, самому молодому сотруднику лаборатории, которому поручили атрибутировать этот странный артефакт. Если что, ведь все спишут на ее неопытность. Даром что она все ночи напролет проводила в четверостишьях Книги, рассчитывая найти хоть какую-то подсказку, кем она была создана и когда.

Наконец, последняя котлетка упокоилась в желудке Канты, и наскоро вымыв за собой тарелку, сестра ушла готовиться ко сну. Надо признать, она совсем другая какая-то без косметики. Не хуже и не красивей, а просто – словно другой человек.

– Мне реферат в среду нужно сдать, не забудь. – Зевая, проговорила Канта. Судя по другим звукам, доносившимся из спальни, она уже устраивалась поудобнее под теплым одеялом.

– Допишу, не волнуйся. Уколы хотя бы научись делать, сестренка медицинская.

Из спальни послышалось какое-то ругательство.

Като пропустила его мимо ушей. Пускай спит. А вот ей самой не до сна. Сегодня пыльца с золотых кустов, завтра, чего доброго – стрела в горле?

Като машинально потерла шею. Погасив верхний свет на кухне, она расположилась под светящимся кружочком торшера. Вытащила из ящика тяжелую Книгу, и, проверив, нигде ли Канта не загнула страниц и не наставила пятен кофе, углубилась в чтение.

В сотый раз, если не больше, она открывала Книгу на странице девяносто три. Нумерации не было – она сама отсчитывала пыльные листы до единственной иллюстрации Книги, если так можно было назвать набросок пером и тушью на полях.

Длинные уши, костлявое тело. Не то грива, не то выпирающий из-под кожи стилетами хребет – кто-то уверенной, твердой линией запечатлел сие невиданное создание: не то чудовищная лошадь, не то сказочный дракон, который каким-то непостижимым образом вклинился в ее сегодняший сон; выдохнул несколько искр из зубастой пасти – и Като Камбрези погрузилась во Тьму.

* * *

 
The kombucha mushroom people
Sitting around all day
Who can believe you?
Who can believe you?
Let your mother pray…
 

– Выключи ты ту дрянь!

Сигнал будильника и недовольное ворчание Канты, зарывшейся в подушки – это традиционное начало дня. Только теперь новый день для Като начинался не в собственной кровати, а за кухонным столом, где она уже в седьмой раз подряд засыпала к рассвету, сжимая в руке недопитую кружку крепкого пуэра.

Затем как всегда.

Зубная паста, Завтрак, Забыла что-то дома.

Час езды, Чай на работе, Чек за обед в столовке.

Отчеты, Огромная стопка… Отбой, сразу по приезду домой.

Жаль, не было места Отгулу, Отпуску или хотя бы просто полноценному Отдыху в этом дадаистическом манифесте пешки-работника.

И все же, сегодняшний день не совсем обычен. Едва не забыла в этой рутинной, каждодневной суете – сегодня День рождения Канты!

После работы Като неслась домой на предельной скорости, торопясь поздравить сестрицу. Подарок – только что купленную золотую подвеску с крошечным изумрудом – она крепко сжимала в кармане потрепанного плаща, продираясь по переполненному подземному переходу. Выход из него, как пресловутый свет в конце тоннеля, уже виднелся впереди.

Но когда Като уже поднималась по обшарпанной лестнице перехода, ей показалось, что кто-то тянет ее сзади за рукав. Она возмущенно развернулась, ожидая увидеть попрошайку или карманного вора, а вместо этого ее взору предстала жавшаяся у потрескавшейся стены старушка. На устах – немного печальная, старческая улыбка, в морщинистой руке – букетик странных, мелких цветов темно-фиолетового оттенка, мрачноватых и неказистых, даже несмотря на довольно милые, беспорядочно торчащие белые пушинки и желто-горячие середки.

– Что это? – Вопрос у Като вырвался сам собой, случайно.

– Это сон-трава, доча, – прошамкала бабка, потряхивая нелепым букетом. Цветы заколыхались в такт, словно пушистые колокольчики.

– А что она дает? – Заинтересовалась Като.

– Сон крепкий, – принялась перечислять свойства травы старушка. – Бессонницу лечит.

Ох, как бы ей сейчас не помешал крепкий и здоровый сон без всяких сновидений…

Като машинально порылась в карманах в поисках мелочи.

– Дайте мне, сколько нужно, – попросила она, нащупав в кармане металлическую денюжку. Но бабка с нелепым букетом от покупательницы отвернулась и даже отмахнулась.

– Не поможет тебе это, – она вроде как рассерженно опустила сон-траву в открытую сумку, стоявшую у ее ног, а взамен вытащила букетик аптечной ромашки.

Като решила, что старушка слегка не в себе.

– То есть как это не поможет? – Переспросила она, нервно теребя в кармане мелочь и только что купленную драгоценную подвеску. – Мне от бессонницы и нужно.

Бабка вздохнула тяжко, как-то по-старчески, сощурилась, быстро заглянула девушке в глаза и тут же опустила взгляд.

– Напомнила ты мне одну мою знакомую травницу, Энсетой зовут, – пустилась она в воспоминания. – Я как тебя увидела, сразу подумала, что ты на нее похожа.

«Похожа на какую-то старушку? Я уже так плохо выгляжу?» – Пронеслось в голове у Като.

– Не внешне, конечно. – Словно прочитав ее мысли, продолжила бабка. – Такая же она неприкаянная, вот к ней за помощью и обращайся.

– А как найти-то ее? – Като нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

Бабка снова вздохнула.

– Не знаю. Давным-давно не видела ее. Может, так и живет до сих пор в своей лачужке в Высоких Кручах…

Като не стала дальше слушать про тяжелую жизнь, маленькие пенсии и оползни в Высоких Кручах. Да, старушка, похоже, и не заметила, что ее единственная слушательница покинула ее и продолжала что-то рассказывать самой себе или букетику аптечной ромашки.

Надо же, какое странное название – Высокие Кручи.

Столкнулась с каким-то мужчиной, сумка выпала из рук. Пока нагнулась, собрала рассыпавшиеся по тротуару ключи, мелочь и мобильный, запустила руку в карман – и вора, и подвески след простыл.

Вот уж, действительно, неприкаянная.

Глава 2. Все в шоколаде

Поднимаясь по напрочь провонявшему подъезду своего house, Като размышляла об одноименном стиле музыки, лившейся ей насильно в уши, и мысленно репетировала, что она скажет имениннице, как оправдает свое появление без подарка?

– Взрывай!

И беззаботный хохот прямо за дверью их квартиры. Като открыла незапертую дверь, музыка стала еще громче. В квартирном коридоре жались две незнакомые девчушки с пластиковой бутылкой и сигаретой. Сначала растерялись – спрятали за спину сигарету вместо своего пол-литрового Омута Памяти. А когда Като прошла, они, давясь и прыская от хохота, снова объединили два лота в один самодельный источник радости.

– Тебе с коньяком или бейлизом? – Из груды тел вынырнула голова Канты, светящаяся праздничным весельем.

– Что?

Голова на секунду исчезла; затем появилась только кисть именинницы, обрамленная леопардовым мехом, она втиснула Като доверху наполненный бокал и исчезла.

Шоколад с коньяком.

Кухня в шесть квадратных метров каким-то непостижимым образом превратилась в танцпол, посреди которого на столике возвышался взятый напрокат шоколадный фонтан. Все, кто размахивали под House руками и ногами слишком близко от фонтана покрывались сначала брызгами, постепенно и полноценным слоем молочного шоколада. Это прибавляло жару вечеринке, большинство оголяло торсы, и кое-то из девушек даже снял лиф.

Она никого не узнала из приглашенных, и уж тем более, никто не узнал ее. В углу копошились фрикоподобные, определить пол по боевому раскрасу и несуразному подобию одежды не представлялось возможным. Като попыталась заговорить с одним из них, но похоже, фрику не требовались пассажиры в его трипе.

Наступая на ноги неформалам, и ничуть этого не смущаясь, самозабвенно предавались вакханальной пляске три полуобнаженные девицы, все, как одна, из солярия и выкрашенные в «супер-блонд».

Наблюдать за ними было забавно и интересно только поначалу. Шоколадная сладость уже раздражала вкусовые рецепторы. Да и эта малоквадратная попойка в целом начинала действовать ей на нервы – в крошечном пространстве между холодильником и кухонной плитой, в компании свисающих отовсюду поварешек-половников…

Бейлиз выпили до того, как все узнали о его существовании. Коньяк на розлив тоже недолго продержался, а в шоколадном фонтане пузырилось белое и неопознанное нечто, и из него уже никто не решался пить.

Като вспомнила, что сестру так и не поздравила, и отправилась на ее поиски. По пути она миновала туалет, возле которого выстроились в очередь наименее крепкие здоровьем гости. Чуть подальше, прислонясь к стене, задушевную беседу с пустой бутылкой из-под бейлиза вел фрик с кухни.

– Ты до чего людей доводишь, гламурное ты пойло? – отчитывал он пустую бутыль.

Пафос его речей заглушили звуки чьих-то страданий, доносящиеся из туалета.

Като прошла дальше и остановилась в дверях их крохотной спаленки. Сестра, пудрясь, сидела к ней спиной, а слева от нее на кровати примостилась ее закадычная подруга Ламнари Фарловелл.

– Можно подумать, веселиться мы не умеем, – недовольно пробурчала Канта, рассматривая себя в зеркальце.

Като прокашлялась. Неважно, о ком была эта реплика.

– О, Като, – Сестренка резко захлопнула зеркальце и обернулась. Вид у нее был откровенно растерянный. Ламнари тоже взглянула на вошедшую, только без выражения, как на пустое место. Она недолюбливала подругину старшую сестру, называла Като скучной занудой. И Като отвечала Ламнари взаимностью – всячески намекала ей, что надо еще умудриться из всех шоу-румов выбрать такие «стадные» вещи, и, конечно, этот новомодный разрекламированный парфюм – ни дать, ни взять – освежитель воздуха. И в довершение картины – вечно трясущаяся собачонка, измученная необходимостью сидеть у хозяйки на руке в позе горжетки. Никакой зависти, в которой обвиняла ее Канта, все это у Като не вызывало. Только жалость и сочувствие. К ни в чем не повинной собачонке, конечно же.

– Нам надо поговорить, – обратилась к сестре Като, по-прежнему стоя в дверях и прокручивая в мозгах сегодняшний случай с подвеской. Наверняка при этом у нее был крайне удрученный вид.

– Като, не будь занудой, хоть в день рожденья отстань от меня со своими серьезными разговорами. – Буркнула именинница, и скорчив кислую мину, резко подвелась на ноги и направилась вон из спальни. Ламнари последовала за подругой-именинницей, не забыв одарить Като уничижительным взглядом.

Като вдруг захлестнул какой-то небывалый по силе эмоциональный всплеск, как волна-цунами, накативший откуда-то извне. Обида, сожаление, гнев, отчаяние – такой коктейль долго не держится внутри и просится наружу. Но прежде чем произошло хоть что-то при ее участии, случилось нечто невообразимое в другом месте – на кухне.

Оттуда донесся многоголосый визг всей женской аудитории, которому вытьем аккомпанировал до смерти перепуганный ламнарин чихуаньский пинчер (Просто псом это назвать язык не поворачивается). И страшный грохот, сотрясший крошечную квартирку подобно шести-бальному землетрясению.

Когда Като протиснулась на кухню, то даже не сразу сообразила, что это было их кухней. В потолке – полутораметровая дыра, в которой почему-то не виднелось ни одной, даже гнутой арматурины, выходит, они все это время снимали целиком картонную квартиру? И в довершение картины – шоколадный фонтан похоронен теперь под вывалившимся вместе с люстрой куском перекрытия, а все – комната и гости в цементной пыли и, конечно, в шоколаде.

– Это как называется? – Крикнула блондинка, оказавшаяся в самом эпицентре кухонной катастрофы. Она была топлесс, и теперь с оголенного бюста медленно, томно стекал соблазном шоколад. – Это что, вечеринка «Все в шоколаде»?

Блондинка кончила кричать, развернулась; испачканная с головы до ног, виляя бедрами и отчаянно цокая каблуками, проследовала на выход. За ней зацокали ее гламурные клоны – одинаковый цвет волос, шоколад на одинаковой силиконовой груди, которую еще полчаса назад они хвастливо оголяли перед всеми, без исключения, собравшимися. За ними чересчур уж шоколадную вечеринку покинули школьницы с пластиковой бутылкой и одной на двоих сигаретой, еле живые от смеха, и неформал с испитым до дна бейлизом, и вообще все присутствующие. Веселье кончилось, помочь имениннице ликвидировать последствия шоколадной катастрофы желающих не нашлось.

Ламнари Фарловелл и та начала торопливые сборы; что поделать, представительница «золотой» молодежи не привыкла иметь дело с уборкой, для этого в ее доме держали домработницу.

– Кто бы мог подумать, блондинка права, – она с отвращением выбросила в мусорное ведро штанишки своего пинчера. – Все в шоколаде.

– Фонтан, – простонала Канта, пытаясь собрать его воедино из покореженных частей. – Это же сколько придется отдать за него…

– Кругленькую сумму, – поддакнула Ламнари без тени сочувствия.

– Канта, – в наступившей тишине начала Като. – Я как раз думала подарить тебе деньгами, и…

– Сколько? – Безучастно перебила ее виновница торжества, убедившись, что фонтан сломан, а шоколад с леопардового меха так просто не отстирать.

– Ну, – замялась Като. Ей не хотелось называть оставшуюся у нее смехотворную сумму при богачке Ламнари. – Я только аванс получила, и…

– Ясно. – Канта поджала губы, что было недобрым знаком. – На родственников надежды никакой.

– Если хочешь, – я заплачу за фонтан, – беспечно проворковала Ламнари.

– Хоть на кого-то можно положиться, – процедила Канта.

– Поехали отсюда, – небрежно бросила ее подруга, с отвращением окинув взглядом маленькую, бедную, а теперь еще и вымазанную шоколадом кухню. – Отпразднуем твой День рожденья в нормальной обстановке.

– С кем его праздновать, я неудачница, День рожденья дома, без парня… – Канта была в шаге от того, чтобы разреветься.

В забрызганной шоколадом кухне разлилось молчание.

– Позвони бывшему, а после брось его еще раз, – предложила Фарловелл и отправилась заводить свой новенький Land Rover.

Като осталась на кухне одна. Нужно было дождаться соседей сверху, объяснить им, что дом просто старый, и никто не катался на люстре – она с куском их пола упала сама. И прибраться.

Шоколад, наконец, весь очутился в канализации, соседи так и не появились, и Като осталась один на один со своими тревожными мыслями. Она приняла душ, переоделась ко сну и только теперь вспомнила, что ночь для нее превратилась во время странных кошмаров. Като нашарила в холодильнике банку энергетика, хоть она и была категорически против этого пойла до сего момента, а также заварила крепчайший пуэр – «земляной отварчик», как его окрестила Канта, открыла Книгу и с головой ушла в чтение.

Чертова Книга! А вдруг Канта была права? Ведь если все-таки допустить эту нелепость – кошмары действительно снятся ей с тех пор, как она принесла ее домой. Даже еще раньше. С тех пор, как она впервые открыла ее на работе. В таком случае бессонницей должна была страдать не она одна, а весь отдел, все, кто держали в руках чертову Книгу!

Като потянулась за мобильником.

– Арчи, слушай, у тебя в последнее время нет проблем со сном?

– Что? Со сном?! – Начальник отдела явно не ожидал звонка посреди ночи. – Сколько надо выпить там, на Дне рождения, чтобы хватило наглости измываться над своим начальником полчетвертого утра? Завтра же пиши увольнительную.

– О… – Като только сейчас обратила внимание на положение стрелок на циферблате часов. – Извини…

Поздно. Отключился.

И вовсе она не пьяна, ну что за несправедливость. Корпит все ночи напролет над этой Книгой, чтобы взамен ежедневно чуть что слышать на работе «пиши увольнительную», по поводу и вообще без всякого повода.

Като сокрушенно вздохнула. Как бы ей не хотелось послать все к чертям, не могла она взять и написать сейчас заявление на увольнение. Ибо младшей сестре нужно помогать с учебой, а еще надо платить за квартиру и набивать на оставшиеся гроши съестным холодильник, опять же за двоих.

Канта – где она, кстати, и в чьей компании продолжает праздновать? Телефон вне зоны доступа.

Наша исследовательница древностей с трудом дождалась рассвета. От нечего делать написала длинное пространное письмо о катастрофе на кухне с участием Канты, люстры и шоколадного фонтана и засунула этот опус в дверь соседям этажом выше. Может, проще было сложить записку самолетиком и запустить в их квартиру через образовавшуюся дыру в потолке, но Като решила, что милосерднее с порога предупредить их о предстоящем зрелище. Выехала из дома раньше обычного, попала в пробку и потому опоздала, и на работе прямо в плаще вломилась к своему начальнику Арчимбольдо Викторовичу в кабинет.

– На ловца и зверь бежит! Может, дамочка, мне вас, так сказать, повысить за вчерашнее? – И с весьма своеобразным чувством юмора прижал ее к столу. Не сказать, что Като была в восторге от таких его выходок.

– Ну что за арчимбольдески… – В силу их разницы в росте Като легко, но осторожно отстранила его от себя.

– До твоего петросянства мне далеко, как ни крути! – С жаром отозвался Арчи. Про себя Като отметила, что начальник, слава богу, пребывает в относительно благостном расположении духа. – Это же надо додуматься… Звонок в четвертом часу ночи! Жена решила, что я завел любовницу, кто же еще может мне так поздно звонить? Вот женская логика! Вытащила из-под кровати костюм зайчика и принялась чинить беспредел…

Като смущенно прокашлялась. Увольте от этих постельных подробностей начальской жизни!

– …У меня теперь не то что на любовницу, работать сил не осталось! – Совершенно не замечая ее слабого протеста, закончил Арчимбольдо Викторович.

Като не нашлась, что сказать; ей оставалось лишь сочувственно заварить начальнику кофе.

– Книженцию ту с серебряным трилистником что ли по ночам читаешь? – Арчи скривился, обжегшись кофием.

Като же просто поперхнулась своей порцией черного напитка.

– Ну да, я работаю, – уклончиво ответила девушка, плохо скрывая волнение.

– Ты как ее унесла домой, ко мне хотя бы сон нормальный вернулся. Так что не надо, ну ее на фиг, не приноси ее обратно, я что-нибудь наплету шефине, мол, снова отправили на экспертизу атомов…

Като тихо, нехотя хохотнула в угоду шефу над его пресной шуткой.

– Чуть не забыл. – Арчи поставил свою чашку на стол и порылся в кожаном ежедневнике. – Какой-то книголюб тут звонил на днях. Сказал, якобы коллекционирует всякие книги, манускрипты и прочую дребедень эпохи раннего Средневековья. Вот ты к нему сегодня и съездишь, – он протянул ей бумагу с номером телефона и адресом. – Ежели не сумеешь впихнуть ему что-нибудь из неатрибутированной ерунды, типа твоей книги, готовь увольнительную мне на стол. Шефиня уже и так бурчит, что мы дармоеды, не отрабатываем свою зарплату. Давай, живо! И не забудь на работу вернуться хотя бы к вечеру, у тебя гора отчетов не разобрана! А я не знаю, когда ты их будешь разбирать! Хочешь – ночью приезжай, работай, раз я смотрю, полчетвертого утра тебе не спится и тянет на приключения. Живо! Одна нога тут, другая – уже на Шпалерной!

* * *

Шпалерная, 14 оказалась вовсе не тем местом, где принято арендовать офисы. Вместо многоэтажек-муравейников – тихий спальный район. Като почему-то это насторожило.

Трехметровый кирпичный забор, увитый жимолостью, кованые в стиле модерн ворота – это, так сказать, intro особняка под номером 14. За ними – изумрудный партерный газон размером с поле для гольфа, и цветы, все в цветах, и это несмотря на то, что весна в городе Н-ске еще не вступила до конца в свои права.

Особняк горел на солнце белой эмалью, а черепичная крыша переливалась разноцветным колотым стеклом. На улицу дом смотрел синими эркерными окнами высотой от пола до потолка. А глядя на фасад, уже можно было спорить на что угодно, что изнутри дом, как шкатулка, набит доверху произведениями искусства. Такими, что цену вслух не произносят, а пишут на бумаге. Этому Грэйду не то что Книгу, всю их конторку при желании ничего не стоит купить.