Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Глава 22. Канапе для Кицунэ

Герцогу доложили о Като, как только она высадилась на острове, но он не вышел встретить нежданную гостью. Он в раздумьях сидел перед камином в одних из покоев, обставленных, так сказать, «для себя». Рабыня на поводке и в ошейнике мягко растирала его плечи и спину какими-то маслами и травами, от которых по коже разливалась приятная покалывающая теплота. С бокалом знаменитого вермута «Хиль-де-Винтер» в одной руке и шпагой, которой он задумчиво ворошил уголья в камине, в другой, герцог дожидался обеда. Сорок дней прошло с тех пор, как убили капеллана, обычай требовал провести поминки. При мыслях о капеллане к горлу подкатил какой-то комок, и так там и оставался, пока в сознании мелькали, словно фотографии, запечатленные мозгом мгновения жизни священника. И еще вид его могилы. С рясой на кресте, которую в ту злосчастную ночь осады он снял с себя, собираясь бежать из замка, чтобы нести весть его настоящему хозяину, что Хиль-де-Винтер пал.

Герцог с размаху всадил шпагу в кладку у камина.

– Иди-ка ты отсюда, – он бросил поводок растерявшейся рабыне и жестом велел ей убраться.

Из головы все никак не шел их последний с капелланом разговор.

В тот день Матей собирался на праздник Урожая в город. Несмотря на то, что вокруг царила суета, и даже не все еще было подготовлено к отъезду, настроение у него было преотличное. Чуть прикрыв глаза, он представлял себе лучших красоток Совитабра, которые, по традиции, разливали молодое вино всем желающим из пухлых кувшинов. В общем-то, это и было то, ради чего стоило тащиться на этот чертов праздник. Капеллан же, напротив, в тот день был необычайно угрюм и серьезен до занудства. Герцог нашел его в капелле, одного, счищавшего капли воска с подсвечника у иконы. Лицо священнослужителя, обрамленное серебрящейся жиденькой копной волос, казалось, отливало мертвенно-белым, в синеватом свете, лившемся в капеллу сквозь витражное стекло. Он соскабливал каждую каплю воска неспешно и монотонно, погруженный в какие-то свои мысли-воспоминания.

– Тебе никогда не приходилось, Маттеус, – нарочито медленно начал священник. – Защищать то, против чего ты обязан бороться?

Герцог выжидающе молчал. Он терпеть не мог, когда капеллана одолевали депрессивные настроения, и когда разговор по душам превращался в одностороннюю исповедь.

Герцог, любуясь синеватыми витражными бликами, мысленно был уже там, на воле. Капеллан, однако, не спешил объясниться, и Матею пришлось хоть что-то да ответить.

– Я, отец Иоанн, всю жизнь мечтаю пожить для самого себя. – Из головы у герцога все не шли мысли о красотках-простушках. Украдкой он кинул взгляд на древнюю икону, ему показалось, что темперная святая с нее жестом благословляет его, а глядит с немым укором. – Но волею судьбы я вынужден защищать этот замок и Эритринские острова от посягательств всяких ублюдков.

Капеллан все еще молчал, и это начинало действовать Матею на нервы. У замковых ворот его уже ждали сопровождающие и оседланный конь Дым, вычищенный и в парадной попоне.

– Я всегда отстаивал твою честь и невиновность перед людским законом, Маттеус. Но пришло время и мне сделать выбор.

Герцог нетерпеливо барабанил пальцами по рукояти любимого меча под мантией и с трудом подавил зевок.

– Я всегда считал, что обвинения тебя в занятиях магией – ложь и клевета. Но внезапно произошло нечто, заставившее меня усомниться в этом. – Капеллан сделал паузу, но как только Матей открыл рот, чтобы поторопить священника, капеллан продолжил свою речь. – Ты знаешь, я не страдаю любопытством по части твоей личной жизни. Я не знаю и знать не хочу, чем ты занимаешься с пленными и своими многочисленными рабынями. Да, да, я закрываю на это глаза, так что можешь ничего мне не объяснять. – Подняв руку, отче предупредил попытки Матея оправдаться. – Но потрудись объяснить мне вот что. Когда я шел в кузницу, чтобы отдать на починку вот этот подсвечник, то наткнулся на странную дверь. Она была не заперта, Маттеус, и я чуть было не зашел туда, думая, что иду по верному пути. Но откуда ни возьмись на меня налетела ключница и попыталась вытолкать меня восвояси. Как я понял, дверь вела в один из внутренних дворов замка. И я услышал об это месте много нового и неожиданного, Маттеус. И я не думаю, что твои прославленные отец и дед гордились бы тобой, узнай они такое.

Капеллан не смотрел на герцога, он по-прежнему делал вид, что всецело погружен в свое нехитрое дело. Герцог чувствовал себя, как маленький ребенок, которого отчитывают за какую-то шалость. Нужно ли говорить, что это раздражало его больше, чем то, что он мог пропустить большую часть торжества.

– Ключница многое сказала мне про Сад. Поначалу мне показалось, что эта недалекая женщина мелет вздор. Я уже хотел было ослушаться ее и зайти, но она сообщила мне, что все, кто заходят туда, обратно не возвращаются.

– Они просто сходили с тропинки, – пояснил герцог и тут же раскаялся, что сделал это. Капеллан метнул в него возмущенный взгляд.

– Ключница сказала мне то же самое, – Голос капеллана превратился в сдавленный шепот, сдобренный укоризненными нотками. – И еще, что она своими глазами это видела, клялась мне в этом, нечестивица, и что после этого ты велел ей навсегда оставаться в замке и никому об этом не рассказывать. Когда я спросил, что же случалось с нашедшими Сад, она ответила, что все они превращались в деревья. Я, конечно, нисколько не поверил этим сказочным россказням, но и объяснить себе, чего ради она несла всю эту околесицу, тоже не смог. И мне хотелось бы услышать разумное объяснение от тебя.

Капеллан впервые за утро повернулся к герцогу. Глаза у него были серо-голубые, такие же, как у Матея. Но они не блестели герцоговской дамасской сталью, а напоминали аморфно-клубящиеся тучи. И в тот момент среди этих туч словно промелькнула молния.

– Ключница не посмела лгать вам, отец Иоанн. Я думаю, и мне не стоит гневить Господа.

Капеллан, казалось, застыл, как огарок свечи, который он сжимал в руке. Матей не стал ждать, когда тот продолжит свой допрос пополам с морализаторскими увещеваниями. Их беседа и так уже затянулась, а ведь сам король прислал ему приглашение на праздник, показывая, что все пересуды между ними в прошлом. Нужно было явиться в Совитабр в назначенное время. Не стоило гнуть из себя более важную персону, чем первое лицо государства, и являться с большим опозданием. А с капелланом, как он тогда думал, сможет объясниться позже.

* * *

Сейчас, верно, Матей нашел бы в себе силы претерпеть капеллановы занудства. Да некого было больше терпеть. И не к кому больше обратиться за мудрым советом во всем этом огромном замке.

Легко проскальзывающий в глотку вермут приносил краткую, приятным теплом разливающуюся по внутренностям волну спокойствия. Ощущения эти длились всего ничего – он даже не успевал поставить бокал на импровизированный столик, а на деле – поднос в руках полу-оцепеневшей рабыни – как приходилось снова подносить напиток ко рту.

И вовсе он не в настроении для приема гостей. Вошедшую Като Матей приветствовал одним кивком, не поднимаясь. Виной всему были не пресловутые правила этикета или местечковый табель о рангах – просто его спина еще не зажила после падения с Абисского чудовища.

Разобраться в оттенках эмоций, что только что сменили одна другую на холеном герцогском лице – казалось Като непосильным, ибо по лику хозяина замка ритмичной рябью двигались лазурные полосы света, как, впрочем, и по всему, что их окружало. Комната, в которой они находились, была ничем иным, как подводной пещерой, а пол – всего-навсего стеклянной перегородкой, за которой жило своей жизнью со всеми его обитателями море Кэтлей. Часть пола в самом центре покоев вовсе отсутствовала; и ступени из черного мрамора, прожилки которого то и дело омывали набегавшие волны, – были спуском под воду.

– Под правым углом зала живет мурена, – отозвался герцог, явно довольный произведенным на гостью эффектом. – Только она не любит свет, потому сейчас мы ее не увидим.

Свет? Като окинула взглядом своды пещеры-комнаты. В скобах на цепях закреплены промасленные факелы, да отсветы камина – явно не операционная по освещенности, если не сказать, давяще-мрачновато. На потолке – шириной в косую сажень рога невиданного зверя, приспособленные под люстру, но сейчас в них не видно свеч. Небольшие сосуды со светящимися медузами и другими обитателями кэтлейских глубоководий – вот что давало немного света, подобно природным светодиодам, – в этой находящейся под землей комнате. Конечно, ничто из этого не сообщало достаточно тепла, поэтому как только Като опустилась в кресло за тисовым столом напротив герцога, ей был предложен ангоровый плед.

– Спасибо, шкура рино пока еще неплохо согревает, – отшутилась она.

Ее взгляд привлекла невысокая служанка, которая поднесла ей плед. Миниатюрная брюнетка, целиком задрапированная в шифоновые расписные одежды, ничуть не скрывавшие выпуклостей и округлостей молодого тела. Более того, розоватые ареолы сосков на первый взгляд казались частью рисунка ткани.

Като ошарашено проводила взглядом служанку, словно загипнотизированная колыханием шифона в такт ее шагов. Матей тем временем, подал какой-то знак, и слуги принялись за сервировку стола.

Като занялась рассматриванием проплывавших стайками полосатых рыбешек и колыханием ветвистых водорослей под полом комнаты.

И все же рыбки не смогли надолго завладеть ее вниманием. Манящие запахи утонченных кулинарных изысков развернули ее к столу. Подали корзиночки с морепродуктами, пересыпанные разноцветными специями и неизвестной Като молотой крупой; копченое мясо какой-то мелкой дичи, и обернутые в него половинки перепелиных яиц; канапе с кальмарами в ореховой пудре. Присоединяясь к герцогу в потягивании хиль-де-винтеровского вермута, Като взглядом окинула яства, пытаясь на вид определить, что следует попробовать в первую очередь.

– Немного канапе для кицунэ? – предложил герцог.

Като не нашлась, что ответить. Матей назвал ее Кицунэ или же это часть названия блюда? В любом случае, блюда ей не известного.

Матей щелкнул пальцами, и одновременно с бокалом белого вина с легкой зеленцой возле нее появилось блюдо с розоватой форелью, в которую завернули тофу и какой-то пепельный сыр с веточками базилика.

– М, – только и смогла сказать Като. – С вашего позволения, я пока ограничусь вермутом. И еще парочкой этих канапе.

Матей чуть заметно усмехнулся.

– Мы рады, что вы оценили гордость наших винных погребов, графиня. Извольте отведать мяса дикого ягненка в горшочках. Предупреждаю, оно горячо на вкус.

Като едва не поперхнулась закусками – ей показалось, или это было сказано с каким-то грязным подтекстом?

Чувствуя себя огнедышащим драконом, она отхлебнула бульона из молодого кабана со сладким перцем, едва дождавшись, пока слуга не выложит из ее порции букет-гарни. И все же она не смогла отказать себе в еще одном кусочке ягнятины, обжигающе-остром, с кисло-сладким необыкновенным послевкусием. И снова попыталась сбить остроту глотком вермута и ложкой бульона.

Герцог усмехнулся, распиливая а-ля бефстроганов свою порцию ягнятины.

– Надо будет передать повару, чтобы добавлял меньше кайенского перца в готовку. Острого у нас кладут по-мужски.

Еще один спасительный глоток вермута – и Като в состоянии ответить.

– Невозможно остановиться! Эта фруктовая кислинка…

– Плоды хеномелеса. – Коротко ответил герцог, отправляя в рот кусочек за кусочком. – Чтобы сбить остроту, прежде чем отведать следующую перемену, прошу продегустировать пасту с чесночно-мятным соусом.

– О, – простонала Като. – Вы преувеличиваете мои возможности. Еще один кусочек – и я лопну.

– Ну что ж, – с вежливо-разочарованным видом герцог отодвинул свой горшочек, в котором запекли ягнятину, и подал знак слугам. – Небольшой винный экскурс на десерт с нашими слойками с ванильно-кофейным муссом и кексы с лекваром.

Слуга в более закрытой форме одежды, нежели служанка, представил Като все вина и ликеры на серебряном подносе по правую руку от нее. По левую – дымились великолепным ароматом сдобные десерты.

– Не забудьте попробовать мороженое с мангостинами, когда примитесь за вон то черное вино – Скерл-де-Норд-Вэй – оно нам досталось в качестве военного трофея. – Сверкнул глазами Матей, поглощая остатки ягнятины на своей тарелке.

Като рассмеялась.

– Вы захватили его в битве?

И только по взгляду собеседника поняла, что ирония была неуместна.

– Можно сказать и так. – Герцог отпил вина. – За ваш визит, графиня. Нежданный, но тем и приятный. Ведь согласитесь, неожиданности имеют обыкновение приносить больше радости, чем то, что мы ожидаем годами, порой уже не чувствуя тяги к этому.

– О, да, – поспешила согласиться с этой сентенцией девушка. Хотя с чем это она сейчас согласилась, для нее оставалось загадкой. Она чувствовала себя неловко за то, что иронизировала по поводу Скерла из какого-то Норд-Вэя, вызвав, по всей видимости, недовольство хозяина. Требовалось что-то сказать о причинах и целях своего визита, этот намек она уловила. Но что? Она не имела понятия. Сказать, что ей до смерти было интересно побывать в настоящем замке, хотя представилась они при этом графиней, которая, по идее, должна была пресытиться за свою недолгую жизнь замками и подобными чревоугодными пиршествами.

– Не сердитесь на меня, герцог, кажется, я переборщила с вашими прекрасными винами.

– Это легко поправимо. – Учтиво, хотя и несколько сухо ответил он.

Слуга выдвинул какую-то каменную плиту у камина и водрузил на нее богато украшенную турку на двоих. Затем чем-то вроде шила раскрошил в небольшом деревянном ящике чайный блин величиной с голову. И предложил насладиться ароматом чаинок гостье.

– Пуэр! – Като с трудом подавила восторг, узнав свой любимый чай.

– Я смотрю, мне наконец-то удастся вам угодить, – отпустил тонкую колкость герцог.

– О, ну что вы, ваш прием сложно превзойти, – поблагодарила его Като, не отрывая взгляда от ползущей вверх по стенкам турки белой пены кипящего пуэра.

– Мы закупаем пуэр не на западе, как вся провинция. – Поспешил провести краткий экскурс Матей, заметив, что гостье это интересно. – Нам удалось отыскать далеко на юге, посреди Белой Пустыни, небольшую горную цепь. Она тянется не более 8-10 км на юго-восток, и включает две вечно покрытые снегом вершины. С одной из них берет начало горная река Эвстен, и спускается в долину водопадами. А далее сворачивает в Ульмский лес.

Като с трудом подавила удивление. Эвстен был ей хорошо знаком, но не следовало сейчас давать об этом знать герцогу – это может повлечь неуместные расспросы, чем она занималась в тех краях.

– Прямо на этой горе находятся чайные плантации? – Поинтересовалась она.

– О, в другой ситуации я бы счел это за некую степень хамства, графиня, – засмеялся герцог. – Наш пуэр – многовековые дикие деревья посреди лиственничного леса, а никак не плантация. Вот его мы сейчас и будем пробовать. С джемом из кактусовых ягод, начиненных кедровыми орешками.

Като склонилась над своей небольшой пиалой, целиком высеченной из какого-то самоцвета. Ее окутал густой смолистый, теплый земляной аромат. Где-то в самой глубине которого звучали хрустальные нотки неожиданной для пуэра бодрящей и прохладной свежести.

– Это все вода со снежного пика и лиственничный лес, – заметив ее реакцию, отметил герцог. – Надеюсь, вы найдете возможность остаться и в другой раз отведать пуэр с северного склона второго пика, на котором чайные деревья растут вперемешку с дикими грушами. Там находится святилище местного народца, на гору никому подниматься из чужеземцев не разрешают, еще и ломят за чай втридорого.

– Божественно! – Заключила Като, закусив густой пуэр ложкой кактусового варенья, отчего даже слегка закашлялась. – Прекрасно. Прелестно! В жизни не пробовала ничего подобного.

Матей самодовольно улыбнулся, неспешно смакуя свой пуэр, время от времени черпая шиповниковый мед из маленькой розетки галльского стекла, искусно украшенной трилистниками.

Предлагая ей в следующий раз отведать другой сорт пуэра, он ждал от нее чего-то еще. Ну конечно! Като-слоупок. Он хотел узнать, надолго ли она задержится в замке.

– Ваш пуэр, прекрасен, герцог. Только ради этого можно мечтать погостить в вашем замке. До тех пор, пока я не выпью весь ваш пуэр и не надоем вам окончательно. – Отшутилась Като. Она уже освоилась со знаковой системой в замке и не прерывая разговора, жестом дала слуге понять, что желает испить еще понравившегося чая.

– Тогда, возможно, вам понадобится гонец, чтобы известить об этом ваших родных. Я вижу, вы не замужем, – вдруг неожиданно добавил он, переключаясь с варенья на слойки с ванильным муссом.

Като показала герцогу тыльную сторону ладони; на ее пальцах, действительно, не красовалось ни одного кольца или перстня.

– Да, вы угадали. Я не замужем. Отчего? Попробую провести аналогию, хоть я и не сильна в этом. Скажем так, каждый глоток пуэра для меня – это поцелуй. Чуть горький, чуть сладковатый, скользящий влагой с губ дальше, в горло. Теплом катящийся к самому сердцу.

А вот теперь представьте – вам предложили один сорт пуэра. Целую рощу, цистерну, нет, танкер этого пуэра. И вы знаете, что только его вам изо дня в день придется пить всю оставшуюся жизнь.

Герцог угодливо рассмеялся, осыпав шелковую рубашку и мантию кусочками слойки.

– В жизни не видел столь дерзко-остроумной девушки, – продолжая смеяться, герцог сметал с себя салфеткой крошки. Но скоро улыбка исчезла с его лица, владелец замка посчитал неучтивым посмеиваться над своей гостьей. – Ваша позиция в вопросах брака, думаю, мне понятна. Перефразируя одну писательницу Севера, «дикий зверь целее будет, нежели домашняя курица, летящая всякому в руки за горсть пшена».

Като изящно склонила голову. Нет, о ней самой ей хотелось бы говорить в последнюю очередь. Сейчас последуют расспросы о ее «графской» жизни – и все, она пропала. Срочно переводим разговор в другое русло!

– С моря видно, что вы зачем-то перестроили восточную стену замка.

И тут Матей вдруг понял, что она НИЧЕГО не знает о последних событиях и о взятии замка, несколько удивился, и сразу же расслабился. Целиком и полностью расслабился, от души намазав кекс лекваром поверх сливочного масла, и с наслаждением принялся его поглощать.

– Замку уже столько лет, – хитро улыбнулся он. – Что я после каждого шторма на море удивляюсь, как его еще не смыло с острова. Но что это мы все о замке да о замке. На нашем островке, я полагаю, не так много чего происходит, как на большой земле.

– О, не совсем. Вы ведь были на празднике Урожая, так что ничего интересного вы не пропустили. И сейчас там ровным счетом ничего не происходит. А вот вокруг вашего замка почему-то выставлена охрана и никого не пускают ни туда, ни обратно. Мне с таким трудом удалось прорваться сюда.

– У Хиль-де-Винтера сейчас небольшие земельные разногласия с Совитабром, но, я думаю, в скором времени все решится в нашу пользу. Войска замок брать приступом не собираются, так что здесь относительно безопасно. – Герцог сделал вид, что отхлебнул миндального ликера, а на самом деле в упор смотрел на свою гостью. – А эта огненная шкура рино чертовски вам идет, графиня.

Като чуть не поперхнулась. Интересно, как герцог все же понял цель ее визита к нему?

– Может быть, – уклончиво согласилась она, глядя герцогу прямо в глаза без капли флирта. – Но добыть ее оказалось сложнее, чем я предполагала.

– Есть вещи, за которые стоит бороться, – Матей еще раз глотнул ликера и загадочно сверкнул глазами, поглаживая ножку фужера. Като промолчала.

– Я надеюсь, что не обременю вас своим присутствием за пару дней? – Робко начала она.

– Ну что вы, графиня! Я буду только рад обществу такой обворожительной дамы. А то, знаете ли, иногда в этом Мрачном замке чувствуешь себя, прямо как монах в келье.

Като рассмеялась. Монах в келье! Это он-то!

– Мне далеко до вашего остроумия, герцог. И все же, я несколько устала с дороги и после такого великолепного пиршества. Хотелось бы немного отдохнуть и привести себя в порядок.

– У вас большой выбор, графиня, по части мест, где вы сможете удобно расположиться. Но я бы особенно советовал Золотую спальню.

– Ваше гостеприимство, герцог, способно создать уют в любом месте, – парировала Като.

– В любом случае, выбор за вами, графиня, – загадочно улыбнулся он.

На самом деле, конечно, Като не настолько устала, чтобы идти спать в такой ранний час. Просто она всерьез опасалась, что после полуголодного существования в лесу на краденной картошке и редких успехах поимки дичи, а также жизни в «Красной розе», где они больше выпивали, чем ели – она боялась, что не сможет остановиться и лопнет от переедания.

Распрощавшись с гостьей и поручив слуге сопровождать ее, герцог терпеливо подождал, пока Като не отойдет на порядочное расстояние. Он напряженно размышлял о чем-то, поигрывая связкой ключей, а затем залпом допил ликер, вытащил шпагу, и хромая и скрипя зубами от боли, скрылся в одном ему известном направлении, опираясь на клинок, как на посох.

* * *

Комната неподалеку от Тронного зала оказалась интерьерной одой роскоши и величию. Как для спальни размеры ее были неприлично большие, королевские, в ней не спать бы следовало, а олимпийские игры по гольфу устраивать. Форма – строгого квадрата, в самом ее центре – огромная круглая софа, обитая нежно-абрикосовой кожей какого-то неизвестного, экзотического зверя. Софа покоилась на большущей белой шкуре еще одного невиданного зверя, а та, в свою очередь – на узорчатом паркете с пламенеющим рисунком. Стены оклеены светлыми с золотом шелковыми обоями, отчего чувствуешь себя, словно в дворце-музее. Но взгляд в конечном счете приковывали к себе блестящие золотые шелковые шторы – глядя на них, создавалось впечатление, что это вовсе не ткань, а расплавленное золото, чуть колышимое налетавшими порывами южного ветра, струящееся с кованого карниза на пол.

Здесь определенно была и пища для ума арт-эксперта – благородно– бледные рисунки с изображением цветов в стиле пастелей Яблонской и врубелевских акварелей, весьма искусно выполненные, все в рамах из кожи питонов. А как женщине, девушке – Като определенно пришелся по вкусу шикарный цветущий куст пунцовой азалии перед стрельчатыми окнами в псевдо-мавританском стиле. Меж окон была и витражная дверь; она, по всей видимости, выходила на анфиладу, опоясывающую внутренний дворик. От двери направо высилась стена из живого плюща с расписными, мраморными листьями, за которой любопытная Като обнаружила круглую ванную.

На полках возле азалии теснились вазочки из керамики и цветного стекла. Когда Като открыла одну из них, ее окутал густой и теплый аромат сандалового дерева. В следующей вазочке – масло ши, в еще одной – ванильное. В других трех, открытых наугад – масло из персиковых и розовых лепестков, и еще – какая-то странная, скользкая и тягучая прозрачная жидкость, похожая на особо приготовленный сок какого-то растения, к нему добавили имбирь и камфару. Да уж, парфюмом последнюю субстанцию назвать никак нельзя. Тогда что же это?

По всей комнате были расставлены небольшие плетеные табуреты с откидными крышками. Видимо, они были предназначены не только для сиденья. Так, посмотрим, что в них храниться. В экземпляре под окном – маникюрный набор. В табурете побольше, возле стены плюща – какие-то ключи. А вот в том, большом табурете из красной лозы…

Като сглотнула подступивший к горлу комок. Эту комнату ей определил герцог. Что он хотел этим сказать? Два круглых шарика рубинового оттенка, скрепленные между собой шнуром. Кажется, это не для массажа пальцев.

Дальше по курсу шел раздвижной встроенный шкаф. В нем ожидали своего часа несколько новых рубашек – длинных, расшитых шелковыми нитками в тон. Интересно, для кого они были куплены? Като не удержалась, сняла с резной вешалки лимонную рубашку и покрасовалась с ней перед зеркалом напротив окна, то есть, у самого входа, когда в дверь постучали.

– Да? – Като замерла от неожиданности с блузой в руках.

В дверях показалась горничная, угловатая девушка с томным взглядом и чувственным ртом, природно-карамельной кожей и такого же оттенка волосами, заставляющими любоваться, и острыми, выпирающими из-под шифоновых одежд плечами. Поверх прозрачной хиль-де-винтеровской униформы на бедрах служанки было нечто, напоминающее повязку – Като облегченно вздохнула, что ее не будет смущать вид причинных мест, как у остальной прислуги.

– Ваша светлость, меня прислали помочь вам приготовиться ко сну, – тихо и почтительно раскланялась она, но глаза ее с интересом рассматривали Като.

«Графиня» отбросила лимонную блузу.

– Я бы, может, сама справилась…

Горничная вытаращилась на нее.

– Но ваша светлость, это моя обязанность.

– Ну раз так… хм… неплохо бы принять с дороги ванную. – Като критично осмотрела свое вымазанное дорожной пылью черное платье. – Халатик бы мне…

– Как вам угодно, ваша светлость, – вторично раскланялась горничная и устремилась за стену из плюща.

Через секунду карамельная служанка выбежала из комнаты, затем снова вбежала со словами «сейчас принесут воду, ваша светлость», и все это время не переставала раскланиваться. Мда, незавидная у нее работенка.

Пока горничная отсутствовала, Като внимательно изучила ванную. Как и по всей Сеймурии – сток воды был, а вот подача не была налажена, бедной прислуге приходилось таскать воду на себе.

За считанные секунды несколько рабов принесли горячую воду с кухни в больших кувшинах с ручками по бокам, вылили их содержимое в круглый бассейник в полу, а затем удалились. Горничная, едва касаясь ее тела, помогла раздеться и наполнила ванную ароматной солью по ее желанию.

– Вы загораете на солнце, графиня?

– Да, а что?

Служанка странно покосилась на Като, но тут же взяла себя в руки и стала осторожно соскребать с «графини» специальным девайсом оливковое масло с уксусом, которым тут пользовались вместо геля для душа. Надо сказать, в условиях местной жары и иссушающего воздуха это было весьма кстати. Прислужница также помогла Като вымыть ее выкрашенные в иссиня-черный волосы все тем же маслом с яблочным уксусом, и тут взгляд ее упал на покрытые черным лаком ногти Като, который она предусмотрительно взяла с собой в Сеймурию из дому. Пузырек с маслом выпал из руки горничной.

– Что-то случилось? – Като держала глаза закрытыми от масла, ожидая, когда его смоют чистой водой.

– Ничего, ваша светлость, – с трудом справившись с удивлением, проговорила прислужница, поливая Като водой. Этикет не позволял ей докучать гостье вопросами, но она уже всю голову изломала, гадая, чем же это Като вымазала ногти, что они даже не отмываются.

Облачившись в поданный ей легкий халатик в тон комнате, Като проследовала обратно в спальню, за стену из плюща. Горничная тем временем успела спустить воду и торопливо срезала с азалии увядшие цветки. Взгляд Като упал на полку с благовониями.

– Может, кальян?

Горничная тотчас же бросила обрезать куст и занялась приготовлением кальяна, подав его с полупоклоном на журнальный стол тисового дерева.

– Садись, не стой над душой. – Като хлопнула по матрасу, сама же она сидела на полу, на шкуре, облокотившись о софу.

– Но ваша светлость, как же… – Горничная смущенно теребила полы одеяния. Положение прислуги не позволяло ей сесть выше графини и смотреть на нее сверху вниз.

– Да уж, у вас здесь все непросто, – отозвалась Като, осознав причину служанкиной нерешительности. – Это… это что?

Она как бы со стороны вдруг услышала свой осипший голос и принялась сквозь мутное стекло изучать содержимое кальяна. В голову ударила волна удивительной, эйфорической легкости и вдохновленности. И почти тотчас предметы перед ней начали играть в какие-то оптические игры. Уменьшаются, увеличиваются. Уменьшаются, увеличиваются – волнообразно, в такт биениям сердца. И еще ей чудились всплески моря за окном, и по двору вдруг словно бы пронеслась не чайка, а диковинный белый дракон, каких печатали на упаковках пуэра в Н-ске.

– Это сорт «Хиль-де-Винтер», ваша светлость. – Горничная смутилась и опустила свой томный взор, подумав, что Като недовольна местным курительной смесью. Карамельная служанка все же решилась сесть на пол на одном уровне с графиней, но не на шкуру – прямиком на паркет, выказав уважение к мнимому титулу гостьи.

– Да уж, – Като давненько не приходилось испытывать этих ощущений, и она несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула чистый воздух. О том, чтобы сделать вторую затяжку – нечего было и думать.

Маленькими глотками она пила холодную воду, поданную проницательной служанкой, и пыталась усилием мысли разогнать Мрак, время от времени накрывавший мир перед глазами.

– У вас тут полная вседозволенность.

– В Сеймурии никогда не были запрещены кальяны с каннабисом, ваша светлость, – рискнула высказаться горничная, открыв окно прохладному вечернему воздуху и крикам цикад и стрижей, и вернулась на свое место у шкуры, ожидая каких-либо указаний со стороны нашей «графини».

Но Като уже была не в состоянии указывать кому-либо, и даже своему собственному телу.

– Я, наверное, полежу… – и как была, в халате, развалилась морской звездой на белой шкуре на полу, даже не сумев забраться на кровать.

* * *

Утром Матей выглядел так, будто спать и не ложился, зато легко шел на своих двоих, не прибегая к помощи меча или трости. Они встретились с Като за завтраком в Большой столовой, в которой уже витали крики ласточек за окном, аромат кофе и специй, и еще – запах какой-то сладковато-можжевеловой древесины с местными острыми фиалками – этой смесью в Хиль-де-Винтере окуривали жилые комнаты.

– Я надеюсь, вам пришлись по вкусу ваши покои, графиня? – Спросил он после приветствия.

– Я даже не помню, когда в последний раз ночевала с таким комфортом, – ответила Като. Хотя она и приврала немного на этот счет. Она прекрасно помнила те счастливые дни, когда Канта почти на месяц исчезла из их съемной квартиры, и она замечательно провела время, несмотря на то, что соседи несколько раз и вызывали полицию. Но как давно это было… А сейчас Като принялась за чашечку кофе-глясе и домашнее печенье с пылу с жару, закусывая блинчиками с финиковым джемом.

– У вас прекрасный вкус, герцог. – Похвалила она хозяина замка. – Восточный шик…

– Южный, я бы сказал, – поправил ее герцог.

Като залилась краской, обсыпалась сахарной пудрой, и собралась уже поспорить как арт-эксперт, когда вдруг вспомнила, что здесь другая география и совсем другие страны.

– Стиль кочевников с Востока – это сущее варварство, – пояснил Матей, также, как и она, принявшись за приторно-сладкие блинчики. – Опасные там края, искусству там не место, и сдается мне, вы там не бывали.