Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава 18. На коне-горе

Когда хмель выветрился из головы Матея, он занялся поисками выхода. В углу его тесной одиночной камеры лежал тюк полусгнившей соломы, на котором он при всем желании не мог растянуться во весь свой огромный рост. Но сейчас Матей оставил капризы для другого раза и, расправив на тюке свою великолепную мантию, лег и уставился в потолок. Иногда до него доносились звон цепей и неразборчивое бормотание других узников, порой ему слышались визг и шорох крыс, населявших подземелье.

Но все это не могло оторвать его от размышлений о побеге. Рокберн хитер, ничего не скажешь. Начать с того, что он додумался арестовать его после праздника, когда Матей не мог использовать магию из-за выпитого спиртного. Не просчитался глава Совитабра и на счет заключения. Он не зря посадил его в темную сырую камеру подземелья, где даже стражники не навещали узников чаще нескольких раз в неделю. А за неделю многое может случиться. Матей чувствовал, сердцем чувствовал, что Рокберн давно зарился на замок, и теперь он точно не упустит случая стать его хозяином.

– Хозяин замка, Рокберн, не тот, кто сидит в тронном зале, а тот, кому он принадлежит по праву. Кровному праву, – тихо сказал себе герцог, пытаясь удобнее расположиться на тюке с соломой. В подземелье было достаточно холодно, и он завернулся в мантию наподобие спального мешка.

Матей перебирал в уме все заговоры и заклинания, которые могли помочь ему выбраться из темницы. Одни требовали каких-то невыполнимых в создавшихся условиях действий. Не станет же он, в самом деле, чертить на полу своей камеры магические знаки. Нет, он не доставит Рокберну наслаждения выставить его перед всеми колдуном. Пока у него нет никаких доказательств причастности Матея к черной магии, все его попытки оклеветать его снова будут тщетны.

Он мог, конечно, сделать так, чтобы стражники, дежурившие у выхода, вместо того, чтобы задержать его, отдавали ему честь. Он мог открыть любой замок, любую дверь. В конечном счете, стены и двери вообще не были для него преградой. Но как быть с тем, что его заметят? Ведь он не может накладывать заклятия на всех и каждого, встретившегося ему на пути. И если он сбежит вот так просто, он сдаст Рокберну все козыри на руки – у того будут доказательства, чтобы объявить его колдуном и снова открыть на него охоту. А значит, пришло время для более хитроумных действий.

Внезапно Матей почувствовал, что не может дышать. Он судорожно втянул воздух ртом, но спасительный кислород не дошел до легких; он задыхался. Рука герцога инстинктивно пошарила в карманах мантии, но тщетно: он не нашел лекарства.

Хвала Богу, его не настиг приступ астмы. Это было вроде как предупреждение, что ему не следует находиться в сыром подземелье, если он опасается за свое здоровье. Матей поднялся со своего импровизированного ложа и прильнул к тюремной решетке, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха, поступавшего с верхних этажей каземата. В конце коридора он различил силуэты трех стражников с алебардами, игравших в кости. При виде него они о чем-то зашептались и все, как один, отвернулись к противоположной стене. Матей усмехнулся. Его забавляло, как эти олухи опасались, что он напустит на них порчу. «Для того, ребята, чтобы превратить вас в крыс, мне совсем не нужно знать, какого цвета у вас глаза», – подумал Матей. Ему в голову вдруг пришла замечательная мысль.

– Эй, стража! – Крикнул он охранникам. В соседней камере кто-то выругался, видимо, его разбудил крик Матея.

Стражники зашептались между собой. Они никак не могли решить, безопасно ли говорить с их новым пленником.

– Стража! Вы там заснули, что ли? – герцог уже начал сердиться, что охранники старательно не замечают его.

– Чего тебе? – Буркнул один из тюремщиков, сидевший дальше всех от камеры герцога.

– А что вы будете делать, если кто-нибудь из пленников помрет или тяжело захворает? – Матей постарался придать своему голосу невинный тон.

Стражники, не ожидавшие услышать такого, грубо расхохотались.

– Это ты, что ли, помирать собрался, герцог? – совсем осмелев, истерично взвизгнул белобрысый страж, все еще давясь от приступа неудержимого хохота.

Матей сделал над собой огромное усилие, чтобы не ответить грубостью на грубость.

– Я тут подумал, что у вас здесь воздух сыроват. А у меня, ребятки, астма. – Матей говорил медленно и внятно, чтобы смысл сказанного дошел до стражей. – Так что если что, я вас предупредил.

Стражники на секунду-другую замолчали, а потом возобновили партию в кости, шумно о чем-то споря и переговариваясь.

Матей откинулся на солому, застланную горностаевой мантией. Оставалось только ждать.

Приступ удушья подступил почти тотчас же. Герцог Эритринский для верности прижался носом к каменной стене, покрытой, словно росой, державшейся в подземелье влагой. Ему стало совсем плохо, воздуха не хватало. Он с шумом втягивал воздух, но тщетно. И спустя пару минут он потерял сознание.

* * *

Очнулся он совсем не в своей камере и совсем не в подземелье. Он лежал в настоящей постели, на настоящих простынях, правда, не шелковых. Рядом на спинке стула висела его неизменная мантия. Пленник несколько раз вдохнул воздух полной грудью, пытаясь избавиться от мерзкого сладкого вкуса, наполнившего рот. Наконец, перед ним перестали мелькать разноцветные круги, сознание начало приходить в норму. Матей осмотрелся.

Теперь он находился в какой-то круглой комнате с толстенными каменными стенами. В принципе, она не многим отличалась от его предыдущего места заточения, разве что в стене было крошечное окошко, через которое пробивались жиденькие лучики солнца, и в них кружился хоровод пыли. Герцог закашлялся, но быстро выровнял дыхание.

– Вы очнулись? – Проскрипел на ладан дышащий старикан, возившийся с какими-то микстурами у двери. Он был так мал, что Матей даже не сразу заметил его. Он смотрел на старикана и не верил своим глазам: неужели ему даже доктора прислали?

Тюремный штатный провизор прошлепал к двери, резко толкнул ее и крикнул:

– Он очнулся.

И тотчас же в комнату вломились начальник каземата со своим неизменным заместителем, два стражника, священник и – кто бы мог подумать – злой, не выспавшийся и весь в пыли Рокберн собственной персоной.

– Но больному нужен покой… – Проскрежетал лекарь. Рокберн посмотрел на него, как змей на мышку, и тот исчез за дверью.

– Очень умно было спровоцировать приступ, – без всяких предисловий раздраженно рыкнул граф.

– Приступ спровоцировало мое заключение в сыром темной каземате. – Спокойно ответил Матей. Ему непросто было сдерживать гнев, рвущийся наружу при виде ненавистного Рокберна, но он держался из последних сил. Краем глаза он заметил, что заместитель начальника тюрьмы записывает каждое его слово, его, а не Рокберна.

– Вас пришлось поместить на верхушку башни. – Высокомерно, но слегка заикаясь от волнения, проговорил начальник. – Обычно это помещение не предоставляется пленникам.

– Ах, ну извините, что доставил вам столько хлопот, – саркастично прошептал Матей, усмехнувшись. И тут же поморщился от головной боли – лучше сейчас было полежать спокойно и прийти в себя, а не устраивать словесные баталии с представителями власти.

– Это вовсе не значит, герцог, – что мы пойдем на какие-то уступки по отношению к вам, – проворковал Рокберн, просто-таки испепеляя взглядом своего пленника.

Матей предпочел не отвечать. Голос его все еще звучал сипло, да и чувствовал он себя неважно. Рокберн сказал еще что-то, но Матей его не слушал. Его голову заполнила одна-единственная мысль – удалось ли Рокберну захватить замок в отсутствие владельца и если да, то что он там пронюхал.

– Я был в твоем тайнике, Матей, – сказал тот тихо, приблизившись к изголовью кровати, следя за тем, чтобы священник не слышал ни слова из сказанного им.

– Ты лжешь, – еще тише прошептал герцог. – Никто без моего ведома не сможет проникнуть туда. А если и сможет, то никогда не получит того, что там находится.

– Это почему же? – Спросил Рокберн, косясь на священника, нагнувшись к герцогу настолько, что тот щекой чувствовал его дыхание.

– Любой, кто проникнет туда без моего ведома, тут же превратится в один из кустов золотарника, которых у меня и так уже слишком много.

– Очень остроумно, герцог, – прошипел Рокберн. Он пытался сделать вид, что сказанное Матеем его не тронуло, но Матей ясно видел в его глазах затаившийся страх.

– Не ищи мой Сад, Рокберн, – посоветовал Матей. – Это древнее заклятие, и я сам уже не помню, как его снять.

– Ты мне угрожаешь?

– Просто у Хиль-де-Винтера всегда будет только один владелец.

– Король подписал дарственную грамоту на Хиль-де-Винтер мне! – Рявкнул граф, выпрямившись, и стоявшие за ним подпрыгнули, а священник тихо охнул.

– Король не может отменить кровное право живого владельца, живого – даже если и после казни, – ответил сипло герцог, расстегивая рубашку. Ему снова становилось душно, только на этот раз от присутствия Рокберна.

– Простым смертным не спастись от казни пустынными гулами, Матей. Инквизиторский комитет по делам черной магии принял во внимание этот факт, они уже готовят обвинения в твой адрес, как адепта Чернокнижия, и я, в свою очередь, сделаю все, чтобы обвинение было подано в Суд как можно скорее.

Глава Совитабра сверкнул глазами и, развернувшись, так что полы его пыльного плаща взвились за ним, вышел из камеры. Начальник со своим заместителем, священник и стража незамедлительно последовали за ним.

Герцог, дождавшись, пока они уйдут и дышать станет легче, начал действовать. Откуда-то из карманов мантии он достал маленькую бляшку, потер ее большим и указательным пальцем, что-то зашептал, а приблизился к окну. Окно было расположено так высоко, что ему пришлось подставить стул, чтобы выглянуть на улицу. «Ну давай же, быстрее,» – шептал Матей, всматриваясь в узкие улицы города, которые с башни просматривались, как на ладони. И вот на одной из них, ведущей к тюрьме, он увидел темно-серую точку, быстро движущуюся по направлению к нему. Люди в страхе с криком разбегались от несущегося по городу коня, потому что это был именно он – боевой конь-гора Дым. Как только жеребец остановился под башней, весь в мыле, Матей заметил, что с него свисала оборванная упряжь, на которой переливались на солнце серебряные бляшки, такие же, какую держал в руке он сам.

У герцога не было никакого желания прыгать, целясь в седло, с высоты четвертого этажа. Потому Матей осмотрел комнату, и взгляд его упал на видавшую виды простынь на ложе. Герцог отстегнул от пояса застежку, не раз выручавшую его, когда нужна была остро-заточенная вещь, а клинка под рукой не было. Ему понадобилось около пяти минут, чтобы разрезать ткань на тонкие, но способные выдержать человека полоски. Он уже связывал их воедино, сплетая в некое подобие веревки, когда за дверью вдруг послышалось бряцанье оружия стражников.

– Только этого мне еще не хватало! – Матей не мог допустить того, чтобы его остановили и, как мог быстро прочитал заклинание, чтобы не впустить стражников в камеру. Замок, громко щелкнув, закрылся; за дверью послышать испуганные возгласы стражников, вплотную подошедших к двери.

Матей принялся лихорадочно связывать оставшиеся куски простыни, но времени на это у него не осталось – стражники начали дружно выламывать дверь.

Бросив оставшиеся куски, герцог торопливо набросил на плечи мантию, в надежде, что она смягчит его рискованное приземление. Он крепко-накрепко привязал получившуюся веревку к одному из прутов решетки на окне, а остальные, чтобы не мешали, заклинанием заставил выскочить из стен. Какие бы версии его побега потом не строил Рокберн, он сразу поймет, что без магии дело не обошлось. Но доказать все равно ничего не сможет. Так что придется ему взыскать с начальника каземата за то, что решетки плохо закреплены в стенах.

Не теряя времени, Матей, взявшись за конец веревки, выпрыгнул из окна. Конечно, его постельное плетение оказалось коротковато, оно не дотянулась даже до первого этажа, но беглеца это не остановило. Набросив на голову капюшон мантии, он спрыгнул на землю и, не вставая, откатился в сторону, пытаясь смягчить удар. Все тело саднило от падения, но он заставил себя подняться на ноги и забрался в седло, и в тот же момент услышал звук взламываемой двери и крики стражников, поднявших тревогу. Но, что бы они там не предпринимали, Дым был таким конем, на которого можно было положиться – быстрым и сильным. Он тяжело храпел, когда они, наконец, вылетели за пределы города, проскакав мимо пытавшихся остановить их стражников у городских ворот.

Матею во что бы то ни стало хотелось поскорее очутиться в родном Хиль-де-Винтере, хотя он и знал, что сейчас этого делать не стоит. Замок наверняка был занят огромным войском, и Дым порядком устал. Даже такому мощному животному было тяжело долго скакать карьером, и Матей умолял его продержаться хотя бы до того, как они въедут в Ульмский лес. Беглец не сомневался, что за ним погоня, и, сорвав по пути две ветки с одного дерева, бросил их на развилке дорог, предварительно что-то прошептав. Может, поэтому посланные вдогонку стражники не смогли его найти.

Матей с конем все дальше углублялись в вязовый лес, полный первозданной тишины, странных запахов и диких зверей. Последнее тревожило Матея больше всего.

Дым вдыхал уже воздух с хрипом, который больно было слышать, тряс косматой головой и, в конце концов, вопреки воле всадника, перешел на неторопливый шаг. Герцог не стал принуждать коня убыстриться железом, вместо этого он спешился, бросив мантию в седло, и зашагал по лесной тропинке рядом с конем, ведя его под уздцы.

– Понимаешь ты или нет, что как раз этого нам сейчас и не хватало, – сказал он на ухо коню, похлопывая его по могучим бокам. – Я-то понимаю, Дым, что даже такие колоссы, как ты, иногда устают. Но нам во что бы то ни стало нужно дойти туда, куда мы направляемся, пока нас не нашли волколаки или другие какие твари.

Дым замотал головой, то ли отгоняя надоедливую муху, садящуюся на клочья пены у губ, то ли выражая согласие с хозяином.

– Ты ведь чувствовал, Дым, что тебе будет нелегко, когда я жеребенком выбрал тебя и стал твоим хозяином, – Матей на ходу снял с себя рубашку и принялся вытирать ей мокрого от пота коня. – Так уж получилось, что я всегда влипаю в какие-нибудь дурацкие истории.

Матей говорил с животным, чтобы успокоить его, а сам вглядывался в каждый кустик, вслушивался в шуршание каждой ветки, каждого листика, надеясь не услышать воя проклятых волколаков.

– Ну же, Дымок, – обратился он к коню. – Осталось совсем немного, и мы будем в безопасности. Нам придется еще немного проскакать, иначе Рокберн или кто другой может нас настичь.

И с этими словами Матей, еще раз хорошенько вытерев бока животного, вскочил в седло. И хотя Дым всячески упирался, герцогу с помощью ли магии или чего-то другого, удалось заставить лошадь сменить аллюр на более быстрый. Тяжелому боевому коню нелегко далось это, и он с посвистыванием перешел на размашистую рысь.

Ехали еще менее четверти часа. Недалеко от тропки показалась небольшая покосившаяся хижина посреди поляны. С одной ее стороны был вырыт колодец, который прикрывал от солнца старый куст калины. С подветренной стороны был обустроен загон под навесом, в котором герцог и оставил уставшего коня. Но он не занялся Дымом, не дал ему воды. Он даже не снял мантии и замшевых сапог, войдя в хижину; а прошел в красный угол, взял свечу, которую Като оставила там, а также глиняную чашу и вышел на порог. Остановившись, Матей зажег свечу, накапал в чашу немного воска, чтобы она держалась, как вдруг услышал вой. Не волчий, но вой волколаков. Близко, совсем близко.

Дым на заднем дворе испуганно захрапел и заметался, рискуя сорваться с привязи. Но Матей занялся другим – он отстегнул с седла флягу с красным вином и вернулся на порог дома. Как только он это сделал и встал, держа в одной руке флягу, в другой чашу со свечой, перед ним словно бы из-под земли выросло с полдюжины волколаков. Один из них, черный и крупный, с горящими глазами, вышел вперед.

– Чего ты ждешь? – Спросил его насмешливо Матей, предварительно зубами открыв флягу и вылив ее содержимое в чашу, чуть не загасив свечу, высившуюся теперь из вина, как Хиль-де-Винтер посреди моря.

Волчьи глаза, похожие на две круглые маленькие лампы, наблюдали за каждым движением герцога. Волколак, а это, несомненно, был он, молчал, оставаясь на том месте, где остановился.

Матей не стал затягивать свой ритуал. Не выпуская чашу из рук, он расстегнул пояс и острой, как бритва, застежкой, порезал пальцы. Кровь окрасила пояс в красный цвет, но он стиснул зубы и окунул пальцы в вино.

Эритринский маг сказал вслух всего одно слово, но мощь его была такова, что сильный внезапный порыв ветра едва не затушил свечу. Волколаки бросились прочь, врассыпную, и только один из них, тот, что подошел ближе всех к Матею, остался стоять на месте, как вкопанный. Он по-прежнему не произнес ни слова, и его и без того круглые глаза еще более округлились.

– Прочь! – Крикнул Матей и одновременно выплеснул содержимое бокала в сторону черного волколака.

Зверь, если его можно было так назвать, взвизгнул, как раненная собака, шерсть его поднялась дыбом, он оскалил зубы, затем повернулся и исчез под пологом леса. Матею показалось, что он увидел его светящиеся глаза где-то под деревьями метрах в двадцати, но тут же подумал, что это – его разыгравшееся воображение. Волколаки обычно не смели даже обернуться после заклятья на крови, не то что вернуться и напасть.

Остаток дня герцога Эритринского прошел без происшествий. Он набрал воды в колодце, отпил из бадейки сам и позаботился о коне. Жаль, но в хижине не нашлось ничего съестного, а ехать в «Золотой клен», находившийся в нескольких километрах отсюда, ближе к побережью, он не посчитал безопасным. Он еще помнил те горящие глаза волколака у порога, и благоразумно решил не покидать хижины.

Покончив с мелкими делами, он не лег в постель. За разбитым окошком ночь наступала на Ульмский лес, и Матей Эритринский зажег свечу. Он присел за выскобленным, изъеденным древоточцем столом, и в его руках откуда ни возьмись появился пасьянс.

Пасьянс состоял из почти квадратных, потертых, но очень искусно разрисованных карточек. На обороте каждой из них было изображено море и исчезающий в рассветном зареве месяц, и все это окружал сложный орнамент, нанесенный золотом.

Неизвестно, были ли это карты таро, а может, какие другие, но Матей умело перетасовал их и собрался уже разложить пасьянс на весь стол, как внезапно из колоды выпала карта. Он посчитал ее ответом на свой вопрос и, отложив остальные карты, медленно перевернул ее, опасаясь, как бы она ни сулила чего плохого. На карте был изображен отшельник, сидящий в темной пещере.

– Одиночество. – Сказал сам себе герцог, разглядывая карту. – Смирение и Одиночество. Что ж, я уже начинаю привыкать и к тому, и к другому.

Убрав карту в колоду, он затушил свечу и лег спать, закутавшись в теплую овчину-покрывало.

Наутро Матей задал побольше корма Дыму, а сам пешим ходом отправился в чащу леса в поисках еды. Лето было в разгаре, так что на благородные грибы еще можно было не надеяться. Зато дальше в горы можно было найти чернику. Но у Матея не было никакого желания отходить далеко от хижины, на которую он наложил оберег от всякой нечисти, и он предпочел заняться поисками дичи неподалеку.

Пробираясь сквозь заросли молодых деревьев, он осматривал их верхушки в надежде увидеть хоть какую-нибудь птичку. Но природа сегодня не была благосклонна к нему, только воробьи и крошки-корольки своим щебетаньем нарушали покой леса.

Герцог проклинал Рокберна за то, что при аресте у него отняли его любимый фламберг. Разумеется, он не многим был бы сейчас полезен, разве что мог защитить при встрече с кабаном. Но все равно Матею было тяжело думать о том, что его меч, его самый любимый меч, находится в руках у подлого человека. И хотя клинок был почти в метр с четвертью длиной, Матей при своем росте не находил его неудобным, точно также, как и излишняя грузность и массивность еще одного его любимца – Дыма – также не казалась ему недостатком.

Итак, из оружия при герцоге сейчас не было ничего, кроме Слова. По всей видимости, он надеялся применить к своей жертве мрачное заклинание остановки сердца.

Сам того не подозревая, он вышел к Эвстену. Горная река разливалась здесь, образуя глубокую заводь с камышом. Над нею низко нависали ветви ив, купаясь в прозрачной воде и скрывая его от посторонних глаз с противоположного берега. Заводь кое-где поросла ряской, и можно было надеяться на встречу с ее любителями – дикими утками. Как только он услышал кряканье, то с быстротой молнии вынырнул из своего укрытия, наметил жертву и, вперив в нее взгляд, произнес нужные слова. Утка, слабо взмахнув крылом, затихла и поплыла вниз по течению, увлекаемая водами Эвстена. Матей быстро сбросил с себя всю одежду и, бросившись в ледяную воду, поплыл за добычей.

Течение само вынесло утку на отмель, и герцог пожалел, что прыгнул за ней в холодную горную реку. С него ручьями стекала вода, он еле отыскал свою одежду и был вынужден греться на солнышке, прежде чем облачиться в свое одеяние. Наш охотник-Словом несколько раз оглядывался на кусты, росшие неподалеку; что-то тревожило его сердце. Ему казалось, что волколак вернулся за ним и поджидает его в этих кустах, но ведь это не могло быть правдой, и в то же время чутье подсказывало ему, что он здесь не один.

– Матей, – кто-то тихо позвал его.

Герцог вскочил, утка выпала у него из рук, когда он увидел, кто перед ним.

Энсета.

С обветренным, загорелым лицом в частой сеточке морщин, с лучистыми, но почти бесцветными глазами. В общем, она выглядела почти так же, как в день, когда ее нашла Като, разве что сменила свой холщовый мешок на настоящую одежду: длинное рабочее платье черного цвета и такую же черную накидку. На ногах у нее были туфли из темной кожи, а в руке она держала замысловатый по форме посох.

– Ведьма, – только и смог проговорить пораженный Матей.

– Знаешь, герцог, когда я узнала, что ты заночевал в моей лесной сторожке, я решила вмешаться. Не по своей же воле ты покинул свои шелковые хиль-де-винтеровские простынки ради ночлега на моей старой латанной постели, ведь так? – Ее голос звучал и строго, и со смехом. Какое бы впечатление она ни производила, Матей чувствовал, что побаивается ведьму. Тем более его насторожило ее внезапное появление, которого он совсем не ожидал.

– Откуда ты это узнала? – спросил герцог, все еще ошеломленный появлением Энсеты. – Я не заметил в хижине никаких расставленных заклинаний.

Энсета захохотала, задев чувства герцога.

– А ты ведь и не искал, герцог. – Игриво заметила ведунья, словно ей предложили поиграть в прятки. – Ты был занят своим пасьянсом.

«Одиночество», – вдруг пронеслось в голове Матея. Он не должен был встречать Энсету. Он должен был провести этот день в одиночестве, чтобы не спугнуть фортуну, которая так необходима была ему в предстоящем деле.

– Так что сказал тебе твой пасьянс? – все еще продолжая смеяться, спросила Энсета.

– Он сказал мне, что я не должен был встретить тебя на своем пути, – огрызнулся Матей.

Энсета внезапно помрачнела. Она стала, как грозовая туча, превратившаяся из милого на вид облачка.

– Как грубо. Никогда не верила пасьянсам, – выдавила она из себя.

Матей нагнулся и поднял убитую утку, собираясь вернуться в хижину.

– Куда ты? – Окликнула его ведьма. Она удобно устроилась на большом вывороченном с корнями дереве и, похоже, никуда не собиралась уходить.

– Мне нужно вернуться в хижину, – проговорил Матей. Он надеялся, что Энсета не пойдет за ним и не нарушит его планов.

– Давай зажарим утку здесь, Матей. – Предложила она. – Пока ты со мной, тебя никто не тронет.

И с этими словами она просто развела руками, и перед ней вдруг весело заплясал костер, в который она уже подбрасывала сухой валежник.

Матей, уязвленный таким напоминанием о его страхах, чуть ли не с ожесточением принялся ощипывать утку. Энсета, убедившись, что костер уже не затушит набежавший ветерок, отняла у герцога тушку и принялась ощипывать ее сама, оперев свой посох о ближайшее дерево.

– А я перед нашей встречей, Матей, как всегда гадала на кофейной гуще. – Энсета говорила беспечно, словно встретила старого знакомого, с которым просто рассталась пару дней назад, словно и не было ее таинственного исчезновения на долгие годы. – Выпила чашечку, и дай, думаю, загляну в будущее. Все-таки я так привыкла к этому. Тяжело ведь отказываться от знаний. – Энсета ощипывала утку с поразительной скоростью, словно последние несколько лет только и занималась готовкой и домашним хозяйством. – И можешь представить себе мое удивление, когда я увидела тебя рядом с собой. Я поразилась; я думала, ты каким-то образом смог найти меня. Но потом я подумала, что будет лучше, если я сама проверю, как твои дела.

Матей опустил взгляд, делая вид, что его интересуют угольки в костре.

– Я так и подумала, что у тебя не все в порядке, – сказала за него Энсета, внимательно изучая его лицо.

– Я бы справился один, – тихо проговорил Матей.

– Да брось! – Перебила его колдунья. – Бродишь тут один по лесу, кишащему волколаками, тьфу, и слово-то это произносить боязно. Один, без оружия, полагаясь только на магию.

– На магию всегда полагаются только люди, которым нечего терять, – изрек Матей, протягивая Энсете прут, на который можно было насадить утку.

– Вот-вот. – Поддакнула она. – Но ведь тебе всегда было, что терять. У тебя есть власть, земли. Чего стоит один Хиль-де-Винтер! И потом, у тебя всегда было какое-то влияние на людей. В конце концов, у тебя дворянский титул и король в ближайших родственниках!

– Вот это последнее у меня только и осталось, – безрадостно сообщил герцог.

– А как же замок? – охнула колдунья, на секунду забыв об утке, от чего та чуть не упала в огонь.

– Проклятый Рокберн, глава Совитабра, захватил его.

– Но почему же ты до сих пор не разделаешься с ним? – Удивилась колдунья.

– Он сам неплохо знаком с магией и ищет любой повод, чтобы обвинить меня перед всем честным народом в причастности к колдовству.

– Вот видишь! значит, я вовремя нашла тебя! – Сказала Энсета, поворачивая утку, чтобы она равномерно пропекалась.

– Он ничего мне не оставил, – продолжил свои душевные излияния герцог, сидя у самой кромки воды и время от времени бросая в нее кусочки ветки, которую теребил в руках. – Даже мой меч у него. Хорошо хоть, Дым, мой конь, пока со мной. Если бы не он, я бы до сих пор гнил в каком-нибудь подвале каземата.

– Ну, не все так безнадежно, я думаю, – утешила его Энсета, получше пристраивая утку и подсаживаясь ближе к Матею.

Матей отрицательно покачал головой.

– Одно дело устроить побег из острога, так, чтобы никто не заметил колдовства. Но как в одиночку взять замок, я даже не представляю. Там сейчас, наверное, все войско Сеймурии, как они только там поместились.

– Ну почему в одиночку? Ведь теперь я с тобой, – ведунья улыбнулась, и вокруг глаз ее словно кто-то кинул по тонкой сетке морщин.