Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Глава 6. Взрыво-вишня

Тем временем Като проснулась, но глаз еще не успела открыть. Какие-то странные шорохи, телевизор что ли Канта не выключила? Совы ухают, листья шумят на ветру. Где бы еще жители мегаполисов услышали такое? Канал Discovery на всю громкость, не иначе…

Прохладно как-то. Наверное, опять авария на теплотрассе. Но где же тогда одеяло? Она попробовала отыскать его на ощупь, но вместо постельного белья ее рука трогала лесной мох. И это не шутки – она проснулась посреди ночного леса.

Като вскочила на ноги и побежала так, как еще никогда в жизни не бегала. В сумраке каждое дерево казалось ей лесным маньяком, а каждый куст – затаившимся хищным зверем. Ей было страшно, настолько, что она даже не задумывалась, куда бежит. А ведь если бы она остановилась хоть на минутку и огляделась вокруг, то возможно, заметила бы, что находится в местах, не имеющих ничего общего с Высокими Кручами.

Еще минута изнурительной пробежки – и Като оказалась на пересечении двух дорог, одна из них была достаточно широкой и утоптанной, чтобы по ней можно было проехать, другую охотники назвали бы «кошачьим путем».

Чуть в стороне от точки их пересечения прямо посреди леса высился трехэтажный деревянный дом, выкрашенный в теплый изжелта-золотистый цвет. К нему от перекрестка вела мощеная брусчаткой тропа, у которой бесновались, брызгая слюной, цепные псы. Над входом красовалась деревянная табличка с выжженной надписью «Золотой клен». Буква «н» плавно перетекала в резной лист канадского клена, крашенный под золото. У входа торчало что-то, отдаленно напоминавшее коновязь, у которой жалось друг к другу почти два десятка оседланных лошадей. «Наверное, это клуб любителей верховой езды», – подумала Като, направляясь ко входу «Золотого клена».

Девушка с трудом открыла массивные входные двери – и словно очутилась в другом мире. Она обнаружила себя стоящей в огромном зале, освещенном сотнями свечей, полным людей, выпивки, соблазнительных запахов, веселья и шуток. Столы в зале были вытянутыми и стояли вдоль одной из стен, и ни один из них не пустовал. Они ломились от графинов со спиртным, подносов с печеным мясом и закусок.

За столами сидела довольно странная публика, вернее, странно одетая: Като даже сначала подумала, что попала на бал-маскарад. Семнадцать мужчин, только что поставивших пустые кубки после тоста, были одеты, почти как жители времен Средневековья. Все они вырядились в подпоясанные рубахи с вышивкой, теплые плащи из овчины или шкуры пони, брюки – из выделанной замши. У многих с пояса свисала сабля или меч в ножнах, остальные поглядывали на оставленные у входа самострелы и луки. Все это выглядело настолько сказочно и театрально, что Като так и осталась стоять у входа, забыв о том, что хотела узнать у кого-то дорогу.

Из-за дальнего стола возле камина, в котором жарилась на вертеле еще одна порция мяса, поднялся человек, который был одет не так, как остальные. На его плечах красовалась шикарная горностаевая мантия, расшитая золотыми нитками, таким же узором, как и на шелковой рубашке. Когда он поднялся, Като заметила, что он выше ее, по крайней мере, на голову. Он смотрел на нее изучающее, об остальных его чувствах было непросто догадаться, так как ни его светлые серые глаза, ни все лицо в целом ничего не выражали. Может, он выглядел бы даже сурово, если бы не светлые, слегка вьющиеся волосы, смягчавшие общее впечатление.

– Корчевник, у нас посетители, – крикнул он невысокому толстячку с залысинами, возившемуся с мясом на вертеле.

Толстяк тотчас же оставил готовку и прошлепал к Като, прихрамывая на одну ногу. Глядя на нее, его глаза удивленно округлились. Он хмыкнул, рассматривая ее джинсы, но в конце концов взгляд его остановился на золотых сережках девушки.

– Чем могу служить, сударыня? – Спросил он, помедлив, прежде чем обратиться к ней. – Могу предложить вам нехитрый ужин, а вот с ночлегом сегодня неувязочка: герцог Эритринский почтил нас своим присутствием, и у нас нет свободных комнат.

«Герцог», если это был блондин в горностаевой мантии, перебил трактирщика:

– Хватит пустомелить, ты бы еще предложил обворожительной даме ночевать в лесу. К сожалению, я не встречался с вами раньше, – обратился он к Като. – Но, я надеюсь, вы окажите нам честь и присоединитесь к нашему скромному столу. – Блондин подвинулся, освобождая место для нее рядом с собой и подставляя ей свежий кубок.

Като застыла в нерешительности. Ее шок при виде всех этих странных средневековых одежд еще не прошел, а ей уже предложили выпить. В компании семнадцати пусть и странно одетых, но вооруженных головорезов! Может, безопаснее было остаться в лесу?

Желудок Като предательски заурчал, когда сквозняк донес до нее запах жарившегося мяса, она решила пустить все на самотек и направилась к столику с освободившимся для нее местом.

– Матей, герцог Эритринский, к вашим услугам, – представился блондин, лично накладывая ей мяса в тарелку.

Като понимала, что необходимо было представиться. Но, черт возьми, ей с трудом верилось, что настоящий потомственный герцог в наше время будет устраивать нелепые костюмированные пирушки в лесу. Да еще и с мечами и арбалетами, и с лошадьми. Герцог с длинными волосами, в замшевых штанах для верховой езды и в королевской мантии из горностая – если это не нелепый сон, то что же?

Като, сама не зная, почему, решила подыграть «герцогу» с его лесным косплеем.

– А я Като, графиня Камбрези, – вдруг неожиданно для себя самой выпалила она.

– Я не встречал вас при Дворе. – Глаза ее собеседника испытующе сузились. – Какое вино предпочитаете, графиня?

– Красное, наверное, – Ответила Като, вспомнив, что правила хорошего тона советуют употреблять с мясом. – Я никогда не была при Дворе.

«Каком еще Дворе?» – подумала она, отпиливая небольшой кусочек поданного ей мяса.

– Из того, что имеется в этой варварской корчевне, к оленине могу посоветовать Турмали или Турмали О'Скерл, смотря что вы считаете более ситуационным, – заметил герцог, перестав есть и внимательно ее разглядывая, и в особенности ее джинсы, точно так же, как минутой раньше – толстяк-корчевник. Сдались им обоим эти «Miss Sixty» с позапрошлогодней распродажи!

– Неужели вы никогда не были в Альбиции?

«Турмали О'Скерл? Альбиции?» – Като оторвалась от еды и внимательно посмотрела на своего собеседника. О чем вообще они говорят?

Матей же продолжал как ни в чем ни бывало поглощать мясо, словно спросил ее о чем-то, известном каждому ребенку.

– Нет, я никогда не была там, – Като не поняла, о каких местах речь и честно призналась в этом.

Чем дольше она смаковала кусочки мяса, тем больше понимала, что нежирная нежная оленина ни в какое сравнение не идет даже с телятиной, не то что с ее обычным ужином – магазинными сосисками.

– М, к такому прекрасному мясу ни к чему никакие винные изыски. Пусть будет Турмали. – Като выбрала вино наугад и не прогадала – ей подали десертное розовое вино, совсем как ее любимое «Шато ле Гран Восток», с первым глотком пробудившее в ней яркие воспоминания из беззаботных студенческих лет.

– Кстати, хороший выбор, – констатировал Матей, внимательно наблюдая за тем, как она держит бокал. – О'Скерл требует к себе более пряного кушанья, нежели эта варварски зажаренная оленина. Почему же я вас не встречал раньше нигде? А вы не в Совитабр направляетесь?

Като снова взглянула на «герцога». Многое бы она тогда отдала, чтобы понять, кто перед ней и о чем вообще они говорят? Чтобы не показаться невежливой, она промычала что-то, что могло означать одновременно и да, и нет. Положение спасло только то, что герцог налил себе водки на виноградных косточках и решил предложить собравшимся тост.

 
– «На заснеженных горах,
В белоснежных облаках,
Я найти смогу цветок,
Что пленяет красотой».
 

– продекламировал он строки из какого-то неизвестного Като стиха. – Выпьем за то, что этот лес явил нам свой цветок – графиню Камбрези.

– За графиню, – повторили собравшиеся, осушив свои кубки.

– Матей, а ведь насколько я помню, в песне было совсем не так. Там было «как в постели – в облаках». – Заметил один арбалетчик, сидевший за тем же столом, что и герцог. При этих словах он подмигнул Като, и она смутилась.

– Я не думаю, Фэйл, что графине нравятся твои пошлые переделки старых добрых стихов, – осадил его Матей. Като заметила, что взгляд его слегка заблестел, но каким-то отрешенным блеском. Он напомнил ей блики на клинке, лежащем на дне водоема со стоячей водой – какой-то отчужденно-холодный блеск.

– Готов загладить свою вину, – тем временем храбрился подвыпивший Фэйл, поднимаясь на бой и вытаскивая шпагу из ножен. Он салютовал ею Матею, словно вызывал его на дуэль. Несколько молодых мужчин, сидевших рядом с Фэйлом, одобрительно застучали кубками по столу. «Только драки не хватало», – подумалось Като.

Но герцог, к ее удивлению, не торопился защищать ее честь.

– Дэз, разберись за меня, – кивнул он молоденькому парнишке, сидевшему за столом у двери и имевшему к стычке Матея такое же отношение, как и стоявший рядом подсвечник. Дэз густо покраснел, но покорно встал из-за стола и направился к своему противнику.

– Без поноживщины, Фэйл, – небрежно бросил он обидчику Като, наблюдая, как тот хвалится силой и ловкостью перед неопытным противником.

Фэйл первым пошел в атаку, его противник инстинктивно отступил назад, задев один из столов. Сидевшие за ним приспешники Матея продолжали невозмутимо пировать. Несмотря на отсутствие опыта, как показалось Като, Дэз успешно парировал все удары арбалетчика, хотя сам и не сделал ни одного выпада.

– Пусть практикуется, – сказал герцог, доливая ей вина.

Като стало не по себе от этой реплики герцога, и она не смогла больше проглотить ни кусочка, делая один за другим мелкие глотки вина, и стараясь не смотреть, как бедный Дэз без защитного снаряжения отдувается за Матея, каждую секунду рискуя быть проткнутым настоящей, остро заточенной шпагой! Като оторвалась от бокала «Турмали» лишь однажды, когда за одним из столов послышался одобрительный оклик. Как оказалось, Фэйл нашел безопасный способ закончить поединок, выбив шпагу из руки своего неопытного соперника. Когда он возвращался на свое место, победоносно глядя на герцога, тот выпил в его честь, видимо, забыв причины и обстоятельства поединка.

– Корчевник, что стоишь, неси фрукты даме, – щелкнул пальцами Матей, заметив, что Като потеряла интерес к мясу.

Старичок-трактирщик принес какие-то диковинные плоды: с иссиня-черной скорлупой, растрескавшейся, обнажившей местами белую мякоть, по консистенции напоминающую заварной крем. Другие плоды были поменьше, красновато-рыжие, овальной формы, все в мелких колючках, которые пришлось бы обтряхивать салфеткой. Салатовые в твердой скорлупе, пятнистой, как перепелиные яйца, она решила не трогать, потому что даже не подозревала, как к ним подступиться. Это потом она распробовала эти сладкие орешки. На подносе оставались еще крупные темные вишни, и Като потянулась за ними.

– Осторожнее, графиня, это взрыво-вишня, – предупредил герцог.

Рука Като застыла в нерешительности. Что за нелепые шутки?

Вишни были крупные, все как одна, отборные – и Като надкусила одну из них.

И вишня взорвалась.

Красной, истекающей соком мякотью покрыло ее лицо и одежду. Като тут же пригнулась к коленям, поспешно зарывшись в тканую салфетку, дабы никто не узрел ее конфуз.

– Очень…спать хочется, – обратилась Като к герцогу, сама красная, как взрыво-вишня. Тот изучающее посмотрел на нее, и Като оставалось только гадать – не свисают ли у нее с бровей и волос кусочки взрыво-плода в этот момент.

– У нас нет подходящей комнаты, ваше превосходительство, – зашипел корчевник на ухо герцогу, собирая испачканные салфетки.

– Да мне плевать, хочешь, во дворе с семьей спи, – не прекращая учтиво улыбаться Като, как можно тише ответил ему Матей.

– Вас проводят в ваши покои, миледи, – объявил ей герцог, на прощанье легко и быстро коснувшись губами ее руки, и тут же снова погрузился в какой-то спор со своим соседом слева.

Като, решив, что больше здесь высиживать нечего, все еще ошарашенная этой необычной костюмированной пирушкой и взрывающимися фруктами, поспешно удалилась наверх, в комнаты. Недовольно ворчащий хозяин «Клена», из вредности гремя связкой ключей и кряхтя, проводил ее. Вредный старикашка с полчаса колупался с замком, бурча себе под нос, что жена его попробует отстирать вишневые пятна с ее одежды, если миледи пожелает. А потом толкнул дверь и ушлепал обратно вниз, в банкетный зал. Ключ в замке снаружи оставил, противный.

Очутившись в номере, Като тут же сбросила с себя всю одежду, и прикрываясь ею же, поспешила принять предложение корчевника – выставила свои заляпанные джинсы, худи и футболку в коридор на спинке стула.

Легкой поступью, обнаженная, по дубовому скрипучему паркету она перенеслась к окну, прикрыла его тяжелой, слегка застиранной шторой. Что ж, она не удивится, если благодаря этому паркету на утро весь «Клен» будет знать время, в которое она встает в туалет. Массивная двуспальная кровать также жалобно скрипнула, когда она прыгнула на нее с разбегу, в ворох перин и подушек, словно в бассейн. Да уж, комнатка на герцогские покои не тянула никак, электричества не было, и на комоде покоилась одна-единственная оплывшая свеча. На окне не было москитной сетки, а комары уже устроили посиделки на потолке. Но в конечном счете, все это ерунда. Она сыта, где спать есть, комната закрывается, так что даже поспать можно. А где она находится и как отсюда добраться до Н-ска, можно выяснить завтра.

* * *

– Я только еще еду на встречу. Да. Не заезжать? Хорошо, утром отвезу тебя. Нет, я не опоздаю. Точно. Ну прекрати, я не опоздаю. До завтра, милая, – Канта одновременно разговаривала по мобильному и поворачивала на автобан. Она ничего не сказала Като о том, что гетто-ювелир назначил ей встречу в ресторане на окраине. Да ведь и Като куда-то пропала. Мобильный отключила. Может, на работе ночевать осталась. Или вдруг уделила впервые в жизни время клубному веселью? Или наконец-то задумалась о зияющем пробеле – в личной жизни – в череде своих рабочих будней? Даже не верится.

И Канта спрашивала у прохожих дорогу через каждый метр, а те искоса поглядывали на ее машину с аэрографией. Конечно, машина была вовсе не ее. Она представляла себя сейчас девушкой с достатком «выше среднего», а на деле была неким подобием бесплатного шофера для своей обеспеченной подруги.

А вот и ресторан. Во-первых, Канту насторожило, что ее пригласили в никому не известное место в пригороде, пусть это было и весьма недурственное место. «Наверняка здесь все подают за полцены», – подумала она, разглядывая мерцавшее огнями заведение сквозь запотевшее стекло ламнариного джипа. А во-вторых, за покрытым перламутровым шелком столиком она ожидала увидеть того парня из мастерской, в потрепанных джинсах, от одной мысли этой все ее естество выражало бурное негодование, что ей придется сидеть с ним за одним столиком и даже пытаться поддерживать беседу. Но нет, на его месте был кто-то совсем другой. Посреди всего этого ресторанного шика – живой музыки, дорогих блюд и дамочек в бриллиантах – этот явно смотрелся как не в своей тарелке. Таким место в клубах, на скейт-площадке – но никак не в этой цитадели размеренного времяпровождения для обладателей толстых кошельков.

У него были почти черные волосы длиной до скул, разметавшиеся, заставляющие ни больше не меньше – любоваться им. Все черты лица его были мягкими, деликатными, без жестких брутальных линий. Губы он сжимал немного кокетливо, но это не портило общего впечатления. И было в нем то, что привлекало Канту больше всего – большие голубые глаза, влажные и слегка навыкате, с невинным и дерзким взглядом маленького волчонка. Канта сразу поняла, что в эти глаза, очерченные длинными темными ресницами, можно смотреть часами. Единственное, что насторожило в его облике – это маленькая выступившая жилка на переносице, тонкая и кроваво-красная, словно трещина на гипсовой голове Аполлона.

Пока она отпивала шампанское за знакомство, он ни слова ни сказал ни о каких шерлах. Сыпал комплиментами и заигрывал легкими поглаживаниями мизинцем ножки бокала. Может, оно и к лучшему? К черту шерлы, к черту камни ведьм!

И все же одна мысль не давала Канте покоя.

– Тот парень из мастерской, он что, ваш знакомый? – Спросила Канта, она сама заметила, как строго, даже с агрессией, она это выцедила.

В этот момент подали устрицы, и все это время ее новый знакомый продолжал улыбаться.

– Гард? – Переспросил он, после того, как официантка оставила их наедине. – Конечно же, нет. Я просто ремонтирую у него фамильные драгоценности.

Канта улыбнулась во все тридцать два зуба, услышав подтверждение тому факту, что этот Шеранд богат и не водится с нищебродами, то есть, такими проходимцами, как тот ювелир. Эта мысль радовала ее даже больше, чем причина их встречи – шерл, как вкратце по телефону объяснил проходимец. То ли этот шерл хранился у каких-то родственников Шеранда, то ли он мог помочь ей с поисками – точно Канта не поняла.

– Фамильные драгоценности? – Как бы случайно переспросила она, отпивая еще шампанского для уверенности.

– Да. – Просто ответил Шеранд. – Кстати, у меня для вас кое-что есть.

Он небрежным движением достал из кармана винтажной куртки маленький сверток.

«Обручальное кольцо», – подумала Канта, увидев футляр. Она уже размечталась, что когда-нибудь этот прекрасный парень подарит его ей. Но не сейчас же?

– Я знаю, что вы ищите шерл, то есть черный турмалин. Но мне показалось, что вам больше к лицу вот этот розовый. – И с этими словами протянул ей тоненькое витиеватое колечко с турмалином-рубинитом, обсыпанным фианитовой пылью.

Канта была польщена и после еще нескольких бокалов спиртного легко дала себя увезти. Вернее, вела она, ничуть не боясь делать это в нетрезвом виде и с не пристегнутым ремнем – она знала – никто из постовых ламнарин «Land Rover» тормозить не решится.

Глава 7. Охота на полузверя

На следующее утро Като с трудом смогла разлепить веки – в дверь постучали в предрассветные часы.

Боязливо приоткрыв дверь, прикрываясь постельным бельем, она увидела перед собой один лишь стул со своей свежевыстиранной одеждой. Обидно, но именно «Miss Sixty» хозяйке «Клена» отстирать не удалось.

Облачаясь в одежду, поданную ей взамен испорченных джинсов – тканые легги и настоящую шелковую тунику, расшитую в тон невиданными цветами– Като про себя отметила, что в Н-ске такое вряд ли модно.

В Н-ске… Черт ее дери, и куда ее вообще занесло вчерашним вечером? Высокие Кручи, какое-то дерево… нет, дальше мозг отказывался предоставлять ей воспоминания для анализа. И в Кручах, хоть убейте, не видела она во всей округе никакой гостиницы.

По выкрашенным в светлые тона коридорным стенам коптили развешенные всюду свечи; в туалетной комнате кое-что по-хлеще: душа нет и в помине, вместо него – бочка с крышкой и холодной водой внутри. Хорошо хоть, со сливом все не так плачевно.

Прохладная водица не слишком-то пробуждала. Сейчас бы кофе… Она была согласна даже на растворимый. Ведь выспаться ей так и не удалось – под доносившийся до рассвета хор мужских голосов из банкетного зала: то гогочущий над непристойными шутками, то перемежающийся звоном боевых шпаг и кухонных ножей, а то сливающийся в один и расходящийся на партии в перепевах каких-то старых песен. Временами Като даже слышала сквозь сон гитарные аккорды и переборы, или же ей это только снилось – шут разберет, ночь была весьма сумбурной. Начиная от ее появления в банкетном зале и вплоть до окончательного пробуждения в лесу, верхом, от утренней прохлады, запитой бокалом вина с бутербродом из вчерашней восхитительной оленины.

По правде говоря, в седле она держалась, как мешок с тыквами, но и пропустить такое новое для себя занятие, как охота – не могла. Она боялась выпасть из седла, убаюканная мерным стуком копыт, и потому занялась рассматриванием всего, что попадалось по пути. В предрассветной мгле это все было каким-то однородным, тихим и недвижимым. Лишь изредка слышался стук лошадиных копыт о выступающий из глинистой тропы красноватый гнейс. Утренняя дымка стелилась меж гигантских вековых деревьев пластами в форме страусового пера…

Като несколько смущало, что она была единственной девушкой в этой большой компании странноватых любителей странной одежды и странных гостиниц без душевых кабин; бравых гуляк, именовавших себя «воины» и «свита герцога Эритринского». Позади них ехали безоружные «слуги», и Като не заметила, как оказалась среди них, потому что не подгоняла свою лошадь. Может, ей почудилось, но седовласый сгорбленный слуга в длинном холщовом одеянии заинтересованно разглядывал ее, но едва она встретилась с ним взглядом, он стегнул своего мерина и ускакал вперед.

За полдня конной езды и любования красотами Ульмского леса в Като так и не пробудилось любви к охоте. Ни одной зверушки не попалось им на пути, зато издалека раза два донесся не иначе как волчий вой.

Наконец, один из герцогских приспешников, что-то крикнув, показал пальцем куда-то вдаль. Тотчас же спустили гончих, воины пришпорили коней и скоро исчезли в чащобе, а слуги разбили несколько палаток на первой встретившейся им на пути поляне, развели большой костер и принялись рассказывать друг другу забавные, но уж очень непристойные истории. Каждый раз, когда их хохот наполнял лес, эхом отражаясь в чаще, Като невольно ежилась от мысли, что все эти пошловатые нелепости могли происходить с кем-то на самом деле.

Седовласый слуга в длинном одеянии, судя по хмурому и суровому выражению его лица, также не находил эти истории увлекательными. Он насадил на срезанную ветку кусочки хлеба, какие-то овощи и вчерашнее мясо, поджарил все это на костре и направился с этим к Като.

– Капеллан Иоанн к вашим услугам, – представился седовласый, наполняя кубки кагором для нее и себя. – Давеча у нас с вами не было возможности поговорить – чад кутежа и то, что вы сидели по правую, а я – по левую руку от его высочества – этому не способствовали.

– Капеллан? Замковый священник? – Удивилась Като, забыв поблагодарить нового знакомого за заботу и пропуская вторую часть его реплики мимо ушей. – А как же Писание? Вам же закон Божий запрещает охотиться и убивать животных!

– Так я и не убиваю, – рассудительно заметил капеллан. – Но я люблю охоту.

Предыдущую свою реплику Като сдобрила изрядно сарказмом, полагая, что разговаривает с человеком, играющим роль капеллана. Но чем больше она наблюдала за ним и его манерой поведения, тем больше проникалась мыслью, что перед ней настоящий священник. Эта аскетичная строгость взгляда, смиренность – в его старческих выцветших глазах ни разу не промелькнул огонек желания. Хоть какого-нибудь.

– С точки зрения девушки, – осторожно начала Като, занявшись печеным перцем и кусочком оленины. – Охота не представляется таким уж интересным занятием.

– Это потому что вы совсем не умеете управляться с лошадью. Держу пари, что и с оружием, – выразил он свое мнение. – Но в ваших глазах я вижу азарт и, думаю, вы из тех, кто способен загнать дичь до смерти.

Като не стала спорить и просто наслаждалась едой на свежем воздухе.

– А вы раньше не были знакомы с герцогом? – Вдруг спросил он.

Като внимательно посмотрела в серые глаза капеллана. Зачем он спрашивает очевидные вещи? Он же сам вчера был свидетелем того, как она случайно набрела на «Золотой клен» и всю эту пирующую компанию во главе с именующим себя герцогом Эритринским – или все-таки не был? Като непонимающе, с сомнением глянула на священнослужителя.

– Ах, да. Так о чем мы говорили? Об охоте? – Спохватился капеллан. – Впрочем, если желаете, графиня, я мог бы преподать вам пару уроков верховой езды. Не сочтите за дерзость, но ведь вас должны были научить этому дома.

– В наших краях девушки нечасто ездят верхом.

Капеллан улыбнулся лучистой старческой улыбкой. Като улыбнулась ему в ответ – но он все еще не рассеял ее сомнений, настоящий он священник или же нет.

– Я не буду отказываться от вашей помощи, – Решила она, расправившись с завтраком. – Кстати, как называется замок, в котором вы служите, капеллан?

Взгляд старца вдруг остановился на одной точке. Резким движением морщинистой руки он откинул со лба прядь седеющих, будто припорошенных золой и пеплом волос.

– Опальный замок Хиль-де-Винтер.

Он немного помедлил и добавил:

– Разрешите помочь вам забраться на лошадь.

Остаток дня слуги провели за тем, что разогревали на костре еду и перешептывались, наблюдая за тем, как капеллан учит Като держаться в седле. Мясо превратилось в пепел, а они так и стояли, еле сдерживая смех при виде того, как Като в очередной раз съезжает в седле набок.

В первом часу ночи, когда многие уже храпели у палаток хозяев, охотники вернулись с добычей. Привезли зайцев, тушу кабана, птицу и живого волка со связанными лапами и пастью. Его везли отдельно на чьей-то лошади, и она все время дергалась и норовила скинуть со спины эту ношу.

Герцог легко спрыгнул со своего высоченного, грузного, как гора, коня, и подошел к пойманному хищнику. Едва он взял волка за ухо, послышалось сдавленное кляпом рычание, янтарные глаза засверкали яростью и желанием уничтожить, так что даже Матей не решился в одиночку снять зверя с лошади; это сделали трое слуг, одетых в толстые кожаные куртки и перчатки.

– Это не волк, – уверенно заявил Матей, продолжая наблюдать, как в глазах хищника разгорается целый пожар. – Это волколак.

– Даже если так, как мы проверим это? – Воин, поймавший зверя, сказал это шепотом, во внезапно наступившей тишине его слова расслышали все. Все оставили свои дела и смотрели теперь на пойманного волколака, слышно было только конское ржание и мелодичное позвякивание драгоценной сбруи герцогского коня.

Матей без лишних слов вытащил из своей палатки длинный и сверкающий, с двойными зазубринами по краям меч-фламберг. Массивный, и в то же время сильно облегченный всеми этими многочисленными выемками, с глубокой ложбинкой для стока крови – Като на глаз определила, что чьей-то умелой рукой по клинку дамасской стали были пущены серебряные витиеватые узоры или письмена. Держа за рукоять этот необычный, по-видимому, даже ритуальный, меч, герцог приблизился к зверю со связанными лапами. Недовольное, предостерегающее урчание не заставило Матея разжать руку, когда он стиснул загривок зверя. Размахнувшись, он проткнул его мечом.

Волколак взвыл, но не по-волчьи, а дико, безумно, по-человечьи. Герцог не выдернул меч, пока чудовище корежило и скручивало в ужасной агонии, и когда, наконец, тот затих, – Матей, опершись сапогом о бездыханное тело, освободил клинок. Только теперь это было уже не волчье тело. С ввалившимися, обезумевшими, затуманенными злобой, потухшими навсегда глазами – у ног Матея белел теперь человеческий труп.

С края синеющих на глазах губ его заструилась черная свернувшаяся кровь. Стекая вниз, она не сразу впитывалась в землю, та словно не хотела принимать ее. Мертвый человек (или чудовище?) был нагим, под длинными ногтями запеклась кровь вперемешку с землей. Удручающее зрелище, на которое тот час же полетели хворост и пучки сухой травы, пущенные руками слуг. Скоро тело волколака оказалось покрыто холмом из ветвей, капеллан прочел над ним какую-то молитву, но осенять крестом не стал. И куча занялась, безжалостно шипя и потрескивая, когда к ней поднесли горящий просмоленный факел.

– Графиня, – кто-то звал ее с собой, но Като не сдвинулась с места, шокированная, она заворожено глядела на пылающий холм хвороста, под которым было погребено нечто – судя по всему, то, что нельзя было даже похоронить по-человечески, отправить в последний путь.

Кто-то взял ее запястье в свою руку – оказалось, сам герцог – и увел дальше, по тропе, туда, где не чувствовался бы запах горелой плоти – на другую поляну. Где слуги как ни в чем ни бывало принялись разбивать новый лагерь, и тут же зажгли новый костер, только уже для приготовления пищи.

– Я смотрю, вы не в духе, графиня, – Матей усадил ее у нового костра, на мгновение задержавшись рукой на ее плече. – Никогда раньше не видели этой нечисти?

Като взглянула ему в глаза, только сейчас оправившись от потрясения. Вид у Матея был обеспокоенный. Первый бокал, что ему налили, забыв разбавить вино водой, он выпил залпом. Второй же подал девушке.

Като была настолько поражена сценой убийства волколака, что долго не находила слов. В ее сознании не укладывалось, что человек вообще может превращаться в волка.

– Что это… кто это был? – дрожащий голос, словно со стороны, а не ее собственный.

Матей вздохнул.

– Волколаки. Совсем житья не стало от этих тварей. Днем они – люди, ночью – жестокие звери – волки. Когда-то нападали на одиноких путников в лесу. А сейчас, поговаривают, от их стаи пришлось отбиваться городской страже Совитабра. В лесах – эти твари, в пустыне хозяйничают гулы – те еще порождения Мрака. Может быть, эти демоны даже заодно. В любом случае, бродить одной по лесу, как вы, графиня, теперь небезопасно. Такое ощущение, что в ваших благословенных краях об этих тварях и не слышали.

Като горько усмехнулась.

– Слышать-то о волках-оборотнях мы слыхивали. Вот только не видели.

Ей и герцогу подали дымящиеся куски кабаньей туши, щедро политые вином и посыпанные какими-то дикими травами. Пойманный кабан был, безусловно, вкусным, и слуги умели хорошо зажарить мясо, но у нее кусок в горло не лез. Герцог решил скрасить ее подавленное и испуганное настроение подарком.

– Примите это, графиня. – С этими словами вытащил из-под полы мантии какую-то бумагу, накапал на нее воска, поставил печать кольцом и прикрепил к листу кусочек шкурки горностая.

– Это пропускная грамота во всей Эритринии. По ней вас пропустят и во Дворец замка Хиль-де-Винтер. Я буду ждать.

– О, – Като раскраснелась, не зная, что сказать.

– А это, – герцог протянул ей что-то, сжимая в руке. – Это, чтобы вы никогда никого не боялись.

Като взяла предмет из его руки, оказалось, это был серебряный крест величиной с ладонь, с заостренными вершинами. Он был красив своей простотой, чудесно подошел к ее блузе, и Като надела его. Поблагодарив герцога за подарки, она попыталась пить и веселиться вместе со всеми, но ей вдруг чертовски захотелось спать. Капеллан указал ей на одну из палаток, и она безмятежно проспала до утра, никем и ничем не потревоженная.