Текст книги "Сказания о Хиль-де-Винтере (СИ)"

Автор книги: Моранн Каддат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Страшно? – Усмехнулся служащий. – На, держи веревку.

Като попробовала завязать скользящий узел, создав нечто вроде аркана. Она пыталась незаметно подкрасться к коню, только тот каждый раз шарахался, отбегая в противоположную сторону загона, и там и останавливался, прижимая уши и опасливо посматривая на нее красными воспаленными глазами.

– Почему у него на боку шерсть бурая? А? – В наступившей тишине голос Гарда зазвенел на весь загон. Конь испугался, взбрыкнул, снова заметался от стены к стене.

– Ну вот кто тебя просил пугать его! – Вскинулась Като.

– Скорее всего, это ожог, – ответил на вопрос кота служащий.

– О, бедолага, – протянула Като, опустив руку с арканом.

Служащий притащил полное ведро воды и стал терпеливо ждать своего часа. И как только жеребец в очередной раз пронесся мимо него на полном скаку, выплеснул на него воду. Конь громко заржал, остановился, как вкопанный, и потянулся к обожженному боку. Служащий быстро, но осторожно подкрался к нему и схватил под уздцы. Напуганный конь пробовал взвиться свечой, но загонщик удержал его и набросил поводья на крюк на воротах. Жеребец нервно шарахнулся от человека, а тот лишь попытался успокоить и напоить раненное животное, а затем накинул ему на морду тряпку, завязал ее на подбородке коня и на затылке, таким образом совершенно лишив его возможности видеть.

– Это еще зачем? – Скептически промолвил кот, наблюдая за всей этой операцией.

– Лучше ему будет не видеть огненного рино во второй раз, – отозвался служащий, потрепав коня по шее. – Если еще как-то выедешь на нем на арену, то дальше не надейся на него. – Посоветовал он Като, продолжая голосом и легким оглаживанием успокаивать животное. – А еще лучше – сразу возвращайся.

– Спасибо, – поблагодарила Като мужчину с мясницким ножом, принимая поводья и ласково похлопывая животное, ибо жеребца вдруг пробила мелкая дрожь.

– Неужели этот зверь такой страшный? Страшнее, чем ваши мифические волколаки? – Не поверил кот, наблюдая за нервным тиком коня.

– Для коня, может быть, и страшнее, – резонно заметил служащий, почесывая подбородок. – Чует мое сердце, этот, последний перед вами, недолго там еще продержится. Помни, лучница, – выедешь на поле, покружи и назад. Опасно это все, – добавил он, косясь в сторону мужчины с проткнутым рино боком.

* * *

Как только Като въехала на арену с рино, Матей, увидев ее, чуть не пролил на себя вино и вынужден был водрузить кубок обратно на поднос. Он восседал в центральной ложе по левую сторону от королевской четы, в то время как Рокберн вальяжно развалился по правую руку от монарха. Он не мог не заметить удивления герцога при виде девушки на арене, так как следил за ним вполглаза с самого начала праздника. Первая леди откровенно скучала, прореживая кисть винограда и глядя в одну точку перед собой, и Рокберн воспользовался случаем, чтобы подсесть к ней и развлечь ее каким-то анекдотом, но на самом деле таким образом он пересел ближе к герцогу Эритринскому.

Матей, не отрывая глаз, следил за ходом поединка. Конь под Като упрямился, пытался сбросить всадницу, не желая и за версту больше подходить к огненному чудовищу. Но она тоже хороша – зачем выехала на коне предыдущего бойца? Еще и завязала на голове животного нечто вроде женской сельской косынки. Чем теперь конь должен был смотреть? Положение спасал только огромный рыжеватый кот, пытавшийся всецело завладеть вниманием рино, как мать отвлекает непослушного малыша, дабы втиснуть исподтишка ему порцию каши. Рино же графиня готовилась потчевать знатным, хотя и коротковатым для таких дел клинком дамасской стали с эфесом в лазуритах.

Едва рино оказывался в опасной близости от миледи, ее дрессированный охотничий кот любыми способами заставлял чудовище развернуться в свою сторону, отвлекая его от своей хозяйки. Фаэрино умом не отличался, к тому же был грузным и неповоротливым даже в сравнении с раненным жеребцом в косынке, так что если так и дальше пойдет, ни питомцу графини, ни ей самой ничего не угрожало.

– Кто же эта храбрая девушка там, на арене? – Задал вопрос Рокберн, подчеркнуто громко, чтобы Матей его расслышал. Глава Совитабра лично откупорил бутыль вина для королевы, но герцог-то знал, что вопрос был адресован вовсе не ей. И он сделал вид, что отвечает какому-то министру позади себя:

– Хотел бы я видеть таких смелых девушек у себя в замке, – сидевшие рядом с ним захохотали его шутке, но тут же осеклись, заметив, что внимание монарха приковано к ним. Гельне Второму не пришлась по вкусу шутка про опальный замок. Король вопросительно глянул на своего первого секретаря, прожженного старца, пережившего всех монархов, каких можно, и при этом всегда занимая ключевые посты при Дворе. Старец с длинными, завязанными в хвост седыми волосами, но все еще сухой и подтянутый, кивнул Рокберну и Матею, и те вынуждены были встать и проследовать за ним в просторную карету у выхода с арены.

Старец расположился на одном сидении с Рокберном, напротив Матея, и впавшему в паранойю герцогу это показалось недобрым знаком.

– Итак, – дребезжащим старческим голосом начал тот, развернув пару длинных свитков на своих острых торчащих коленках. – Мы уполномочены, Маттеус Верлус Эритринский, герцог Эритринии и Мраморных островов, снять с вас все обвинения и дальнейшие преследования со стороны властей, в виду вашей состоявшейся казни. – Рокберн, погруженный в свои мысли, но всецело обратившийся в слух, не пропускал ни слова из сказанного секретарем. – Вам возвращен ваш кровный титул, о чем и говорится в указе Его Величества.

Старец вручил Матею верхний свиток, в котором говорилось, что все обвинения с него сняты. Все то время, пока он пробегал глазами содержимое свитка, старец и Рокберн молча смотрели на него. А когда он вышел из кареты, задернули штору и занялись какими-то своими секретными делами.

Теперь даже солнце ярче светило у Матея Эритринского над головой, и все встречавшиеся ему по пути на арену также казались веселее и беззаботнее. О благодать, не нужно больше ни от кого прятаться, съезжать с дороги при виде стражи, опасаться, что в любую минуту могут прийти штурмом в фамильный замок Хиль-де-Винтер…

Разом смахнув стопку абсента в попавшемся по пути импровизированном баре, герцог поднялся обратно в королевскую ложу. Первая чета Сеймурии пила вино за чье-то здоровье, а все остальные, находившиеся в ложе, вытаращились на арену.

– Что я пропустил? – Спросил герцог своего соседа слева, владельца каких-то рудников на Севере.

Но тот не ответил. Матей проследил за его взглядом и увидел следующее.

Доведенный до белого каления фаэрино метался из одного конца арены в другой, от его горящей пламенем шкуры сыпались тучи искр, а сам он походил уже на лесной пожар, с трудом можно было различить, где у чудовища голова, а где ноги и хвост – он весь был объят пламенем. Като давно уже спешилась, и обезумевший конь ее бегал кругами и тряс головой, все еще безуспешно пытаясь освободиться из косынки. Рино преследовал кота, у которого передние лапы были обожжены, и из белых превратились в коричневые, в тон всей его шкуры. Зверь вот-вот должен был навздеть кота на гигантский рог, ему это почти удалось, как вдруг дорогу ему преградила миледи со своим лазуритовым клинком. Трибуны ахнули, многие повставали, чтобы лучше видеть происходящее на арене, где-то заплакал испуганный ребенок. И огненное чудовище, уже подмявшее под себя кота, остановилось, воинственно задрав хвост кверху. Бросив кота, огненный носорог взревел и, взрывая копытом землю, приготовился к атаке на девушку. Однако же ее верный питомец не отбежал в сторону, на безопасное расстояние, как она рассчитывала. Вместо этого он бросился чудовищу на ухо, и тут же с кошачьим визгом выпустил его из пасти – оно ведь тоже было объято пламенем, подобно всей его шкуре, и больно обожгло язык. Рино отбросил кота мордой, лишь чудом не задев рогом, и снова двинулся на него, забыв о графине Камрези.

– Гард! – крикнула она и бросилась на помощь своему коту.

Миоеди ударила рино с размаху ножом в его толстую шею, видимо, рассчитывая достать сонную артерию. Но только клинок вошел в огненную шкуру, девушка вскрикнула и отдернула руку – а наземь упал оплавленный, потерявший форму кусок железа – огненная шкура рино попросту расплавила лезвие. Она осталась безоружной.

Рино бросил топтать каракала, каким-то чудом уворачивающегося в самый последний момент, и снова повернулся к девушке. Та зачем-то сунула в карман теперь уже бесполезный клинок и схватилась рукой за висевший на шее серебряный крест.

– Самое время помолиться, – услышал Матей чей-то злорадный шепот у себя за спиной. Он обернулся и таким суровым взглядом смерил всех сидевших за ним министров, что те до конца боя хранили молчание.

Рино тяжелой рысцой пошел в атаку. А нашей лучнице оставалось только терпеливо ждать момента, когда нужно сделать шаг в сторону, чтобы неповоротливый чудовищный носорог сослепу пронесся мимо, задев ее космами огненной шерсти. Рука ее мелькнула возле головы чудища, и, не удержав равновесия, графиня все же упала в песок, которым была посыпана арена. А фаэрино резко встал, замотал головой, заревел и поднялся на дыбы, затем рухнул на бок и больше не шевелился.

Теперь уже все трибуны поднялись, желая узнать, как же хрупкой девушке удалось одолеть непобедимого огненного зверя. Подоспевшие охранники извлекли из головы рино тот самый крест, что герцог когда-то подарил ей в лесу – хитроумная графиня воткнула его в единственное место на голове чудовища, где не росли огненные волосы – прямо в налившийся кровью глаз.

Трибуны разразились одобрительными криками и аплодисментами. Матей свистнул и продолжал аплодировать стоя, хотя в ложе, где он сидел, немногие подняли свои зады, большинство министров продолжало сидеть и поглощать кулинарные изыски и дорогие вина, без устали работая двойными подбородками.

Като была первой девушкой за последние годы, вышедшей на арену, и первой в истории праздника, победившей грозное чудовище. В награду ей полагалось море выпивки, деньги и, конечно же, шкура фаэрино, обладавшая магической способностью испепелять оружие; той стороной, где среди шерсти даже после смерти чудовища пылали язычки пламени.

Глава 17. Кому веселье, кому – работа

Като выходила с поля, словно в трансе или сне. Жаркое солнце слепило ее, и она пошатнулась, почувствовав нестерпимую боль в обожженной руке.

– Эй, Гроза огненного зверья, ты цела? – Встревожено спросил кот, неожиданно возникнув в поле зрения.

– Наверное, – невпопад выдохнула Като, растирая руку и пытаясь скрыть слезы.

– Ты плачешь, что ли? – Спросил Гард таким тоном, словно сам не верил в это. Ему ведь всего раз приходилось видеть ее в слезах – после того пожара в лесу.

Он, нахмурившись, рассмотрел ее кисть, покрасневшую и покрывшуюся волдырями, и крикнул:

– Нам нужен спирт!

Смотрители загона, услышав последнюю фразу, поняли все по-своему. Они на радостях вытащили откуда-то, как фокусники, большую бутылку самогона и, наполнив им ни много ни мало пивные кружки, протянули одну из них Като. Она, вскрикнув, вылила содержимое кружки на руку.

– А мне? – мяукнул кот, косясь на пузатую бутылку.

Смотрители, усмехнувшись, налили коту самогон в емкость, больше похожую на небольшое корыто. Впоследствии, когда Гард уже порядочно нахрюкался и не понимал, что пьет, туда же вылили содержимое трех бутылок портвейна, два бокала рома и неизвестно откуда взявшийся синий кюрасо. Хорошо хоть, молочной метакой не разбавили.

Като налили то же, но она предпочла крепчайший сладкий ликер из какого-то неизвестного фрукта, который не нужно было ничем закусывать. И праздник, вернее, большая попойка началась, благо, повод нашелся.

Непонятно почему ее все время куда-то пересаживали, то в ложу к королю с его подозрительно косящейся на всех симпатичных девушек супругой, то к народу на трибуны, а то вообще в один ряд к Рокберну. Глава Совитабра торжественно вручил ей только что снятую с фаэрино шкуру, но она была такой огромной, что мешала Като тянуться к деликатесам в королевской ложе, и она отдала шкуру Гарду. Она также заметила Матея, но уже возле выхода, он не остался праздновать и исчез в неизвестном направлении. И Като, в сущности, уже не волновало, что она только что разминулась со своим знакомым, которого раньше казнили, ее вообще уже ничто не волновало, так как ликер ее пился легко и приятно, и она даже не заметила, как для нее открыли уже вторую по счету бутыль.

Закончилось празднество нескоро, давно перевалило за полночь, прежде чем редкие семьи заторопились домой. Те же, кто не ушел домой до того, как небо покрылось тучами, продолжили празднование даже тогда, когда на землю закапал мелкий дождик.

Като несколько протрезвела под утро, обнаружив вокруг себя всех вчерашних собутыльников «в дрова». Вокруг были разбросаны полупустые бутылки, разбитые кружки, квашеная капуста и другие дешевые закуски. На несколько рядов выше под горевшей, как костерок, шкурой рино, мерно посапывал Гард. Двое пьяниц развлекались тем, что выплескивали на шкуру остатки спиртного, от чего та на мгновение вспыхивала, вверх взвивались искры и языки пламени. Като содрогнулась от прохлады предрассветного тумана, разом опорожнила одну из нашедшихся бутылок, в которой еще что-то плескалось на донышке, и поплотнее завернулась в плащ, снова заснув.

Король со свитой уехал рано, раньше, чем все напились до беспамятства, но все рекорды по ранним отъездам с праздников побили Матей и Рокберн. Еще не село солнце, а глава Совитабра уже переступил порог городской ратуши.

Рокберн размашисто прошагал к окну в своем кабинете, из которого лился яркий предзакатный свет, который постепенно скрыли налетевшие с моря тучи. Глава города поспешно закрыл ставни, предоставив Тьме хозяйничать в комнате, и удовлетворенно вздохнул.

– Целый день сегодня на солнце, – ответил он на вопросительный взгляд слуги. – Чего стоишь, принеси свеч.

Как только служка оставил на его столе два подсвечника со свечами, Рокберн небрежно сбросил пурпурную мантию на пол и вывалил из ожидавшего его мешка целый ворох каких-то документов. Большинство из них он даже не читал и подписывал сразу же. Но тут ему на глаза попалась бумага, скрепленная королевской печатью, украшенная гербом Двора и роскошной кистью.

– Дарственная на Хиль-де-Винтер, – усмехнулся Рокберн.

Он долго смотрел на бумагу, затем быстро свернул ее в трубочку и положил в карман мантии.

Градоначальник удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Он сидел, ничего не видя перед собой; в глазах его светилось наслаждение, в мозгу мелькали воображаемые виды так страстно им желаемого Хиль-де-Винтера. Он снова и снова касался холеной рукой в перстнях дарственной грамоты, настоящей, с кистями и печатями. Ведь по новым законам казненный ранее в пустыне Матей не имел более прав на свои владения, даром, что ему вручили какую-то липовую бумагу, которая позволяла «перемещаться свободно по всей Сеймурии и носить ранее данный ему титул, полученный при рождении по праву крови или дареный за верную службу королю».

Рокберн не удержался и мелодично хохотнул.

– Командующего конницей ко мне! – Крикнул он слуге, собиравшему в один пакет все бумаги, только что подписанные мэром. Услышав стальной голос главы Совитабра, тот вздрогнул и рассыпал документы. Рокберн смерил его таким взглядом, что у парня душа ушла в пятки. Он промямлил что-то бессвязное и пулей вылетел за дверь.

Спустя всего пару минут по пустому коридору ратуши шагал, бряцая оружием, коренастый мужчина. Он казался крупнее, чем был на самом деле, из-за дорогих доспехов, обшитых черненой кожей и покрывавших его торс и плечи. В одной руке он нес свой боевой шлем, украшенный конским хвостом, копье он где-то оставил, из оружия при нем был только короткий клинок, свисавший с плетеного пояса. Но и без того он выглядел сурово, настолько сурово, что вряд ли кто-то в здравом уме решился бы перечить ему. Даже воины на карауле под дверью не попросили его оставить перед входом оружие. Он сам отдал его им, метнув на них колючий взгляд выцветших глаз из-под изрытой шрамами брови.

Рокберн выпроводил слугу из кабинета одним лишь взглядом, совсем не похожим на взгляд пришедшего. Глава города смотрел на всех, как на пейзаж за окном – отрешенно погрузившись в свои мысли.

– Я ждал тебя, Ноктурнус.

Вояка быстро кивнул градоначальнику и, повинуясь его жесту-приказу, занял кресло поменьше возле того, что минуту назад занимал Рокберн. А тот тем временем наливал начальнику конницы вина.

– Ты не был на празднике Урожая, поэтому тебе положено выпить штрафную, – с холодным смешком заметил он, подавая кубок воину. Ноктурнус взял кубок двумя руками, положив перед этим шлем на табурет, и залпом выпил вино.

– Не стоит пренебрегать поводом для веселья, Ноктурнус, – заметил Рокберн, чуть прищурившись, разглядывая полководца. – Перед небольшой работенкой.

Ноктурнус, не привыкший к словесным баталиям, только вытер усы. Они старили его, частично потому, что были с проседью, хотя Ноктурнусу еще не исполнилось и двадцати пяти лет. Рядом с ним сорокалетний Рокберн с холеной светлой кожей казался юношей.

– Путь из Альбиции был не близкий. Мы выдвинулись сразу же, как только получили приказ короля. Войско еще не успело проспаться, а тут этот праздник, – сердито проворчал Ноктурнус, не чувствуя себя обязанным чем-то Рокберну.

Глава Совитабра не принял близко к сердцу сказанное командиром конницы и решил перейти сразу к делу.

– То, что вы охраняете короля в Совитабре – всего лишь предлог. Наша цель – Хиль-де-Винтер.

Глаза у видавшего виды вояки расширились от удивления, он посмотрел на графа с опаской; ему еще никто так запросто не предлагал взять штурмом замок, с такой ужасной репутацией, как Хиль-де-Винтер. Рокберн подлил командующему вина.

– Матея, герцога Эритринского, сейчас нет в замке. Моя личная охрана позаботится о том, чтобы до рассвета он был у нас в руках. Чует мое сердце, он еще не выехал за пределы города, и у нас есть все шансы повесить на него какое-нибудь мелкое хулиганство, пока вы будете брать Хиль-де-Винтер. У вас есть полчаса, чтобы собрать войско, и еще несколько часов, чтобы захватить замок, – Рокберн нервно прохаживался перед закрытым окном, не удостоив больше Ноктурнуса ни единым взглядом, словно он был частью обстановки.

– Насколько я знаю, Хиль-де-Винтер не входит в Совитабр, да и вы не в праве требовать от меня его захвата, – слегка захмелевший воин дерзнул сказать это мэру.

Рокберн грациозно, как хищник на охоте, приблизился к столу, за которым расположился Ноктурнус, и бросил в него дарственной грамотой, но попал в кубок, и тот опрокинулся, пролив несколько капель вина на роскошный ковер.

– Я уполномочен требовать от вас, чтобы вы заняли опальный замок, не подчиняющийся нашему высочеству, как его новый протектор. Все, все, Ноктурнус, уже указано в этом документе. Ты осмелишься ослушаться королевского указа?

Ноктурнус краем глаза покосился на золотые кисти, украшающие дарственную грамоту, и промолчал.

– Ваша работа должна быть исполнена в срок, – Рокберн подошел к окну и слегка приоткрыл ставни, словно высматривая, не подслушивает ли их кто-нибудь с улицы. – И если вы сделаете свое дело, я представлю вас к достойной награде. Приступайте.

Воин поднялся, при этом все его облачение звякнуло, и размашистыми шагами направился к выходу. Рокберн вздохнул, проводив его, и хотел уже было в одиночестве выкурить трубку, но ему помешал все тот же молоденький слуга, прибежавший с донесением. Он запыхался, но сообщил новость до того, как Рокберн собрался злобно осадить его за бесцеремонность.

– Господин мэр, там привезли герцога Эритринского.

Рокберн вскочил, глаза его горели, а руки тряслись.

– Где же он, где? – Крикнул он на слугу, начавшего бессвязный рассказ о том, как его доставили.

– Он на самом верху башни в каземате.

В мгновение ока Рокберн схватил дарственную, свой пурпурный плащ и ключи от кабинета, крикнул, чтобы подали коня, и был таков. Хорошо еще, что каземат был на соседней улице, а не то он загнал бы бедную лошадь, так глава города торопился увидеть плененного Матея.

Соскочив, наконец, с непрерывно нахлестываемого им животного, он бегом поднялся вверх по лестнице в башню каземата и остановился лишь на мгновение перед нужной дверью, чтобы сделать лицо победителя.

– Там есть еще кто-нибудь, кроме НЕГО? – Спросил Рокберн у охранников.

– Четырнадцать вооруженных солдат, начальник каземата с заместителем и священник.

– Священник-то зачем? – Расхохотался граф, дергая за ручку двери.

Секунда – и он встретился взглядом с бывшим владельцем замка.

– Ну, кто тут у нас? – С нескрываемым весельем Рокберн прошествовал мимо охраны и чиновников и остановился в метре от задержанного герцога. – Ах! Как же я мог пропустить это событие! В каземате сегодня сам Маттеус Верлус, герцог Эритринии и Мраморных островов, неудавшийся престолонаследник и бывший владелец замка Хиль-де-Винтер?

Матей расхохотался под стать Рокберну, чем привел в негодование присутствовавшего священника.

– Неужели бывший, Рокберн?

– Не смей называть меня по имени, – зашипел на него глава, так, чтобы не слышал святой отец. – Для тебя я «ваше сиятельство, глава города Совитабра».

– Тогда уж для тебя я «ваше превосходительство», граф Глас-Норд-Вэйский, глава города Совитабра, потрудись обращаться ко мне в соответствии с табелем о рангах, – тихо усмехнулся Матей, глядя прямо в зрачки своему противнику.

– Итак, в чем мы можем обвинить его? – обратился граф к начальнику каземата.

– В причастности к беспорядкам после праздника Урожая, – невозмутимо ответил начальник, плотный мужчина с большим бриллиантом-пуговицей на воротнике.

– Я был в другом конце города, – усмехнулся герцог, надменно покосившись на начальника.

– Ага! – Глаза у Рокберна блеснули, как у рыбака, поймавшего в свои сети по меньшей мере кита. – Ты знаешь, где были они, эти беспорядки, значит, это ты их и организовал!

– Да нет же, Рокберн, – по-прежнему улыбаясь, Матей говорил это таким тоном, словно объяснял что-то маленькому ребенку. – Это вы их сами и организовали, чтобы иметь повод к моему задержанию, это ясно, как дважды два.

Начальник каземата вдруг заерзал, достал большой шелковый платок и стал промакивать им пот, бисеринами выступивший на лбу. Он пришел в себя только после того, как Рокберн выразительно посмотрел на него и чуть слышно сказал «спокойно».

– Если у вас больше нет ко мне никаких вопросов, я, пожалуй, я вас покину, – Матей демонстративно отряхнул полы своей горностаевой мантии и шагнул к двери, но стражники преградили ему путь.

– Как же нет? – Рыкнул Рокберн. – У святого отца есть вопросы.

Святой отец удивился этому, как будто ему сообщили, что он выиграл в лотерее.

– Окрестности города кишат всякой нечистью. Эти волки или волколаки, кто ж их разберет, не дают покоя жителям Эритринии. – Рокберн говорил об этом так спокойно, словно рассказывал ребенку сказку на ночь. – Ходят слухи, что в Белой пустыне водятся гулы-кровопийцы. – Он замолчал, наблюдая за реакцией Матея, но по надменному выражению лица того сложно было что-то понять.

– Капеллан Хиль-де-Винтера каждую службу молится о путниках, чтобы они не были растерзаны тварями в дороге. Какое я имею к этому отношение?

И тут, к его удивлению, свой ход сделал священник.

– Капеллан Иоанн, надо же! По всей стране ищем этого еретика, отступника, этого развратителя умов человеческих, а вы скрываете его в замке от правосудия! Отлученный отступник! Все еще смеет вести церковную службу? Если бы он потрудился изучить Закон Божий, то не смел бы учить, что спасенье – в Любви! – Старик не на шутку разволновался, произнося эту речь. Закончил он ее, потрясая в воздухе своим посохом, отделанным золотом.

– Побойтесь Бога, святой отец, какие-то нюансы догматики, а вы уже так разволновались и прокляли праведного человека. – заметил Матей. – кстати, ваше имение хорошо просматривается в ясный день из бинокля с Северной Башни, так что, мне известно, что в любви вы тоже неплохо разбираетесь, а не только в вере.

Священник вскрикнул, словно лицом к лицу столкнулся с каким-нибудь рогатым демоном.

– Оскорбление церкви в лице священнослужителя, Матей, потянет суток на пятнадцать, – удовлетворенно изрек Рокберн, делая знак заместителю начальника каземата, чтобы тот записывал. – Плюс сопротивление при задержании и попытка дачи взятки должностному лицу.

– Тебе что ли, Рокберн, взятки захотелось? – Поинтересовался герцог. – Я тебе могу лишь дырку от бойницы предложить хиль-де-винтеровской.

– О, – наигранно вздохнул Рокберн. – Не утруждайся, Его Величество уже назначили меня на должность протектора Мраморных островов и всего твоего Хиль-де-Винтера. А тебе пока что могу предложить одиночную камеру под башней каземата, без окон. – Последнее он сказал, делая знак начальнику тюрьмы, и круто повернувшись на каблуках, Рокберн вышел вон. Матей заметил, что при этом глава города цвел, как майский ландыш. За ним последовали чиновники и епископ, все еще не оправившийся от реплики герцога. Часть стражников также направились за ними, оставшиеся грубо подтолкнули престолонаследника к двери, а затем к винтовой лестнице вниз, в подземелье.

Кольчуги, надетые на них, звенели в такт ходьбе, и это не давало герцогу сосредоточиться. С каждым шагом они уходили все глубже под башню, и все тошнотворнее и влажней становился воздух. Вот они прекратили спуск и двинулись по бесконечно длинному ходу, по бокам которого находились зарешеченные камеры. Разглядывая их, Матей уже прикидывал, какое заклинание стоит использовать для освобождения, хотя понимал, что в нетрезвом послепраздничном состоянии это вряд ли удастся.

Тяжелая дверь камеры захлопнулась за ним, охранник поспешил закрыть ее и убраться восвояси, предпочитая не встречаться с Матеем взглядом. Да уж. Рокберн сделал немало, чтобы слухи о нем как о черном маге поползли по городу. Его это, конечно, не особо волновало, пока он был владельцем Хиль-де-Винтера. Укрывшись в одной из его крепких башен и исправно получая долю от работорговли, развернувшейся на территории замка, он мог ни о чем не беспокоиться. А теперь оставалось расстелить на полу темницы горностаевую мантию и хорошенько вздремнуть.