Текст книги "Птицы небесные. 3-4 части"
Автор книги: Монах Афонский
Жанр:
Религия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 45 страниц)
СЕРЕБРЯНЫЙ ХУТОР
Возненавидел я душу свою по благому слову Твоему, Христе мой, и неожиданно зрю себя подобием Твоим по Духу Твоему и в Самом Тебе с изумлением… созерцаю обоженное человечество мое. Но когда соединяюсь с Тобой, Боже, во Святом Духе Твоем, исчезает всякое различие между нами и всюду остаешься только Ты, единственный, исполненный величайшей любви и святости. Имя любви – мудрость, имя святости – целомудрие. А то состояние, откуда Ты воззвал меня, заблудшего сына Твоего, есть ад, имя которому – пристрастие. Став любовью, смотрю на Тебя через любовь, ибо Ты изменил очи мои, коими и людей Твоих вижу как святых Ангелов, чьи сердца сияют отражением Твоей Небесной любви.
Окутанное низкими серыми облаками августовское небо словно приумолкло и задумалось. Затем хлынул такой обильный ливень, что пожухлая садовая луговина сразу запенилась пузырями, по дорожкам побежали мутные ручьи. Ласточки, только что реявшие над нашими головами, почти задевая их крыльями, мгновенно попрятались на чердаке и, рассевшись на чердачных балках, поблескивали из-за укрытия бусинками глаз.
Мы с послушником забежали в летнюю кухню и отдышались.
– Ну и хлещет! – приуныл Аркадий. – Вот тебе и поход…
– Не унывай, дорогой мой, пока погода злится, монах в молитве веселится, – подбодрил я печального товарища. – У нас в кельях и без того дел полно.
Знойные дни на исходе лета скоро высушили почву. Мы дружно взялись за работу и прополку сорняков в огороде, сами того не ожидая, закончили быстро. Давно мне хотелось найти место в горах для маленькой церкви Святого Иоанна Предтечи, и предстоящий поход к нижнему Бзыбскому каньону привлекал меня этой возможностью. На Серебряном хуторе, выглядывавшем серыми крышами из лесной зелени, нас встретил хозяин Александр – крепкий приземистый человек в кепке, лихо заломленной на затылок.
– Заходите, отцы, рассаживайтесь, отведайте нашего медку! Вы у нас редкие гости, как солнышко весной! А зимой его у нас совсем нету, так и живем, как за Полярным кругом… – Улыбка не сходила с его открытого доброго лица. – Пробуйте мед, не стесняйтесь!
– Вкусный! А он ваш собственный? – спросил иеромонах, намазывая медом большой ломоть хлеба.
– Нет, не собственный! – рассмеялся Александр. – Пчелиный… А вот настоящий лесной мед мы вместе пойдем собирать. Увидите, как его добывают! С нами мой брат пойдет, большой любитель лесного меда!
Он оглянулся: из соседнего дома вышел хмурый мужчина, по виду охотник. За ним, с угощением в руках, показалась хозяйка, за которой, смущаясь, шла невысокая девочка-школьница, лицом похожая на мать.
– А это мое семейство, жена и дочь! – продолжал Александр.
Они, подойдя, взяли у нас с иеромонахом благословение.
– Батюшка, наша Тамара уже на церковные службы ходит, хочет пению научиться, – обратилась ко мне мать, явно гордясь своей дочерью.
– Это хорошо. Отец Ксенофонт как раз знаток клиросного искусства. Пусть у него учится, – ответил я.
– Хотите посмотреть, как я живу, отец Симон? – неожиданно спросила бойкая школьница.
Мы зашли в дом, который тоже словно пропах медом.
– Я сделала в доме свою келью. В ней и молюсь, вот..
Она отдернула занавеску. В углу располагались скромные иконочки, на полке – духовные книги: старенькое Евангелие и ряд привезенных нами из Лавры книг, которые каким-то образом попали к ней.
– Это родственники нам на хутор книги передали, когда вы в селе их дарили, – сказала она, заметив мой взгляд.
Собираясь выходить, я увидел на стене над кроватью, недалеко от икон, фотографии «Битлз».
– Слушай, а они у тебя здесь почему?
– Я их очень люблю.
– Ну, здесь им не совсем подходящее место, Тамара.
– Я перевешу, – застеснялась она.
После обеда наша группа вышла из хутора. Ходким уверенным шагом охотник с братом двигались впереди. Тропа в густых пихтах забирала круто вверх. Тяжелые рюкзаки давали о себе знать: приходилось часто останавливаться, чтобы передохнуть. На небольшом перевале стало посвежее и вид открылся замечательный: стального цвета остроконечные скалы, поросшие высокими пихтами, скрывались в облаках.
– А мне здесь нравится, – восторженно протянул отец Ксенофонт, разглядывая местность. – Если благословите, я потом получше исследую эти места на последнее время? Антихрист-то уже близко… – Он вопросительно взглянул на меня.
– Если нравится, то можешь подыскать место для кельи. Была бы вода…
– Воду найдем! – услышав наш разговор, подошел Александр. – Она рядышком, в балочке. Если батюшка найдет подходящее место, мы с братом поможем ему келью поставить…
Мой друг с надеждой произнес:
– Может, так и сделать, отче? Чтобы как у вас, на Грибзе?
– Попробуй, я не против.
Мы долго спускались вниз, к небольшому притоку Бзыби, затем поднялись на противоположный крутой борт ущелья. Стемнело. Небольшая лесная полянка под зеленоватым вечерним небом располагала к отдыху.
– Здесь и ночлег соорудим! – сказал наш проводник и знаток по лесным пчелам, брат Александра Николай, и снял свой рюкзак, кинув его на землю.
На потрескивающем и стреляющем красными искрами дымном огне костра он приготовил чай, достал сыр и домашнее сливочное масло. Братья вынули сухари и крупы.
– Поешьте пока наши продукты, а свое пшено на другой день оставьте! – посоветовал охотник.
Среди камней, обросших, словно бородой, клочьями мха, все устроились как могли. Звездное небо дышало в лицо хвоей и сырыми папоротниками. Под глухое уханье филина прочитали монашеское правило. Затем молились по четкам, пока не навалилась усталость.
Солнце долго не могло осветить этот глухой распадок. Оно застало нас на подъеме в узкое скальное ущелье. Охотник за пчелами указал рукою вверх: на головокружительной высоте в небольшом гроте виднелись наросты воска с кружащимися возле них пчелами.
– Ну и высота… – ужаснулся Аркадий. – Как же вы туда полезете?
– А ты смотри и учись! – усмехнулся Александр, несколькими ударами топора свалив высокую тонкую ольху.
Его брат свалил еще несколько таких деревьев, обрубив длинные ветки и оставив лишь небольшие сучья, что делало дерево некоторым подобием лестницы. Они прислонили к вертикальной скале один ствол, приставив к нему другой. Рискуя сорваться, Николай влез почти на макушку дерева и подал знак, чтобы мы подали ему следующий обрубленный ствол. Установив второе дерево над первым, связав их проволокой, он полез по нему еще выше, балансируя на страшной высоте. Мы затаив дыхание наблюдали за тем, как Николай укреплял третий ствол, поменьше. Окутанный роем встревоженных пчел, он спустил сверху веревку. Александр привязал к ней ведро, и оно быстро ушло наверх. Смельчак надел на голову сетку и на руки перчатки: большими кусками Николай резал соты с медом и бросал их в ведро. Возле его головы тучами носились разъяренные пчелы.
– Однако жалят, собаки такие! – весело крикнул он с высоты.
– Отойдите подальше, ребята! – скомандовал Александр. – А то сейчас весь улей сюда прилетит…
Он начал укладывать соты в полиэтиленовый мешок, спасаясь от укусов в пчеловодческой сетке и терпеливо морщась, когда бешеные пчелы заползали ему в перчатки. Вскоре его брат спустился с головокружительной высоты и, вместе с собранным медом, усталым шагом направился домой лечиться от укусов самогоном.
Нас Александр повел показывать самое скрытое место:
– Тут, кроме меня и брата, никто не ходит. На Псху молчите о том, что я вам покажу!
Он привел нас в темное глухое ущелье, сплошь заросшее кустарником и соснами. В скале выделялся черным пятном большой грот, откуда вышел хмурый человек, окинувший нас недоверчивым взглядом. Охотник опередил его вопросом:
– Что, друг, уходишь?
– Да, чемоданы вот пакую, – усмехнулся тот. – Утром уйду. Спасибо за гостеприимство.
Оба, отойдя в сторону, начали о чем-то толковать. Я осмотрелся: было темно, сыро и душно. Чтобы выжить в этом месте, нужно обладать крепким здоровьем – я бы не протянул и лето. Итак, эта сторона Бзыби – не для меня. Утратив к походу всякий интерес, я захотел узнать о других вариантах, когда наш провожатый подошел к нам.
– Саша, а на ту стороны Бзыби здесь можно перейти? – спросил я.
– Никак не перейти, нужно возвращаться той же тропой.
– А как же этот человек уйдет? Через Псху?
– Нет, он вниз пойдет, вдоль Бзыби.
– А разве там можно пройти?
– Этот пройдет, – уверенно сказал охотник.
На обратном пути он вполголоса поведал:
– Пришлось приютить, ничего не поделаешь. Не держать же его на хуторе! Из тюрьмы бежал, а здесь залег, как медведь. Теперь власть поменялась, вот он и подался в Россию. Да, кого только в лесу не встретишь…
На Псху Василий Николаевич уговорил меня остаться:
– Хороший человек приехал, следователь по особо опасным делам с Северного Кавказа! – с уважением в голосе произнес он. – Просит его повенчать. Они с женой давно расписаны, только без церковного брака живут…
– Василий Николаевич, я ни разу не совершал этого чина! Боюсь ошибиться, неловко будет…
– А чего бояться? Все свои, – рассмеялся он.
– Тогда нужно будет кое-что приготовить к венчанию.
Я углубился в Требник, ища чинопоследование венчания.
– Батюшка, все, что требуется для венчания, мы поручим моей жене!
Пчеловод позвал супругу. Сказав ей, что нужно сделать, я собрался выйти на встречу со следователем.
– Отец Симон, можно к вам?
В дом вошел милиционер Валерий и остановился у порога.
– Ну что ты? Заходи! Очень рад тебя видеть.
– Я тоже! Видел с воздуха вашу избушку! – Валера покрутил головой. – Ну и высоко же вы ее поставили! Если бы не вертолет, никто бы не нашел…
– Так это ты в нем летел? – разволновался я. – Кто еще там был?
– Начальство сухумское, кто же еще? «Чей это домик внизу?» – у меня спрашивают и тычут в иллюминатор пальцами. Я глянул и обомлел! Сразу понял, что это вы построили… «Который? Вот этот? – говорю. – Это мой охотничий домик! Когда на охоту хожу, там ночую». Начальники успокоились: «Тогда ладно. Пусть стоит. А то мы подумали, что сваны обосновались, чтобы пакости делать…» Вот такие дела! Я вам дам маскировочную сетку. Никто с воздуха не заметит.
Он вышел и скоро вернулся, принеся в руках большой моток зеленой сетки. Она представляла собой веревочную сеть в крупную ячейку с нашитыми на ней зелеными лоскутами.
– Кстати, граница с Россией сейчас открыта на Псоу, имейте в виду! Если хотите родных проведать, то сейчас для этого самое лучшее время…
Услышанная новость взволновала меня.
– Спасибо, Валера, и за сетку и за новость!
В молитвенном доме меня познакомили с плечистым русоволосым парнем лет тридцати пяти.
– Игорь, – представился он. – Старший следователь. Прошу благословения на венчание, батюшка! Стыдно сказать, уже двух детей имею, а только сейчас венчаюсь… Можно я поисповедуюсь, а потом и жена?
После исповеди мы договорились все совершить утром.
Народ каким-то образом узнал о предстоящем торжестве и набился в большую комнату. На мою просьбу не шуметь и слушать молитвы люди вразнобой ответили громкими возгласами:
– Не первый раз, батюшка! Мы свое дело знаем! Помолимся вместе, чего уж там!
Среди молящихся я заметил нескольких парней в подрясниках, стоящих в стороне в углу. Все они были мне незнакомы. Среди них выделялся статный крепыш зрелых лет, искоса поглядывавший на меня. Чин венчания прошел радостно и торжественно, дом огласился шумным разноголосым пением: «Исайе, ликуй, Дева име во чреве, и роди Сына Еммануила, Бога же и Человека, Восток имя Ему: Егоже величающе, Деву ублажаем». Невеста краснела под венцом, жених принял солидный вид.
После причащения Игорь обратился ко мне:
– Батюшка, хотелось бы с вами потолковать с глазу на глаз…
– Хорошо, давай вечерком встретимся, когда люди разойдутся.
Во дворе меня окликнули:
– Благословите, батюшка!
Ко мне подошел старший из незнакомых мне парней:
– Можно посоветоваться? Меня зовут Георгий. Приехал я из Ново-Афонского монастыря, послушник.
– А почему здесь оказался?
– Скажу прямо: за непослушание! Позвольте кратко рассказать… Одно время я ходил по Днепру на пассажирском теплоходе помощником капитана. У нас произошло столкновение – в борт ударила баржа. Понятно, сразу паника… Туристы попадали в воду. А большинство сами попрыгали: думали, теплоход утонет, а он на плаву остался… Дело было осенью, в ноябре, уже мелкий ледок поплыл. В холодной воде люди больше двух минут не живут. Спустили мы шлюпку, чтобы людей спасать. Только подплывем к кому-нибудь, а его уже нету… Только с десяток спасли, а потонуло человек сорок… С тех пор у меня нервы расшатались. Поэтому мне машину нельзя водить. Да и вообще, кстати сказать, жизнь не заладилась… Ну, подался я в монастырь. Посадили за баранку насильно, как я ни отказывался. Дальше – больше. Попал в аварию. Игумен мне сразу после аварии говорит: «Все равно будешь у меня шофером!» – «Мне нельзя», – говорю. Тот ни в какую: «А я приказываю!» Ну я ему и ответил: «Приказывай своим келейникам, а не мне!..» Так на Псху и оказался. Слышал, что в вашем скиту пока места нет, но если что, имейте меня в виду…
Он взял благословение и молча ушел в дом.
Двое послушников, издали следившие за нашей беседой, подошли вместе. Послушник Арсений, лет двадцати пяти, худенький, стройный, понравившийся мне с первого взгляда, имел благословение от игумена Ново-Афонского монастыря попробовать себя в уединенной жизни и искал место для своей кельи. Мы разговорились:
– Поищи вниз по Бзыби, там есть безлюдные ущелья, – посоветовал я ему.
– А возле вас нельзя?
– Возле нас подходящих мест нет. Была поляна, но там уже наш иеромонах поселился. А в верховья Бзыби идти очень далеко.
– А к вам можно прийти, посмотреть, как вы живете?
– Арсений, приходи в любое время, когда хочешь…
Мы расстались, чувствуя, что наши отношения установились сами собой. Другой послушник, Филарет, совсем молоденький паренек с Западной Украины, искал на Кавказе пустынников. Он поглядывал на меня с недоверием, крутя тонкие черненькие усики:
– У вас скит от Троице-Сергиевой Лавры?
– Да, от Лавры.
– Бывал там, поступал в этом году в семинарию. Срезали меня. Теперь вот место ищу. Домой ехать неохота, а в уединении жить, чувствую, не потяну. У вас в скиту все забито. А на службу или по-исповедоваться благословите приходить?
– Приходи, только я не всегда в скиту. Там отец Ксенофонт служит, с ним договаривайся.
С Игорем мы встретились в молитвенном доме в шестом часу вечера. Где-то неподалеку, по огородам, несся звонкий лай собаки, должно быть, преследующей лису.
– Тоже ловит кого-то! – беззвучно засмеялся следователь. – Так и я, батюшка! Ловить ловлю, а радости нету… Почему, не знаю…
Он сосредоточенно задумался, собрав лоб в крупные морщины:
– Понимаете, с самого детства мне было неприятно зло и я всегда заступался за слабых. А когда подрос, подумал-подумал и подался в милицию, чтобы со злом бороться. Выучился, должность получил. Только вот в чем дело: всякие преступления умею распутывать, а на душе иной раз так тяжело, что смотреть на мир воротит… Начал-то я бороться с людьми, а теперь с кем борюсь? Не пойму…
– Поясните, пожалуйста, – попросил я задумавшегося следователя.
За окном послышалось негромкое позвякивание колокольчиков возвращающихся с пастбища коров.
– Видите, батюшка, чем больше я работаю, тем сильнее убеждаюсь, что люди сами по себе таких ужасных дел, какие творятся, делать не могут. Просто мозгов не хватит у нормального человека, тем более у ненормальных. Настолько изощренная хитрость и злоба, что становится порой страшно. Мне иногда кажется, что борюсь с самим дьяволом! Вот когда пошли такие дела, я к Церкви обратился, моя жена тоже. Стало полегче, но все равно непонятно! Растолкуйте мне, прав я или нет! – Он вопросительно посмотрел на меня.
– А кого вы, собственно, ловите?
– В нашей работе следователей есть определенные типы людей, совершающих преступления. У одних это наследственное воровство. В Ростове, к примеру, были улицы, где жили поколения воров, которые ничего не делали, только воровали и грабили. У них даже выражение лиц одинаковое. Вторые – это погнавшиеся за «легкими» деньгами, хищения, кражи и тому подобное, и пойманные с поличным. Это, так сказать, бытовики. Но самое страшное, когда человек разрешает себе наслаждение злом и идет на все, даже на убийства. Тогда как будто какая-то злая воля берет над ними власть, и такие люди, внешне выглядящие обычно, незаметно, душой словно уподобляются дьяволу или не знаю кому – настолько коварны и хитроумны их уловки и приемы! И поймать таких злодеев очень трудно. Они и сами не знают, когда пойдут на очередное преступление. Мне представляется, что именно в таких случаях мы боремся уже не с людьми, а с дьяволом.
– Игорь, это все темные тайны мира сего, и тебе довелось добраться до самых истоков зла. Те, кто возлюбил мир сей без Христа, разлагаются заживо – и душевно, и телесно. А дурные страсти разрушают жизнь человека полностью! Ведь убийства большей частью происходят из-за чего?
– На почве ревности и денег, как водится.
– Так. Значит, похоть и сребролюбие – мотивы убийств?
– Верно.
– А все подобные страсти – слуги дьявола. Кто попал в его лапы, теряют человеческий облик и сами становятся подобными демонам. Дьявол – человекоубийца искони, как сказано в Евангелии. Все раскрываемые вами ужасные преступления зарождаются оттуда, из сатанинских изощренных замыслов, поэтому их трудно раскрывать. А раскрыв, трудно удержаться от гнева и ненависти…
– Вот это самое, батюшка, и мучает меня! – Следователь сильно поскреб затылок. – Иногда враг страшно нападает! Я тогда ладаном кажу в нашей комнате и кроплю все вокруг себя крещенской водой.
– Конечно, от крещенской воды и ладана враг притихает на время, но бороться с грехом ты должен сам.
– Почему же грех так силен, батюшка?
– Потому что мы сами потворствуем ему!
– Это точно. А как бороться? – Игорь с надеждой посмотрел на меня.
– Иисусовой молитвой! Только верующая душа может противостоять злу. Иначе сама заболеет и споткнется, ища выход в алкоголе, или же попадает в рабство ко злу и гибнет. Чтобы не погибнуть, нужно жить по Христу.
– А как жить по Христу? – Следователь весь ушел во внимание.
– Истоки всякого зла – в дурных помыслах и желаниях. Если начнем сразу отсекать дурные мысли, к нам придет помогающая и укрепляющая благодать Божия. Мы лишь тогда понимаем, что помыслы являются нашими врагами, когда пытаемся отказаться от них!
– Разве можно избавиться от помыслов?
– Можно. Для этого есть Иисусова молитва!
– Слышал о ней, батюшка. Но каюсь – не пробовал ею молиться!
– А вы попробуйте, – и увидите ее силу! Еще есть исповедь, Причащение и Евангелие. Чем труднее вам на работе и в жизни, тем чаще исповедуйтесь и причащайтесь.
– Я исповедуюсь, но снова грешу…
– Исповедь, без твердого обещания впредь не грешить, – это пустословие и еще один грех пред Богом. Если мы невольно снова совершаем грехи, то единственный выход – постоянное покаяние и обещание Богу больше не грешить.
– Буду стараться, батюшка Симон, благословите!
Он протянул мне свои широкие ладони.
– Верю и надеюсь. Пусть Господь сохранит вас и вашу семью!
На прощание я обнял его и подумал: «Какой умница! Есть же такие парни на белом свете… Ими только все и держится!»
Упрочь целомудрие души моей, Боже, Твоей животворящей благодатью. Укрепи сознание грехов моих ясновидящей мудростью Твоего Святого Духа. Исполни сердце мое чистотой святости Твоей, ибо Ты целиком вселяешься в меня, забывая о Самом Себе, как и я забываю самого себя, погружаясь в светлейшие сияния славы Твоей, Христе. Развей напрочь мифы души моей о земной тщеславной любви, чье имя – убийственная привязанность, но войди в глубины души моей, призывающих Тебя испокон веков, чтобы они навечно соединились с глубинами Небесной природы Твоей, Боже. Тогда Ты всецело становишься мной, а я теряю это ничтожное самодовольное «я», исчезающее, как дым на ветру, и безмерные пространства бытия Твоего становятся пресвященнейшей Троичностью непостижимой Твоей любви.
ПОСЛЕДНИЕ ВРЕМЕНА
Избравшие мир сей привременный делаются страдальцами его в тревогах, страхах, напастях, болезнях и смертях. Избравшие Царство Небесное становятся святыми мучениками Его ради Христовой любви. И первые пожинают горькие плоды страданий своих ради мира сего: разочарование от неудач, уныние от крушения надежд, тоску по несбывшимся мечтам, отчаяние от крушения всей жизни и, под конец, вселение в пламенеющие бездны. А вторые наслаждаются венцами мученичества ради Христа: чистотой сердца, просвещением ума, благодатным веселием души, зрящей Христа в сокровенной обители внутри себя, восседающего на Престоле славы одесную Отца Небесного в сиянии Святого Духа.
Меркнущее солнце медленно пряталось за скальный гребень Бзыбского хребта, когда я, нагруженный маскировочной сеткой, банкой зеленой краски и продуктами, карабкался по скалам, поднимаясь к милой церквушке Рождества Пресвятой Богородицы. Наконец, переведя дух, я сбросил тяжелый рюкзак и присел на пороге. Удивительно, что в то время все эти переходы вверх и вниз по крутым склонам представлялись мне утомительным и изматывающим трудом, но они же и оздоравливали тело и душу, как это видится ныне. Когда впоследствии, ради постоянного пребывания в молитве, я оставил всякое движение, то ослабело не только тело, но и молитва. Не всегда то, что кажется трудным, является таким и на деле: зачастую все эти трудности являются признаками нашего физического и душевного здоровья. Бог именно поэтому и дает нам преодолевать их, сначала укрепив наше духовное и физическое состояние.
Следующий день выдался жарким, но с белоглавых вершин веял порывами холодный ветер и приятно охлаждал тело. Зеленой краской я разрисовал бревенчатые стены кельи, имитируя хвойные лапы, раскинул по крыше маскировочное покрывало и отошел в сторону полюбоваться сделанной работой. Теперь церковь выглядела издали как большой зеленый камень. Порадовавшись этому эффекту, я вспомнил с признательностью Валеру; благодаря его заботе теперь можно чувствовать себя в безопасности.
Тем временем ветер усилился. Иногда он врывался в открытые окна и дверь и ворошил страницы книги на столике, которую я читал: «Жизнеописание Афонских подвижников благочестия». В этой книге посчастливилось найти много дельных советов для желающих уединенного жития, и я углубился в нее, подчеркивая важные для меня места. Скоро почти все строки оказались подчеркнуты, настолько ценны оказались для меня сведения о монашеской жизни, не подвергнутые редактированию.
Жары в келье не ощущалось, поэтому я разжег печь, чтобы сварить похлебку из чечевицы. Страница за страницей увлекли меня настолько, что я забыл обо всем. Краем уха мне послышалось странное потрескивание. Я осмотрелся: в келье все было в порядке. Этот треск доносился снаружи. Неторопливо я вышел из кельи и обомлел – горела бездымно сеть, которой я укрыл кровлю. Полыхая веселым ярким пламенем, она на глазах превращалась в пепел. Занялся огнем даже желтый пластик.
Как нарочно, в канистре воды находилось всего на донышке, а бежать за водой не позволял пожар. Не раздумывая, я кинулся на крышу и голыми руками принялся гасить пламя, сбивая его, срывая остатки горящей сети с крыши и бросая объятые пламенем клочья вниз, на скалы. Но огонь с жуткой веселостью, словно играя, сильно занялся в другом месте, охватив большую часть крыши. В отчаянии, понимая, что все кончено, я закричал: «Пресвятая Богородица, ведь это Твоя церковь! Помоги мне, погаси пожар!» Гудящие и пляшущие языки пламени стали уменьшаться, словно придавленные невидимой силой, и внезапно исчезли, как будто не было никакого пожара. Лишь обгоревшие куски маскировочной сетки, листы превратившегося в пепел пластика и саднящие обожженные руки свидетельствовали об обратном.
Я упал на колени: «Слава Тебе, Пресвятая Богородица, Заступница наша и Защитница! Если бы не Ты и не Твоя скорая милость, эта церковь сгорела бы дотла! Пусть теперь она стоит без сетки, как есть… Если Ты не сохранишь келью Своим милосердием, как я могу ее уберечь?» Оставшиеся недели прошли спокойно: вертолет не пролетал, и я перестал пристально вглядываться в тревожный горизонт. Ночные дожди смыли остатки обгоревшей сетки, а дыры от сгоревшей кровли я заткнул остатками пластика. Только черные пятна пожарища на крыше безмолвно говорили о минувшей опасности.
В скиту при моем появлении началась суматоха. Навстречу выбежал взволнованный Аркадий, поправляя сползающие на нос очки:
– Батюшка, чудеса! Отец Пимен приехал!
Новость удивила меня:
– Правда? А где он сейчас?
– Беседует с людьми на Псху. Потом сюда собирается! Шишин заехал на лошади и сообщил.
Пока мы наводили в доме и на кухне порядок и чистоту, насколько это было возможно, со двора донесся знакомый зычный голос:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!
– Аминь! Аминь! – ответили мы с послушником в два голоса.
Во дворе начались приветствия: с верхней поляны спустились отец Ксенофонт и послушник Евгений. Архимандрита сопровождали два монаха: один высокий, худой, склонявший в разговоре голову на плечо, другой помоложе, расторопный и бойкий, по виду – келейник.
– Отец Симон, а мы к тебе! Как спасаешься?
– Твоими молитвами, отче! Благослови…
Отец Пимен представил мне своих спутников: высокого и худого иеромонаха Онуфрия и молодого иеродиакона Симеона, с юношеской кудрявой бородкой.
– Ты на вертолете прилетел, отче? – спросил я после приветствий.
– Ново-Афонский монастырь машину дал, «Газель», на ней и добрались. До сих пор спину ломит. Лучше бы летел вертолетом… Место для нас найдется?
– Найдется, найдется… – захлопотал Аркадий, указывая, где можно устроиться.
– Отец Симон, благословите, я уйду в палатку, а отец игумен пусть устроится в моей комнате, – выступил с дельным предложением Евгений.
После молебна в новопостроенной церкви в честь великомученика Пантелеймона, за вечерним чаем мы проговорили допоздна. Архимандрит поведал нам, что монастырь быстро возрождается, хотя возникло много проблем с местными жителями, пока еще живущими в стенах обители. Святейший Патриарх Алексий принимает участие в возрождении северной святыни, так как с юности любит эту известную обитель. Маленький отец Херувим теперь знаменитый духовник, и к нему теплоходами едут паломники на исповедь и совет.
– Ты бы хотел посетить наши края, отец Симон? – полюбопытствовал мой друг.
– С радостью! – ответил я, видя для себя пользу пообщаться с монахами, и особенно с монастырским духовником, отцом Херувимом.
– Это хорошо! – удовлетворенно улыбнулся мой друг. – А что, литургию послужим в вашем новом храме? Когда-то мы мечтали его построить, а теперь он уже стоит… Дивны дела Твои, Господи! Это все ты построил, Симон?
– Большую часть церкви срубил твой постриженник. Я только начал стройку, а все остальное – его рук работа! Верно, отец Ксенофонт?
– Простите, отче, что построил сруб с недостатками: углы плохо связал, – смиренно откликнулся иеромонах.
– Это ты видишь сам свои недостатки, а на мой взгляд – неплохо сделано!
Архимандрит критическим взглядом еще раз окинул нашу церквушку, затем обернулся ко мне:
– Отец Симон, а на Грибзу сходим?
– Это можно. Все пойдем? – уточнил я.
– Ну, кто там уже был, может не ходить. А мне интересно взглянуть. Впрочем, кто хочет, может пойти с нами…
– Я пойду, если благословите! – Аркадий с надеждой посмотрел на игумена, который одобрительно похлопал его по плечу. В поход решили пойти и спутники моего товарища – иеромонах с иеродиаконом.
– Тогда утром и двинемся на Грибзу. Только долго не будем задерживаться, глянем, – и обратно. Мне скоро уезжать, время поджимает. Дела, дела монастырские ждут, – вздохнул отец Пимен.
– Батюшка, приглашаю вас в гости осмотреть мое уединение!
Иеромонах Ксенофонт махнул рукой в сторону леса. Архимандрит вопросительно посмотрел на меня.
– Это недалеко, отче. На ореховой поляне, – пояснил я.
Возле шалаша, над которым крутился столб мошкары, игумен остановился в недоумении, затем обошел аскетическую постройку вокруг. Отец Ксенофонт пролез внутрь, приглашая моего друга следовать за ним.
– Нет, нет, туда я не пойду, – запротестовал наш бывший скитоначальник. – И вообще, я не одобряю таких сооружений. Это какой-то запредельный аскетизм. Тут и умом можно тронуться… Нет, это не по мне, отец Ксенофонт. В такой конуре просто нельзя жить, это мое мнение…
– А мне на Серебряном строят келью, отче! – высунул в проем свою голову иеромонах.
– Такую же, как эта? – строго спросил игумен.
– Нет, нормальную, как у отца Симона!
– Ну, тогда другое дело, – с облегчением вздохнул архимандрит.
На следующий день мы ходко поднялись на Грибзу. Эти места навеяли игумену много воспоминаний. Он долго ходил по черничной поляне, углубившись в себя:
– Вот бук, который мы тогда пилили. Чуть не убил меня… Вот место, которое тогда я выбрал себе под келью, до сих пор мне нравится… А церковь просто отличная! Дай-ка я ее сниму… Стань рядом, отец Симон! Теперь я за тебя спокоен, все сделано добротно, – по-хозяйски осматривал наши места архимандрит.
– А в верхнюю келью поднимемся? – спросил я.
– А где она? – вопросом на вопрос ответил гость.
Я указал рукой вверх. Архимандрит взглядом измерил высоту.
– Спасибо, отче, конечно, хочется посмотреть, но вряд ли поднимусь. – Он с сомнением покачал головой. – Силы уже не те… Вы готовьте ужин, а я здесь с четочками на скамье посижу. Вид просто замечательный…
Под отблески вечерней зари на склонах Чедыма поляна медленно погружалась в темноту. Фейерверки светлячков в зарослях черники начали свой ночной танец. До ужина игумен сидел на скамье и все глядел на горы, пока лиловая вершина Чедыма не ушла в темноту. Поздним вечером мы остались вдвоем в келье, остальные улеглись в палатке. Слышно было, как мой товарищ долго не спал, все вздыхал и ворочался…
На Псху народ не отходил от архимандрита, люди расспрашивали о Москве, о Питере, о новом монастыре и новой власти в России. На встречу с почетным гостем собрались все послушники, жившие на Псху. У Василия Николаевича за столом не хватало места.
– А что, отцы-пустынники, если вас так много, вопрос на засыпку: поможете мне яблоки собрать? Урожай большой в этом году! Ешьте их сколько угодно!
Хозяин засмеялся, посматривая на всех искоса.
– Это можно, – степенно согласился игумен. – Я тоже потружусь в память о прежней жизни.
Яблочный дух носился над осенним садом. Тонко пахло горьковатым дымом пожухлой листвы. Хрусткие сочные яблоки брызгали сладким ароматным соком. Весело ржали лошади, пасшиеся в луговой траве. В первой летящей паутине уже чувствовалось дыхание осени.
